Текст книги "Берег тысячи звезд (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Мальчик спал, раскидавшись на кровати под тонким одеялом. Его бабушка, читавшая газету, встрепенулась при появлении Лефевра, и ее доброе усталое лицо словно окаменело от страха. Страх и надежда; Лефевр подумал, что прекрасно ее понимает, и попросил:

– Выйдите, пожалуйста. Пусть останется только мать.

Он и сам не знал, почему сказал это – но женщина поднялась со стула и покорно вышла из комнаты, не сказав ни слова. Лефевр опустился на пол рядом с кроватью и несколько минут всматривался в спящего ребенка. Мальчик дышал тихо и размеренно, его сон был глубоким и ровным – идеально для любого магического воздействия.

Мария что-то спросила. Лефевр не расслышал.

– Помолчите, – попросил он. – Я должен сосредоточиться.

Болезнь ребенка была похожа на темного паука, который устроился в белой сверкающей ауре и, поджав ноги под лохматое брюхо, старательно выплетал паутину – и сияние медленно гасло, мутнело, в нем закручивались серые вихри и, не находя выхода, разрывали на части самих себя. Лефевр смотрел и понимал: смерть ребенка многократно усилит Короля Севера. Он сможет вернуться домой – надо просто взять и подкормить болезнь, слегка перенаправив потоки энергии. А потом, когда мальчик умрет, забрать его душу. Все. Легче легкого.

Он сможет вернуться домой. Перед глазами появилось встревоженное бледное лицо Алиты, которое он вчера увидел в витрине – сегодня вечером он сможет обнять ее. Надо просто дать ребенку умереть.

Лефевр закрыл глаза.

– Вода, – негромко сказал он. – Маша, принесите воды. Полчашки, больше не надо.

Мария кинулась из комнаты, с грохотом уронив стул. Чашка опустилась в протянутую руку Лефевра через несколько секунд – еще не утих шум от падения стула.

Вода пахла железом.

Лефевр смочил пальцы и прикоснулся к теплой щеке мальчика. Дима вздохнул во сне, но не шевельнулся. Сейчас он был погружен в глубочайший транс, и его раздувшееся несчастное сердце, заполненное пауком, почти не болело.

Просто перенаправить потоки, сказал Король Севера, водя мокрыми пальцами Лефевра по щеке ребенка, вычерчивая слова языка, который умер задолго до появления людей. А потом немного подождать, и все. Можно отправиться домой.

Теперь Лефевр видел, как пульсирует паучья сеть. И видел, как снять ее.

– Я никогда не попаду домой, – еле слышно произнес он по-сузиански и рванул паутину на себя.

Остальное было уже потом.

У него пошла носом кровь, и Лефевр тщетно пытался остановить ее заклинанием, и густые алые капли падали и падали – на одеяло, на затоптанный ковролин пола, на колени. Дима шевельнулся и что-то тихонько пробормотал, просыпаясь. На его губах появилась теплая сонная улыбка, а потом мальчик открыл глаза и негромко сказал:

– Мама…

Потом Лефевр смял паука, оплел его выдранной с корнем паутиной и вышел из комнаты. Кажется, Мария бросилась к сыну, кажется, бабушка, затаив дыхание дежурившая под дверью, метнулась в комнату – Лефевр прошел по коридору и на лестнице испепелил невидимый ком в руке.

Ему было одновременно больно и радостно. Он и сам не знал, какое чувство сильнее: радость от того, что мальчика удалось спасти, или горечь от понимания, что Алита остается недосягаемой, и это, наверно, навсегда. Они не увидятся, у них не будет детей, ничего не будет…

Выйдя из здания, Лефевр бездумно опустился на скамейку перед входом и долго-долго рассматривал собственные руки, словно увидел их в первый раз. Мальчик будет жить, теперь он был здоров, и Мария вернется с ним домой – дальше все будет хорошо.

Пусть и не у него.

– Я ведь хороший человек, – устало произнес Лефевр. – Ведь нельзя же действительно пойти на все.

Хельга наверняка сказала бы, что он прав.

Но ему никогда не было настолько больно от своей правоты.

И Лефевр, занятый своей болью и своей потерей, не видел, что прямо над ним трепещет и танцует невидимая золотая рыбка, рассыпая синие искры с плавников ему на голову.

Глава 12. Артефакт оживает

Несколько долгих минут Алита смотрела в лицо государя и не знала, что сказать. Она онемела от внезапно нахлынувшего страха, и даже то, что ее друзья были живы и здоровы, не помогало ей опомниться. Ахонсо рассматривал ее с доброжелательностью дедушки, к которому приехала внучка на каникулы.

– Ну вот, дорогая Алита, – произнес он. – Вот мы и встретились. Ты не представляешь, как я счастлив.

– Счастливы? – Алита не сразу поняла, что смогла заговорить. Ахонсо кивнул.

– Конечно. Я рад видеть тебя в добром здравии и с открытым лицом. Почему это тебя удивляет? Мы всегда были друзьями, не так ли?

Повинуясь тяжелому жесту его правой руки, Амиран и Этель послушно сели на диван. Алита огляделась и на ватных ногах двинулась к одному из кресел. В конце концов, чего ей бояться? Раз уж инкогнито рухнуло и никого не задавило осколками, то можно вздохнуть с облегчением.

– Были, – кивнула она. – И я признательна за вашу дружбу.

– Этот мерзавец выкинул вас с дирижабля, не так ли? А ваш друг, амрутский артефактор, жив? – поинтересовался Ахонсо. Где-то в глубине дворца растекся мелодичный звон часов, и в библиотеку вошел слуга с подносом. Глядя на то, как государь медленно пьет зеленоватый лечебный отвар из высокого бокала, Алита подумала, что в этом мире ничто не меняется.

– Да, жив, – сказала она, когда слуга ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. – Но мы расстались, и я сейчас не знаю, где он.

– Он подселил тебе что-то вроде приворотного жука, – подал голос Амиран, и Алита невольно отметила, что теперь он обращается к ней на «ты». – Я нашел у него в сумке схему.

– Я знаю, – сказала Алита. – Но это не то, о чем ты думаешь. Это совсем не то. Ваше величество, – она обернулась к Ахонсо и сказала: – Я тоже рада видеть вас в добром здравии, но мне нужно идти. Я должна продолжать поиск.

Ахонсо усмехнулся и устало махнул рукой: дескать, помолчи. В камне его перстня вспыхнул темно-синий огонек и погас.

– Рыба Бьорка Бьоллы, – произнес он. – Мифическое место изначальной магии. Сила, которая оживляет артефакты и открывает врата между мирами.

Государь запустил руку во внутренний карман и извлек простенький глиняный шарик. Разумеется, Этель и Амиран не поняли, что это, но Алита едва удержала вскрик – это был тот самый артефакт, который когда-то отправил ее из Сузы домой.

Теперь она знала свое настоящее имя. Никитос так и не понял, какую услугу оказал бывшей жене.

– Инквизиция нашла его в доме милорда Лефевра сразу же после твоего исчезновения, – промолвил Ахонсо. – Милорд Гуле говорит, что это сильнейший артефакт, но сейчас он мертв. Как и Перо, которое ты пыталась оживить.

Алита протянула было руку к шарику, но почти сразу же опустила ее.

– Когда человек, чистый душой и помыслами, найдет это место, то врата между мирами раскроются, и все потерянные странники вернутся домой, – Ахонсо почти слово в слово повторил то, что когда-то говорил Гуле, и горько усмехнулся: – Прости, Алита, но у тебя не получится. Ты потратишь жизнь и разум в напрасных поисках, но так и не найдешь Берега. Фалернские острова, конечно, интересное место… но вряд ли рыба будет ждать тебя там.

Некоторое время все молчали. Потом Алита сумела-таки подавить слезы, что так и рвались наружу, и сказала:

– Меня всегда поражало то, что вы знаете намного больше, чем хотите показать, ваше величество.

Ахонсо доброжелательно посмотрел на нее.

– А что тут знать, дорогая моя? Посмотри на себя. Ты как загнанная лошадь, которая бежит и уже не понимает, где кончается дорога. Чистая душой и помыслами – это уже не о тебе. Я так понимаю, амрутский артефактор не просто рядом стоял? – Алита почувствовала, как щеки наливаются красным, и государь понимающе покачал головой. – О том и речь.

Амиран нехорошо прищурился и негромко заметил Этель:

– А я всегда говорил, что он та еще скотина, – и в ту же минуту схватился за нос, вспыхнувший болью: Алита швырнула в него заклинание и гневно промолвила:

– Лучше помалкивай, Амиран. Ничего ты не знаешь.

Амиран только руками развел. На его пальцах остались пятна крови.

– Куда уж мне, – буркнул он. – А батюшка прав. Ты действительно мечешься, и это до добра не доведет. Уж поверь.

Алита обернулась и беспомощно посмотрела на Этель, словно искала в ней поддержки. Этель взглянула на нее с искренним сочувствием и пониманием и промолвила:

– Я думаю, они правы. Вряд ли у нас, – и Алита мысленно поблагодарила ее за это «у нас», – что-то получится, если браться за дело очертя голову. Поверь, я очень хочу, чтоб Огюст-Эжен вернулся. Но мне кажется, что мы от него все дальше и дальше.

Алита устало откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Только теперь она поняла, насколько ее вымотал путь длиной в три года. Бесконечный поиск, надежды, которые рождались только затем, чтобы разрушиться и похоронить ее под собой… Когда Ахонсо заговорил, то Алите на мгновение почудилось, что этот негромкий старческий голос звучит в ее голове:

– Ты сейчас не понимаешь, что настоящая рыба Бьорка Бьоллы – это не чудовище. Это та сила, что уже внутри тебя. И Берег будет там, где ты захочешь его увидеть. Но пока нет ясности, нет чистоты, не будет и его.

– Что же мне делать? – еле слышно спросила Алита. Подняв голову, она увидела, что все – и государь, и Этель с Амираном – смотрят на нее с одинаковым сочувствием и пониманием. Должно быть, впервые за три минувших года Алита поняла, что она по-настоящему дома, среди тех, кто действительно ее любит.

И это было радостно и жутко.

– Делать добрые дела, – улыбнулся Ахонсо. – Это у тебя всегда получалось.

***

Зимняя дорога всегда утешала Алиту. Сидишь на скамье пассажирского поезда, бок о бок с такими же путешественниками, дремлешь под заунывно-уютный перестук колес и голоса из соседних отсеков и веришь, что там, в конце пути, все будет хорошо. Вот и теперь, следуя по приказу государя на север, Алита надеялась, что Ахонсо прав, и ей действительно следует отвлечься и на какое-то время отложить поиски.

Она и сама понимала, что окончательно запуталась и в себе, и в своих желаниях. Работа в университете должна была расставить все по местам и дать Алите понять, чего она действительно хочет – а должность приглашенного лектора по артефакторике была именно тем, чем Алита могла заниматься с интересом и удовольствием.

Оставалось надеяться, что это действительно поможет.

Сойдя с поезда на главном вокзале Харуны, Алита подумала, что этот город в корне отличается от всех, виденных ею прежде. Он был центром своего округа, здесь жило много людей, и крутились серьезные деньги, но, несмотря на это, Харуна производила весьма неоднозначное впечатление. Дома, построенные еще при дедушке нынешнего государя, угрюмо нависали над узкими лентами улиц и улочек, костистые башни старинных соборов были похожи на пальцы скелетов, которые впиваются в низко нависшие тучи, и казалось, что время спрессовалось среди этих домов, мостов и памятников и не желает пускать сюда ничего нового – вокзал ютился на окраине, словно попрошайка возле входа, его терпели как неизбежное зло, но дверей не открывали.

– Миледи Алита! – окликнул звонкий молодой голос. Обернувшись, Алита увидела молодого человека в распахнутом пальто и кепке, вольно сдвинутой на макушку. С вечера стало морозить, и такой наряд был, по меньшей мере, легкомысленным – впрочем, когда молодой человек подошел, раскланялся и взял ее чемодан, Алите стало ясно, что его обогревает не одежда, а сорокоградусная настойка.

– Рад вас видеть в Харуне, – сказал молодой человек и представился: – Меня зовут Эдвард Такк, я из университета. Отвезу вас в студгородок.

– Тут даже студгородок есть? – удивилась Алита. Эдвард важно кивнул и махнул рукой куда-то в сторону.

– Да, вон там, на холме. У меня самоходный экипаж, домчимся с ветерком.

Самоходный экипаж оказался новеньким, сверкающим и невероятно дерзким: Алите показалось, что местные жители смотрят на него с искренним неудовольствием. Дескать, завели тут всякого, нормальным людям не пройти, не проехать. Устроившись на поскрипывающем кожаном сиденье и застегнув ремень безопасности, Алита постаралась убедить себя в том, что этого достаточно, и хмель в голове ее спутника не угробит их обоих, когда машина перевернется в канаву или въедет в фонарный столб. Эдвард уселся на водительское место и, откинув какую-то пластинку на приборной панели, с гордостью продемонстрировал Алите сверкающий камень в окружении труб, винтиков и шарниров.

– Это артефакт, – сказал он важно. – Пока он тут, мы можем ехать без газолина. Вот только хватает его на одну поездку, потом приходится отдавать его на подзарядку.

Алита понимающе кивнула. Соединение магии и науки было новой ветвью артефакторики, и она была уверена, что в самое ближайшее время Сузу ждет очередная научно-техническая революция. Что ж, если жизнь станет от этого удобнее, то Алита могла только радоваться. Она уже успела смириться с тем, что проведет остаток своих дней в Сузе, и хотела сделать это с максимально возможным комфортом.

Впрочем, если судить по грязи, летевшей во все стороны из-под колес самоходного экипажа, тут до сих пор выплескивали из окон содержимое горшков. Алита смотрела в окно на серый зимний день и вспоминала, как когда-то пробовала оживить мертвое Перо, заряжая его в лаборатории так же, как Эдвард заряжал артефакт экипажа. Ничего не вышло. То, что умерло, не ожило.

Возможно, Ахонсо был прав. Иногда просто надо остановиться.

Самоходный экипаж – Алита почему-то не могла называть его автомобилем или машиной – бойко забрался на холм, прокатил по причудливой сети улочек и остановился возле кабака с красноречивым названием «Пьяный тролль». Помянутый тролль был нарисован на вывеске – держал в лапе кружку и уверял, что именно в этом заведении можно отведать лучший на севере лагер. Почему-то Алита не удивилась месту остановки: судя по заблестевшим глазам Эдварда, он навещал тролля не раз и не два.

– Приехали, – сказал он. – Тут на втором этаже квартиры для профессуры и гостей. Размещу вас, отдохнете пару часов с дороги, а затем милости просим в университет. Кстати, в «Тролле» прекрасные обеды.

Алита понимающе кивнула.

Вопреки ее опасениям, крошечная квартирка оказалась довольно уютной: ее не портила даже спартанская меблировка и окна, выходившие на какие-то облезлые задворки. Откланявшись, Эдвард оставил Алиту в одиночестве, и, распаковав вещи и умывшись в небольшой, идеально чистой ванной, она опустилась на кровать и подумала, что понятия не имеет, о чем будет читать сегодняшнюю лекцию. Артефакторика интересная наука, но иногда в ней действительно не знаешь, за что хвататься.

Показать, что ли, удивительные способности гвоздя, передающего мысли на расстояние? Это, во всяком случае, будет забавно. И есть хорошие перспективы для развития новых способов связи на его базе.

Постепенно погрузившись в воспоминания о том, как именно этот гвоздь был добыт – черт, рука, тогда прокушенная диким зверем, ноет по сию пору – Алита вдруг поймала себя на том, что подергивает ногой в такт музыке: откуда-то доносились приятные звуки амрутского ситара. Она даже узнала песенку – Бродяжья лирическая, старинный гимн лесных разбойников севера, которому ситар придавал невероятную ласковую лиричность.

Но ситар? На севере?

Выйдя в коридор, Алита уже поняла, чей это ситар – поняла, но никак не могла поверить. Звук доносился из-за соседней двери: игравший выдал несколько финальных аккордов и мягко опустил руку на струны. Алита стояла у двери, смотрела на витую тройку номера и думала о том, что она ведь может и не стучать. Она ведь может и уйти. И даже уехать. Наплевать на то, что в этот университет ее отправил личный приказ государя, наплевать на все… Мир велик, не правда ли? И вряд ли Ахонсо знал, кто будет ждать ее в Харуне – потому, что если все же знал, то это как минимум непорядочно и нечестно…

Она подняла руку и постучала.

Некоторое время было тихо, потом внутри послышались шаги, и дверь открылась. Хариндер держал в руке ситар, и Алита на мгновение испытала острый шок – она до последнего надеялась, что его здесь нет. Похоже, и он меньше всего ожидал ее увидеть тут и теперь.

Несколько мгновений они стояли молча, просто смотрели друг на друга, а затем Хариндер сделал шаг назад и произнес:

– Привет. Проходи.

И Алита вошла.

***

Лекция прошла замечательно.

Впервые за много месяцев Алита почувствовала себя действительно на своем месте. Студенты – а студентов в университете оказалось на удивление много, они приехали сюда со всего севера – слушали ее внимательно, задавали толковые и уместные вопросы, и в итоге лекция перешла в увлекательную беседу, которая закончилась поздно вечером. Алите долго аплодировали, потом пригласили на ужин, и, сидя в шумной веселой компании за длинным деревянным столом в «Тролле» она неожиданно ощутила легкое, почти невесомое прикосновение радости.

Хариндер держался дружелюбно и одновременно был и рядом, и не рядом. Они сидели за одним столом, но их разделяло несколько человек, и Алита думала, что так и должно быть. Пусть Ахонсо, старый сводник, прекрасно знал, что университет Харуны давно заманивал амрутского артефактора на должность проректора, но Алита не могла на него сердиться. Хотела – и не могла. Почему-то ее охватило какое-то безрассудное чувство равнодушия к своему будущему. Должно быть, впервые за всю свою жизнь Алита положилась на судьбу и позволила ей нести себя, куда придется. Ей казалось, что она даже чувствует прикосновение невидимых волн – если судьба сочла нужным снова устроить ее встречу с Хариндером, то так тому и быть.

После ужина, когда компания постепенно разошлась, Алита и Хариндер вышли на улицу – и тут Алита замерла, увидев, насколько ночь преобразила город. Теперь он был не хмурым и не унылым, а сказочным, усеянным разноцветными огнями, и чем дольше Алита смотрела, тем меньше понимала, где кончаются фонари и начинаются звезды.

– Значит, Ахонсо решил дать тебе постоянную работу, – произнес Хариндер: отстраненно, просто констатируя факт.

Алита кивнула.

– Решил, что мне надо успокоиться, прежде чем принимать решения и действовать, – сказала она. – Залечить раны.

Хариндер понимающе усмехнулся. Они побрели по улочке, ведущей на вершину холма. Там стояла маленькая белостенная часовня, и открывался прекрасный вид на ночной город. Ночь растушевывала краски, смягчала их дневную резкость, и мир становился загадочным, словно таинственная рыба Бьорка Бьоллы плыла по воздуху, превращая любой предмет в артефакт, а все слова – в заклинания.

– Я не специально, – промолвила Алита, и почувствовала, как к щекам прилила кровь. На мгновение ей стало стыдно. Ужасно стыдно. – Честно, я даже не думала, что встречу тебя здесь.

Хариндер приобнял ее за плечи – дружеским, спокойным жестом, в котором не было ничего ни от любви, ни от желания. Между его бровей пролегла глубокая складка и почти сразу исчезла.

– Значит, такова наша с тобой судьба, – произнес он. – Если ей для чего-то нужно, чтобы мы оказались в одном и том же месте, то она своего добьется. И лучше нам не сопротивляться, целее будем.

На какой-то миг Алита вдруг подумала, что ничего не хочет менять. Что она слишком устала, чтобы бороться, продолжать поиски, лететь за призраком… Что человека, которого она любила и любит, больше нет, и надо принять это, смириться и жить дальше. И пусть все останется так, как есть – и будет этот таинственный город, и человек, который сейчас идет рядом, и новая жизнь.

Она почти поверила, что это возможно.

Во внутреннем кармане шубы вдруг что-то содрогнулось, словно там запульсировало маленькое живое сердце. Алита остановилась и запустила нервно трясущиеся пальцы в карман, уже понимая, что происходит, и не веря в это. Боясь поверить. Хариндер подобрался, выпустил Алиту и поднял руку – на кончиках пальцев вспыхнули синие тревожные огоньки. Он почувствовал магию и готов был защищаться.

Глиняный шарик, принадлежавший одному из самых страшных магов Сузы, мертвый артефакт, уже не был мертвым. Он не ожил – Алита прекрасно это понимала – но и безжизненным он больше не был. Завитки отпечатка пальца создателя на его боку медленно наливались золотом, словно по ним бежала кровь.

– Он оживает, – прошептал Хариндер. Золотой свет, источаемый артефактом, отбрасывал шафранные отблески на его лицо – побледневшее, наполненное трепетом ожидания чуда. Алита смотрела на шарик, чувствовала, как он наливается пульсирующей тяжестью и невероятно, болезненно остро понимала правоту Ахонсо, сказавшего, что дорогу в иные миры откроют лишь ясность и чистота.

Неужели она наконец-то пришла и к ясности, и к чистоте?

– Соня, – промолвила Алита с отчаянной горечью. – Соня Тимофеева. Меня зовут Соня Тимофеева. Я открываю дверь и вхожу.

На мгновение пылающий отпечаток пальца налился нестерпимым белым светом – и погас. Шар, лежавший на раскрытой ладони Алиты, снова был холодным и лишенным даже намека на жизнь. Чудо, наполнявшее его, пришло и ушло без следа.

Кажется, Алиту качнуло – ноги онемели, и она свалилась бы на заледеневшую мостовую, не подхвати ее Хариндер. Она сотню, тысячу раз представляла, как случится чудо, и она вернет Лефевра – и вот чудо прикоснулось к ней и исчезло. Кажется, Алита издала страшный стон умирающего животного, зашлась в глухих, разрывающих грудь рыданиях, и уткнулась лицом в Хариндера, словно в могилу.

– Все, что случилось, можно повторить, – негромко произнес артефактор, обняв ее и слегка покачивая, пытаясь утешить. – Все, что случилось, можно повторить, главное, знать и соблюдать точные условия. Алита, слышишь? Мы уже на месте. Осталось дождаться, когда тысячи звезд начнут падать на берег.

Алите потребовалась почти четверть часа, чтобы успокоиться, оторваться от Хариндера и признать его правоту.

– Мы на месте, – тихо сказала она. – Мы добрались. Его величество сказал, что берег будет там, где… В общем, здесь.

– Да, мы пришли, – Хариндер улыбнулся и провел пальцами по ее щеке, смахивая слезы. – Внезапно, правда?

– Внезапно… – промолвила Алита и вдруг обнаружила, что улыбается тоже. Пусть чудо ушло, но теперь она была уверена, что сможет его вернуть.

– А знаешь, что самое интересное? – Хариндер взял ее за руку и мягко повлек за собой по улице; Алита послушно подалась за ним. – То, что этот шарик оживила сила, которой я никогда не встречал. Его жизнь зависит от чужой воли и чужих поступков.

– Боже мой, – прошептала Алита, вспомнив темную пугающую фигуру в зеркале, отражение земного города, зубастый обруч короны. Получается, Лефевр все-таки был жив – жив и пытался прорваться к ней? Раз ожил артефакт, которым он владел прежде?

Ей хотелось плакать и танцевать. Подпрыгнуть и дотронуться до луны.

– Не хочу тебя пугать, – произнес Хариндер. – Но это злая сила. Темная и злая. И мы должны быть готовы.

Если бы Алита знала, что именно в эту минуту где-то в другом мире Лефевр вырвал с корнем болезнь из груди ребенка, то наверняка поспорила бы по поводу злой силы.

Но она не знала.

***

Впрочем, вечер Алиты не закончился с неожиданным оживлением артефакта. После прогулки, когда они с Хариндером вернулись к «Троллю», Алита вдруг увидела среди гуляющих парочку, показавшуюся ей смутно знакомой. Мужчина и его леди неторопливо брели по улице, со знанием дела ели жареные каштаны из полосатого бумажного мешочка, и Хариндер, всмотревшись в них, растерянно произнес:

– Бог ты мой… Это же Амиран и Этель!

Алита ахнула – она действительно не ожидала встретить их в Харуне. А тут и Этель заметила ее, удивленно выронила каштан на мостовую и радостно замахала рукой и потянула Амирана за рукав.

– Вот и вы здесь, – сказал Амиран, подойдя. Судя по выражению его лица, принц был изумлен не меньше остальных. – Но как?

Хариндер посмотрел на него со строгой снисходительностью преподавателя к ленивому студенту: мол, как ни бейся, все равно тебе не достичь моего уровня знаний и опыта.

– Меня давно приглашали сюда на работу, – проговорил он.

– Я читаю лекции в университете, – сообщила Алита, и Этель понимающе кивнула.

– Вот, значит, куда вас отправил Ахонсо… Мы не знали.

– Мы сюда приехали на фестиваль огненных фонариков, – Амиран отправил в рот последний орех и метким броском зашвырнул скомканный пакетик в бронзовую урну. – Говорят, весело.

Он пожал плечами и вдруг сказал:

– У меня такое ощущение, что какая-то сила нас все время сводит. Вот вы хоть режьте меня, все это неспроста.

Разговор продолжился в квартире Алиты. Кухня «Тролля» работала круглосуточно, так что друзья смогли устроить вполне пристойный поздний ужин из ветчины, яичницы и яблочного пирога с корицей. Сидеть всем пришлось прямо на кровати, но Алите казалось, что в этом неудобстве есть что-то душевное и семейное, как в юности, когда тебе все равно, где и на чем сидеть, лишь бы дорогие тебе люди были рядом.

После того, как тарелки опустели, Алита вынула из сумки блокнот и карандаш и предложила:

– Раз так, то давайте сделаем кое-какие расчеты.

И, раскрыв блокнот на чистом листе, она принялась набрасывать основную схему расстановки сил во время базовых магических обрядов, попутно рассказывая о том, что произошло с артефактом. Шарик, извлеченный из кармана, сейчас лежал на носовом платке, аккуратно расстеленном на кровати, и был просто древним кусочком окаменевшей глины, не более. Сейчас, глядя на него, Алита с трудом могла поверить, что совсем недавно его наполняло волшебство, и бороздки на боку наливались теплым живым светом.

– Что мы имеем, – сказала Алита, когда схема была вычерчена, а рассказ закончен. – Хариндер говорит, что артефакт оживило действие неизвестной силы, не принадлежащей нашему миру. Значит, для возможного противостояния в схеме нужен маг.

И она нарисовала две схематические фигурки – палка, палка, огуречик. Себя – в левом нижнем, и Хариндера – в правом верхнем углу. Артефакт занял место в середине.

– Два угла как раз для нас, – промолвила Этель, указывая на рисунок. – Почти такую же схему ты строила, когда мы должны были покинуть тот остров, помнишь? – Алита кивнула, и Этель продолжала: – Но зачем мы тут сейчас?

Алита пожала плечами.

– Если бы вы были не нужны, то сейчас бы тут не сидели, – сказала она. Хариндер согласно кивнул, а Амиран со вздохом развел руками, признавая правоту Алиты.

– Честно говоря, сам не знаю, что на меня нашло, – признался он. – Ну да, фестиваль фонариков, красиво… Но задницу морозить в такой дали это сомнительное удовольствие, правда.

Этель посмотрела на мужа, и в ее глазах мелькнули хитрые искорки.

– А ведь ты меня буквально за руку из дома вытащил. Бегом на вокзал, даже не собрались толком. Нет, конечно, тут красиво, не спорю, – она улыбнулась и добавила: – Но все-таки нами действительно руководит какая-то чужая воля. И хотела бы я знать, какая.

– Сила, оживляющая артефакты, – Хариндер задумчиво посмотрел на схему и вдруг воскликнул: – Ну конечно! Огненные фонарики! Вот она, тысяча звезд! И запускать их будут за городом, на берегу реки, чтоб не было пожара…

Некоторое время все сидели молча, растерянно глядя на схему и не видя ее. От мысли о том, что чудо, за которым они подались в чужие края, оказалось настолько близко, друзей взяла оторопь. Алите казалось, что пол уходит из-под ног, что она вот-вот взлетит.

– Этель, что случилось с Никитосом? – спросила она. Этель удивленно посмотрела на нее, не совсем понимая, о ком идет речь, и Алита объяснила: – Тот главарь бандитов на дирижабле. Бритоголовый, с острыми зубами. Где он?

По лицу Этель скользнула тень, и девушка побледнела и взяла Амирана за руку, словно нуждалась в его защите.

– Он погиб, – объяснила Этель. – У Амирана была с собой миниатюрная пушка на базе артефакта… Короче, они вспыхнули и сгорели. Все, кто был в пассажирском отсеке.

Алита вдруг поймала себя на том, что губы дрогнули в улыбке. Вот, значит, как. Должно быть, отправляя ее и Хариндера за борт, Никитос и предположить не мог, что сыграет на стороне бывшей жены… Но он сделал главное – назвал ее имя, и теперь надежда, тоненькая и слабая, которую Алита пестовала в себе все эти годы, окрепла, превращаясь в уверенность в том, что теперь все получится.

– Меня сейчас пугает только одно, – медленно проговорила она. – То, что два других человека в схеме, возможно, нужны в качестве жертв.

Этель и Амиран воззрились на нее с одинаковым изумлением и страхом. Впрочем, во взгляде принца почти сразу же появился отчетливый, пусть и фигуральный вопрос: «Вы тут что, с ума все посходили?» Он привлек к себе Этель, словно пытался закрыть собой от неминуемой опасности, и отчетливо, так, чтобы его поняли сразу и правильно, произнес:

– Мы умирать не собираемся, Алита. Ни я, ни моя жена не будем класть головы на этом берегу.

Он помолчал и добавил:

– Мы лучше выпустим кишки этому неведомому, кому нужны жертвы. И мне наплевать, насколько велика его сила.