Текст книги "Американский герой"

Автор книги: Ларри Бейнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Глава 28

Президентская деятельность находилась вне законов логики и здравого смысла, словно она и впрямь являлась частью какого-то волшебного мира. Если президент обладал харизмой, все было хороню, и страной управляли предвестия и предзнаменования. Если же на нем лежало проклятие, то небеса проливали на землю никому не нужный дождь и никакие усилия не приносили дохода и прибыли.

Если оглянуться в прошлое, окажется, что все неприятности начинаются с Камелота. Прозвище могло нести в себе большее, чем в состоянии понять самые сведущие. Высокомерное восхищение новой эпохой и новыми рыцарями открывало истины столь причудливые, что никто ни на миг не воспринимал из буквально. Миф утверждает, что Артур – один из королей будущего и что рано или поздно он вернется. Только представьте, как он появляется снова и воссоздает государство, основанное на добродетели, великодушии и мечте. Но ведь был же еще и Мерлин. Кто это был такой? Впрочем, какая разница.

Важно лишь то, что король снова должен умереть. И его саван будет вплетен в огромный гобелен иллюзий, так чтобы каждый наблюдатель смог увидеть свое и поклясться, что все остальные истории о его смерти являются выдумкой.

Но кроме того, он успел наложить проклятие на свой венец. Его смерть все перевернула с ног на голову. Или это чародей Мерлин в отчаянии и ярости напустил свои чары.

Как иначе объяснить трагедию Макбета-Макбёрда, как он был назван в одной из восхитительных пародий? Как объяснить крушение Ричарда Никсона – блистательного мастера заговора и интриги? Неужто деятельностью двух бездарных шутов, ворвавшихся в гостиницу и низвергших его на дно? А Джеральд Форд – честный и умный человек, у которого не было ни одного недостатка, если не считать того, что он не умел держать себя перед камерой? Даже Картер, который трудился не покладая рук и изучал добродетель как истинный теолог, – и тот день за днем наблюдал за тем, как снижается его Рэйтинг.

А разве не волшебство принесло нам Джона Кеннеди и оставленное им после себя проклятие? И единственным человеком, которому удалось его снять, стал шоумен Рональд Рэйган. Он мало работал и плохо разбирался в том, что должны знать президенты, – в экономике, внешней политике, юриспруденции, истории и даже в искусстве. Он делал одно, а говорил другое, он не отличал истины от ночных новостей и окружал себя людьми, за которых другим было стыдно. И тем не менее он снова сделал Белый дом дворцом и центром процветающей империи. Он излучал вокруг себя сияние, а во всем, что он делал, его сопровождала удача.

Проклятие? Булгу, вся жизнь которого была подчинена одной цели, каждый поступок которого призван был соответствовать тому, как должен вести себя президент, начинало казаться, что он очутился за пределами познаваемого мира. Ни одно его действие не приводило к желаемому результату. А все придворные, советники, эксперты и члены кабинета только носились по Белому дому с кипами бумаг, звонили по телефону, рассылали докладные, кричали, пытаясь доказать свою правоту, заказывали себе лимузины и обеды и вели себя как стая кроликов, ни на йоту не продвигая его к победе на выборах.

Буш летел в авиалайнере номер один, и рядом с ним был Бейкер. Они возвращались со встречи в Сан-Франциско с представителями Ассоциации предпринимателей Тихоокеанского побережья. Главным образом в нее входили американцы, и совет директоров тоже состоял в основном из американцев, но на самом деле она выражала интересы японских корпораций. Коньком Ассоциации была свободная торговля – то самое, что являлось основополагающим принципом для республиканцев и всячески поддерживалось президентом. Беда заключалась лишь в том, что японцы пользовались ею для прикрытия своих незаконных действий, нарушавших свободу конкуренции.

И поэтому к президенту перед его отъездом обратился глава корпорации «Американ экспортерс» к Билл Маньоли, с тем чтобы тот уделил ему несколько минут.

Слышится разноголосица многомиллионной толпы. Король мечтает лишь о том, чтобы остаться в живых. Однако для этого ему надо принять решение – сделать шаг влево или вправо, назад или вперед. На кого ему положиться? И президент, у которого нет времени на формирование своего собственного мнения, у которого не хватает сил, чтобы заниматься всеми проблемами, прислушивается к тому, что ему говорят.

Когда-то «Американ экспортерс» была действительно американской компанией. Теперь же она принадлежала торговой компании «Мусаши» – ключевой организации объединения, называемого в Японии кейрепу. Любой читатель финансовой прессы или японских триллеров знает, что кейрецу [66]66
  Для японцев это то же самое, что пенис для негра. Нечто больших размеров, чем у белого, более мощное и непобедимое, то, чего боятся белые и с помощью чего можно сексуально порабощать белых женщин.


[Закрыть]– это огромный, плотно спаянный конгломерат, который сеет ужас и занимается хищнической деятельностью.

«Мусаши» приобрела компанию «Американ экспортере», во-первых, из-за ее названия, а во-вторых, из-за ее президента Билла Маньоли – самого стопроцентного американца, которого когда-либо встречали японские эксперты. И на работе, и в выходные дни Билл был образцом американского образа жизни. Он ездил на «мустанге», заказывал жареные бифштексы и большие десерты, смотрел футбол, обсуждал футбол, играл в гольф, дважды в неделю трахал секретаршу и раз в неделю – жену любил трикотажное белье и Вилларда Скотта и считал, что Лас-Вегас – это очень круто. У него было двое детей – один в колледже, другой на профподготовке, – и он носил их фотографии в бумажнике. Он был свойским парнем и заводилой, мог прокормить своих иждивенцев и платить за полные баки своих четырех автомобилей.

Поэтому, когда Билл Маньоли начинал выступать от лица «Американ экспортере», никто и не вспоминал, что на самом деле он говорит от лица Хироши Такагавы, чья должность в «Мусаши» переводилась на английский как «вице-президент компании, отвечающий за совершенствование японо-американских отношений», хотя в действительности японская идеограмма каньи означала «член генерального совета по стратегическому планированию победы в Америке» – но так его должность никогда не переводилась, и упоминать об этом при белом человеке было не принято.

Обсуждалась проблема военных поставок, с помощью которых Америка всегда поддерживала частное производство. А то, в свою очередь, делало все возможное, чтобы поддержать военных. Любой производитель чипов, имеющий за своей спиной политика – конгрессмена с его избирателями, американца-патриота, стремящегося к независимости своей страны в случае войны, – мог предъявить Пентагону счет с требованием, чтобы тот закупал чипы лишь отечественного производства. Конгрессмен получал счет, но это позволяло Пентагону делать исключения, в случае если… Здесь могли быть разночтения: «если речь шла о неотложных требованиях сиюминутной обороны» или «если никто не видел другой разумной альтернативы». Как бы то ни было, исполнение закона теперь зависело от выбранного курса.

Маньоли был разумен, точен и красноречив. Еще бы, Хироши Такагава потратил уйму денег на пиар-кампанию, а также на персонального преподавателя Маньоли, чтобы научить того вести себя подобающим образом.

И никого не интересовало, прав был Маньоли или нет, являлся он агентом иностранной держа вы или нет, и вообще – насколько важно это было знать президенту. Вопрос заключался только в том: как Маньоли к нему пробрался.

__ Бутяик, а с чего это ты вдруг начал разговаривать с этим Маньоли? – спрашивает президента Джеймс Бейкер.

– Нил, – отвечает президент, имея в виду сына, который волнует его сейчас больше всего. – У нас нет осведомителей? – Имеется в виду, не знает ли Бейкер, какое решение будет принято относительно Нила. [67]67
  Если читателю нужно напомнить о подробностях этого дела, то они таковы: в 1983 году Нил Буш, сын Джорджа Буша, занялся нефтяным бизнесом, вложив в него сто долларов, в то время как вклад партнеров составлял сто шестьдесят тысяч долларов. В 1985 году Нил становится директором компании «Сильверадо», которая выдает своим партнерам ссуду по сто тридцать два миллиона долларов. В1987 году сто тысяч Нилу «прощают». В 1988 году происходит дефолт, и «Сильверадо» терпит крах. Федеральная корпорация страхования банковских вкладов вносит для спасения фирмы около одного миллиарда долларов («Тайм», «Спай»)


[Закрыть]

– Я слежу за этим.

– Если бы он не был моим сыном. [68]68
  Нет никаких данных о том, что президент или госсекретарь ходатайствовали за Нила Буша перед законом.


[Закрыть]– Буш качает пальцем. Но это не означает «я бы тогда заставил его отдуваться по полной, чтобы другим не было повадно», он хочет сказать: «Если бы он не был моим сыном, никто бы не почесался». – …Ни одна публичная ищейка… – «Надеюсь, адвокат, которому было велено прикрыть это дело, не станет сообщать об этом всему миру». – Что там ковыряться в дерьме. Пусть подождут, и все выяснится.

– Ты же знаешь, что он прикрывает японцев, – говорит Бейкер, возвращаясь к Маньоли.

– Конечно, знаю. За кого ты меня принимаешь? – отвечает Бутл. – И можешь не отвечать на этот вопрос, – поспешно добавляет он. [69]69
  За всю свою литературную карьеру мне еще никогда не доводилось писать об «остряках». У меня внутри все съеживается, когда я слышу: «Он сострил». И тем не менее Буш, похоже, являлся тем самым остряком.


[Закрыть]

– Вся его компания полностью принадлежит «Мусаши».

– Я же сказал, что знаю, – откликается Буш. – Повторяю по слогам. Может быть, тебя интересует откуда?

– Интересует, – отвечает Бейкер.

– В «Мусаши» работает один из моих друзей, который помогает мне выбраться из лужи. Вот он-то и попросил меня уделить Маньоли несколько минут. Все просто как дважды два, – говорит Буш с довольным видом, который он принимает всегда, когда может сказать что-то, чего Бейкер не знает.

– Выбраться из лужи?

– Ну, с этой запиской. Черт, я ведь тебе даже не рассказывал.

– Нет, не рассказывал, – отвечает Бейкер. – Впрочем, ты совершенно не обязан это делать. Меня вполне устраивает нынешнее положение вещей, и уж кто тебе может помочь больше, чем я, Бушик.

– Ты помнишь эту записку?

– Записку?

– Да, записку Этуотера, – отвечает Буш, криво улыбаясь.

– Ах записку!

– Да. Там было велено показать ее Хартману.

– Ничего такого там не было, – отвечает Бейкер. – Напротив, он просил никому ее не показывать. А Хартмана он лишь советовал пригласить, если ты соберешься воспользоваться его рекомендациями.

Президент поднимает палец как пистолет и направляет его на Бейкера:

– Все уже в производстве.

– В производстве?

– Это они так говорят в Лос-Анджелесе. «В производстве». И они назначили своего лучшего режиссера. Джонатана Линкольна Бигла. Помнишь «Западных всадников»? Потрясающий фильм. Когда Клинт Иствуд прищурившись глядит на своих противников… – и президент пытается воспроизвести этот прищур.

– Я думал, ты ее разорвал.

– Она снова оказалась у меня, причем именно тогда, когда я встречался с Хартманом.

– Ты не разорвал записку?

– Она оказалась у меня в кармане.

– Как она туда попала?

– Одна из секретарш обнаружила ее в моем портфеле.

– Как она оказалась в твоем портфеле?

– Мне это нравится, Джимбо. Знаешь, какое у меня сейчас ощущение? Я себя чувствую Бертом Мавериком. На столе огромный банк, а я, прижав карты к груди, медленно их раскрываю и ничего не боюсь, потому что в рукаве у меня есть туз.

Бейкер предпочитает не ставить президента в известность, что телевизионных персонажей звали Брет и Барт Маверик, и только спрашивает:

– Значит, ты отдал записку Хартману?

– И он запустил ее в производство. Ты знаешь, что такое производство?

– Знаю. И кто будет платить Биглу? Кто-нибудь собирается ему платить? И сколько людей уже знают об этом?

– В этом вся прелесть! Никто. Кроме Хартмана, меня, Бигла и теперь тебя. Но ты вроде как знал об этом с самого начала.

– Бигл тоже знает?

– А как бы он, интересно, организовал войну, если бы он не знал, что должен ее организовать? Я бы, например, не смог это сделать. А ты?

– Так они работают за бесплатно?

– Нет. Хартман все очень хитро придумал. Евреи всегда умеют правильно взяться за дело. За все заплатит «Мусаши», хотя еще и не догадывается об этом.

– Потрясающе, – говорит Бейкер, стараясь не выглядеть слишком любопытным. – И как ему удалось это устроить?

– Видишь ли, в бизнесе есть такие понятия, как заработная плата и накладные расходы. Именно это создает рабочие места. Персонал и всякое такое. А также уровень жизни в Лос-Анджелесе. Ты же знаешь, что он там очень высокий. Поэтому он просто поставил «Мусаши» в известность, что если они подпишут договор с Биглом, то президент, то есть я, будет им очень благодарен. Я уже проявил достаточную благодарность, уделив этому парню целых семь минут:

– А они не начнут интересоваться, почему ты им должен быть благодарен за то, что они выделили какому-то голливудскому режиссеру пару миллионов баксов? Думаю, не меньше – там все начинается с пары миллионов.

– Честно говоря, точная сумма мне неизвестна. Но они получили все необходимое.

– А эти голливудские деятели не начнут обсуждать это на вечеринках и со своими подружками, чтобы пустить им пыль в глаза? – спрашивает Бейкер, пытаясь скрыть нарастающий ужас.

– Тебя интересуют принятые меры безопасности?

– Ну, в общем, да, – отвечает Бейкер. Как бы ему хотелось, чтобы этот липкий ужас, зародившийся в низу живота, был связан со страхом перед полетами, перед этим заключением в алюминиевом гробу на высоте двадцати двух тысяч футов над землей, а не с тем, что заварил Буш и что могло превратиться в горючую смесь Уотергейта с историей о нападении кролика на Джимми Картера. Лос-Анджелес! Кинорежиссер, создающий сценарий новой войны! Да это в любой момент может просочиться наружу! Что случилось? Может быть, Хартман подсунул Джорджу какую-нибудь голливудскую диву, которая лишила его способности соображать? Бейкеру доводилось видеть, что происходит со стареющими мужчинами, особенно с англосаксами, когда они впервые узнают, что такое оральный секс.

– У нас все под контролем. Круглосуточно. Прослушка и все прочее.

– ЦРУ? – спрашивает Бейкер. Тошнотворный комок подбирается все ближе к его горлу. Еще мгновение, и он ощутит его вкус во рту. Он уже видит, как какой-нибудь поганый либеральный конгрессмен-демократ прижимает сотрудника управления, запугивает его, и тот выдает все тайны прессе. Такое уже случалось и вполне может случиться снова.

– Нет, – самодовольно отвечает Буш. – Гейтс занимается этим в частном порядке. [70]70
  Различные «разведывательные» агентства в Соединенных Штатах всегда использовали, создавали, финансировали и контролировали другие организации. В частности, в период, последовавший за Уотергейтом, просочилось наружу множество сведений о ЦРУ. Общественности стало известно о его противозаконных, некомпетентных и бессмысленных действиях. На деятельность ЦРУ были наложены новые ограничения, а внутри проведены соответствующие «чистки». Однако недавняя история с операцией против Ирана свидетельствует о том, что Управлением тут же были разработаны новые методы, менее прозрачные для Конгресса. Впрочем, то, что об этом стало известно и что Олли Норт проявил полную некомпетентность, еще не означает, что эта деятельность доказала свою неэффективность. Ведь идея приватизации принадлежит Администрации. Так, Вакенхат обеспечивает безопасность американских посольств, а «Юниверсал секьюрити» заключает контракты с правительством, в частности проводя анализы мочи и тесты на наркотики у работников департамента сельского хозяйства и транспорта.
  Гейтс в это время работал не в ЦРУ, а в Совете национальной безопасности. В 1991 году после этих событий Буш снова назначил его директором ЦРУ.


[Закрыть]

– Понятно, – с глубоким облегчением откликается Бейкер.

– Ты забыл, что я работал в Лэнгли и знаю все их трюки. Или почти все. Конечно, я не занимался конкретными заданиями, но у меня было достаточно агентов, которые рассказывали мне, что почем, и делились со мной профессиональными тайнами.

– Гейтс – хороший человек, – замечает Бейкер. И это соответствует действительности. Он был крепким орешком, то есть он не станет ничего рассказывать Конгрессу только потому, что этого требует закон, и будет искренне смущен, если правда выплывет наружу. Он был советологом, возглавлял аналитический отдел ЦРУ, был помощником и заместителем директора ЦРУ Уильяма Кейси. Рейган прочил Гейтса в преемники Кейси, однако его ходатайство было отклонено, когда выяснилось следующее: он не поставил Конгресс в известность, как того требовал закон, что Олли Норт не по назначению использует средства, вырученные от продажи Ирану оружия. Гейтс также известен подделкой документов в политических целях.

– Еще бы, – откликается Буш.

– А как деньги попадут к Банкеру?

– Вот тут я не в курсе, – отвечает Буш.

– Жаль, что ты мне раньше не сказал об этом. Я все-таки госсекретарь.

– Ну, вообще-то все получилось совершенно случайно.

– Я хочу сказать, что если мы с кем-то собираемся воевать, – Бейкер выжимает из себя улыбку, – то я вообще-то должен знать об этом. – Когда он впервые читал записку Этуотера, он ощутил в ней странную убедительность. Теперь же он ощущал лишь, что все это в высшей степени странно.

– Не дрейфь, Джимбо. Я знаю, что ты считаешь себя умнее, чем я. Только не надо меня недооценивать, как это делают остальные. Я был конгрессменом, председателем Республиканской партии, главой ЦРУ, послом в Китае и представителем в ООН. Многих ли ты знаешь, кто занимался хотя бы одним из этих дел и вышел бы чистеньким? А?

– Прошу прощения, господин президент. Я понял. У вас потрясающая способность выходить сухим из воды.

– Не садиться в лужу и не попадать впросак.

– Позвольте предложить вам выпить, господин президент.

– Спасибо, господин секретарь. И кстати, господин секретарь, хочу сообщить вам, что у меня все под контролем. Я не собираюсь допускать глупых ошибок. Я не собираюсь войти в историю как президент-идиот. Но я использую все возможности для того, чтобы победить. Так ты со мной или собираешься бежать с корабля?

– Мы находимся на высоте двадцати двух тысяч футов, и я не собираюсь бежать с корабля, – отвечает Бейкер и передает скотч президенту. Он намерен любым способом прекратить это безумие. Хотя бы потому, что президент обвел его вокруг пальца. И не то чтобы Бушу это не было свойственно – время от времени он делал такое, чтобы доказать Бейкеру, кто здесь главный. Но никогда это еще не касалось столь серьезных вещей.

– Теперь у меня туз в рукаве, – поддразнивает президент. – И мне это нравится. Прямо как у Берта Маверика.

Бейкер поднимает свой стакан. Он ничего не говорит о Брете и Барте. Президент чокается с ним.

– За войну, – произносит Буш. – За хорошую войну.

– Мне бы хотелось знать только одно, – замечает Бейкер, не прикасаясь к виски. – С кем мы будем воевать?

– Не знаю. Пока все еще в производстве.

Глава 29

Когда я открывал свой офис, то предполагал, что окружающие будут смотреть на меня с определенной долей презрения, подсмеиваться за моей спиной. Однако этого не произошло. В этом большой плюс Лос-Анджелеса: никого не интересует, как ты это получил и откуда, главное, что получил. Я ношу новую одежду. А когда я вожу Мэгги, то меня уже воспринимают не как шофера, а как бойфренда. Я начал сопровождать ее на бизнес-ланчи, бизнес-вечеринки и деловые встречи.

Самая важная из них, разумеется, встреча с Дэвидом Хартманом. Он соглашается с тем, что Мэгги пора сделать следующий шаг и открыть свою компанию. Конечно, если ей удастся найти соответствующего спонсора. И мы обсуждаем, где можно достать необходимые деньги. Он упоминает «Джей-ви-эс/Виктор», «Мусаши» и, возможно, «Эм-джи-эм», так как женское кино приобретает все большую популярность. Кроме этого, он может обратиться в «Парамаунт».

Правда, на самом деле встреча посвящена совсем не этому. На самом деле устроена она лишь для того, чтобы мы с ним посмотрели друг на друга. И оценили друг друга. Он делает все возможное, чтобы понравиться мне. Это хорошо. И даже умудряется вставить в свою речь пару слов из лексикона десантников.

Мэгги прикасается ко мне рукой. Крупный план ее пальцев, скользящих по моей руке, которые отчетливо говорят: «Это мой мужчина». Крупным планом лицо Мэгги. Крупным планом Хартман в тот момент, когда он это замечает. Крупный план Джо, когда он ощущает, что рука Мэгги защищает его, как плащ Супермена. И все это отражается на его лице.

– Джо не говорит ничего нового по сравнению с тем, что я думала раньше, – говорит Мэгги. – Просто рядом с ним я чувствую себя сильнее.

Резкое переключение на Хартмана – похоже, он ей верит.

На самом деле хорошо, что я не сплю с ней. Безумие целибата позволяет мне сохранять рассудок. Если бы я был с ней близок, у меня бы возникла иллюзия собственного величия, я бы начал считать себя ее бизнес-менеджером, будущим продюсером, вымогателем и спекулянтом. Как бы то ни было, я продолжаю смотреть на нее как на кинозвезду, каковой она и является, а сам веду себя как влюбленный дурак, что тоже полностью соответствует действительности. Я не знаю, как это ей удается, но в результате все получается очень правдоподобно. Она сияет, как абсолютно удовлетворенная женщина, переполненная гормонами любви. Ей удается обмануть даже меня, хотя я точно знаю по горящему в ее комнате свету и доносящимся оттуда звукам, что ее ночи столь же одиноки и безрадостны, как и мои.

Она действительно великая актриса. В этом не остается никаких сомнений.

– Я желаю Мэгги только добра, – замечает ее агент.

– И я тоже.

В это к нам подходит официант с бутылкой вина. Сто долларов в магазине, более двухсот по ресторанным ценам.

Когда я был подростком, любого идущего мне навстречу парня я автоматически оценивал по следующим параметрам: больше ли он меня? сильнее ли? смогу ли я с ним справиться? Когда я подрос, повоевал во Вьетнаме и вернулся, все изменилось. Теперь, когда я смотрю на парня, я себя опрашиваю: может ли он убить? убивал ли он когда-нибудь? сможет ли он сделать это еще раз? Мои критерии изменились.

Я смотрю на Хартмана. Вряд ли ему доводилось кого-нибудь убивать. Даже с большого расстояния на войне. Не знаю, почему для меня это так важно, но это важно. Позднее, когда я знакомлюсь с его личным делом, выясняется, что он действительно не участвовал ни в одном сражении. Может ли он убить человека? Думаю, ему бы хотелось это сделать. И не потому, что ему хотелось бы увидеть умирающего человека, хотя многие убивают именно ради этого, а просто чтобы ощутить себя собой.

Агенты специально обучаются тому, чтобы стать безжалостными, грубыми, бессердечными «убийцами». [71]71
  Только не мой литературный агент. Джой Харрис – добрейшая женщина, и я уверен, что в этой профессии есть и другие, подобные ей. Анекдоты про агентов очень напоминают шутки по поводу адвокатов: акулы не едят их из соображений профессиональной вежливости, а их сердца лучше всего годятся для пересадки, так как при жизни они никогда ими не пользовались. Мало кто из них обладает реальной властью, чтобы по-настоящему помочь или кому-нибудь навредить. Большинство из них просто пытается найти клиента, который может заработать больше суммы накладных расходов.


[Закрыть]Но быть агентом-киллером все равно что быть грубым футболистом. Неизбежно что-то ускользает. Даже в таком городе, как Лос-Анджелес, не испытьшающем никакого уважения к реальности, все это прекрасно понимают. Поэтому Хартману стоило бы взглянуть на себя в зеркало и осознать тот факт, что он настоящий убийца. Наверное, ему бы это понравилось.

Хартман поднимает стакан.

– За новую любовь, – говорит он.

Сотрудник Мэгги, отвечающий за связи с общественностью, рассылает наши релизы об открытии нового офиса. Я даю интервью по телефону для «Вэрайети». «Голливудский репортер» сам присылает ко мне журналиста. «Инквайерер» присылает репортера с фотографом, да еще и из «Энтертейнмент тунайтс» кто-то звонит. Я на все соглашаюсь. Хотя такого со мной еще никогда не было.

Телефон звонит непрестанно. В офис то и дело доставляют сценарии, письма, резюме. Я встречаюсь с разными людьми. Вероятно, мне потребуются секретарь, рецензент и, может быть, кто-нибудь еще.

В двух кварталах от офиса расположен ресторан с вполне приемлемыми ценами. Кроме этого, в нем есть два запасных выхода: один, простой, через кухню, другой, более сложный – через окно туалета. Я хожу туда поесть. И вдруг в ресторан входит секретарша Тейлора Бемби Энн Слайго. А это довольно далеко от «Юниверсал секьюрити». Может, она оказалась здесь случайно? Хотя многие утверждают, что в этом деле не бывает случайностей. Я здороваюсь, она присаживается рядом и заказывает гамбургер и чашку черного кофе. Я тоже прошу принести мне гамбургер. Потом говорю, что Мэгги не одобрит моего поведения. И Бемби – этот жалкий слепок с Железной леди – отвечает, что я должен прислушиваться к Мэгги, так как она звезда. Я улыбаюсь и спрашиваю, как ей работается на Мела Тейлора. Кажется, она хочет мне что-то сообщить. Однако она молчит. Мы обсуждаем сотрудников офиса, до которых нам обоим нет никакого дела. Она расправляется со своим гамбургером и закуривает сигарету. Я заказываю ей еще одну чашку кофе с персиковым пирогом. Бемби отказывается от пирога. От них полнеют. И я говорю, что она достаточно стройна, чтобы не опасаться этого.

Часы продолжают тикать, а я знаю, что Тейлор внимательно следит за обеденным временем секретарей. Наконец она достает бумажник и собирается с духом. Время на исходе, и ей ничего не остается, как начать говорить.

– Мистер Броз, ведь мисс Лазло знакома с разными другими звездами?

Я уже успел понять, что крут знаменитостей крайне узок.

– Да, более или менее.

– А она знает… – Бемби опускает глаза и начинает стряхивать с себя крошки, потом расправляет салфетку и прижимает ее к себе, – Джона Траволту? И Тома Круза?

Я не уверен в этом, но полагаю, что знает.

– Да, – отвечаю я.

– Я слышала… – Она берет бумажную салфетку и принимается стирать ею капельку кофе с блюдца, после чего тщательно протирает свою вилку. – Что саентологи могут излечить от… – Она кладет вилку на место и пытается посмотреть на меня, что ей плохо удается. – Гомосексуализма. Как вы думаете? [72]72
  И Круз, и Траволта входят в общество саентологов и неоднократно публично заявляли о том, какую это принесло пользу их карьере и душевному здоровью. Саентологи утверждают, что могут изменить половую ориентацию. И мистер Круз, и мистер Траволта женаты и имеют детей. Нет абсолютно никаких оснований подозревать их в гомосексуальных наклонностях. Хочется лишь напомнить читателю, что Голливуд и Америка в целом насыщены сплетнями, пренебрегающими как правдой, так и уважением к частной жизни.


[Закрыть]

– Не знаю.

– Я понимаю, что вы не знаете. Но, может быть, Мэгги знает? Вы не могли бы спросить ее? Это ничего, что я называю ее Мэгги?

– Ничего. Я обязательно спрошу ее, – отвечаю я.

Постепенно я начинаю осознавать всю привлекательность этого образа жизни, помимо наличия денег. Люди беседуют друг с другом, занимаются собственной внешностью – лично я регулярно посещаю тренировочный зал, – следят за своей одеждой и много читают.

В основном это все пыль в глаза, которую мне необходимо пускать, изображая из себя любовника-продюсера, но в то же время это является необходимым этапом. Когда «Юниверсал секыорити» занималась расследованием промышленного шпионажа, первым делом мы пытались найти незаинтересованного бывшего сотрудника или недовольного нынешнего. Я намереваюсь организовать нечто вроде провокации, предоставляя сотрудникам Бигла место, куда они могут обратиться.

Этот способ требует времени и терпения, не гарантируя при этом успеха.

Пока «Юниверсал секыорити» следит за мной, Стив следит за Матусовым. Изо дня в день Рэй делает одно и то же, заезжая в одни и те же восемь мест. Однако то, что он делает эти восемь остановок, еще не позволяет понять, кого именно он записывает. В частности, он останавливается у одного многоквартирного дома, где прослушка, судя по всему, осуществляется из подвала. Еще две остановки он делает у охраняемых жилых комплексов, а это означает, что Стив даже не может определить дом, в котором живут интересующие Рэя лица. Остановку он делает у склада на Флауэр-стрит, в котором есть только одно жилое помещение – оно принадлежит Максвеллу Нюрнбергу. К этому времени я уже знаю, что он работает в Кинемате, и поэтому догадываюсь, что прослушивают именно его. И еще у Рэя есть три переносных передатчика, [73]73
  Электронная слежка является высокотехнологичным процессом. Но к тому же это занятие очень трудоемко и требует решения огромного количества задач, в частности размещать звукозаписывающие устройства, получающие сигнал, так. чтобы они находились в безопасном месте и с них можно было бы регулярно снимать данные. В жилых домах и учреждениях множество таких точек. Охраняемые частные дома представляют куда большую сложность. Один из способов – разместить транспортное средство с записывающим устройством в непосредственной близости от интересующего объекта. Однако в таких местах, как Беверли-Хиллз, где парковка на улицах запрещена, это создает дополнительные трудности. И все же высокие технологии дают ответы на эти вопросы: микроволновый передатчик может обеспечить получение непосредственного сигнала в узком диапазоне, не говоря уж о возможности спутниковой связи.


[Закрыть]один из которых, судя по близости его расположения, явно рассчитан на прослушку меня и Мэгги.

Интересно, что он начинает свой объезд из «Юниверсал секыорити», а заканчивает его у себя дома, прослушивая записи по ночам.

Я убеждаюсь в том, что за мной не следят, и как-то вечером без предупреждений заявляюсь к Раю. Я стучу в дверь, и он, несмотря на наличие видеокамер, приникает к замочной скважине.

– Джо! Ты какими судьбами? – открывает он дверь.

– Мне надо поговорить с тобой, с глазу на глаз.

– С глазу на глаз?

– Да, обсудить одно выгодное дельце, – улыбаюсь я. – В котором мы с тобой можем поучаствовать.

– Давай.

Он отходит в сторону и пропускает меня в дом. Его жена Мирна в гостиной. Она выглядит как куколка даже после рождения двух детей и всего остального. Я с ней встречался на корпоративных вечеринках.

– Очень симпатичный дом, – говорю я, обращаясь к ней.

– Спасибо, – с искренним удовольствием откликается она.

– Вы сами все это сделали? – спрашиваю я.

– Ну… – произносит она и заливается краской. Она относится к разряду скромниц. И Рэя это очень радует: его первая жена была совсем другой.

– У вас хороший вкус. Я не специалист, но это даже я вижу, – замечаю я.

– Хотите, я покажу вам остальной дом?

– Конечно, – отвечаю я.

– Джо забежал по делам, – замечает Рэй.

– Да-да, конечно, – отвечает Мирна и умолкает.

– Я бы действительно с удовольствием осмотрел ваш дом, – говорю я. – Он источает тепло. Вот у Мэгги… – Мирна вся обращается в слух – а вдруг я поделюсь с ней какими-нибудь тайнами кинозвезды? Вдруг я расскажу что-то о ее частной, домашней жизни? И она узнает что-то такое, что публикуется лишь в журнале «Стиль жизни богатых и знаменитых». -…У нее, конечно, роскошный дом. Но все в нем сделано словно специально для какого-нибудь телевизионного шоу. В нем нет того тепла и уюта, которые есть у вас.

Мирна снова заливается краской. Даже Рэй доволен и гордится женой. Чтобы ее дом сравнили с домом кинозвезды! Теперь ему ничего не остается, как позволить ей показать мне дом. Она рассказывает мне, как смешивала разные краски. Я замечаю, что все окна подключены к сигнализации и снабжены сенсорами, реагирующими на движение. Эта система стоит больше, чем все добро, которое она охраняет. Не сомневаюсь, что кроме всего этого существует и беззвучная связь с отделом вооруженного реагирования «Юниверсал секьюрити». [74]74
  В «Юниверсал секыорити» имеются два отдела вооруженного реагирования. Главный, предлагающий услуги по коммерческим ценам, является, как и многое другое в жизни, полувымышленным. На самом деле он выполняет обязанности просто справочной службы, перезванивая в полицию и информируя ее о взломах. После чего является вооруженная полиция, в задачу которой и входит реагирование. Кроме того, «Юниверсал секьюрити» осуществляет вооруженное реагирование в частном порядке, что создает целый ряд правовых проблем, в основном финансовых, так как страховым компаниям приходится выплачивать огромные суммы.


[Закрыть]Наверное, есть и звуковая сигнализация. Две маленькие девочки делят одну спальню, украшенную оборочками в розовых тонах. Впрочем, все как положено: спальня спальней, кухня кухней, и даже в столовой есть стол. Лично меня больше всего интересует подвал, где расположен рабочий кабинет Рэя.

– Ну, здесь все вверх тормашками, – говорит Мирна.

– Лично я всегда знаю, где что лежит, – откликается Рэй. – Сейчас тут действительно небольшой беспорядок. Просто я подгонял плату и соединения под свою систему, чтобы в любой момент можно было подключить совместимую приставку.

– Отличная работа, – говорю я.

Мы поднимаемся обратно в квартиру, и Рэй запирает подвал на ключ.

– Чтобы дети не забежали, – поясняет он. Мы садимся за стол, и Мирна выходит. – Ну, так что там у тебя?

И я говорю, что с помощью Мэгги у меня появилась возможность начать новый бизнес, но поскольку я в отпуске, то пока не могу получить патент. Рэй настоящий технический гений, но ему не хватает предприимчивости. Большинство техников живет на зарплату и почти не имеет халтур.

– Сколько я получу? – спрашивает он.

Перед тем как ответить, я делаю небольшую паузу:

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Это справедливо, – с огромным облегчением выдыхает Рэй. С таким же успехом я мог бы сказать «девяносто на десять – хочешь соглашайся, хочешь нет», и он бы все равно согласился. – Это справедливо.

– Мне еще потребуется некоторое время, чтобы все утрясти, но через пару недель, максимум через месяц ты сможешь приступить к работе.

– Спасибо, Джо. Спасибо. Ты же понимаешь – дети и так далее. Мне хватает, но еще немного денег никогда не помешает. Ты же понимаешь.

– Конечно, понимаю.

Мы пожимаем друг другу руки, и Рэй провожает меня до дверей. Система сигнализации срабатывает на ключ, а не на цифровой код. Думаю, он установил эту систему лет десять тому назад, когда в моду вошли скоростные звуковые генераторы, а цифровые системы стали уязвимыми.

На следующий день, когда Рэй отправляется на склад, мы со Стивом берем напрокат фургон длиной в тридцать пять футов и припарковываем его на улице. На Стиве темные очки и накладные усы. Когда Рэй выходит на улицу, он видит налгу машину, которая преграждает ему путь.

Я захожу ему за спину и ударяю его по затылку. Снимаю с него часы, вынимаю бумажник и вытаскиваю ключи. А потом затаскиваю его бесчувственное тело за мусорный бачок.

Потом я угоняю машину Рэя, опорожняю багажник и сдаю ее в контору по обмену автомобилей, после чего подъезжаю к дому Рэя в сантехническом фургоне, взятом напрокат на киностудии. То ли из любезности, то ли по забывчивости они предоставляют его нам с полным набором необходимого сантехнического оборудования. Я использую эти ящики для переноса скоростного перезаписывающего устройства и целой кипы магнитофонных лент. Девочки в школе. Мирна на работе. Я прикидываю, что у меня есть как минимум два часа. Я открываю дверь ключом Рэя, выключаю сигнализацию, спускаюсь в подвал и принимаюсь изучать его сокровищницу.