Текст книги "Волшебница на грани (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Может быть, это и было то единение, которое накрывает по-настоящему любящих?

Может быть, только это могло называться настоящим счастьем?

У ворот стоял экипаж. Обернувшись, я увидела, что Генрих по-прежнему смотрит мне вслед. Он махнул мне, я помахала в ответ и с каким-то уже привычным удивлением подумала: чтобы найти настоящую любовь, мне понадобилось попасть в другой мир.

Никогда не знаешь, где тебя ждет чудо, и что именно окажется чудом.

Я вышла из экипажа на маленькой площади, залитой солнцем. В самом центре красовался изящный фонтан: всадник с золотым копьем, на которое была насажена какая-то морская гадина с доброй дюжиной щупалец и с короной на многоглазой голове, и казалось, будто он выловил ее прямо из воды. Напротив памятника стояло здание, в котором, судя по количеству колонн и людей с исключительно важным видом, размещалось местное правительство. Чуть поодаль начиналась улица с бесчисленными вывесками магазинов. Справа был парк: пышная зелень так и рвалась перелиться через ограду.

– Холодный щербет, миледи?

Я отмахнулась от продавца с его лакомым товаром и неспешно пошла по площади. Надо было понять, как добраться до здания таможни, а там пробиться к Эжену Рено. Не будешь же спрашивать у прохожих, хотя…

Я решительно поднялась по ступеням правительственного здания, пересекла густую тень портика и вошла в двери. Некоторое время я смотрела по сторонам, пытаясь сориентироваться, а затем подошла к мужчине в форме, который сидел за длинным столом и, кажется, был здесь кем-то вроде секретаря: рядом с ним лежало несколько стопок бумаг и толстых тетрадей.

– Чем могу помочь, миледи? – спросил он. Я улыбнулась и поинтересовалась:

– Я ищу Эжена Рено, главу таможенных офицеров. Подскажете мне, где можно его найти?

Моя улыбка сделалась еще шире. Кажется, я могла бы получить любую театральную награду за роль прелесть какой дурочки. Секретарь улыбнулся в ответ и сказал:

– Вам повезло, миледи, он приехал на заседание час назад. Можете подождать его… да хоть вон там.

Я поблагодарила и послушно пошла туда, куда было указано: к большой деревянной стойке, на которой было прикреплено множество объявлений, расписаний и правил внутреннего распорядка.

Ждать пришлось долго. От скуки я перечитала все, написанное на листках, и едва сдержала смех, узнав, что в кабинете номер восемь принимает К.Учка, начальник строительного департамента. Потом я рассматривала благородных господ, которые с важным видом ходили по делам, и убедилась в том, что в основном дворяне островов святого Брутуса лицом похожи на картошку.

Потом с лестницы спустился мужчина в светлом костюме, и меня обожгло.

Доктор Ланге! Это был именно он – блеклый, невыразительный, незаметный. С его внешностью можно было бы поселиться во дворце хелевинского императора, и тот никогда бы не заметил, что рядом с ним обретается его враг. Ланге шел, держа в руках какой-то листок с печатями, и я услышала, как один из господ обратился к нему:

– Добрый день, доктор Эрикссон! Как ваши дела?

– Добрый день, Джекс. Вот, продлил лицензию, – голос у Ланге оказался весьма приятным, мягким и спокойным, голосом священника, а не изувера. Что чувствовали его жертвы, когда он говорил с ними?

А ведь его опознают именно по голосу! Вряд ли Кравен работал и с голосовыми связками тоже.

– Отлично, доктор, просто отлично! Значит, остаетесь на островах? – осведомился Джекс. Интересно, что он сказал бы, если б узнал, кто такой доктор Эрикссон на самом деле?

Возможно, что и ничего. У таких мерзавцев всегда есть поклонники, которые одобряют все их действия. Они громче всех орут о том, что все сделанное было во славу науки. Как бы мы еще узнали, сколько проживет человек, из которого вынимают органы?

Во рту сделалось горько. Я сделала шажок в сторону, стараясь сделаться максимально незаметной.

– Да, здесь прекрасный климат, – улыбнулся Ланге. – И он мне подходит.

Меня осторожно взяли под локоть. Я вздрогнула, обернулась и увидела Рено. Льдисто-голубые глаза смотрели на меня с нескрываемым интересом, словно он пробовал заглянуть в мои мысли.

– Очаровательная незнакомка, – негромко сказал Рено, и его губы дрогнули, обозначив улыбку. – Мне передали, что вы меня ищете.

– Да, – ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Уделите мне пару минут?

Лед в глазах Рено потеплел. Ланге раскланялся со своим знакомым и быстрым упругим шагом двинулся к выходу, по счастью, даже не взглянув в мою сторону. Рено проводил его заинтересованным взглядом и ответил:

– Разумеется! А вы расскажете мне, зачем вам понадобился доктор Эрикссон?

Я почувствовала, как к щекам приливает румянец. В животе сделалось холодно. Вспомнились слова Амиля о том, что обыватели не поднимают глаз от земли, а профессионалы замечают все.

Рено был профессионалом. Я подумала, что этому стоит радоваться.

Мы прошли в переговорную – маленький кабинет на втором этаже. Рено запер дверь изнутри, и во мне зашевелилось какое-то неопределенное, но неприятное чувство.

– Итак? – улыбнулся он. Я улыбнулась в ответ и призналась:

– Дел много, но я, право же, не знаю, с чего начать.

– Начните сначала, – ободряюще произнес Рено, прошел через кабинет и открыл окно. – Например, с того, как «Летучая рыбка» утонула у берегов Фаринта.

– Вы уже слышали об этом?

– Разумеется. Я отслеживаю все, что связано с Морисом Гроссо, – ответил Рено. – Вчера к грузу было не придраться, но я чувствовал магию вокруг него. Потом увидел вас в экипаже, и вы были окутаны этой магией. И надо же! Вот новый день, и вы здесь, – он сделал паузу и спросил: – «Рыбка» на дне – это ведь ваша работа?

Мое лицо стало неметь от улыбки.

– Моя. Не люблю наркоторговцев, честно вам скажу.

– Но работаете на них, – сказал Рено и, сев за стол, вынул из держателя листок бумаги и карандаш. – Потому что делаете свое дело. И вам зачем-то понадобился доктор Эрикссон, верно?

– Верно, – я не стала отрицать очевидного. – Как вы узнали?

– Ваша магия, – коротко ответил Рено. – Когда появился доктор, она сделалась гуще и темнее. Так что же он вам сделал?

Я сделала паузу, собираясь с духом, и ответила вопросом на вопрос:

– Сейчас мои слова могут вам показаться странными, но: Эжен, вы знакомы с Генрихом Аланбергским?

Рено нахмурился. Кивнул.

– Да, он однажды приезжал с официальным визитом. Провел у нас в гостях две недели. Жаль, что погиб, из него бы вышел замечательный король.

– Опознать его сможете?

Рено вопросительно поднял левую бровь. Кажется, я смогла его удивить. Он сумел приблизительно просчитать весь ход нашей беседы, и теперь она пошла совсем не так. На мгновение Рено словно бы высунулся из того панциря, который его закрывал, и удивленно посмотрел на меня.

– Разумеется, – снова кивнул Рено, и я поняла, что он нервничает: у него едва заметно дернулось правое веко. – Я запоминаю людей не по внешности, а по отпечатку их души. Но… – он вдруг замолчал, словно наткнулся на невидимую преграду.

– Генрих Аланбергский жив, – негромко, но отчетливо проговорила я, глядя в глаза Рено. – Сейчас он находится на островах святого Брутуса. Я его доверенное лицо. Нам понадобится помощь вашей семьи, чтобы выбраться отсюда. Нам понадобится ваше свидетельство, чтобы восстановить его права.

Во мне все дрожало и звенело в эту минуту. Ноги онемели.

Некоторое время Рено сидел молча, пытаясь понять все, что я сказала, и изредка бросая цепкие взгляды в мою сторону.

– При чем тут доктор Эрикссон? – спросил он.

– Генрих заключил договор с Марвинской секретной службой, – ответила я. – Мы привозим им доктора Ланге, беглого военного преступника, они в обмен на это помогают Генриху вернуть корону.

Рено со вздохом хлопнул ладонью по столу.

– Если бы вы знали о том, что я могу, то могли бы сразу приехать сюда, – с искренним сожалением сказал он. – Вам не надо было бы связываться с марвинцами.

– Полагаю, что о вашей способности никто не знает, кроме вашей семьи, – понимающе улыбнулась я и вспомнила, как врач на дирижабле советовал мне поставить печать в паспорт. Есть ли такая же у Рено? – Чувствовать магию это ведь тоже магия, да? Как и запоминать отпечатки чужих душ.

Рено кивнул и впервые посмотрел на меня так, словно увидел по-настоящему.

– По меркам моей родины, это позор, – признался он. – Поэтому меня и отправили сюда. Почетная ссылка во всей красе. Иногда я радуюсь тому, что меня не убили, как в старые времена.

Я ободряюще улыбнулась.

– Поможете нам?

– Помогу, – с легкостью согласился Рено. – Я могу говорить от лица сахлевинской династии. Мы поддержим его высочество Генриха Аланбергского, подтвердим его личность и выступим на его стороне с флотом и драконами. Естественно, если Генрих потом поддержит нас. Нам интересна добыча олеума.

– Поддержит, – ответила я, решив, что на этих странных переговорах вполне могу говорить от лица аланбергского принца. – Эжен, кто на островах мог бы заложить бомбу в «Летучую рыбку»? Морис сказал, что у него много друзей, но не уточнил их имена.

Взгляд Рено снова сделался холодным – должно быть, те, на кого он так смотрел, сразу же делали все, что он требовал. Я вспомнила, как вчера Рено протянул мне руку у экипажа, и снова удивилась тому, что смогла устоять перед ним.

Он подавлял. Его семья, должно быть, вздохнула с облегчением, когда Рено отправился на острова.

Мне стало жаль его.

– Ищете, на кого свалить взрыв «Летучей рыбки»? – спросил он. – Морис станет мстить и развяжет криминальную войну, на островах начнется настоящая бойня, а мы вчетвером улизнем под шумок?

– Морис выпустил меня в город именно за этим, – сказала я. – Я должна принести ему хотя бы какую-то зацепку.

Рено пристально посмотрел на меня, и его взгляд смягчился. За дверью послышались шаги, кто-то дернул ручку, и я услышала разочарованное бормотание.

– Почему вы все-таки это сделали? – миролюбиво спросил он.

– Не люблю наркоторговцев, – призналась я. – Не люблю негодяев. Мы ищем Ланге по всему свету и поэтому тоже.

– Генрих сейчас в поместье Мориса? – уточнил Рено.

– Да. Он мой жених, и Морис держит его в заложниках, чтобы я хорошо работала.

Рено едва заметно улыбнулся.

– Загляните в магазинчик Абрукко на Второй улице, – предложил он и поднялся из-за стола, давая мне понять, что разговор окончен. Некрасивые узловатые пальцы придвинули ко мне исчерканный листок бумаги для записей. – Кажется, там есть кое-что, что может вам пригодиться.

Я заглянула в листок только тогда, когда вышла на улицу, напилась освежающего кисловатого щербета, зашла в парк и села на первую попавшуюся скамью.

Голова гудела. Ноги и руки тряслись.

Я сделала это. Я открыла правду о Генрихе и нашла для него могущественного союзника.

Если бы знать раньше о том, что Эжен Рено запоминает слепки души… Впрочем, незачем теперь посыпать голову пеплом. Я посмотрела по сторонам, не обнаружила ничего, что могло бы быть слежкой, и развернула листок.

Среди росчерков по бумаге там было одно-единственное слово, написанное изящным ломким почерком: «Браслет».

Я разорвала листок на мелкие кусочки, отправила их в урну и, посидев еще, поднялась со скамьи и отправилась на поиски. Вторая улица, магазинчик Абрукко, и там я должна увидеть какой-то браслет.

А если их там сотни?

Я вернулась на площадь и увидела, как в фонтане плещется полицейский в пробковом шлеме и подвернутых белых штанах. Страж порядка был занят тем, что доставал со дна монетки. Чумазая ребятня, которая столпилась у фонтана, приветствовала каждую его находку радостными визгами и плотоядно косилась в сторону одной из улиц, которая, должно быть, вела к продуктовым магазинам. Я подошла, улыбнулась и поинтересовалась:

– Офицер, а как найти вторую улицу?

Полицейский выпрямился, выдохнул, швырнул ребятам еще одну монетку и ответил:

– Да вон она. Вон та Первая, эта Вторая, а та Восьмая.

Я вдруг увидела, как в воде мелькнула темная тень – бросилась прямо к ногам полицейского. Тот молниеносным захватом выдернул из воды примерно такое же чудище, которое всадник насадил на копье и тоже бросил детям: те с радостным визгом подхватили добычу и убежали – должно быть, пошли готовить обед.

– Что это было? – с брезгливым испугом осведомилась я. Полицейский улыбнулся.

– Шпрутс, – ответил он. – Вкусные, заразы!

Я решила не уточнять, откуда они берутся.

Вторая улица состояла из белых изящных домиков, на каждом из которых красовалась золотистая вывеска. Библиотека, музыкальный магазин, игрушки, книги – Вторая улица была очень интеллигентным местом. Я прошла почти до конца, прежде чем увидела вывеску с надписью «Антиквариат Абрукко» и толкнула белую дверь.

Антикварный магазин был похож на сказочную пещеру. Чего здесь только не было! Пестрые ковры, смуглая глиняная посуда, расписанная цветочными узорами, книги за стеклами шкафов, портреты, люди на которых, казалось, двигались и смотрели на покупателей – я даже растерялась, не зная, куда смотреть и где искать браслеты.

Да и как искать? Или мне должно было подсказать чутье? Рено еще раз хотел убедиться в том, что я волшебница?

– Что угодно миледи? – спросили откуда-то снизу. Я посмотрела вправо и увидела крошечного человечка, настоящего гнома, который смотрел на меня с выжидательным интересом. Темно-синий костюм превращал его в тень, которая готова была раствориться в здешней таинственной обстановке. «Клод Абрукко», – прочла я на золотистой броши, прикрепленной к его груди.

– Здравствуйте, милорд, – улыбнулась я. – У вас есть браслеты?

Абрукко улыбнулся в ответ.

– Разумеется, миледи. Пойдемте, я покажу.

Мы прошли мимо высоких ваз, которые наверняка бы понравились Морису, обошли скелет того, что могло быть птеродактилем размером с крупную собаку, миновали стойки с россыпями полудрагоценных камней и пришли к витрине с украшениями. Абрукко позвенел ключами и осторожно извлек подставку с браслетами.

– Вот, прошу. Самый старый – из эпохи Виньянти, вот этот, – Абрукко указал на тонкий браслет с мелкими изумрудами. – Этот работы Мельера, а этот с виду простенький, но подлинная шентбенская эмаль.

– А можно примерить? – спросила я, еще не зная, что именно должна почувствовать. Абрукко кивнул.

– Да, разумеется.

Первые два браслета были просто кусками металла. Как я ни вслушивалась в свои чувства, ничего не могла уловить. Третий, переплетение серебряных колечек, был очень красив и напомнил мне тот, который я когда-то носила в студенчестве. А вот четвертый…

Золотой. Тонкий. Темная россыпь рубинов казалась каплями запекшейся крови. Браслет был красив, но один взгляд на него вызывал тревогу. Я надела его на левую руку и…

Меня словно ударило. Антикварный магазин соскользнул куда-то в сторону, размылся акварельными пятнами, и я увидела берег моря, вечер, полный всех оттенков сиреневого и розового, и смуглую девушку в белом платье, которая стояла почти у воды. Черноволосый парень бежал к ней по песку, и я удивленно узнала Мориса.

В нем не было ничего от преступника и отпетого негодяя. Это был светлый человек с чистой душой, который любил, был любим и был счастлив своей любовью.

Что с ним случилось? Как он стал тем, кем стал?

Видение растаяло так же неожиданно, как и нахлынуло на меня. Я оперлась о витрину, пытаясь выровнять дыхание. В глазах Абрукко плескался ужас. То ли маленький продавец хотел броситься вон, то ли думал, не стоит ли мне помочь.

– Миледи волшебница? – испуганно спросил он. Кажется, ему подумалось, будто я собралась отбирать браслет силой.

– Да, – кивнула я, выпрямилась и дотронулась до браслета на запястье. Ничего. Он уже показал мне все, что счел нужным. – Сколько он стоит?

Абрукко словно бы стал немного выше: беседа перешла в деловую плоскость, и страх отпустил его.

– Тысячу орлов, миледи, – с достоинством сказал он, и я вынула чек.

Глава 9

Чем ближе экипаж подъезжал к особняку Мориса, тем быстрее билось мое сердце. Я прекрасно понимала, что Генриху не сделают ничего плохого. Мы оба нужны были Морису живыми и здоровыми. Я – для того, чтобы работать, Генрих – для моей покорности. Но душа дрожала и звенела так, словно с Генрихом уже случилась беда.

Окна на втором этаже были открыты. Высунувшись в одно из них, Генрих старательно выбивал какую-то тряпку – должно быть, ту, которой протирал книжные полки. Увидев его, я едва не рассмеялась от облегчения, и замахала ему рукой.

– Милли! – воскликнул он, и стало ясно, что все это время Генрих места себе не находил. – Слава Богу, ты жива!

– А что со мной могло случиться? – стараясь говорить как можно беспечнее, спросила я с улыбкой. – Все в полном порядке. Морис здесь?

– Кажется, да, – ответил Генрих. Он по-прежнему улыбался, но его лицо сделалось серьезным. – Ты нашла, чем его порадовать?

– Нашла, – сказала я и быстрым шагом двинулась к дому.

Морис был в кабинете: увидев его обстановку, я подумала, что это пристанище ученого или книжного червя, а не короля преступности. Сколько здесь было книг, записей, географических карт, свернутых в трубки! Даже глобус был. Морис правильно оценил выражение моего лица, потому что улыбнулся и поинтересовался:

– Впечатляет?

– Раньше я такое видела только в музеях, – призналась я. Морис понимающе кивнул. Было видно, что он погрузился в воспоминания, и они были хорошими и светлыми.

– Я учился в Королевском университете Фаринта. По специальности биолог, – со сдержанной гордостью признался он. Я посмотрела на него с удивленным уважением.

– Это видно по вашему саду и пионам, – сказала я. Лицо Мориса дрогнуло: он возвращался из прошлого, где был ученым и исследователем, а не преступником.

– Вам удалось что-то узнать? – осведомился он.

Мне казалось, что я готовлюсь к прыжку в холодную воду.

– Я отцепила одну из нитей вашей ауры, чтобы найти того, кто мог устроить взрыв, – ответила я. Морис вопросительно поднял левую бровь, и я поспешила его заверить: – Это совершенно безопасно, будьте уверены. Так вот, эта нить изрядно покружила меня по острову, а потом привела в антикварный магазин. И там я нашла вот это.

Я протянула Морису белый мешочек с золотой печатью Абрукко. Он пожал плечами, растянул тесемки, и браслет выпал на его ладонь.

Морис окаменел.

Он действительно оглох и онемел. Весь его мир рухнул в эту минуту – остался только браслет на его ладони и девушка, которая шла по краю моря. Подол белого платья намок. Босые ступни были в песке.

Девушка улыбалась.

Мне стало страшно. Может, я не смогу выйти из этого кабинета.

– Знаете, что это? – спросил Морис так, словно не нуждался в моем ответе. Кажется, он впервые в жизни с кем-то захотел поговорить. Поделиться той бедой, которая все это время стояла у него за плечами.

– Не знаю, – негромко ответила я. Мне не хотелось спугнуть ту откровенность, которая могла бы помочь всем нам.

– Это браслет Энны. Мы любили друг друга… очень давно, – ответил Морис и тоскливо усмехнулся. – Знаете, я тогда вернулся из университета, такой восторженный юнец, который хочет изменить жизнь на островах. Энне очень нравились мои пионы. И мои планы. Она хотела быть со мной.

Он замолчал. Ему было трудно говорить. Я подошла к столу, налила воды в низенький пузатый стакан. Морис благодарно кивнул, но, кажется, не понял до конца, что я сделала.

– Но ее родителям не нравились вы, – по-прежнему тихо заметила я.

Морис кивнул.

– Ее отец был вице-губернатором островов. Кто я такой для него, сопляк без гроша в кармане, – сказал он. Голос был глухим и мертвым. Морис давно умер, похоронил самого себя и сейчас стоял на своей могиле. – Но мы с Энной встречались. Она любила меня.

Я знала, что эта история закончилась плохо. Очень плохо.

Откуда Рено знал, что в магазинчике Абрукко есть этот браслет? Или в его коллекции слепков чужих душ есть душа вице-губернатора и вся его история?

– Как она умерла? – спросила я. Энна была мертва; будь иначе, такой человек, как Морис, сейчас жил бы с ней. Он добился бы ее любой ценой.

– Она ждала ребенка, – ответил Морис. – Отец узнал об этом, приказал немедленно прервать беременность. Энну уже собирались отдавать замуж за одного из банкиров в Фаринте, а тут такое, – он сделал паузу и добавил: – Открылось кровотечение, она умерла.

Несколько минут мы молчали. Раскрытые окна выходили в сад – я увидела, как по ветке прыгает пара неразлучников. Может, однажды они прилетали к Морису и Энне – юным, любящим, полным надежд.

– Вы отомстили, – сказала я. – Вы стали тем, кем стали. А ее отец?

Морис улыбнулся. Он словно опомнился.

– Он по-прежнему вице-губернатор. Правда вынужден передвигаться в кресле на колесиках после осложнений одной интересной тропической болезни. Даже не знаю, как она попала на острова?

На мгновение мне стало не по себе. Потом я подумала, что Морис был в своем праве. Он отомстил за любимую женщину и ребенка – и как же больно от того, что потом он не смог остановиться и стал тем, кем стал.

– Знаете, в чем самая большая ирония? – усмехнулся Морис. – У него несколько дочерей. Недавно он предложил мне взять в жены одну из них.

– Бывают люди, – сказала я, – полностью лишенные совести. Его привлекли ваши деньги и влияние, верно?

– Верно, – Морис подошел к окну и указал куда-то в сад. – Те белые пионы с красной сердцевиной. Я их сам вывел, назвал «Энна и Флер».

У меня сжалось сердце от тоски.

– Красивый сорт, – ответила я. – Мне очень жаль, Морис. Мне правда очень жаль.

Морис понимающе кивнул. Я почти видела, как он снова надевал те латы, которые снял передо мной. Забывал самого себя и возвращался в пустоту, которую так и не сумел заполнить.

– Вы любите вашего жениха? – спросил он.

– Люблю, – твердо ответила я. – Очень.

– Любовь это великая сила, как ни банально это звучит. Ее никогда нельзя недооценивать, – задумчиво сказал Морис. – А такая гадость как раз в духе моего несостоявшегося тестя.

Он помолчал и добавил:

– Спасибо, Милена. Я сейчас выпишу чек.

Генрих ждал меня в библиотеке – войдя туда, я невольно раскрыла рот от удивления. Ощущение было таким, словно я попала в музей. Было видно, что Морис любит читать и не жалеет на это денег.

– Впечатляет, правда? – спросил Генрих. – Меньше той, что была у отца, конечно, но я бы не подумал, что в этой глуши может быть столько книг.

Он обнял меня, и я, услышав стук его сердца, поняла, что наконец-то могу успокоиться. Все было в порядке. Все было правильно.

– Я страшно за тебя волновался, – признался Генрих.

– Я за тебя тоже, – выдохнула я. – Ох, Генрих…

– Все хорошо? – спросил он уже веселее. Я не видела его улыбку, но чувствовала ее.

– У нас есть союзник, – негромко сказала я и, понимая, что нас здесь могут подслушивать, перешла на аланбергский. – Эжен Рено готов подтвердить, что ты жив, и что ты не самозванец. Он считывает отпечатки душ, обмануть его нельзя. Сахлевинская династия тебя поддержит и при надобности выступит с флотом и драконами, взамен их интересует добыча олеума.

Генрих отошел от меня и растерянно провел ладонью по голове, словно не ожидал такого поворота. Мне вдруг стало грустно. Мне вдруг стало ясно: скоро наша охота на доктора Ланге закончится, Генрих вернет себе корону, и мы с ним расстанемся.

Попаданка из другого мира никогда не станет королевой. Мне не надо было это объяснять.

– Я… – выдохнул Генрих. – Я даже не знаю, что сказать.

Он отошел к книжным полкам и несколько минут стоял, глядя на позолоченные корешки. Я молчала, понимая, что теперь говорить должен он.

– Мы все равно должны достать Ланге, – произнес Генрих через несколько минут. Его лицо сделалось таким бледным, словно он тяжело заболел или его ранили. – Привезем его марвинцам и посмотрим, как они отреагируют. Будут ли сдерживать обещание…

– Возможно, Ланге знает, кто работал над оружием, – сказала я. – Тем, которое убило твоего отца и Андерса. Возможно, он знает, кто был заказчиком.

Генрих обернулся ко мне, и у меня сжалось сердце.

– Генрих… – прошептала я. – Если ты не хочешь, то ничего не будет. Мы отправим марвинцам Ланге и исчезнем. Или еще лучше: отправим им его голову. Мир большой. У нас есть хороший пластический хирург. Помнишь, мы уже говорили об этом…

Кажется, впервые в жизни я действительно не знала, что сказать. Хотя нет, не впервые. Когда Игорь позвонил мне в больницу, сообщил, что съехал и бросил трубку – вот тогда я онемела примерно так же, как сейчас.

– Что мне делать, Милли? – с печальной усмешкой спросил Генрих. – Я вроде бы все решил, а теперь не знаю, как быть дальше.

– Кажется, я зря сказала Рено о том, кто ты, – теперь мне действительно было жаль, что я выбрала именно такую линию поведения. Генрих только рукой махнул.

– Он все равно узнал бы меня. Хорошо, что ты все рассказала, у него не будет простора для размышлений и подозрений.

Что ж, пожалуй, все, что ни делается, к лучшему.

Остаток дня мы провели на свежем воздухе. Я коротко рассказала Генриху историю сорта пионов «Энна и Флер», и он задумчиво сказал, глядя на белоснежные лепестки с кровавым пятном:

– Мне до сих пор не очень верится, что наш гостеприимный хозяин все-таки отдаст тебе Ланге. И что мы будем делать, если все-таки отдаст?

Я пожала плечами. У меня до сих пор не было плана действий – я понимала, что так нельзя, и все равно ничего не могла придумать. В особняке Мориса наверняка есть что-то вроде комнаты пыток…

– Зеркало, – уверенно сказала я. – Самое главное, чтобы рядом с нами было зеркало. Тогда я заберу всех нас к Рено, а там уже его работа.

Генрих вопросительно посмотрел на меня.

– Ты была у него дома или в конторе?

– Нет, – ответила я и призналась: – Но я чувствую, что мне это и не нужно. Мне кажется, я просто должна представить человека, и меня перенесет прямо к нему.

Генрих рассмеялся.

– Вот наш хозяин-то удивится, когда мы исчезнем из закрытой комнаты! А через море сможешь? Рухнем на голову марвинцам с добычей.

Я неопределенно пожала плечами. Мысль о том, что я смогу перебросить нас прямо к Рено, сейчас казалась мне какой-то нелепой.

Но мы в любом случае ничего не теряли. Я могла бы просто попробовать.

И мне не хотелось думать о том, что будет, если у меня ничего не получится.

Постепенно запах пионов сделался тоньше и ярче, а солнечный свет обрел тихую вечернюю прозрачность. Мы с Генрихом двинулись в сторону дома и увидели моего старого знакомца Гастона, который с важным видом волок по земле какой-то мешок в сторону хозяйственных построек. Заметив меня, он махнул рукой и сказал:

– Доктор-то, того, приехал уже! Можно зубы чистить, сейчас пойдет работа.

Я посмотрела на него так, словно размышляла, как наказать за дерзость: закопать в землю вниз головой или поменять голову и задницу местами. Генрих посмотрел на Гастона таким взглядом, что мне невольно захотелось присесть от страха. Гастон едва не выронил свой мешок, стушевался и торопливо объяснил:

– Ну зуб же! Морис сказал, у миледи зуб болит, надо лечить. Доктор вон, полон ящик инструмента притащил, мы еле в дом занесли! А к доктору с нечищеной пастью это же того, моветон!

Я едва не рассмеялась – выражение его лица было просто уморительным. В животе поселился холод: вот и началась работа, а я не знаю, готова ли к ней.

Ну ничего. Главное ввязаться в драку, а там поглядим. Мне всегда нравилась эта фраза.

Морис как гостеприимный хозяин сперва предложил поужинать. Слуги уже несли на стол тарелки с черным рисом и бобами, блюда с креветками и тех самых шпрутсов, которые давеча так меня испугали.

– Лучше потом, – с мягкой улыбкой сказал доктор Ланге, который сидел в гостиной с видом человека, готового к самой сложной работе. – Сперва осмотр и работа, а затем и поужинаем.

Я не могла не признать, что он прав. Чем дольше я смотрела на доктора, тем сильнее понимала, насколько хорошо способно замаскироваться зло. Перед нами был самый обычный человек. Хороший врач, который оперирует здешних бедняков, мастер своего дела, способный помочь даже в самой большой беде.

Кто бы мог подумать, что он срезал людям веки и пришивал обратно просто ради тренировки? Просто, чтобы посмотреть, что из этого выйдет?

Генрих держался совершенно спокойно – я подумала, что в нем погиб хороший актер.

– Да, лучше не откладывать, – решительно заявила я. – Я готова.

Морис проводил нас к неприметной лестнице, и я увидела, что в доме есть еще и потайной подземный этаж. Когда мы прошли по светлому коридору и вошли в просторный кабинет, то я подумала, что Морис, возможно, даст фору доктору Ланге – столько здесь было инструмента, который мог быть только палаческим. Зубоврачебное кресло стояло в углу, и я села, стараясь выглядеть как можно спокойнее. Генрих встал рядом, и я сжала его руку, надеясь, что испуг, который начал подтачивать меня изнутри, сейчас не заметен.

Просто волнение. У зубного все волнуются. Нет на свете тех, кто идет к дантисту с песнями и плясками.

– Сейчас у каждого второго болят зубы, – сообщил доктор Ланге, открыв чемодан и выкладывая инструменты в сверкающую кувезу. – Это все от плохой воды.

– А я ведь забочусь о них, – со вздохом сказала я и вдруг поняла: сейчас Ланге заглянет мне в рот, увидит там световую пломбу, которой просто не может быть в этом мире, и нам с Генрихом будут задавать вопросы. Много вопросов, не выходя из помещения. Вон сколько здесь инструментария для наших подробных ответов!

И зеркала-то нет, как назло. Хотя… хотя как же нет? Вот Ланге берет его – маленькое, круглое!

Я сжала руку Генриха. Господи, если ты меня слышишь из другого мира, то, пожалуйста, пусть у меня получится!

И вцепилась в запястье доктора так, что пальцы заболели.

Кажется, Ланге не понял, что происходит. Кажется, Морис, который стоял поодаль и следил за тем, чтобы его драгоценной ведьме не причинили вреда, испуганно вскрикнул. А потом все закружилось, и мы втроем рухнули во мрак.

Я не знаю, сколько продолжался наш полет. Я очнулась только тогда, когда меня стали хлопать по лицу, и услышала:

– Эжен! Это моя невеста, между прочим!

– Генрих! – воскликнул Рено. – Генрих, дружище! Все-таки живой!

Я увидела, что лежу на ковре в середине хорошо обставленной гостиной. Надо мной склонился Рено, пристально заглядывая мне в лицо и пытаясь определить, жива ли я. Генрих тотчас же подхватил меня, помогая подняться.

Все плыло. Меня тошнило. То ли зеркало было маловато, то ли у меня не хватало сил, чтобы перетаскивать через него еще двоих.

– Пустите! Уберите руки! Мерзавцы!

Чуть поодаль слуги Рено брали доктора Ланге под белы рученьки. Я поняла, что Рено подготовился, ждал нас и проинструктировал своих людей – двое парней скрутили доктора без всякого уважения к медицинским заслугам. Сейчас, растрепанный и жалкий, он выглядел не чудовищем, а бедолагой, который попал в переделку, не имея к ней ни малейшего отношения.