Текст книги "Американский герой"

Автор книги: Ларри Бейнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

– Я не хочу сказать, что это болезнь, – добавляю я. – Но просто если гомосексуалист хочет стать гетеросексуалом, может ли ему в этом помочь саентология? Я спрашиваю, потому что меня об этом просила Бемби Энн Слайго. – Если я решу вернуться к прежней жизни, то неплохо будет завязать дружеские отношения с секретаршей Мела Тейлора, так как сам он вряд ли будет в восторге от моего появления.

Траволта отвечает, что саентология помогает людям очиститься. Стоит человеку очиститься, как с ним начинают происходить очень важные психологические и эмоциональные изменения, он начинает получать желаемое и управлять своей жизнью, потому что он духовно чист. Так что, похоже, я смогу сообщить Бемби Энн то, что ее интересует.

Дэвид Хартман появляется с Сакуро Дзюдзо и еще двумя японцами, занимающимися боевыми искусствами. Кто-то говорит мне, что это его телохранители и что он теперь никуда без них не ходит. Еще кто-то из гостей сообщает, что они могут убить человека с помощью одного прикосновения. Хотел бы я посмотреть, как Ван Дамма будут представлять Дзюдзо. Даже заплатил бы за это.

Хартман здоровается со мной с повышенным энтузиазмом. Однако это ни о чем говорит. Он поступил бы так же, даже поручив Сакуро отрубить мне голову. Я улыбаюсь. Он спрашивает, как идут дела и не успел ли я уже что-нибудь найти для Мэгги.

– Так, пару интересных предложений, – отвечаю я.

– Каких?

– Не знаю, гожусь ли я для этого дела, – говорю я. – Что-то я начинаю сомневаться в своих способностях. Ведь сегодня моя первая рекламная акция, не так ли?

Хартман смеется. И Мэгги, услышав его смех, подходит к нам.

– Над чем это ты здесь смеешься?

– Знаешь, а он не так плох, как я думал. У него отличная хватка, – отвечает Хартман Мэгги. – Продолжайте в том же духе. Если мне понравится материал, обещаю вам помочь.

– О'кей. Во-первых, крупная историческая картина. Я знаю, что костюмные фильмы сейчас не в моде. Но Екатерина Великая… В фильме будут отображены новые биографические данные. И насколько я знаю, по общей атмосфере он будет очень современным. Уже не говоря о возможности совместного производства с Россией, которая готова на все, лишь бы получить твердую валюту. Как вы думаете, во сколько нам обойдется аренда русской армии на пару дней? С обмундированием и всем остальным? Думаю, нам удастся сделать широкомасштабную постановку за небольшие деньги. А во-вторых, я только что получил книгу о безработной актрисе, которая становится детективом. Вместо того чтобы стать официанткой или заниматься парковкой машин. Все происходит в Нью-Йорке. И написано хорошо.

– Боевик?

– Нет, – отвечаю я. – Скорей психологическая драма. Она больше актриса, чем детектив. Плюс культурные ассоциации. Это как если бы «Тутси» скрестить с «Чтобы кто-нибудь заботился обо мне».

– А от военной истории вы уже отказались?

– Надо еще найти военную историю, где была бы хорошая женская роль.

Хартман оглядывается по сторонам, замечает кого-то и увлекает нас к бару.

– Барри, Мэгги ты знаешь, а вот с Джо Брозом ты еще не знаком. Мы обучаем его профессиональным навыкам. Пусть он на тебе попрактикуется, а мы с Мэгги посмотрим и будем высказывать свои замечания.

Мэгги делает вид, что счастлива со мной, но это уже не имеет значения. Этот спектакль долго продолжаться не может. Я продолжаю действовать на автопилоте. Может быть, имение потому Барри и нравится мой рассказ, что я ничего в него не вкладываю. Я обещаю прислать ему экземпляр книги и рецензию на следующее утро. [86]86
  Барри Левинсон – директор фильмов «Столовая», «Идиот», «Юные годы Шерлока Холмса», «Оловянные люди», «Человек дождя», «Доброе утро, Вьетнам», «Авалон». Речь идет о книге Джиллиана Фаррела «Алиби для актрисы» (Покет-букс, 1992). Материал обычно подается именно таким образом – как нечто обреченное на успех. При этом он объединяется с тем, что уже имеет успех.


[Закрыть]Я медленно и последовательно пью бурбон. Мне на все наплевать. Среди гостей блуждает одиннадцатилетний хозяйский сын – очень милый мальчик в черном галстучке. Бармены отказываются его обслуживать, поэтому, когда кто-нибудь из гостей отставляет свой бокал, он быстро хватает его и выливает в свою кока-колу. Чем больше он пьянеет, тем откровеннее пялится на груди присутствующих женщин. Уже около полуночи он подходит к Мишель Пфайфер с остекленевшим взором и произносит: «Дай мне только потрогать их. Только потрогать один раз».

Подоспевший ей на помощь Клинт Иствуд уводит мальца.

– Пошли, сынок, – говорит он. – Мальчики в твоем возрасте еще играют в игрушки.

– Ненавижу его, – замечает Мэгги, глядя на Клинта.

– Почему?

– Неужели ты думаешь, кто-нибудь захочет меня снимать, когда я доживу до его возраста?

Глава 35

После приема Хартман возвращается в свой офис. Сакуро Дзюдзо и два японца занимают свои места у двери его кабинета. На часах три ночи. И тем не менее Хартман берет трубку и звонит Мелу Тейлору домой. Тейлор спит.

– Это настолько срочно? – спрашивает он.

– Я хочу знать всю правду об этом Джо Брозе.

– У вас ведь есть его личное дело.

– Вы что, действительно принимаете меня за дурака? Эти пропущенные годы и его гражданская деятельность во Вьетнаме – что там было на самом деле?

– Я разузнаю это для вас, – отвечает Тейлор. – Первым же делом займусь этим с утра. Вас это устраивает?

– Да, – отвечает Хартман и вешает трубку Ему нравится Джо. Ему нравится смотреть на них с Мэгги. С другой стороны, он любит шелковые галстуки, немецкую кухню, тихоокеанское побережье Коста-Рики и лондонских портных. Ему нравится, когда его сотрудники носят черные носки, но он не готов уволить любого, кто позволит себе прийти в голубых. Пока что симпатии не имеют права голоса.

Глава 36

– Я не хочу домой, – говорит Мэгги, когда вечеринка начинает клониться к своему завершению.

– Тогда возьми машину, а я вызову такси, – отвечаю я.

– А у тебя есть пара долларов, Джо?

– Мэгги, пожалуйста, не начинай…

– Купи мне чашечку кофе. Ну пожалуйста.

По лос-анджелесским меркам, на улице довольно прохладно. Платье у Мэгги слишком легкое, и я отдаю ей свой пиджак. Я сажусь за руль, Мэгги включает радио. Пираты Миссисипи и Пэтси Клайн.

– Кто такая Бемби Энн Слайго? – спрашивает она, и я ей объясняю. Мэгги придвигается ближе и кладет голову мне на плечо. – Может быть, ты что-нибудь расскажешь мне о себе? – говорит она. Верх у машины опущен. Как тогда, когда я ехал домой в отпуск после окончания контракта. Отец Джои тогда сказал, что он уже выполнил свой долг и пора возвращаться домой. Но Джои заявил, что он намеревается продлить контракт. Как и я. Вместе со мной. У его отца Паскуале были бакалейная лавка и четверо детей – три дочки и Джои, поэтому нетрудно догадаться, что означал для него сын. Однако у него были деньги, и он пообещал Джои, что, если тот вернется домой, он ему купит машину с опускающимся верхом. И вот мы отправляемся к торговцу шевроле и берем на пробу машину – я, Джои и его сестра Аннетт. И Паскуале мне говорит; «Скажи Джои, чтобы он остался дома. Он тебя послушается, Джо». Я был многим ему обязан и должен был бы сделать это. Однако не сделал.

– Что видишь, то и получаешь, – говорю я. – Куда мы едем?

– В Венецию, – отвечает она. – На Пико есть одно местечко, которое работает всю ночь. Я проголодалась.

– Проголодалась? – переспрашиваю я, так как на вечеринке была масса еды – новая кухня юго-запада: голливудская версия мексиканской кухни с меньшим количеством жира и газообразуюших бобов (потому что трудно представить себе что-нибудь более отвратительное, чем толпа скрюченных кинозвезд, пытающихся удержать газы).

– Яне могла там есть. Я боялась, что кто-нибудь увидит, как я ем. Стоит им увидеть, как ты ешь, и все тут же начинают разглядывать тебя в надежде отыскать намеки на жир. А потом тебе не звонят и не приглашают, потому что никому не хочется говорить в лицо человеку, что до начала съемок ему предстоит сбросить четыре фунта.

– Какая глупость.

– Конечно. И тем не менее именно так и бывает. Поэтому я стараюсь не есть на таких мероприятиях. Пусть все считают, что я питаюсь воздухом.

Как только мы заходим в ресторан, Мэгги тут же отправляется в дамскую комнату, а я нахожу нам кабинет. Такие места, имитирующие представления об Америке в эпоху между Бадди Холли и Вьетнамом, бывают только в Лос-Анджелесе. Мэгги умывается, снимает всю косметику и завязывает волосы в хвостик. И тем не менее официантка ее узнает, хотя и не поднимает из-за этого шум. То ли ей хватает такта на это, то ли она просто устала.

Мэгги заказывает блины, сосиски, которые обычно не ест, и кофе. Я прошу принести мне пару яиц и тосты. В глубине стоит группа черных музыкантов, облаченных в кожу.

– Он был алкоголиком, – говорю я. Почему, собственно, я не могу рассказать ей об отце? – А когда он напивался, то принимался меня колотить. Не так, как в кино, где героям ломают ребра, а потом их госпитализируют. Он просто меня бил.

– Прости меня, Джо, – с сочувствием в голосе говорит она.

– Не за что. Еще ляпнешь такую глупость, и я вообщене стану тебе ничего рассказывать.

– Прости. Я виновата.

– Я тебе расскажу, как мне удалось добраться до вершины. Но прежде всего ты должна понять, что с таким отцом приходится стать крутым парнем. – Она продолжает смотреть на меня с сочувствием, и это выводит меня из себя. – Ты не понимаешь. – И она действительно не понимает.

– Хорошо, объясни мне.

– Дети любят хвастаться тем, кого сильнее отколотил отец.

– Мужчины такие идиоты, – говорит Мэгги.

– Несомненно, они идиоты. Так общайся с женщинами. Может, именно этого ты и хочешь на самом деле.

– А твой отец был сильным?

– Большую часть жизни он проработал литейщиком. Ты когда-нибудь была в литейном цехе?

– Нет.

– Там разливают расплавленный металл по формам. В основном они изготавливаются из песка. Обычного мокрого песка, такого же, как на пляже. И люди проводят всю свою жизнь, таская ящики с мокрым песком и ведра с расплавленным металлом. По сто, двести, пятьсот фунтов. День за днем. Там стоит немыслимая жара. Металл расплескивается. Попадает на обнаженные участки кожи. Но остановиться нельзя, потому что ты вместе с другим человеком несешь стофунтовое ведро с расплавленным алюминием. Вот именно этим и занимался мой отец.

– Это круто.

– Да, круто. Это настоящая мужская работа. Это работа, достойная мужчины. Проблема была только в том, что он пил. Поэтому мы жили не очень-то хорошо – он пропускал работу и спускал все свои деньги в баре. А когда напивался, тут-то и начинал избивать меня до полусмерти. И оставалось только держаться, пока он не удовлетворится и не отправится спать. Так происходит до тех самых пор, пока мальчик не подрастает и в один прекрасный день не скажет: «Довольно». Все это вполне естественно.

– И своего сына ты будешь воспитывать точно так же?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты тоже будешь его бить, пока он не вырастет и не сможет дать тебе сдачи?

Я умолкаю и задумываюсь над этим. Странно, но раньше мне никогда не приходило это в голову. Еще никто не говорил мне об этом так просто и ясно. В отличие от большинства детей, я никогда не думал, что когда вырасту, то буду относиться к своим детям совсем иначе – буду позволять им поздно ложиться и есть конфеты и все остальное, что, с точки зрения родителей, дети делают неправильно. И что я всегда буду справедливым и никогда не буду их наказывать.

– Я всегда говорил себе, что никогда не стану алкоголиком, как мой отец, и я им не стал. А чтобы у меня появился сын, нужна женщина, которая будет ему матерью. Мужчине трудно одному воспитывать ребенка, особенно в отсутствие бабушек и теть. Моей матери не повезло – ей не на кого было меня оставить. Так что, пока рядом со мной не будет женщины, детей у меня не будет. А если и будут, вряд ли я стану их бить. Существуют и другие способы сделать из мальчика мужчину. Хотя, возможно, не такие эффективные, – в шутку добавляю я.

– Ты хотел рассказать мне, как ты заставил его остановиться.

– Мне было около пятнадцати лет. То есть почти пятнадцать. Он в очередной раз пришел домой пьяным. И это означало, что денег у нас не будет, мы начали ругаться. Мне бы надо было остановиться, но я этого не сделал. Он был гораздо больше и сильнее меня. И он снова начал меня бить. Тогда я сказал ему: «Довольно. Хватит». Он снова попытался нанести мне удар, но я увернулся. От этого он озверел еще больше и набросился на меня уже всерьез, сжав кулаки. Я не стал ни прятаться, ни убегать. Я остановился и принял удар. Он попал прямо сюда, – я показываю на лоб, – и разбил себе руку. Это было очень больно, и он почувствовал это, несмотря на хмель. Он опустился на пол и изумленно уставился на свой кулак. Ему оставалось только ждать, когда утихнет боль, а драться он уже не мог. Я не бил его, но я его победил. После этого я вышел из дома и больше никогда в него не возвращался.

Курящая за стойкой официантка видит, что Мэгги допила кофе, и подходит, чтобы подлить.

– Простите, не будет ли у вас сигареты? – спрашивает ее Мэгги.

– Конечно, милая, – отвечает та и протягивает Мэгги сигарету а мне коробку спичек. На коробке изображен силуэт девушки с завязанными сзади волосами. Я зажигаю спичку, отдаю коробку официантке, и она уходит. Мэгги смотрит на меня сквозь дым. Думаю, она разыгрывает сцену из какого-нибудь фильма. Но меня это не волнует.

– Ты меня любишь, Джо?

– Думаю, да, – отвечаю я.

– Тогда отвези меня домой и займись со мной любовью, – говорит она.

Глава 37

Я был прав по крайней мере в одной части: стоило этому начаться, и это уже не могло закончиться.

Миссис Маллиган приходит в семь – всего через несколько часов после того, как мы добираемся до дому. Мы еще даже не засыпали. Она идет заниматься делами. Я остаюсь дома и не еду в офис. Мы с Мэгги спускаемся вниз около одиннадцати или двенадцати – не знаю точно. Миссис Маллиган приносит нам апельсиновый сок, чай и булочки. Видна ли ей произошедшая с нами перемена? Наверное, да, она очевидна. Я даже не представлял себе, что это может быть таким образом. Мы выпиваем сок, но справиться с чаем и булочками уже не можем. В нас снова просыпается жажда друг друга.

Мы готовы снова подняться наверх, или лечь на диван, или выйти на веранду, но главное – чтобы нас никто не трогал.

– Мэри, – говорит Мэгги.

– Да, мисс Лазло, что вам угодно?

– Почему бы тебе не взять пару выходных?

– Вы как дети, – отвечает миссис Маллиган. – Как американские дети, а не ирландские. Ни один ирландец даже в подростковом возрасте не стал бы так себя вести. В ирландской воде содержится что-то такое, что заставляет железы внутренней секреции оставаться в относительной норме. Чего не скажешь о Калифорнии. Может быть, вода лишается этих качеств по мере продвижения с севера. В Ирландии вода падает с неба, как это и было замыслено Господом.

– Ç сохранением содержания, – добавляет Мэгги.

– Ну естественно. Может быть, вам приготовить обед перед тем, как я уйду? Салат или что-нибудь еще, что вы потом сможете запихать в духовку?

– Да, хорошо.

– Знаете, – добавляет миссис Маллиган, – он ведь не так уж молод. Поэтому для поддержания сил ему нужна плотная пища.

– Я люблю его, Мэри.

– Да-да, я вижу.

– И не болтайте о нас, пожалуйста.

– Нет, мисс, ни в коем случае. Ну, пожалуй, пойду собираться. – И она уходит за своей сумкой и пальто, которое она не носит, так как на улице тепло, но всегда берет с собой. Забрав их, она направляется к входной двери, но вдруг останавливается и возвращается. – Знаете, мисс Лазло, я хочу вам кое-что сказать. Тут ко мне приходили люди. Сказали, что из иммиграционной службы, но я что-то в этом сомневаюсь. Я живу здесь нелегально. И они сказали, что вышлют меня из страны. И сколько я смогу заработать денег, отдраивая полы у себя на родине? Да пошли к черту вся эта ирландская вода и дождь, от которых только муки, ревматизма. Там даже под крышей невозможно сохранить душу в теле. А они хотят, чтобы я им доносила на вас. На вас и на него. Действительно ли вы любите друг друга или что-то замышляете. Я боюсь их. Эта иммиграционная служба обращается с людьми как со скотом, и мне даже не к кому обратиться. Но я не собираюсь становиться информатором. Никто из ирландцев никогда не был доносчиком и никогда не будет.

– Если они придут еще раз, скажите мне об этом, – говорит Мэгги. – А если вам потребуется адвокат, то я вам его предоставлю. А пока расскажите им то… что вы видели.

– Что вы влюбились в этого бугая?

– Вот именно.

– Хорошо. Но только с вашего разрешения, мэм.

– Да, Мэри.

Она уходит, и нас перестает тревожить то, что Мел Тейлор и «Юниверсал секьюрити» продолжают за нами следить. Это уже не имеет никакого значения. Поскольку теперь мы существуем в совершенно ином мире. Мы любим друг друга. Мы разговариваем друг с другом. Несколько раз мы выходим на пляж, но каждый раз начинаем испытывать потребность прикасаться друг другу так, как это невозможно делать при посторонних. Мы проводим дома почти три дня, не отвечая на звонки и не выходя на улицу. Мы обсуждаем перспективу возможных совместных съемок. Я объясняю, что нес чушь, Мэгги говорит, что этим занимаются все без исключения; найденная мною книга действительно хороша, добавляет она, и из нее надо сделать столь же хороший сценарий. Поэтому, как только я выберусь из ее постели, мне будет нужно нанять агента. Фильм о Екатерине представляет большие сложности. Это более крупная вещь, к тому же она противоречит вкусам общественности. Поэтому для нее необходим сценарист с именем. Что, естественно, потребует денег. А для этого опять-таки нужны средства извне, которых у нас пока нет. И еще я рассказываю ей о том, как ушел из дома, когда мне было пятнадцать лет, и меня взял к себе Паскуале, отец Джои. Как он полтора года кормил меня, пока мы с его сыном не решили вступить в десантные войска. Джои был старше меня. Но Мэгги, естественно, больше интересует Аннетт, сестра Джои, – спал ли я с ней. Конечно, мы с ней баловались. Но в те времена считалось, что девушка до свадьбы должна сохранять девственность. Тогда еще не было таблеток, поэтому все боялись забеременеть. Может быть, именно поэтому на всех свадьбах сияющие невесты были с животами, а у женихов был такой вид, словно они готовы все отдать за возможность сбежать из-под венца. А поскольку она была сестрой Джои, он бы наверняка пришел в ярость, если бы я ее трахнул, и мы бы с ним поссорились, а мне совершенно этого не хотелось. Я любил Джои как родного брата. А Паскуале как родного отца. И он действительно был мне отцом в гораздо большей степени, чем этот подонок, который сломал себе кисть о мой лоб.

– Так чем же вы занимались? – настаивает Мэгги.

– Просто дурачились, – смущенно отвечаю я.

Она продолжает настаивать, требуя, чтобы я уточнил. Ласкали друг друга руками? Да. Она делала тебе минет? Да, один раз. И как это было? И почему только один раз?

– Потому что у нас как-то это не получилось.

А я? Я ласкал ее языком?

– Мне было всего пятнадцать, и я еще ничего не знал об этом, – отвечаю я.

Ей это кажется по меньшей мере странным. Она обнимает меня и целует.

– Я люблю тебя, Джо Броз, – говорит она.

Эти слова переносят меня в какое-то другое измерение. Но Мэгги не успокаивается:

– Неужели ты ни разу даже не вошел в нее? Неужели даже не попытался?

– Нет, я же говорю – она была сестрой Джои и боялась забеременеть. К тому же Паскуале вышвырнул бы меня из дома, и что бы я тогда делал?

– Я тебе не верю, – говорит Мэгги.

– Она была честной католичкой и хотела сохранить девственность, – говорю я.

– Ах ты боже мой! – восклицает Мэгги. – Значит, ты это сделал сзади.

– Нет, – говорю я.

– Не ври мне, Джо Броз. Я люблю тебя, и не смей меня обманывать.

– Ладно, – признаюсь я. Только почему я чувствую такое смущение? Неужели лишь оттого, что никому раньше об этом не говорил?

Я люблю ее.

Я связываю с ней все свое будущее. Неужели маскарад действительно обернулся реальностью? Аиллюзия – действительностью? Может быть, следующей ролью Магдалины Лазло станет Екатерина Великая, а я сыграю Потемкина? [87]87
  Потемкин Григорий Александрович (1739–1791), русский сановник, ставший в 1771 году фаворитом Екатерины II и остававшийся до самой смерти самым могущественным человеком в России. Он был генерал-губернатором Украины. Прославился тем, что в свое время заявил о создании новых городов и деревень, которых на самом деле не существовало. Екатерина выразила желание спуститься вниз по Волге, чтобы увидеть их, в результате Потемкину пришлось строить фасады домов, как это делается при съемках вестернов. Как только корабль с императрицей проходил мимо, их тут же разбирали и переносили на новое место. Отсюда возникло выражение «потемкинские деревни», означающее видимость присутствия.
  Потемкину принадлежит замысел колонизации украинских степей и завоевания Крыма. В 1784 году он был произведен в фельдмаршалы и командовал войсками во время второй турецкой войны (1787–1791).


[Закрыть]Когда я наконец вылезаю из постели, то позволяю своей императрице одеть меня. Готовы ли мы забыть о Джоне Линкольне Бигле? Пока не знаю. Пока мы слишком поглощены друг другом, чтобы думать об этом.

И еще одна деталь. Когда мы в первый раз ложимся в постель, я протягиваю руку к ящику, где, как мне известно, хранятся презервативы. Мне уже все известно об этом доме. Она останавливает меня. Никто из нас ни слова не произносит о СПИДе или анализе на ВИЧ. При этом я абсолютно точно знаю, что она не предохраняется ни таблетками, ни другими механическими средствами. Поэтому наша связь может закончиться или чьим-нибудь рождением, или чьей-нибудь смертью.

– Ты любишь меня, Джо? – спрашивает она.

– Да, – отвечаю я.

– Тогда пусть кто-нибудь родится или кто-нибудь умрет.

Когда я наконец добираюсь до офиса, меня там ждет масса сообщений и целая гора почты, так что мне уже всерьез требуется помощь. Я не успеваю собрать ее с пола, как начинает звонить телефон. И этот мальчик, хотя ему уже двадцать пять или двадцать семь, говорит: «Привет, это Тедди Броуди. Мой приятель сказал мне, что вы ищите сотрудников. Судя по описанию, я вам подойду. Я закончил драматическую школу в Йеле и Лос-Анджелесский институт кинематографии. А в настоящее время провожу исследование по поручению Джона Линкольна Бигла».

– Да, Тедди, – отвечаю я, – я с удовольствием с вами встречусь.