Текст книги "Холодное блюдо мести"

Автор книги: Лариса Шкатула

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

А если это всего лишь то, что называют привыканием друг к другу? По сути дела, все поступки Сергея я меряю по себе: что бы я сказала на его месте, как бы поступила? Но он-то другой…

Дело даже не в семнадцати годах разницы между нами. А в том, как мы смотрим на мир, что считаем допустимым, а что нет. Надеюсь, у меня хватит ума понять Сергея и принять его взгляды, но не будет ли это «привыкание» односторонним? Я приму его таким, каков он есть, а Сережа не пожелает последовать моему примеру и станет меня гнуть и ломать?..

Не дай Бог, чтобы мои мысли оказались пророческими!

Глава 24

Как ни странно, алкоголь Наташу не забирал. Кажется, и Марата тоже, так что в конце концов он махнул рукой:

– А ну ее, эту водку! Можно подумать, рядом со мной не красивая женщина, а дружбан, с которым мы говорим о работе и о всякой ерунде. Давай-ка лучше пойдем покурим. Ты куришь?

– Дым пускаю. Изредка, – призналась Наташа.

– Откровенно говоря, курящих женщин я не люблю, но если они курят изредка – не возражаю.

– А почему вообще ты стал бы возражать? – начала задираться Наташа. – Мы для того не слишком близки…

– Так в чем же дело? – сразу подхватил Марат, но, взглянув на ее отстраненное лицо, сказал: – Я бы возражал потому, что Бог создал табак в утешение мужчинам, а вовсе не женщинам.

– А чего это вдруг он решил утешать мужчин?

– После того как он создал женщину, Бог понял, что надо хоть как-то загладить вину перед сильным полом.

– Это ты сам придумал?

– Нет, конечно, украл у Марка Твена. Ладно, понемногу кури, а то еще подумаешь, что я домостроевец какой… Дверь-то здесь открывается?

– Ты будешь смеяться, но эту дверь я не открывала года два. Когда убираю, форточку открою, и все. К тому же зимой эта комната самая холодная. Так что через месяц-другой ты бы здесь замерз. В этом году надо было покрасить рамы, но мне ничего не хотелось.

– Ты хочешь сказать, что здесь можно замерзнуть даже вдвоем?

– Насчет вдвоем – не знаю. Говорю же, здесь еще никто не спал.

– Неужели тебя не тянет попробовать… поспать в ней? Не бойся, если станешь замерзать, я тебя обниму и согрею. – Заметив, что Наташа невольно напряглась, он замахал руками: – Я имею в виду чисто дружеские объятия. Просто-таки братские.

Он открыл дверь в лоджию, и оттуда сразу потянуло холодом.

– Э нет, так не пойдет. Погоди, Наташа, я сбегаю вниз за нашими куртками, да и сигареты у меня крепкие. Где ты прячешь свои?

– Давай вместе сходим, ты не найдешь, а заодно я посмотрю, как там дети, все-таки я уходила, когда они еще не спали… Честно говоря, покуривать я стала недавно, а раньше… Раньше мне и в голову не приходило.

– Человек о дурном не помышляет, когда в семье все хорошо, – философски заметил Марат.

– Что же ты сам не избавишься от дурного?

– Избавлюсь непременно, – сказал, как поклялся, Марат, – вот женюсь и тут же брошу курить. Даю слово.

Наташа потихоньку вошла в комнату – дети уже спали, но в одной, той самой большой, кровати. Причем Света спала на спине, покровительственно обнимая Рому правой рукой, в то время как тот, скукожившись, уткнулся ей в плечо, будто потерявшийся щенок.

Наташа укрыла их, потом заглянула в каморку, где стоял отопительный котел, задала автомату температуру повыше – пусть лучше будет жарче, чем холоднее. По крайней мере сегодня, когда дети, не привычные спать вместе, могут попросту сбросить одеяло…

– Ну что там, все в порядке? – спросил Марат, стоя у форточки и пуская в нее сигаретный дым, когда Наташа вернулась.

– Понимаешь, они спят вместе. В одной кровати. Не знаю, как ты к этому отнесешься…

– Нормально отнесусь, – откликнулся он, – они же еще маленькие. Спят вместе, как котята или собачата…

– Щенки.

– Именно щенки. В таком возрасте даже кошки с собаками могут спать вместе. Без различия не только по половым признакам, но даже и по семействам… Или как там это называется.

– А ты умный, – сказала Наташа без улыбки.

– Самородок, – в том же тоне ответил он. И подал ей куртку. – Давай одевайся, не знаю, как тебе, а мне нужно охладиться.

Они опять поднялись на второй этаж и вышли в лоджию.

– Знаешь, я подумала, что Фокин мог бы залезть сюда, если бы захотел.

– Я об этом же подумал, – усмехнулся он и показал ей пистолет. – Опять придется стрелять, если ему нравится дышать газом.

Он подошел к перилам и свесил голову вниз.

– Лезть не очень легко. Можно и шею свернуть. И для чего?

– Например, отомстить, – сказала она тихо.

– Тебе? Но за что?

– За предательство. Он почему-то считает, что имеет право от меня что-то требовать.

– Может, ты дала ему повод? – сказал он жестко, так что Наташа удивленно взглянула на него.

– Повод – это что-то пообещала?

– Прости. Но я, кажется, ревную. Хотя вроде никакого права не имею. Трудно говорить о праве там, где в ход идут эмоции… Ты хотела меня о чем-то спросить.

Он заметил, как Наташа шевельнула губами, но в последний момент передумала задавать свой вопрос. После него трудно будет делать вид, что ей все равно.

– Давай-давай, спрашивай, – поторопил он, – обещаю не воспринимать твои слова как повод к чему-то там.

– Хотела спросить, – ей в момент стало жарко, – почему именно я? Разве у нас мало женщин? Гораздо моложе и красивее. Тех, что в отличие от меня смогут тебе родить кучу детей.

– А Светку воспитать сможешь?

– Марат, ну я же серьезно!

– И я серьезно. И какое мне дело до других, если мне нравишься ты… Нашла чего спросить – «почему»! Как объяснить, что других красивых женщин я воспринимаю только внешне, а к сердцу они не припадают, как говорила моя мама… Если хочешь знать, я, когда в первый раз привел Светку в садик, сразу обратил на тебя внимание. Подумал: такая женщина не может быть свободной. Наверное, у нее есть муж, который держит ее мертвой хваткой.

– А потом разузнал, что ничего подобного… – поддела она его.

– И что в этом плохого? Как еще можно узнать о женщине, не разузнавая? Запросить в милиции дело? Так ты вроде не привлекалась…

– А ты за что привлекался?

– Одного козла отметелил так, что руку ему сломал и челюсть.

– За что?

– За дело, – ответил Марат коротко. – А потом еще мне сказали, что ты в институте учишься. Вот, думаю, молодчина, руки не опустила, на весь мир не обозлилась…

Наташа засмеялась:

– Мне осталось только на весь мир обозлиться.

– А что, у меня бухгалтер работала. И вот ее тоже бросил муж…

Наташу резануло слово «бросил», но против правды не попрешь – бросил, как это ни называй.

– …И она превратилась в злобную, неопрятную мегеру. Так что в конце концов ее мужа все стали оправдывать: мол, и правильно сделал, что ушел, с такой крысой жить кому захочется. Вот вы с ней ровесницы, а она по сравнению с тобой старуха, да и только.

«А он не слишком добрый, – подумала Наташа о Марате, – вон как лупит меня по физиономии, не жалеет. Нарочно хочет разозлить или считает, что это подбодрит меня… Ну да, думает, что я до сих пор тоскую по мужу… А я тоскую?»

Она тосковала по прежней размеренной жизни, но с некоторых пор как-то отстраненно. Например, когда надо было решать хозяйственные дела или в доме что-то ломалось и она вынуждена была искать мастера, в то время как прежде такими вопросами обычно занимался муж. Она не слишком уютно чувствовала себя без семьи. И в этом не было ничего удивительного. Многим женщинам в одиночестве неуютно… И все равно своего мужа она ни в чем не обвиняла. И вообще, что значит бросил? Встретил другую женщину! Разве так не бывает? Да сплошь и рядом!

Она вдруг призналась Марату:

– Представь, Фокин предлагал мне скооперироваться и отомстить моему бывшему мужу.

– А ты? – Он искоса взглянул на нее.

– А я отказалась. За что мстить? За то, что ему с другой женщиной жить лучше? Наверное, мы просто не были половинками.

– Ты еще и романтик. Про половинки рассуждаешь. Красивая сказка. Или ты так не считаешь? Думаешь, у тебя таки есть половинка?

– Есть, наверное, – задумчиво сказала Наташа. – Если, конечно, этот человек не погиб в какой-нибудь горячей точке, в автомобильной аварии или в драке.

– А если он сейчас стоит рядом с тобой, а ты не хочешь взглянуть на него повнимательнее и вместо этого отбиваешься изо всех сил?

Однако Марат не привык тянуть резину! Вон как сразу пошел в наступление. Он ее половинка? Смешно. Если бы это было так, Наташа бы сразу почувствовала… Впрочем, для того чтобы по-новому ощущать мир, надо сначала душу вычистить. А она до последнего времени вся была в трауре, ведь ее бросили. Слово-то какое уничижительное! Потому и вокруг ничего не видела.

– Просто я хотела бы иметь время подумать.

Опять вранье. Ничего такого она не хотела. Подумать, как же! Она привыкла чувствовать себя несчастной и малодушно надеялась, что ее оставят в покое. Оказывается, даже чтобы всего лишь открыть глаза и оглядеться, ей нужно некое усилие…

– О чем? Ты даже не знаешь, как хорошо будет нам вместе. Станешь додумывать и ошибешься…

Наташа хотела сказать, что не может со всеми мужчинами, которые ей встречаются, проводить испытания на совместимость, но он пододвинулся к ней совсем близко, коснулся щекой ее щеки, дохнул в шею.

– Наташа!

И она, сама от себя не ожидая, обвила его шею руками. Марат, подхватывая Наташу одной рукой, другой открыл дверь в комнату и, как только они очутились возле кровати, осторожно опустил на нее.

– Наташа! – Он встал перед ней на колени и заглянул в глаза. – Если ты скажешь «нет», ничего не будет. Я не хочу, чтобы между нами этопроизошло лишь по воле случая, благодаря Фокину! – Марат сказал это с ожесточением. Ему не хотелось думать о том, что могло связывать Наташу с Фокиным.

Она закрыла глаза и почувствовала, как ее тело сотрясает дрожь. Какая и в самом деле холодная комната. Еще немного, и здесь можно будет совсем заледенеть.

– Я замерзла, – тихо сказала она, – согрей меня.

Марат осторожно прилег рядом, накрывая ее своей курткой.

– Нет, не так! Погоди, давай встанем. Здесь теплый плед, шерстяной, и если мы разденемся, а потом им укроемся, то сразу согреемся.

Сказала и рассмеялась. Как будто заговаривает их отношения.

– Значит, ты согласна? – продолжал допытываться он.

– Кажется, я говорила, что ты очень умный, – проворчала она.

– Наташа!

В спешке Марат никак не мог расстегнуть пуговицу на своей рубашке, и Наташа вызвалась помочь, но у нее тоже дрожали руки. Наконец проклятая пуговица оторвалась, и он, не глядя, отбросил от себя рубашку.

«Вот, оказывается, как бывает…» – подумала Наташа. Глупо, конечно, сравнивать его с мужем или с Димкой, но сравнивалось. Невольно.

Марат не спешил. Она чувствовала, что он и сам сдерживается из последних сил, но ведет ее куда-то вверх, на такую немыслимую высоту, что там, на самой вершине, ей не хватает воздуха, она задыхается, что-то шепчет, и кричит, и бьется… И сквозь этот золотой туман пытаются протиснуться смущение, изумление – она совсем потеряла чувство разума, и даже вонзила ногти ему в спину, и попросила прощения, и заплакала от облегчения.

Он испугался:

– Что, что случилось? Я сделал тебе больно?!

– Ты сделал меня счастливой, – прошептала она.

И это было правдой.

Потом они лежали, отбросив плед в сторону, потому что под ним было невозможно жарко.

Странно, но первой заснула Наташа. В ее интимной жизни поменялось все, даже прежние привычки. Раньше муж засыпал, а она еще некоторое время лежала без сна, размышляла, что супружеские отношения – просто глупость какая-то. То есть мужчина получает удовольствие, а женщина нет. Она думала, что женщины на самом деле удовольствия не получают, а все как одна притворяются, потому что так принято. Легенда интима – обязательный оргазм. И вот оказалось, что на самом деле он есть.

Этот высший миг был так ослепителен, что некоторое время она лежала, не в силах прийти в себя и осмыслить случившееся… Нет, «осмыслить» – слишком глупое слово. Правильнее было бы сказать: «поверить в чудо».

Проснулась Наташа от взгляда Марата. Оказывается, он потихоньку поднялся, подтащил к изголовью столик с едой и свечами и теперь лежал на боку, в их мерцающем свете разглядывая Наташу.

– Я долго спала? – сказала она, конфузясь. В самом деле, еще подумает, что у нее хронический недосып. Заснуть, можно сказать, на самом интересном месте!

– Минут десять, – улыбнулся он.

– А ты почему не спишь?

– Я хочу выпить твоего вина.

– Думаешь, я не разрешила бы?

– Мне одному не хочется.

Он укрыл ее пледом, потом взял со столика налитые бокалы.

– По-моему, нам есть за что выпить.

– Я думала только о себе, – с легким вздохом сказала Наташа. – Жуткая эгоистка.

– Лучшая эгоистка в мире.

– Тебе… было хорошо? – спросила она с запинкой.

– Мне было очень хорошо. Ты удивительная женщина, чуткая, добрая…

– Ты имеешь в виду в сексе? Такого я еще не слышала.

– Многие люди почему-то считают, что в сексе понятия «доброта» нет. Надо рычать, кусать, требовать чего-то невозможного, но ведь человек не секс-машина… В какой-то момент я дрогнул, как будто некий винтик выпал из системы, от чего ее перекорежило…

– Шестериков, ты какой институт заканчивал?

– Политехнический, а что?

– Это чувствуется.

– Смейся, Ната, смейся, но ты… ты возродила меня. Помнишь, вначале я… забуксовал, мне надо было твоей ответной ласки, и когда ты просто сказала: «Не волнуйся, все будет хорошо», – я словно сбросил с себя что-то тяжелое, душное, что мешало мне раскрепоститься. Алка, моя покойная жена, говорила, что как мужчина я никакой…

Наташа даже приподнялась на локте, чтобы взглянуть в его лицо – не шутит ли? Но нет, Марат не шутил, а с надеждой вглядывался в ее глаза.

– Ты прекрасный мужчина, – сказала она. – У меня, может, и не очень большой опыт, но для меня ты самый лучший!

– Спасибо, родная, спасибо. – Марат поцеловал ее так, словно к иконе прикладывался.

Среди женщин бытует стойкое мнение, будто все мужчины – существа самоуверенные и по жизни идут как бульдозеры, все круша и ломая и никаких нюансов не замечая. Ей бы радоваться, что Марат – как раз человек, в себе сомневающийся. Пользоваться этим. Покойная жена постаралась, поселила в его душе сомнение в мужской состоятельности, так что Наташе оставалось только собирать плоды, но теперь ей было небезразлично, как он к себе относится. Наверное, в ней и в самом деле проснулся воспитатель.

– Марат, – строго сказала она, понимая, что подобная серьезность в постели может показаться смешной, но это его сразу отрезвило. – Ты должен знать, что мы оба получили столько же, сколько отдали, потому что были честны друг с другом. Потому о благодарности не надо говорить, хорошо? Это выбивает меня из равновесия. Я вовсе не хочу чувствовать себя благодетельницей, которая ничего не получила.

– Хорошо, – согласился он и будто опомнился. – Наташа, я предлагаю выпить за то, чтобы мы с тобой начиная с сегодняшней ночи всегда спали в одной постели.

– Ого! Ничего себе тостик!

– Тебе смешно?

– Нет, я говорю так скорее от неожиданности. Совсем недавно ты был просто отцом одной из моих воспитанниц, и вот, кажется, ближе тебя у меня никого на свете нет… Но я все еще не верю. Боюсь поверить. Оказывается, ты все время был так близко, а я думала, что одна на этом свете.

– Теперь ты понимаешь, что нас двое?

– Понимаю, что очень счастлива, – сказала Наташа, целуя Марата.

Глава 25

Моя машина заглохла прямо посреди дороги. И я, как в анекдоте, открыла капот и уставилась на содержимое моего авто. На всякий случай потрогала свечи. Заглянула в бачок для воды. И пнула колесо. Машина не заводилась. Ах да, если до конца следовать народному фольклору, надо было еще протереть стекло.

Я затосковала. Позвонить Сергею? Но пока он доедет… Если, конечно, сможет сразу вырваться с работы.

Но тут возле меня взвизгнули тормоза, и Алексей Кононов, любимый муж моей подруги Оли, вышел из своего «пежо».

– Стекло протирала? – спросил он с ходу.

Я даже не улыбнулась. Чего еще можно ожидать от мужчины, который считает, что машину женщине доверять нельзя, потому и приколы у него прогнозированные.

Я не была уверена, что Ушастый против женщин за рулем, но то, что он не упустит возможности поехидничать, уже поняла.

Он тоже заглянул под капот и тоже потрогал свечи. Но задержался в согнутом положении дольше моего, потому что наверняка знал, что проверять.

– Кажется, у тебя разрядился аккумулятор, – сказал Алексей. – Небось габариты забыла выключить, и всю ночь они горели.

Вполне могла забыть. То-то еще удивлялась, что машина обычно трогается с места с поворота ключа, а тут пришлось пробовать зажигание дважды.

– Куда тебя дотащить? – спросил он, вынимая из багажника своей машины трос.

– Если можно, до работы.

– Можно, – кивнул он, цепляя трос. – Только на заднее сиденье не садись.

– В каком смысле?

– Да тут недавно я передачу смотрел. Мужик рассказывал, как он буксировал машину женщины, которая ехала с подругой, и получил чувствительный удар в корму. Выскочил злой, подбежал к машине, а обе подружки сидят на заднем сиденье, журнал мод смотрят.

Эти современные джентльмены обязательно испортят доброе дело. Мог бы удержаться от подкалывания. Уж как-нибудь догадаюсь, что за рулем машины, которую буксирует другая, нужно не просто сидеть, а вовремя тормозить, чтобы не стукнуть буксирующий транспорт в зад.

У магазина я поставила машину и подошла к Кононову, который как раз сматывал трос.

– Алеша, зайди ненадолго ко мне. Думаю, нам есть о чем поговорить.

Он не возражал, и я повела его к себе, на ходу кивнув удивленному Корнею:

– Гоша, все в порядке?

– Все. Мы сегодня на фабрику едем?

– Обязательно. Только на моей машине, говорят, сдох аккумулятор. Решай, может, на «Газели» поедем? А заодно прихватим что-нибудь новенькое, если швейники приготовили… У тебя зарядка есть?

– Дома. – Он отрицательно мотнул головой.

– Тогда придется Шувалову звонить, чтобы меня с работы забрал.

– Или новый аккумулятор привез.

– Ну вот, ты и сам все понял… Думаю, через полчасика я освобожусь.

В кабинете я быстро сбросила куртку, включила электрический чайник и полезла в холодильник.

– Я завтракал, – предупредил Алексей.

– И бутербродик не съешь?

– Разве что бутербродик, – протянул он.

– Могу я спросить, как у вас с Ольгой дела?

– Разве она тебе ежемесячно не докладывает?

– Я имею в виду не фирму, а ваши личные взаимоотношения. Конечно, ты можешь меня послать подальше со своим интересом, но, поверь, он далеко не праздный.

– Возможно, я и послал бы подальше… любого другого, но не тебя. Ты помогла мне два года назад, и я этого не забыл.

– Алеша, ты меня не понял. Я вовсе не хочу спекулировать тем небольшим одолжением. Но так уж случилось, что я оказалась, что называется, у истоков второй волны… Когда вы все же вернулись друг к другу.

– Вернулись. Десять лет спустя. Я никогда не думал, что память так коварна. Она словно старый фотоаппарат, который не хочет, да и не умеет снимать что-то в другом ракурсе или цвете, а упорно щелкает и щелкает, как привык когда-то.

– Ну, если фотоаппарат наделять разумом и привычками…

Оказывается, у него богатая фантазия. Нельзя сказать, что я фантазерка, но и мне приходят в голову всякие сравнения.

Меня интересовала не детективная сторона истории с отравлением Елены, а отношение свидетелей этой трагедии к жизни и смерти. Неужели один человек может мешать другому настолько, что им тесно рядом на такой большой земле? Не хотелось смиряться с тем, что человеческая жизнь настолько обесценилась. Может, это нам мстит сама история? Наши правители прошлого века с таким пренебрежением относились к человеку, что, не дрогнув, отправляли в небытие тысячи, десятки тысяч Божьих созданий, и теперь среди простого люда множатся убийцы…

– Сергею не нравится, что я начала заниматься расследованием убийства Быстровой, – сказала я Алексею. – Он сгоряча даже взял с меня честное слово, что я больше ничего не стану предпринимать.

– Мне тоже не нравится, – кивнул он, вертя в руках чайную ложечку. – Такое впечатление, что мертвая Елена стала нам мешать еще больше, чем живая. Оля понимает, что это сделал не я, но пользуется случаем, чтобы лишний раз меня поддеть, упрекнуть в чем-то… Особенно Ольгу возмущает, что я на Быстровой женился, и она не хочет понять, насколько мне в то время было все безразлично.

– Вот это меня и пугает. В конце концов вам это надоест, и вы опять разбежитесь, оставив Дашеньку сиротой.

– Ты имеешь в виду нашу дочь? А почему Дашеньку?

– Ах да, Варвару.

Он рассмеялся и с симпатией посмотрел на меня.

– Лелька меня даже с этим достала. Всякое женское имя ей кажется для меня значимым. Вот я и предложил назвать будущую дочурку Варварой. Сказал, что это моя первая любовь. Слава Богу, что девушки с таким именем у меня не было, и Оля об этом знает.

– Тогда выход один: давай я потребую девочку назвать этим именем как будущая крестная мать.

– Наконец-то на баррикадах у меня появился союзник! – улыбнулся Алексей.

Да, кажется, брак Кононовых серьезно пошатнулся, и убийство Быстровой тут ни при чем. Как глупо, что моя подруга своими руками рушит здание, которое они с мужем с таким трудом выстроили. Я, конечно, вмешаюсь и навешаю Ольге по первое число, но все равно остается уповать на Бога. Либо сводить ее к психоаналитику, а то и к бабке какой-нибудь, которая лечит наговорами и святой водой…

Несмотря на уверения в сытости, Ушастый с удовольствием налег на бутерброды, которые я между делом продолжала готовить, подкладывая незаметно, по мере их исчезновения.

– Все, хватит! – наконец простонал Лешка, откинувшись на спинку стула.

– Не кормит тебя Ольга, что ли?

– Кормит, – признался он, – но под такой аккомпанемент, что аппетит у меня пропадает начисто.

Ну не дурища ли моя подруга! Если бы не любила мужа, тогда бы я ее поняла. Что ее беспокоит? Почему не верит своему Ушастому? Может, беременность так тяжело сказывается?

– Я уверена, что Елену убил Макаров, – выпалила я, наверное, чтобы в разговор влиться. Алексея, думаю, не слишком интересует какой-то Макаров, когда у самого в жизни дела идут не лучшим образом.

– Тот, кого она представила в качестве жениха? А зачем?

– Не знаю. Главное, что он вдруг исчез. И вообще представился не тем, кто он есть на самом деле.

– И что же? – пожал плечами Ушастый. – У него могут быть свои резоны, по которым он не хочет встречаться с милицией. И врача – тоже он?

– Врача – тоже, потому что тот об этом догадался.

– Скажи, ты любишь своего мужа? – спросил Алексей.

– Люблю, конечно. Иначе чего бы я за него замуж выходила?

– Может, есть женщины, которые выходят замуж потому, что пора приспела? Все выходят, вот и они туда же…

– Если ты об Оле, то к ней это не относится.

– Тогда не пойму, что за странный мазохизм. Допустим, я наконец выйду из себя, хлопну дверью, кому от этого будет хорошо?

– А как ты жил те десять лет, до женитьбы на Ольге? – спросила я, чтобы переменить тему. Надо сбить его с этой волны, а то додумается бог знает до чего! Какие они все же оба нервные.

– Все эти десять лет я просто из кожи вон лез, чтобы доказать Лельке, на что способен. Осуществлял грандиозные проекты и гонял на продажу машины из Германии, челночил и занимался рэкетом. – Он запнулся и скосил на меня глаз, но теперь почему-то я перестала выдавать на «монитор» обуревающие меня эмоции. – Да, рэкетом! Выбивал деньги из должников под угрозой применения оружия…

– Нашел чем хвастаться! – отчего-то разозлилась я. – Создается впечатление, что вы с Ольгой попросту не цените того, что вам досталось. До тебя она уродовала себя как могла. Превратилась в хамоватую бабу, курила и материлась, никого не любила, но, оказывается, это все были цветочки. А теперь вы оба пожинаете плоды…

– Ты считаешь, что я слишком мало прилагал усилий к тому, чтобы тогда Ольгу все-таки уговорить? Недостаточно гнулся и ломался, не будучи виноватым? И теперь она мне невольно мстит из-за того, что десять лет мы с ней прожили врозь?

Под таким углом я на их отношения не смотрела, но все может быть! Женщина, привыкшая к собственной самодостаточности, очевидно, с большой неохотой возвращается к роли жены, во всем зависимой от мужа…

Тьфу, далась мне эта зависимость! Боюсь, что нам с Ольгой еще аукнутся годы, проведенные в собственном бизнесе, когда нам приходилось сражаться с мужчинами за место под солнцем.

– Мне бы очень хотелось вам помочь. Как ты считаешь, могу я что-нибудь для этого сделать? – напрямик спросила я у Алексея.

Он тяжело вздохнул:

– Вряд ли. Думаю, нам самим надо поработать в этом направлении.

Слова прямо из отчета о производственной работе. И что-то в его голосе не было особой убедительности. Опять то же самое – не возвращайтесь к былым возлюбленным? Уязвленное самолюбие оказывается сильнее любви и сильнее трезвого рассудка?

Каждый человек – кузнец своего счастья. Но у моих друзей то ли огонь слабоват, то ли железо некачественное…

Аккумулятор Корней заменил – съездил в магазин и привез новый. Сам же его установил, а старый, как он меня уверил, можно подзарядить и потом им еще пользоваться.

– А что, если мы поставим его куда-нибудь на склад, на всякий случай? – предложила я.

– Аккумулятор нельзя надолго оставлять просто на хранении. Надо за ним следить, доливать воду и кислоту, – пробурчал Корней. – Ну да ладно, я что-нибудь придумаю.

Домой я доехала без проблем. И как ни странно, Сергей уже был там.

В последнее время он не походил на самого себя. Все о чем-то размышлял, с тревогой на нас с Санькой посматривал. Я понимала, что его тревожит продолжающееся следствие. Но мы ведь уже определились, что никто из нас не виноват, тогда чего тревожиться? Или он узнал что-то новое, но не стал мне говорить, чтобы не напугать?

Мог бы уже догадаться, что я не из пугливых.

– Знаешь, Наташа – моя бывшая жена – не могла иметь детей, – вдруг сказал он то, что я вовсе не ожидала от него услышать.

Чего он вдруг вспомнил свою первую жену, когда до сих пор даже ее имени вслух не произносил?! Я почувствовала, как ревность хватает меня за горло цепкой лапой. Задним числом пожалел? Или… Сергей недавно ездил в столь им любимый Ивлев. А что, если он пожалел свою бывшую жену как мужчина?

«Все равно ты об этом не узнаешь», – попытался образумить меня внутренний голос, но я уже закусила удила.

– Ты предлагаешь мне стать для нее суррогатной матерью? – ядовито поинтересовалась я. И тут же покраснела от собственного хамства. Сергей смотрел на меня так, словно видел в первый раз, словно и не подозревал, какой монстр скрывается под моей ангельской внешностью. Ну и пусть! Еще неизвестно, какие у него скелеты в шкафу!

– Я только хотел сказать, что она взяла на воспитание мальчика, которого бросила собственная мать.

– В каком смысле бросила? Отказалась от него в роддоме?

– Нет, до четырех лет дорастила, а потом сообщила всем, что уезжает в Америку, где якобы кто-то оставил ей наследство. Уехала, и с концами.

– А ты откуда об этом знаешь?

– Ивлев – городок маленький. Рассказали, – ответил он не моргнув глазом, но я уверилась еще больше: муж водит меня за нос – он со своей Наташей виделся!

Надо сказать, что я боюсь двух вещей: измены мужа и того, что он когда-нибудь вздумает поднять на меня руку. Мне кажется, я не переживу ничего подобного.

Я вдруг явственно представила себе свирепое лицо Сергея, занесенную для удара руку, собственное падение на пол и то, как я ударяюсь затылком… хотя бы о наш платяной шкаф. И лужу крови. От такой картины меня даже зазнобило. Наверное, в старости мое воображение в сочетании со склерозом станет изрядно веселить моих домашних…

Хорошо, что я наделена не только воображением, но и рассеянностью, потому что я тут же забыла, о чем хотела расспросить Сергея, едва в кухню вошла Аня с Санькой на руках. Под глазом у девушки отливал лиловым огромный синяк.

Сын перехватил мой взгляд, показал пальчиком на Анин глаз и сказал:

– Бо-бо!

Еще какое «бо-бо». Кто мог наградить им молодую, красивую, незамужнюю?

Я оглянулась на Сергея – он тоже смотрел на няню во все глаза.

– Аня, тебе не нужна помощь? – спросил он, деликатно обходя вопрос: «Кто посмел?!»

– Пустяки, бытовая травма. – Аня отвела взгляд в сторону.

Сергей забрал у нее сына, и девушка стояла перед нами, не зная, куда девать руки.

– В подъезде. Хулиганы, – коротко пояснила она.

Мы, переглянувшись, сделали вид, что поверили.

– Лариса Сергеевна, я могу идти? – спросила Аня, на этот раз уставясь неподвижным взглядом в пол.

Обычно я сама отпускаю ее, а тут от неожиданности забыла сделать это.

– Иди, конечно же… Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все в порядке, – бодро сказала няня, пятясь, словно боялась, что мы разглядим за ее спиной выглядывающий из-под юбки хвост.

– Завтра ты придешь?

– Обязательно приду, – пообещала она, почти убегая в прихожую, где через несколько секунд хлопнула входная дверь.