Текст книги "Карты Любви : Священник (ЛП)"
Автор книги: Л. п. Ловелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Я в будке для исповеди. Я знаю это, так как чувствую характерный запахи лака для дерева и старой изъеденной молью материи, на которой пыль копилась годами. Медленно мои глаза привыкают к темноте, и я понимаю, что я не одна в этом крошечном пространстве. Я чувствую тепло тела. Тонкий запах цитруса и ладана просачивается и заполняет все вокруг. Ярко голубые глаза становятся видны в темноте, и они настолько прекрасны, что у меня перехватывает дыхание.
– Джудас.
Исповедальня довольно узкая, но он стоит, прижавшись спиной к дальней стене, оставляя пространство между нами. Я не двигаюсь, но расстояние между нами сокращается. Он смотрит на меня сверху вниз и ничего не говорит. Затем медленно протягивает руку, проводя костяшками пальцев по моей щеке.
– Такая прелестная, – шепчет он. – Погрязла в грехе, – его нежное прикосновение переходит в хватку на моем подбородке, и он с силой отводит мою голову в сторону, так что я ударяюсь о сетчатую перегородку. Я не вижу ничего, кроме тьмы, мое сердце ускоряется, потому что знает, сейчас – что-то грядет.
/И в этот момент раздается стук о перегородку, как будто запертое в клетку животное пытается выбраться наружу. Все, что я могу разглядеть, это рыжие волосы, длинные и спутанные, а затем она поднимает голову, и я вижу бледное, посиневшее лицо Изабель. Ее глаза абсолютно черны. А губы искривлены в усмешке.
– Ты, – шипит она.
Из моего горла вырывается крик, и я цепляюсь за Джудаса, но он отталкивает меня.
– Ты, – повторяет он.
Я просыпаюсь и резко сажусь на кровати, пытаясь втянуть в свои легкие больше воздуха. Моя кожа покрыта потом, а от прикосновения холодного воздуха я начинаю дрожать.
Поднявшись с кровати, я нахожу толстовку и натягиваю ее на себя. Мне не удается найти бутылку вина на кухне, так что я наливаю стакан воды из-под крана и иду к дивану в гостиной, включаю телевизор, там показывают какое-то ужасное вечернее шоу, которое никто не смотрит.
В это время, между ночью и утром, вы можете по-настоящему почувствовать, что вы – единственный человек в мире. Тишина, полное отсутствие жизни – это почти тревожит, и я всегда находила в этом мгновении некое умиротворение. Иззи всегда говорила, что это лучшее время – растянутое мгновение, когда один день еще не закончился, а следующий не успел начаться. Сколько раз мы покидали вечеринки, и вместо того, чтобы идти домой, мы шли наблюдать, как ночь сменяется первыми серыми тонами рассвета.
Но сейчас мне кажется, будто весь мир погружен в сон, пока я сижу здесь, бодрствую, испытывая муки совести. В моем одиночестве нет покоя, потому что оно ощущается, словно я всегда одна. Я заперта в своей собственной клетке, хотя для внешнего мира я выгляжу свободной. Я смотрю на свои руки, держащие бокал, и удивляюсь, как они не окрасились в красный, испачкавшись в крови.
Снова и снова в голове прокручиваются одни и те же мысли, пока я не осушаю два с половиной бокала вина, и только после этого мой беспокойный разум успокаивается.
Взяв в руки телефон, я перелистываю контакты и набираю маме. Я знаю, что рано или поздно... Я не уверена. Она почти никогда не берет трубку в дневное время, поэтому не удивляюсь, когда попадаю на голосовую почту.
– Привет, это Лидия Томас. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню.
После звукового сигнала на секунду долгую секунду я просто продолжаю стискивать телефон.
– Привет, мам. Это я. Я... эм.... позвони мне.
Я обрываю звонок и прижимаю голову к коленям. Да, совершенно одна.
Глава 11
Джудас
Я должен сосредоточиться на своем тонущем бизнесе, но вместо этого я сижу и думаю о ней. Я хмуро смотрю на унылые стены церковного офиса, сжимая в руке телефон. Прошло четыре дня, как я видел ее в последний раз. С тех пор как она сбежала от меня в парке. С тех пор как я позволил ей убежать. Она не появлялась в церкви и не приходила на исповедь. Что если она нашла себе другую обитель и исповедуется сейчас другому священнику? Что если она расскажет кому-то другому о своих прегрешениях?
Нет. Я отправляю сообщение Джейсу.
Я: Мне нужно, чтобы ты нашел кое-кого для меня. Имя: Делайла. Ходит в колледж Кинг. Курс психологии.
Джейс работает на моего брата, но он не против подзаработать денег на стороне. Ему под силу найти кого угодно и где угодно, потому что Сейнт пропихнул его почти во всех правительственных сетях. Он также может взломать камеры, телефоны, компьютеры...
Менее чем через пять минут, мой телефон зазвонил.
Джейс: Делайла Томас. Адрес: Элизабет роуд 39, Хаммерсмит. Безработная. Плата, как обычно.
Я перечислил ему деньги и поднялся на ноги, мои вены заполняет легкое возбуждение. Сняв воротничок, я надеваю черное пальто, прежде чем взять ключи от машины.
Дом Делайлы в пяти минутах езды, но когда я сворачиваю на ее улицу, я обнаруживаю знакомую фигуру на тротуаре. Я останавливаюсь и глушу двигатель, погрузив машину во мрак. Она идет вдоль дороги, уличные фонари освящают ее тонкую фигуру. Темные волосы обрамляют лицо, делая ее бледную кожу еще бледнее, чем она есть на самом деле. Плащ плотно укутывает ее тело, а туго подвязанный пояс подчеркивает ее изящные изгибы. Даже с такого расстояния можно было увидеть нечто трагическое и несчастное, таящееся в ней, глубокую печаль, буквально пропитавшую воздух вокруг нее.
Закрывая глаза, я все еще могу представить ее лицо, когда мы были в парке и увидеть ту искру желания и стремления заполучить нечто, о чем она и сама не догадывалась. Так близко. Я был так близок к тому, чтобы наделать глупостей. Она заражает меня, как болезнь, зависимость, от которой нет лекарства. Тот ее взгляд говорил мне, что она хочет стать моей грязной одержимостью. И вот я здесь.
Уже поздно, а она здесь – гуляет одна в темноте. Я бы побеспокоился о том, что кто-то может напасть на нее, но я знаю только одного человека, которого она должна по-настоящему опасаться – меня. Дождавшись, когда она скроется из вида, я выхожу из машины и закрываю ее. И медленно следую за ней по противоположной стороне дороги. Она проскальзывает через крошечные ворота, останавливаясь у входной двери одного из двухквартирных домов, стоящих вдоль улицы. Делайла неловко возится с ключами, роняет их, а затем поднимает. Я остаюсь на противоположной стороне в тени одного из кустов. Какой-то парень идет по тротуару и останавливается у ворот. На нем черные джинсы, кожаная куртка и походка, которая кричит о молодости и высокомерии.
– Лайла, – на улице было совершенно тихо, и его голос разносится по ночному воздуху.
Она вздрагивает и оборочивается. Мне не было видно ее лица, но язык тела сигнализировал о сковавшем ее напряжении. Он открыл ворота и подошел к ней.
– Нейт, сейчас не подходящее время.
– Время всегда не подходящее. Я не позволю тебе уйти, Лайла.
– Я не могу говорить с тобой сейчас, – она нервно взмахнула ладонью и вставила ключ в дверь, ее руки заметно дрожали.
Он схватил ее за плечо, разворачивая и толкая к двери. Я инстинктивно делаю шаг из темноты, мой кулак сжимается, готовый сломать ему челюсть за то, что он посмел прикоснуться к ней. Но затем я заставляю себя отступить, испытывая разочарование от временной потери самоконтроля.
Она что-то тихо говорит ему, пока его палец не касается ее щеки. Затем он наклоняется и целует ее, и я чувствую нечто, похожее на ярость. Он не достоин Делайлы.
Спустя мгновение она отталкивает его и проскальзывает внутрь дома, захлопывая дверь прямо пред его лицом. Так у маленького ягненочка есть парень. Он берет телефон и подносит к уху, а затем уходит.
– Да, это я. Она у меня под контролем. Она не заговорит. – Пауза. – До этого не дойдет. И ты сможешь больше уделять внимание бизнесу, – шипит он, его голос звучит все менее отчетливо по мере удаления.
Чем больше я слышу, тем сильнее меня съедает любопытство. В мою голову приходят мысли последовать за ним, но на втором этаже дома зажигается свет. Делайла ходит по комнате, а затем расстегивает джинсы и снимает их. Я вижу ткань ее стрингов и несколько дюймов ее попки, и этого оказывается достаточно. Мой член дергается в штанах, а пальцы сводит, в желании исследовать ее фигуру. Затем она хватается за свою майку и тянет ее вверх, обнажая светлый кружевной бюстгальтер, подходящий к ее трусикам. Невинный и кремового цвета – идеально. Мой член твердеет еще сильнее, и я отступаю назад, держась за садовую ограду за спиной, чтобы не упасть.
Она быстро раздевается и натягивает на себя мешковатую футболку. Что я, черт возьми, делаю? Оттолкнувшись от стены, я заставляю себя отойти от ее дома, хотя, честно говоря, все, что я хочу в данный момент, это вернуться и постучать в ее дверь. Мне хочется осквернить ее тело всеми возможными способами, потому что я не могу вспомнить, когда в последний раз я видел нечто настолько прекрасное, такое чистое, и одновременно ужасно испорченное.
Но я не могу. Она еще не готова. Но придет время, когда моя маленькая грешница всё мне расскажет, когда она очистит душу передо мной, словно совершая акт добровольного жертвоприношения. И когда это случится, она станет легкой добычей.
***
Клянусь, я чувствую ее появление. Даже не видя Делайлу, я знаю, что она здесь – в церкви. Я не могу этого объяснить, но она словно шторм. Когда она рядом, воздух словно наполняется электрическим напряжением.
Я задерживаюсь в дверном проеме, который отделяет церковь от кабинета в задней части здания. Она сидит на первой скамье. Ее ладони лежат на бедрах, а голова опущена. Она выглядит так, словно на ее плечах громоздится вся тяжесть мира и медленно раздавливает ее под собой. Хорошо. Я хочу видеть ее сломленной и падшей. Мне хочется, чтобы она приползла ко мне на коленях, моля о спасении, которое могу дать только я.
Прошло пять дней с тех пор, как я в последний раз разговаривал с ней. С тех пор как я видел ее. Но я знал, она вернется. Ее демоны требуют этого от нее. Я вижу их, танцующих в ее глазах, но они успокаиваются, когда я рядом, потому что они узнают своего хозяина.
Войдя в церковь, я подхожу к ней, но она не поднимает своих глаз, даже когда я сажусь рядом с ней. Интересно, она знает о неизбежности своей судьбы, или она все еще верит, что сможет с этим бороться? Я знаю, что должен бороться с этим неразумным искушением, которое испытываю к ней, но некоторые события предопределены заранее. Я не верю, что кто-либо, кроме самого Господа, может направить ее ко мне – настолько она идеальное существо.
Я произношу слова, которые сжигали меня последние шесть дней:
– Ты не приходила на исповедь. – Ни разу на этой неделе.
Тяжело вздохнув, она поднимает голову и смотрит на Богородицу.
– Это не помогает, – тихо говорит она, ее голос разносится в пустом храме.
– Тогда зачем ты пришла?
Она поворачивается ко мне лицом, и я почти вижу трещины, прорезающие ее хрупкое нутро и свидетельствующие о том, насколько она сломлена.
– Потому что ты помогаешь, – выдыхает она.
– Бог не просто так посылает людей на вашем пути, – я хочу, чтобы она поверила в это.
Она закрывает глаза.
– Только сегодня, не будь священником. Пожалуйста. Я пришла увидеть друга.
– О!
Ее глаза вспыхивают.
– Я надеялась, он захочет повторить нашу встречу за суши.
В глубине ее взгляда таится горе, словно оно отпечаталось в ее душе, и оно... взывает ко мне, как пламя приманивает мотылька. Ах, милая, испорченная Делайла. Она думает, что я спасу ее, но откуда ей знать, что она ищет спасения у дьявола.
– Я планировал пойти домой. Так что идем, – я предлагаю ей свою руку. Как и всегда, когда она вкладывает свою ладонь в мою, возникает ощущение тепла, словно я вернулся домой после долгого отсутствия.
Когда мы покидаем церковь и идем по улице, она держится за мою руку, словно идет по льду, и я единственный, кто может ее удержать. Я хмуро смотрю на нее, когда ветер ловит прядь волос и отбрасывает непокорный локон на ее лицо. Что в ней такого? Почему я испытываю эту трепетную жалость? Почему мне хочется одновременно уничтожить ее и спасти?
– Ты скажешь мне, что с тобой? – спрашиваю я. Меня это не должно волновать. Боже, но меня волнует. Я хочу, чтобы все грехи сорвались с ее губ, как капли дождя во время шторма.
Ее шаг становится неуверенным, а затем она останавливается, и мы оказываемся посреди улицы, а люди обходят нас.
– Ты так долго убегал от своих демонов, что просто не видишь другого выхода?
– Нет. – Я не убегаю от своих демонов. Я принимаю их.
– Конечно, нет. У тебя нет демонов. Ты же священник, – она опускает лицо от стыда, ее плечи поникли. Протянув руку, я касаюсь пальцами ее подбородка, заставляя посмотреть на меня.
– У нас у всех есть демоны. – Ах, да, они танцуют в этих милых печальных глазах. Просто позволь им поразвлечься, ягненок.
– Почему-то мне кажется, ты не веришь в это. – Мы стоим в тишине, люди проходят мимо нас, и все же, кажется, будто сейчас мы остались вдвоем в этом мире.
– Пошли. Здесь холодно, – я хотел взять ее за запястье, но вместо этого поймал ее ладонь. Ее пальцы переплетаются с моими, и она не отпускает мою руку. Она словно цепляется за драгоценную жизнь. И я позволяю ей.
Мы идем в мою квартиру на Темзе. Оказавшись внутри, я закрываю дверь и помогаю ей снять пальто. Она наклоняется, расстегивая свои сапоги до колен, и от этого невинного движения материал ее черного платья с длинными рукавами задирается вверх, скользя по молочным бедрам. Я стою и не могу отвести взгляда от того места, где заканчивается материя и начинается ее кожа. Блять. Мои кулаки сжимаются, и я удерживаю себя от того, чтобы не протянуть руку и не коснуться ее. Вместо этого я заставляю себя пройти мимо нее по коридору на кухню. Вытаскивая продукты из холодильника, я кладу их на стол и ставлю кастрюлю на плиту. Я чувствую, как ее взгляд прижигает дыру в моей спине, но мне требуется минута, чтобы взять себя в руки. Мне хочется стать слабостью для Делайлы, и это желание не может реализоваться без издержек, ибо она уже наверняка становится моей.
Когда я снова устремляю на нее свой взгляд, легче не становится. Она уже сняла с себя сапоги, демонстрируя шерстяные гольфы до колен. Они должны смотреться нелепо или, по крайней мере, заставлять ее выглядеть по-детски. Но ничего из этого не подходит под описание того, как она смотрится в них.
– Хочешь выпить? – спрашиваю я, поднимая взгляд к ее лицу.
Она нервно заправляет волосы за ухо.
– У тебя есть вино?
Я киваю и подхожу к холодильнику, достаю бутылку белого вина. Я не слышу ее приближения, заметив в последний момент, как ее рука скользит под моей, когда я заканчиваю разливать вино. Ее грудь на мгновение прижимается к моей спине, прежде чем она берет бокал и отходит. Я наблюдаю за ее отступлением с легкой улыбкой, когда она подносит бокал к губам. Осторожно, ягненочек. Тебя могут укусить.
К тому времени, когда стейки были готовы и поданы в столовой, я был крайне возбужденным, раздраженным и задавался вопросом: какого хрена я вообще пытаюсь держать себя под контролем? Нахрен ужин. Мне следует повалить ее на столешницу и погрузиться в ее податливое тело. Она хочет этого. Все ее потаенные желания написаны на ее невинном личике. Единственное, что останавливает меня, это я сам. И почему? Потому что я не хочу разрушать иллюзию. Мне нужно, чтобы она поверила в ложь. Доверилась мне, открылась. Она должна покаяться мне.
Я наблюдаю, как она отрезает кусочек от стейка и кладет его в рот, позволяя вилке скользить по ее губам.
– Я не был уверен, что ты вернешься, – говорю я. – Я думал, ты испугалась.
– Я была растеряна, – ее вилка опускается на тарелку, и я не уверен, собирается ли она встать и уйти. Вместо этого она проводит обеими руками по волосам, ее глаза закрываются. Долгий выдох срывается с ее губ.
– Джудас, ты был мне хорошим другом. А сейчас я действительно нуждаюсь в друге, – эти серые ирисы сталкиваются с моими глазами. – И мне так жаль, если я вела себя неподобающе в воскресенье. Я обещаю, этого больше не повторится. – Друг? Мои глаза опускаются к ее губам, скользят по груди и вниз к тонкой талии. В этом не было и намека на дружескую поддержку.
– Ты не вела себя неподобающе, – говорю я, пытаясь не вспоминать Делайлу, слизывающую мороженое со своего пальца. – И поэтому ты не приходила на исповедь? – Она кивает. Боже, она такая невинная, настолько идеально чиста в своей скрытой порочности.
Она улыбается мне и снова поднимает вилку. Она начинает задавать мне вопросы обо всем, словно жаждет узнать каждую деталь обо мне.
– Ну, так давай сделаем это прямо сейчас. Тебя зовут Джудас, а твоего брата Сейнт. – Я киваю, и она качает головой.
– Когда появился Сейнт, мама сказала, что наш отец язычник, и ребенок нуждается во всей нашей помощи, которую только может получить, – я смеюсь, потому что это правда.
– А твой отец язычник? – ее губы кривятся в улыбке.
– Можно и так сказать.
– И все же ты священник... Чем занимается твой брат?
Я действую осторожно, говоря правду, но опуская детали.
– Он владеет несколькими ночными клубами.
– Вы ладите?
Я сдерживаю смех.
– Сейнт... немного странный. – Она склоняет голову набок, изящно вертя в руке ножку бокала. – Он мыслит иначе, чем другие. – Она кивает, выглядя вполне удовлетворенной моей полуправдивой херней. – А ты, Делайла, кажешься единственным ребенком в семье.
– Что заставило тебя сделать такой вывод?
Потому что ты всегда выглядишь одинокой.
– Просто чувствую.
Она тяжело вздыхает, поднося бокал к губам.
– Ты хороший, – бормочет она, прежде чем сделать глоток. Это ее второй бокал, и я чувствую соблазн, чтобы предложить ей третий. Просто посмотреть, что случится с милой Делайлой, когда она напьется.
Ни говоря ни слова, она встает, берет обе тарелки и опускает их в раковину. Я наблюдаю, как она моет посуду, и представляю, как она ужинает, хлопочет по хозяйству в доме другого мужчины. У меня было небольшое представление о жизни, которую она могла бы получить однажды, если бы я оставил ее в покое. Если бы позволил ей жить в постоянном отрицании. Она могла бы оставаться милой Делайлой, ее грехи были бы погребены глубоко внутри, а затаившаяся тьма осталась бы скованной под внешним добропорядочным фасадом. Она могла бы выйти замуж за хорошего мужчину и жить прекрасной жизнью во лжи. Эта мысль меня раздражает.
Я двигаюсь позади нее, протягиваю руку, и мои пальцы касаются ее бедер. Она замирает, прежде чем медленно повернуться ко мне. Между нами всего пара дюймов, она прижата к раковине.
Ее глаза встречаются с моими – палитра оттенков серого, бушующих, как торнадо.
– Джудас, – выдыхает она, и ее рука касается моей груди – прямо напротив моего сердца. Ее губы приоткрывается, и с них срывается дрожащее дыхание. А щеки окрашиваются в розовый цвет. – Что ты делаешь? – шепчет она.
– Я не знаю. – По правде говоря, это именно так и было. Мне просто... нужно коснуться ее. Мне нужно ощутить тепло ее кожи, почувствовать сладкий запах ванили, который источают ее волосы.
– Ты знаешь, – она протягивает руку, скользя ногтями по моей щетине.
Мы стоим на краю пропасти, потому что, как только позволим этому случиться, уже не сможем остановиться. Я слишком заинтересован, чтобы свернуть с этого пути.
– Тебе следует сказать мне остановиться, Делайла, – предупреждаю я. Последний шанс.
Ее рука двигается, и она нежно проводит большим пальцем по моей нижней губе.
– Нет, – шепчет она.
Мои глаза открываются, и я позволяю ей увидеть предупреждение в них, и человека, которым я являюсь на самом деле. Она не отступает, поэтому я запускаю руку в ее волосы и набрасываюсь на ее губы. Боже, она воплощала в себе все то, о чем я так долго фантазировал: она была сладкой, теплой и податливой. На мгновение она останавливается, а затем ее тело расслабляется в моей хватке. Я беру все, что могу от сладкой Делайлы. Ее тело изгибается и подчиняется моей воле, а губы раскрываются в отчаянном вздохе и невольно позволяют мне проникнуть глубже. На вкус она как ваниль, сахар и терпкость белого вина.
Я крепко держу ее за волосы, и мои зубы впиваются в ее нижнюю губу, пока я не ощущаю металлический привкус крови на своем языке. Это жестоко и необузданно, но я не собираюсь с ней делать ничего нежного – только разрушающее. И все это время ее руки были нежными, обхватывая мое лицо, ласково скользя по груди. Мы – как тьма и свет, жестокость против нежности, испорченность против идеала. Мы – шторм, и я хочу запрокинуть голову и насладиться раскатами грома, эротическим трепетом бессилия, превращая себя в нечто большее.
Когда я отстраняюсь, она задыхается, а ее губы выглядят распухшими и покрасневшими. Она выглядит шокированной и оскверненной, и от этой прекрасной картины мой член твердеет. Ее пальцы касаются губ, и когда она убирает их, кровь окрашивает кончики.
– Прости, – говорю я, хотя мне совершенно не жаль.
Она проводит пальцами по моим губам.
– Не извиняйся. – Я кусаю кончик ее пальца, и она опускает руку. Я близок к тому, чтобы завалить ее на барную стойку и задрать это чертово платье. Я просто хочу ее. Я не знаю почему, и я не знаю, как до этого дошло, но я теряю контроль. Но еще слишком рано. Я – человек, который всегда получает то, чего хочет, но я знаю, что этот ягненочек еще не готов быть съеденным большим злым волком.
– Тебе лучше уйти, Делайла, – решаюсь я, заставляя себя отойти от нее.
Ее глаза широко раскрываются, прежде чем я вижу, как в них вспыхивает боль.
Она кивает.
– Да, мне следует... Да.
Она проскальзывает мимо меня в коридор. И я впиваюсь пальцами в столешницу, пока не слышу звук захлопнувшейся двери, и только тогда я срываюсь и запускаю стакан с виски через всю комнату.
Глава 12
Делайла
Я такая глупая. О чем я только думала? Как я могла так заблуждаться?
Джудас не хочет меня. Или хочет? Он целовал меня так, словно хотел. Он целовал меня, будто желал забраться внутрь меня и остаться там навсегда. Словно он поглощал меня и наслаждался каждой секундой. Он вел себя как одержимый, и, боже, как же мне хотелось, чтобы демон внутри него вырвался на свободу и заполнил собой каждый дюйм моего тела.
Но сейчас я не знаю, что делать. Границы стерлись, и я в ужасе от того, что нуждаюсь в нем. Он – единственный человек, которого я не могу потерять, и хотя тяга, которую я чувствую к нему, гораздо глубже, чем простая дружба, я возьму то, что смогу получить. Мне страшно, что он, возможно, больше не захочет меня видеть. В конце концов, он – священник. Он принял обет. Я не хочу быть источником его мучений и нежеланным искушением.
И, конечно, это пронизывающее, нескончаемое, тошнотворное чувство в животе. Кажется, внутренняя шкала вины достигла максимума, и все потому, что я поцеловала парня. Мне следует думать о сотне других вещах, но не об одном – губах Джудаса. И моя вина заключается в том, что я не чувствую ее. С Джудасом легко: когда я рядом с ним, то забываю обо всем остальном. Но факт в том, что Иззи не целует парней и не совращает священников.
Эти мысли постоянно прокручиваются в моей голове. Бесконечный цикл самобичевания.
Я покидаю последнюю лекцию на сегодня и иду в библиотеку, чтобы взять книгу, которая нужна для моей исследовательской работы. Я дотягиваюсь до двери, открываю ее, но она захлопывается прямо передо мной. Повернув голову, я сталкиваюсь лицом к лицу с Нейтом.
Я нервно оглядываюсь по сторонам.
– Что ты здесь делаешь? – шиплю я.
Он хватает меня за запястье и тянет вниз по ступенькам.
– Ты снова игнорируешь мои звонки? – его глаза дико блестят, а движения пропитаны нервозностью.
– Я была занята, – осторожно отвечаю я.
Он качает головой, его ноздри раздуваются.
– Саммер сказала, что ты пропала на все воскресенье. И каждый вечер уходишь из дома, возвращаясь поздно.
Я вырываю свое запястье из его хватки.
– Пошел ты, Нейт. Теперь ты слушаешь Саммер?
В мгновение ока его рука оказывается на моем горле, и он толкает меня к стене. Грубые кирпичи царапают открытую кожу рук, и я толкаю его в грудь, ощущая бешеное биение собственного сердца, словно крылья колибри.
– Какая бы херня не происходила с тобой – уладь это.
– Думаю, нам больше не следует видеться, – быстро говорю я.
Он смеется.
– О, нет, Лайла. Ты моя. Мы расстанемся, когда я скажу, – он отпускает мое горло и отступает. – Я говорил тебе, что люблю тебя, и именно это и имел в виду. Ты разберешься со своим дерьмом, и все вернется на свои места, – он прижимает свои губы к моим, но я отворачиваю голову.
Ни говоря больше ни слова, он разворачивается и уходит. Замерев на месте, я просто стою, открывая и закрывая рот в полном шоке. Нейт сошел с ума. Я сползаю по стене вниз, чувствуя, что мой топ зацепился за неровную поверхность, оставляя затяжку на ткани, но мне все равно. Вся моя жизнь ощущается, как бомба замедленного действия, просто ожидающая взрыва. И когда это произойдет, я останусь ни с чем, потеряю даже себя.
Поднявшись на ноги, иду в библиотеку и нахожу нужную мне книгу, прежде чем покинуть кампус. Я еду на автобусе прямо до церкви и задерживаюсь у дверей, не испытывая сильного желания переступить порог, но очень нуждаясь в этом. Это все, что у меня осталось. Единственное место, где я могу спрятаться от своей гнилой души.
Я толкаю дверь, и раздается тяжелый скрип петель. Запах благовоний мгновенно успокаивает меня, и я выдыхаю, отпуская напряжение, которое сковало мои плечи каменной тяжестью.
Исповедальня, как и всегда, находится сбоку от основного зала, но сегодня она кажется более зловещей, чем обычно. Я иду прямо к ней стуча каблуками по неровному каменному полу. Как только оказываюсь внутри и задвигаю занавеску, я чувствую, что не могу дышать.
– Добро пожаловать, – доносится его голос, и я делаю вдох, не произнося ни слова, я перекрещиваюсь. Молчание затягивается.
– Простите меня, Отец, ибо я согрешила, – шепчу я. – С момента моей последней исповеди прошла неделя, – еще одна пауза. Затем я слышу его голос.
– Расскажи мне о своих грехах, – говорит Джудас, больше похожий на дьявола, нежели на священника, которого я знаю.
– Я... – я замолкаю, и мои щеки краснеют.
– Ты можешь рассказать мне все, что угодно, – снова завлекает он. Проблема в том, что теперь мой грех – это он, но я не знаю, могу ли исповедаться в этом.
– У меня были нечестивые мысли, – запинаюсь я, и он молчит. – Но эти мысли отвлекают от моего более тяжкого греха. Я знаю, это неправильно, но не могу понять, что мне делать.
– Какие нечестивые мысли тебя тяготят?
– Плотские мысли, – выдыхаю я.
– Тогда тебе следует признаться в них и очистить душу, – в его голосе присутствуют сладострастные нотки, и мне кажется, он даже не догадывается о них.
– Они о человеке, о котором мне не следует думать.
– Продолжай.
– Он был мне хорошим другом, и его намерения по отношению ко мне чисты. Я чувствую, что поставила его в неловкое положение.
Наступает еще одна многозначительная пауза, и воздух в исповедальне становится тяжелым. Мое сердце хаотично бьется в груди, а дыхание становится прерывистым.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что он связан клятвой, которую, как я знаю, он не хотел бы нарушать. Я думаю... Я думаю, что являюсь нежеланным соблазном для него, – в этот момент мне ужасно хочется видеть его лицо.
– Откуда ты знаешь, что его намерения чисты?
– Он хороший человек.
– Да? – спрашивает он, слова звучат, как вопрос и утверждение.
– Он хороший? – возвращаю ему вопрос. И теперь меня распирает любопытство. Между нами возникает напряжение. Невысказанные слова. Замолчанные обещания. Прошептанные возможности и абсолютное осознание того, что это несомненно является грехом. Здесь как нигде.
И вопрос остается без ответа. Хороший ли он человек?
Глава 13
Джудас
Мой член вжимается в ширинку, а спина выпрямляется. Я заставляю свои руки оставаться на бедрах, в то время как мои пальцы сжимаются в кулаки. Эта девушка…
Конечно, я мог бы просто простить ей ее грехи и отпустить, но я не хочу. Я хочу, чтобы она сломалась ради меня, раскрыла свои грязные маленькие секреты, призналась в том, что так злило ее. Я хочу схватить эту крошечную свободную нить и тянуть за нее, пока она не окажется возле моих ног и не раскроет передо мной самые темные части себя. Я испорчу ее. Один прекрасный грех за раз.
– Ты думаешь о нем, когда ты одна? – бормочу я во тьму исповедальни, выпуская слова в мир, как пулю, которую невозможно вернуть и стоит ожидать непредсказуемые последствия.
– Да, – шепчет она, это слово звучит прекрасной мелодией из ее уст.
– А что если он тоже думает о тебе?
– А это так? – Я улыбаюсь тому, как она балансирует на самом краю, просто ожидая, когда я ее подтолкну, потому что она сама хочет упасть. Я чувствую это. Она жаждет бездны, абсолютного погружения в свои грехи без каких-либо сожалений. Она хочет всего того, что находится за гранью правильного. Как и мы все, не так ли? Библия гласит, что Дьявол хочет искусить нас грехом, но истина в том, что все мы грешники. Мы не в состоянии помочь себе. Мы зависим от нашей собственной смерти. И милая Делайла не догадывается, что я самый главный грешник из них всех. Она едва удерживает голову над поверхностью этих темных вод, а я – чудовище, скрывающееся на дне бездны, притаившееся в ожидании, чтобы схватить ее за лодыжку и утянуть к себе.
– Это не моя исповедь, Делайла.
– А что если бы все было так?
– Ты хочешь, чтобы я исповедался тебе? – Ну, теперь, это становится интересным.
– Да. Ты признаешься мне в своей правде, а я – в своей. Ты думаешь обо мне? – мои мышцы так сильно напрягаются, что я чувствую боль, и хочу излить все свои самые темные мысли. Только для нее.
– Постоянно, – одно короткое слово дает сигнал для начала нашей маленькой игры. – И теперь я знаю, какова ты на вкус. Это одурманивает. Я представляю, как ты выглядела бы подо мной, издавая стоны с моим именем на губах, – я слышу ее сбивчивое дыхание по другую сторону перегородки. Да, вот так, Делайла. – Я знаю, насколько прекрасно твое тело под этим маленьким платьем.
– Джудас...
– Я представляю тебя, обернутую вокруг меня.
С другой стороны перегородки раздается очередной стон, и мой член дергается, принося болезненный дискомфорт.
– Прошлой ночью мне снилось, как ты трахаешь меня, – признается она хриплым шепотом. Я сдерживаю стон от ее признания.
– Что я с тобой делал? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы, расстегивая ширинку и освобождая себя.
– Ты наклонил меня над алтарем...
– Блять! – шиплю я, хватая член и поглаживая его по всей длине. А она, оказывается, такая маленькая похотливая грешница, чья голова полная грязными мыслями.
– Затем ты схватил меня за волосы, как ты это сделал, когда поцеловал меня, – ее слова прерывает тихий стон, который сводит напряжением все мышцы моего тела.
