Текст книги "Американский герой"

Автор книги: Ларри Бейнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Глава 38

Особенность предложения Этуотера заключалась в том, что в одно мгновение оно выглядело чрезвычайно убедительным и привлекательным, а уже в следующее казалось совершенно безумным. В нем содержалась двойственность гулящей девки, с которой невозможно жить, но которую тут же берешь, как только она оказывается рядом. Поэтому, расставшись с этой запиской, больше всего президент желал, чтобы она окончательно исчезла. А когда выяснилось, что она уцелела, он начал ждать, что презентация режиссерской идеи выльется в попытку нарядить шлюху на бал, когда чем больше стараешься, тем очевиднее становится, кем она является на самом деле.

Джеймс Эддисон Бейкер III занимает крайне негативную позицию. Хотя именно он и познакомил президента с этой запиской. Уже одно это должно было бы послужить предостережением для Буша. Бейкер обладал особым чутьем, чтобы не сказать даром, дистанцироваться от любых неприятностей. Поэтому Буш всегда недоумевал, почему «младший братик» Бейкер «всегда оказывается прав». [88]88
  «Тайм», 2/13/1989.


[Закрыть]Бейкер играл роль не просто спутника президента на авиалайнере номер один. Президент ценил его мнение настолько высоко, что иногда ему казалось: любую проблему можно решить, просто поручив ее Бейкеру. [89]89
  Позднее, когда у Буша возникли затруднения с переизбранием на второй срок, он просто объявил, что «приезжает Бейкер», словно одно его появление могло, как по волшебству, все изменить. Что касается экономики, которой Бутл занимался в течение четырех лет и провал в области которой стал главным доводом его противников, то в случае переизбрания он обещал передать ее Бейкеру, вероятно полагая, что все американцы воскликнут: «Ну ладно, тогда оставайся!»
  Не ошибался ли Бутя относительно Бейкера? Обзор прессы, посвященной Джеймсу Эддисону Бейкеру III, убеждает в том, что он был или единственным дееспособным человеком в Вашингтоне, или выдающимся шарлатаном.
  Бейкер начал свою политическую карьеру, приняв участие в избирательной кампании Буша, когда тот баллотировался в Сенат. В 1975 году Буш убедил Форда назначить Бейкера помощником секретаря по делам торговли. Затем тот участвовал в избирательной кампании президента Форда и завоевал его признательность тем, что помог «на йоту опередить Джимми Картера» («Тайм», 2/13/1989). В 1980 году он возглавил первую президентскую кампанию Буша и убедил его вовремя снять свою кандидатуру, несмотря на сохранявшуюся возможность победить. Рейган наградил за это Буша постом вице-президента, а Бейкер стал главой администрации, а затем министром финансов.
  Его главным достижением на посту министра финансов стала девальвация доллара, что произошло исключительно благодаря его инициативе и политическому опыту. Считалось, что это поможет Америке стать конкурентоспособной и снизит ее торговый дефицит. Критика этой политики содержится, в частности, в книге Дэниела Бернстайна «Йена! Новая японская финансовая империя и ее угроза Америке» (Саймон и Шустер, 1988). Автор утверждает, что эта резкая девальвация, будучи изолированной мерой, имевшей целью превращение Америки в страну-экспортера, предоставила японцам огромные преимущества, практически вдвое увеличив ценность их валюты, что за одни сутки сделало их вдвое богаче. Причем это не заставило японцев покупать больше американских товаров, это привело к тому, что они еще глубже внедрились в американскую экономику, скупая недвижимость, финансовые организации и бизнес-корпорации.
  Иными словами, проиграли все – и Буш, и Форд, и экономика Соединенных Штатов. Зато повысился авторитет Бейкера как человека, который всегда прав.
  В 1988 году Бейкер возглавил избирательную кампанию Буша. Не говоря, конечно же, о Дэне Квейле, который был выбран Бушем без согласования с Бейкером, и негативной рекламе, которая приписывалась Этуотеру и Эйлсу.
  И наконец Бейкер победил. Если бы на свете была справедливость, то его репутация неизбежно должна была бы покачнуться. Но ее нет и не было. Он стал государственным секретарем и сохранял за собой этот пост в течение всех тех лет, пока Восточная Европа избавлялась от власти Советского Союза, появился и исчез Горбачев, в России закончилось правление коммунистов, произошел путч, закончившийся разгромом, и даже в Китае началась демократизация общества, которая была жестоко подавлена правительством. При этом Соединенные Штаты оставались в стороне от всех этих событий. Если считать, что любое действие усугубляет положение вещей и нет на свете положения, которое было бы максимально благоприятным, – точка зрения, которая иногда оказывается справедливой, – то тогда возвышение Бейкера является абсолютно оправданным.


[Закрыть]

И хотя Бейкер попытался донести до президента, что не одобряет этот проект, однако он не предпринял против него никаких решительных действий. Еще в большей мере, чем президент, он был убежден в том, что ни Хартман, ни Бигл не смогут оживить эту идею, как Пигмалион – Галатею. Бейкер родился в состоятельной семье и знал, что никто не станет растрачивать свои деньги, участвуя в бессмысленных битвах. Но даже Бейкер не решался возражать Бушу, который, раз приняв какое-нибудь решение, обрывал своих оппонентов непререкаемым доводом: «Если ты такой умный, почему президент я, а не ты?»

И лишь Хартман с Биглом не ощущали никакой двойственности и стремились лишь к тому, чтобы реализовать эту идею. Бигл, как истинный художник, хотел во что бы то ни стало воплотить свой замысел. А Хартман мечтал об осуществлении самого грандиозного кинопроекта. И дело было не только в славе и самоутверждении: им двигала неукротимая жажда власти и денег.

Бигл чувствовал, что может поставить блистательную войну. Одно из свойств великого режиссера заключается в способности потратить десять, двадцать, а то и шестьдесят миллионов долларов для того, чтобы рассказать простенькую историю о том, как муж обманывает свою жену, или человек переодевается в летучую мышь, или учит кого-то правильному произношению, или работает шофером у пожилой дамы. Все дело в рекламе. Бигл был настоящим ветераном встреч со спонсорами и знал, что успех или провал не может зависеть от мелочей: их всегда можно изменить и утрясти. И даже концепция не имела никакого значения, хотя большинство заблуждалось на этот счет, полагая, что все дело в замысле; даже спонсоры зачастую считали, что вкладывают деньги именно в замысел. На самом же деле умение получить деньги заключалось в таланте Люка Звездопроходца, уничтожающего Мертвую звезду: надо было отыскать тайные, неведомые пути, совершить массу поворотов и наконец найти незащищенный участок, так чтобы бомба угодила точно в сознание.

И Хартман был полностью согласен с этим.

Его радовало, что Бигл хорошо поработал и, хотя все еще находилось в процессе разработки, уже спланировал идеальную войну, соответствующую чаяниям современной аудитории. Она была в состоянии даже выдержать критику и анализ так называемых настоящих полковников, во власти которых и находились деньги, пресса и службы безопасности. Однако убедить человека с помощью одних аргументов невозможно, он признает справедливость аргументов лишь в том случае, если они совпадают с его истинными желаниями.

И когда проект достигает стадии, на которой его уже можно продавать, Хартман звонит президенту. Поразительно, насколько сложно президенту Соединенных Штатов сделать что-нибудь незаметно. Жесткое расписание, протокол, целое море сотрудников и придворных, охрана, предупреждающая каждое его движение, и аппаратура – всего этого такое же изобилие, как при дворе Короля-Солнца или императора династии Минь. То, что раньте передавалось из уст в уста, теперь передается с помощью микроволновых передатчиков и спутниковой связи, и весь мир оказывается в курсе того, что его президентское величество ело на завтрак, с кем о чем разговаривало и как у него сработал желудок.

Естественно, официальные сообщения и ежедневные бюллетени совершенно не отражали того, что говорилось на самом деле. В этом и заключалась главная хитрость, как с «похищенным письмом»: все тайные действия должны лежать на поверхности. Невозможно было скрыть встречу с Дэвидом Хартманом и Джоном Линкольном Биглом. Весь фокус заключался в том, чтобы она выглядела случайной и незначительной, но при этом длилась достаточно долго, дабы можно было все обсудить. Они договорились встретиться в доме Боба Хоупа в Палм-Спрингз, поездку туда можно было выдать за желание поиграть в гольф. Однако Хартману еще не удалось нащупать проход в сознание Джорджа Буша, который обеспечил бы ему безоговорочное подписание сделки. И поэтому он обращается к Сунь-Цзы. Иногда его афоризмы оказывались прожекторами, освещающими поле боя, а иногда криптограммами из игры «мусорщик идет на охоту». И Хартман, все еще неуверенный в собственных силах, берет с собой миниатюрное издание «Искусства войны», «которое кладет в карман в надежде на то, что его волшебная мудрость просочится в него с помощью эфира или осмотическим путем.

Буш с довольным видом возвращается после игры в гольф. Он любит играть и находиться на свежем воздухе. Это на руку Биглу и Хартману. Однако время еще раннее, и халцион президент примет еще нескоро. А значит, им придется как следует потрудиться. К тому же на встрече с ледяным видом присутствует Бейкер. Хартману хватает одного взгляда, чтобы понять, что Бейкер занимает отнюдь не нейтральную позицию и готов оспаривать любые аргументы. Но Хартману только этого и надо – ему необходим соперник, с которым он мог бы состязаться. Нанести поражение воображаемому противнику невозможно. [90]90
  В «Искусстве войны» это выражено с помощью обратного утверждения: «Идеальная стратегия заключается в отсутствии какого бы то ни было положения. Даже самая хитроумная разведка не может определить противника, не имеющего определенной диспозиции, что лишает возможности ориентироваться даже самых мудрых».


[Закрыть]Но как только противник становится на ту или иную позицию, появляется возможность выработать свою стратегию.

Каковы будут доводы Бейкера? Первый и самоочевидный: что Хартман и Битл являются представителями Голливуда, а следовательно, безответственными киношниками, которым невозможно доверить дела государственной важности. Хартман улыбается. Он уже заготовил свое любимое высказывание Сунь-Цзы: «Война есть не что иное, как ложь». Следует ли ему принимать удар Бейкера? Лишь глупец вступает в конфронтацию. Мудрый человек маневрирует таким образом, чтобы необходимость в сражении отпала. Только представьте себе – он вскакивает и кричит: «Мы серьезные люди и относитесь к нам серьезно!» Любая зашита против такого обвинения может лишь укрепить его. Поэтому пусть Бейкер нападает – он не найдет здесь противника.

И он вспоминает еще одну цитату из Сунь-Цзы которая имеет отношение именно к такой ситуации. Он поистине заслужил пощечины от учителя дзен, если забыл ее. Это самое первое предложение трактата: «Дела военные представляют самую большую важность для страны, от них зависят жизнь и смерть, созидание и разрушение, поэтому всегда обращайте на них внимание».

– Господин президент, – начинает Дэвид Хартман, – великие вожди Америки – Дуайт Эйзенхауэр. Гарри Трумен, Джек Кеннеди ивы сами, сэр, – закалялись во время военных действий. Победоносных войн. А откуда же взяться завтрашним лидерам? – «Слушайте-слушайте, мистер Бейкер, – говорит про себя Хартман. – Видите, с какой я начинаю патетики?» – Из поколения, прошедшего Вьетнам? Я ничего не хочу сказать о тех, кто там сражался и умирал. Они вызывают у меня глубочайшее уважение. Но они пережили поражение» И это отразилось на их сознании. Что они могут сказать в случае возникновения военной угрозы? Они скажут; «Вспомните Вьетнам. Мы не можем воевать. Мы снова проиграем. Лучше отступить». Вот что они скажут. Эти сукины дети в Конгрессе уже ответили вам это, когда речь шла о Гренаде, Панаме, Ливии и Ливане. Потому что это кучка неудачников. «Мы не хотим, чтобы это превратилось в новый Вьетнам». Я не стану утверждать, что это прирожденные трусы. Просто они ориентируются на свой предшествующий опыт…

– Я бы не сказал, что в Америке больше нет лидеров, – замечает Бейкер.

«Ах, мистер Бейкер, – думает Хартман, – я только что заманил вас в ловушку, а вы и не заметили».

– Вы из Техаса, – продолжает он, обращаясь к обоим. – Что вы скажете своему сыну, если его сбросит лошадь? Вы скажете, чтобы он снова сел в седло. А если он ответит: «Нет, папа, это не для меня. Лучше я поступлю в балетную школу», вы наверняка сделаете все возможное, чтобы он таки оказался в седле. Я в этом даже не сомневаюсь. Вы нужны Америке, господин президент. Вы нужны ей для того, чтобы она снова оказалась в седле. – Проверка. Слишком грубо? Нет. В самый раз.

«Ну что ж, мистер Бейкер, – думает Хартман, – вот вы и попались. Теперь вы знаете, где расположена моя артиллерия».

– Я читал записку Ли. Мы все ее читали. И теперь я хочу вам кое-что сказать: если бы речь шла только о выборах, я бы никогда за это не взялся. Я бы не стал рисковать жизнью ни одного американского парня ради чьего-то переизбрания. Да и вы бы наверняка этого не сделали, господин президент. Вы знаете, что такое война, и вы честный человек.

«Этот сукин, еврей круто загибает», – думает про себя Бейкер. [91]91
  Мог ли Бейкер так подумать? Говорил ли он: «Да пошли эти евреи – они все равно за нас не голосуют»? «Нью репаблик» утверждает, что говорил, хотя его пресс-секретарь Маргарет Татвайлер отрицает это.


[Закрыть]

– Однако дело не в этом, – продолжает Хартман. Даже если он и догадывается, о чем думает Бейкер, похоже, это его нисколько не волнует. – Америке нужна война, чтобы она вспомнила о том, что такое победа. Следующее поколение лидеров должно быть испытано в битвах, оно должно научиться побеждать и обрести уверенность в своих силах. Если вы садитесь за покерный стол и каждый несмышленыш догадывается, что вам страшно, он будет блефовать, обыгрывая вас раз за разом, пока не разденет догола. Люди, противостоявшие Советскому Союзу – самой мощной военной державе, обладавшей ядерным оружием, – были победителями. А что, если на ваше место придет еще один Джимми Картер? Тогда Америка снова начнет отступать перед аятоллой, наркодилерами Южной Америки, гангстерами и Каддафи.

И больше всего меня пугает, господин президент, что следующее за вами поколение склонно вернуться к миротворческой политике. Вы должны спасти нас от этого, господин президент.

– Без мыла влезет, – замечает Бейкер. Время от времени он любит пользоваться техасскими изречениями – это дает ему ощущение того, что он говорит с народом на одном языке. Однако на самом деле он даже не скрывает уважительной нотки в своем голосе. Он уже понимает, что если Хартман и Бит сумеют не испортить оставшуюся часть презентации, то их предложение явно получит шанс на существование. И снова эта чертова записка Ли Этуотера обретет право на жизнь. Была ли она результатом гениального прозрения политика, обладавшего обширными историческими познаниями, или всего лишь бредом сумасшедшего, страдающего манией величия?

Глава 39

Наступает время изложения сюжета, и Хартман передает бразды правления Биглу, который спокойно и просто излагает историю, как делал бы это, разговаривая с каким-нибудь продюсером, живущим между валиумом, кокаином, неотступным страхом, что он лишится работы, если не примет решения, и изматывающим чувством, что любое принятое им решение может стоить ему работы.

Сюжет таков.

«Все начинается со вторжения. Внезапного. Неожиданного. Ничем не спровоцированного. Танки пересекают незащищенную границу. Это вторжение не имеет никаких оправданий ни с точки зрения нравственности, ни с точки зрения норм международного права. Завоеватели – настоящие варвары. Они совершают зверства по отношению к женщинам, детям и частной собственности. А их вождь – истинный Гитлер. Новый Гитлер.

За последние годы многих людей называли Гитлерами. Но они вершили свои бесчинства в собственных странах. Этот же стремится к завоеваниям. И это нашествие – только начало.

Однажды нам уже не удалось разобраться, и тогда мы говорили: „Это не нашего ума дело". Мы сидели и ждали, пока противник не разбомбил Пирл-Харбор. Теперь мы не можем себе этого позволить. Потому что у нас есть лидер, воспринявший уроки истории. Если бы мы остановили Гитлера в Чехословакии, а японцев в Маньчжурии, то не было бы Второй мировой войны. Теперь это не пройдет. И мы не будем заниматься миротворческой политикой.

Мы собираем союзников: Англию, Францию и Россию, – мы снова вместе. Мы встаем на защиту демократии, правопорядка и неприкосновенности государственных границ. Мы даем приют правительству в изгнании. На этот раз нас поддерживают даже немцы и японцы. И все остальные мелкие страны. А также ООН. Сердце наполняется гордостью, когда видишь все эти развевающиеся флаги разных стран, вставших на борьбу с тираном.

Весь мир понимает, что завоеванная страна не более чем дворняжка в мировом сообществе. И не важно, насколько мы превосходим нового Гитлера, – мы сражаемся за права этой дворняжки. Мы сражаемся за дворняжку.

Следующая стадия – консолидация сил.

Мы собираем свои и союзные войска. Хотите соглашайтесь, хотите нет, но я думаю, что мало кто в состоянии противостоять нам дольше, чем Панама или Гренада. Поэтому одним из основополагающих пунктов для нас является безопасность. Смертей будет не больше, чем дома на выходных. Меньше всего нам нужны мешки с трупами, которые неделя за неделей будут заполонять экраны телевизоров, и мы этого не допустим. Однако за то время, которое уходит у нас на консолидацию сил, мы показываем, какими сильными и опасными являются наши противники. Мы рассказываем о том, какая нам предстоит сложная задача. Сколько мужества и героизма потребуется для того, чтобы справиться с этим фанатичным, оголтелым, опытным и хорошо вооруженным врагом.

Моделью для этой войны является Суперкубок. Эти соревнования требуют длительной подготовки, даже не считая игр плей-оф. Для формирования соответствующего имиджа требуется по меньшей мере две недели, то есть триста тридцать шесть часов. И все это ради часовой игры.

И вот наступает эта большая игра. Мы вступаем в страну и наносим поражение противнику. За один час. Как в регби. Мы возвращаемся домой. Все кончено. И устраиваем парад победы». [92]92
  Хартман был доволен тем, что этот план находился в соответствии с одним из основных постулатов Сунь-Цзы, хотя Бигл и пришел к нему окольными путями: «С тех пор как я понял, что военная кампания может быть быстротечной, я перестал видеть преимущества в затяжных войнах. Не было еще ни одной страны, которая выиграла бы от ведения затяжной войны».


[Закрыть]

Хартман, для того чтобы помочь сделать Биглу сэгуэ к следующему этапу, говорит:

– А теперь давайте сделаем паузу и поговорим о реальных вещах. Удастся ли нам соединить все эти элементы – Гитлера, Польшу, союзников и уверенность в победе? – словно это и есть разговор о реальности.

Бигл смотрит президенту в глаза. Он не торопится отвечать. Собеседников надо убедить в том, что все хорошо продумано, предусмотрено и не предполагает ковбойского наскока.

– Существуют неопровержимые факты. Соединенные Штаты могут начать войну без непредвиденных отрицательных реакций. Это факт. Мы можем вести войну практически без жертв. Это тоже факт. Поэтому на самом деле проблема заключается лишь в обрамлении. Здесь нет ничего нового. Речь идет лишь о том, чтобы использовать это обрамление более эффективно. Как только мы это осознали, мы поняли, что моя роль не является такой уж радикальной, как это может показаться на первый взгляд. И, имея все это в виду, я отвечаю «да». Мы определенно сможем это сделать.

Бигл говорит, что место действия должно находиться на Востоке или в Северной Африке, и объясняет почему. [93]93
  Бигл считает, что с кинематографической, военной и политической точек зрения Соединенным Штатам нужно нечто вроде ровного футбольного поля с разметкой для регби.
  В джунглях, как во Вьетнаме, или в горах, как в Италии и Югославии, ты кого-то убиваешь, побеждаешь, а потом оглядываешься и видишь, что остальные попрятались за деревьями или в пещерах.
  А в пустыне, степи или на равнине противника можно изгнать раз и навсегда.
  Поэтому исходя из ландшафта Соединенные Штаты не должны вести войну в Южной Америке, Юго-Восточной Азии, большей части Африки, Индонезии, на Филиппинах и в Корее. Помимо этого у Бигл а были еще и политические соображения. Никаких войн в Европе. Это слишком дорого. Никаких ядерных войн. Что исключало Россию и Китай. Несмотря на то что некоторые области черной Африки являются умеренно военизированными, интуиция Бигла подсказывала, что лучше туда не соваться: даже в случае войны черных против черных можно было запросто оказаться расистом. Очень привлекательными выглядели русско-монгольские степи. Но, увы, они были труднодоступны, так как с одной стороны их окружали непроходимые горы, а с другой – ядерная держава.
  Индийский полуостров представлял собой политическую каверзу, уже не говоря о наличии ядерной бомбы. Кроме того любая война приняла бы там религиозный оттенок – индуисты против мусульман, что гораздо менее привлекательно по сравнению с христиано-мусульманской конфронтацией. Но как выяснилось, признаком истинной гениальности являлась организация мусульмано-мусульманского конфликта.


[Закрыть]Оба эти района предоставляют вполне приличный ассортимент Гитлеров – Муамар Каддафи, Хафез Асад, Саддам Хусейн, Рафсанжани или на худой конец, какой-нибудь новый аятолла.

Недостатка в Польшах тоже нет. Ливия снова вторгается в Чад, или в Судан, или в Алжир, или даже в Египет. Алжир может захватить Марокко. Ирак может напасть на Саудовскую Аравию, Кувейт или Сирию. Иран может пересечь залив и начать агрессию против Арабских Эмиратов, Омана, Кувейта или Саудовской Аравии. Сирия может захватить Иорданию.

– Мы вступаем в ту область, которая потребует магистра дипломатии, – говорит Хартман, обращаясь к президенту. – Человека, который лично знаком с главами государств.

– Нас поддержит Мэгги Тэтчер, – размышляя вслух, говорит президент – Я могу переговорить с Миттераном. Что касается Горби, то, сказать по правде, он в нас нуждается гораздо больше, чем мы в нем. Тут у нас есть преимущество, так как ООН в наших руках.

– Я бы только хотел знать, – говорит Бейкер, – как вы собираетесь убедить кого-нибудь из глав государств исполнить роль Гитлера в вашем фильме. А что, если они вспомнят о том, что Германия проиграла, а Гитлер закончил свои дни в бункере? Вы собираетесь предложить им заведомо проигрышную ситуацию, и они не настолько глупы, чтобы не понимать этого.

– Мы рассматриваем Гитлера как подлеца и негодяя высшей марки, – отвечает Бигл. – Но на Среднем Востоке многие считают его героем. Там восхищаются его силой. Там верят в мученичество. К тому же это возможность сыграть выдающуюся роль на мировой сцене. И даже проигрыш в конфликте с Соединенными Штатами сделает из них героев в арабском мире. Поэтому, хотя мы и считаем это заведомо проигрышной ситуацией, в глазах людей с другим менталитетом это предложение будет выглядеть беспроигрышным. По крайней мере на первый взгляд.

– И тут вам повезло, что именно я являюсь вашим президентом, – встревает Буш. – Я не шучу. Кто из президентов обладал такими связями, таким опытом и такой проницательностью, чтобы осуществить эту затею? Вы замыслили очень сложное дело. Война никогда не бывает простой. Но эта предполагает участие союзников, противника, а на каком-то этапе, возможно, вам придется привлечь ЦРУ и даже ООН. В Америке еще не было ни одного президента, который работал бы в ООН и мог утверждать, что знает структуру этой организации. Или, например, Китай. Ну вы понимаете.

Чем больше Буш слушал, тем больше ему нравилось то, что придумали эти голливудские ребята. По крайней мере теперь он знал, чем ему заняться. А Джордж не умел сидеть без дела. И как ни странно, даже будучи президентом и постоянно находясь в движении, он испытывал дефицит занятий. Отчасти это объяснялось тем, что он взял на себя обязанность не совершать ничего существенного в области политики, продолжая стратегию Рейгана, заключавшуюся в недеянии. Однако по целому ряду причин он понимал это совсем не так, как его предшественник: зачастую его недеяние приводило к полной запущенности дел или излишнему усердию, из-за чего впоследствии требовалось все пересматривать; кроме того, он не верил в философию недеяния и спал гораздо меньше, чем Рейган, поэтому отсутствие конструктивной или даже деструктивной деятельности очень его мучило.

– Я умею вступать с людьми в дружеские отношения. У меня есть друзья повсюду. Потому что люди везде остаются людьми, даже за рубежом. Я люблю людей. Я люблю Рона, хотя многие этого не понимают. Он отличный парень. Такого рассказчика еще надо поискать. Многие считали, что с ним тяжело общаться, но это не так – просто ему надо было рассказывать анекдоты. Он их очень любит. А Барбара любит Нэнси. По-настоящему. До сих пор. Надо будет их как-нибудь пригласить на обед, и мы обязательно это сделаем. Но главное – это друзья. Сейчас мы обсуждаем войну на Среднем Востоке, а у меня есть там друзья, и я уговорю их сотрудничать с нами. Я могу прямо сейчас позвонить Хосни Мубараку – они там, в Египте, переживают сейчас не лучшие времена, – и он мне ответит, хотя одному Богу известно, какой сейчас час в Каире. У кого-нибудь есть часы, которые показывают зональное время? И понимаешь, Дэвид, дело не в том, что я – президент Соединенных Штатов, просто я его друг. Барбара собирается пригласить его к нам на Рождество. Я знаю, что он не христианин, но какая разница? Кстати, о Рождестве – хорошо бы все приурочить к Рождеству Рождество всегда ассоциируется с чем-то хорошим. Военные, и в том числе женщины – не будем забывать о женщинах, – они отлично служат вдали от дома. И вот дети садятся за стол, а место, где обычно сидит нала или мама, пустует. И кто-нибудь объясняет, что папа выполняет свой долг, мире было тихо и спокойно и наши дети не должны были бы отправляться на войну.

– Мы присутствуем при знаменательном событии, – замечает Хартман. – Вы впишете свое имя в историю. А еще говорят, что Американская эпоха закончилась! Я думаю, нам удастся доказать всем скептикам во всем мире, что она продлится еще очень долго. Честное слово, у меня такое чувство, будто начало уже положено.

Джеймс Бейкер наблюдает за Джорджем Бушем, который собирается начать видеовойну. И если президент решится-таки на нее, его госсекретарь вынужден будет принять решение: ему придется либо оказаться в первых рядах, либо отойти от нее как можно дальше, с тем чтобы доказать всему миру, что он имеет к ней такое же отношение, как к выборам Дэна Квейла.

– А что, если средства массовой информации сделают то же самое, что они сделали во время вьетнамской войны? – спрашивает он.

– Дело в том, что это будет очень короткая война, – отвечает Хартман. – У меня есть несколько теорий относительно управления прессой, но суть их такова: пресса пишет лишь о том, что ей говорят. Поэтому главное – говорить им то, что вам надо, и тогда они будут печатать то, что вас устраивает. И это не имеет никакого отношения к цензуре или сокрытию источников. Если пошевеливаться, оказываешься единственным источником информации.

Как это ни грустно, если бы война во Вьетнаме длилась всего месяц, администрация могла бы рассчитывать на полную поддержку прессы.

Не хочу показаться наивным, но представьте себе Суперкубок. А теперь представьте, что он идет без четвертого тайма. То есть без конца. Никто не знает, когда закончится игра и закончится ли она вообще. Она идет день, ночь, еще один день – и так всю неделю. Все большее число игроков получает травмы. Побеждает то одна команда, то другая. Время не ограничено. Максимум счета тоже не установлен. Игроки час за часом продолжают тузить друг друга. Те, что начинали игру, уже давно получили травмы и вынесены с поля. Но теперь травмированы уже и те, кто вышел на замену. Тренеры хватают парней на улице и, несмотря на то что те совершенно не хотят играть, выталкивают их на поле. И этих новых тоже калечат Все в грязи. Не удивительно, что Америке надоедает такой Суперкубок.

Даже спортивным комментаторам уже не интересно наблюдать за этим, и они от скуки начинают задаваться вопросами: зачем причинять боль такому количеству людей? не пора ли уже закончить эту игру? зачем мы вообще в нее играем? может быть, ее запретить? Они не хотят сказать ничего плохого, просто им больше нечем заняться.

Вьетнам погубили не критики. Просто это было плохое кино. Оно слишком долго тянулось. И зрители начали выходить из зала. Вторая мировая война была первоклассным фильмом с прекрасным динамичным сюжетом и отличными актерами, поэтому все хотели досмотреть его до конца.

И вот, кажется, президент принимает решение. Он встает и принимается расхаживать по комнате, сопровождая речь жестами.

– Я поделюсь с вами, ребята, одной тайной. Я бы ее ни за что не выдал и унес с собой в могилу, но, поскольку мы уже слишком далеко зашли, вряд ли нас повесят по отдельности – будем висеть все вместе. Хотя, думаю, с нами так не поступят, если станет известно, что нас вдохновило и это. А вдохновило нас желание наконец излечить Америку от вьетнамского синдрома. И показать всему миру, что мы не колосс на глиняных ногах и не бумажный дракон.

Поэтому Гитлера должен сыграть Саддам Хусейн. Он мой близкий приятель. Я знаю, что такие решения принимаются на кастинге, – шутливо замечает президент, – и я не хочу наступать тебе на пятки, Джон. Ведь друзья зовут тебя Джоном? Или Линком?

– Джон годится, господин президент.

– А ты зови меня Джорджем. А если нам когда-нибудь доведется вместе охотиться, будешь звать меня Бушиком. Так ведь, Джимми? – когда президент был в хорошем расположении духа, он любил пошутить. – Просто я хочу сказать, что я знаю этих людей, – продолжает он, возвращаясь к серьезному тону. – Я знаю, с кем можно иметь дело, а с кем нельзя. Я могу об этом судить на основании собственного опыта. Есть вещи, которые я не могу вам рассказать, но Саддам Хусейн из Ирака отлично подходит на роль Гитлера. [94]94
  Мюррей Вас и Крэг Унтер («Сделка: тайная миссия Буша», «Нью-Йоркер», 11/2/1992) сообщают, что. когда Буш был вице-президентом, глава ЦРУ Билл Кейси отправил его с тайной миссией вступить с помощью Мубарака и короля Иордании Хусейна в контакты с Саддамом Хусейном. Кейси хотел подтолкнуть Саддама к воздушным бомбардировкам внутренних областей Ирана. Тогда последнему потребовалось бы американское вооружение, и это предоставило бы Соединенным Штатам преимущество при разрешении конфликта с заложниками. Ирак поступил именно так, как того хотели Соединенные Штаты. Взамен Саддам получил от Америки экономическую и политическую поддержку, включая доступ к спутниковому слежению и другим западным технологиям. Иран ответил на воздушные бомбардировки отчаянным наступлением пехоты в районе Басры.
  Иными словами, отношения между Бушем и Саддамом начались задолго до «Бури в пустыне». И Саддам совершал определенные военные действия по просьбе американского правительства, хотя это и стоило ему многих жизней.


[Закрыть]

Мне нравится Саддам, потому что он умеет соблюдать правила игры. Если он что-то обещает, то обязательно это выполняет. И никогда ничего не выбалтывает прессе. Не то что эти сукины дети в Иране. Они треплют своими языками, а в результате мы выглядим как последние идиоты. [95]95
  То, что вошло в историю под названием контриранской операции, началось со статьи, опубликованной 3 ноября 1986 года в бейрутском журнале «Аль Шираа», где сообщалось о том, что администрация Рейгана переправляет в Иран оружие. Эти сведения, видимо, были получены непосредственно из иранских источников.


[Закрыть]Разве он начал корчить рожи, когда узнал, что мы помогаем Ирану? Hex Знаете, что он сказал? Он сказал: «Ребята, раз вы им даете, то мне должны дать больше, чтобы все уравновесить». Я имею в виду, что это человек, с которым можно иметь дело. Ему можно сказать: «Как насчет того, чтобы на кого-нибудь напасть? Станешь героем для всего арабского мира, еще круче, чем Гитлер». И тогда мы получим войну, а уж там пусть победит сильнейший. Саддам любит крепкие потасовки.

– Я представляю себе это так, что большинство сцен можно снимать с помощью обычного видео, но все операции должны быть высокотехнологичными, – вступает Бигл, который чувствует себя уже настолько раскованным, что готов поделиться с президентом своими ощущениями и профессиональными знаниями. – Например, ночная бомбардировка в инфракрасном свете. Говоря образным языком, это должно стать центральным эпизодом всей постановки. Вы, наверное, знаете, что у меня был доступ к видеотеке Пентагона, даже к секретным материалам, и я хочу сказать, что это очень мне помогло. У них есть такие умные бомбы, которые управляются лазерами или компьютерами, так что они могут сбросить их с точностью до миллиметра. Мне бы хотелось снять, как одна из таких умных бомб попадает прямо в дымоход Саддама. Она скользит по дымоходу, падает, и все здание взрывается.

И тогда Америка поймет, что это – хирургическая операция, а не бойня. Что мы наносим удары по военным целям, а не по женщинам и детям. Это не Вьетнам. Только точечные удары. И мы покажем по всем каналам телевидения и через спутник всему миру, что такое хирургическая операция.

– Я бы хотел, чтобы там был героический летчик-истребитель, – добавляет Буш, – потому что у меня есть своя история – не стану вам рассказывать, это и так всем известно. Истребитель, летящий на минимальной высоте, так чтобы его не могли засечь неприятельские радары. Вы знаете, что в военные самолеты встроены видеокамеры? У истребителя она находится на носу, а у бомбардировщика – на брюхе. Таким образом осуществляется проверка, действительно ли они попали в цель. Это, конечно, не значит, что кто-нибудь всерьез опасается, что такие прекрасные парни, которые водят наши первоклассные самолеты, способны на обман. Но в пылу сражения нельзя все время оглядываться назад, чтобы проверить, куда ты попал, нужно смотреть вперед, и тогда запись может пригодиться.

– Конечно, Джордж. Мне нравится снимать самолеты. Это потрясающе выглядит. Но чтобы все это выглядело натурально и пробирало до костей, нужна несложная технология. Знаешь, когда смотришь старые военные фильмы с поцарапанной пленкой и засвеченными пятнами, всегда ощущаешь: вот это съемка настоящих событий.

Однако у Бейкера еще остаются сомнения. И довольно существенные. С их помощью он и собирается прихлопнуть весь этот проект.

– А откуда мы возьмем деньги? Вы об этом подумали? Кто будет оплачивать эту войну?

– Господин секретарь, господин президент, – отвечает Хартман, который уже давно готов к этому вопросу. – В данном случае Соединенные Штаты исполняют роль студии. А когда крупная студия снимает картину, скажем, за сорок миллионов долларов, она не вынимает эти деньги из своего кармана. Это было бы неразумно. Предположим, мы снимаем третью серию Бэтмена «Женщина-кошка». Начнем с того, что 15 % студия получает в качестве возмещения накладных расходов. Кроме этого, с первого дня съемок ей начисляются проценты. Так что на самом деле речь идет всего лишь о тридцати – тридцати двух миллионах.

При желании это можно покрыть с помощью импорта, кабельных и кассетных продаж еще до начала съемок. Два миллиона – Англия, шесть миллионов – Германия, три миллиона – Франция, два миллиона – Италия и еще по миллиону со Скандинавии и Испании. Это уже пятнадцать. Так что остается шестнадцать-семнадцать. Три я могу получить в Южной Америке, восемь в Японии, и при этом у меня еще остаются Африка, Азия, Австралия и Интервидение.

Теперь вы понимаете, к чему я клоню? Только Соединенные Штаты в состоянии снять такую картину. Кто за это заплатит? Это зависит от качества войны. Президент говорит – Саддам Хусейн. Предположим, он вторгнется в Саудовскую Аравию.

Предположим, эта война обойдется в пятьдесят миллиардов долларов. Большая часть этой суммы уйдет на накладные расходы. У нас армия, резерв, оружие, генералы, амуниция и танки – это миллиарды долларов вне зависимости от того, пользуемся мы этим или нет. Давайте предположим, что пятьдесят процентов стоимости этой войны уйдет на накладные расходы. Для удобства сократим их до двадцати, то есть до десяти миллиардов долларов. То есть нам остается найти сорок миллиардов. Как вы думаете, сколько заплатят саудовцы, чтобы вернуть себе свою страну? Думаю, порядка пятидесяти процентов от стоимости своих нефтяных запасов на ближайшие десять лет Нам даже просить их об этом не придется. Например, пятнадцать миллиардов плюс нефть. Для обеспечения танков, самолетов и всех морских судов. Позвольте мне несколько опередить события. Только представьте себе, сколько вооружения они купят у нас после этой войны. «Только не новая агрессия! Лучше мы вдвое увеличим свои воздушные силы». Самолеты. Запчасти. Обучение.

Еще по пять миллиардов мы получим из Кувейта, Эмиратов и Катара. Значит, остается всего десять миллиардов.

Меж тем в тот самый день, когда Саддам войдет в Рияд, цена на нефть подскочит с трех с половиной долларов за баррель до двадцати пяти долларов, А то и тридцати пяти. А может, до пятидесяти? Индекс Никкеи за день упадет до двух тысяч пунктов. [96]96
  На самом деле цены на нефть поднялись с трех долларов пятидесяти шести центов до двадцати восьми долларов пяти центов за баррель. Индекс Никкеи опустился на пять процентов и достиг 1264,25. Конечно же, следует помнить, что Ирак вторгся в Кувейт, а не в Саудовскую Аравию. И хотя Хартман, скорее всего, называл стоимость войны наугад, позднее затраты на нее были оценены в 60–70 миллиардов долларов. Контрибуция должна была покрыть около сорока двух миллиардов, это не считая топлива, продуктов питания и других товаров широкого потребления.


[Закрыть]И тут господин госсекретарь Бейкер берет телефонную трубку и говорит: «Господин премьер-министр, что будет с вашей страной, если стоимость барреля нефти будет продолжать оставаться на отметке в тридцать долларов? Наши войска готовы начать боевые действия и все уладить, что снизит цены по меньшей мере до десяти долларов. Во что это обойдется Японии? Как насчет пяти миллиардов долларов?