Текст книги "Берег тысячи звезд (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Ей казалось, что она балансирует на тонкой, пружинящей под ногами нити, протянутой между реальностью и каким-то другим, незнакомым миром. И это было жутко и сладко. С каждым прикосновением Хариндера это захватывающее ощущение возможного падения становилось все сильнее, пока не Алита поняла, что уже не падает – летит куда-то вверх, словно душа покинула тело.

– Не останавливайся… – то ли прошептала, то ли просто подумала она, и Хариндер, услышав этот сдавленный шепот, наконец вошел в нее мягким, но в то же время решительным толчком. Проникновение отозвалось слабой болью, которая растаяла почти сразу же, как только они начали двигаться в едином ритме, и постепенно Алита перестала ощущать что-то кроме медленно нарастающей волны наслаждения: томительного, плотского, почти животного. С ней никогда не случалось ничего похожего на это удовольствие, замешанное на стыде и страхе. Сейчас Алита не замечала, как выгибается под любовником, хрипло выстанывая его имя, как ускоряется темп, делая любовь похожей на отчаянное сражение, как ее ногти безжалостно впиваются в чужие плечи, как…

Она не поняла, как все закончилось. Упоительный туман морока растаял, волна удовольствия, помрачающего разум, схлынула, и Алита обнаружила, что тихо лежит в объятиях артефактора, что опухшие от поцелуев губы горят, а тело не чувствует ничего, кроме приятной усталости. Хариндер поцеловал ее в висок, погладил место поцелуя согнутым указательным пальцем и спросил:

– Легче?

Алита повела плечами, занимая позу поудобнее, и откликнулась:

– Да. Легче.

Паукка не ушел до конца, она по-прежнему чувствовала его возню за грудиной, но его пребывание больше не было настолько терзающим и мучительным.

– Ну и хорошо, – произнес артефактор и добавил: – Я тебя люблю. Спи.

Некоторое время Алита действительно провела в расслабленной тихой дреме, а потом смысл сказанного Хариндером прояснился, и она отпрянула от него и переместилась на другой конец кровати с такой скоростью, словно артефактор превратился в огромного скорпиона.

– Что ты сказал? – испуганно переспросила Алита. Метнув заклинание в сторону ночника, она зажгла огонь, и Хариндер несколько мгновений подслеповато щурился от света.

– Что я тебя люблю, – спокойно повторил он, сел и посмотрел Алите в глаза. – Это правда. Давай спать, ночь на дворе.

Алита смотрела на него и чувствовала, что ее начинает знобить. Улыбка Хариндера стала смущенной и какой-то несчастной, что ли; натянув легкое покрывало повыше и прикрыв огромный уродливый след от ожога на левой стороне груди, он вздохнул и добавил:

– Это тебя ни к чему не обязывает.

В носу предательски защипало. Алита вспомнила, как они провели этот месяц: рядом, не расставаясь, зарывшись в книги и артефакты и делая общее дело – а еще были разговоры, долгие часы разговоров не только о работе, но и обо всем на свете, и впервые за три года своего одиночества она постепенно стала чувствовать себя защищенной. Хариндер незаметно, исподволь, сделался для нее щитом, закрывающим от внешнего мира – и внезапно этого щита не стало. Алите казалось, что ее вывели на площадь, поставили перед толпой и сорвали одежду.

«Как ты мог», – едва не слетело с языка, но вместо этого Алита спросила:

– Откуда такой шрам?

Губы Хариндера дрогнули в улыбке.

– Я горел, – просто объяснил он. – Теперь приходится заниматься любовью в темноте.

– Не хочу, – Алита готова была расплакаться. Это было несправедливо. В их отношениях не должны были появиться чувства. Хариндер вздохнул и придвинулся ближе – и, к своему удивлению, Алита не стала отстраняться от него.

– Я не прошу взаимности, – сказал артефактор. – Мы начали общее дело и доведем его до конца. И знаешь… я буду счастлив, если у нас все получится.

Алите было страшно посмотреть на него – и в то же время она хотела посмотреть и прикоснуться. Кажется, происки Паукки сейчас были не при чем – это было ее собственное желание.

– А если не получится? – спросила Алита. – Если мы так и не найдем Берег… или если найдем, но… – она не смогла закончить фразу. Хариндер улыбнулся, помедлил и обнял ее, и в этом объятии не было ничего от страсти и любви, только дружеское тепло и искреннее участие.

– Тогда все будет так, как ты решишь, – сказал он. Огонек ночника затрещал и угас; тьма нахлынула так внезапно и неудержимо, что Алите показалось, будто она ослепла. – И я приму любое твое решение. А теперь спи. У нас завтра много дел.

***

Его высочество Этьен Амиран бин Альбоа Сузианский и Гилимерский был, во-первых, пьян, как сапожник, а во-вторых, победил уже в четвертом бою на импровизированном ринге. Здесь, в грязном бойцовском клубе на окраине столицы, никому не было дела до его происхождения, и принц, который ринулся в загул сразу же после бала, с удовольствием бросился в кулачное сражение. Извозчики, плотники, бандиты и рабочие, собравшиеся вокруг ринга, поддерживали его торжествующими криками, букмекеры, деловито сновавшие в толпе, довольно подсчитывали барыш, а доступные девушки весело строили глазки лихому бойцу. Дым дешевого курева лежал плотными пластами и разъедал непривычные глаза, запах крепкого спиртного, грязных людских тел и крови буквально вгрызался в обоняние, и Алита невольно закрыла нос платком, а другой рукой вцепилась в локоть Хариндера.

Когда они пробились к рингу сквозь толпу, Амиран как раз успел завершить пятый бой победным нокаутом, и зрители радостно взревели, а к его высочеству побежал местный гарсон с грязным полотенцем через руку: на подносе он тащил бутылку вина, к которой Амиран незамедлительно присосался. Хариндер покачал головой, толкнул дверцу в ограде и вышел на ринг. Помощники, убиравшие нокаутированного бойца, равнодушно посмотрели на него.

– А, дорогой друг! – Амиран поставил бутылку на ограду и заключил артефактора в крепкие объятия, остро пахнущие потом и кровью. – А пойдемте… а пойдемте выпьем?

– Пойдемте, – согласился Хариндер, подхватил принца, который с трудом держался на ногах, и повел к выходу с ринга. Алита смотрела на пьяного и полностью довольного жизнью Амирана и думала, что государю Ахонсо очень трудно живется на свете. Трое сыновей погибли, а четвертый гуляет по каким-то притонам. Неудивительно, что его величество хотел в свое время сделать Алиту наследницей престола…

В экипаже Амиран вел себя довольно спокойно – в изгвазданном парадном мундире, небрежно наброшенном на голое тело, распространяя вокруг себя такие волны перегара, что невольно хотелось закусить, он энергично рассказывал о том, как едва не пропустил очень грамотную двоечку. Алита вздохнула с облегчением: во всяком случае, принц не лез в драку, и его не укачивало. Это не могло не радовать.

– А поедемте… а поедемте лучше к моей невесте? – предложил Амиран. Его осунувшееся грязное лицо моментально стало печальным. – Вы знаете, что Этель мне отказала?

Хариндер и Алита обменялись понимающими взглядами.

– Да, сказала, что если бы я… – Амиран икнул и продолжал: – Если бы я остался телохранителем, она бы согласилась. А так… – он провел ладонями по лицу и сказал: – Но я не отступлю. Поедемте к Этель?

Алита вздохнула.

– Вы собираетесь ехать к даме в таком виде?

Амиран осмотрел свой мундир, доведенный до свинского состояния, разорванные на колене брюки из дорогой тонкой ткани и грязные остроносые башмаки и произнес:

– Вчера вечером я был при полном параде – и получил от ворот поворот.

Алита только руками развела. Весь вид его высочества говорил, что с ним лучше не спорить.

Горничная Этель, открывшая на стук, осмотрела всю компанию – Амиран к тому времени практически лишился чувств и висел на плече Хариндера – и позвала:

– Миледи Этель, пациент! – после чего сделала шаг в сторону, пропуская пришедших в квартиру. Этель, которая, судя по легкому халату поверх простого домашнего платья, уже готовилась отправляться спать, выскользнула из комнаты и, всмотревшись в незваных гостей, ахнула:

– Это вы? Господи, что с ним?

Услышав ее голос, Амиран встрепенулся и воскликнул:

– Любовь моя, и вы здесь!

Встревоженное выражение на лице Этель мигом сменилось плохо сдерживаемой брезгливостью. За ней проглядывало какое-то другое чувство: Алита не смогла распознать его.

– Пьян, как бес, – вздохнула Этель и обернулась к Хариндеру: – Будьте добры, отведите его в уборную. Сейчас принесу отрезвляющую смесь.

Горничная приняла шубку, и Алита прошла в гостиную. Здесь было тихо и уютно, в камине потрескивали дрова, наполняя воздух сосновым ароматом, а возле окна стояла маленькая елка, украшенная алыми и золотыми шарами – хозяйка дома уже приготовилась к новому году. Под елкой сидела кукла: простенькая, лупоглазая, едва ли не самодельная. Алита улыбнулась и подумала, что Этель, несмотря на всю свою тягу к приключениям, пока еще, по большому счету, просто добрый ребенок, который бунтует против родителей. На столе лежали стопки книг по анатомии и лекарскому делу – среди них Алита заметила сборник сузианских легенд и мифов.

– Знаете, однажды в Амруте был праздник бога Ларьякашми, – услышала она и обернулась: в гостиную вошла Этель. – Это бог молодого вина, и в его праздник принято упиваться… ну просто до безобразного состояния. Вы присаживайтесь, сейчас принесут кофе.

Алита послушно опустилась на диван. Этель взяла из-под елки куклу, села рядом с гостьей и положила игрушку на колени, задумчиво поглаживая тряпичное тельце.

– Короче, я испугалась, – продолжала она и призналась: – Я боюсь пьяных. Закрылась в своей комнате и притворилась, что выпила слишком много и уснула. А потом пришел Амиран. Конечно, я заперла дверь, но у него, как оказалось, был ключ.

Алита почувствовала, как сердце тревожно сжалось. На мгновение ей стало не по себе от этого ровного голоса хозяйки квартиры, от равнодушного отстраненного взгляда.

– Он едва держался на ногах от выпитого, – сказала Этель. – Закрыл дверь, подошел к моей кровати и долго смотрел на меня. Я думаю, он знал, что я не сплю. Там, в Амруте, к женщинам весьма неприглядное отношение. Особенно если мужчина пьян. Вы не представляете, насколько мне стало страшно.

– Представляю, – промолвила Алита. Видит бог, она сейчас чувствовала почти такой же страх, который тогда охватил Этель.

– Потом Амиран накрыл меня своим плащом, сел на пол у кровати и просидел так до рассвета, – Этель вздохнула и отложила куклу обратно под елку. – Я не помню, как он ушел… И не знаю, зачем вам сейчас об этом рассказываю.

В коридоре послышались шаги, и в гостиную вошли артефактор и принц. Амиран был бледен до мертвенной синевы, но лекарство, судя по всему, пошло ему на пользу, во всяком случае, взгляд его высочества был ясным и ироничным. Увидев, что места рядом с Этель нет, Амиран вздохнул и сел в ближайшее кресло.

– Вам лучше? – поинтересовалась Этель, старательно избегая смотреть в его сторону.

– О, гораздо, – ответил Амиран. – Ваше зелье творит чудеса. Я вполне готов отправляться в путь, – он повернулся к Алите и спросил: – Куда едем?

– В хранилище артефактов его величества. Там есть специальный отсек, посвященный работам Бьорка Бьоллы, – сказала Алита. – Мне он нужен полностью. Весь.

Амиран некоторое время пристально смотрел на нее, словно не понимал, что ей нужно, а потом от души рассмеялся и произнес:

– Это невозможно, дорогая миледи, – все присутствующие вопросительно посмотрели на него, и Амиран объяснил: – Вынести целый отсек без прямого распоряжения его величества не сможет никто. Войти туда – да, я могу. Раздобыть вам какую-нибудь мелочь – тоже могу. Но груду документов и артефактов… нет.

– Скопировать и вынести копии? У меня есть одна разработка… – предложил Хариндер. Алита поймала себя на мысли о том, что испытывает к нему молчаливую благодарность – за то, что он делает вид, будто минувшей ночью ничего не случилось. Можно было верить, что все по-прежнему.

– Я подумал об этом, – признался Амиран и машинально прикоснулся к свежей ссадине на носу. – Но заклинания хранилища блокируют любую магию. Так что увы. Конечно, я могу прочесть эти бумаги и пересказать своими словами, но полагаю, это вас не устроит.

Некоторое время все смущенно молчали. Служанка бесшумно внесла поднос с кофе и блюдом легкой выпечки, но к еде никто не притронулся. Наконец, Этель подала голос:

– Принесите их, Амиран. Бумаги и артефакты Бьорка Бьоллы. И я обещаю, что подумаю над тем, что вы мне сказали вчера на балу.

И, кажется, впервые с момента появления Амирана в квартире она посмотрела ему в глаза. Принц задумчиво улыбнулся и проговорил:

– Что ж, Файшан… Это меняет дело.

Глава 7. Зеркало

– То есть ваш хозяин настолько сильный маг, что умеет открывать ворота между мирами. Но при этом у него не хватает возможностей отследить таких, как я и Хельга. Я правильно понимаю?

Неожиданный вопрос поставил Вадима в тупик, и Лефевр обрадовался этому сильнее, чем ожидал. Соглядатай, присланный Знаменским, появился в квартире ранним утром, когда Хельга еще спала, а Лефевр пролистывал новостные сайты в смартфоне. Вадим привез пакет с продуктами и принялся заполнять и без того набитый холодильник. Сейчас же они сидели за кухонным столом, доедали довольно вкусный омлет с ветчиной и овощами, состряпанный Вадимом, и говорили о каких-то пустяках – ровно до того момента, когда Лефевр нанес удар.

– Банальная полицейская розыскная метода, – лениво продолжал Лефевр, размеренно помешивая чай. Хельга смотрела на него с нескрываемым удовольствием: ей очень нравилось наблюдать, как опускают прислужника Знаменского. – Я бы состряпал простенькое заклинание, вроде Колобка, и отпустил его кататься по белу свету. Наткнется на нужный объект – подаст сигнал. Останется прийти и забрать.

Вадим исподлобья взглянул на Лефевра и переспросил:

– Колобка?

Лефевр одарил его самой очаровательной улыбкой, на которую был способен.

– Булочка такая. Из сказки.

Вадим промолчал. Отхлебнул чая.

– Одним словом, простейшая вещь, которую ваш хозяин по какой-то причине не может сделать, – припечатал Лефевр. – Силенок не хватает. И я почему-то должен верить, что он откроет мне врата?

Вадим поджал губы. То ли он был туповат, то ли не имел внятных инструкций на этот счет.

– Я думаю, что вы собираетесь меня обмануть, – произнес Лефевр. – Один раз вы застали меня врасплох и просто сбили массой. Но уверяю, снова так поступить не получится, и ваш хозяин прекрасно это понимает. А раз так, то сейчас мы допиваем чай, искренне благодарим вас и господина Знаменского за стол и квартиру и прощаемся. Раз уж он не способен создать отслеживающее устройство, то меня тем более не остановит.

В глазах Вадима мелькнул отчетливый красный огонек. Лефевру это не понравилось. Он почувствовал, как шевельнулись волосы на затылке и дрогнули пальцы, готовые к броску заклинания, если Вадиму вдруг вздумается напасть.

– Знаменский, ах, Знаменский… – промолвил Вадим с какой-то голодной тоской. – Вы видите, кто я, Огюст-Эжен?

Лефевр только руками развел. У него были подозрения насчет холуя Знаменского, но пока он предпочел их не озвучивать. Иногда лучше слушать и делать выводы.

– Я умер почти сразу же после того, как вернулся из Чечни, – сказал Вадим. – Девяносто четвертый год. Вам рассказать в деталях о том, что там со мной делали?

Глаза Хельги испуганно округлились, и она прижала ладонь ко рту, словно пыталась удержать возглас ужаса. Лефевр равнодушно пожал плечами.

– Я-то человек привычный, но девичьи уши лучше пощадить, – сказал он. – Были в плену?

Вадим отвел взгляд, и мазки красного свечения медленно угасли. Должно быть, воспоминание о пытках, землянке, в которой его держали вместе с товарищами, голоде и вшах, отступило и больше не причиняло страданий.

– Был, – негромко произнес он. – Мать квартиру продала, чтобы меня выкупить. А я все равно потом сдох… Здоровья не хватило. А потом пришел Знаменский, и вот я сижу тут с вами.

Лефевр понимающе кивнул.

– Лучше, чем в яме. Где сейчас ваша мать?

Вадим протянул руку и взял из вазочки печенье, но есть не стал – задумчиво разломил на две части, выковырнул изюминку из большего кусочка и равнодушно произнес:

– Умерла в прошлом году. Инсульт. Знаменский хотел ее поднять, я отказался, – Вадим сделал паузу и сказал: – Он умеет поднимать мертвых. Открыть эти ваши ворота для него – тьфу и под столом растереть. Но я не знаю, почему он не хочет искать таких, как вы, собственноручно. Мне он не отчитывается. Я ответил на ваш вопрос?

Лефевр доброжелательно улыбнулся и кивнул. То, что обычно молчаливый Вадим так разговорился, было маленькой победой.

– Да, – промолвил он. – Да, ответили. Знаменский сделал вас упырем, правильно?

Губы Вадима дрогнули, сжимаясь в тонкую нить, и тотчас же расслабились. Похоже, Лефевр задал ему некорректный вопрос, и Вадим несколько мгновений размышлял, нанести ли наглецу удар или оставить так.

– Упырей не бывает, Огюст-Эжен, – голос Вадима прозвучал натянуто, словно тот врал и отчаянно пытался скрыть, что врет. – Моя пища не кровь, а посмертный выброс энергии. Много не надо.

– Упырь и есть, – не выдержала Хельга. Вадим безразлично посмотрел в ее сторону и никак не прокомментировал эмоциональное восклицание девушки. Лефевр вздохнул и отодвинул чашку.

– Что ж, полагаю, лирическое отступление закончено. Знаменский прислал вас контролировать или помогать?

Вадим улыбнулся, и улыбка вышла легкой и обаятельной. Эта двойственность была неприятной. Несколько мгновений назад за столом сидел угрюмый молодой мужик, стопроцентный бандит, а сейчас это был весельчак, рубаха-парень с легким налетом интеллигентности и хорошего образования, любимец женщин и детей.

– И то, и другое, – признался он. – Вы уже подумали, как именно будете выполнять просьбу Всеволода Ильича.

Вопрос был задан с практически утвердительной интонацией. Лефевр заметил, что Хельга рассматривает Вадима с нескрываемой неприязнью.

– Да, подумали, – сказал Лефевр. – Принесите мне карту России, Вадим. Да побольше.

Вадим вопросительно изогнул левую бровь: вот сейчас он был действительно удивлен – впервые за весь их утренний разговор, чье течение он более-менее просчитал заранее.

– Зачем? – спросил он.

– Не знаю, что вы подумали, Вадим, – с нарочито серьезным видом произнес Лефевр, – но я не пошутил про Колобка.

***

Создание нового заклинания – дело весьма муторное, особенно если приходится сочетать в нем фрагменты из разных магических практик. Это было похоже на операцию без наркоза. Лефевр, погруженный в состояние подобное трансу, мысленно расчленил два заклинания и соединил их в одно – его творение действительно было похоже на Колобка, в рыхлом животе которого было заключено некое подобие магнита. Незримый Колобок катился по земле, не разбирая дороги, а притягивала его та магия, которая была в Лефевре и Хельге.

Заклинания не поддавались, Лефевр рвал их по-живому и мысленно просил прощения за грубость и неизбежную жестокость. Будь у него с собой хоть один артефакт из его родного мира, процесс прошел бы намного легче…

Пришлось откромсать клочок от собственной ауры и швырнуть Колобку: так собаке дают понюхать вещь, чтобы она взяла след. Это было больно. На какое-то мгновение Лефевр испугался, что потеряет сознание и не успеет завершить ритуал так, как подобает – но у него все получилось, и Колобок, проскакав по карте, расстеленной на полу зала, выпрыгнул в окно. Какое-то время оставленный им золотистый след тускло дымился в воздухе, но потом растаял.

Вадим почтительно поддержал Лефевра под локоть, а затем помог подняться с пола и усадил в кресло. Было видно, что залетный маг поднялся в глазах упыря до недосягаемых вершин. Хельга расторопно поднесла чашку с кофе – Лефевр сделал глоток и не почувствовал вкуса.

– Я закольцевал заклинание на Знаменского, – хрипло произнес он, когда чашка опустела. – Когда оно найдет мага, то сразу же известит об этом. Пожалуй, все. Я сделал все, что должен был.

Вадим понимающе кивнул.

– Теперь очередь за нами, – сказал он. – Знаменский получит магов – и вы отправитесь домой.

– А что со мной будет? – подала голос Хельга. Вадим неопределенно пожал плечами, и девушка побледнела. Должно быть, окончательно поняла, что ее дальнейшая судьба будет незавидной. Кто знает, какие планы строит на нее Знаменский…

Лефевр подумал, что этих магов ищут только для того, чтобы уничтожить. Зачем великому и ужасному Знаменскому те, с кем он не сможет совладать?

– Не знаю, – искренне промолвил Вадим. – Не знаю, Хельга. Всеволод Ильич передо мной не отчитывается. Но думаю, пока у вас есть несколько свободных дней, можете заняться тем, для чего приехали в Москву.

На лице Хельги появилось ядовито-презрительное предложение, и она сделала насмешливый реверанс: дескать, благодарим покорно, барин, за вашу доброту. Вадим одарил ее очаровательной улыбкой и сказал:

– Что ж, мне пора. Загляну к вам вечером. Кстати… – он сделал паузу и добавил уже гораздо жестче: – Не советую пытаться уехать из города. Я не запугиваю, я просто предупреждаю.

Теперь Хельга смотрела на него с нескрываемым страхом. Когда за Вадимом захлопнулась дверь, девушка опустилась на диван и растерянно сказала:

– Кажется, мы с тобой очень серьезно вляпались…

Лефевр вдруг подумал, что Хельга очень похожа на его покойную сестру Бригитту. Не внешностью – какими-то едва уловимыми повадками, которые делают человека уникальным. Например, манерой задумчиво наматывать на палец растрепанный хвостик длинной косы. И смотреть, словно он, Лефевр, способен сделать так, что все проблемы окажутся смешными мелкими недоразумениями.

– Посмотрим, – Лефевр попробовал улыбнуться, но улыбка вышла натянутой: он слишком устал, создавая Колобка. – Я им так просто не дамся. И тебя в обиду не дам.

Хельга посмотрела на него с благодарностью. Кажется, в эту минуту она наконец-то перестала бояться.

Как в комнате появился Знаменский, они так и не поняли. Только что не было – и вот стоит в дверях, держит в левой руке незажженную трубку и смотрит пристально и испытывающе. Лефевр подумал, что он здорово блефовал перед Вадимом, когда говорил, что уйдет в любую минуту, и Знаменский с ним не совладает. Этот человек с совершенно мирной внешностью бюргера средних лет обладал невероятной по величине властью, и, чтобы это понять, не надо было видеть в нем магию.

Хельга ойкнула и отступила, спрятавшись за Лефевра.

– Доброе утро, друзья, – проговорил Знаменский. Лефевр ощутил, как от вкрадчивого дружелюбия в его голосе по спине побежали мурашки. – Как переночевали?

Он прошел в комнату и, опустившись в кресло, предложил:

– Вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

Предложение было похоже на приказ, и Лефевру не хотелось проверять, что последует за отказом. Когда они с Хельгой устроились на диване возле окна, Лефевр произнес:

– Не ожидал увидеть вас в такую рань.

Знаменский только рукой махнул.

– Мне в последнее время не спится. Возраст, видите ли. А у вас интересная магия, Огюст-Эжен. Расскажите, как вы смогли вывести из строя видеокамеры?

Лефевр неопределенно пожал плечами.

– Не люблю, когда за мной шпионят. Направленный бросок личного заклинания.

Знаменский прикрыл глаза. Понимающе качнул головой.

– Благодарю вас за работу с картой, дорогой друг. Уверен, что у этого шарика все получится. Кстати, у меня есть для вас подарок. Скажем так, знак серьезности моих намерений.

Почему-то Лефевр подумал, что Знаменский собирается его убить. Бросить какую-нибудь заковыристую местную дрянь и смотреть, как она выжирает внутренности жертвы. Пожалуй, такие, как Знаменский, не брезгуют смотреть на пытки и казни… Должно быть, выражение лица Лефевра было очень красноречивым, потому что губы Знаменского дрогнули в какой-то извиняющейся улыбке, и он поспешил объяснить:

– Давеча в беседе с моим помощником вы усомнились в том, что я смогу открыть ворота между мирами. Открывать их сейчас я не стану. Но вы сможете увидеть то, что в эту минуту происходит у вас дома, – он указал на зеркало, висящее напротив дивана, и сказал: – Просто подойдите и подумайте о человеке, которого хотите увидеть.

Зеркало было очень старым. На многочисленных финтифлюшках, покрывавших раму, давным-давно облезла позолота, но прозрачная глубина была невероятно четкой, и даже мелкие темные пятнышки не портили отражения. Лефевр поднялся и послушно приблизился к зеркалу. Хельга в отражении смотрела с таким ужасом, словно оттуда должно было выскочить чудовище. Знаменский улыбался, но Лефевр заметил, что на высоком лбу мага выступили капли пота.

– Смотрите, – властно проронил он. – Смотрите и вспоминайте.

Комната в отражении качнулась и мягко поплыла куда-то в сторону. «Алита», – мысленно произнес Лефевр, стараясь взять себя в руки и не думать о том, что он может увидеть что-то страшное. «Алита», – повторил он и вспомнил: рыжие кудрявые волосы, карие глаза, россыпь веснушек на скулах…

Какая она теперь?

– Смотрите… – донеслось откуда-то из невообразимого далека, и Лефевр увидел, что в отражении теперь совсем другая комната. Кажется, он ахнул, узнав ее – это были гостевые покои его столичного дома, за три года обстановка совсем не изменилась, вот только…

– Мать вашу так… – не выдержала Хельга и воскликнула: – Не смотри, Женька! Не надо!

Но Лефевр смотрел – двое в отражении занимались любовью, крошечный шарик зачарованного светлячка, паривший под потолком, отбрасывал медовые мазки света на сплетенные тела. Рыжие волосы Алиты разметались по подушке, тонкие пальцы судорожно впились в плечо темноволосого красавца, любившего ее с такой яростной страстью, словно…

Она была рядом. Лефевр мог протянуть руку и прикоснуться кончиками пальцев к светлой коже, покрытой веснушками, дотронуться до пушистых кудрявых локонов – она ведь была здесь, рядом. Пусть даже в миллиардах световых лет от него – и все равно рядом…

Лефевр отвернулся и сел обратно на диван. Отражение помутнело и растаяло: теперь в зеркале отражалась комната в двушке на московской окраине.

Кажется, Лефевр забыл, как дышать. Ком в груди разросся так сильно, что пришло отстраненное равнодушное понимание: это сердечный приступ, сейчас он сделает свое дело, и все наконец-то закончится. Впрочем, это мучительное состояние продлилось недолго: Лефевр смог взять себя в руки и произнес:

– Да, ваши возможности поражают.

Его голос прозвучал на удивление спокойно. Он и сам такого не ожидал. Знаменский вопросительно изогнул левую бровь.

– Это и есть ваша леди? – осведомился он.

Ком в груди медленно таял – на его место пришел противный холодок, похожий на неотвратимо наползающую тошноту. Лефевр кивнул.

– Да, это она, если вам настолько интересно.

Выражение сочувствия на лице Знаменского было настолько искренним, что в него невольно хотелось поверить. Но Лефевр не верил. Все это было игрой, манипуляцией – на месте Знаменского он вел бы себя точно так же. Просто потому, что иногда отчаяние заставляет противника сдаться.

– Мне жаль, Огюст-Эжен, – Знаменский покачал головой и поднялся. – Мне действительно жаль.

Хельга одарила его воистину испепеляющим взглядом. Знаменский сделал вид, что не заметил.

– Что ж, друзья, вынужден вас покинуть, – сказал он и неторопливо направился к выходу. – Провожать меня не надо.

Никто и не собирался.

Когда в прихожей хлопнула дверь, Хельга немедленно обняла Лефевра – и вот в ее сочувствие и понимание он верил. Эта некрасивая девчонка была искренней, как крик боли. Лефевр не мог разобрать тех негромких успокаивающих слов, которые она шептала – гул в ушах, появившийся после ухода Знаменского, забивал даже мысли.

Ведь Алита была счастлива. Она… она была лишена страданий, горя, мук, ей было хорошо с любимым человеком. Разве не этого Лефевр всегда добивался – счастья для тех, кого любит? Разве что-то еще имеет смысл?

Отражение в зеркале было ударом под дых, выбивающим из реальности. Именно этого Знаменский и добивался. Что ж, во многом он был прав, вот только…

Лефевр вздохнул и, осторожно освободившись из объятий Хельги, поднялся с дивана. Лицо было влажным – он удивленно обнаружил, что все-таки не смог сдержать слез. Почему-то от этого ему стало страшно неловко, словно он совершил какой-то нелепый и неприличный поступок.

– Огюст-Эжен… Женька… – испуганно окликнула Хельга. Лефевр приблизился к зеркалу и опустил руку на его прохладную гладь. Прикосновение отдалось легким уколом в подушечки пальцев: зеркало вышло на контакт. Оно не было артефактом в сузианском понимании, но в нем была магия. Личная, лежащая вне воли Знаменского.

– Я подумал, что наш хозяин – мастер иллюзий, – негромко сказал Лефевр. Собственное отражение сейчас было действительно пугающим: ему пришло в голову, что именно так выглядят приговоренные к казни. – Потому что всегда выгодно морально раздавить противника. А теперь…

Он осторожно прочертил линию по стеклу, и зеркало словно вспыхнуло изнутри: картинка рассыпалась бойкими рисунками детского калейдоскопа – с той разницей, что в цветовой гамме преобладали все оттенки синего. Несколько минут Лефевр вглядывался в них, и Хельга в конце концов не вытерпела.

– Что там? Это неправда, так?

Лефевр усмехнулся и отвел руку. Зеркало погасло – наверняка вздохнуло бы с облегчением, если бы умело вздыхать.

– Это, к сожалению, правда, – сказал он. На мгновение вернулось ощущение комка в груди. – Но знаешь… там сейчас слишком много магии. Причем плохой.

Кажется, Хельга ахнула. Лицо Алиты, наполненное каким-то беспримесным, отстраненным счастьем, до сих пор стояло перед глазами Лефевра.

– Я должен вернуться, – произнес Лефевр. – Она в беде.

***

Жизнь и посмертие приучили Вадима к тому, что неприятности ждут повсюду, и расслабляться никогда нельзя. Он накрепко вызубрил эти несложные уроки и теперь был уверен, что никто не застанет его врасплох – но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Заклинание, отправившее его в нокаут, оказалось простеньким – это было еще обиднее. Впрочем, его простоту Вадим понял уже постфактум.

Он пришел в себя в каком-то сарае – едва приоткрыв глаза, Вадим увидел серую стену с грязными потеками, а потом пришла боль в вывернутых суставах и понимание того, что дела его плохи. Мысленно просканировав собственное тело, Вадим обнаружил, что его подвесили на крюк за сцепленные и вывернутые большие пальцы. Система веревок, державших его тело, была настолько заковыристой, что Вадим сразу понял: без Лефевра тут не обошлось.

– Кажется, он пришел в себя, – голос девочки-хиппушки был особенным, с твердой звонкостью маленького колокольчика в глубине. Вадим узнал бы его из тысячи.

– Ну и хорошо, – Вадим решил, что можно открывать глаза, и увидел Лефевра, стоящего справа. Почему-то Вадиму стало страшно. По-настоящему, впервые за многие годы. Может быть, потому, что Лефевр умело орудовал ножом, срезая…