Текст книги "Няня для волшебника (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Получается? – спросила я. – Тебе легче?
– Немного, – ответил Мартин и мягко погладил меня по щеке. – А теперь давай спать, Дора. Время еще есть.
И я заснула.
Глава 4
(Мартин)
Конечно, старые пеньки из академии чародейства и волшебства принимали желаемое за действительное. Когда они ставили эксперименты на невинных девах, им просто хотелось пощупать юное и свежее тело, и кто будет их за это винить? Вполне естественное желание, которое, впрочем, совершенно незачем привязывать ни к науке, ни к магии.
Разумеется, в Доре не было никаких сверхъестественных сил, но мне в самом деле стало немного легче рядом с ней. Просто потому, что я был мужчиной, а она – юной девушкой, пусть и мечтой конюха.
Я так и сказал после того, как мы проснулись, и Дора стала задавать вопросы.
Она надулась.
– Я уже говорила вам, что у вас злой язык? – спросила она. Я поморщился, и пуговица, которую я застегивал, выскользнула из прорези.
– Просто признайте наконец, что я придаю вам сил, – сказала Дора. Она сидела на кровати и быстрыми движениями переплетала растрепанную светлую косу. – Это ничего вам не будет стоить.
Я вспомнил нашу первую с Ингой брачную ночь, вернее, утро – Инга сидела на этом же месте, ее каштановые пышные волосы волнами сбегали по обнаженным плечам, и, задумчиво накручивая локон на палец, она спросила: в замке есть куафер? Или мне выписать его из столицы?
Наверняка теперь у нее есть все, что душе угодно. И она понимает, что жизнь удалась без моего наличия в ней.
– Ладно, – ответил я. – Ладно, невинная дева. Ты действительно восстановила мои силы, и сейчас я чувствую себя ничуть не хуже, чем утром. Конечно, на самом деле мне помог сон и лекарства, но я готов пойти на попятную, лишь бы ты не доставала меня с этой чушью.
Во взгляде Доры появилось торжество, сделав ее личико на редкость приятным. Хорошенькая девушка, ничего не скажешь. Даже очень хорошенькая.
– Вот и хорошо, – довольно улыбнулась Дора. – Что теперь, милорд? – она покосилась на часы и продолжала: – Скоро ужин, и наверняка эти волшебники снова захотят вас увидеть.
Я рухнул на кровать, как мешок, набитый невесть чем, и беспомощно разбросал руки в стороны. Дора тотчас же изменилась в лице, став испуганной и по-настоящему взволнованной, и, склонившись надо мной, опустила руки мне на грудь. Ладони были мягкими и теплыми, и я против воли вспомнил прикосновение тем утром…
– Милорд! Мартин, что с вами?
Я рассмеялся и ответил:
– Они увидят слабого и беспомощного человека, который едва остается в сознании. А больше им ничего не нужно показывать.
Если бы взглядом можно было сжигать, то на моем месте осталась бы лишь горстка пепла. Теперь Дора смотрела на меня с гневом и неподдельной обидой.
– Шутите! – воскликнула она. – Вам так нравится надо мной глумиться?
Я улыбнулся и серьезно посмотрел в рассерженные серые глаза.
– Мне нравится, что ты относишься к своей работе так, как подобает, – сказал я, внутренне признав, что мне понравилась реакция Доры на мою шутку. Она была искренней в своей заботе. – А теперь все шутки в сторону. Собираемся и едем в столовую.
Семейство Цетше было хлебосольным даже в трудные времена, что уж говорить о нынешних счастливых днях – стол был накрыт так, что сделал бы честь королевскому ужину. Меня как хозяина усадили во главе стола рядом с братом, и Энцо, убедившись, что я по-прежнему не смогу есть самостоятельно, принес артефакт. Я клевал носом, старательно изображая больного. Драконы Огюста поддерживали этот облик беспомощного и жалкого человека, и я постоянно напоминал себе, что обольщаться не стоит – я действительно еще очень слаб.
– Академия чародейства и волшебства приготовит необходимые смеси, – сказал Изи, тот самый маг, который сравнивал меня с деревяшкой. Я медленно повернул голову в его сторону: Изи и сам был похож на потрескавшееся полено, настолько морщинистой была его сухая физиономия. – Нельзя обещать, что они тотчас же поднимут вас на ноги, но в течение полугода ваше состояние улучшится.
– Полгода, полгода, верно, – поддакнул Аттель. Мне подумалось, что старый маразматик не настолько глуп, как хочет казаться. – Прости, мой милый, быстрее ты не поправишься.
Я сделал вид, что с усилием раздвигаю губы в улыбке.
– У меня хотя бы есть надежда, – выдохнул я. Дора, которая прислуживала мне за столом, активировала артефакт, и я почувствовал насыщение. Бруно зыркнул в сторону девушки таким взглядом, словно хотел разложить ее прямо сейчас, на этом столе. Невольно вспомнилась картинка, которую он внедрил в разум Доры. О Бруно ходили самые удивительные слухи и разговоры, но я не ожидал, что он такой умелец и затейник. Неудивительно, что Дора пришла от него краснее свеклы – с такими-то несуществующими воспоминаниями в голове!
– Надежда всегда есть, всегда, – проскрипел Аттель и указал на большое блюдо с осетром: один из слуг тотчас же отрезал ему самый лакомый кусочек. Огюст довольно улыбнулся и произнес:
– Непременно отведайте рыбы! Я ее выловил по дороге сюда, когда давал драконам отдых.
Некоторое время все отдавали должное ужину, а я смотрел на волшебников из-под ресниц и думал о том, кто из них сегодня должен меня убить. Ничего не придумалось – все мои гости выглядели крайне невинно.
В груди вдруг вспыхнул огонь. Я откинулся на спинку своего кресла и заскреб пальцами по рубашке, понимая, что это и есть конец. Мы не предусмотрели, мы не поняли, мы ждали нападения, которое произошло совсем не так, как мы думали. Где-то далеко-далеко закричала Дора, Энцо схватил меня за руку, и мир заскользил куда-то в сторону, во тьму и сон. И последним, что я услышал, был голос Бруно:
– Всем оставаться на местах! Именем короля!
А потом все исчезло.
* * *
Когда я очнулся, то все уже было кончено.
Собственно, картина не изменилась: господа волшебники по-прежнему сидели за столом, вот только теперь над ними парили золотистые нити пут, которые не позволяли им сделать что-то лишнее. Дора сидела на корточках рядом с моим креслом и держала меня за руку с таким испуганным и трогательным видом, что хоть картину с нее пиши. Добрый Энцо стоял рядом так, словно хотел закрыть меня от злоумышленников. В груди пекло по-прежнему, но теперь этот жар можно было терпеть.
Я поморщился, мысленно осмотрев повреждения. Сгусток чужой убивающей энергии попал в меня вместе с едой из артефакта, но был отброшен драконьей магией, что прикрывала меня. Я снова перевел взгляд на магов и с удивлением отметил, что Аттель с болезненным выражением лица потирает левую сторону груди.
Вот как! Мы считали его пеньком, но пенек оказался дубом, и этот дуб еще был готов шуметь.
– Если эта старая сволочь дернется, то я стреляю, – сказал чей-то холодный уверенный голос, и я с искренним удивлением узнал в нем голос брата. Огюст стоял чуть в стороне и держал в руке многозарядный пистолет. Весь его вид говорил о том, что младший Цетше не тот, с кем можно шутить.
Я вдруг очень обрадовался. Именно сейчас, в эту минуту я понял, что мой младший брат давным-давно вырос, он не ребенок, а настоящий мужчина. И мне одновременно стало хорошо и очень горько.
– Значит, ты все-таки оклемался, – произнес Аттель, уже не повторяя слов по своей дурацкой привычке. Все действительно серьезно. – И сумел подложить всем нам грандиозную свинью.
Он вновь дотронулся до груди, и по его лицу скользнула гримаса боли. Мне было нисколько не жаль его – он хотел убить беспомощного больного человека, который никак не мог себя защитить.
– Опустите ваше оружие, юноша, – посоветовал Бруно. Он лениво откинулся на спинку кресла и изредка подергивал пальцами – тогда нити наливались светом, а остальные маги начинали морщиться от боли. Впрочем, сейчас досада была сильнее любого физического страдания. Они ехали убивать Цетше, а он их переиграл.
– Как все это было? – спросил я. Изи поморщился – видно, он полагал, что я и дальше буду сипеть и хрипеть, как умирающий. Вот только ошибочка вышла: впервые с момента пробуждения я почувствовал себя по-настоящему живым. Все было хорошо.
– С артефактом поработали во время обеда, – сообщил Бруно, небрежно поигрывая вилкой с насаженным на нее маринованным грибком. – Все следовало выставить как несчастный случай: милорд Мартин Цетше умер при множестве свидетелей, он был слишком слаб после пробуждения, и помощь волшебников не смогла его спасти.
Дора испуганно посмотрела сперва на меня, потом на Аттеля, и в ее глазах появилась настоящая злоба, словно эти идиоты из академии покусились на того, кто был ей действительно близок и дорог. Я не знал, что можно об этом подумать.
– Когда еда попала по назначению, артефакт сработал, – продолжал Бруно. – Он должен был остановить ваше сердце, Мартин, но его отбила драконья магия, а уж я поспешил отправить удар тому, кто хотел отправить вас на тот свет.
Аттель зыркнул на него из-под насупленных седых бровей, но ничего не ответил. Что тут можно сказать? Магия всегда оставляет следы, по которым можно вычислить злоумышленника, и теперь Аттелю и его товарищам не отвертеться.
– Надеюсь, вы не сочтете меня бестактным, Бруно, – произнес я, – но я предлагаю вам выпить кофе и отправляться в столицу. Не хочу ночевать под одним кровом с теми, кто хотел меня убить.
Бруно отложил вилку с грибом и ответил:
– Что вы, Мартин, я прекрасно вас понимаю. Обойдемся без кофе. Я буду рад, если вы мне предоставите несколько парней покрепче, в дороге всякое может случиться. Разумеется, послезавтра они уже будут дома.
Я покосился на Энцо, и тот кивнул.
– Слушаюсь, милорд Мартин. Все будет немедленно сделано, господин Бруно.
Аттель устало вздохнул. Мы оба играли роль, прикидываясь слабее, чем мы были. Но я выиграл.
– Даже не знаю, Аттель, что я сделал тебе плохого, – сказал я. – Я никогда не переходил тебе дорожку и не собирался этого делать. Я считал тебя великим мастером и другом.
Мне вдруг стало очень-очень горько. Мой сон расставил все по своим местам, сделав любимую и любящую жену предательницей, которая ценила свой комфорт, а волшебника, которого я уважал всей душой – несостоявшимся убийцей, который теперь трясся за свою шкуру.
– Иногда очень трудно делиться тем, что ты успел сделать своим, – сообщил Аттель и поднялся с кресла. – Бруно, незачем медлить.
Бруно понимающе кивнул, и его сеть потянула заговорщиков к дверям. Проходя мимо моего кресла, Бруно негромко произнес:
– Его величество приказал их казнить, если заговор все-таки есть. Я напишу вам через пару дней.
– Хорошо, – кивнул я. Эйфория победы сошла, и теперь я снова чувствовал лишь усталость и беспомощность. Когда за магами закрылись двери, Огюст убрал пистолет и опустился в кресло.
– Вот так, братка. Мы их ждали с моря, а они с гор на лыжах.
Любимая пословица нашего отца пришлась как нельзя кстати. Я вздохнул и взял чашку с давно остывшим кофе. Кто бы мог подумать, что однажды мне придется спасаться от заговорщиков, которыми станут те, кого я уважал и ценил.
Магия жестокая штука. С этим ничего не поделаешь.
– Все уже позади, – ободряюще промолвила Дора. Я чувствовал, как от нее пахнет страхом – похоже, она до сих пор не могла поверить, что все уже кончено, заговорщиков увели, а мы можем спать спокойно.
Мне и самому с трудом в это верилось. Но теперь я знал, что все будет в порядке. Пусть пока я еще слаб – но это не продлится долго. Я обязательно поднимусь и снова стану тем Мартином Цетше, которого когда-то видел в зеркале.
– Да, – ответил я и улыбнулся. – Все плохое позади.
И это наконец-то было правдой.
* * *
На следующий день я решил, что набрался достаточно сил, чтоб приступить к серьезным тренировкам.
Магия не терпит простоя. Если я не буду заниматься один день, то это замечу и пойму лишь я сам. На второй день без занятий это заметят мои коллеги и конкуренты, а на третий это станет понятно всем, кто не имеет к магии никакого отношения. Я не собирался сдаваться и сразу же после завтрака приказал Энцо доставать мою теплую одежду.
– Милорд, вы действительно собираетесь на полигон? – озадаченно поинтересовался Энцо. Он был хмур и очень серьезен, должно быть, размышлял о вчерашнем разоблаченном заговоре. Я ободряюще улыбнулся и ответил:
– Разумеется. Я никогда не верну прежний уровень без тренировок.
Дора, которая стояла рядом с моим креслом, удивленно посмотрела на меня – так, словно думала, что ей послышалось. Сегодня она тоже выглядела угрюмой и невыспавшейся: наверняка, как и Энцо, всю ночь думала о заговорах и заговорщиках.
Зато Огюст оживился и энергично потер руки. Я обрадовался и его бодрой улыбке, и светлому выражению лица. Он был здесь, со мной, он обещал, что пробудет до тех пор, пока я не восстановлюсь окончательно, и поддержка брата придавала мне сил.
– Вот и славно! – воскликнул он. – Что, братка, пальба по тарелочкам?
Я кивнул, и Энцо тотчас же пошел на кухню за посудой. Помнится, давным-давно, в детстве, когда магия только проснулась во мне, я начал именно с разбивания тарелок направленным ударом. Посмотрим, собью ли сегодня хотя бы одну тарелку.
– Она самая, – улыбнулся я и сказал: – Надеюсь, сегодня хоть что-то получится.
Энцо настоял, чтоб я оделся как можно теплее, и на свою старую площадку для тренировок я прибыл закутанным во множество одежек, словно капуста. Впрочем, это были сущие мелочи: я смотрел на маленькую площадку, что приткнулась к стене замка, и вспоминал, как когда-то давно пробовал научить Огюста отражать магические удары. У него ничего не вышло, зато мы славно повеселились. Вот и сейчас он забрался на подставку для метания, Энцо протянул ему первую стопку тарелок, и Огюст довольно спросил:
– Ну что, братка? Все, как в старые времена?
Сегодня было ветрено. Деревья беспомощно мотали ветвями, рассыпая круглые красно-оранжевые листья, и Дора, которая стояла рядом с моим креслом, ежилась, кутаясь в легкую курточку не по погоде. Энцо, конечно, принарядил ее, собрав одежду со всего замка, но никто из служанок не захотел поделиться с моей сиделкой чем-то потеплее.
– Иди в замок, Дора, – посоветовал я. – Здесь холодно.
Упрямая девчонка отрицательно мотнула головой.
– Я останусь, – ответила она и, чуть ли не смущаясь, добавила: – Мне же интересно.
А, ну конечно. Она прибыла из мира, лишенного магии, и ей хочется еще раз увидеть волшебство. Я снял перчатки и принялся растирать ладони.
– Заряжай, братка, – сказал я и, когда Огюст опустил тарелки в метатель, продолжал: – Сейчас эта штука будет выбрасывать тарелки, а я попробую их сбить направленным ударом. Возможно, у меня даже получится.
Я говорил об этом нарочито спокойным тоном, но во мне все горело. Я знал, что магия жива, и ее можно вернуть регулярными тренировками, я помнил, как вспыхнула рамка со свадебным снимком в руках у Энцо, и знал, что вчера справился с задачей прикрытия. Но сейчас мне почему-то сделалось очень холодно, словно была не поздняя осень, а зима.
Я и сам не разобрал, как сказал:
– Огонь.
Воздух наполнился свистом, и первая тарелка полетела над площадкой. Руки сработали сами, выбросив маленький серебристый шар – тарелка упала где-то в кустах на краю площадки, а мой шар, не поразивший цели, растаял в воздухе.
Что ж, примерно этого я и ожидал. Внутренний озноб усилился, и я снова принялся растирать руки. Должно быть, Огюст, Энцо и Дора заметили, как дрогнуло мое лицо, потому что наперебой заговорили:
– Милорд, это же первая попытка!
– Братка, ну что ты! Не переживай так, все нормально!
– Милорд, попробуйте снова…
Я покосился на Дору, и она тотчас же добавила:
– Все получится. Правда-правда.
Это было сказано настолько трогательно и по-детски, что я лишь улыбнулся и сказал:
– Заряжай, братка.
Огюст опустил рычаг метателя, и очередная тарелка отправилась в полет. Я швырнул шарик, попробовав прицелиться получше, и вновь промахнулся. Магия скользила по ладоням, но не шла в руки, и это начинало меня раздражать.
– Еще одну, братка, – сказал я и швырнул третий шар, уже не целясь. Просто выбросил в нем свою боль, свою рухнувшую жизнь и тоску о том, чего уже никогда не случится.
Тарелку разметало по площадке стеклянной крошкой, и мир накрыло тишиной.
Некоторое время все молчали. Дора ожила первой – она восторженно захлопала в ладоши, несколько раз подпрыгнула на месте и воскликнула:
– Ура! Ура! Вы попали!
По лицу Энцо скользнула счастливая улыбка, и он ободряюще дотронулся до моего плеча, а Огюст довольно улыбнулся и произнес:
– Узнаю братку, наконец-то узнаю! Ну что, еще одну?
За время тренировки я поразил еще десять тарелок и пропустил пять – вполне приличный результат для того, кто почти три года провалялся в кровати. Я был готов тренироваться до заката – торжество наполняло меня силой и радостью – но Огюст все-таки настоял на том, чтоб мы вернулись домой. Я опомнился и обнаружил, что смертельно устал и начинаю замерзать – что уж говорить о Доре в ее курточке-лепестке, она, должно быть, совсем окоченела.
– Ну что? – я обернулся к брату. – В моей войне выиграна битва?
Огюст торжествующе улыбнулся.
– Ты и войну выиграешь, братка, – твердо ответил он. – Я знаю.
* * *
Вечер я провел в кресле возле камина. Дора сидела рядом, и я лениво думал о том, на кого она сейчас больше похожа: на предмет интерьера или на верную служанку, которая всегда на подхвате, как Энцо. Все-таки ни то, ни другое – она была чем-то большим. У меня редко завязывались дружеские отношения с людьми, в основном, в моей жизни были лишь деловые связи – но то, что я постепенно начинал чувствовать к Доре, было похоже на дружбу.
Мне это не нравилось – но не нравилось уже как-то привычно.
– Это было невероятно! – Дора до сих пор пребывала в каком-то детском восторге от моей тренировки, и ее серые глаза наполнял энергичный блеск. – Ловко вы с ними расправились! А завтра тоже будете тренироваться?
– Буду, – кивнул я. – Магия требует ежедневных занятий. Но ты со мной не пойдешь. Там холодно, а мне не нужна служанка, которая хлюпает носом.
Дора понимающе кивнула, и ее личико обрело обиженное выражение ребенка, который смиряется с судьбой.
– Забыл спросить, сколько тебе лет, – поинтересовался я.
– Двадцать, – ответила Дора. Я не сдержал усмешки: невинная дева в двадцать лет! Неужели в ее мире не нашлось конюхов? Дора заметила, что я улыбнулся, и нахмурилась.
– Что-то не так? – спросила она с нарочитым спокойствием и вежливостью. Я только руками развел.
– По нашим меркам ты старая дева. Уже два года как.
Во взгляде Доры появилась какая-то усталая тоска, и я подумал, что задел свою служанку глубже, чем следовало. Наверняка Дору и дома попрекали тем, что никто не хочет брать ее замуж.
– Наверняка это очень смешно, – с достоинством ответила Дора. – Но я не обязана давать вам отчета, милорд Мартин, особенно в таких деликатных делах.
Мне показалось, что она с трудом сдерживается, чтоб не залепить мне пощечину. Любая благородная хаалийская леди давно бы отходила меня по физиономии за беседы о старых девах.
– Я и не требую отчета, – начал было я, но Дора меня перебила:
– И то, что я невинна, еще не означает моей ненужности и бракованности. Надеюсь, вы это понимаете.
Это было сказано настолько спокойным тоном, что я ожидал, что за ним последует взрыв. Но этого не произошло.
– У тебя был жених дома? – полюбопытствовал я. Дора отрицательно качнула головой.
– Нет. Не было. Я не отходила от бабушки, какие уж тут женихи… – она шмыгнула носом и отвернулась, чтоб я не заметил, но я все равно увидел, что в ее глазах появился влажный блеск.
Ее можно было понять. Когда ровесницы выходят замуж, Дора была вынуждена ухаживать за старухой. Неудивительно, что ей сейчас тоскливо.
– Ты еще выйдешь замуж, – уверенно сказал я. – Встану на ноги, верну тебя домой, и ты начнешь все сначала.
По губам Доры скользнула очень тонкая и очень вежливая улыбка. Тепла в ней было примерно столько же, сколько в снеге на горах.
– Должно быть, по меркам твоего мира я хам, – сказал я. – Хам со злым языком, который не должен обсуждать с девушкой ее невинность.
Серые глаза сердито сверкнули.
– Вы хам по меркам любого мира, – ответила Дора. – Впрочем, я лучше промолчу, а то вы снова выгоните меня из дому.
– Я меньше всего хотел тебя обидеть, – искренне сказал я, и лицо Доры дрогнуло. – Ты хорошая девушка, просто меня иногда заносит.
Дора удивленно посмотрела на меня, словно не могла поверить, что услышала именно то, что услышала. Да и я, честно говоря, плохо верил, что сказал именно это. Я, Мартин Цетше, практически извинялся перед служанкой, я говорил с ней так, словно она была благородной дамой.
И что-то в глубине души подсказывало, что я веду себя правильно.
– Я и не собираюсь замуж, – негромко сказала Дора. – Можно подумать, все упирается в кольцо на пальце. Вовсе даже нет… я хочу найти хорошее интересное дело, посмотреть мир.
Я улыбнулся.
– Ты посмотрела не только свой мир. Мало кому так везет.
Дора скептически хмыкнула.
– Ну да… попасть в клетку работорговца. Свезло так свезло.
– Зато потом ты попала в замок Цетше, – парировал я. – Получила свободу и работу. Приключения и магию.
Дора улыбнулась, и мне понравилась ее улыбка. Она была чистой и светлой, озарявшей лицо, словно блуждающий огонек.
– Да, – ответила Дора, и мне хотелось, чтоб она улыбалась и дальше. Тогда ее лицо делалось одухотворенным и нежным, как у фей со старинных картин. – Потом стало намного интереснее.
Мысленно я задал себе оплеуху. Становиться романтиком – что может быть хуже в моем состоянии? Я должен быть сильным и циничным, должен цепляться за жизнь обеими руками, а не сравнивать служанок с феями на картинах.
Но я все-таки сказал:
– Я и в самом деле бываю невыносим. Прости меня, если я тебя обижал, это было не со зла.
Дора посмотрела на меня так, словно что-то прикидывала в уме, а потом ответила:
– Не стоит извиняться, милорд. Я знаю, что вы совсем другой, и пока в вас говорит только ваша болезнь.
– Вот как! – только и смог сказать я. Мне казалось, что в голосе Доры должна прозвучать жалость и сочувствие – но их не было.
– Да, – сказала Дора и, задумчиво дотронувшись до виска, снова опустила руку на колени. – Я видела вас настоящего и точно знаю, что однажды вы вернетесь именно таким.
– Вот как! – снова повторил я, чувствуя, что постепенно начинаю теряться. – И где же ты меня видела?
– Во сне, – просто ответила Дора. – И вы рассказали, как нужно вас разбудить.
* * *
(Дора)
Разумеется, Мартин не поверил ни единому моему слову. Хорошо, хоть не высмеял – просто выслушал рассказ о моем сне в первую ночь в замке, потом помолчал, оценивая сказанное, и ответил:
– Это был всего лишь сон, не более того.
Я ожидала именно такой ответ. Потому что иначе Мартину пришлось бы признать, что именно мое появление и разбудило его – а для этого он был слишком горд. Какая-то рабыня-иномирянка прервала сон великого Мартина Цетше и почти победила смерть – Мартин никогда такого не скажет.
Но я все-таки спросила:
– Почему нет?
– Потому что для подобных снов необходимо теснейшее сплетение умов и душ, – ответил Мартин голосом преподавателя за кафедрой. – Вещие сны, конечно, бывают, и иногда людям снится один и тот же сон… но не в нашем случае, Дора, – он сделал небольшую паузу и добавил: – Я лежал бесчувственным бревном, а ты только приехала в замок. У нас не было времени на то, чтоб узнать друг друга.
Мне казалось, что с учетом характера Мартина в этих словах должна прозвучать насмешка или язвительный укол. Но ничего этого не было. Была лишь отстраненная печаль.
– Что ж, сон так сон, – миролюбиво заметила я. Если не учитывать то, как Мартин назвал меня старой девой, наши отношения вполне могли бы стать дружескими. Теперь он видел во мне не просто тупую иномирянку, а человека.
Это не могло не радовать. Он по-прежнему был заносчивым гордецом, который цеплялся за свою силу и гордость, чтоб окончательно не прийти в отчаяние – но я знала, что это ненадолго, и настоящий Мартин вернется очень-очень скоро.
Мартин оценивающе посмотрел на меня.
– Даже удивительно, что ты не хочешь со мной спорить, – сказал он. Я пожала плечами.
– Чему же тут удивляться? Я хочу жить с вами дружно и мирно. И история с волшебниками показала, что мы вполне можем ладить.
Мартин окинул меня пристальным оценивающим взглядом.
– Расскажи о своем мире, – попросил он и расслабленно откинулся на спинку кресла.
– А что рассказать? – спросила я и поспешила добавить: – Насколько я успела понять, вы считаете нас дикарями. Недоразвитыми и ленивыми дикарями. И я не понимаю, почему так.
Мартин хмыкнул.
– Никто не считает вас дикарями. Просто никому нет дела до того, чем вы занимались у себя дома. Великие инженеры, механики, врачи сюда не попадали… – Мартин слегка нахмурился. – Да, ни разу.
– Интересно, почему так, – задумчиво спросила я. На крупную купюру клюнут все, и дворники, и академики.
– Когда-то давно я читал статью об иномирянах, – сказал Мартин. – Автор совершенно серьезно предположил, что на наживку работорговцев клюют только те, кто не нужен в своем мире. Получается, что ученые и инженеры нужны именно у вас, ваш мир правильно работает только с ними. А такие, как ты, кто продает кредиты банка, не нужны, и мир от них избавляется.
Я опустила голову и с преувеличенным вниманием принялась рассматривать узор паркета. В словах Мартина была жестокая правда. В моем мире мне было не за кого держаться, и никто не нуждался во мне. Те немногочисленные знакомые, которые у меня были, не доросли до уровня моих друзей и наверняка забыли про меня сразу же, как только я исчезла. А на мое рабочее место сразу же посадили другого бедолагу, который готов вкалывать двенадцать часов за копейки – невелика потеря.
– Похоже, ты прав, – негромко сказала я, поняла, что обратилась к Мартину на «ты», и подумала, что это не сойдет мне с рук. Но он, похоже, пропустил это тыканье мимо ушей. – Мне не к кому вернуться, и в моем мире я не нужна.
На глаза навернулись слезы, и я принялась быстро-быстро моргать, чтоб не разреветься. Мартину ведь нет никакого дела ни до моих чувств, ни до моих слез. Но он вдруг сказал с неожиданной заботой и мягкостью:
– Если ты не нужна там, это еще не повод переживать. Ты можешь пригодиться и на новом месте.
Я удивленно посмотрела на него, а Мартин добавил:
– Ты ведь еще молода, Дора. У тебя еще будет и новая жизнь, и любовь, и семья. Или интересные дела, если ты так хочешь заниматься делами. Пока ты жива, все можно исправить.
Я улыбнулась – через силу, но улыбнулась. Должно быть, великий Мартин Цетше никогда не пробовал утешать плачущих иномирян. Но надо отдать ему должное, у него неплохо получилось.
– Хочется верить, – вздохнула я. – Но только не говорите, что вы передумали и не будете отправлять меня обратно.
Мартин очень выразительно посмотрел на меня.
– Слово Цетше не тряпка, которую треплет ветер, – сухо ответил он. – Я не имею привычки сначала давать его, а потом забирать, и советую это запомнить.
Вот так, совершенно неожиданно, я задела фамильную честь Цетше. Похоже, куда ни шагни, всюду наткнешься на невиданное благородство и достоинство.
– Я рада, что это так, – ответила я. – Просто поймите, Мартин… мне страшно. Я очень хочу вернуться домой и понимаю, что возвращаться-то мне и некуда. И я чувствую только растерянность и тоску.
Я сделала небольшую паузу и промолвила:
– Конечно, я не ровня ни вам, ни вашему брату, ни вашим друзьям. Но я живая. Я человек. И я точно так же, как и вы, умею чувствовать, бояться, любить…
Я осеклась, понимая, что говорю совершенно не то, что нужно. Мартин печально усмехнулся.
– Любить… – откликнулся он и отвел взгляд, а потом произнес каким-то чужим, дрогнувшим голосом: – Иди отдыхать, Дора. Уже поздно.
Я не стала спорить.
* * *
День Тыквенника отмечали с таким весельем и размахом, словно это был Новый год. Тыквы были повсюду: таращились с подоконников, выглядывали из-за дверей и выстраивались на лестницах, корча самые невероятные рожи. Из тыквенной мякоти готовили еду, и я невольно прикрывала глаза от удовольствия, ловя ароматы с кухни. Драконов Огюста тоже угостили – он рассказал, что звери остались довольны.
– А им не холодно тут? – поинтересовалась я перед тем, как братья Цетше отправились на полигон. – Все-таки зима.
Огюст только рукой махнул.
– У них же внутреннее пламя. Они спокойно спят на снегу и не волнуются.
Жаль, что у меня такого не было. Мне хотелось посмотреть, как Мартин снова будет сбивать тарелки направленным магическим ударом, но перспектива замерзнуть на холодном ветру совсем не радовала. Некоторое время я постояла у окна, глядя, как Мартин легким движением правой руки выбрасывает серебряные сгустки пламени и разбивает тарелки одну за одной, а потом решила посмотреть, что еще интересного есть в его комнате.
Это было какое-то неправильное, чуждое любопытство. Я всегда знала, что шарить по чужим вещам нехорошо – и все-таки открыла маленький книжный шкаф.
Тома, тома, тома – множество книг в истертых обложках. От позолоты остались лишь редкие чешуйки, а растрепанные корешки словно говорили о том, что неважно, каков вид у этих книг – внутри они хранят подлинные сокровища. «История магии», «Введение в артефакторику», «Принципы работы направленного магического воздействия», «Магия слова» – от названий веяло тяжелым духом тайны, которая не любит, когда к ней прикасаются непосвященные. Такие тайны способны убивать.
Назад
1…5678
Вперед
Я перевела взгляд на очередную полку и увидела тонкий конверт, лежавший на книгах. Повинуясь все тому же зову, который заставил меня открыть шкаф, я взяла конверт и, открыв его, увидела то, что в нашем мире назвали бы фотографией. Мартин – красивый, веселый, одетый в легкий светлый костюм, сидел на скамейке в саду, среди пышно цветущих роз. Девушка, которая стояла рядом, прильнув к его плечу, тоже улыбалась, и в ее улыбке было торжество победителя.
Это могла быть только жена Мартина. Та самая Инга, которая уехала и развелась с ним почти сразу же после того, как он уснул.
Меня пронзило жалостью и гневом. Мне было невероятно, до дрожи жаль Мартина – сейчас, глядя на снимок, я видела, что он всем сердцем любил свою жену. Этого не подделать – ни этого счастливого взгляда, ни всей атмосферы тепла, которой так и веяло от куска плотной бумаги. Он любил эту идеальную красавицу с точеной фигуркой фарфоровой статуэтки и легкомысленно подкрученными локонами – и она бросила его сразу же, как только от нее потребовалось что-то в ответ.
– Тебе не надо было его мыть, – негромко сказала я, глядя на Ингу. – Ни кормить, ни менять белье. Тут слуг полный замок, есть, кому этим заняться. Тебе надо было просто оставаться рядом, вот и все…
