Текст книги "Няня для волшебника (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

С ней все было хорошо. Она выглядела здоровой и улыбалась. Наконец-то мне стало по-настоящему легко. Что бы ни планировала Инга, мы с этим справимся. Я выведу эту дрянь на чистую воду, и мы с Дорой снова будем вместе. Я не сразу заметил, что Дора не одна – компанию ей составлял какой-то кучерявый молодчик, расположившийся в сломанном кресле чуть поодаль.

– Ого! – восторженно воскликнул Бруно. – Это же зеркальная суть!

– Где? – спросил я. Бруно указал на кудрявого и ответил:

– Вот он. Сущность, которая обитает в волшебном зеркале. Но они очень редко покидают его… значит, Дора как-то сумела его выманить.

– Она ведь сноловец, – сказал я, не в силах отвести взгляд от девичьего лица и светлых кос. Хотелось протянуть руку и дотронуться до нее, забрать домой и никогда больше не отпускать. – Может, это как-то повлияло на зеркало?

Бруно только плечами пожал.

– Возможно. В любом случае, зеркальная суть не причинит ей вреда.

Тем временем черноволосый юнец чему-то ухмыльнулся, поднялся, умудрившись окончательно развалить кресло, и шагнул к нам. Мы дружно отпрянули, но ничего страшного не произошло: юнец протянул руку, и мы услышали его голос, молодой и звонкий:

– Эй, там! Бруно, Мартин! Вы меня слышите?

– Слышим! – решительно откликнулся я. Удивление по поводу разговора с невероятной магической сущностью придет потом – сейчас важнее было другое. – Мы слышим! Дора, как ты?

Дора встрепенулась: должно быть, она услышала мой голос и увидела нас в отражении только сейчас. Узкая ладонь кучерявого стукнула по стеклу – для нас ничего не изменилось, но Дора бросилась вперед и воскликнула:

– Мартин! Господи, Мартин, это ты!

Я прикоснулся к стеклу, по-детски надеясь, что сумею ощутить тепло ее ладоней. Дора тоже прижала руки к зеркалу со своей стороны, и на мгновение мне показалось, что холодная зеркальная гладь потеплела. Я смотрел на Дору: ясные сверкающие глаза, растрепанные волосы, теплый румянец на щеках – Боже мой, как она была прекрасна в эту минуту…

– Это я, – ответил я и не узнал своего голоса. – Как ты, Дора?

– Я хорошо, все в порядке, – улыбнулась Дора и покосилась в сторону своего нового товарища. – Это Аврелий, он из зеркала.

Аврелий улыбнулся и помахал нам.

– Что происходит? – спросила Дора и тотчас же сказала: – Мартин, меня похитила птица Гроох, а они подчиняются магам. Мне кажется, у Инги есть сообщники, и очень сильные.

– Есть, – кивнул Бруно. – Эту птицу купили у меня через подставное лицо. Но я подсуетился, и она отнесла тебя не туда, куда планировали похитители.

Дора посмотрела в его сторону с удивлением и испугом. Конечно, она этого не ожидала.

– Тогда почему вы меня отсюда не вытащите? – осторожно спросила Дора. «И правда, почему бы и нет? – подумал я. – Почему бы не попробовать спрятать ее где-нибудь еще?»

– Некая сила сейчас резко прошлась по всем более-менее значительным магам, – ответил я. – Бруно предполагает, что Инга затеяла какую-то опасную интригу, в которой нам с тобой отведена очень важная роль. Я считаю, что ты будешь в безопасности только в этом месте.

Несколько мгновений Дора пристально смотрела мне в лицо, а затем понимающе кивнула, признавая мою правоту.

– Хорошо, Мартин, – через силу улыбнулась она, и в ее глазах заблестели слезы. – Если ты так считаешь, то я согласна, посижу тут. Но…

Аврелий вдруг вскинул руку, привлекая к себе внимание, и спросил:

– Что вы там сказали о магах? – спросил он, и тревога в его голосе мне не понравилась.

– Лаборатория госпожи Адеолы зафиксировала всплеск сторонней активности по нитям всех значимых волшебников, – ответил я. – На какое-то время все мы лишились того щита, который дает нам изначальная магия. Потом он вернулся. Вам что-то известно об этом, господин Аврелий?

Лицо зеркальной сути дрогнуло, на какой-то неуловимый миг став прозрачным, а затем Аврелий ответил:

– Некоторое время назад я почувствовал этот всплеск. Кто-то работает с изначальной магией, и мне кажется, он черпает силы из того источника, который открывает двери между мирами.

Я почувствовал, как по спине мазнуло холодком, словно упомянутая дверь распахнулась прямо за моей спиной. Дора побледнела.

– И что это значит? – спросил я. – К чему может привести?

Аврелий пожал плечами.

– К безграничным силам пока еще слабого мага, – ответил он. – А еще, возможно, двери между мирами закроются навсегда.

В ушах зашумело. Если врата между мирами закроются, то это, конечно, не уничтожит работорговлю – вместо невольников из другого мира работорговцы станут завозить рабов с юга, например, с Львиных островов. А вот магический баланс будет невозвратно нарушен. Возможно, это ослабит артефакторику. Может быть, безгранично усилит магов, дав им возможность вообще обходиться без артефактов. Одним словом, всех нас, не только волшебников, ждут очень опасные перемены.

И Инга собирается извлечь из этого собственные выгоды. Интересно, понимает ли она всю опасность этого предприятия?

– Я вчера видела Москву, – вдруг негромко сказала Дора. – Выглянула из этого зала и увидела свой мир. Москва – это столица моей страны.

Я неожиданно понял, что у меня дрожат руки. Дора могла вернуться домой – изнанка мира щедро предоставила ей такую возможность. И то, что она осталась, то, что я сейчас видел ее в зеркале, было чудом. Самым настоящим чудом, чистым и добрым.

Она могла уйти. Могла, но осталась. Я повторял это, словно заклинание.

– Ты не ушла, – произнес я вслух, чувствуя себя молодым и свободным. Чувствуя себя живым.

Дора смотрела на меня с теплом и любовью.

– Я не уйду, Мартин, – по ее губам скользнула улыбка, и я улыбнулся в ответ. – Ты же знаешь.

– Я тебя люблю, – сказал я, и зеркальная гладь под моей рукой наполнилась светом, передав мне тепло руки Доры.

* * *

Когда мы спустились с чердака и прощались с Бруно в гостиной, то волшебник вдруг заметил:

– В твоей ауре есть приворотные нитки. Ты в курсе?

Я быстро просканировал себя и ничего не обнаружил. Предсказуемо. Я и не должен был понять, что меня привораживают, в этом и была цель.

– Инга? – усмехнулся я. Прищурившись, Бруно вновь всмотрелся в мою ауру и кивнул.

– Она самая. Что собираешься делать?

– Слегка поддаться, – сказал я. – Вывести ее на чистую воду, добыв достаточно улик.

Огюст что-то пробормотал – ему не нравилась эта идея, мне тоже, но пока у нас не было ни малейших оснований для того, чтоб арестовать Ингу. Даже приворотные нитки, которые она так умело вплела в мою ауру, ничего не значили: приворот не считался криминальным или общественно опасным деянием. Инга всегда может сказать, что полюбила бывшего мужа, признала, что была виновата, и захотела начать все сначала.

– Будь осторожен, – посоветовал Бруно. – Кто знает, что у нее на уме на самом деле.

– Буду, – пообещал я. – Я достаточно благоразумен, чтоб не бросаться в пропасть, очертив голову.

– Да, хватит и того, что ты когда-то женился на этой дряни, – вздохнул Огюст, и мы направились к выходу.

– Завтра я попробую еще раз просмотреть ее ауру, – сказал я, когда мы подъехали к дому. – Поищу в ней следы того, кто работает с Ингой. Не сама же она вошла в такую силу…

– Если она черпает из источников изначальной магии, то все возможно, – произнес Огюст и напомнил: – Вспомни, как ты обвел вокруг пальца пеньков из академии с помощью моих драконов – а тогда ты был совсем слаб.

Я кивнул, и вдруг меня осенило: надо немедленно навести справки о том, кто из волшебников, готовивших мою смерть, сумел-таки остаться на свободе. Возможно, именно моя уловка с драконами и натолкнула его на такую маскировку… Войдя в дом, я сразу же написал сообщение Адеоле и, отправив его с письмоношей, пошел в спальню.

В принципе, я был готов к тому, что встречу там Ингу – и в то же время не ожидал этого. Моя бывшая жена была не из тех, кто теряет время даром: сейчас она лежала на моей кровати поверх одеяла. Всю ее одежду составляла легкая сорочка-паутинка, которая больше открывала взгляду, чем прятала от него. Я вдумчиво и со знанием дела принялся рассматривать ее: идеальное тело, которое могло бы служить моделью для скульпторов или живописцев, нежная кожа – дотронься и уже не захочешь убирать руку, покоренный ее теплом и мягкостью, глаза, искрящиеся лукавством и страстью… Инга была идеальна. Никто не смог бы устоять перед ее томительным, каким-то русалочьим очарованием. И еще совсем недавно я забыл бы о том, что она хотела меня убить, а потом выбросила из жизни, когда не смогла этого сделать. Забыл бы, махнул на все рукой и рухнул в омут этих томных зовущих глаз.

– Ты вроде бы уехала домой, – равнодушно сказал я и прошел к шкафу, расстегивая пуговицы пиджака. Нити приворота в моей ауре натянулись и зазвенели, призывая обернуться и пойти к кровати – туда, где лежала такая желанная женщина. Я знал ее, знал каждую частичку этого удивительного тела, я мог взять ее и присвоить снова, уже по своим правилам и на своих условиях.

И я прекрасно отличал то, что приказывал приворот, от того, что хотелось мне самому. Мне нужна была Дора с ее чистой душой и добрым сердцем. Вот и все. Но если сейчас немного подразнить женщину, что лежала передо мной настолько призывно, то можно будет увидеть в ее ауре больше того, что она хочет показать.

– Мне не хочется уходить, Мартин, – призналась Инга, и теперь ее голос был глухим, влекущим, похожим на мед, что обволакивает и погружает в сладкую глубину. – Я поняла, что совершила очень большую ошибку, и теперь хочу ее исправить, – в ее глазах мелькнули теплые искры, и Инга продолжала: – И я надеюсь, что ты откликнешься, Мартин.

Я промолчал, оценивающе рассматривая бывшую жену. Помнится, прежде ее раздражало, если ее прелести рассматривали взглядом покупателя на рынке, но сейчас Инга лишь улыбалась. Аура окутывала ее тело золотой кисеей, и пока в ней не было ни единого чужого следа.

– Моя невеста пропала без вести, – сухо сообщил я. – И ты думаешь, что я в радость такого случая соблазнюсь бывшей женой? В моих нынешних обстоятельствах?

– Ты можешь расторгнуть помолвку, – Инга повела плечами и слегка изменила позу, став еще соблазнительнее. В былые времена ей достаточно было склонить голову и распустить волосы, чтоб я потерял рассудок от любви и страсти. В былые времена, когда я любил и верил, что моя любовь взаимна…

– Слово Цетше не тряпка, которую треплет ветер, – ответил я, чувствуя, как нить приворота становится петлей и поводком. Меня тянуло к женщине на кровати, меня влекло к ней так, как ни к кому и никогда прежде.

И я знал, что эти мысли и желания, которые не давали дышать, не принадлежали мне. Они были чужими и не имели надо мной власти.

– Иди ко мне, – улыбнулась Инга. Господи Боже, а ведь совсем недавно я бы все отдал за эту улыбку и эту женщину. Но она сделала свой выбор тогда, когда решила меня убить. Если бы не заказ короля, то заклинание в снимке сработало бы так, как нужно, и отправило меня на тот свет.

Деньги и власть. Вот и все, что нужно таким, как Инга.

Протянув руку, я взял двумя пальцами поясок – золотистую косицу из ниток, которая не имела практической надобности на ночной сорочке, просто показывала, что ее хозяйка сегодня желает пылкой и страстной любви. Инга потянулась ко мне, и в этот момент ее аура наконец-то дрогнула. Легко-легко: предвкушение победы не разрушило того, что с таким трудом возводил ее создатель, но я наконец-то увидел его тень в сиянии золота.

Увидел и узнал.

Он был невысоким, тощим и незаметным, и я никогда не мог запомнить его имени. Молодой и невзрачный, он всегда держался рядом с Аттелем, и его никто не замечал. Тень – вроде бы она здесь, а вроде бы ее и нет. Я вспомнил, как внимательно он смотрел на меня, когда волшебники приехали в замок Цетше, вспомнил, с какой предусмотрительной услужливостью он наполнял кубок Аттеля за ужином, и из глубин памяти все-таки всплыло имя:

– Андреа!

Лицо Инги дрогнуло, и она отстранилась от меня, словно имя обожгло ей лицо. Теперь, когда имя волшебника было названо, его нити в ауре засветились так ярко, будто он стоял в комнате и смотрел на нас.

Мне, конечно, следовало промолчать. Приворот приказывал мне овладеть Ингой, не задавая лишних вопросов и не всматриваясь в ее ауру. Но я прекрасно понимал, что не сделаю этого.

– Ты о чем? – с напряженным испугом спросила Инга. Соблазнительница исчезла: теперь рядом со мной был испуганный хищник, которого загнали в ловушку. Он еще не выпустил когти – но готов был сделать это в любую минуту.

– Андреа, ассистент Аттеля, бывшего главы академии чародейства и волшебства, – сказал я, осторожно скручивая в пальцах нитку заклинания. – Он усилил твою ауру. И наслал на меня приворот. Верно?

Лицо Инги дрогнуло, словно я обвинил ее в чем-то непотребном.

– Понятия не имею, о чем ты го… – начала было она, но я бросил нитку в ее сторону, и заклинание вжало Ингу в постель. Нитка зазмеилась по ее рукам и ногам, приковывая Ингу к кровати. Как ни дергайся, освободиться не получится. Почти сразу же в Ингу полетело еще одно заклинание – Слава Болтливого Языка, оно использовалось на допросах, и еще никто не смог скрыть правду под его воздействием.

– Когда ты познакомилась с Андреа? – спросил я. Молодой волшебник, безликий и непримечательный, не обладавший какими-то значительными талантами в магии – сейчас я с трудом вспоминал его лицо. Но нити ауры не спутаешь ни с чем, они всегда назовут своего владельца.

Особенно если это слабый маг, который решил, что может сыграть на равных с Мартином Цетше.

– Четыре года назад, – откликнулась Инга каким-то чужим голосом. На бледном лбу проступили капли пота. Она сопротивлялась заклинанию, но не могла его победить. Ну конечно, куда бы ей.

– Вот, значит, как, – усмехнулся я. – В то время наш брак был крепким и счастливым, во всяком случае, именно так и выглядел. Кто из вас захотел моей смерти?

Инга до крови закусила губу, стараясь удержать слова. Бесполезно – Слава Болтливого Языка заставит говорить, хочешь ты того или нет. Надо было воспользоваться ею раньше, и Доре не пришлось бы летать в когтях птицы Гроох.

– Я, – прохрипела Инга и вдруг совершенно спокойно призналась: – Как же ты мне надоел, Мартин. Дрянь, которую надо было любить. Заносчивая сволочь…

– Ну-ну, – усмехнулся я. – Довольно комплиментов. Андреа создал то заклинание на снимке, верно?

Инга кивнула и, зашипев от боли, закусила губу. Да, иногда Слава Болтливого Языка причиняет страдания, уж такова ее природа. Особенно если ты не хочешь говорить…

– Да. Потом ты заснул, и я уехала.

Я устало прикрыл глаза. Как это странно получается: ты спокойно живешь, думаешь, что все в порядке, а в это время кто-то уже роет тебе могилу.

– Что вы планируете сейчас? – поинтересовался я. Инга заерзала на кровати, пытаясь освободиться, но у нее ничего не получилось. Нитка отпустит ее только тогда, когда я прикажу.

– Приворожить тебя, – прошептала Инга. – Мы бы снова поженились, а через пару лет, когда все разговоры утихнут, ты бы тихо умер. И я бы получила все, что мне нужно.

– Да, Инга, – усмехнулся я. – Ты бы получила все… А Дору вы зачем украли?

– Дора… – презрительно процедила Инга. – Иномирянка-деревенщина, ни манер, ни воспитания. Она не должна была тебя отвлекать. Приворот не действует, когда рядом есть искренне любящее сердце.

Несмотря на всю мерзость этой ситуации у меня стало тепло на душе. Мы с Дорой любили друг друга, и любовь помогала нам выстоять.

– Твой приятель черпает силы из источников изначальной магии, – сказал я. – Он понимает, что этим может разрушить магические основы нашего мира?

Инга пожала плечами.

– Я не вникаю в такие тонкости, – ответила она, и по ее лицу действительно было понятно: она не задумывается о том, как именно работают замыслы Андреа. Ей было все равно, лишь бы получить свое.

А Инга вдруг рассмеялась.

– Вот только ты ее все-таки потерял. Пусть птица Гроох все-таки подчиняется этому идиоту Бруно – Андреа все же сумел с ней поладить. Он многое может, не сомневайся.

Я похолодел. От слов Инги веяло смертью, и я вдруг отчетливо понял: не успею. Я больше ничего не успею сделать.

– Я просто несчастная женщина, которую маги вовлекли в свои игры. Пусть глупа – а женщинам и не надо быть умными, – снова рассмеялась Инга. – Отболтаюсь от любого суда. А вот твоя иномирянка… Андреа пошел за ней. Она никому не нужна живой.

Я не сразу понял, что стукнула дверь, и в спальню заглянул Огюст: он не пошел к себе – слушал, что происходило в моей комнате, готовился прийти на помощь. Огюст смотрел уверенно и хмуро, и я на мгновение подумал, что он сейчас ударит Ингу. Мне и самому хотелось плюнуть на все правила джентльмена и закатить ей пощечину покрепче.

– У Бруно есть еще пара птиц, – сказал Огюст. – Мы успеем, братка.

* * *

Шум прокатился по залу как раз тогда, когда мы решили все-таки лечь спать. Он был негромким, но в нем таилось что-то настолько пугающее, что я вскочила со своего диванчика, и мы с Аврелием вцепились друг в друга.

На меня нахлынула какая-то знобящая тоска, и сердце защемило. Шум продолжал разбегаться по залу невидимыми волнами, и я поняла, что Аврелий тоже испуган.

– Здесь такое бывает? – спросила я почему-то шепотом. Он отрицательно мотнул головой.

– Нет. То есть…

Из оконца полетели крупные лохматые снежинки, похожие на растрепанные перья, и снаружи донесся вой, пробирающий до глубины души. Когда он утих, я обнаружила, что стою на коленях и зажимаю уши ладонями. Жуть, охватившая меня, была непередаваемой.

– Дора, это волшебник, – негромко произнес Аврелий. – Птица Гроох несет сюда могущественного волшебника, и он летит с дурными целями.

– Пособники Инги, – сказала я и сжала руку своего нового друга. – Аврелий, тут есть, где спрятаться?

Он посмотрел по сторонам, словно должен был на что-то решиться. По залу вновь прокатился шум, и снаружи снова донесся крик – теперь кричавший был намного ближе. Заныли плечи, словно вспомнили сжимавшие их когти, а в лицо будто снова повеяло ветром из недостижимых вершин.

– Ты можешь задержать дыхание? – спросил Аврелий. Я решительно кивнула.

– Не больше минуты, – ответила я, – но смогу. Что ты собираешься делать?

Аврелий указал на свое зеркало и ответил:

– Мы с тобой спрячемся в моем мире. Там он не сумеет нас найти.

Я подошла к зеркалу вслед за Аврелием. Он ловко запрыгнул на раму, и я увидела, как стеклянная поверхность ожила и пошла волнами. От зеркала повеяло живым теплом, и Аврелий протянул мне руку и приказал:

– Закрой глаза! И не дыши!

Я сжала его ладонь, послушно зажмурилась и задержала дыхание. Зал накрыли грохот и утробный рев такой силы, что все внутри переворачивалось от ужаса – в тот же миг Аврелий дернул меня за руку, и я почувствовала, что падаю. В ушах засвистел ветер, и на какой-то миг мне стало очень холодно – настолько, что я почти лишилась чувств. Но потом ветер стих, и голос Аврелия приказал:

– Все, можно дышать.

Я с прежней покорностью вдохнула воздух, наполненный свежим ароматом жасмина, и шепотом спросила:

– А глаза открывать можно?

– Да! – весело ответил Аврелий. – Он нас не увидит и не услышит.

Зазеркалье ничем не отличалось от того мира, который был снаружи, только здесь было намного теплее, чем в зале, в который меня сбросила птица Гроох. Аврелий плавно провел ладонью над полом, и, повинуясь этому небрежному жесту, воздух сгустился, и из него соткались два очень удобных на вид кресла. Я села и тотчас же испуганно воскликнула:

– Наша еда! Он поймет, что мы где-то рядом!

Мы действительно оставили тарелку с закусками на импровизированном столике. Аврелий только рукой махнул.

– Конечно, ты здесь, раз он тебя тут оставил, – он поднял голову к потолку и резко втянул носом воздух. – Да, он идет сюда убивать. Я чувствую его злобу.

Я невольно вцепилась в ручки кресла, обитые красным бархатом. Конечно, сообщник Инги нас тут не достанет – но страх все равно не собирался отпускать меня. А Аврелий протянул руку и указал вперед.

– О, вот и гость. Ты его знаешь?

В покинутом нами зале теперь был человек. Сутулый, с каким-то блеклым, неприметным лицом он действительно казался мне знакомым. Незваный гость прошел среди завалов мебели, приподнял кусок того, что когда-то было знаменем, и заглянул под него, должно быть, полагая, что я прячусь там.

– Дора! – услышала я глухой голос, искаженный толщей стекла. – Дора, отзовитесь! Я пришел от Мартина!

Аврелий усмехнулся и покачал головой.

– Ловко придумано! Даже если ты и прячешься, то выйдешь, услышав имя мужа.

– Я бы не вышла, – ответила я. – Ни за что бы не вышла. Потому что Мартин придет за мной сам, а не станет посылать незнакомцев.

– И то верно, – согласился Аврелий, а я вдруг ахнула, поняв, почему лицо волшебника мне кажется знакомым. Он ведь приезжал в замок Цетше вместе с остальными заговорщиками! Держался в сторонке, был таким неприметным, что я смотрела на него и не замечала. Видела лишь расплывчатый силуэт.

– Дора! – снова позвал волшебник. – Дора, все кончено! Заговор Инги раскрыт, ее арестовали!

Я зажала рот ладонями, чтоб не вскрикнуть.

– Мартин ранен! – продолжал волшебник. Сделав круг по залу, он нырнул за одну из портьер, вполне предсказуемо никого не обнаружил, и я услышала, как он чихает от пыли. – Он не смог полететь сюда сам! Дора, выходите! Птица Гроох ждет!

А ведь я бы поверила в то, что Мартина ранили. От Инги можно было ожидать чего угодно. И я бы точно вышла бы и угодила в ловушку… Волшебник прошел к двери, и Аврелий снова провел ладонью по воздуху. Я увидела, как незваный гость вышел в коридор и замер от удивления. Перед ним расстилалась панорама ночной Москвы, сияющей бесчисленным множеством огней, и на мгновение я почувствовала укол тоски.

– Твой мир? – осторожно спросил Аврелий. Я лишь кивнула.

– Красивый, – уважительно произнес он. – Но ты, похоже, уже сделала свой выбор.

Я снова кивнула и услышала, как волшебник негромко произнес:

– Неужели сбежала?

В его голосе была голодная, алчная тоска хищника, упустившего жертву. Волшебник вскинул голову и несколько раз резко втянул носом воздух, как гончая, берущая след.

– Ага, – произнес он и улыбнулся сытой плотоядной улыбкой. – Ты где-то здесь, малышка.

Волшебник вернулся в зал и вынул из внутреннего кармана своего плаща длинную тонкую палочку – на кончике вспыхнул золотой огонек, и волшебник взмахнул ей, рассыпая во все стороны пригоршни разноцветных искр. Некоторое время ничего не происходило, пестрое марево таяло в воздухе, и хмурое лицо волшебника приобретало какое-то нервное выражение. Должно быть, он летел сюда для того, чтоб поохотиться на беспомощную дичь – я почему-то чувствовала, что он не просто убил бы меня, а придумал бы что-то особенно заковыристое и мерзкое – а дичь вдруг взяла и удрала.

– Аврелий, – вдруг окликнула я, – а он может войти в зеркало? Или разбить его?

Аврелий беспечно улыбнулся и махнул рукой.

– Нет, конечно, – ответил он. – Здесь нам ничто не угрожает.

Волшебник опустил палочку и медленно приблизился к зеркалу. Я вдруг почувствовала, как в груди стало печь, и невидимая сила заставила меня подняться с кресла и подойти к краю рамы. Волшебник задумчиво склонил голову к правому плечу, и я повторила его движение, словно кто-то опустил на мою макушку невидимую руку. Волшебник шмыгнул носом и потер щеку – я сделала то же самое.

– Повторяй все, что он делает, – негромко сказал Аврелий. – Таковы законы зеркального мира. Просто повторяй и ничего не бойся.

Волшебник протянул руку и дотронулся до стекла. Я повторила его движение, и пальцы на миг онемели от холода. Но потом я почувствовала, что холод уходит, ощутила живое тепло, и на мгновение мне показалось, что волшебник взял меня за руку. Я даже посмотрела на пальцы, чтоб убедиться в том, что все в порядке – между нами по-прежнему было стекло, и я вздохнула с облегчением.

– Я тебя чую, Дора, – вкрадчиво произнес волшебник. Практически прошептал: я прочла слова по губам. – Ты где-то здесь. Иди ко мне, и закончим с этим. Мартин убит, и его брат тоже. Все кончено.

Я закусила губу, чтоб не заорать от ужаса. И в этот миг из-за зеркала донесся знакомый голос:

– Рано ты нас хоронишь, Андреа.

Я вскрикнула от неожиданности, оторвала руку от зеркала и увидела, как в зал величаво влетает огромное существо – что-то среднее между птицей и драконом, одновременно прекрасное и ужасающее. И как оно сумело протиснуться в окошко? Впервые рассматривая птицу Гроох во всех подробностях – длинный иззубренный клюв, гигантские крылья, покрытые длинными черными перьями, когтистые лапы и голова, чересчур крошечная для такого громадного тела – я чувствовала, что сейчас потеряю сознание от страха.

Мартин соскользнул со спины чудовища, и я увидела в его руке саблю. Птица Гроох опустилась на пол, разметав хлам и крошево, съежилась, складывая крылья, и Огюст, сидевший на ее спине, небрежно подбросил на ладони маленький желтый шарик.

– Он ее не нашел, братка! – крикнул Огюст, и Андреа тотчас же вскинул волшебную палочку. Аврелий поднялся с кресла и подошел ко мне.

– Ох, это плохо, – взволнованно сказал он. – С мечом и взрыв-шаром против волшебной палочки… Безнадежно.

Я почувствовала, как по телу разливается ледяная волна страха.

– Мы можем им помочь? – спросила я, невольно схватив Аврелия за руку. Тот пожал плечами.

– Не уверен. Впрочем… Впрочем, есть тут у меня одна штука!

– Все действительно кончено, Андреа, – произнес Мартин. Он стоял совершенно спокойно и смотрел на огонек, который разгорался на кончике волшебной палочки так, словно в нем не было ничего опасного или пугающего. – Инге помогла Слава Болтливого Языка, а Огюст записал их показания. Они уже переданы в полицию, и примерно в это время Ингу как раз и забирают в тюрьму из моего дома.

Огонек становился все больше и больше. Теперь он был уже облачком, которое охватывало волшебную палочку и озаряло руку Андреа таинственным золотым светом. Аврелий осторожно потянул меня за руку и указал на что-то возле кресла.

Я не сразу поняла, что это было – больше всего эта полупрозрачная масса размером с мой кулак была похожа на лягушку. Лягушка шевелилась, на ней вздымались и опадали пузыри, и от маленького тельца поднимался отчетливый запах свежескошенной травы.

– Бери, – негромко сказал Аврелий. – Бери, не бойся. Не укусит.

Андреа презрительно усмехнулся, и я вдруг прочла в этой усмешке все: и уязвленное самолюбие, и ревность, и досаду от того, что Мартин стал величайшим волшебником своего времени, а он, Андреа, так и не достиг желанных вершин. Как он, должно быть, радовался, когда Мартин Цетше погрузился в сон, подобный смерти! Как он ликовал, когда увидел Мартина в кресле-каталке, жалким, ничтожным, раздавленным!

И теперь Мартин стоял рядом и не испытывал ни капли страха.

Я нагнулась, подхватила лягушку, и Аврелий взял меня за свободную руку. Мы шагнули вперед и встали на самом краю рамы – зеркальная глубина на мгновение стала густой и мутной, словно колдовское варево, и в ней закрутился знакомый водоворот.

– Как только мы окажемся снаружи, – произнес Аврелий, – бросай ее в этого ловкача.

Зеркальный холод мазнул по лицу, и в это время Андреа атаковал. Мы выпрыгнули из рамы и, на миг задохнувшись от затхлого воздуха в зале, я швырнула лягушку – и даже не увидела, куда она попала.

Птица Гроох заверещала так, что мы с Аврелием рухнули на колени и обхватили головы ладонями, пытаясь хоть как-то заслониться от этого рева, вынимающего душу. Я не увидела – скорее, почувствовала, как огненное облако сорвалось с волшебной палочки Андреа и рвануло в сторону Мартина и Огюста, и меня охватило такой болью, словно удар пришелся по мне.

Рядом что-то рухнуло, и я услышала болезненный стон, словно в зале вдруг появилось тяжело раненое животное, которому теперь больше нет дела ни до чего, кроме собственной смерти. Мартин, Мартин, Мартин! – застучало в висках. Я выпрямилась и увидела, что Мартин, целый и невредимый, поднимается с пола, смертоносное облако, выпущенное волшебной палочкой, обратило в пепел тот самый полуразвалившийся диванчик, на котором я провела минувшую ночь, а Андреа распластался на полу, окутанный чем-то дымящимся и полупрозрачным. Пузырящаяся масса ползла по его телу, приближаясь к шее, Андреа нервно дергал головой, и было ясно, что для него все закончилось.

Я зажмурилась и отвернулась. Мне не хотелось никого убивать, я и подумать не могла, что однажды стану причиной чьей-то смерти. В следующий миг Мартин уже обнимал меня, прижимая к себе так крепко, что я почти переставала дышать. Он гладил меня по голове, негромко повторяя:

– Дора. Господи, Дора… – и я вдруг почувствовала, как на мою голову упало что-то горячее. Мартин плакал.

– Он не умер, – подал голос Аврелий, торопясь успокоить меня. – Он просто стал стеклянной статуей и однажды обязательно оживет от поцелуя истинной любви. А пока постоит где-нибудь, подумает о своем дурном поведении.

Я уткнулась носом в грудь Мартина. Неужели наши опасные приключения в самом деле подошли к концу, и впереди нас ждет только тихая и спокойная жизнь?

– Да, любимая, – откликнулся Мартин и, осторожно поддев пальцами мой подбородок, посмотрел в глаза. – Теперь все будет хорошо. Наконец-то.

– Мы заслужили, правда? – улыбнулась я, и Мартин поцеловал меня с такой нежностью, что показалось, будто земля уходит из-под ног, а зал наполняется солнечным светом.

– Конечно, заслужили! – воскликнул Огюст. Спрыгнув со спины птицы Гроох, он подошел к стеклянной статуе, которая несколько минут назад еще была живым волшебником, и осторожно толкнул носком ботинка. – А этот? Оставим его здесь?

– Я о нем позабочусь, – заверил Аврелий. – В моем зеркале много места, найдется и для него. Иногда буду снимать стекло с его головы – когда захочу поболтать.

Мы с Мартином наконец-то оторвались друг от друга, и он поинтересовался:

– Аврелий, а вы разве не поедете с нами? Как насчет прогулки на спине птицы Гроох?

Аврелий улыбнулся и отрицательно мотнул головой.

– Благодарю вас, друг мой, но нет. В зеркальной глубине столько интересного, что я предпочту остаться. Счастья вам, я был рад с вами познакомиться.

– Спасибо, Аврелий, – улыбнулась я. – Спасибо за все!

Птица Гроох медленно принялась раскрывать крылья. Нас ждал полет домой.

* * *

Дом встретил нас спокойствием и тишиной. Мы вернулись уже заполночь, слуги давно отправились спать, и свет маленьких ламп, озарявших гостиную, казался таинственным и мирным. Все было хорошо, наше опасное приключение завершилось, и птица Гроох полетела обратно к Бруно.

– Мартин, а почему у тебя нет волшебной палочки? – спросила я. Наконец-то можно было опуститься на мягкий диван, вытянуть ноги и понять, что мир снова становится привычным, а не искаженным зеркалами и магией.