Текст книги "Революция 1917-го в России — как серия заговоров
(Сборник)"
Автор книги: Л. Гурджиев
Соавторы: О. Шишкин,Ю. Мухин,В. Цветков,И. Ратьковский,Г. Потапов,К. Черемных,А. Колпакиди,Е. Прудникова,В. Галин,С. Коростелев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)
Как отмечалось выше, одной из причин появления Национального Центра в Москве стал раскол с Правым Центром в оценке возможности «ориентации» на Германию или на союзников. Способствовала этому «расколу» майская резолюция кадетской конференции в Москве (13–15 мая 1918 г.), на которой, в докладе Винавера, была подчеркнута «необходимость участия России в антигерманской коалиции» и «непризнание партией» Брестского мира. ЦК партии на пленарном заседании 13 июля 1918 г. подтвердил, что он «отвергает возможность восстановления независимой России и создания в ней национальной государственной власти при содействии германской коалиции». ЦК кадетов пытался стать своеобразным «мостом» между СВР и ВНЦ.
Если Правый Центр считал перспективными надежды на посольство Германии, то Союз Возрождения России и Национальный Центр активно налаживали контакты с дипломатическими представительствами Антанты (до их отъезда из Москвы в Вологду), особенно с послом Франции Нулансом и консулом Гренаром. Нуланс оказывал реальную финансовую поддержку подполью. На квартире князя Е.Н. Трубецкого велись переговоры членов ПЦ с французскими представителями (в них участвовали Кривошеин, Струве, Гурко и Астров).
Расхождение с правыми произошло при обсуждении возможности участия Японии в военных действиях на Восточном фронте. Посол России в Париже В.А. Маклаков считал, что участие японских войск в войне против советской власти – «единственный способ спасти Россию от власти «созданной Германией» и от окончательного расчленения», а возможные негативные последствия японского десанта могли бы «нейтрализовать» американские и английские войска. Представители же Правого Центра выступали категорически против японского участия. Барон Б.Э. Нольде, представлявший в ПЦ кадетскую партию, был убежден в сугубо «потребительском» отношении стран Антанты к России, а Японию признавал давним врагом России. Гурко считал, что десант стран Антанты (без участия японских войск) необходимо «снабдить продовольствием» для обеспечения не только войск, но и местного населения.
Но и отношение дипломатов Антанты к московскому и петроградскому подполью не отличалось последовательностью. В отечественной историографии «заговор послов» летом 1918 г. характеризовался как имеющий значительное влияние на эскалацию гражданской войны, усиление «интервенции против молодой советской республики». Между тем по оценке британского вице-консула в России Р. Брюс Локкарта, «в наших различных миссиях и остатках миссий была неразбериха. Не было ни одной на правах полного авторитета…, я был в полном неведении относительно деятельности целой группы британских офицеров и уполномоченных». Позиция британского МИДа, в первой половине 1918 г. сводилась к признанию того, что «оказание поддержки небольшим офицерским армиям на юге значило толкнуть большевиков на нечестивый союз с немцами. Оказать поддержку большевикам – здесь была серьезная опасность, по крайней мере, на первых порах, что немцы будут наступать на Москву и Петербург и посадят здесь свое буржуазное германофильское правительство». Разведсводки из Москвы сообщали: «поведение союзников неумелое и странное, они стремятся вести переговоры отдельно с каждой группой и… с казаками. Стремятся всех держать на своей стороне путем мелких подачек и каждой группе говорят то, что приятно по ее политическим убеждениям…, они мечутся как угорелые, но прочно сложившегося убеждения о необходимости воссоздания единой России у них нет». Финансовая «поддержка» подполья со стороны союзников была довольно нерегулярной и незначительной, хотя адресовалась сразу трем организациям: Правому Центру (новой, «союзнической ориентации»), Левому Центру (как условно называли СВР) и СЗРиС Савинкова. Американского посла Д. Френсиса Локкарт считал весьма далеким от политики вообще и дипломатической работы, в частности, человеком, вся миссия которого сводилась лишь к предотвращению возможного участия Японии в российских делах. Правда, самого Локкарта обвиняли в «игре на два фронта», в ведении одновременных переговоров и с большевиками, и с их противниками.
И только после выступления Чехословацкого корпуса против большевиков в мае-июне 1918 г. позиции стран Антанты стали более определенными. До этого момента британский МИД еще пытался добиться от Совнаркома согласия на «немедленную военную помощь» для восстановления Восточного фронта, тогда как военное министерство (генерал Пуль, военный атташе полковник Торнхилл и др. – В.Ц.) отстаивало необходимость борьбы против большевиков, как «союзников Германии». В июне 1918 г. руководство СВР получило, наконец, неофициальную – «вербальную ноту» от Нуланса, которая, по сообщениям разведотдела Добрармии, выглядела так: «союзники торжественно гарантируют полную неприкосновенность русской территории», «союзниками предприняты весьма крупные меры, чтобы с самого начала наряду с военной помощью была бы оказана в самом широком размере экономическая помощь, и они постараются содействовать продовольствию России», «союзники всегда будут оказывать поддержку Временному, а потом и Постоянному правительству вне зависимости от каких бы то ни было соображений о форме правления этого правительства, если только оно будет правительством порядка и будет соответствовать национальным чаяниям русского народа».
Локкарт и его секретарь капитан Хикс установили непосредственный контакт с «антибольшевистскими силами», из которых британский вице-консул выделял Струве и Федорова. Все же британские и французские представители считали, что ввод войск на территорию России может быть осуществлен и без взаимодействия с антибольшевистскими организациями.
Переговоры в Москве заметно повлияли на активность представителей СВР на Севере России, где были высажены первые союзные десанты. Не случайно, что с первых же месяцев действий Антанты в Мурманске и Архангельске именно СВР активно взялся за создание общероссийских структур управления на Севере. Лидеры СВР (Мякотин, Аргунов, Авксентьев) считали, что «частичные вооруженные выступления против большевиков, которые вспыхивали то там, то здесь и быстро подавлялись…, должны были уступить место объединенному, широкому выступлению разом в некоторых наиболее крупных пунктах и в наиболее удобный момент, каковым признавался момент появления более или менее серьезной силы из союзных армий». По воспоминаниям другого участника СВР, будущего военного министра Комуча В.И. Лебедева «вкратце план был таков. Восстание на Волге, захват городов: Казань, Симбирск, Самара, Саратов. Мобилизация за этой чертой. Высадка союзников в Архангельске и их движение к Вологде на соединение с Волжским фронтом. Другой десант во Владивостоке и быстрое его продвижение к Волге, где мы должны были держать оборонительный фронт до их прихода… Волга была избрана как наиболее удачное место, потому что она была достаточно удалена от центра большевистских сил, потому, что на ней происходил уже ряд стихийных крестьянских и городских восстаний, потому что на Волге имелось много эвакуированного с фронта вооружения и потому, что она представляла собой естественный барьер, за которым легко было начать развертывание всех наших сил. И, наконец, за Волгой уже боролось и с большим успехом демократическое уральское казачество и с ним крестьянство двух соседних уездов Николаевского и Новоузенского».
Тактика одновременного выступления, скоординированного с союзниками на Севере и на Дальнем Востоке, стала основой предполагавшихся антисоветских действий летом 1918 г. Военный центр при СВР возглавил генерал-лейтенант В.Г. Болдырев (будущий Верховный Главнокомандующий в составе Уфимской Директории осенью 1918 г.). В Москве СВР не пользовался достаточным влиянием в военной среде, поэтому основную военно-политическую работу ему пришлось вести на Севере России.
Значительную помощь французы оказывали московскому отделению Союза защиты Родины и свободы Б.В. Савинкова (СЗРиС). СЗРиС получил заметное влияние в военной среде. Савинкову, начавшему работу с 5 тыс. рублей, полученных от Алексеева, и несколькими офицерами, в течение февраля-марта «удалось создать большой и сложный аппарат, работавший с точностью часового механизма». Помимо французских источников финансирование СЗРиС осуществлялось и московскими промышленниками. Финансовая «зависимость» членов Союза от Савинкова заключалась в предоставлении им не ежемесячных, а разовых, но крупных субсидий, что не позволяло переходить в другие организации.
Объединив остатки Союза офицеров и Союза георгиевских кавалеров, полковые ячейки и образованные в 1918 г. отделения Союза фронтовиков, СЗРиС создал свои структуры не только в Москве, но и в Ярославле, Рыбинске, Муроме, Костроме. Деньги от союзников получал лично Савинков, он же контролировал их расход. Тщательно соблюдались правила конспирации: члены Союза оповещались руководителями путем регулярных поквартирных обходов районных отделений; общие сборы проводились или во время богослужений, крестных ходов или на городских кладбищах. Агенты Савинкова были и в некоторых правительственных учреждениях (по данным сводки контрразведки Добрармии, Московский губернский продовольственный комитет на 75 % состоял из «офицеров Савинковской организации»). СЗРиС имел своих осведомителей и в советских штабах, разведработой в Союзе руководил полковник Ф.А. Бредис: «Мы знали решительно все большевистские военные силы, бывшие в то время в Москве, знали склады оружия и патронов, знали много из того, что делалось в других городах». Разоблачение «заговора послов» командирами красных латышских стрелков стало, как известно, главным пунктом подтверждения антисоветской деятельности дипмиссий Антанты. Однако, по свидетельству Локкарта, он «догадался», что латышские командиры (Я. Берзинь и др.), обратившиеся к нему за помощью против большевиков, «были провокаторами». Другой фигурант «заговора» опытный сотрудник «Интеллидженс Сервис» Сидней Рейли говорил, что «Берзин и другие латыши, которых он знал, вначале искренне не хотели сражаться против союзников. Когда они поняли, что интервенция союзников не серьезна, они отшатнулись от него (Рейли – В.Ц.) и выдали его, чтобы спасти свои шкуры». Так или иначе, но латышские стрелки участвовали в то время, как в антисоветском подполье (полковник Бредис, генерал-майор К. Гоппер), так и среди защитников советской власти.
Позиции «союзнической ориентации» отстаивались также ЦК кадетской партии. По свидетельству Долгорукова, «московским сидением» «мы спасли партию». ЦК в Москве, его петроградское отделение, а затем и пленарный ЦК в июле в Москве единодушно высказались, несмотря на внешний и, отчасти, партийный натиск, за союзническую ориентацию». Твердость позиции московских членов ВНЦ и СВР все же заставила считаться с этими организациями. В августе 1918 г., после неудачного выступления Савинкова в Ярославле и фактической ликвидации московского отделения СЗРиС, финансирование антисоветского подполья было переведено на вышеназванные надпартийные объединения. Финансирование проводилось в валюте (весьма ценной в условиях кризиса 1918 г.). Схема перевода денег была такова: сбором пожертвований в рублях от частных лиц занималась одна из английских торговых фирм в Москве, собранные средства обеспечивались финансовыми обязательствами, полноценными для лондонских банков, которые, в свою очередь, переводили валютные средства на счета американского генерального консульства. Отсюда, уже обналиченную, валюту получал Хикс, передававший ее подпольщикам. Те же, кто должен был перевозить из Москвы на юг наличные суммы в валюте, полученные от «союзников», сильно рисковали. Например, по словам Астрова, у полковника Новосильцева был украден в дороге портфель с «очень значительной суммой денег из Москвы, от Национального Центра».
В 1918 г. дипломатические представительства в Советской России не обладали безоговорочной экстерриториальностью. По подозрению в помощи антисоветскому подполью ЧК санкционировало обыск в здании бывшего английского посольства в Петрограде, во время которого погиб британский морской атташе капитан Кроми. В августе 1918 г., в ходе борьбы с выступлениями Савинкова в Ярославле, левых эсеров в Москве и Чехословацкого корпуса, были проведены обыски и аресты иностранных дипломатов (раскрытие «заговора послов»).
В то же время в Москве официально открытое генеральное консульство Украинской Державы весьма активно использовалось для прикрытия антисоветской работы. Прежде всего это касалось получения украинского подданства, выдачи новых паспортов и отъезда «за границу» – на Украину. По свидетельствам Гурко и князя Трубецкого, получение украинского паспорта не составляло значительных формальных трудностей. Посольство возглавлял бывший служащий общеземского союза Кривцов (Кривский), имевший большие связи в среде московской общественности. Его благословил Святейший Патриарх Тихон. Консул «отличался отменной любезностью и готовностью помочь всем и каждому. Регистрация принадлежности к уроженцам Украины была самая фантастическая».
Но с июля 1918 г. порядок регистрации был ужесточен, «требовалось разрешение различных большевистских учреждений, начиная с Центроплана и кончая Комиссариатом по Иностранным Делам. Без этого разрешения нельзя было получить визы от Германского Генерального Консульства на въезд в Украину». Однако, и в этой ситуации выезд на Украину не становился невозможным. По воспоминаниям Челищева, служащие Наркомата иностранных дел, бывшие судебные чиновники, помогали своим коллегам, ставшим участниками подпольных центров, в оформлении командировок на Украину, выдаче соответствующих документов. Довольно эффективной была отправка по линии Общества Красного Креста. Не вызывали подозрений даже командировки от Всероссийского Союза городов, хотя самой этой структуры уже не существовало. По свидетельству В.Н. Челищева, «во всех канцеляриях работали чиновники старого времени», знакомые с подпольщиками по совместной государственной службе. Так, например, в отделе оформления заграничных паспортов работало много бывших адвокатов, а в самом НКИДе оставалось много прежних чинов Императорского МИДа, «одноклассников» многих подпольщиков по совместной учебе в Училище правоведения или на юридическом факультете Московского Университета. Широко практиковалась подделка подписей на командировочных удостоверениях, написанных на бланках того или иного ведомства.
Маршрут переезда на Украину проходил по линии Брянской (ныне Киевской) железной дороги через Калугу, Брянск и Унечу («пограничный» пункт между Советской Россией и немецкой зоной оккупации), далее – через Оршу или Хутор Михайловский, в общем направлении на Киев. Другой маршрут на белый Юг проходил через Саратов на Царицын и далее – через границу Всевеликого Войска Донского. Но на этой «эстафете» часто «сходили» с курса и от Саратова, вместо Царицына, отправлялись на Урал и в Сибирь (так на Восточный фронт прибыл полковник Лебедев). К августу 1918 г. этот «путь сообщения с Сибирью», в оценке донесений СВР, становился «все более непроходимым». Поволжье и Урал становились прифронтовым районом, где проходили боевые действия между красной армией, войсками Комуча, Донской армией.
Таким образом, частые взаимные контакты между белым Югом и Сибирью в первой половине 1918 г. были вполне возможны. Уже с весны многие кадеты, члены СОДа, начали покидать Москву для участия в легальной работе в антибольшевистских правительствах. Получив указания от майской конференции кадетской партии, в Сибирь отправились В.Н. Пепеляев и А.К. Клафтон. Московский СВР запрашивал Омск: «Необходимо указать, какие категории лиц нужны Сибири, какие области управления по преимуществу должны быть обслужены», «хотелось бы также знать и про материальные условия, которые обещаются лицам, имеющим отправиться в Сибирь».
Но главное внимание уделялось белому Югу. В течение лета 1918 г. туда выехали Астров, Степанов (ему было переданы резолюции собраний Национального Центра, ЦК кадетской партии и СВР) и Федоров. В сентябре через Оршу и Гомель выехали в Киев Гурко и Меллер-Закомельский. В ноябре на Юг отправились Челищев, Титов, московский мировой судья Г.А. Мейнгардт (возглавивший на Юге «Комиссию по расследованию преступлений большевиков»), а в начале декабря – Н.К. Волков, А.С. Салазкин и А.А. Червен-Водали. Последним из московских «активистов», опасаясь за судьбу своей семьи, остающейся в Москве, на Юг выехал П.И. Новгородцев. Показательно, что выезд некоторых из них (Степанова, Астрова, Челищева) сопровождался назначением их на определенные правительственные должности, предварительно согласованные с генералом Алексеевым. Особое Совещание и местные отделения кадетской партии, особенно Ростовский и Екатеринодарский областные комитеты, должны были тесно сотрудничать с ВНЦ, к чему призывал, например, князь Долгороуков: «Партия Народной свободы, считая теперь надпартийное единение главной своей национальной задачей, может призывать широкие слои общества к содействию заданиям и работе именно Национального Центра», «главная партийная работа наша и состояла именно в образовании широкого междупартийного и общественно-политического фронта, долженствующего подпереть противоболыневистскую военную силу, дать толчок приложения союзнической помощи и способствовать образованию русской государственности».
Роковыми по своим последствиям событиями для московского подполья в 1918 г. стали неудавшееся покушение на Ленина и официальное провозглашение 2 сентября 1918 г. «красного террора». По оценке Гурко, «жизнь в Москве для принадлежащих к прежним зажиточным слоям населения, а тем более – для причастных к прежней государственной или общественной деятельности, стала совершенно невозможной. О какой-либо политической работе с малейшей надеждой на успех не могло быть и речи. Унести ноги от непосредственной близости к большевистскому застенку – вот на чем приходилось сосредоточивать свои усилия…, в Москве почва горела у нас под ногами».
Источники и литература
Вакар Н. Заговор Корнилова (по воспоминаниям А.И. Путилова). // Последние новости, Париж, № 5784, 24 января 1937.
Винберг Ф.В. В плену у обезьян, Киев, 1918.
Виноградский Н.Н. Совет общественных деятелей в Москве. 1917–1919 гг. // На чужой стороне, т. IX, Берлин-Прага, 1925.
Военный листок, Петроград, № 1, 22 апреля 1917.
Генерал Л.Г. Корнилов и А.Ф. Керенский (беседа с П.Н. Финисовым). // Последние новости, Париж, № 5818, 27 февраля 1937.
Гучков А.И. Из воспоминаний. // Последние новости, Париж, № 5668, 30 сентября 1936.
Деникин А.И. Очерки русской смуты, т. 2, Париж, 1922.
Деникин А.И. Об «исправлениях» истории. // Последние новости, Париж, № 5713, 14 ноября 1936.
Иоффе Г.З. Белое дело. Генерал Корнилов. М., 1987.
Милюков П.Н. По поводу сообщения П.Н. Финисова // Последние новости, Париж, № 5825, 6 марта 1937.
На страже (орган Военной Лиги), Петроград, № 1, 14(27) августа 1917; № 2–3, 28 августа (10 сентября) 1917.
Отчет о Московском совещании общественных деятелей 8-10 августа 1917 г. М., 1917.
Путилов А. Заговор генерала Корнилова (Ответ моим критикам) // Последние новости, Париж, № 5839, 20 марта 1937.
Савич Н.В. Воспоминания, СПб, 1993.
Сидорин В.И. Заговор Корнилова (письмо в редакцию) // Последние новости, Париж, № 5817, 26 февраля 1937.
Аргунов А.А. Между двумя большевизмами. Париж, 1919.
Болдырев В.Г. Директория. Колчак. Интервенты. Новониколаевск, 1925.
Быков А, Панов Л. Дипломатическая столица России. Вологда, 1998.
Гоппер К. Четыре катастрофы. Воспоминания. Рига., б.г.
Гурко В.И. Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу. 1917–1918 гг. // Архив русской революции, т. XV. Берлин, 1924.
Гутман А. (Ган) Россия и большевизм. 1914–1920. 4.1. Шанхай, б.г.
Дело Бориса Савинкова. М., 1925.
Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 3, Берлин. 1924.
Документы германского посла в Москве Мирбаха // Вопросы истории, № 9, 1971.
Долгоруков П.Д. Великая разруха, Мадрид, 1964.
Из архива В.И. Лебедева // Воля России, Прага, т. VIII–IX, 1928.
Иконников Н.Ф. Пятьсот дней: секретная служба в тылу большевиков. 1918–1919 гг. // Русское прошлое, № 7, 1996.
Котляревский С.А. Национальный Центр в Москве в 1918 г. // На чужой стороне, т. VIII, Берлин-Прага, 1924.
Красная книга ВЧК, М., 1989, тт. 1, 2.
Локкарт Р.Г. Брюс. Мемуары британского агента, Лондон, Нью-Йорк, 1932.
Мельгунов С.П. Суд истории над интеллигенцией (к делу «Тактического Центра» // На чужой стороне, т. III. Берлин.
Мельгунов С.П. Немцы в Москве. 1918 г. // Голос минувшего на чужой стороне, № 1, Париж, 1926.
Московская Городская Дума после Октября. // Красный архив, М.-Л., 1928, т. 2 (27).
Мякотин В.А. Из недалекого прошлого // На чужой стороне, Берлин – Прага, т. II.
Павликова Л. «Сотрудники «Азбуки» свято исполнили долг» // Источник, 1997, № 3.
Письма белых вождей // Белый архив, т.1., Париж, 1926.
Розенберг В. Алферовы Александр Данилович и Александра Самсоновна // Памяти погибших, Париж, 1929.
Русская революция глазами петроградского чиновника // Грани.
Соколов К. Попытка освобождения Царской Семьи // Архив русской революции. Т. XVII, Берлин, 1926.
Сумские гусары. 1651–1951, Буэнос-Айрес. 1954.
Тесленко Н.В. Воспоминания об А.А. Виленкине // Памяти павших, Париж, 1929.