Текст книги "Няня для волшебника (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Мартин только фыркнул.
– Нет, это точно не по мне. Не хочу сражаться с этим старьем каждый божий день.
– Ну и зря, – ответил Бруно. Я вдруг обнаружила, что от страха покрылась потом с ног до головы. – Она действительно сноловец, причем ее иномирное происхождение позволяет ей ловить клочки чужой магии. Вот твой лоскуток. А вот этот, – за спиной снова защелкало, – от твоей жены. Очень тонкий и старый, но он все же есть. Любопытно, очень любопытно.
Бруно бросил инструмент на стойку и похлопал меня по плечу. Оцепенение миновало, дав мне возможность двигаться, и я почти без сил опустилась в кресло возле стола Мартина. Я хотела дотронуться до головы и убедиться, что с ней все в порядке, но мне страшно было поднять руку и прикоснуться к затылку.
– И что мне теперь делать? – спросила я. Голос прозвучал на удивление жалобно. Бруно щелкнул по стойке, и она негромко заскрипела и, сложившись вместе со всеми инструментами на своих ребрах, нырнула в раскрытый саквояж.
– Тебе – ничего, – ответил он. – Сноловчество это не болезнь и не увечье, это, скажем так, определенная особенность твоего организма. Но она может убить тебя, если ты уловишь, например, петлю Меркавы.
Название заклинания прозвучало очень пугающе и почему-то знакомо.
– А что это? – спросила я. Бруно выдернул из кармана носовой платок и принялся тщательно оттирать пальцы от невидимой грязи.
– Это коллективное заклинание, которое соединяет нескольких магов, – ответил Бруно и посмотрел на Мартина. – Защитная решетка просто отличная, поздравляю. Честно говоря, не думал, что у тебя хватит на нее сил.
Мартин улыбнулся и развел руками: вот так, справился вопреки всему.
– Думаю, ее хватит, – сказал он. Бруно согласно кивнул.
– На первое время вполне достаточно. А там и артефакт поспеет. Я уже приготовил кое-какие разметки.
Он нырнул в саквояж и вынул несколько свернутых в трубочку листов. Мартин поднялся, взял бумаги и, разложив их на столе, некоторое время всматривался в схемы. Я тоже посмотрела – разумеется, ничего не поняла, но черные тонкие линии показались мне живыми. Они двигались – неторопливо, очень осторожно, словно не хотели, чтоб эти волнообразные движения кто-то увидел.
У меня закружилась голова, и я вцепилась в подлокотники.
– Удивительная схема, – с глубоким уважением и восторгом исследователя произнес Мартин и, взяв с подставки перо, окунул его в чернильницу. – Я бы добавил еще несколько узелков силы вот здесь, – на желтое поле легла еще одна черточка, – и здесь. Как думаешь, вытянет?
Бруно нахмурился и несколько минут пристально изучал схему, а затем указал на переплетение линий в центре и ответил:
– В принципе, может вытянуть. Но только надо будет усилить здесь и еще вот тут, – указательный палец волшебника, украшенный тяжелым серебряным кольцом, ткнул в бумагу.
– Камни? – предположил Мартин. – Как раз две штуки в гнезда.
Бруно кивнул и оценивающе посмотрел в мою сторону.
– Тебе повезло, Дора, – заметил он. – Ни одна служанка в Мире не носит бриллианты.
– Я больше не служанка, – сказала я и вдруг поняла, что он сказал.
Бриллианты? Девчонка из колл-центра, которая едва сводила концы с концами, будет носить бриллианты? Мне одновременно стало хорошо и жутко, и я смогла лишь ответить:
– Спасибо. Это неожиданно, честно.
– Это тебе поможет, – сказал Мартин. – Подвеска, которую ты никогда не должна снимать, вот и все. И больше волноваться не о чем.
Бруно свернул листки и произнес:
– Что ж, тогда завтра жду тебя на рынке артефакторов, будем закупаться. В полдень сможешь?
– Вполне, – кивнул Мартин. – Дора, пойдешь с нами, камни должны откликнуться именно на тебя, а не на нас.
Мне показалось, что у меня сейчас ужасно глупый вид.
– И вот еще что, – сказал Бруно так, что стало ясно: скверные новости он приберег напоследок. – Огюст все мне рассказал, и я навел справки. Твоя бывшая жена вчера вернулась в столицу. Не замужем, владеет двумя доходными домами. Конечно, это просто предположение… но возможно, она захочет встретиться с тобой.
Я испуганно посмотрела на Мартина. Он неторопливо перебирал вещи на столе, пытаясь скрыть волнение, но получалось плохо.
– Что ж, – произнес он, резким движением загнав перо в подставку. – Я буду к этому готов.
* * *
Рынок артефакторов располагался в огромном здании, похожем на дворец, не меньше. Я так и замерла, рассматривая огромные мозаичные картины, украшавшие стены возле входа – на них в сиреневом с золотом зареве рождалась жизнь. Из водоворота красок выходили люди и животные, вылетали птицы и выпрыгивали рыбы. На мгновение мне показалось, что мозаики живые – вот лосось дернул хвостом, вот олень вскинул благородную голову в короне рогов, вот обнаженный мужчина улыбнулся своей спутнице… Мартин легонько подтолкнул меня в спину и сказал:
– Не стой, замерзнешь.
Перед нами открылись высокие дубовые двери с лиственной резьбой, и мы вошли внутрь. Меня сразу же оглушило звуками и запахами – со всех сторон неслись голоса, мелодичный звон, какие-то цокающие удары, а крепкий аромат чего-то похожего на очень дорогие духи просто выбивал слезу и заставлял морщиться. Швейцар с поклоном принял мою легкую курточку и пальто Мартина с пушистым воротником, и мы пошли к лестнице.
– Они движутся, – негромко сказала я, увидев, что статуя карлика, одетого в кудрявую шкуру, повернула голову в нашу сторону. Мартин только кивнул – для него-то все эти чудеса были не в диковинку.
– Это не просто статуи, – ответил он. – Это древние артефакты, они оценивают всех, кто входит на рынок. Потом можно будет спросить у них совета в делах, если захочется.
– А ты спрашивал? – поинтересовалась я. В зеркале сбоку мелькнула испуганная и заинтересованная девушка с длинной косой, и я узнала в ней себя. Отражение сразу же изменилось: теперь в зеркале отражалась не мраморная лестница, а морская гладь, и на светло-зеленой волне плясала золотая рыбка.
– Когда-то давно, – ответил Мартин. – Я тогда был ребенком, и мы с отцом приехали сюда в первый раз.
– А что тебе сказали?
– Что надо думать своим умом, а не надеяться на древний мрамор, – улыбнулся Мартин. – А вот и Бруно!
Бруно спускался нам навстречу – судя по бумажному пакету в руке, он уже успел сделать какие-то покупки. Сегодня волшебник выглядел вполне спокойно и мирно, в нем не было ничего пугающего, и я подумала, что постепенно начинаю к нему привыкать.
– Прекрасное утро для покупок! – сообщил Бруно, и пакет в его руке дернулся несколько раз. – В магазин Абертетта завезли золотых кивсяков.
Я вспомнила, как однажды видела в Интернете картинку с кивсяком – черная многоножка с бесчисленным количеством желтых лап вызывало лишь одно желание: зажать рот и попробовать избавиться от тошноты. Но Мартин проявил невиданный интерес.
– Уже купил? Покажи!
Бруно открыл пакет, и из него выползло круглое пушистое существо, совсем не похожее на кивсяков из моего мира. Открыв огромные темно-голубые глаза, кивсяк посмотрел на меня и негромко мурлыкнул.
– Жирненький, – одобрительно произнес Мартин. – Дюжина карун, не меньше.
Бруно лишь усмехнулся, погладил кивсяка кончиком пальца и осторожно опустил обратно в пакет.
– Три дюжины, – ответил волшебник. – Но он того стоит.
– А зачем они вообще нужны? – полюбопытствовала я. – Питомцы?
Вспомнилось, что господин Энцо купил меня на рынке всего за пятнадцать карун. Кивсяк стоил дороже людей…
– Кивсяки производят живь-пыльцу, – тоном преподавателя за кафедрой ответил Мартин. – Одной капли хватит на то, чтоб поставить на ноги человека, подхватившего болотную лихорадку. Полезные существа эти кивсяки, надо будет тоже прикупить парочку.
Я не стала уточнять, что такое болотная лихорадка. Ясное дело, ничего хорошего в ней нет.
Мы поднялись по лестнице и вышли на второй этаж, к рядам с товарами. На мгновение я потеряла дар речи – чего тут только не было! С одних прилавков вспархивали золотые птицы, делали круг под потолком и, опускаясь на насесты, превращались в крохотные изящные статуэтки, от других лотков доносилась едва уловимая музыка, с которой распускались тончайшие механические цветы, а от третьих, с ровными разноцветными пирамидками пряностей, веяло свежестью лугов и полей. Были здесь и драгоценные камни, рассыпавшие во все стороны пестрые брызги света, и связки перьев, и груды мелких черепов, принадлежавших, должно быть, каким-то животным, и бесчисленное множество волшебных палочек на особых подставках. Я медленно побрела за Мартином и Бруно, стараясь не сильно отвлекаться на здешние чудеса, но взгляд все равно выхватывал то белые статуэтки пузатых божков, то крошечных единорогов в золотых клетках, то круглые колбы, в которых плавали самые настоящие глаза.
– Барышня сноловец! – вдруг окликнули меня. Я посмотрела на Мартина – он со знанием дела копался в ларце с драгоценными камнями и не обращал на меня внимания – и подошла к прилавку. Продавец, сидевший за ним, обладал настолько черной кожей, что некоторое время я удивленно смотрела на него, а не на товар.
– Сноловец, иномирянка, дева, что родилась под счастливой звездой для счастливой судьбы, – произнес продавец хорошо поставленным актерским голосом. – Возьми шнурок на руку. Он сплетен из путеводных нитей и однажды спасет тебе жизнь.
На его прилавке действительно были горы цветных шнурков, украшенных бусинками. Порой среди нитей вспыхивали мелкие белые звездочки. Мне вновь показалось, что шнурки живые – они вздрагивали и старались изменить положение.
– Спасибо, – улыбнулась я. – Но у меня нет денег.
Продавец белозубо улыбнулся в ответ.
– Я не сказал «купи». Я сказал «возьми». Денег не нужно.
Жизнь уже приучила меня к тому, что за внезапными приобретениями может скрываться ловушка, и я ответила:
– Спасибо, но мне как-то неловко. Не стоит, правда.
– Однажды Мартин Цетше спас жизнь моей дочери, – произнес продавец уже без улыбки, и я почувствовала, что все на самом деле серьезно и подвоха нет. – Но ему не нужны мои защитные шнурки, зато они пригодятся тебе. Бери, я даю с чистым сердцем.
Я улыбнулась и взяла первый попавшийся шнурок, сплетенный из красных и белых нитей и украшенный сердоликовой бусинкой. Красно-оранжевая, с белыми прожилками, она была теплой и казалась живым существом, а не камнем. Продавец одобрительно улыбнулся и завязал шнурок на моем запястье.
– Когда тебе будет грозить опасность, сердолик побелеет, – сказал продавец. – Вспомни тогда Нгози Благословенного и шесть его хвостов, и шнурок подскажет тебе путь.
– Спасибо, – ответила я и благодарно пожала протянутую ладонь. – Спасибо вам и удачи.
– Иди, сноловец! – произнес продавец и нырнул за ширму.
* * *
Среди покупок, сделанных Мартином, были квадратные слитки заговоренного серебра, какой-то изящный механизм, отдаленно похожий на разобранные часы, и пакет с оранжевой пыльцой. Два крупных бриллианта, упакованные в бархатные мешочки, сейчас лежали во внутреннем кармане господина Цетше. Когда мы вышли из здания на улицу, в солнечный зимний день, то Бруно поинтересовался:
– Тебе помочь с артефактом или ты справишься сам?
Мартин пожал плечами.
– В артефакторике что-то поменялось за время моего сна?
– Нет, – ответил Бруно. – Принципы все те же, меняются лишь какие-то детали. Пришлю тебе «Вестник хаалийской артефакторики», если хочешь.
– Пришли, – согласился Мартин. – Пожалуй, стоит на него снова подписаться. Я справлюсь, Бруно, спасибо.
Волшебник улыбнулся и, пожав Мартину руку на прощание, посоветовал:
– На всякий случай, если ты забыл: хаалийские зимы очень суровы, а твоя помощница одета не по сезону. Купи ей что-нибудь потеплее этого лепесточка.
Мороз давным-давно стиснул меня в студеных объятиях, и я думала лишь о том, чтобы поскорее вернуться домой и выпить пару чашек горячего чая. Мартин негромко рассмеялся.
– И верно! – воскликнул он. – Спасибо за подсказку. Магазины Литтона еще открыты на Морском?
Бруно кивнул и вдруг залихватски подмигнул мне.
– Открыты, я вчера заезжал туда за новым пальто. И ты не трать времени, а то будешь иметь сосульку вместо девушки.
Павля, мой супервайзер в колл-центре, сказал бы, что шутка звучит очень двусмысленно.
Бруно махнул нам на прощание, и через несколько мгновений мы уже садились в экипаж. Кучер, который открывал нам дверь, сообщил:
– Все прогрето, милорд!
В экипаже действительно было тепло и уютно. Я устроилась на скамеечке и протянула Мартину руку со шнурком:
– Посмотри, что мне подарили.
Он взял меня за запястье и некоторое время оценивающе рассматривал шнурок. А я смотрела на Мартина и понимала, что не хочу, чтоб он выпускал мою руку. Пусть бы так и держал ее дальше, у него были теплые сильные пальцы, и от прикосновения в душе тоже становилось тепло и как-то правильно.
– Легкие защитные заклинания, – наконец, сказал Мартин и все-таки выпустил мое запястье. – Это Мафуза? Его плетение.
– Он не назвался, – ответила я. – Чернокожий человек, его лавка была слева от лестницы.
Мартин понимающе кивнул.
– Да, Мафуза. Хороший маг, пусть и необученный. Когда-то я спас его дочь.
– Он так и сказал, – промолвила я. – А еще – что однажды этот шнурок защитит меня и подскажет мне путь.
Мартин снова качнул головой. За окошком проносилась столица – светлый, торжественный город, настолько красивый и легкий, что захватывало дух.
– Будем надеяться, что это тебе не понадобится, – улыбнулся Мартин. Он старался держаться спокойно и не подавал виду, что его что-то тревожит, но я прекрасно понимала, о чем он думает.
Вряд ли Ингу сильно обрадует тот факт, что муж, которого она хотела убить, жив и здоров. И либо она снова попробует его устранить – просто ради упреждающего удара, чтоб Мартин не успел начать расследование ее причастности к своему сну, либо захочет помириться, потому что старая любовь якобы не ржавеет.
И поди знай, что тут лучше!
– Ты ведь думаешь об Инге, – осторожно сказала я. Мартин посмотрел на меня так, словно хотел высказаться по поводу того, что не нужно совать свой нос не в свое дело, но потом просто кивнул и ответил:
– Да. Мне пока трудно об этом не думать. Понимаешь, – он угрюмо посмотрел в окно, на колоссальный памятник какой-то царице, и продолжал: – По моему восприятию, всего неделю назад я был счастлив в чудесном браке. А теперь выяснилось, что любимая меня бросила, да еще и убить хотела. Так что о ней трудно не думать.
– А ведь у нее вполне хватит наглости прийти к тебе в гости, – заметила я. – Дескать, люблю, осознала свои ошибки, прости и давай будем вместе.
Мартин взглянул на меня и вдруг рассмеялся.
– Похоже, у вас частенько так бывает, – произнес он. – Ты говоришь об этом со знанием дела, невинная дева.
– Я прочитала много книг, – сказала я, вспомнив, как сидела в комнате с очередным открытым романчиком на коленях и пыталась не свихнуться от того, что бабушка за стеной орала и проклинала меня. Благородные рыцари и прекрасные дамы с книжных страниц тогда просто не дали мне кинуться в окно.
Мартин понимающе кивнул.
– Да, она может прийти, – он задумчиво дотронулся до кончика носа, словно пытался представить Ингу в гостиной. – Другой вопрос, что я не буду с ней разговаривать. Все кончено, все в прошлом, и пусть будет благодарна, что я сейчас еду в магазин за шубой для тебя, а не за следователем королевского приказа для нее.
– Следователь не помешал, – хмуро заметила я, и в это время экипаж остановился. Открылась дверь, впуская морозный воздух – похоже, на улице стало еще холоднее.
– Приехали! – заявил кучер. – Прямо к дверям подогнал!
У меня никогда не было шубы – я всегда обходилась пуховиками. И денег нет, и незачем выглядеть самой богатой в маршрутке или трамвае. Я никогда не смотрела в сторону шуб, не впуская их в свой мир и закрываясь от них спокойным равнодушием, но сейчас, когда мы с Мартином вошли в магазин, вдруг удивленно замерла, глядя на сверкающие переливы меха. Теперь я будто бы снова попала в другой мир – яркий, легкий, искрящийся, мир, в котором можно быть по-настоящему красивой и желанной. К нам уже спешил продавец, чопорный господин с таким важным видом, словно в магазин заходили как минимум принцессы, а не такие, как я. Мартин равнодушно посмотрел на него и сухо произнес:
– Вернейский соболь для миледи.
Продавец всмотрелся в Мартина и тотчас же изменился в лице.
– Милорд Мартин… ох, простите, не узнал вас. Простите великодушно, – он обернулся ко мне и произнес: – Миледи, пройдемте в примерочную. Буквально вчера к нам привезли новую партию, я как раз придержал шубку вашего размера.
Когда я вскоре вышла к Мартину и посмотрела в высокое зеркало рядом с ним, то снова не узнала себя в светловолосой красавице, тонувшей в легком меховом облаке. Шубка была теплой, она невесомо опустилась на меня, окутав мягкими объятиями, и я вдруг растерянно подумала, что… красива.
Девушка в зеркале была красавицей – нежной и хрупкой красавицей. И, переведя взгляд на Мартина, я с не меньшей растерянностью увидела, что он любуется мною. Смотрит не как на иномирянку, служанку, помощницу и друга – как на красивую девушку.
– Сто двадцать тысяч карун, – негромко, но отчетливо произнес продавец, и Мартин вынул чековую книжку.
* * *
(Мартин)
Сто двадцать тысяч карун для человека уровня семьи Цетше – пустяк. Я расплатился за шубку, добавил еще полторы тысячи на маленькую аккуратную шапочку, и теперь Дора, которая шла рядом со мной к экипажу, ничем не отличалась от девушек из благородных хаалийских фамилий. В ее глазах сейчас был энергичный блеск, золотая коса лежала на плече, и я обратил внимание, как кто-то из проходивших по улице молодых людей натурально раскрыл рот, глядя на мою спутницу.
Если выдастся случай, то она вполне сможет произвести фурор в высшем свете столицы. Впрочем, сейчас это нам ни к чему. Я собирался какое-то время жить тихо и скучно, окончательно восстановить силы и постепенно набрать новых клиентов для работы. Банковские счета Цетше не меньше, чем у королевской семьи, но любые кладовые можно исчерпать.
Я не хотел этого. Семья научила меня пополнять, а не проматывать.
Однако человек предполагает, а бог располагает.
Дворецкий, открывший двери нам с Дорой, выглядел так, словно его ударили по голове чем-то тяжелым, и он никак не может прийти в себя.
– Что-то не так, Аввард? – спросил я. Дворецкий указал в сторону гостиной и произнес, чуть ли не заикаясь:
– К вам пришли, милорд.
Дора изменилась в лице, и я, должно быть, тоже. Это могла быть только Инга. Я расстегивал пальто негнущимися пальцами, представляя, как сейчас может выглядеть моя бывшая жена, моя несостоявшаяся убийца. Наверняка все так же прекрасна и гибельна, словно мифическое чудовище.
Цетше никогда не отворачиваются – они всегда смотрят чудовищам прямо в глаза.
Мы вошли в гостиную, и, увидев посетителя, я невольно вздохнул с облегчением и согнулся в поклоне.
– Ваше величество!
Краем глаза я заметил, что Дора поклонилась так, что коса махнула по полу. Должно быть, моя иномирянка тоже почувствовала облегчение от того, что к нам в гости пришла не Инга, а всего лишь Георг, король хаалийский и эттивенский.
– Ну встань, дружище, встань, – в голосе его величества звучала неподдельная радость, словно я был не магом, который когда-то выполнял самые опасные задания хаалийской короны, а близким другом или родственником. – Ты не представляешь, насколько я счастлив.
Король крепко, по-отечески обнял меня, и я смог сказать только:
– И я счастлив, ваше величество.
– А эта юная леди? – Георг обернулся к Доре, которая уже успела выпрямиться и теперь смотрела на него с таким же любопытством, с каким рассматривала дракона. – Та самая иномирянка, твоя спасительница?
На щеках Доры тотчас же зацвели розовые пятна смущенного румянца.
– Да, это она, – ответил я, и Дора негромко сказала:
– Да, это я. Дора.
Король улыбнулся. Когда-то в молодости, еще будучи принцем, он прославился своей невероятной охочестью до женского пола, но потом остепенился и теперь смотрел на красавиц как на предметы искусства: мило, даже очень, но трогать руками совершенно незачем.
– Вы вернули нам величайшего волшебника, Дора, – с улыбкой произнес король, – и я благодарю вас от всего сердца, – он обернулся ко мне и сказал: – У меня к тебе два дела, дружище, и я надеюсь, что ты не откажешь ни в одном.
– Не откажу, ваше величество, – ответил я.
Мы сели на диван – Дора смущенно пристроилась на краешке кресла в самом дальнем углу – и Георг извлек из внутреннего кармана крошечную пилюльницу с женским портретом. Агата, его первая жена, вспомнил я. Помнится, ее величество Отта, вторая законная супруга, ненавидела эту пилюльницу и устраивала мужу скандалы…
– Уставать я что-то начал, – как-то очень по-свойски сообщил король, словно был не королем, а пекарем. Я вспомнил эту его манеру: он так вел себя только с преданными друзьями, которым можно открыться полностью, не опасаясь удара в спину. Георг извлек из пилюльницы крошечный белый шарик и, отправив его в рот, добавил: – Вроде бы все по-прежнему, а сил ни на что нет.
Я только руками развел.
– Если я чем-то могу помочь, государь, то вам стоит лишь сказать.
Георг махнул рукой.
– Сможешь убрать от меня мою законную мегеру – скажу только спасибо.
Я горестно усмехнулся, в очередной раз вспомнив Ингу.
– Полагаю, ее величеству Отте снова скучно во дворце?
– Скучно, – кивнул Георг. – Предложил ей развеяться в поездке к морю – отказала. Господь милосердный, эта женщина выела мне все мозги десертной ложечкой! Не так стою, не так пою, не тем концом сую щетку в зубной порошок.
Я прикинул, что Отте почти пятьдесят, и это говорило о многом. Когда матушке было сорок семь, отец тоже не знал, куда деваться от ее капризов.
– Женщины, ваше величество, – вздохнул я. – Такова их природа.
Король понимающе посмотрел на меня.
– Завтра я устраиваю первый зимний бал. Без большой охоты, сам понимаешь, но Отта вроде бы прикрыла рот и довольна. Приходи, отказа я не приму. Миледи Дора познакомится с моими младшенькими, славные девчонки, хвала святой Агате, что удались не в мать. А мы с тобой распишем партию в карты, как в старые времена.
В старые времена король играл в карты, выставив на стол пиршественную чашу, наполненную бриллиантами. Выигравший брал ложку и черпал из чаши – стоит ли говорить, что желающих расписать партию с его величеством было очень и очень много.
Я не любил балы, но сейчас был не тот случай, чтоб говорить о своей нелюбви. Королям не отвечают отказом.
– Разумеется, ваше величество, – искренне улыбнулся я. – Максим все еще играет?
Максим Хорн, министр охраны короны, славился тем, что ни разу не выиграл ни одной партии. Георг говорил, что тем, кому не везет в игре, везет на службе – и тут Хорну действительно везло. Стать министром в тридцать лет исключительно по рабочим заслугам, без протекций и профитов – везение, не иначе.
– Так до сих пор и не выиграл, – король улыбнулся в ответ. – Я ему сказал: «Максим, как выиграешь – заберешь всю чашу».
– Мы обязательно будем, – сказал я и напомнил: – Вы говорили о двух делах, ваше величество.
Георг кивнул.
– Академия чародейства и волшебства сейчас без ректора, – ответил он, и я сразу понял, куда дует ветер. Понял и ощутил прикосновение какой-то липкой скуки. – Амзуза ест мне мозги не хуже Отты – дескать, он всего лишь теоретик, а на месте ректора должен сидеть практик. Ты, дружище, подходишь для этого как никто другой.
Должно быть, я снова изменился в лице, потому что Георг предупредительно вскинул руку.
– Я понимаю, что ты не в восторге от этого предложения. И я не настаиваю, а только прошу. Этим ты очень выручишь и академию, и меня – уж что греха таить. Но если ты скажешь «нет», то я пойму.
Некоторое время я смотрел в окно – там по ветке яблони прыгала толстая красногрудая птица – а затем ответил:
– Я скажу «да», ваше величество. Но только потому, что вы просите меня как друга, а не требуете, как венценосец.
Георг довольно рассмеялся и похлопал меня по колену.
– Ну вот и слава богу! Завтра жду вас с миледи Дорой во дворце.
Когда Георг ушел, и неприметный темный экипаж отъехал от ворот, увозя государя, я вдруг подумал, что мои неприятности не развеялись вместе с заколдованным сном.
Мне казалось, что все только начинается.
* * *
Первый зимний бал всегда был ярким и веселым. В нем не было чопорной торжественности – только смех, искрящиеся глаза девушек и совершенно непринужденная, какая-то домашняя атмосфера, словно ты находишься не во дворце, а в гостях у любящих родственников. На зимнем балу я, кстати, и познакомился с Ингой – давно уже не дебютантка, она тогда пришла на праздник в белом платье и была похожа на ангела или фею, а не человека. Эта легкая запредельность и была тем крючком, на который я клюнул.
Огюст не пропускал ни одного бала или раута – при этом его нельзя было назвать ни кутилой, ни светским бездельником. На праздниках он решал исключительно деловые вопросы в неформальной обстановке. За ужином, когда я рассказал о визите его величества и приглашении на бал, Огюст вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Ведь Дора – дебютантка этого года! Ей нужен соответствующий наряд!
Дора с растерянностью посмотрела сперва на Огюста, потом на меня, будто только сейчас поняла, что действительно пойдет на праздник в королевском дворце, и что ей в самом деле требуется платье и украшения. Я кивнул – спутница братьев Цетше должна выглядеть соответственно – и подумал, что моя давешняя мысль о ее возможном светском триумфе может оказаться правдой.
– Знать бы заранее, – сказал я. – Мы сегодня были в магазинах Литтона на Морском…
С языка едва не сорвалось, что Инга всегда закупалась именно у Литтона – и то белое платье, которое я до сих пор помнил в мельчайших подробностях, было приобретено именно там. Дьявол с ней, с Ингой, ее нужно просто выбросить из головы – но я прекрасно понимал, что все равно буду вспоминать о ней. Это мое прошлое, моя жизнь, то, что уже не сотрешь из памяти.
– Сейчас так не принято, – махнул рукой Огюст, словно я сморозил неимоверную глупость. – Сейчас вызывают мастера на дом, и он делает все, что нужно, – брат оценивающе посмотрел на Дору и добавил: – А дебютантки по-прежнему в белом и с бриллиантами.
– Бриллианты уже есть, – улыбнулся я. Артефакт с вправленными в серебро камнями лежал в ларце и вызревал – завтра к полудню все будет готово, Дора наденет изящную подвеску и больше не будет ловить чужие сны и чужую магию. – И мастера вызовем. Спутница братьев Цетше должна быть самой красивой среди всех гостей.
Дора посмотрела на меня так, что я не сразу понял ее взгляд. Догадался лишь чуть позже – ей не понравилось то, что я смотрел на нее лишь как на красивый аксессуар, который прилагался к мужчинам из благородной семьи. А она хотела быть интересной сама по себе, а не в качестве добавки.
– На балах еще выбирают Королеву Бон-Бон? – поинтересовался я, и Дора тотчас же спросила:
– Что это за Королева?
Огюст рассмеялся.
– О, конечно! Все гости пишут имена понравившихся девушек, бросают листки в артефакт, и кто-то из принцесс его включает. Артефакт называет имя победительницы, слуги ввозят весы, и девушка садится на одну чашку, а на другую сыплют трюфельные конфеты, пока весы не сравняются. И Королева Бон-Бон потом забирает все сладости себе, а каждая десятая конфета, между прочим, украшена настоящей жемчужиной!
Дора задумчиво возвела глаза к потолку, словно прикидывала, сколько она сейчас может весить.
– Я столько не съем, – сказала она в конце концов и, рассмеявшись, добавила: – Придется поделиться!
Я невольно улыбнулся – до того она сейчас была непосредственна и мила. Славная и добрая девушка, которая в корне отличалась от манерных светских дурочек, желавших лишь выйти замуж.
Хотя откуда мне знать, чего хочет Дора, и куда стремится ее сердце? Может, она по-прежнему хочет вернуться домой, в родной мир, в тот город на Неве, о котором так красиво писал поэт с непроизносимым именем.
– Ты уверена, что станешь Королевой Бон-Бон? – с улыбкой поинтересовался я. Дора посмотрела на меня с вызовом, и было видно, что она с трудом сдерживает смех.
– Почему бы и нет? Я всегда прикидываю что-нибудь хорошее.
– Тебе пойдет белое платье, – сказал я и спросил: – В вашем мире девушки одеваются в белое?
Во взгляде Доры появилась тихая теплая пелена воспоминаний – вроде бы она была здесь и в то же время унеслась далеко-далеко, в другой, недостижимый мир.
– Да, одеваются, – ответила она и добавила: – Это цвет наших свадебных платьев. Очень красиво и торжественно.
– И у нас так, – поддакнул Огюст. – Невинность, чистота и свежесть.
Я вспомнил, какой была Инга в день нашей свадьбы – мог ли я подумать тогда, когда входил с ней в высокие двери храма, чем все это закончится… Должно быть, Дора правильно поняла выражение моего лица, потому что быстро сменила тему, обратившись к Огюсту:
– Ты знаешь, что король предложил Мартину стать ректором академии чародейства и волшебства?
– Невероятно! – воскликнул брат: он искренне обрадовался за меня. Все-таки стабильная должность с деньгами и почетом до конца жизни – это намного лучше, чем постоянная суета с клиентами, пусть даже они платят столько, что никакому ректору и не снилось. – Великая честь, братка. Рад за тебя, ты достоин этого.
– Я бы предпочел отдать это место Бруно, – признался я, – но он ненавидит бумажную работу.
Огюст снова посмотрел на меня так, словно я ляпнул, не подумав.
– Не говори глупостей, – сказал он. – Ты должен согласиться, братка.
Я улыбнулся.
– Я уже согласился. Королям не отказывают. Со следующей недели начну вникать в работу, а то Амзуза уже места себе не находит.
Когда-то давным-давно Амзуза вел на моем курсе введение в артефакторику, а потом практические работы по созданию артефактов. Из этих прекрасных предметов я запомнил только постоянные причитания наставника, что у него никогда не было настолько глупых студентов, и он мечтает лишь о том, чтоб все бросить и уехать в Заюжье.
Может, его мечта скоро сбудется. Хотя, конечно, Амзуза и помыслить не может об отставке, а просто кокетничает по старой привычке.
– Должно быть, это интересно, – заметила Дора так, словно хотела меня подбодрить, и в это время дом наполнил мелодичный дверной звонок.
– Ты кого-то пригласил? – поинтересовался Огюст.
Я напрягся, предчувствуя неприятности – не нужны мне были никакие гости. Но дворецкий вошел в столовую один и, поклонившись, протянул мне маленький белый конверт на серебряном подносе.
– Милорд Мартин, вам письмо.
Конверт казался крошечной змейкой, свернувшейся в тугие белые кольца. Я узнал легкий изящный почерк – «Мартину Цетше, улица Альпини, 19» – и почувствовал прикосновение ледяной руки к животу.
