Текст книги "Волшебница на грани (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Мне правда было страшно, – призналась я. – И спасибо вам, что вы не смеялись надо мной.
Генрих выглядел удивленным.
– Тут не над чем смеяться. У всех свои страхи, – сказал он. – Знаете, у нас пять лет назад появилась удивительная вещь, синема. Это такой экран, на котором показывают движущиеся картинки из аппарата. Вы не представляете, как перепугались зрители, когда прямо на них полетел дракон! Кто-то упал в обморок, кто-то убежал, кто-то стрелял прямо в экран.
Я невольно улыбнулась.
– В моем мире такое тоже есть. И люди тоже испугались в первый раз.
– Ну вот. Страх нас может ждать в самых неожиданных местах, и смеяться над ним лучше потом, а не в процессе, – сказал Генрих и поинтересовался: – Вас не укачивает? Может, перекусим?
Я посмотрела на корзиночки из теста, в которых красовались розоватые ломтики мяса с овощами, и невольно почувствовала голод.
– Отличная мысль, – согласилась я. – Пойду пока… носик припудрю.
Санузел располагался в стороне от пассажирского зала. Потянув на себя дверь с изображением дамы в пышном платье и с зонтиком, я оказалась в роскошной уборной с зеркалами, сверкающими раковинами и картинами на стенах. Отдельная кабинка была пуста. Моя руки под шипящей струей зеленоватой воды, пахнущей яблоком, я думала о том, что никогда не хотела никаких приключений.
И вот лечу на дирижабле в компании принца. Лечу охотиться на здешнего доктора Менгеле.
И даже надеюсь вернуться живой.
Я оторвала от большого рулона кусок бумажного полотенца, вытерла руки и бросила его в корзину. Надеяться на лучшее – что еще нам остается? Что еще может удержать нас на плаву?
Корзина вдруг дрогнула, упала и покатилась по полу, рассыпая скомканную бумагу. По полу мелькнула огненная комета и развернулась – выбросила когтистые лапки, щелкнула хвостом, украшенным шипами, раскинула круглый алый воротник вокруг треугольной головы. Существо было похоже на плащеносную ящерицу – вот только от них не летят во все стороны темно-синие брызги, прожигающие плиты на полу.
Ящерица распахнула пасть, зашипела и плюнула в меня синим.
Кажется, я закричала.
Плевок ударил в раковину справа от меня, и сверкающий фаянс задымился. Я скользнула в сторону, в панике прикидывая, чем можно ударить или накрыть гадину.
Может, заманить ее в кабинку? А самой бежать и звать на помощь?
Еще один плевок пропалил подол моего платья. Насколько удобнее было бы в джинсах!
Откуда она вообще тут взялась? Я понимала, что ящерица может пробраться на борт дирижабля просто так. Но что-то подсказывало мне, что здесь не обошлось без помощников.
Напала-то она именно на меня. Ту даму в зеленом платье, которая вышла отсюда передо мной, ящерица не тронула.
Может, я пахну по-другому? Раздражаю ее? Или пугаю? Поди знай, какие привычки у здешних ящериц.
– Помогите! – заорала я во всю глотку и, вспомнив одну неприятную историю, прокричала: – Пожар! Горим!
Редко кто бросится спасать девушку из лап маньяка, который схватил ее возле лифта. Никому не хочется стать героем посмертно. Но на крики о пожаре выбегут все, даже глухие и безногие.
Был случай убедиться.
Ящерица разразилась отвратительным писком и затопала ножками, готовя очередной плевок. Платье дымилось. Я попробовала было обежать эту тварь и вырваться в коридор, но ящерица проворно отрезала мне путь. Кажется, она даже увеличилась в размерах.
Зеркало, подумала я, можно попытаться сбежать отсюда через зеркало.
И куда я попаду? В камеру Генриха или ту комнату, в которой меня держал Андерс?
– Спасите! – крикнула я, и ящерица выдала целую очередь плевков.
Платье загорелось. В ту же минуту открылась дверь, в туалет заглянул стюард и, пробормотав что-то исключительно удивленное и неприличное, задал деру. Хотелось надеяться, что он звал на помощь. Задыхаясь от ужаса и боли, я выбросила руки перед собой, словно пыталась оттолкнуть ящерицу или заслониться от нее, и увидела, как от пальцев разливается голубое зарево.
Последним, что я увидела перед тем, как рухнуть на пол без сознания, была визжащая ящерица, окутанная огнем.
– Осторожно, осторожно. Вот так.
Голоса доносились до меня словно через слой ваты. Я лежала, и лежать было мягко.
Значит, все кончилось?
– Подержите вот тут. Надо смазать.
Прикосновение к колену было прохладным, но за прохладой пришло такое жжение, что я с криком села на койке. Немолодой мужчина в черном мундире с силой удержал мою ногу и произнес, отчеканивая каждую букву:
– Лежите, миледи! Еще немного!
Я увидела на колене толстый слой мази: под ним было черное и красное, и от одного взгляда меня повело в сторону, и я едва не упала с койки. Генрих поддержал: он, оказывается, сидел рядом и смотрел, как врач – я подозревала, что мужчина в мундире был именно врачом – наносит мазь.
– Что случилось? – прошептала я, глядя на Генриха и видя, что он страшно испугался, и этот страх только сейчас начинает разжимать пальцы.
– Беленский огненный змей, – ответил врач. – Я понятия не имею, как он пробрался на дирижабль. Но он несколько раз плюнул в вас, миледи, вы горели.
Черное и красное под мазью на глазах становилось меньше. Теперь чувствовала едва уловимое покалывание. Через несколько мгновений врач провел по колену губкой, и я увидела абсолютно чистую розовую кожу без малейшего следа ожога.
– Спасибо вам, – искренне сказала я. – А что со змеем?
– Вы его испепелили, миледи, – сообщил врач. – Направленный магический удар такой силы, что дирижабль едва не сошел с курса. Кстати, – он снял очки, убрал их в карман и принялся складывать банки и склянки в распахнутую пасть саквояжа. – Рекомендую вам сделать пометку в паспорте о том, что вы волшебница. В халифатах к этому относятся беспечно, а вот фаринтцы предпочитают знать, с кем имеют дело. Капитан поставит печать.
– Хорошо, – согласилась я, и доктор вышел. Генрих помог мне лечь, набросил на меня покрывало, и я вдруг окончательно поняла, что все это время была в одном белье.
Панталоны и сорочка, причем изрядно декорированные обгорелыми пятнами и не скрывающие ровным счетом ничего. Врача-то не стыдно, он по долгу службы и не такое видел. Но вот Генрих это совсем другое дело.
– Я услышал, как ты кричишь, – негромко сказал он. – Бросился бежать. От той ящерицы осталась только тень на полу. А ты… – Генрих провел ладонями по лицу и признался: – Я испугался, что тебя больше нет. Слава всем святым, у них было достаточно мази от ожогов.
– Я сожгла ящерицу, – прошептала я. – Генрих, она там оказалась не просто так!
– Конечно, – усмехнулся Генрих. – Они очень скрытные и не нападают на людей. А эту натравили на тебя.
– Марвинцы? – спросила я. Генрих усмехнулся.
– Кто же еще…
Некоторое время мы молчали. Я запоздало поняла, что мы перешли на ты, и от этого сделалось как-то теплее, что ли. По большому счету, мы оба были невероятно одиноки – и вдвоем нам было легче переносить это одиночество.
– Что же нам теперь делать? – спросила я. Улыбка Генриха стала светлой и ободряющей.
– Тебе – лежать и приходить в себя, – ответил он. – А мне – поставить метку в твоем паспорте у капитана и принести тебе одежду.
– Спасибо, – сказала я, чувствуя, как между нами сейчас натягиваются тонкие, едва заметные нити. Что это было? Духовное родство, дружба?
– Было бы за что, – Генрих смотрел на меня с теплом и любовью. – Отдыхай.
Я послушно свернулась калачиком под покрывалом и сама не заметила, как погрузилась в сон.
Фаринт утопал в зелени.
Из окон дирижабля он казался зеленым медведем с кудрявой шерстью, который сунул лапы в океан. Возле одной из лап толпились птички кораблей – там был порт.
Город, в который мы приехали, назывался Лакмер. Пройдя таможню, мы вышли на стоянку экипажей, и Генрих довольно сказал:
– Ну, наконец-то твердая земля под ногами.
Я понимающе кивнула. Теперь можно было жить спокойно, не думая о том, сколько под тобой километров пустоты.
Экипаж повез нас по улице мимо аккуратных, почти кукольных домиков под рыжими черепичными крышами. Город был изящным и каким-то легким – он рассыпал зелень бесчисленных садов, перебрасывал мосты через нитки рек, звенел золотом в магазинах и магазинчиках, и постепенно мое настроение стало таким же легким и беспечным.
– Куда мы сейчас? – спросила я.
– Для нас уже снят гостевой дом в Фалуни, – ответил Генрих. – Элитный район, лучшие люди страны. Там очень красиво.
Я нахмурилась.
– Знаешь, если его оплатили наши друзья из халифатов, то лучше бы нам держаться от него подальше, – сказала я, и Генрих согласно кивнул.
– Разумеется. Но не так сразу. Амиль поймет, что мы начали свою игру, и быстро ее закончит. Тут надо действовать тоньше.
Некоторое время мы ехали молча. Когда экипаж прогрохотал мимо площади с двумя колоннами, утыканными отрубленными носами кораблей, я задумчиво сказала:
– Знаешь, мне кажется, та ящерица была проверкой. Амиль хотел посмотреть, что я могу как волшебница.
– Он мог бы сделать это еще в халифатах, – заметил Генрих.
– Конечно. Но в экстремальной ситуации организм работает по-другому. А ему надо было увидеть меня не на тренировке, а в деле.
– Логично, – кивнул Генрих. – Нам надо придумать, как отказаться от дома. Хотя… – он устало покачал головой, – это может оказаться бесполезным.
Я вдруг подумала, что если Генрих жил здесь, то у него наверняка остались знакомые. И эти знакомые могут его опознать. Впрочем… впрочем, это было давно. Люди меняются. Во дворе моего университета была автомастерская, и там трудился работяга, похожий на президента, словно брат-близнец. Ну и что?
Ладно, с этой стороны все вроде бы безопасно. Что, если Амиль сотоварищи решат проверить меня как-то еще? Что, если это была не проверка, а попытка убийства? Вернее, даже способ обезоружить Генриха и оставить его одного?
От волнения у меня даже голова начала болеть.
Наконец, экипаж остановился возле маленького уютного дома, белевшего сквозь ветви пышного сада. У гостеприимно распахнутых ворот стоял молодой человек в белом костюме. Увидев нас, он с улыбкой заговорил на незнакомом языке, полном сдвоенных гласных – должно быть, приветствовал гостей.
Я разочарованно подумала, что не стану здешней сокрушительницей сердец, не зная ни слова на фаринтском. И сама не подумала об этом, и Амиль не предложил мне хоть пару уроков. Генрих ответил молодому человеку на том же языке и негромко сказал мне:
– Это Камиль, наш домоправитель. Приветствует нас на фаринтской земле и надеется, что наше путешествие принесет нам только удовольствие.
Камиль доброжелательно улыбнулся мне, и я сказала, глядя в его загорелое лицо:
– Bin’t a hharaa vilan, Khamile!
Генрих умудрился сделать вид, что ничего особенного не произошло. Камиль подал мне руку, помогая выйти из экипажа, и произнес:
– Надеюсь, перелет прошел спокойно, миледи?
Теперь я прекрасно понимала его. Что ж, удивлюсь этому, когда останусь наедине с Генрихом, сейчас надо делать вид, будто все в порядке.
– Да, но я ужасно устала. Хочется пообедать и отдохнуть.
– О, господа, разумеется! Обед уже накрыт! – сообщил Камиль и повел нас к дому. Генрих придержал меня под руку и негромко сказал на ухо:
– Ни малейшего следа акцента.
– Сама удивляюсь, – тоже шепотом ответила я.
Могла ли я подумать, когда привораживала дураков к дурам, что магия действительно существует? Что я буду ей владеть?
Меня пугало лишь то, что я не знала границ этой магии. И не понимала, как их узнать.
В какой-то момент это незнание могло бы нас уничтожить.
В светлой столовой действительно уже был накрыт обед. На тарелках расположились гнезда из желтоватой бумаги, в которых красовалась лапша с зеленью и завитками креветок, на огромном блюде были выложены толстые ломти индейки в приятной компании помидор, авокадо и бекона, а в пузатых графинах розовело что-то похожее на арбузный сок со льдом.
У меня даже голова закружилась от голода и запахов еды.
После того, как тарелки опустели, маленькая служанка с поклоном принесла чашечки кофе и десерт – креманки с фруктами и желе. Я смотрела не на разноцветные ломтики, а на ее прическу: башню из волос, увитую пестрыми нитями с бусинками и усеянную белыми и розовыми цветами. Девушка поймала мой взгляд и смущенно поклонилась.
– Какая у вас интересная прическа, – похвалила я. Служанка снова поклонилась.
– Блгодарю вас, миледи. Это знак моей семьи, миледи, – ответила она. – На Аранбенском архипелаге все так носят, миледи.
Я улыбнулась, и девушка убежала на кухню. Почти сразу же в столовую вошел Камиль с серебряным подносиком в руке и приблизился к Генриху.
– Приглашение, милорд.
Генрих понимающе кивнул, взял с подноса белую карточку с золотым краем и, прочитав написанное, сказал мне на аланбергском:
– Нас с тобой сегодня ждут в гости, Милли. Пишут, что отказ не принимается.
– Кто же? – спросила я, понимая, что игра началась.
– Вице-президент Морского банка Гвен Бринн. Наш дорогой дядюшка не забыл племянника и племянницу. Любишь танцевать?
– Люблю, – ответила я и вдруг вспомнила, что как раз сегодня мне надо было вносить очередной платеж по ипотеке.
Гвен Бринн жил в трехэтажном особняке с видом на море и горы. Глядя на его дом, я невольно подумала о том, что он компенсирует недостаток размеров в другом месте.
– Напоминаю, ты сокрушительница сердец, – негромко сказал Генрих, когда мы подходили к гостеприимно распахнутым дверям. Я кокетливо ударила его веером по руке и рассмеялась:
– Виктор, ну хватит читать мне нотации! Тот случай с Анри всего лишь сплетни, я не собиралась с ним сбегать!
Генрих довольно кивнул.
Отправляя нас в Фаринт, Амиль снабдил меня несколькими чемоданами платьев. Если та мода, с которой я уже успела познакомиться, была очень сдержанной и в цветах, и в крое одежды, то платье, которое я выбрала для похода к Бринну, спорило с ней до хрипоты. Тончайший шелк, кружево и вышивка, россыпь жемчужин по дерзкому вырезу и юбка, которая мягко окутывала ноги и призывала только к одному: скорее ее снять.
В тех романчиках, которые я, бывало, почитывала от скуки по дороге на работу, пылкий любовник, как правило, разрывал такие платья вместе с бельем. Если бы кто-то решил разорвать это платье, я бы разорвала его самого.
Платье стоило целое состояние. Оно мне очень понравилось. Девушка в зеркале была похожей на меня и в то же время совершенно чужой: свободной, открытой, не привязанной ни к кому и ни к чему. Когда я спустилась в гостиную, то Генрих посмотрел на меня так, словно увидел впервые.
Мне вдруг сделалось не по себе от этого взгляда. Он будто бы говорил, что больше никто не посмеет на меня смотреть. Что я должна принадлежать только одному человеку. Что я…
Но вслух Генрих сказал, разумеется, только одно:
– Вы прекрасно выглядите, Людмила.
Я кивнула и поблагодарила, принимая комплимент.
По здешним меркам гостей было немного: я насчитала всего тридцать. Не бал и не званый вечер, всего лишь ужин в кругу близких друзей. По легенде Гвен Бринн был очень дальним родственником инженера Виктора Готти, который видел племянника двадцать лет назад. Настоящий Виктор Готти сидел в тюрьме в халифатах – он действительно был инженером, но занимался не только добычей олеума, но и перевозкой наркотиков. За такие подвиги его ждала только казнь, но Амиль умудрился смягчить протокол до пожизненного заключения.
Его сестра уже год жила в гареме одного из шейхов на правах любимой жены. Поменяла веру, поменяла имя и готовилась родить мальчика.
Мне не хотелось идти к Бринну. Нападение ящерицы было цветочками, а в особняке меня могли ждать уже ягодки.
– Господа! – Гвен Бринн оказался громогласным здоровяком, больше похожим на пекаря, чем на финансиста. – Как же я рад вас видеть! Виктор, дружище, не стесняйся, чувствуй себя, как дома! А эта очаровательная юная леди и есть твоя сестра?
– Да, дядюшка, – ответил Генрих, пожимая его руку. – Милли, ты помнишь дядю Гвена?
– Ох, да это вряд ли! – пророкотал Бринн. – Она тогда была совсем еще крошкой. Но так задорно хлопала меня по лысине!
– Надеюсь, вы меня простили за эту шалость, – снова рассмеялась я, понимая, что нужно вести себя как можно непринужденнее, и спросила: – А танцы будут?
– Будут, девочка моя! – воскликнул Бринн и подтолкнул меня в сторону гостей, которые заинтересованно смотрели на нас с Генрихом. – Отдыхай и развлекайся, тут есть приличные молодые люди, не то, что в этих проклятых халифатах. Наконец-то вы вернулись, порадовали старика.
Подхватив Генриха под руку, Бринн куда-то увел его, и я почувствовала, как по животу растекается холод. Гости Бринна смотрели на меня так, что я невольно ощутила себя главным экспонатом на выставке.
Что ж, держаться непринужденно и делать вид, что у меня пустая голова, в которую еще ничего не занесло южным ветром. На мое счастье ко мне подошел слуга с подносом, и я взяла бокал игристого. Это послужило неким знаком для мужчины в белом фраке, который подошел ко мне и поинтересовался:
– Как вам Фаринт, миледи?
Я пригубила вина и посмотрела на незнакомца: ближе к тридцати, начинает лысеть, весь какой-то блеклый и невыразительный. Посмотришь – и сразу же забудешь, что видел. Но выражение этого лица говорило о том, что его хозяин великий человек, которому сам черт не брат, и все остальные – это грязь у него под ногтями.
Не люблю таких. Насмотрелась. Хотя не спорю, иногда они могут произвести впечатление на тех, кто не ел ничего, слаще морковки.
– Солнечно, – беспечно заметила я. – У нас очаровательный дом в Фалуни.
– О, Фалуни! – воскликнул незнакомец. – Я тоже там живу. Гектор Эбернати, к вашим услугам.
Я одарила Эбернати самой очаровательной улыбкой из всех возможных и поинтересовалась:
– И в чем же именно мне могут пригодиться ваши услуги? Вы продаете бриллианты?
– Нет, я проверяю тех, кто их продает. Я налоговый инспектор, – сообщил Эбернати, и я поняла, где именно видела такое выражение лица, как у него.
Иногда Игорь смотрел точно так же, возвращаясь с работы. Он вершитель судеб людских. Похоже, налоговики одинаковы во всем мире.
– Как это, должно быть, интересно, – снова улыбнулась я. – Но я, к сожалению, ничего в этом не понимаю.
– Могу рассказать, – Эбернати встал ближе, почти на грани позволенного этикетом, и я отмахнулась:
– Ох, нет! Не стоит портить такой очаровательный вечер трескучими цифрами.
– Да, я давно понял, что девушки предпочитают разговоры о бриллиантах, – вздохнул Эбернати, и я легонько стукнула его веером по плечу, заодно делая шажок в сторону.
– Про бриллианты не надо говорить. Их надо носить. А что, там уже накрывают ужин?
Официанты действительно вкатывали в зал столы с таким количеством закусок, что у меня зарябило в глазах. Оркестр, игравший на балконе, даже взял паузу.
– Ваш дядюшка предпочитает исключительно фуршеты, – сообщил Эбернати. – Зачем подавать целую индейку, когда можно нарезать ножку на маленькие кусочки?
– Вы невыносимая злючка, Гектор, – рассмеялась я и снова стукнула его веером. Моя наставница говорила, что этот жест сейчас исключительно моден и производит на молодых людей просто сокрушительное впечатление. – Капризничать будете у себя дома, а здесь не мешайте другим получать удовольствие…
Я не договорила. Дом вдруг вздрогнул, как живое существо, которое что-то хочет сбросить с себя и не может этого сделать.
Кажется, это были те самые ягодки, о которых я подумала, входя в дом Бринна.
Как там Генрих? Что, если Бринн разделил нас, чтобы уничтожить поодиночке?
– Что это? – мне пришлось схватить Эбернати за руку, чтобы удержаться на ногах, и было видно, что это его обрадовало. Он улыбнулся и ответил:
– Давайте подойдем к окну. Вам понравится.
Гости собрались у огромного окна во всю стену, которое выходило на море. Все переговаривались, смеялись, предвкушая удивительное зрелище, и я надеялась, что мне все-таки удалось сохранить невозмутимый вид.
Море, наполненное всеми оттенками сиреневого, было спокойным и тихим, когда мы подъезжали к особняку. Сейчас же я видела, как далеко-далеко, почти у горизонта, начинает закручиваться серебристо-синий столб смерча. Дымящийся хобот поднимался к небу, и я, кажется, увидела, как от него разлетаются какие-то морские обитатели.
– Боже мой! – только и смогла выдохнуть я. – Что это?
– Смотрите, смотрите! – восторженно выдохнул Эбернати, который времени даром не терял и уже поглаживал меня по руке: нарушение местного этикета, если верить моей наставнице. Но я не стала возмущаться. – Сейчас начнется!
Столб смерча вдруг содрогнулся, заплясал и рассыпался. Замерев от восторга, я увидела, как вода падает вниз, и прямо к берегу мчатся золотые драконы.
Драконы! От восторга я даже дышать перестала. Насколько я могла оценить отсюда, они были не слишком большими, размером с лошадь. Покрытые сверкающей броней, окутанные облачками пара, драконы летели к берегу, то опускаясь к воде и выхватывая рыбину, то взмывая под облака и стрелой падая вниз. Гости восторженно ахали и охали, и господин с черными завитыми усиками и видом победителя женских сердец воскликнул:
– Три драхмы на однорогого! Он победит!
– Кого победит? – спросила я. Усач улыбнулся, одарил меня поистине жарким взглядом и ответил:
– Это брачный танец драконов, дорогая. Смотрите, сейчас появится самка.
– Вот она! Вот! Летит! – пронеслось по толпе гостей, и я увидела еще одного дракона – гораздо меньше остальных, серебряный, он вырвался из воды с тихим курлыканьем и полетел над морем.
Появление самки заставило остальных драконов сперва сбиться в кучу, а потом закружиться над морем, стараясь держаться как можно ближе к ней. Однорогий, на которого поставил усач, был первым. Мягко обойдя соперников, он закружился рядом с драконицей, и ее курлыканье сделалось звонче.
– Понравился, – произнес Эбернати. – Ну вот, сейчас все и закончится.
Серебряный и золотой драконы переплели крылья и камнем рухнули в море. Для остальных это послужило сигналом: драконы один за одним стали погружаться в воду, и через несколько минут море начало успокаиваться. Гости, негромко обсуждая зрелище, направились в сторону фуршета.
– Удивительно красиво, – промолвила я. В мире платежей по ипотеке и торговых центров не было такого – хрупкого, искреннего, живого чуда. Могла ли я представить, что увижу дракона не во сне, а наяву?
– Они так танцуют только раз в год, – сообщил Эбернати, который уже вооружился блюдом с закусками. – Мой лечащий врач говорит, что этот танец, скажем так, стал частью культа водного божества.
Врач? Который разговаривает с пациентом о культах? Эбернати словно бы опомнился, понимая, что это не та беседа, которую стоит вести со светской пустышкой, однако я ободряюще улыбнулась и сказала:
– О, это так интересно! В халифатах мы с братом видели танцующих дикарей на островах. У меня даже записана пара их пословиц!
Эбернати оживился.
– Неужели! Никогда бы не подумал, что вы склонны к этнографии!
– Спасите меня все святые! – воскликнула я. – Такой болезни у меня отроду не было! Как вы сказали, эт-но-графия?
Эбернати улыбнулся.
– Полагаю, вы просто развеивали скуку, – произнес он. Я кивнула.
– Да, от скуки там и правда можно умереть. Брат занимался своим олеумом, а я записывала пословицы.
– Какие же?
– О! – я махнула рукой, вспомнив те пословицы, которыми, бывало, так и сыпала моя бабушка. – Они все исключительно неприличные.
Некоторое время мы отдавали должное креветкам в мундирах из бекона, а потом я поинтересовалась:
– Вы не выглядите больным, Гектор. Зачем вам врач, ну-ка, признавайтесь!
Эбернати снисходительно улыбнулся.
– Мое лицо, дорогая Милли. Некоторое время назад у нас в отделении был взрыв, и мне повредило левую сторону лица. Какая-то дрянь принесла шариковую бомбу, не понравилась ей возможность налоговой проверки.
Я пристально посмотрела на Эбернати, не нашла ни малейшего следа от ран и заметила:
– Надо же, а я была уверена, что у вас вполне мирная профессия. А тут бомбы, взрывы, прямо война! Ну теперь-то, как я вижу, с вами все в порядке?
– Да, – улыбнулся Эбернати. – Доктор Кравен творит просто чудеса со своим скальпелем, – он отвел взгляд и чуть ли не смущенно признался: – А ведь я уже успел поверить, что так и останусь уродом.
– Невероятно! – обрадовалась я. – Гектор, вы просто обязаны познакомить меня с вашим доктором Кравеном.
Эбернати скользнул по мне одновременно удивленным и раздевающим взглядом, словно хотел понять, в каком именно месте мне понадобилась помощь пластического хирурга. Я кокетливо улыбнулась.
– Право же, я не понимаю, зачем он вам, – сказал Эбернати.
– Никому не скажете? – спросила я заговорщицким шепотом. Эбернати прищурился.
– Ни единой живой душе.
– У меня некрасивое родимое пятно, – сообщила я. – На самом интересном месте. Давно хочу свести его, но все никак не найду, в чьи руки отдаться в этом смысле.
Теперь во взгляде Эбернати плавали два кусочка тающего масла. Он явно пытался понять, где именно расположено это пятно. Я одарила его снисходительной улыбкой.
– Договорились, я вас познакомлю, – согласился он. – Но обещайте, что дадите сравнить, как было до, и как стало после!
– Вы наглец, Гектор! – рассмеялась я. – Но продолжайте! Я посмотрю на ваше поведение и решу.
