Текст книги "Революция 1917-го в России — как серия заговоров
(Сборник)"

Автор книги: Л. Гурджиев

Соавторы: О. Шишкин,Ю. Мухин,В. Цветков,И. Ратьковский,Г. Потапов,К. Черемных,А. Колпакиди,Е. Прудникова,В. Галин,С. Коростелев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

«Исламист» Рашид Рида был учеником Джамаля ад-Дина аль-Афгани, который в Индии посвящал Блаватскую в халдейскую нумерологию, в Париже печатал антибританские опусы, в Каире наставлял на модернизацию османского наместника, а одновременно вместе с послом Англии, лордом Кромером, состоял в ложе «Восточная звезда» вместе с харизматиком-сектантом Бахауллой, исполнявшим аналогичные функции по подрыву Персидской империи.

Потом султан Абдулхамид будет низложен, в Стамбуле откроется турецкая ложа «Великий Восток», к власти придет партия «Единство и прогресс», созданная младотурками. В первом правительстве – 35 масонов. Командующим флотом Оттоманской империи становится английский адмирал, личный банкир королевской семьи Эрнст Кассель, английские советники контролируют центральный банк, министерства финансов, внутренних дел и юстиции.

Но потом выяснится, что Карассо за спиной у правительства получает доходы не только от поставки зерна, но и от распродажи оружия – в партнерстве, в частности, с неким Александром Парвусом, официально представляющим интересы Германии. А посол Англии Джерард Лаутер и глава резидентуры английской разведки Джилберт Клейтон займутся распространением слухов о еврейско-масонском заговоре. А партнер Парвуса Владимир Жаботинский вместо поддержи турок против русских займется созданием еврейского «легиона», наоборот, против турок. В 1919 году лидеры младотурок пойдут под трибунал за массовые расстрелы, Карассо благополучно скроется в Италии, Рида – в Аравии, а от могучей державы останется окровавленный кусочек.

В Египте движение «Братья-мусульмане», основатель которого Хасан аль-Банна учился у последователей аль-Афгани, во главу угла своей идеологии поставило исламское самоуправление – и поэтому в неангажированных энциклопедических источниках называлось «возрожденческим», но никак не фундаменталистским. Местом рождения этого движения была британская зона Суэцкого канала. Сегодня мы видим, как справляется с государственным управлением эта партия после десятилетий подполья – несмотря на численность и широкую поддержку населения. Ее допустили до власти тогда, когда вновь потребовалось разрушить и ограбить страну, мечтавшую об индустриальном прогрессе и о собственной ядерной энергетике. И с «Братьями» происходит совершенно то же, что с младотурками – интернациональные персоны вроде Мохаммеда эль-Барадеи помогают им прийти к власти, а затем загоняют в угол. При этом одни и те же силы управляют условными «красными и белыми» – светскими и исламскими революционерами.

Заход с правого фланга

В полемической статье на портале Slon.ru либеральный публицист О. Давыдов доказывал, что в спасении Государя Николая II не были заинтересованы не только исполнители казни, подчинявшиеся Я. М. Свердлову (Ленин настаивал на открытом суде над свергнутым монархом), но и британская корона, не проявившая к его судьбе никакого участия. У короны действительно были основания и для незаинтересованности в сохранении легитимности, и в сокрытии дипломатических тайн. А. А. Терентьев в журнале «Однако» воспроизводил фразу Ллойда Джорджа: «Царь – это символ единой могущественной России. Именно ему в секретных соглашениях мы обещали передать проливы и Константинополь, и было бы верхом безумия принимать его в Британии».

Следует, впрочем, заметить, что в уничтожении Романовых, гарантирующем молчание как их самих, так и их ближнего круга, не были заинтересованы и многие бывшие чиновники и политические деятели, принадлежавшие к правому лагерю. «Право-левая игра» в высших общественных кругах игралась на двух несложных нотах: одна была антигерманской.

В середине XIX века в Египте, Греции и на Кипре развивается деятельность Африканской ложи, в которой проходит посвящение Елена Блаватская. Со своими «гуру» она знакомится в Александрии, а затем в Лондоне, откуда вместе с ними отправляется в путешествие по Индии. Свои репортажи она публикует в «Московских ведомостях», редактируемых Михаилом Никифоровичем Катковым – бывшим членом кружка Станкевича, с началом Крымской войны из либерала становящегося «реакционером», а при Александре II – знаменем правой оппозиции. Несмотря на декларируемые правые взгляды, он критикует «справа» нашумевший роман-памфлет Н. С. Лескова «Некуда», где создается коллективный карикатурный образ русских нигилистов: он по его пониманию недостаточно патриотичен. Несколько лет Лескова никто не печатает.

Но тот же реакционер Катков в 1859 году навещает в Лондоне своего старого знакомого по кружку Станкевича – Александра Герцена. А два года спустя ссужает старого знакомого Бакунина внушительной суммой денег, что позволяет ему бежать с места ссылки через Японию в тот же Лондон.

При Александре III главными публицистическими мишенями Каткова становятся министры немецкого происхождения – глава МИД Николай Карлович Гирс и министр финансов Николай Христианович Бунге. В этот период использование СМИ в целях лоббизма становится практикой. На Гирса Катков возлагает ответственность за провалы на Балканах, он уличается в чрезмерных уступках Германии и Австро-Венгрии. Фактически Катков сочетает антитурецкую риторику с антигерманской, что вполне соответствует интересам Англии.

На место Гирса консервативное издание прочило главу Азиатского департамента МИД И. Зиновьева. Однако фактически новым главой МИД в 1895 году стал масон 33-й степени Алексей Лобанов-Ростовский.

В свою очередь, место Бунге, к восторгу правой прессы, уже в 1887 году занял выпускник Тверской духовной академии, математик Иван Вышнеградский. Он прославился фразой «недоедим, но вывезем» (о зерне, импорт которого при нем увеличился вдвое). В мемуарах С. Ю. Витте описана история обвинения Вышнеградского в получении взятки в размере 500 000 франков от Ротшильда при заключении в Париже займа. Потом министр оправдывался, что он «ни при чем»: дескать, Ротшильд отстранил от участия в займе конкурирующую банкирскую группу Госкье, которая предварительно заручилась его согласием на участие в выгодном проекте, и тогда Вышнеградский действительно попросил Ротшильда выплатить ему 500 000 франков, но всю сумму перевел обиженному Госкье. Это, впрочем, не объясняло мотивов его собственного выбора.

С 1896 года «Московские ведомости» редактирует Владимир Андреевич Грингмут, который затем совместно с А. С. Шмаковым создает Русскую монархическую партию. После погромов в Кишиневе и Харькове, которые становятся толчком для резкой политической активизации еврейства в России, как газета, так и сами правые организации становятся возмутителями спокойствия с правой стороны спектра, что отзывается негодованием в мировых СМИ. Существенный вклад в это раскачивание вносят спецслужбы России, в тот период пораженные болезнью коммерциализации.

Распространение «Протоколов сионских мудрецов» различные авторы, в том числе и не ангажированные, приписывают заместителю директора Департамента полиции И. И. Рачковскому, который также, как утверждается, опекает правых публицистов, в частности, «перековывает» Л. А. Тихомирова из народовольца в монархиста (Ю. Давыдов предлагает другую интерпретацию, связанную с болезнью ребенка, но она сама по себе не объясняет резкой смены воззрений).

Современные авторы (Р. Ш. Ганелин. Э. С. Макаревич) относят Рачковского к «столпам политического сыска». Его биография между тем весьма причудлива: он начал работать агентом полиции после того, как был уличен в связях с неким Семенским, подозревавшимся в укрывательстве террориста Л. Ф. Мирского после его покушения на шефа жандармов Д. Р. Дрентельна. В том же 1879 году Рачковский становится редактором газеты «Русский еврей». С 1883 он работает в Петербургском охранном отделении под руководством Г. П. Судейкина, который завербовал ранее крупного деятеля «Народной воли» С. П. Дегаева, убедив его в том, что сам является сторонником конституционно-монархического строя.

Как Судейкин, так и Рачковский мотивированы карьерным ростом. Обоим мешает министр внутренних дел Плеве. В 1883 году Судейкина убивает сам Дегаев (которого в этом якобы убеждает еще не перековавшийся тогда Тихомиров), а Рачковский делает себе имя в так называемом «деле динамитной мастерской», где фиктивную террористическую организацию для нападения на Александра III во время визита в Париж готовит его агент Аркадий (Арон) Ландезен. «Спасши» государя, Рачковский занимается коммерческим лоббизмом – через И. Л. Горемыкина проталкивает проект Англо-русского синдиката. В то же время он хорошо знаком с Папюсом – главой парижской ложи мартинистов, который посвятит в эту ложу сначала В. Кн. Николая Николаевича, а затем и Николая II. В 1902 году Плеве представляет государю рапорт о сомнительных финансовых делах Рачковского, после чего амбициозного генерала увольняют. Убийство Плеве в 1904 году осуществляет агент Рачковского Евно Азеф – который, по убедительным данным Б. Николаевского, вполне комфортно сочетает агентурную деятельность с террористической, рассчитывая сделать финансовую карьеру после падения монархии. И тот же Рачковский, заработавший себе на крупное имение явно не за счет жалованья, опекает Георгия Гапона – вплоть до того момента, когда провокатора Кровавого воскресенья охватывает бред преследования, и он задумывает убить своего куратора – и именно тогда его самого убивает Рутенберг.

Независимо от того, кто в действительности сочинил «Протоколы», стереотип «раскачивания лодки» в 1899–1905 годах построен на целенаправленном стравливании русского и еврейского этнического национализма. Дело М. Бейлиса – в отличие от шпионского дела А. Дрейфуса во Франции, не государственное, а сугубо бытовое – как по заранее написанной программе, раскалывает интеллигенцию на два непримиримых лагеря, которые пресса еще больше противопоставляет, навязывая выбор одной из сторон. Та же этническая подоплека приписывается убийству В. Кн. Сергея Александровича, в устранении которого фактически заинтересован его заместитель, соперник и любовник его супруги В. Ф. Джунковский. У этого дела также есть имущественная сторона: великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра государыни, курирует Императорское Православное Палестинское общество…

Коммерциализация силовых структур и их раскол на кланы – признак стратегической уязвимости империи, при которой масштабные военно-политические планы крайне опасны. По этому же признаку будут судить о состоянии элит Советского Союза в тот период, когда Политбюро при дряхлом Брежневе и не определившемся преемнике будет решать вопрос о введении войск в Афганистан. И как раз в тот же период будут муссироваться слухи о существовании в КПСС «интернационального» и «русского» крыльев, а в публицистике, с подачи А. Н. Яковлева, будет возбужден бесконечный спор между новыми поколениями честных западников и славянофилов. А после присоединения СССР к Хельсинкскому акту, которое удивило даже Киссинджера, уже напрашивается использование того же еврейского вопроса для раскола как правящих элит, так и интеллигенции. А после 1991 года, когда ветераны госбезопасности завалят книжные полки мемуарами – нисколько не объясняющими, как они проворонили страну, окажется, что некоторые гении политического сыска уже удобно устроились кто в Мост-банк, кто в Менатеп-банк, а та их агентура, что распускала в 1989-90 годах слухи о еврейских погромах, сорвала финансовый и политический куш на распаде страны.

В 1995 году принадлежавший тогда «Мост-банку» телеканал НТВ в рамках предвыборной кампании транслирует «историческое исследование» Евгения Киселева о событиях 1917 года. «Козырь» пропагандистского продукта – пломбированный вагон, в котором лидеры большевиков прибывают в Россию вместе с сионистами.

«Особо чувствительный» этнический вопрос становится в контексте революции либо предметом спекуляций, либо умолчания. И следовательно, будет использоваться еще не раз в манипуляциях на «красно-белой» теме.

Пломбированный вагон фигурировал во многих исторических свидетельствах, как и факт родства авантюриста Александра Парвуса с одним из спонсоров большевиков, а затем главой Госбанка Я. С. Ганецким, как и факт банковской деятельности в США родного брата Я. М. Свердлова – в офисе американской международной корпорации, где базировался банк Шиффов и проводил свои совещания стратег расчленения России, советник президента Вудро Вильсона Эдвард Мэндел Хаус.

И в то же время другой брат того же Свердлова Зиновий Пешков, работал в штабе Колчака, а затем в Париже добился признания Сибирской республики Францией – где потом и сделал военную карьеру.

И в то же время при обсуждении раздела России на зоны влияния (Париж, 23 декабря 1917) представители стран Антанты, деловито обсуждая раздел России на оккупационные зоны, предлагали для содействия монархистскому Южно-русского союзу Каледина-Алексеева привлечь средства еврейских общественных организаций. Из архива лорда Альфреда Мильнера: «Лорд Сесил… отметил огромную трудность с получением рублевой валюты для финансирования южной России и предложил использовать для этого евреев Одессы и Киева через дружественно настроенных евреев Западной Европы вроде сионистов».

Лорда Мильнера считают подлинным автором декларации Бальфура, передавшей еврейским поселенцам права на земли в Палестине. Но эта личность была отнюдь не либеральной, а классической аристократической, колонизаторской пробы, а соучрежденный им «Круглый стол» – не правозащитным НПО, а клубом промышленных гигантов. «Я националист, а не космополит. Я патриот Британской расы, а если я империалист, то только в связи с предназначением Британии». – определял себя Кромер. «Деятели вроде сионистов» для него служили лишь одним из инструментов достижения имперских целей (его коллега по «круглому столу» Ян Сматтс пренебрежительно сравнивал еврейских колонистов в Палестине с бурами в Южной Африке). Европейские левые для него – другой, самостоятельный полезный инструмент, поэтому Мильнер состоял еще и в лондонском Фабианском обществе, которое существует и поныне.

Точно так же в период поздней перестройки вопрос о евреях-отказниках станет инструментом популяризации академика А. Д. Сахарова, а погромные слухи – средством вымывания кадров, прежде всего технических, и отнюдь не все эти кадры смогут применить себя по квалификации в Израиле и США: многие будут признаваться потом, что стали жертвами информационной кампании, на которой совсем другие вполне расчетливые лица делали бизнес.

Уязвимое православное меньшинство

«Третья сторона», которая (словами Герцена) не относила себя ни к западникам, ни к славянофилам, но манипулировала обоими полюсами, а затем, закономерно – красными и белыми, использовала не только средства финансистов и предпринимателей-евреев. Помимо этнических меньшинств, в России и в соседних славянских странах, существовало еще одно «предрасположенное» – или, как сказали бы современные технологи информационных войн, «уязвимое» сообщество – староверы.

Мануэль Саркисьянц в книге «Россия и мессианизм» упоминает о том, что уже в 1905 году Центральный Комитет марксистской РСДРП пользовался особняком дочери богатого старовера А. Хлудова – Варвары Алексеевны. Горький писал о семье С. Т. Морозова:

«У этих людей «мозги набекрень», но это настоящие праведники, неисчерпаемой равнинной русской тоски… о каких-то высотах».

В то же время очевидно, что примыкание старообрядцев к революционным партиям не могло быть только результатом мгновенного «поворота мозгов». Это был длительный и не только стихийный процесс.

«Идея союза между радикальной интеллигенцией и старообрядцами восходит, вероятно, к Дурнову (члену кружка петрашевцев, который перестал существовать в 1848 году), возможно, к декабристам, и вне всякого сомнения – к Герцену и всему лондонскому кружку эмигрантов. Герцен еще в 1851 году считал возможным то, что из раскольничьих скитов выйдет народное движение национального и коммунистического характера», – пишет М. Саркисьянц. Автор цитирует выдержки из статей Герцена в «Колоколе», обращенных к староверам, «в клевету гонимым»: «Нет, ваша… церковь не выше их образованием… только ниже их жизнью. Их убогие… иноки делили все страдания народа, но не делили награбленной добычи. Не они помазывали миром петербургских царей, не они проповедовали покорность помещикам, не они кропили войска, благословляя на неправые победы».

С 1862 года начался выпуск специального приложения к «Колоколу» для старообрядцев, – «Общее вече», где Николай Огарев писал, что революционную интеллигенцию и старообрядцев объединяет стремление создать царство правды на земле.

Старообрядческую тему в «Колоколе» курировал Василий Иванович Кельсиев, дворянин с кавказскими корнями, работавший бухгалтером в Русско-американской компании, а в 1859 году явившийся в британское консульство за политическим убежищем. В 1860 году он опубликовал собрание русских правительственных документов о старообрядцах «для объединения усилий во имя революции». В Лондоне его опекает поляк-эмигрант Артур Бенни; вскоре Кельсиев переезжает из пригорода на Олбани-стрит.

Как пишет Е. Л. Рудницкая, «в октябре 1863 года в Архангельской области распространилось воззвание «К русскому народу», написанное славянскими буквами и названное местными жителями молитвой… книготорговец Бергер, связанный лично с Герценом, прислал из Стокгольма эту прокламацию на имя местного купца Руста». «Молитва» была адресована не только деревенским жителям: Руст «раздавал ее русским промышленникам». Более того, в октябре 1861 года Кельсиев договаривается с главой католической (!) миссии в Европе С. Джунковским о создании типографии в Гаммерфесте: этот порт был удобен для распространения литературы, так как «сюда каждое лето ходят с хлебом беломорцы, почти все – беспоповцы поморского согласия».

В 1862 году Кельсиев прибыл в Россию с паспортом на имя турка Василия Яни, вместе с ним в Москве оказывается Артур Бенни. Их деятельность по изготовлению листовок «Русская правда» в романе Н. С. Лескова «Некуда» изображена иронически. Однако главной целью Кельсиева являются не проклмации, а встречи с раскольниками. В Лондон он возвращается с триумфом, закатывая банкет по случаю юбилея «Колокола».

Между тем исторические изыскания кавказца с турецким паспортом находят признание в консервативном «Русском вестнике». Кельсиеву только этого надо: он отправляется на юг России, привозит в Лондон донского атамана-раскольника Гончарова, которого знакомят не только с Герценом, но и с министром иностранных дел Франции Э. Тувенелем. Затем Кельсиев и Гончаров создают колонию близ Константинополя, и «турецко-подданного» историка раскола делают атаманом. Более прозорлив старообрядческий епископ Пафнутий (Овчинников): после встречи с Герценом в Лондоне он запрещает своей пастве вступать в отношения с лондонскими безбожниками.

Безбожник Кельсиев маскируется под христианина. Он говорит старообрядцам в Добрудже в 1864 году: «Христолюбивое воинство наше пойдет на Москву, выборных от народа на Земский Собор скликать… за землю святорусскую, за народ… Божий… Чтобы досталась народу Земля и Воля… Чтобы царствовала своя правда, а не чужая кривда… Ибо за ближних своих душу покласть… Казенная мироедная власть проходит, мирская народная приходит, иностранная исчезнет, святорусская наступает…».

По оценке М. Саркисьянца, старообрядческий проект был не побочным, а системообразующим у «радикально-либеральных» эмигрантов. Он отмечает, что проекты опорных точек «Земли и Воли» географически совпадали с местами концентрации староверческого населения, а первоначальная «Земля и Воля» (1861) «была создана по аналогии с первой церковной организацией староверов-поповцев – т. е. с одним центром в Российской империи, вторым же – за границей, в Лондоне, вокруг Герцена».

Александр Михайлов, руководивший петербургской структурой «Народной воли», несколько лет прожил в Саратовской губернии среди староверов-беспоповцев, и там «не только сделался даже внешне неотличим от своих новых собратьев, усвоив их образ жизни и мировоззрение, но также снабжал коллег-революционеров старообрядческими текстами, чтобы тем было откуда черпать аргументы». Вера Фигнер писала в мемуарах, что «специальной группе в составе Народной Воли было поручено, под видом «христианского братства», вести антиправительственную пропаганду среди староверов и сектантов, используя религиозные аргументы».

Мы уже упоминали о том, кто для Михайлова был самой авторитетной личностью в подполье. М. Саркисьянц подтверждает это лишний раз: «Марк Натансон, один из старейших социалистов-революционеров, говорил о старообрядцах и сектантах как о союзниках революции».

В 1867 году Кельсиев добровольно сдается на границе русским властям, пишет покаянную «Исповедь», в которой отказывается от нигилизма, и получает возможность продолжить свою публицистическую деятельность в правой прессе – в том числе у Каткова. После этого «нигилисты», негодуя, прерывают контакты с ним. В отличие от непосвященных, Герцен их сохраняет: более того, когда в Россию, с посещением Москвы и Киева, на полгода (!) отправляется экс-парламентарий Чарльз Дилк (накануне издавший книгу «Greater Britain»), он получает рекомендации от Герцена к Кельсиеву. Сэру Чарльзу Дилку так необходимо получить контакты с «передовыми людьми» в России, что он специально заезжает в Женеву, где в тот момент находится Герцен.

Принцип перевертыша

Период премьерства Бенджамина Дизраэли совпадает с резкой поляризацией российской периодической печати на два лагеря. Как левым, так и либералам противостоит романтическое экспансионистское течение, крепнущее на фоне успехов России в турецких войнах. Этот, казалось бы, вполне естественный процесс вовлекает, однако, обученных в Лондоне «перевертышей».

«Вся цель и идеал славянства состоит в том, чтобы слиться во что бы то ни стало воедино; слиться в один народ, возыметь один язык, одну азбуку», писал Василий Кельсиев в путевых заметках на страницах «Голоса», называя задачу общеславянского союза «первоочередной политической целью». В том же контекст неожиданно вплетается вроде бы совсем иная тема – о взаимоотношениях евреев и славян.

Именно Кельсиев под псевдонимом «Вадим» был автором перевод Пятикнижия на русский язык, изданного в Лондоне в 1860 году, упреждая выход в свет готовившейся тогда синодальной редакции. Смысл этой миссии вполне поняли в «Русском вестнике», ознакомившись с текстом: «Цель г. Кельсиева, которую он поставил себе при издании перевода Библии, состояла в том, чтобы чтимое сотнями миллионов людей за неприкосновенную святыню слово Божие низвести на степень лёгкого и занимательного чтения». В предисловии Кельсиева пояснялось, что говорилось, что произведенное в переводе «исправление» имен собственных на иудейское написание (Моисей – Моше, Вифлеем – Бет-Лахм), а самого текста – на разговорный язык было предназначено не только для «модернизации» языка богослужения, но и для «прений и изучения еврейского языка».

Примечательно, что в 1867 году панславизмом увлекается и Бакунин. Его участие в Славянском съезде в Москве столь же изумляет марксистов, как и строки из его «Воззвания к российскому дворянству»: «Какие привилегии мы получили за то, что в продолжение половины XIX столетия мы были опорою столько раз шатавшегося в самом основании престола? Чем пожалованы мы за то, что спасли государство от раздробления и потушили в Польше пламя пожара? Что же получили мы за все это? За все эти неоценимые заслуги мы лишены всего, что у нас было…»

Внезапный переход от беспредельного анархизма к столь же беспредельной лести патриотам-романтикам является, впрочем, лишь предисловием к призыву к обманувшимся в ожиданиях дворянам: «Мы смело бросаем нашу перчатку в лицо деспота, немецкого князька Александра II Салтыкова-Романова и вызываем его на благородный рыцарский бой, который завяжется в 1870 г. между потомками Рюрика (sic) и партией Российского независимого дворянства».

Бакунин предвосхищает возникновение дворянской «оппозиции справа» – по существу, прокладывает тот вектор, который будет выбивать почву из-под ног Николая II спустя почти 40 лет. И это тот самый Бакунин, который всего четырьмя годами ранее в Стокгольме, то есть прямо по месту рождения отвергаемого теперь «поработителя славян» Рюрика, сочинял устав Международного тайного общества освобождения человечества», вместе с «Проектом организации семьи скандинавских братьев»!

Дальше – больше. В 1873 году анархист и «бросатель перчаток» рассуждает уже в совершенно великодержавном ключе: «Германия оказалась хозяйкой Балтийского моря… Уничтожено великое политическое творение Петра, а с ним вместе самое могущество всероссийского государства, если в вознаграждение утраты вольного морского пути на севере не откроется для него новый путь на юге… Уступив Пруссии преобладание на Балтийском море, Россия… должна завоевать и установить свое могущество на Черном море. Но для того, чтобы владычество ее на Черном море было действительно и полезно, она должна овладеть Константинополем».

Как можно квалифицировать эту мимикрию, происходящую с высокообразованными бунтарями, которых Лондон связывает между собой больше, чем что-либо иное? Как переворот во взглядах – или как смену идеологического задания?

Как объяснить то обстоятельство, что это заигрывание одновременно с радикальными левыми и правыми кругами, замыкающимися догматом «самого себя управления» (хоть крестьянского, хоть дворянского), расцветает пышным цветом именно тогда, когда император извне представляется если не слабой, то уязвимой фигурой?

Каким термином, кроме культурной войны, можно охарактеризовать целенаправленную манипуляцию религиозными убеждениями на «чувствительных территориях» Северо-Запада и Юга, одновременно с вмешательством в обрядовую сторону доминирующей религии, и одновременно с двойной игрой на националистических стереотипах, подогревающей одновременно панславянские идеалы и общественную активизацию еврейского этноса?

Л. Ларуш определял эту тактику термином «право-левая игра», обращая внимание на применение Лондоном этого стереотипа к самым разным обществам – от европейских империй до Третьего мира (на примерах Кении и Руанды).

В 1985 году те же члены Политбюро ЦК КПСС, которые отстаивали вторжение в Афганистан, станут самыми активными сторонниками выдвижения М. С. Горбачева на пост генсека ЦК КПСС. На уже подготовленной почве раскола интеллигенции на «левых» либералов-западников и «правых» почвенников, на фоне переписки Астафьева с Эйдельманом и прочих «заводных» активных мероприятий как бы ненавязчиво сформулируются два внешне противоположных императива – «Освободимся от подбрюшья!» и «За нашу и вашу свободу» (последний лозунг – изобретение сценаристов вышеупомянутого бунта польских пленных в 1866 году). Обе формулы эксплуатируются для одной цели демонтажа Союзного государства. Источник идеологической игры состоит из нескольких элементов, но одним из них, несомненно, является Советский фонд культуры, при котором на средства Роберта Максвелла издается журнал «Наследие». Издатель – активный участник англо-советской дипломатии, того «стратегического альянса» Горбачева и Тэтчер, который служит стартом для демонтажа всего Второго (социалистического) мира. Биографы Р. Максвелла считают, что ему принадлежала ключевая роль в подстегивании войны между Ираном и Ираком в начале 1980-х гг. Другим источником сверхприбылей для «социалиста» и агента трех разведок Максвелла были поставки технологий в СССР в обход ограничений СОСОМ, а третьим, самым крупным бизнесом была сама перестройка.

Ахиллесова пята благородства

На рубеже XIX и XX веков Россия увлеклась сразу тремя геополитическими соблазнами: советники Государя, в частности И. М. Бадмаев, проектировали экспансию в Китай, а кризис Оттоманской империи открывал перспективы контроля над Константинополем и над Палестиной. Главным геополитическим конкурентом России в вышеназванных регионах была Британская империя, достижению которой собственных целей на Ближнем и Дальнем Востоке могло бы помешать лишь одно препятствие – русско-германский альянс.

В 1895 году кайзер Вильгельм пытается заключить стратегический союз с Россией. Но поздно – русская дипломатия уже бесповоротно сориентировалась на Лондон, подписав договор о границе в Афганистане, а теперь рассчитывая на «дружественный» раздел остатков Османской империи. Уже в 1895 году Парвус, тогда «работающий социал-демократом» в Германии, предрекает русско-японскую войну, а в 1904 году – Первую мировую.

Британские стратеги совершенно не намереваются делиться с Россией геополитическим выигрышами. Лорд Керзон обеспокоен усилением российского влияния на Балканах, а германского – в Индии. Казалось бы, опыт 1905 года, когда трудно не заметить, что «уши» организаторов Кровавого воскресенья торчат из Лондона, должен служить грозным предупреждением – по меньшей мере, к осторожности в дипломатии с «названными братьями» – Великобританией и Францией. Однако уже в 1907 году заключается трехсторонний союз, противопоставленный Германии и Австро-Венгрии. И с этого времени либеральная пресса намеренно и упорно «уличает» императрицу – полунемку, полуангличанку – в германских симпатиях.

С российской стороны трехсторонний пакт готовит посол России в Лондоне Александр Константинович Бенкендорф. Его родной брат, Павел Константинович, в феврале 1917 года будет рядом с императором при его отречении. В 1921 году большевики позволят ему эмигрировать в Эстонию.

Уже в 1912 году Россия оказалась на грани войны с Австро-Венгрией – не столько и не столько из-за имперских аппетитов, сколько из-за придворных интриг, хорошо заметных извне. Слухи о соперничестве В. Кн. Николая Николаевича и его супруги с государем уже видны в трениях вокруг правительственных назначений.

Между тем, как вспоминал экс-премьер и министр финансов В. Н. Коковцов, еще в июне 1912 года кайзер Вильгельм предлагал России рассмотреть вопрос о «о необходимости устроить европейский нефтяной трест в противовес американской стандарт ойл, объединяющий в одну общую организацию страны-производительницы нефти – Россию, Австрию (Галицию), Румынию, и дать такое развитие производству, которое устранило бы зависимость Европы от Америки».

Но пресса – правая и левая – поднимает тему зловещего Распутина, который якобы уже полностью «контролирует» умы царской семьи. Придворный мистик регулярно давал неадекватные кадровые советы, но точно определял источник геополитической опасности, пытаясь предотвратить конфликт России с Германией. Это удавалось в течение трех лет – но реальные «контролеры» уже убедили государя в «надвигающемся конфликте двух рас – романо-славянской и германизма».