Текст книги "Берег тысячи звезд (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3. Московская зима

Зима в этом году заявилась в ноябре, закутала всех в снежную шубу и заявила, что останется надолго, и да, ей все равно, что вы об этом думаете. Хельга, которая добралась до столицы автостопом, успела за десять часов пути замерзнуть, проголодаться и добрую сотню раз проклясть погоду. Свободных денег осталось ровно десять рублей юбилейной монеткой – монетка была талисманом, и Хельга никогда бы не потратила ее, тем более, что сейчас на червонец ничего и не купить. Водитель, высадивший ее возле хостела на южной окраине столицы, сокрушенно покачал головой, но ничего не сказал.

Хельга была ему благодарна за это молчание. За время своих путешествий автостопом она успела наслушаться всякого о безалаберных и бестолковых хиппи, которым не сидится дома, как всем нормальным людям. Но простите, о какой обывательской нормальности может идти речь, когда мама Хельги была костюмером в театре, а отец – художником? Хельга никогда бы не стала жить той жизнью, которую большинство считало правильной и приличной. Стихи на салфетках, песни под старую гитару, встречи рассветов с друзьями и путешествия автостопом – это ей нравилось. Это было по-Хельгиному, и другого она не хотела.

Хостел назывался «Пара тапок» и был довольно приличным и уютным. Узнав, что Хельга собирается посмотреть столицу, отец дал ей немного денег и поставил условие не селиться в совсем уж задрипанную общагу с чурками и тараканами. Хельга пожала плечами и предложила ему выбрать место лично. Отец посидел в интернете и забронировал для Хельги койку на целый месяц. Чего ж еще? Хельга попрощалась с родителями и отправилась ловить машину.

Несмотря на довольно позднее время, в хостеле кипела жизнь. В просторной зоне отдыха сидел народ со смартфонами, откуда-то пахло свежим кофе, и из динамиков звучала негромкая и очень приятная этническая музыка. Возле стойки регистрации заселялся высокий человек в темном пальто, и администратор, маленькая темноглазая брюнетка, смотрела на него настолько томно, что путалась, вводя в компьютер его данные. Хельга поставила рюкзак на пол и полезла во внутренний карман куртки за паспортом.

– Добро пожаловать в «Пару тапок», Евгений Андреевич, – сказала брюнетка, возвращая гостю документы. – Ресепшн работает круглосуточно, кухня направо. Завтрак с восьми до десяти. Если захотите кофе, – добавила она, кокетливо стрельнув глазками из-под пушистых ресниц, – то у меня всегда есть.

– Спасибо. Не откажусь, – кивнул гость и обернулся на Хельгу, которая, должно быть, задела его локтем.

– Извините, – пролепетала Хельга. Она каким-то краем сознания понимала, что у нее сейчас в точности такое же выражение лица, как и у администратора – понимала и ничего не могла с этим поделать. Гость был цивильным до мозга костей, и Хельге такие мужчины – в хороших костюмах, ботинках, начищенных до блеска в любую погоду, с дорогими смартфонами в руках – никогда не нравились, но сейчас она смотрела в его светло-серые холодные глаза и понимала, что у нее живот сводит от желания.

Видимо, это и было то, что называют мужской харизмой. Этот Евгений был настолько выразительным и незаурядным, от него веяло такой сногсшибательной силой и уверенностью, что Хельга смотрела на него и таяла, как кусочек сливочного масла на сковородке.

– Ничего страшного, – сказал он и, забрав со стойки ключ, направился в сторону своего номера. Хельга и администратор проводили его одинаковыми взглядами, затем девушка за стойкой профессионально взяла себя в руки и сказала:

– Вы заселяться? Паспорт, пожалуйста.

Хельга протянула документы. Некоторое время администратор стучала по клавишам, разыскивая койку, забронированную на имя Хельги, а потом изумленно воскликнула:

– Девушка, так сегодня же пятнадцатое ноября. А у вас заезд с двадцатого.

Хельга ахнула. Видимо, отец витал в облаках, подбирая для нее хостел.

– Я же на пятнадцатое бронировала… – проговорила она. Реальность рухнула на нее тяжелым ледяным сугробом. Десять вечера, ни копейки в кармане и никого знакомого в столице. И она слишком устала, чтобы снова выходить на улицу и стопить машины.

Администратор с непробиваемым равнодушием пожала плечами.

– У меня тут точно двадцатое. Забронировано, а потом оплачено на месяц.

– А пораньше вы меня можете заселить? – растерянно пролепетала Хельга. Брюнетка за стойкой отрицательно покачала головой.

– Мест нет, извините.

Парни с разноцветными дредами, лениво сидевшие с ноутбуками на диванчике в зоне отдыха, смерили Хельгу равнодушными взглядами. Она подумала, что отец оказался в своем репертуаре – как обычно. И теперь придется выходить на улицу, брести вдоль дороги в надежде на то, что ее подвезут… а куда? И денег ни копейки – перевод за игрушки, мастеря которые Хельга немного зарабатывала на жизнь, придет только завтра. А на улице тьма и снег, и Хельга, по большому счету, просто дура набитая. Надеялась на доброту незнакомцев, а в итоге…

Где-то хлопнула дверь, и Хельга увидела, что в коридор вышел давешний харизматичный Евгений – уже практически по-домашнему, в тонком свитере и легких брюках, с чашкой в руке. Приблизившись к стойке, он улыбнулся администратору и напомнил:

– Вы что-то говорили про кофе.

– А, конечно! – брюнетка нырнула под стойку и вытащила банку растворимого кофе. Поставив ее перед гостем, она бросила через плечо:

– Извините, девушка, ничем не могу помочь.

Хельга шмыгнула носом и поняла, что сейчас расплачется. Евгений смерил ее спокойным изучающим взглядом и осведомился:

– Проблемы?

– Девушка дату заезда перепутала, – объяснила администратор. Она смотрела на Евгения так, словно хотела схватить его за воротник, утащить в ближайший угол и отдаться с таким пылом и страстью, что всех порнозвезд разорвало бы от зависти. А он рассматривал Хельгу, и Хельге хотелось наконец-то снять обувь и куртку, залезть в душ, а потом свернуться калачиком в кровати и уснуть.

Даже у хиппи бывают трудные времена.

– И когда ее дата заезда?

– Двадцатого, – в голосе администратора появились отчетливые нервные нотки, словно Хельга теперь ужасно мешала ей одним своим присутствием в этом мире. – Через пять дней.

– Ну не на улицу же ее выгонять, – с какой-то отстраненной усталостью произнес Евгений. – Заселяйте ко мне, что ли. В номере есть диван.

Администратор пожала плечами.

– Даже не знаю… – сказала она. Хельга, у которой наконец-то появилась надежда, снова придвинула к брюнетке свой паспорт.

– А тут либо заселять, либо возвращать ей деньги, – проронил Евгений, и Хельга едва не хлопнула себя по лбу: как же она сама до этого не додумалась! – И наверняка с неустойкой, которую вычтут именно с вас.

Администратор устало вздохнула и принялась вбивать в файл данные из Хельгиного паспорта. Весь ее вид так и говорил: как же вы все меня достали. К Хельге окончательно вернулось привычное легкое расположение духа, и она снова стала думать, что жизнь замечательная штука, и ей сегодня снова невероятно повезло. Она приехала в Москву, скоро у нее будут деньги на простенькие обеды, а еще ей удалось заселиться в один номер с самым невероятным человеком на свете.

– Евгений Андреевич Лефевр, – представился ее новый сосед. – А вас как зовут, милая барышня?

– Хельга Болотникова, – промолвила Хельга. Недавний трепет вновь охватил ее, и Хельга, которая никогда не лезла за словом в карман и умела найти общий язык с абсолютно любым человеком, вдруг обнаружила, что совершенно растерялась и не знает, что говорить и как себя вести. – Я вас точно не стесню?

Сосед улыбнулся, но взгляд остался прежним – усталым и пронизывающим. Так могла бы смотреть смерть в ноябре.

– Ни в коем случае, – ответил он. – Заселяйтесь.

***

Алита приснилась ему как обычно, под утро. Лефевр увидел ее настолько отчетливо, что на какое-то мгновение решил, что это не сон, и она действительно стоит рядом, протягивая ему открытый контейнер с артефактом.

– Огюст-Эжен, посмотри, – встревоженно сказала Алита. – Что это?

Старое перо, которое обладало властью открывать врата между мирами, сейчас наливалось пульсирующим тревожным светом. Через равные промежутки времени свет темнел, чтобы потом вспыхнуть снова, и Лефевр всей шкурой ощутил боль и страх живого существа на пороге смерти.

– Отойди, – сказал он Алите, забирая контейнер. – Кажется, оно умирает.

– О Боже, – прошептала Алита по-русски и тотчас же закрыла рот ладонью. А потом свет внезапно вспыхнул ярче тысячи солнц, и в мире не было ничего, кроме этого света.

Лефевр открыл глаза и несколько минут лежал неподвижно, глядя в темноту. До утра было еще очень далеко, но хостел, похоже, никогда не спал. На кухне негромко звенела посуда, в общей душевой шумела вода, и где-то едва слышно разговаривали мужчина и женщина. Протянув руку к прикроватной тумбочке, Лефевр взял смартфон – половина пятого. Спать бы еще и спать.

Но ему не спалось.

После того, как Перо погибло, и последняя вспышка энергии выбросила Лефевра в другой мир, он почти перестал спать.

Где-то хлопнула дверь, и в коридоре послышались шаги. Лефевр вздохнул и вытянулся на кровати, чувствуя, как устало гудят мышцы. На него неотвратимо наваливался очередной день безумия.

Лефевру несказанно повезло. После того, как свет, излучаемый артефактом, погас, он обнаружил, что сидит на берегу огромной, тревожно-серой реки, и вид, открывавшийся перед ним, был одновременно великолепным и ужасным. Лефевра выбросило в Ленинград, родной город его матери – он видел эти здания только на картинках, которые она рисовала, но сразу же понял, где находится, и осознал, что стал таким же скитальцем между мирами, как и мать.

Это было действительно страшно. Понимание потрясало и калечило душу – Лефевру понадобилось около часа, чтобы взять себя в руки, подняться и пойти куда-то вперед. Он не знал, куда направляется, он ничего не знал, кроме того, что утратил свою жизнь и должен вернуть ее как можно скорее.

Теперь, спустя три года, Лефевр мог с уверенностью сказать, что так ничего и не вернул – но пока ему было достаточно того, что он смирился со своей потерей до такой степени, чтобы продолжать жить и не прекращать поиск.

Одним из самых пугающих открытий оказалось то, что на Земле не было магии. Во всяком случае, все волшебство, которое видел Лефевр, порождалось им самим. Злонамеренный ведьмак, он мог читать мысли окружающих и немного управлять ими, к удивлению своему умел применять какие-то сузианские заклинания, но вся магия заканчивалась тогда, когда он переставал действовать. Этот мир был отчаянно пуст и не осознавал своей пустоты.

Лефевра это пугало до дрожи.

Он знал, что его собственных сил никогда не хватит, чтобы вернуться домой. Артефактов на Земле не существовало. Оставалось только одно – продолжать поиск, надеяться, что однажды он все-таки сумеет найти то, что поможет открыть врата между мирами, и верить, что Алита ждет и дождется.

Алита была его главной болью.

Лефевр хотел верить, что она ждет. Эта вера была особенно крепка в солнечные дни – тогда он почти знал, что все будет хорошо, пусть это всего лишь слова. Он не сомневался, что сможет вернуться. Но потом солнце уходило за облака, и Лефевр понимал, что тешит себя напрасными надеждами. Прошло три года. Практически вечность. Он может вернуться и увидеть, что Алита стала женой какого-нибудь в высшей степени замечательного человека.

Если сперва эта мысль казалась ему нелепой, то со временем Лефевр стал признавать ее разумную реалистичность. Он ни в коем случае не мог винить Алиту за ее возможное решение оплакать потерю, принять ее и продолжать жить дальше. Но, когда Лефевр начинал думать о том, что Алита его все-таки не дождалась, то отчаяние и желание продолжать поиск становились почти фанатичными.

Говорят, у каждого человека есть своя тень – та часть, в которую прячутся все дурные мысли, наклонности и желания. Порой Лефевр думал, что эта тень заняла всю его жизнь. Он осознавал, что постепенно превращается в такого человека, каким никогда не хотел быть – осознавал, боялся и ничего не мог поделать.

– Не спится? – подала голос девушка с дивана. Несколько минут назад ее глубокое и размеренное дыхание стало быстрее, а потом она едва слышно шевельнулась, просыпаясь. Должно быть, Лефевр разбудил ее, когда потянулся за смартфоном.

– Я мало сплю, – негромко сказал Лефевр. Хельга перевернулась на живот и приподнялась на локтях, глядя в его сторону.

– А что так?

– Не знаю.

Хельга почти ничем не отличалась от бродяг в его мире. Лефевр предложил ей кров только потому, что на какое-то мгновение увидел в ее ауре таинственный темно-синий отблеск.

Магия. Это была самая настоящая магия. Лефевр невероятным усилием воли сдержал все порывы души, чтобы не спугнуть это легкое, загадочное сверкание. Тощая низкорослая девчонка с каштановой косой и бесчисленным количеством бисерных браслетов на запястьях хранила в себе чудо и не знала об этом.

– Хотите чаю? – спросила Хельга. – У меня есть классный сбор из трав. Я сама собирала на Ольхоне.

Лефевр подумал, что чаек может оказаться чересчур забористым.

– Хочу, – сказал он. – Пойдемте на кухню.

***

Кухня была пуста и тиха. Здесь горела всего одна маленькая лампа возле окна, и Лефевр не стал включать верхний свет. Пусть останется так, с легким налетом романтической мистики. Набрав воды из-под крана, Хельга поставила чайник и положила на стол небольшую жестяную коробку. Лефевр осторожно откинул крышку и втянул носом легкий терпкий аромат сухих трав.

– В самом деле бодрит, – заметил он. – Откуда вы в Москву?

Ему казалось, что на самом деле эта девица далеко не робкого десятка – однако сейчас Хельга выглядела смущенной и слегка взволнованной, словно девушка, которая в первый раз выходит в свет. Она присела на табурет и, бросив на Лефевра застенчивый взгляд, ответила:

– Из Турьевска. А вы?

Лефевр усмехнулся. Подумал, не сказать ли правду.

– Из Питера, – ответил он, в конце концов. Хельга уважительно кивнула.

– Круто. Я там была два раза, – чайник щелкнул, выключаясь, и Хельга, насыпав в чашки по щепотке своего сбора и налив кипятка, поинтересовалась: – А почему вы в хостеле остановились?

Лефевр вопросительно посмотрел на нее, и Хельга объяснила:

– Ну, вы очень солидно выглядите. Такие люди по общагам не живут.

Лефевр пожал плечами. Сухие травинки набухали в кипятке, медленно плыли в воде, окрашивая ее в бледно-зеленый цвет воспоминаний о далеком лете, солнце и чудесах. Запах становился все сильнее, толкался в ноздри. Аура Хельги была похожа на кусок дыни, который облепили темно-синие бабочки.

Впервые за очень долгое время Лефевр почувствовал облегчение. Надежда, которую он старательно пестовал и выхаживал все эти годы, словно больного ребенка, наконец-то встрепенулась и расправила крылышки.

– Я довольствуюсь малым, – улыбнулся он. – У нас вполне уютный номер, не правда ли?

Хельга поежилась. Должно быть, представила, как шла бы по улице ноябрьской ночью в напрасных поисках нового жилища.

– Правда. Спасибо вам еще раз, – промолвила она и опустила взгляд к чашке. Лефевр подумал, что девушка отчаянно стесняется его – и в то же время всеми силами старается не выдать своего стеснения.

Интересно, что все-таки потребуется для того, чтобы врата между мирами открылись? Лефевр прищурился, мысленно задавая себе вопрос – на что он готов пойти ради возвращения домой? Если, допустим, понадобится перерезать глотку этой девушке, чтобы магия, собранная ею на обочинах бесчисленных дорог, выплеснулась на землю вместе с кровью?

– Не за что, – произнес Лефевр и похвалил: – Хороший чай. Интересный.

На бледных щеках Хельги вспыхнули розовые пятна румянца. Лефевр подумал, что, пожалуй, перерезал бы – а потом смотрел, как льется кровь, как тело дрожит в агонии, как пальцы с коротко подстриженными ногтями и бесчисленным количеством дешевых колечек скребутся по земле… Если бы это помогло ему снова увидеть Алиту, то видит Господь, он пошел бы до конца.

Смог бы он потом смотреть в глаза Алите – уже другой вопрос. И Лефевр не хотел его задавать.

– Чем займетесь в Москве? – спросила Хельга. Лефевр отпил из своей чашки – напиток царапнул рот непередаваемой горечью, но в то же время взбодрил.

– Погуляю, – неопределенно ответил он. – Музеи, дворцы… Вообще я ищу магию. Может быть, найду.

Хельга посмотрела на него с таким ошарашенным видом, словно он при всем честном народе снял штаны на Красной площади.

– Магию? – переспросила она. – Вот никогда бы не подумала, что вы верите в магию.

– Почему же? – поинтересовался Лефевр. Делать второй глоток он не торопился.

– Ну просто вы… – Хельга развела руками. – Такие, как вы, не верят в магию. Такие, как вы, верят в деньги и власть, – выпалив это, она вдруг окончательно стушевалась и добавила: – Наверно.

Лефевр усмехнулся и протянул ей руку ладонью вверх.

– Смотрите, – сказал он и, сосредоточившись, мысленно оживил личное заклинание. Над раскрытой ладонью вспыхнул огненный иероглиф, словно маленький дракон раскинул острые кожистые крылышки. Запахло паленым – золотисто-оранжевый пульсирующий сгусток заклинания обжег кожу.

– Господи..! – прошептала Хельга. Ее карие глаза раскрылись так широко, что в целом непривлекательная девушка на мгновение стала признанной красавицей и добавила: – Твою же мать…

– Так-то, – многозначительно произнес Лефевр и сжал руку в кулак. Заклинание погасло. Некоторое время Хельга сидела неподвижно, глядя туда, где совсем недавно пламенел иероглиф, а потом подняла глаза на Лефевра и спросила:

– А как это?

– Магия существует, – улыбнулся Лефевр и все-таки отпил чая еще раз.

***

Десять тяжелых золотых монет лежали в прозрачном стеклянном контейнере в самом центре массивного стола. Каждую монету украшало маленькое отверстие чуть выше гордого профиля неизвестного венценосца. На другой стороне красовалась пучеглазая сова, раскинувшая крылья.

Вадим подумал, что до сих пор так и не знает, где у этих монет аверс, а где реверс. Но ему было известно точно, что ни в одной стране мира за всю историю планеты таких монет не было.

Две их сестры лежали чуть поодаль, на аккуратно расстеленном носовом платке с вензелем.

– Итак? – подал голос хозяин кабинета. Он стоял у окна, спиной к Вадиму. Курил. Вадим был очень признателен, что Всеволод Ильич Знаменский сейчас не смотрит в его сторону.

– Извлекли их в одном ломбарде на окраине Москвы, – начал Вадим. – Отвратительное место. Скупка краденого, одним словом. Монеты сдал какой-то очень цивильный мужик, причем не торговался, цену не набивал. Просто по весу. Пятьдесят тысяч рублей за обе. Сегодня утром. Паспорт он предъявил, приемщик все данные вбил в базу, но когда я начал проверять, то ничего не обнаружил. Файл полностью удален.

– Запись с видеокамеры сняли?

– Там нет видеокамер, – сказал Вадим. Во рту и глотке пересохло так, словно он несколько дней провел в пустыне без капли воды. Знаменский всегда так влиял на подчиненных.

– Словесный портрет?

Вадим развел руками.

– Приемщик говорит, что очень возможный тип. Хорошо прикинутый, морда стремная, но холеная. Такие бабам нравятся, – Знаменский обернулся, и Вадим поспешил добавить: – Конец цитаты. Я, конечно, попробовал поработать с его памятью, но там все очень основательно поправлено.

Знаменский вопросительно изогнул левую бровь, и Вадим, зная характер шефа, понял, что тот крайне удивлен. Настолько, что даже переспросил:

– Как это понимать – «поправлено»?

– Просто размытый силуэт. Без деталей. Да, человек приходил, но внешность в памяти не отложилась. От слова «совсем».

Знаменский прошел к столу, опустился в кресло и устало придвинул к себе платок с монетами. Вадим терпеливо ждал, глядя на узел галстука шефа. Наконец Знаменский со вздохом произнес:

– Очень плохо, Вадим, это все очень плохо.

Интонации были какими-то старческими и сварливыми. Но для Вадима это был знак того, что официальная часть доклада закончена, и теперь можно сесть и вздохнуть с облегчением.

Он так и сделал.

– Мне эти монеты сразу не понравились, – признался Знаменский. Вадим не мог с ним не согласиться: от тяжелых золотых кружков так и веяло чем-то страшным, диким. Он и сам не понимал, почему монеты вызывают у него такое брезгливое отторжение, почти тошноту. Хотя вроде бы ничего особенного – деньги как деньги. Мужской профиль самый заурядный, прямо скажем. И сова обычная, как в зоопарке. Вадим никогда не считал себя тонкой натурой, но эти монеты внушали ему какой-то неприятный душевный трепет.

– Мне тоже, Всеволод Ильич, – честно сказал он. – По идее, ничего особенного. Ну мало ли? Сувенирка для какого-нибудь богача-оригинала.

Знаменский усмехнулся. Он, самый уважаемый и сильный маг в этой части света, не слыхал о таких богачах, которые заказывают для себя такие монетки. А уж о верхушке общества он знал все.

Тем более, как такие сувенирчики могли зазвенеть в ломбарде?

– Можно еще раз проверить приемщика, – предложил Вадим. Знаменский только рукой махнул.

– Не стоит, я тебе верю. Лучше проверить видеокамеры на соседних домах. На магазинах, у метро… Он мог обнулить память приемщика, но не всю технику в районе.

Почему-то Вадим подумал, что Знаменский и сам в это не верит.

– Сделаем, Всеволод Ильич, – сказал он. Знаменский кивнул.

– От этих монет так и разит магией, – устало сказал он. – Хлеще любой радиации. И это очень плохая магия, Вадим. Скверная.

Вадим утвердительно качнул головой. Он был полностью согласен с шефом. Скверная, да. Именно это слово.

– Это не наша магия, – продолжал Знаменский. Вынув из кармана четки с шариками из темного сердолика, он задумчиво принялся перекатывать их в пальцах. От прикосновения в глубине шариков вспыхивало и гасло насыщенно красное зарево. – И меня очень пугает то, что у меня под носом сейчас бродит очень могущественный незарегистрированный маг. Чего он хочет, Вадим? Что ему нужно?

Вадим развел руками. На ум пришел старый совет о том, что подчиненный перед лицом начальства должен иметь вид лихой и придурковатый, и Вадим подумал, что, пожалуй, пора напустить на себя лихость и придурь. Уж чего-чего, а этого добра у него всегда было в избытке.

– Найдем да и спросим, – сказал он и поднялся. – Разрешите выполнять?

***

Спустя два с половиной часа Вадим набрал номер Знаменского и возбужденно прокричал в трубку:

– Шеф, есть! Есть! Мы его выцепили!

Знаменский вздохнул с таким облегчением, словно с его плеч свалился, по меньшей мере, пик Коммунизма.

– Где он?

Вадим позволил себе ухмылку свысока. Маленький человек, ассистент великого мага, он снова обошел на повороте своих хозяев. Это не могло не радовать. Вадим подумал, что вечером на радостях позволит себе что-нибудь из маленьких приятных излишеств.

– Я поехал к тому ломбарду и запустил ежа по следам, – гордо сообщил Вадим. Ежом называлось мелкое поисковое заклинание, и более опытные коллеги Вадима по магическому ремеслу отзывались о нем с искренним презрением: еж часто путался и довольно редко находил искомое. А тут повезло. Очень повезло. – Короче, он снимает комнату в общаге на юго-западе.

– Ты его видел? – в голосе Знаменского прозвенели отчетливые металлические нотки, и Вадим сразу же задвинул свое веселье куда подальше.

– Так точно, – ответил он. – Серьезный тип, Всеволод Ильич. Аура так и брызжет.

– Это человек? – уточнил Знаменский. – Не демон, не двоедушник, не перевертыш?

– Человек, – сказал Вадим, и Знаменский снова вздохнул с облегчением. Вадим его прекрасно понимал: связываться с демоном – приятного мало. Он помнил, как два года назад шеф лично работал с кем-то из низших бесов, и впечатления остались весьма и весьма яркими и запоминающимися.

– Тогда даю знак группе захвата, – произнес Знаменский и добавил: – И разрешаю полную зачистку территории.

Вадим мечтательно прикрыл глаза и почувствовал, как на губах расцветает нежная, почти девическая улыбка. Это было очень хорошо, это было просто замечательно. О большем он и мечтать не мог. Отключив телефон, Вадим убрал его во внутренний карман куртки и вынул помятую пачку сигарет. До прибытия группы захвата оставалось три минуты – он успеет покурить.

Лефевр, который в это время стоял возле окна на кухне, не обратил внимания на молодого мужчину, сидевшего на корточках возле входа в хостел. Сидит и пусть сидит. Дождавшись, когда закипит чайник, Лефевр плеснул кипятка в кружку с растворимым кофе и отправился в свой номер. Хельга никуда не пошла – умудрилась простудиться в дороге, и всех ее сил хватило только для того, чтобы добраться до аптеки на первом этаже и купить пакетик с жаропонижающим порошком.

– А вы простуду лечить умеете? – поинтересовалась она, когда Лефевр вошел в номер. Вид у девушки был очень несчастный. Конечно, вот так приедешь в столицу из глуши, а вместо развлечений и веселья будешь сидеть в четырех стенах с больным горлом и красным заложенным носом. Лефевр отпил кофе и ответил:

– Увы. Могу только купить тебе еще этой дряни, – он задумчиво посмотрел на белый пакетик с броской алой надписью «Антифлю» и спросил: – Надо?

Хельга скорчила гримаску и откинулась на спинку дивана.

– Ну вот что за жизнь? Хотела сегодня на выставку кукол пойти… – впрочем, легкий характер не позволил ей раскисать, и Хельга с бодрым любопытством осведомилась: – А вы чем займетесь? Как ваши поиски магии?

После того, как Лефевр продемонстрировал ей личное заклинание, Хельга сперва донимала его просьбами объяснить, как именно это работает – она решила, что Лефевр показал какой-то фокус. Убедившись, что тут нет ни ловкости рук, ни скрытых манипуляций, она многозначительно посмотрела на Лефевра и сказала, что всегда знала о том, что волшебство существует.

«Причем оно есть в тебе», – подумал Лефевр. Оставалось только решить, как теперь быть с этим.

– Пока не нашел, – вздохнул он. На первый взгляд Москва, как и Петербург, была полностью лишена магии. Люди наделяли эти города несуществующими чарами, но оба мегаполиса были пусты. Что, если вся магия Земли заключена в простуженной девчонке, которая сидит на диване, кутается в плед и двумя руками держит кружку с растворимым лекарством…

Лефевру стало жутко от этой мысли. Страшнее, чем было раньше, когда он искал и не находил.

А потом он услышал короткий хлопок в коридоре, почувствовал тонкий, едва уловимый запах гари и как-то вдруг понял, что это конец. Перед глазами мелькнул грязный серый занавес обморока, и, теряя сознание, Лефевр равнодушно подумал: «Магия. Это боевая магия» – но уже ничего не успел сделать.

Группа захвата выбила дверь в номер через полторы минуты, когда бросок заклинания обездвижил всех обитателей хостела. Вадим прошел в комнату, задумчиво посмотрел сперва на продавца монет, а затем на его соседку, и приказал:

– Кантуйте родимых.

Мужчину и девушку резво подхватили и поволокли к выходу. Убрав руки в карманы, Вадим некоторое время стоял, покачиваясь с носков на пятки и собираясь с мыслями. В коридоре хлопали двери – группа захвата открывала комнаты, и Вадим подумал, что у него не так уж и много времени.

В конце концов, Знаменский может и передумать по поводу полной зачистки.

Он вздохнул и вышел из номера. Хостел «Пара тапок» через несколько минут закроется навсегда.

Пройдя по коридору, Вадим заглянул в пару номеров и никого не обнаружил. Их обитатели ушли с утра пораньше. И то верно: какой смысл приезжать в столицу и сидеть в общаге? В одном из зеркал отразился человек, и Вадим не сразу узнал в нем себя. Простое, не запоминающееся лицо – с таким можно лузгать семки, сидя на кортах и сдвинув шапку на макушку, а можно и где-нибудь по ковровой дорожке вышагивать. Вадим усмехнулся. Ему было весело.

В третьем номере на полу лежал парень с разноцветными дредами. Несколько мгновений Вадим смотрел на него, а потом вынул из кармана пистолет и нажал на курок. Серебристая аура парня налилась зловещим красным свечением угасающей жизни – и Вадим выхлебал это сияние с жадностью наркомана, наконец-то получившего дозу. Когда аура погасла, и парень стал неинтересным куском мертвого мяса, Вадим улыбнулся и покинул номер.

Он чувствовал возбуждение. Казалось, джинсы вот-вот лопнут в паху.

Стрелять пришлось еще четыре раза. Когда с обитателями хостела было покончено, Вадим вышел к стойке регистрации. Его покачивало от хмельной тяжелой сытости. Он задумчиво склонился над хорошенькой брюнеткой в белой блузке – брюнетка обмякла на стуле, но ее веки дрожали: девушка постепенно приходила в себя. На бейджике на высокой девичьей груди было написано имя – Азиза Гуркаева.

– Вы уволены, Азиза, – с какой-то бархатной интонацией драматического актера промолвил Вадим и выстрелил. Осушив девушку, он задумчиво провел ладонями по лицу и швырнул за плечо маленький шарик заклинания.

Когда Вадим спустился на улицу и подошел к простенькому седану, застывшему на тротуаре в почтительном ожидании, в хостеле прогремел взрыв.

– Всего доброго, – вздохнул Вадим и сел в машину.

***

Продавец монет действительно оказался интересным типом – пришел в себя раньше, чем ожидал Знаменский, и даже бровью не повел, когда обнаружил, что сидит в центре огромного пустого зала, запястья сцеплены наручниками, а бойцы группы захвата держат его на прицеле. Пройдя к заботливо поставленному для него стулу и столику с кофейником и чашками, Знаменский сел и некоторое время рассматривал пленника.

Вадим стоял чуть поодаль. Почему-то ему было неприятно, словно он смотрел на огромное насекомое. Вадим испытывал к ним искреннюю брезгливость и неприязнь, и сейчас ему казалось, что под светлой кожей продавца монет скрывается хитиновый панцирь, а в целом довольно интересная внешность – приемщик ломбарда был прав, бабы на таких западают – таит под собой фасеточные глаза, нервно дрожащие многосуставчатые лапки и истекающие слизью жвалы. Человек в наручниках был чужеродным, как и его монеты.

– Значит, Евгений Андреевич Лефевр, – отчетливо, с расстановкой произнес Знаменский. Если он и опасался мужчины на стуле, опутанного добрым десятком сдерживающих заклинаний, то не подавал виду. – Как вас зовут на самом деле?

Губы Лефевра дрогнули в улыбке. Глаза остались равнодушными и холодными.

– Огюст-Эжен, – представился он. – Фамилия та же. А вы кто?

Знаменский подал знак Вадиму, и тот осторожно налил в чашку кофе. Лефевр посмотрел на него по-прежнему безучастно и отвел взгляд.

– Называйте меня Всеволод Ильич, – сказал Знаменский. Отпив кофе, он поинтересовался: – Откуда вы?

Лефевр устало прикрыл глаза и ответил:

– Издалека. Вы даже не представляете, из какого далека.

Похоже, кофе пришелся шефу не по вкусу: он поморщился, отставил чашку и осведомился: