Текст книги "Холодное блюдо мести"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Да он и обидеть-то ее старается именно потому, что Наташа с ним не соглашается.
А еще он скорее всего ревнует. Ему кажется, что Наташа все еще любит своего бывшего мужа, несмотря на ту, по его мнению, подлость, с какой он с ней обошелся. Интересно, а как бы поступил на его месте Димка? Неужели стал бы жить с женщиной, которую разлюбил, а не ушел к той, которую считал единственной?
Как тут не вспомнить Козьму Пруткова: «Единожды солгавши, кто тебе поверит?» Ведь смог же Димка в свое время так обойтись со своими товарищами, что те до сих пор горят жаждой мести, хотят найти его и покарать. Так что и с женщиной он не стал бы церемониться. И может, нажитое делить с ней стал бы, а не ушел из семьи с одним чемоданом. Нет, кто легко осуждает других, сам не без греха…
Да и разводятся, по последним данным статистики, восемьдесят процентов брачующихся. Неужели во всех случаях это непременно подлость? А если люди просто не сошлись характерами, как ни банально это звучит?
Правда, можно было бы сослаться на восемнадцать лет замужества. Однако если столько лет сходились, то почему потом стали не сходиться? А если просто жили по привычке? Как у Пушкина: «Привычка свыше нам дана, замена счастию она…»
И вообще, почему Наташа упорно не хотела признавать, что своего мужа она любила? Ей думалось, что если обозначить ее отношение как любовь, то получится, что она любила без взаимности, а это еще обиднее. А так… Зачем непременно ярлык навешивать? Однажды, еще в самом начале их семейной жизни, она вдруг ясно поняла, что суховатость их отношений происходит не столько от характера мужа, сколько от его равнодушия. То есть исполнял он свои супружеские обязанности добросовестно, но ей так хотелось огня, чувственности…
Обсуждать свои размышления она ни с кем не хотела. Даже с Димкой, хотя он, будто невзначай, пересел к ней поближе и опять ее обнял. Кажется, кофе с коньяком, который предложила сама Наташа, подействовал на него не лучшим образом. Или, наоборот, лучшим, потому что она тоже стала потихоньку разогреваться.
Другой мужчина? Прежде она никого рядом с собой не представляла, но Димка… От него исходило то, чего ей недоставало в отношениях с мужем. С какой-то особой чувственностью Димка провел рукой по ее обнаженному колену. На Наташе был только легкий домашний сарафан. А его рука оказалась такой горячей…
Он то ли вздохнул, то ли простонал и опустился на колени у ее ног.
– Наташа! Наташенька! Любимая…
Почему муж никогда не называл ее любимой? Как-то он сказал, что кожа у нее шелковистая. А в другой раз, что она… мягонькая. Хотя Наташа никогда не была полной. Да и комплимент ли это?..
– Наташенька… – Димка потянул ее со стула прямо на пол. – Любушка моя!
Он приподнял ее голову, сняв с волос заколку, рассылал их по ее плечам. Но мысли… что за глупые мысли приходили к ней в голову: «Хорошо, что я сегодня пропылесосила палас»!
Глава 5
– Разленишься ты, Ларочка, вконец, – сказала моя мама. – Обед тебе готовит Лидия. За сыном смотрит Аня. Приходящая уборщица наводит в вашем доме порядок. Что же остается на твою долю?
– За всем этим присматривать, – ответила я беззаботно. – А ты бы хотела, чтобы утром я вскакивала готовить мужу завтрак, а сама не успевала бы поесть или привести себя в порядок? Чтобы я водила сына в ясли, а после работы мчалась его забирать? А в выходные дни, вместо того чтобы лишний часок полежать, поднималась чуть свет и носилась с тряпкой, вытирая пыль? Ты видела, какую домину мы отгрохали? А ведь я просила мужа: «Сереженька! Давай построим домик маленький. В крайнем случае с мансардой, в полтора уровня». И что он мне ответил, не знаешь? «Ради маленького дома не стоит и заводиться. Я всегда мечтал иметь большой особняк. Чтобы любое количество гостей можно было оставить на ночь и на всех хватило бы гостевых комнат». Я еле отвоевала третий этаж для зимнего сада…
– Теперь ты наймешь еще и садовника?
– Разве что в редких случаях стану приглашать для консультации. Это будет моя вотчина, в ней я буду отдыхать душой. И работать. Утром часок, вечером часок.
– У богатых свои причуды, – вздохнула мама.
– Не слушай ее, дочка, твоя родительница это от зависти говорит, – заметил папа.
– Понятное дело, от зависти, – согласилась мама. – Кто бы отказался от такой жизни?
– Моя лучшая подруга отказывается. Во-первых, она не хочет строить дом. Хватит, говорит, нам и четырехкомнатной квартиры. Во-вторых, не желает и слышать о домработнице. Она говорит: «Это что же, какая-то чужая тетка будет лазить по всем моим закоулкам, вызнавать то, что должно быть известно только мне, хозяйке дома… Или готовить для нас обеды… Я знала одну девку, которая устроилась в богатый дом поварихой. Она так ненавидела своих хозяев, что плевала во все блюда, которые для них готовила». Так что не всем нужна такая жизнь.
– Ну не все же повара плюют в то, что готовят. Это какая-то психически неуравновешенная особа… Лидия у вас очень порядочная женщина.
– Спасибо, мама.
– За что спасибо?
– Я сама ее выбирала.
Сережа задерживался, и я не хотела садиться ужинать без него. На кухне Аня пыталась накормить овсяной кашей моего озорного сыночка, а тот крутился на ее коленях как волчок. Мы с Аней не всегда сходимся во взглядах на воспитание детей. Я считаю, что иной раз надо наказать ребенка, если он не слушается взрослых, а она приводит в пример японцев, которые детей не наказывают.
– Японцы! У них, Аня, если хочешь знать, совсем другое устройство общества. Из века в век. Младшие уважают старших просто потому, что те старше. У них это в генах заложено. А у нас почему до сих пор о Сталине тоскуют? Потому, что общество в целом морально незрелое. Нужен царь, строгий отец, который при случае может и кнутом отходить, и пальцем погрозить. Ты наши пословицы вспомни: «За одного битого двух небитых дают. Кулак не сласть, а без него – не шасть».
– Но, судя по тону, вы их не очень одобряете? – ухмыльнулась Аня.
– Зато понимаю. Дай-ка мне этого архаровца, я сама его покормлю.
После первой же ложки Санька попытался выплюнуть кашу, но я подняла ладонь и помахала ею у него перед носом.
– Только выплюни!
Сыночек проглотил, но от следующей ложки отвернулся.
– Няня Аня. – И протянул к ней руки. И в самом деле, со мной есть было совсем не интересно.
Кухарка протерла вымытую плиту и украдкой взглянула на меня.
– Идите, Лида, не ждите, я сама Сергея покормлю.
– Да мне надо забежать в Сбербанк, за квартиру заплатить. Все из дому разъехались, даже младшая дочь на практике в Ростове.
Сын наконец доел кашу, и я забрала его у Ани.
– Вы тоже, Анечка, идите.
– Спасибо, Лариса Сергеевна, – обрадовалась няня. И, надевая курточку, крикнула из прихожей: – До завтра, медвежонок!
– Пока, – отозвался малыш.
Сергей пришел домой в девять вечера, когда я выкупала Сашу и как раз несла его в детскую, завернув в махровую простыню.
– Папа! – Сын потянулся к Сергею, но не так, как обычно, с шумом и повизгиваньем, а осторожно, словно понимал, что сегодня отец не такой, как всегда, и докучать ему нельзя.
А выглядел Сергей, что называется, мрачнее тучи. У него был такой усталый, даже измученный вид, что мне стало не по себе.
– Погоди, сынок, я только руки вымою.
Он прошел мимо нас в ванную. Из приоткрытой двери ванной было слышно, как он умывается.
После того как умылся и переоделся, муж взял на руки сына, прижал его к себе, но тот отстранился и заглянул ему в лицо:
– Папа?
Господи, как такая кроха может чувствовать, что отцу не по себе? Мне всегда казалось, что интуиция приходит с опытом, но у маленького Александра такого опыта, разумеется, не было. Значит, такая чуткость заложена в генах?
Я видела, как Сережа украдкой понюхал волосы Саши. И блаженно вздохнул. Но малыш ждал объяснений.
– Что поделаешь, сынок, и у папы случаются неприятности. Но мы прорвемся, правда?
– Пада, – согласился Саша.
Наш ребенок вообще очень серьезный человечек. Наверное, в папу. Он говорит мало, но зато внимательно слушает. Его любимая сказка «Курочка Ряба», ее мы обычно рассказываем с сыном вдвоем. Чтобы он перестал брызгаться, когда я Сашу купала, пришлось пообещать, что любимую сказку я ему перед сном обязательно расскажу.
Я попросила мужа:
– Подержи Саньку пока на руках, на пол не пускай, он недавно из ванны, а я накрою на стол. Мы-то уже поели.
В моем голосе невольно прозвучал упрек. В самом деле, он же не на службе в армии, где, как Сережа рассказывал, у него почти не было ни выходных, ни свободного времени. На фирме работа заканчивается в пять часов, но Сергей часто немного задерживается. Дает напутствие своим подчиненным? В любом случае около шести он уже дома. Но не три же часа спустя!
– Посидеть с тобой? – спросила я.
– Не надо, спасибо, укладывай Саньку, я поем один.
Сказку мы рассказывали так:
– Жили-были дед и…
– …баба, – говорил сын.
– И была у них курочка…
– …яба.
– Снесла курочка…
– …ицько!
Но сегодня ребенок крутился и не мог заснуть, так что на закуску пришлось и спеть. Я запела песню длинную, которая начиналась обычно: «Баю-баюшки-баю!» А дальше шла сплошь импровизация на тему завтрашнего дня, что Саша увидит, когда проснется, а в субботу мы с ним и с папой поедем на речку. Я не заметила, как и сама задремала.
Сережа вошел на цыпочках и коснулся моего плеча.
– Пойдем, сказительница, чаю вместе попьем. Я принес твой любимый пряник.
Наш хлебозавод делал пряники с начинкой, огромные, размером с хороший калач, и я любила пить с ними чай.
Мы осторожно закрыли за собой дверь и пошли на кухню. Может, мы рано отселили сына в отдельную комнату? Моя мама этого не одобряла. Говорила: «Вдруг он проснется, увидит, что никого рядом нет, испугается?»
Однажды и в самом деле кое-что случилось. Сын проснулся, перелез через спинку своей деревянной кроватки и пришел к нам в спальню. Мы никогда не закрывали ее плотно, чтобы Санька мог открыть. Причем малыш залез на нашу кровать, спокойно улегся между нами, так что маленького гостя мы обнаружили только под утро.
– Ты его принес? – спросила я тогда у Сергея. – Он плакал?
– А я думал, ты принесла.
– Вот поросенок! А твоя теща беспокоится, что он испугается. Может, ему что-то и приснилось, только он не испугался, а на всякий случай к папе с мамой под бочок залез.
На этот раз Сережа поухаживал за мной. Налил нам обоим чаю, нарезал пряник и только потом стал рассказывать:
– Сегодня я ушел со службы в семнадцать, вместе со всеми. На дежурство заступил Миша Вивчарь, он парень серьезный, старший смены…
– Ты, как всегда, Шувалов, начинаешь от печки. Рубль за сто, что случившееся можно описать одной фразой.
– Не спеши! – сказал он. – Я привык существо дела излагать обстоятельно. В общем, я поехал на квартиру к Дороховой.
– А почему ты решил, что она уже дома, в шестом-то часу?
– Потому, что прежде я позвонил ей на работу и мне сказали: «Светлана Кузьминична уже ушла».
– Ага, значит, ты рассказываешь все-таки не с самого начала.
– Но ты же хотела услышать всего одну фразу. Теперь тебе, выходит, и подробного рапорта мало… В общем, подъехал я к ее дому, а там у подъезда милицейская машина и куча зевак. Дорохову, говорят, убили…
– Что ты сказал? – изумилась я. – Не может быть!
– Ты думаешь, она мертвой просто притворилась?
– Я же утром ее видела.
– Утром она была жива, так и милиционеры сказали.
– Кто мог ее убить? Можно подумать, она государственный деятель или крупный бизнесмен!
– Или свидетель чего-то.
– Хочешь сказать, что она может быть причастна к криминалу?
– А ты думаешь, наркотики в ящик с печеньем сунули без ее ведома? – Сергей немного помолчал, что-то прикидывая, и продолжил: – Когда ты мне сообщила насчет накладной, я для начала кое-кому позвонил. Так вот, никому Дорохова своих складов не сдавала, и места у нее на складах навалом.
– Но зачем тогда она… Что я ей сделала плохого? Ты чего-то недоговариваешь!
Я поняла это сразу, в одно мгновение. Не только недоговаривает, а вообще ничего не рассказывает. Досекретничался! А если бы наши переговоры с Дороховой велись не при Корнее? Например, она бы предложила мне посидеть в кафе, где мы с ней все бы и решили? Тогда бы никто ничего не узнал и кинолог не приехал, а я бы получила лет десять… Или сколько там дают наркоторговцам?!
– А я думала, что мы с тобой друзья, а не только любовники, – тихо сказала я, уязвленная в самое сердце. Значит, откровенность между нами, которую я считала само собой разумеющейся, односторонняя! – Я думала, любовь означает и доверие.
– Да пойми, я старался уберечь тебя от всего этого! – испуганно заговорил Сергей. До сих пор мы с ним ни разу не ругались, а сейчас, кажется, под угрозой оказались наши добрые семейные отношения.
– От чего – этого? – холодно осведомилась я. – Мне знать не положено, не так ли? Зато ты такой крутой и таинственный, примчался на джипе, нашел героин. И сам герой, да и только. Хвост распустил. Павлин!
Я понимала, что несу чушь, но не могла остановиться, словно от предчувствия грядущих неприятностей, от чьей-то зловещей тени, которая вдруг нависла над нашими жизнями.
– Я буду спать в гостевой комнате. – Я направилась к лестнице, но Сергей схватил меня за руку:
– Ну что ты за торопыга! Даже приговоренному к высшей мере дают последнее слово. А ты меня не только приговорила, но и оправдаться мне не позволяешь.
– У нас нет теперь высшей меры, – сурово сказала я, но губы против воли стали растягиваться в улыбку. – Осознал?
– Осознал, каюсь! – кивнул Сергей. – Спрашивай, отвечу на любой вопрос! – Он притянул меня к себе и поцеловал. – Если бы ты знала, как я боюсь!
– Ты боишься! Но чего?
– Панически боюсь, что случится непредвиденное, ты меня разлюбишь и бросишь, уйдешь к другому…
– К кому другому?
– К кому-нибудь… Мало ли красивых мужиков… Ларуся, я все хочу спросить. – Он набрал в легкие побольше воздуха и выпалил: – Почему ты не осталась с Михайловским?
– Обалдуй ты, супруг мой, – сказала я. – Два года прошло, теперь ты решил вспомнить!
– А я и не забывал. Федор – красивый мужик. Я видел, как тянулись к нему женщины. И он моложе меня лет на десять.
– На восемь, – уточнила я. – Это и есть тот секрет, которым ты хотел со мной поделиться? Надеешься ускользнуть? И не пытайся!
– Боюсь, что обману твои ожидания, но я, честное слово, не знаю, кто именно организовал эту подставу.
– Но ты ведь знал, что надо искать наркотики.
– Знал. Ребята говорили, что Дорохова зельем подторговывает.
– Какие ребята?
– Те, что в охране работают. Большинство из них бывшие менты. Они всегда в курсе городских криминальных новостей. Дорохова-то к нам из Казахстана приехала. У нее там до сих пор родственники и связи…
– Что же ее не посадили?
– Не смогли взять с поличным. Корней мне позвонил, мол, Светлана Кузьминична возле Ларисы крутится, как бы какую пакость не учинила. Я сразу обратился к Линникову: выручай, друг! И чутье меня не подвело.
Ну да, чутье. Мне об этом в свое время и Михайловский говорил, за которого я так и не вышла замуж. Мол, у Шувалова такое чутье, что они его никак поймать не могут. «Приезжаем, вроде по наводке, делаем обыск – пусто. Но он от меня все равно не уйдет!» Шувалов своими действиями оскорблял профессиональную гордость начальника угро.
Теперь Шувалов для Михайловского недосягаем. Теперь Федя за другими гоняется, наверное, с лучшими результатами. Что и говорить, мое замужество вряд ли доставило Федору удовольствие. Даже если бы он был ко мне равнодушен, все равно это удар под дых. А я почему-то думала, что красивые мужики обычно нарасхват. Все их любят, все перед ними заискивают, дерутся между собой за их внимание. А у Феди все наоборот: бывшая жена от него в Америку уехала, потому что полюбила другого. Точнее, его старшего брата. Девушка, которой он предложил руку и сердце, вышла замуж за кровного врага…
«О чем думает нормальная законопослушная гражданка? – спохватилась я. – Воистину, с кем поведешься, оттого и наберешься. Отставной полковник замешан в криминале, а я, Лариса Киреева, не побоялась связать с ним свою судьбу!»
У Сергея я вторая жена. Та, с которой он жил прежде, думаю, не доставляла ему никаких хлопот. Правда, она не смогла родить ему ребенка, зато сидела дома и никуда не рвалась, чувствуя себя при этом вполне комфортно. Хотя этим она его избаловала. Сергей жил вроде и в семье, и сам по себе, почти не посвящая в свои планы и события жену. А я ему такой вольницы не даю, и, подозреваю, в будущем нас ждет не один конфликт на этой почве. Видимо, над супружеским ложем мне следует повесить плакат: «Откровенность и еще раз откровенность!» И какую-нибудь сильную лампу, которую можно в случае чего направить в глаза и потребовать: «Рассказывай все как есть!»
«Впрочем, не стоит забегать вперед. Может, Сергей и сам осознает, что со мной ему придется вести себя по-другому» – на такой оптимистичной ноте я закончила свои рассуждения, потому что Сережка не дал мне поразмышлять, а начал приставать, а я женщина слабая, не смогла его оттолкнуть…
Но и после этого заснули мы не сразу.
– Паршиво, что тебя станут на допросы таскать, свои версии проверять, – вздохнув, сказал Сергей, – и даже подозревать.
– А тебя – нет?
– Я мужчина, у меня нервы крепкие. А когда я знаю, что невиновен, то мою защиту не пробить.
– Кстати, а почему все же ты так надолго задержался? В толпе зевак стоял?
– Нет, я просто не сразу понял, что говорят о Дороховой, и даже пытался пройти к ее квартире. Тут меня под белы рученьки и взяли: кто да что, зачем пришел? Честно говоря, пришлось соврать. Мол, Светлана Кузьминична обещала выделить для детского дома кое-что из продуктов в качестве спонсорской помощи.
– И тебе поверили?
– По-моему, не очень.
– Но ты уверен, что, собираясь насолить тебе, вначале решили надолго посадить твою жену?
– Это меня и беспокоит. Я уже подумываю, не отправить ли тебя к каким-нибудь родственникам вместе с Санькой… В Санкт-Петербурге у меня есть двоюродный брат. Поедешь?
– Угадай с трех раз.
– Не поедешь, – понял Сергей и пригорюнился.
– У меня есть вариант получше: уехать нам троим.
– За границу?
– Хотя бы в Сочи. Подумать только, за все лето не смогли выбрать времени на отдых у моря.
– Но ты же сама не хотела.
– Не хотела. Мой магазин только начал работать. Коллектив новый. Кто ж бросит свое дело в начале пути?
– А теперь можно?
– Теперь можно. У меня Валя Тарасова полностью в курсе дела. Корней вполне может руководить. Он, конечно, чумовой, но это лишь в том, что не касается работы.
– Слышал бы Гошка столь лестную характеристику. А то он считает, что ты его недооцениваешь.
– Как всегда, Шувалов, уводишь разговор в сторону. Ну почему ты сразу никогда не скажешь: «Да»? Тебя-то с работы отпустят?
– Отпустят.
– Слава Богу, хоть что-то сказал определенное… Кстати, с тебя подписку о невыезде взяли?
– Пока нет.
– Тогда передаем дела и рвем когти.
– Подожди. Думаю, завтра тебе принесут повестку, и придется тебе топать в прокуратуру.
Как в воду глядел.
Глава 6
– Димка, мы так и будем на полу валяться? – запротестовала Наташа, когда он опять к ней потянулся. – У меня, между прочим, есть спальня.
– Но эта кровать… Как подумаю, что ты с ним…
– Хочешь, я постелю новое, только что купленное белье? – посмеиваясь, предложила Наташа.
– Хочу, – капризно сказал Димка.
– И потом, про месть кто-то говорил. Разве такая месть не слаще?
Сказала и ужаснулась. Какая она стала пошлая! Пожалуй, ее извиняет только то, что у нее давно не было мужчины. Больше двух лет!
Утром он опять разбудил ее чуть свет.
– Димка, ты что, из голодного края приехал? Уж чего-чего, а дефицита женщин в нашей стране, кажется, нет. Дай поспать человеку. Мне же сегодня на работу.
– А ты не ходи, – посоветовал он.
– Как так – «не ходи»?
Раньше Наташа добросовестно сидела дома в общей сложности около шестнадцати лет, теперь так же добросовестно она стала посещать работу – то есть принадлежащий ей детский садик «Вишенка». Она не знала, откуда взялось в голове это название, но учредительные документы зарегистрировали без вопросов.
Для небольшого южного провинциального города Ивлева, где она жила, частный детский сад был новшеством. И районное управление народного образования не оставляло его без своего внимания. По крайней мере к Наташе частенько заглядывали всякие представительные комиссии, все что-то проверяли. И даже какие-то нарушения находили, хотя ее работники с возмущением говорили ей, что в государственных детских садах далеко не все так благополучно, как у них в «Вишенке».
Еще бы! Даже повар у нее был высококвалифицированный, такому в пору в ресторане работать. И при этом выпечка его – а точнее, ее, Лилии Васильевны – была так хороша, что с торца здания, выходившего на улицу, Наташа распорядилась прорубить окно, через которое начали продавать всевозможные булочки, пирожки, рулеты. Лилия Васильевна стала получать процент с этой продукции, и все были довольны. Словом, в ближайшее время бедность Наташе не грозила.
Она теперь с удивлением вспоминала, что сразу после развода хотела уехать из города куда-нибудь подальше, чтобы ей ничто не напоминало о неудавшейся жизни. Да и такой ли неудавшейся?
Плохо, конечно, что у нее нет детей, но ведь не из-за этого ее оставил муж. Хотя он и сказал, что другую женщину нашел, но отчего-то она была уверена, что нарочно не искал. Просто так случилось.
Ее всегда смешило, когда в книжке или в мелодраме по телевизору герой или героиня говорили с патетикой: «Я тебя никому не отдам!»
Для того чтобы отдать или не отдавать, надо, чтобы это тебе принадлежало. А разве может один человек принадлежать другому? Он же не вещь.
И еще одна радость в жизни у нее появилась: учеба. Раньше Наташа даже не подозревала, как это интересно – учиться. Не по обязанности, как, например, в школе, а по желанию. И самостоятельно выискивать книги, которые преподаватели не оговаривают в качестве программных, но там тоже можно найти много интересного. Она узнала, что воспитание детей – захватывающая наука.
И не верно бытующее в народе мнение, что хорошо воспитывать детей может только тот, у кого они есть. Ничего подобного. Наташа встречала в жизни немало учителей, которые были никудышными воспитателями и притом имели собственных детей.
– Наташка, куда ты все время уплываешь? – затормошил ее Димка. – Никак не можешь от своей работы оторваться?
Она позвонила в садик и посетовала старшей из воспитательниц, Ирочке Сеначиной, что ей сегодня нездоровится. Поневоле даже тон у Наташи был извиняющийся – ведь она оставляла собственное дело. Однако Ирочка ее успокоила:
– Наталья Владимировна, не волнуйтесь. У нас все в порядке. Болейте себе спокойно… То есть я хотела сказать… – Она смутилась, что заведующая может услышать радость в ее голосе, а на самом деле Ирочка сочувствовала начальнице, у которой ей нравилось работать, потому что наконец и она сама могла ввести в программу работы с детьми кое-какие новшества и собственные разработки. Если так и дальше пойдет, Сеначина могла бы подумать и о диссертации.
– Ирочка, если случится что-то непредвиденное, звони мне немедленно.
Как нехорошо, в первый раз она откровенно манкирует своими обязанностями!
– Конечно, Наталья Владимировна, мы тут же позвоним!
А теперь Наташа застыла с трубкой в руке, пока с кровати не встал Димка и опять не затащил ее обратно.
– Это что же, ты предлагаешь целый день проваляться в постели? – все же проворчала она.
– А тебе приходилось делать это раньше?
– Нет, конечно!
А почему – «конечно»? Наверное, так и бывает у людей, которые любят друг друга, в медовый месяц… А у них с мужем и медового месяца не было. Ему на свадьбу дали три дня, из которых он использовал полтора, – в них входила собственно свадьба, первая брачная ночь и… Собственно, и все.
Секс у них с мужем был, как бы это поточнее выразиться, привычным, что ли. Он не торопился и сразу не засыпал, но особой ласки не проявлял. Ну разве что пару раз целовал до и разок после… Интересно, с новой женой он ведет себя так же или совсем по-другому? Она могла бы свой мысленный вопрос поставить иначе. Например: устраивает ли его новую жену такая мужская холодность? Опять не то. Наташе хотелось думать, что ее бывший муж был неласковый и потому она никаких эмоций в нем не вызывала.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Поучился бы у Димки! Этот целует ее с ног до головы, но, как и с мужем, Наташа ничего особенного не чувствует. От этого ей становится неудобно, и она начинает постанывать там, где надо, и опять страсть изображает.
Неужели ей так и суждено до самой смерти показывать удовольствие, но его не чувствовать? Может, из-за патологии по женской линии у нее атрофирована всякая чувственность? Думать так – значит, признать собственную неполноценность. И Наташа заставляла себя расслабиться, чтобы почувствовать наконец тот самый великий миг наслаждения, ради которого мужчина и женщина стремятся к интимной близости.
Чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, она решила раскрутить Димку на откровенность.
– Дима, ты обещал рассказать, как случилось, что тебе пришлось скрываться и изменять свою внешность.
– Я обещал? – удивился он. – Когда?
– Какая разница когда! – Наташа сделала вид, что сердится. – Разве я не должна знать о тебе если не все, то самое главное? И потом, ты бросил в адрес моего бывшего мужа такие серьезные обвинения…
– Ну хорошо, – Димка не стал долго упираться, – слушай… Я пришел к Бойко… Ты знаешь, кто такой был Бойко? Ныне он покойник, а в недалеком прошлом был хозяином этих мест.
– Я слышала про Бойко.
Вот что значит штатский. Коротко и ясно выражать свои мысли не умеет. Начал с одного, перескочил на другое. Может, ее бывший супруг и был немногословен, но она к этому привыкла, так что уже обычный рассказ пытается сократить и ускорить.
– Твой бывший муж при Бойко был не последним человеком, – не захотел сокращать свой рассказ Димка. – И денег через его руки проходило, скажем так, много… И мне тоже захотелось срубить по-крупному. Только тыркнулся я разок-другой, а к пирогу-то меня не пускают…
– А сколько ты к тому времени у Бойко проработал?
– Не важно. Но ждать мне не захотелось. И тут наши схлестнулись с торговцами дурью…
– Имеешь в виду наркотики?
– Их, родимых… Узел на этом деле такой завязался, не сразу поймешь. Тут еще казаки со своим интересом подсунулись… Так получилось, что на очередную стрелку отправили одного старого бойца и меня вместе с ним, для страшилок.
– Каких страшилок? – не поняла Наташа.
– Ну, страшные рожи корчить, если нам что не понравится. Я тогда, если помнишь, голову брил, качался, ростом меня Бог не обидел. И тут мне выпал случай как раз такой, которого я ждал. В общем, мы вроде обо всем договорились и уже уходили, когда в последний момент один с той стороны незаметно сунул мне в руку бумажку. В ней было написано: «Через тридцать минут в парке у каменной бабы».
– И ты пошел? – удивилась Наташа, совершенно уверенная в том, что о записке Димка никому не сказал.
– А почему не пойти? – фыркнул он. – Вдруг мне собирались рассказать что-то интересное?
– Предчувствия его не обманули!
– Вот именно. Им нужен был сообщник среди наших. За аванс в пять тысяч баксов мне надо было сделать небольшое телодвижение, в результате которого наши крупно пролетали, а «наркомы» получали солидные башли. После завершения дела мне обещали в десять раз больше.
Он неожиданно замолчал, до сих пор, видно, тяжело переживая собственную неудачу.
– Кинули меня. Да еще так нагло, что я ни с кого и потребовать ничего не мог, не раскрывая себя. Только зря я шифровался. Наши все равно меня вычислили. Вот тогда я и кинулся в бега.
– А при чем здесь мой муж?
– Бывший, – раздраженно поправил Димка.
– Пусть бывший, – согласилась Наташа. – Так при чем?
– При том, что это он меня вычислил и своей службе безопасности скомандовал «фас!». Я пытался его разжалобить. Покаялся. Объяснил, что бес попутал. Что мне понадобились бабки и я нигде не мог их достать. А он: «Почему ты не обратился ко мне?» По кочану! Сказать: «Потому, что я люблю твою жену?»
– Какая любовь, Дима? Что ты придумываешь!
Он как будто делал ее своей сообщницей. Как будто теперь Наташа должна была ему все простить, потому что у него такая уважительная причина – она сама. Еще немного, и он прямо скажет, что она во всем виновата.
Разве она с ним заигрывала? Делала какие-то авансы? Чтобы скрыть свое смятение, она сказала:
– И что было дальше?
– А дальше я побежал. Далеко. На юг. Но они меня и там достали… Врачи сказали, что я в рубашке родился. Месяц в челюстно-лицевой хирургии пролежал. Вот там один хороший врач и сделал мне новое лицо. Не бесплатно, конечно. Смешно – то, что я заработал, как раз и пришлось отдать за изменение внешности.
«Не помогли, значит, тебе твои тридцать сребреников? – подумала Наташа. – Не ожидала, что Димка, такой с виду порядочный человек, на все пойдет ради денег…»
– Я сказал себе, что пойду на все, – продолжал он. – Каждый, кто меня обидел в этой жизни, свое получит!
В его голосе звучала истерика. Музыка неудачников. Может, Наташа и сама неудачница, но всю жизнь она старалась и старается держать себя в руках, чтобы так дешево не срываться.
– А где ты был эти два года? – Наташа опять попыталась переменить тему.
– На заработках в Турции, – нехотя буркнул он.
– И как, заработал?
– Мне надо было просто исчезнуть на время. Чтобы обо мне забыли… А эти деньги… Да какие это деньги! Я ведь совсем о других деньгах говорю. О таких, чтобы на них можно было и клевую тачку купить, и домик нехилый, и свою женщину цацками увешать… Ох, погоди, я же совсем забыл!
Он вскочил с кровати, как был голый, и поспешил в прихожую, где висела его легкая куртка.
– Вот, я забыл вручить тебе подарок, – сказал он, вернувшись, и вложил в руку Наташи бархатную коробочку. – Открой!
Она открыла и увидела перстень с рубином. Огромный. Такой, какие, по ее представлениям, любили носить продавцы советской поры. И почти не удивилась, когда увидела на ярлыке цену – 920 рублей – и дату: 1985 год.
– Тебе он в наследство достался, что ли?
– Это всего лишь часть долга, который мне удалось получить… Примерь, – потребовал он несколько поспешнее, чем нетерпеливый даритель.
Его торопливость от Наташи не ускользнула, но она покорно попыталась надеть перстень на средний палец, с которого тот попросту свалился. Слишком был велик.
– Конечно же, я не подумал, что у тебя намного тоньше пальцы, – пробормотал Димка.
– Тоньше, чем у кого?
– Чем у моей бывшей жены, – тут же нашелся он. – Ты ведь помнишь, у меня была жена. Но ничего, в ювелирных мастерских уменьшают кольца до любого размера.
