Текст книги "Американский герой"

Автор книги: Ларри Бейнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Ларри Бейнхарт
Американский герой

Посвящается моим детям Джеймсу Ирвингу и Анне Женевъеве, которым, как и мне, посчастливилось родиться в богатой и независимой стране. Дай Бог, чтобы она таковой и оставалась. А также моей жене и их матери – потрясающей женщине Джиллиан Фаррелл

Этот текст является художественным вымыслом: несмотря на то что в нем фигурирует множество известных лиц, их речи и поступки – плод авторского воображения, за исключением тех случаев, когда они подкреплены реальными документами.

Многие считают, что фактология и вымысел в этом романе практически неразличимы. Вероятно, сторонники этого мнения могли бы подписаться под вступительным словом, предварявшим показ «Героев „Бури в пустыне"» на Эй-би-си: «Сегодняшний фильм основан на реальных событиях, которые переплетены с постановочными эпизодами с участием актеров. Для достижения правдоподобия различие между этими двумя компонентами максимально сглажено».

Глава 1

Он не сомневался в том, что является инкарнацией Макиавелли. Великим политтехнологом. Мастером интриги. Самым умным и безжалостным человеком во всей империи.

А в том, что это империя, ни у кого уже не оставалось никаких сомнений. Более того – это была величайшая империя, когда-либо существовавшая в истории человечества, хотя говорить об этом в политических кругах считалось неприличным, В любом случае она настолько превосходила владения Борджиа, скромную территорию Медичи и сферы влияния всех остальных итальянских городов-государств, что сравнивать ее с ними было все равно что искать сходство между слоном и муравьем. Де-факто, что бы там ни говорили приличные политики, ее можно было уподобить только Риму эпохи империи.

А он был тем самым влиятельным лицом, от которого зависело назначение императора. Даже не будучи коронованным, он являлся главой государства, имел под своим началом армии и владел миллиардами, и лишь ему принадлежала власть над жизнью и благополучием людей. Лежащий в кровати человек был советником императора. Причем его роль во многом превосходила ту, которая в свое время принадлежала великому Никколо Макиавелли. [1]1
  Макиавелли – второй канцлер и секретарь Флоренции с 1498 по 1512 год. Нередко играл роль дипломатического представителя, хотя никогда не был послом. Только при основательном знакомстве с этим историческим периодом можно сделать заключение о влиятельности его поста по сравнению с должностью, которую занимал его духовный наследник. После того как власть во Флоренции была возвращена Медичи, Макиавелли уже никогда не занимал важных постов. (Здесь и далее все примечания принадлежат автору. – Ред.)


[Закрыть]

И хотя он все время находился в полу бредовом состоянии – следствие смертельной болезни и сильнодействующих лекарств, – его мысли были ясны и отчетливы. Возможно, именно в силу его слишком красочного восприятия действительности они были точны, доказательны и реалистичны. Будь он здоровым и живи он дома в окружении родственников, друзей, доносчиков, соратников, просителей, интриганов, последователей, подражателей, миллиардеров и торговцев властью, он высказал бы те же самые соображения на Всеамериканском барбекю 4 июля – за цыпленком, дыней и выпивкой со льдом.

–  Он спит, – шепчет сиделка. Она не слишком хороша собой, но чистенькая и вся в белом. – Но скоро может проснуться.

Посетитель смотрит на нее вопросительно.

–  Вы можете подождать здесь, – отвечает сиделка, указывая на кресло рядом с кроватью, и неуверенно добавляет: – Если хотите.

Он лежит в частной клинике, в которой посещения не ограничивались – в отличие от общественных больниц, где врачи и даже младший медперсонал диктуют пациентам, их родственникам и друзьям, что и когда нужно делать.

–  Он просил меня прийти? – спрашивает посетитель.

– Да, – отвечает сиделка. – Он сказал, что это очень валено. Очень важно. Но больше он ничего мне не сказал, – поспешно добавляет она, словно желая заверить посетителя в том, что знает ровно столько, сколько ей положено.

Посетитель задумывается. Он крайне занятой человек. У него совсем нет времени. Он один из самых деловых людей этой империи. Но умирающий был его другом. Коллегой. Они были членами одной победоносной команды. И посетитель решает, что может потратить на этот визит лишние десять минут. Если спящий проснется и заговорит, миссия будет выполнена. Если нет, он выполнит свой долг и уйдет с чистой совестью.

Пациента звали Ли Этуотер, [2]2
  Это чистый вымысел. В тексте упоминается множество известных общественных деятелей: политиков, президентов, различных знаменитостей. Их поступки выдуманы автором, и их ни в коей мере не следует воспринимать как реальность. Исключением могут быть разве что те случаи, когда читатель владеет независимой информацией, подтверждающей совпадение вымысла с действительными событиями. То же относится и к характерам персонажей: автор не был лично знаком ни с одним из упоминаемых действующих лиц и пользовался лишь общедоступными материалами, обрабатывая содержащиеся в них факты с точки зрения литературы.


[Закрыть]и он умирал от опухоли мозга.

Даже его недруги видели в этом настолько зловещую иронию судьбы, что считали дурным тоном злорадствовать по этому поводу, хотя и продолжали испытывать к нему ненависть. [3]3
  Этуотер замечал по этому поводу в автобиографии, написанной совместно с Тоддом Брустером: «Я вспомнил лозунг, которым мы пользовались в 88-м: „Залезь в мозг к своему врагу". Теперь точно так же со мной поступил рак».


[Закрыть]

Он блистательно пользовался сокрушительными полуправдивыми инсинуациями и передергиваниями, эксплуатируя все недостатки американского общества, а особенно расизм. [4]4
  Представитель демократов Пэт Шредер называл его «самым порочным человеком Америки». Преподобный Пэт Ро-бертсон говорил: «Ли Этуотер воспользовался всеми существующими в мире грязными технологиями», «республиканцы были обвинены в распространении лживых слухов о психическом здоровье Майкла Дукакиса» (Уильям Грейдер «Роллинг Стоун», 1/12/89).
  «Ли Этуотер, его директор по общественным связям Марк Гудин и конгрессмен Ньют Гингрич… сделали все возможное, чтобы распространить необоснованные слухи [о гомосексуализме], направленные на оскорбление достоинства нового спикера Томаса Фоули» («Тайм», 6/19/89).
  «С самой юности мистер Этуотер умело эксплуатировал расовые различия, которые республиканцы южных штатов использовали в качестве давления на белых избирателей» (некролог в «Нью-Йорк таймс», 3/30/91).
  Кроме того, в приложении к газете «Нью-Йорк таймс» пересказывается история, правдивость которой Этуотер всегда отрицал, – о том, как он содействовал появлению кандидата от третьей партии, проводившего антисемитскую кампанию против своего главного конкурента, что позволило тому выиграть, ничем не рискуя.


[Закрыть]Идеология расизма всегда отличалась эффективностью, однако требовала осторожного обращения. Впрочем, вряд ли умирающий гордился сейчас тем, что именно он в 1988 году привел к власти Буша, Хотя до подключения к делу Этуотера Буш отставал от своего конкурента на восемнадцать пунктов. И до того, как Этуотер разработал журналистскую кампанию, в которой обманутый Дан Ратер был вынужден наброситься на тогдашнего вице-президента, для того чтобы Буш мог соответствующим образом ответить, Джордж имел репутацию слизняка и обывателя. Он не мог связно произнести до конца ни одного предложения, если оно не было написано заранее, он был одержим идеей борьбы с Ираном и погряз в долгах. И с этим увечным пони, с этой хромоногой клячей Этуотер сумел выиграть величайшие в мире скачки.

Меж; тем время шло, тикали часы, а за окном плыли серые тучи. «Похоронная погода», – думает посетитель. Прошло не больше минуты, а он уже не может найти себе места. Какая глупость, что он не захватил в палату мобильник! Черт бы его побрал! Надо было взять мобильник, портативный факс и пару референтов. Уж кто-кто, а Ли должен понимать, насколько ценно время для делового человека.

А Этуотер тем временем думал о человеке, которого он сделал императором и которого теперь покидал, чтобы тот заботился о себе самостоятельно. И хотя президентом был Буш, а умирающий Этуотер – всего лишь советником, первого еще дискредитирует история, а второй займет место в учебниках. И хотя власть принадлежала Бушу, а Этуотер, будучи одним из голосов звучащей вокруг него какофонии, мог лишь советовать, как эту власть использовать, он продолжал испытывать к Джорджу чисто отеческие чувства. Такое часто случается с политическими советниками. То же самое чувствуют адвокаты по отношению к своим клиентам, врачи – к пациентам, а агенты – к выдающимся музыкантам и актерам. Они считают, что клиент не способен сам позаботиться о себе, что он нуждается в руководстве, наставлениях, опеке и защите. Что он может выжить и преуспеть, только если будет выполнять данные ему советы. Если же он пренебрегает советами, то все летит в тартарары, он вредит себе и подводит своего наставника, кем бы тот ни был.

Сотни разнообразных вариантов этого сюжета проплывали и пролетали в сознании Этуотера. Целый калейдоскоп разнообразных картин. То он видел себя Мерлином при дворе короля Артура в полном облачении и с волшебной палочкой в руках. То Косом Д'Амато рядом с Майком Тайсоном. То Брайаном Эпштейном при группе «Битлз». Он был Ливией при императоре Тиберии. Он должен был не только короновать императора, но и защищать его – даже из могилы. Как ангел-хранитель. Его обязанности превышали способности смертных. Его дух должен был пересечь границы между мирами, сжимая в руке огненный меч, подобно архангелу Гавриилу… И в этом был залог его бессмертия. И если ему удастся это сделать, он перехитрит всех и окажется сильнее самой смерти.

«Ну, довольно», – думает посетитель, сидящий у окна. – Я выполнил свой долг. Прошло уже почти триминуты». И он встает, намереваясь покинуть палату.

За все это время Этуотер ни разу не шелохнулся и не произнес ни единого слова. Его тайна по-прежнему скрывается под покровом усталости и морфия. Посетитель минует кровать и бросает взгляд на исхудавшее тело и забинтованную голову. Человек, когда-то искрившийся силой, остроумием и проницательностью, теперь лежит в состоянии полного отупения, ибо в нем уже начался процесс разрушения. Лишь его кисть, скрытая простыней, кажется, сжата в кулак.

Посетитель не знает, что сказать. Да и что он может сказать этому простертому телу, которое ничего не видит и ничего не говорит? Он не относится к тем, кто беседует с лежащими в коме больными, как это делают в телесериалах: «Он (или она) слышит меня. Да-да, я это чувствую!» А поэтому, что бы ни собирался сообщить ему Ли, придется отложить это на потом. Он кивает и поворачивается к двери.

Но в это время в Этуотере просыпается Мерлин. Как по волшебству он прорывается сквозь мутную пелену ощущений, словно нащупав проход между разумом и чувственным восприятием. Этуотер понимает, что он не один.

–  Джим, – шепчет он, – Джим.

И государственный секретарь Джеймс Бейкер, уже взявшись за ручку двери, замирает и оборачивается. Глаза у Этуотера по-прежнему закрыты, но дыхание участилось и рука шевелится.

–  Ли?

Больной издает стон, в котором, однако, различима требовательная интонация. Бейкер подходит к кровати. Этуотер внезапно открывает глаза, и в них проглядывает старый ястреб. Взгляд полон коварства и сознания собственной значительности.

–  Послушай, – говорит Этуотер, – Джордж…

–  Что Джордж?

Бейкеру кажется, что сквозь глаза Этуотера он различает его мысли, вращающиеся и цепляющиеся друг за друга, как шестеренки часового механизма: «Я могу говорить начистоту. Бейкер не сможет использовать это против меня, хи-хи! Потому что к этому времени меня уже не будет».

–  Джордж, – повторяет Этуотер, имея в виду президента, – полный болван. Мстительный, ленивый, с амбициями – и все же… Он проиграет, Джим, если будет…

–  Что значит «проиграет»?

–  Я имею в виду выборы, – отвечает Этуотер, давая понять, что считает вопрос Бейкера бессмысленным, так как речь может идти только о выборах и больше ни о чем. – Если он ничего не предпримет, его не переизберут.

Трудно было себе представить, что после двух сроков Рейгана Буш, наголову разбивший оппозицию, не будет переизбран.

–  Можешь не волноваться, – обнадеживает Джим. – Мы об этом позаботимся, Ли.

–  Это моя работа. Моя обязанность. – Вылезшая из-под простыни рука хватает Бейкера за рукав и притягивает его ближе. Тот ощущает зловоние, исходящее изо рта умирающего.

«Боже милостивый, – думает Бейкер, – почему ему не чистят зубы или не дают каких-нибудь освежающих полосканий».

–  У меня есть план, – продолжает Этуотер. Из-под простыни возникает вторая рука, та, которая была сжата в кулак. И в ней оказывается полусмятый конверт. – Вскрой его, если Джордж проиграет. Потому что в нем находится гарантированная победа.

–  Спасибо, – дипломатично отвечает Бейкер. – Я передам Джорджу. Он будет очень тронут. Тем, что ты, несмотря на свое состояние, продолжаешь думать о нем.

–  В гробу я его видал. Я думаю исключительно о победе, – говорит Этуотер. – И запомни, Бейкер, в мире существуют лишь две вещи – победа и смерть. – Он издает сдавленный смешок. – Пока ничего ему не показывай. И сам не смотри. Подожди…

–  Чего?

–  Пока не начнутся большие неприятности. Вот тогда тебе это понадобится.

–  Там что, волшебная монета? – спрашивает Бейкер.

–  Что-то вроде этого, – отвечает Этуотер.

–  А почему я сейчас не могу на это посмотреть?

–  Потому что ты сочтешь это полным бредом, – сделав вдох, отвечает Этуотер. – И испугаешься. Однако все это очень логично и разумно, и ты не удержишься и попробуешь…

–  Ну и что?

–  Опередив события и воспользовавшись этим раз, ты уже не сможешь прибегнуть к этому средству вторично.

–  Что-то вроде курицы, снесшей золотое яичко, или трех желаний, выполнение которых можно попросить у джинна?

–  Вот именно, – отвечает Этуотер, и его лицо снова принимает, отсутствующее выражение. Он всовывает конверт в руку Бейкера, который даже представить себе не может, что может быть внутри – Это гениальная идея. Президенту она очень понравится. Как только ты поймешь, что она абсолютно разумна.

Глава 2

Я – настоящий американский герой. Самый натуральный. Просто его воплощение.

Во-первых, я маленький человек. Поймите меня правильно, речь идет не о физических данных и не об отсутствии сообразительности. Я имею в виду, что я заурядный средний человек. Вот я весь перед вами. Я не собираюсь переделывать мир. Не рвусь к славе. Не преследую никаких личных целей. Я обычный труженик, который старается хорошо делать свое дело. В чем оно заключается – это уже другой вопрос. Я детектив. Предварительное следствие. Занимаюсь тем, из чего ткутся сны. А также книги, фильмы и телесериалы.

Различие между мной и сыщиками, которых обычно показывают по ящику, заключается в том, что я не какой-нибудь там одиночка, живущий на затхлом чердаке химчистки, и не плейбой с «ламборджини». Я работаю на одну из крупнейших корпораций. Не «Форчен-500», но где-то близко. Наш штаб расположен в Чикаго, а офисы имеются в двадцати двух городах Америки и четырнадцати зарубежных государствах. Это, как вы понимаете, настоящий бизнес, в духе Вакенхата и Пинкертона. Мы выполняем любые заказы клиентов, связанные с обеспечением безопасности. Бронированные машины, системы защиты, круглосуточная вооруженная охрана, сопровождение коммерческих сделок – все это входит в наши обязанности. Кроме того, на всю компанию распространяется поощрительная система оплаты. То есть, если вы захотите воспользоваться одной из наших услуг, можете обратиться ко мне, и я вам ее предоставлю, хотя моим основным делом является сыск.

Я работаю здесь, в Лос-Анджелесе. Иногда в Голливуде. Иногда в Долине. А случается, что и к востоку от Лос-Анджелеса, хотя такое бывает редко. Топография определяется деньгами. Поэтому в основном мы сотрудничаем с корпорациями. Я работал на «Банк Америки», «Персидскую нефть», «Тошибу», «Матсушиту», «Хитачи» и «Боинг». Где я только не был! Занимаемся ли мы разводами? Грязным подсматриванием? Естественно. Однако меньше чем за миллион долларов у нас никто и не почешется. Прикиньте сами. Предположим, вы хотите посадить на хвост своей супруге детектива. Это предполагает круглосуточную работу, поскольку измена может произойти в любой момент и, как правило, случается как раз в нерабочие часы. Однажды я следил за парнем, жена которого считала, что он по утрам совершает пробежки. Он появлялся уже в половине пятого утра в спортивном костюмчике от Ива Сен-Лорана. Не правда ли, рановато? Такую пробежку вполне можно назвать не утренней, а ночной. Как там говорится? «Я весь горю, уж лучше б утро и не наступало». В половине седьмого он возвращался домой, принимал душ и отправлялся на работу. И куда, вы думаете, он бегал? К своей подружке, которая жила в четверти мили от него. Они занимались этим в машине. «Додж-минивэн» темно-бордового цвета, простой, но очень удобный. Потом она отъезжала еще на полмили, и он бегом возвращался домой. Так, чтобы поверх одного пота выступил другой. Очень предусмотрительно. Вы не поверите, сколько бракоразводных процессов начинается с фразы: «Я почувствовала, что от него разит шлюхой».

Думаю, теперь вам ясно, чем я занимаюсь и что из себя представляю. Так вот, я говорил о деньгах. Например, вы собираетесь развестись и вам требуется круглосуточная слежка за супругом. Мы выставляем счет: шестьдесят долларов в час на человека плюс непредвиденные расходы. Что составляет по меньшей мере две тысячи восемьсот восемьдесят долларов в день, двадцать тысяч сто шестьдесят долларов в неделю и восемьдесят шесть тысяч четыреста долларов в месяц. При необходимости сумма может быть удвоена. И это всего лишь за выяснение того, кто кого трахает Понятно, что человек не станет тратить такие деньги, если стоимость общего имущества супругов составляет пару сотен тысяч. Надо быть реалистами.

Сколько получаю лично я? Двадцать два доллара в час плюс отпуск и оплата больничных. К тому же у наших сотрудников вполне приличная страховка – медицинская и пенсионная. Говорят, она составляет 33 % от всех наших зарплат.

Это меньше, чем зарабатывают в полиции, но условия у нас лучше.

Я работаю в типичном лос-анджелесском учреждении. Стеклянная коробка с тонированными окнами в центре города. Мы ничем не отличаемся от любой другой корпорации. Ради шутки я держу в ящике стола бутылку из-под бурбона, в которую налит чай. Это помогает мне изображать из себя настоящего телевизионного детектива. Я бы не стал держать выпивку в офисе, даже если бы у нас не брали каждый день анализ мочи. Кстати, это еще одна услуга, которую мы предоставляем: полное обследование на содержание наркотических средств в крови и моче. Алкоголь, марихуана, опий, кокаин, барбитураты и амфетамин – полный спектр или на выбор.

Внутри агентства никаких стен, одни перегородки. Стандартные столы, кресла и телефонные аппараты. Флюоресцентные лампы. Никакой роскоши, но и без убогости. И я считаю, что в этом достоинство нашей компании. Именно это располагает к нам среднего обывателя. Сама обычность обстановки придает ей свежесть и новизну.

Я говорю обо всем этом для того, чтобы вызвать у вас доверие, потому что история, которую я собираюсь рассказать, совершенно невероятна. Немыслима. Я работаю уже десять, если не пятнадцать, лет на одну и ту же компанию. Каждые два года в моем удостоверении обновляется фотография. У меня подписано долговое обязательство. Можете взглянуть на список наших клиентов – это ведущие юридические фирмы, студии и звукозаписывающие компании.

Что касается меня, то я тогда только что закончил расследование кражи в одной из крупнейших брокерских контор. Разбирал бумаги и переносил свои записи в базу данных компании.

И тут ко мне входит Мэгги Крэбс. Мэгги принадлежит к десятке самых красивых женщин мира: это официальная точка зрения. Опубликована в журнале «Пипл». Также известна под именем звезды экрана Магдалины Лазло. Но я ее знаю как разведенку Мэгги Крэбс. Я помог ей развестись и при этом сохранить состояние.

Появление знаменитостей в наших скромных кабинетах не такое уж событие, хотя и происходит нечасто. Множество звезд созданы визажистами, стилистами, модельерами и пластическими хирургами. А в каком-то смысле нашим воображением. Однако Мэгги даже в обыденной жизни излучает нечто этакое. Она идет к моему кабинету, и все – и мужчины, и женщины – провожают ее взглядом.

– Привет, Джо, – говорит она, глядя мне прямо в глаза, и улыбается. И ее голос, в котором можно прочесть все что угодно – именно так она говорит в фильме «За чертой», – просто сбивает меня с ног. Я стараюсь не показывать этого, но, думаю, она догадывается, какое впечатление может произвести ее «привет, Джо». Как она может это не знать? Это ее профессия – лишать силы сильных мужчин и придавать ее слабым.

– Привет, Мэгги, – отвечаю я. Говорю тихо и размеренно. И не потому, что считаю себя, скажем, Джоном Вейном, а просто чтобы не дать петуха, как четырнадцатилетний юнец.

Она оглядывается по сторонам и наклоняется ко мне:

– Джо, мы не могли бы с тобой где-нибудь поговорить?

– У нас есть конференц-зал, – говорю я. Речь уже не стоит мне таких усилий: дыхание восстанавливается, и ко мне возвращается самообладание.

– Послушай, – продолжает она, – а у тебя есть полтинник?

– Да.

– Тогда почему бы тебе не пригласить меня на чашечку кофе?

– Мэгги, для тебя – все что угодно.

А теперь позвольте мне пояснить этот короткий диалог. Во-первых, здесь он приведен дословно. Я обладаю фотографической памятью, только не на печатный текст, а на устную речь. Поэтому, когда я буду говорить, что такой-то сказал то-то, а ему ответили то-то, это будет столь же достоверно, как стенограмма, которую мы получаем из нашего отдела расшифровки аудиозаписей.

Во-вторых, в реальной жизни наша болтовня не всегда бывает такой отрывочной.

И наконец, я не представляю, где в Америке, я уже не говорю о Лос-Анджелесе, можно купить чашку кофе за 25 центов. Проще найти место, где она продается за пять долларов. Похоже, Мэгги так пошутила. Впрочем, как выяснилось позднее, все, что она говорила, было уже написано в сценарии, над которым она в этот момент работала. Есть определенная прелесть в том, что настоящая кинозвезда репетирует с вами свой текст, словно вы ее партнер. Думаю, большинство мужчин будет помнить о таком до самой смерти.

И еще не знаю, догадывается ли она о том, что все наши конференц-залы прослушиваются с еще большей дотошностью, чем Белый дом. И все, что происходит в помещении «Юниверсал секьюрити», записывается на пленку. Это обычное дело. Все можно просматривать как в записи, так и в реальном времени. А также осуществлять голосовой анализ.

Личные кабинеты и телефоны также прослушиваются, но записываются разговоры не всегда. Все подчиняется принципу «Поступать по отношению к себе так же, как по отношению к заказчику». Мы являем собой яркий пример подконтрольного существования.

Оставив мою развалюху на стоянке, мы садимся в ее «кадиллак». Не удивляйтесь, что звезда такой величины ездит на обычном кадиллаке, – это подарок. Сделанный в пропагандистских целях. Они считают, что новая «севилья» может конкурировать с «мерседесом», «БМВ», «лексусом» и «инфинити». Очень симпатичная машина с откидывающимся верхом. Она садится за руль и опускает верх.

Пока мы едем, она почти ничего не говорит. Звуки издает лишь радио. Кантри и ковбойская музычка. Это специально для меня. Свидетельствует о хорошей памяти и воспитанности этой дамы. Еще в период своего бракоразводного процесса она как-то спросила, какая музыка мне нравится. Я сказал ей: Хэнк Уильямс, Мерль Хаггард, Джонни Кэш, Эрнст Табб и Пэтси Клайн – они помогли мне пережить войну. И это истинная правда. Все ребята из моего взвода, слушавшие рок-н-ролл, погибли. Осталось только двое. Майк Галина, лишившийся зрения и ног, – он до сих находится в госпитале ветеранов – и Пол Фредерик Хайт, также лишившийся не только разных частей тела, но и значительной части души и умерший через пять лет после возвращения домой. Не то самоубийство, не то несчастный случай, кто знает. Еще уцелело трое черных. Но они тоже не слушали рок-н-ролл. Двое стали наркоманами, и я потерял их из виду. И лишь Стив Уэстон вернулся домой здоровым и невредимым. Время от времени мы с ним встречаемся и выпиваем. Он слушает или кантри, как я, или соул, как его собратья. Однако больше всего он любит госпел.

Она снова смотрит на меня, улыбается и прикасается к моей руке.

Она останавливается в квартале от взморья. Мы выходим из машины и дальше идем пешком. Она берет меня под руку. И я начинаю ощущать себя красавцем ростом в шесть футов. На углу – открытое кафе, где можно выпить эспрессо и капуччино, а заодно полюбоваться человеческой комедией, разворачивающейся на бульваре. Не надо быть Анжелино, чтобы знать, что на Винис-бич люди выглядят наиболее комично. Именно здесь обычно снимаются сцены с девушками в бикини на роликах и с крутыми накачанными парнями.

Однако мы следуем мимо и выходим на побережье. Она на мгновение останавливается и снимает с себя туфли. Что заставляет ее это сделать? Мы определяем киносюжеты, или они диктуют нам наше поведение? Эта поза, когда она опирается на мое плечо, снимает туфли и берет их рукой за ремешки, полна женственности, и когда я смотрю, как она это делает, то не могу избавиться от ощущения, что это сцена из фильма. Вы понимаете, что я имею в виду? Она научилась этому из тех же самых фильмов, которые смотрел я, или это действительно органичное для женщин движение, подсмотренное режиссерами и актрисами и перенесенное ими на экран?

Крупный план ее руки, опирающейся на мое плечо.

Мы идем дальше, туда, где разбиваются волны прибоя. Она босиком, я в своих ботинках фирмы «Флоршайм». Я в костюме и галстуке, что является обязательным в нашей компании, за исключением тех случаев, когда требуется другая форма одежды. Поэтому у меня возникает ощущение, что я играю в своем собственном фильме. Мне начинает казаться, что ее привело ко мне нечто личное. Однако не дремлющий во мне профессионал знает, что это не так. Очень многие клиенты предпочитают обсуждать свои проблемы в самых необычных местах. По разным причинам. Неловкость, стремление к уединенности, а иногда они тоже разыгрывают свое собственное кино или пьесу плаща и шпаги.

Когда мы подходим к самой воде, где песок влажен и плотен, она произносит:

– Джо, мне нужна помощь.

– Для этого мы и существуем, – отвечаю я.

– Мне не нужны все. Мне нужен только ты, – говорит она.

– Расскажи мне, в чем дело, – прошу я. Я следую корпоративной этике. Я научился этому. Мы получаем ежегодную премию за выслугу лет и прибавку к пенсии. Почему бы мне не предпринять что-нибудь по собственной инициативе?

– Ты должен кое-что пообещать мне, – говорит она.

– Что именно?

– Что ты выслушаешь меня. И если сочтешь, что не можешь взяться за дело, не ставя в известность компанию, то забудешь об этом разговоре, словно его и не было. Тогда ты вернешься обратно и скажешь, что я хотела отблагодарить тебя, так как у меня годовщина развода, или что-нибудь придумаешь.

И я уже собираюсь пообещать ей это. Именно так положено делать, прежде чем приступать к объяснению, почему компания должна быть поставлена в известность. Занятие скучное, но обязательное.

– Нет-нет, – прерывает она меня, – посмотри мне в глаза.

И я поднимаю взгляд. Мне не раз приходилось смотреть людям в глаза. Конгрессменам, психам, игрокам, адвокатам и президентам компаний. Не верьте тем, кто утверждает, что глаза – зеркало души. Такое встречается очень редко. Разве что глаза парня, который знает, что ему суждено умереть. Вот тогда вы действительно можете увидеть, как отлетает его душа. Это правда. Но зеркало тут же мутнеет снова. Словно кто-то подошел, дохнул на него, и оно запотело; стекло, которое только что было прозрачным, становится тусклым. А еще – когда вы смотрите в глаза женщины, которую желаете больше всего на свете. И речь здесь не только о сексе. Я имею в виду внутренний голод, эту идиотскую ненасытность. Она поднимает на вас взгляд, и ее глаза говорят: «Загляни внутрь». И даже в том случае, если это актриса и разум вам подсказывает, что, согласно последним пресс-релизам, она получает за картину по полтора миллиона плюс доход с проката за то, что делает то же самое перед камерой, ваши глаза все равно распахиваются ей навстречу и становятся зеркалом вашей души, а она, поняв, что вы собой представляете, уже с легкостью берет вас на крючок. И думаю, это вполне естественно. Наверно, природа нарочно подстроила, чтобы мы время от времени попадали в такие ситуации.

– Хорошо, если я не смогу за него взяться, я обо всем забуду, – говорю я.

– Джо, – говорит она.

– Ну рассказывай, – раздраженно перебиваю я.

– Год назад я подписала договор на картину. С режиссером Джоном Линкольном Биглом. Ты видел его фильмы?

Я киваю. Кто же их не видел? Их видели даже те, кто не ходит в кино. Это все равно что Спилберг, Лукас, Линч или Стоун.

– Мы оба являемся членами «Репризентейшн компани», которая берет на себя все расходы: режиссера, звезду, сценариста. Я читала сценарий, и мне он понравился. Не какое-нибудь там фуфло, никакой легковесности. Он дал бы мне возможность проявиться как серьезной актрисе. Там не надо трясти сиськами и вертеть задницей. Вот в такой картине я должна была начать сниматься. И вдруг проект замораживается.

– Такое случается сплошь да рядом, – говорю я.

– Случается. Но на этот раз это не должно было случиться. Все уже было улажено. Соглашений никто не нарушал, студия не прогорела, и уже был выбран продюсер. И вдруг все прикрывается. Официально распространяются слухи о том, что Вига заболел. Но я этому не верю. Более того, я несколько раз видела его в Напавэлли, где он живет, – у нас там виноградники. К тому же все то время, которое прошло между заключением договора и его расторжением, я чувствовала, как он внутренне отстраняется от проекта. А сначала он был полностью одержим идеей фильма и, по его словам, мечтал его снять. Уже не говоря о том, что он был очень заинтересован в моем участии.

– А как должен был называться фильм?

– «Пиранделло».

– Ага.

– Ты знаешь, кто это такой? Это итальянский драматург. Но сценарий не о нем, это было просто рабочее название. И тут Бигл исчезает, вероятно начиная испытывать к чему-то больший интерес. А режиссера в Голливуде может интересовать только следующая картина.

– Но ведь считается, что он болен, – замечаю я. – Речь, случаем, идет не о СПИДе? Если парень обречен на смерть, то его могут интересовать вещи поважнее следующей картины.

Когда молодые люди знают, что им суждено умереть, они думают только об одном – что это несправедливо. Или пытаются убедить себя в том, что это не произойдет. Может, и правильно – надеяться на лучшее. Не знаю, о чем думают старики, готовясь к смерти. Я мало видел умирающих стариков.

– Смертельно больные режиссеры думают о своих картинах еще больше, – отвечает она. – Потому что следующий фильм становится для них последним.

– И где он сейчас?

– Исчез.

– Я где-то читал, что он работает с японцами над камерами телевидения высокой четкости, – говорю я.

– Я тоже об этом слышала. Но тогда почему он не отвечает на мои звонки?

– Правда?

Она берет меня за руку. Мы делаем несколько шагов, и она добавляет:

– Всегда ведь знаешь, когда тебе врут.

– На меня это тоже распространяется?

– О, Джо, – вздыхает она и опирается на мою руку. Должен признаться, мне это нравится. – Я ведь женщина. И мужчины всегда лгут мне, считая, что мне должно это нравится, так как я красива. Я живу в Голливуде, где правда считается дефектом речи. Кое-кто может счесть, что я уже привыкла к этому. Но я действительно очень хотела сняться в этом фильме. И кто-то лишил меня этой возможности. А теперь мне все лгут. Я уже не говорю о деньгах. Если картина закрыта из-за болезни Бигла, то это форс-мажорные обстоятельства. Они предусматриваются не во всех контрактах, но в моем они учтены. Так что, если они закрыли картину из-за того, что Бигл передумал или решил снимать другую, они мне должны заплатить кругленькую компенсацию.

– Сколько? – спрашиваю я.

– Минимум семьсот пятьдесят тысяч долларов.

– Ну что ж, это приличная сумма, – замечаю я.

– Но это не все, Джо. Я хочу знать, что происходит. Какую они затеяли игру. Меня бросил мой агент Бенни Хоффрау, а это значит, что пора посмотреть реальности в лицо. Надо выяснить, что он предпочел мне. Я была у Хартмана…

– Кто такой Хартман?

– Дэвид Хартман – глава «Репризентейшн компани». Он входит в десятку, а то и в пятерку самых влиятельных людей в этом бизнесе. Мы пообедали и поговорили обо всем на свете кроме того, что меня действительно интересовало. Так происходит довольно часто. Но перед тем, как подали кофе» он сказал: «Бедный Линк…»

– Линк?

– Знакомые Бигла называют его Линком, так принято. И я уже собиралась спросить: «А правда, что с ним?» – или что-нибудь в этом роде, как сзади ко мне подошел Том Круз. И Дэвид снова начал переливать из пустого в порожнее. А мне не оставалось ничего другого, как ему подыгрывать в надежде услышать еще что-нибудь существенное. Говорить ни о чем – очень обременительное занятие. На следующий день после обеда с Хартманом мне позвонил Бенни и сказал, что у него есть для меня картина. История времен Второй мировой войны. Я, Джина Роулендс и Бет Мидлер. Не шутки. Помнишь фильм «Лучшие годы нашей жизни»?