Текст книги "Революция 1917-го в России — как серия заговоров
(Сборник)"
Автор книги: Л. Гурджиев
Соавторы: О. Шишкин,Ю. Мухин,В. Цветков,И. Ратьковский,Г. Потапов,К. Черемных,А. Колпакиди,Е. Прудникова,В. Галин,С. Коростелев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)
Вот такой пример. Во время Великой Отечественной войны советские люди пожертвовали на оружие для Красной армии 2 миллиарда рублей, и основными жертвователями были колхозники. Эта сумма примерно равна среднему военному годовому расходу двух народных комиссариатов (министерств): обороны и Военно-Морского Флота. На сбережения народа было построено свыше 2500 именных боевых самолётов. Для сравнения, 2172 боевых самолёта имели накануне Курской битвы два наших фронта, начавших битву, – Центральный и Воронежский. А, по мнению специалистов, именно с Курской битвы началось господство в воздухе советской авиации.
Но еще более удивительно то, какие суммы жертвовали колхозники. Напомню, что в 1940 году среднемесячная зарплата в среднем по СССР была 339 рублей, но это исключая колхозников и крестьян-единоличников, у которых зарплаты не было, а была их часть в доходе колхоза.
Так вот, Ферапонт Головатый в декабре 1942 и мае 1944 годов внёс по 100 тысяч рублей на постройку двух истребителей. Колхозник из Грузии Оганян Гурген внёс в Фонд обороны 500 тысяч рублей. Бригадир тракторной бригады, Мария Дубовенкова – 50 тысяч рублей. Михаил Китаев – 130 тысяч рублей, Мария Арлашкина, мать большого семейства, – 50 тысяч. Анна Селиванова – 100 тысяч, потом продала корову, остатки меда – и еще 100 тысяч. 16 января 1943 года узбекский колхозник Сергей Цой принес в обком партии два чемодана с миллионом рублей, судя по фамилии, он кореец. Другие национальности Советской Родины: башкиры Хабирзян Богданов и Нурмухамет Мирасов – по 200 тысяч рублей; азербайджанец Сулейманов Амира Кари-оглы – 250 тысяч рублей; казах Букенбаев Оразбай – 300 тысяч рублей; киргиз Юлдаш Татабаев – 150 тысяч рублей; армянин Н. А. Акопян – 106,5 тысячи рублей; грузин Г. А. Башурали – 150 тысяч рублей; таджик Юлдаш Саибназаров – 130 тысяч рублей; узбек Турган Ташматов – 160 тысяч рублей; бурят Буянтуев – 130 тысяч рублей. Это о доходах колхозников.
Хотя Сталин и был марксистом, но марксистом он был творческим, то есть плевал на Маркса, когда это требовалось для блага СССР. А в данном случае появилась возможность улучшить жизнь народа, в составе которого было (1938 г.) 56 млн. горожан и 115 млн. крестьян. С кого начать? Сталин поступил не как марксист, а как государственный деятель – он начал с крестьян, и они это оценили. Какой бы вой не несся со страниц различных мемуаров и воспоминаний о тяжкой жизни крестьян в ту пору, о «голодоморе», о коллективизации и т. д., но во время последовавшей войны с немцами крестьяне были, пожалуй, единственным сословием СССР, которое Советскую власть не предало. При наступлении немцев крестьянство безропотно сдавало лошадей отступающей Армии, отгоняло на восток сельхозтехнику, скот, уходило само. Нигде не было никаких бунтов или восстаний против Советской власти, как ни старались немцы их вызвать. И именно крестьяне составили и основную массу партизан. И к месту напомню, что прародители Советской власти, ивановские ткачи, подняли бунт, когда в 1941 году в преддверии наступающих немцев Советская власть начала вывозить оборудование ткацких фабрик на восток. И тамошний пролетариат нагло заявлял, что ему все равно на кого работать – на немцев или на Советскую власть.
И надо понимать, как Сталин развивал промышленность в СССР.
Промышленность не может работать без покупателя. Созданный ею товар должен быть куплен, иначе промышленность не в состоянии произвести следующий. Чем больше покупают товаров, тем быстрее развивается, растет промышленность. Если покупатели берут только половину продукции, произведенной станком, нет смысла, а главное, денег покупать второй. Но если покупатели с этого станка забирают всю произведенную продукцию, и еще хотят и могут купить, то тогда есть смысл покупать второй станок, и есть деньги на него, – тогда промышленность растет и развивается.
Еще раз. Обратите особое внимание! Чтобы промышленность развивалась и давала все больше и больше товаров, ей нужен покупатель!
Если кто-либо хочет развить свою промышленность, ему нужны не инвестиции, не займы, не надо ходить по миру с протянутой рукой, а нужно позаботиться о покупателях для своих товаров. Сталин это понимал и рассматривал несколько путей поиска покупателей для промышленности СССР – путей развития промышленности СССР.
Например, прусский путь, предусматривающий аннексию какой-либо страны, создание препятствий для развития ее промышленности, и за счет ее рынка – ее покупателей развитие собственной промышленности.
Или английский путь. Это путь захвата колоний и использования их рынка для развития промышленности метрополии.
Разумеется, эти пути не подходили Советскому Союзу, и Сталин выбрал американский путь развития промышленности: путь развития собственного рынка, то есть путь создания покупателей прежде всего внутри собственной страны.
Вспомним, как Генри Форд, основатель автомобильной индустрии США, создавал себе покупателей. Он взял и стал платить рабочим своих заводов невиданную по тем временам зарплату – 5 долларов в день – и этим спровоцировал профсоюзы и в других отраслях американской промышленности на требования по повышению зарплаты. Когда его разъяренные коллеги-капиталисты выплеснули на него свое негодование, он вполне резонно возразил им: «А кто будет покупать мои автомобили?»
Обратите внимание – чтобы увеличить производство чего-либо, нужно сначала дать деньги покупателю. Создав средний класс, класс людей, для которых покупка автомобиля стала обычным делом, США развили свою автомобильную промышленность.
А у Сталина, начиная с 30-х годов, начали вводиться в строй тысячи заводов и фабрик. Они были готовы давать продукцию, но кому? Где покупатели? Вот Сталин и произвел эмиссию, вбросил деньги на рынок СССР и создал покупателей. Кстати, этой эмиссией в первую очередь были покрыты долги госпредприятий. Ведь первыми в работу вступали заводы тяжелой промышленности, производящие средства производства – станки, оборудование и т. д. А какое оборудование может купить предприятие, если оно в долгах? Вот долги всем предприятиям и ликвидировали – покупайте!
Если в первой пятилетке (1928–1932 гг.) среднегодовой импорт составлял 4,1 млрд, золотых рублей, и в этом числе 60,3 % шли на закупку машин и сырья для них, то во второй пятилетке (1933–1937 гг.) импорт упал до 1,2 млрд., а доля машин и сырья в нем до 27,3 %. Если в 1928 г. в составе всего промышленного оборудования 43 % было импортным, то в 1938 г. импортное оборудование составляло уже всего 0,94 %.
По отношению к хлебу или мясу рубль резко обесценился, в 1913 г. килограмм белого хлеба стоил в Москве 13 коп., а в 1940 г.– 90 коп., но вся штука в том, что по отношению к золоту, как сказано выше, рубль как был, так и остался – 9,60 за золотую монету в 10 рублей. Объяснялось это тем, что начиная с 1933 г. СССР всегда имел актив во внешней торговле – продавал немного больше, чем покупал, и поэтому курс рубля на валютных биржах мира был прочен.
Итак, Сталин сформировал в СССР рынок для промышленности СССР и результат не заставил себя ждать. Если сделать сравнение в сопоставимых ценах (1928 г.), то уровень промышленного производства 1913 г. – 11,0 млрд, рублей – СССР достиг уже в 1927 г., а в следующем 1928 перекрыл его – 16,8 млрд, рублей. Но дальше произошел никем не виданный и до сих пор никем не перекрытый рывок: в 1938 г. промышленное производство составило 100,4 млрд, рублей! По объему производимой товарной продукции СССР вышел с пятого места в мире и четвертого в Европе на второе место в мире и первое в Европе. Он стал производить 13,7 % мировой промышленной продукции. США производили 41,9 %; Германия – 11,6 %; Англия – 9,3 %; Франция – 5,7 %.
Возникает вопрос – а мог ли царь повторить этот подвиг, могла ли царская Россия пройти путем СССР? Нет, и дело здесь не в социализме, как в таковом, а в том, что при большевиках во главе страны стали люди безусловно преданные народу, и именно это сделало их выдающимися хозяевами, т. е. выдающимися экономистами. Давайте еще раз посмотрим на этапы, которыми Сталин развил экономику.
1. Жесточайшим «затягиванием поясов» народа собрал в 1924–1928 гг. деньги на закупку оборудования для промышленности.
2. Резко поднял цены на продовольствие и остальные товары по отношению к золоту в 1929–1933 гг.
3. Произвел в эти же годы эмиссию денег, чтобы рынок СССР стал ненасытным.
И промышленность СССР бросилась его насыщать со скоростью, недоступной промышленности других стран.
В этой схеме любой стране доступны этапы 1 и 3. Но царскому правительству был недоступен 2-ой этап. Поскольку Россия была в составе мирового рынка и не вводила монополию на внешнюю торговлю (чего ни капиталисты, ни аристократия не дали бы царю сделать), то цены на основную ее продукцию – продукцию сельского хозяйства – были на уровне мировых, и их невозможно было поднять. А из-за длительной и суровой зимы и из-за огромных расстояний России эти цены покрывали затраты только при нищенских заработках работников и не давали доходов – денег основной массе населения – крестьянам. Из-за этого невозможно было поднять заработки и рабочим, поскольку из-за тех же высоких затрат на производство, доля зарплаты в цене продукции должна была быть очень низкой, иначе нищий крестьянин эту продукцию своей промышленности купить просто не смог бы.
Это тупик. Если рынок России является частью мирового, то на самом рынке России исчезают покупатели – люди с деньгами, – им неоткуда взяться.
Для ограждения рынка есть два экономических способа.
Можно огородить рынок пошлинами. То есть, если у тебя на рынке яблоко стоит 10 рублей, а на мировом рынке яблоко стоит 2 рубля, то введи пошлину в 9 рублей и пусть на твоем рынке любители импортных яблочек покупают их по 11 рублей. Называется это защитой своего производителя. Но это только защита – оборона, а обороной не выигрываются войны, в том числе, и торговые.
Если ты введешь пошлины, то их введут и другие страны против твоих товаров, поскольку, прости, но что посеешь, то и пожнешь. Далее, у тебя на рынке всегда найдутся любители попробовать импортное яблочко, и, купив его за 11 рублей, они яблок отечественного производителя купят на 11 рублей меньше. Из суммы пошлины ты можешь компенсировать своему производителю убыток от уменьшения производства, но что толку – товара-то он произвел меньше и, следовательно, вся страна на это уменьшение стала беднее.
А вот то, как руководил экономикой Сталин, – это наступление, это экспансия на мировой рынок. При монополии внешней торговли, государство у своего производителя покупает товар за 10 рублей, продает его на мировом рынке за 2, покупает там же 2 банана по 1 рублю и продает их на своем рынке по 6 рублей за штуку – в сумме за 12, торгуя с прибылью.
Что получается. Если твой производитель насытил свой рынок, то ему нет необходимости снижать производство или даже темпы роста, поскольку ты, государство, вывозишь лишний товар на мировой рынок и начинаешь захват мирового рынка. На мировом рынке можно продать любой товар, но для такой страны как Россия – страны с очень затратными условиями производства – важно, чтобы это была торговля в два конца: экспорт и импорт одновременно. И без конкуренции своих производителей и покупателей друг с другом, т. е. удобнее всего, когда коммерсантом на внешнем рынке выступает само государство.
Сталин именно так развивал промышленность, именно так создал и обустроил для нее рынок СССР. Ни у кого не было сомнений, что прошло бы еще лет 10 и товары «Сделано в СССР» стали бы главенствовать во всем мире.
Преданный народу руководитель
Сталин был реальным, настоящим руководителем – тем, кто руководил лично, а не подписывал документы, изготовленные бюрократическим аппаратом, и не читал речи, написанные этим аппаратом (сейчас таких руководителей нет). И, как руководителю, Сталину нет равных в мировой истории. Судите сами.
Во Второй мировой войне СССР, под руководством Сталина, сражался практически со всей Европой и уничтожил 75 % вооруженных сил Германии и ее союзников (15 % уничтожила американская армия и 10 % британская). Великая Отечественная война унесла треть тех богатств, что накопили все наши предки, начиная от Рюрика, и, тем не менее, СССР отменил карточки на продукты в 1947 году – через два года после войны, а Франция – в 1949, Англия – в начале 50-х. Причем, даже по карточкам в этих странах продукты стоили так дорого, что их невозможно было купить.
А в СССР через 5 лет после отмены карточек, хлеб, мясо, сливочное масло уже стоили в 2,5 раза дешевле, чем до отмены карточек, сахар в два раза дешевле. И за эти же пять лет в США цены на хлеб выросли на треть, в Англии – в два раза, во Франции – более чем вдвое, а цены на мясо в США увеличились на четверть, в Англии – на треть, во Франции – вдвое. От толчка, данного Сталиным, престиж СССР неимоверно возрос, ещё и в 60-е годы в ООН проходили любые резолюции Советского Союза, поскольку подавляющая часть стран голосовала за них только потому, что их выдвигал мировой лидер – СССР.
У Запада оставался пропагандистский довод, что свободное предпринимательство обеспечивает Западу больший прогресс в области науки и техники, нежели плановое хозяйство СССР. Но в чем? У вас, в США, у каждого гражданина есть хотя бы подержанный, но автомобиль? Замечательно! А в СССР каждый гражданин прекрасно доедет куда угодно на общественном транспорте. Вы считаете, что современная война это война самолетов? Вот советские самолеты. Вы запугиваете весь мир атомной бомбой? Вот советская атомная бомба. Вы мечтаете создать водородную бомбу? А в СССР ее уже создали. В 1952 году, не только в столичных городах СССР, но и в областных центрах, уже вещало телевидение, а в европейских странах, скажем, в Италии, о нем еще и не мечтали.
После Второй мировой войны американцы арестовали и вывезли из оккупированной ими части Германии немецких конструкторов ракет под руководством конструктора фон Брауна, надеясь с помощью немецкого ума достичь побед в космосе. А СССР и без немецких конструкторов запустил в космос первый спутник, первым послал человека в космос, первым достиг Луны, первым сфотографировал ее обратную сторону.
Если это не подвиг революционных руководителей государства, то что тогда подвиг?
С. Г. Кара-Мурза
Мышление, методология и знание большевиков
Октябрьская революция в России была событием мирового масштаба. Многие мыслители считали, что она была главным событием XX в. СССР повлиял на все цивилизации: побудил Запад повернуть к социальному государству, помог демонтировать колониальную систему, на время нейтрализовал соблазн фашизма, дал многое для самосознания и укрепления цивилизаций Азии в их современной форме.
СССР был для всего фашиствующего мирового интернационала как кость в горле. Уже на первой своей стадии реализации советский строй показал, в ходе трудных проб и ошибок, что жизнь общества без разделения на избранных и отверженных возможна. Возможно и существование человечества, устроенного как семья, «симфония» народов – а не как мировой апартеид.
Поражение СССР – тяжёлый удар по этим надеждам. Не получив от старшего поколения теорию советского строя, общество и государство не разглядели угроз и стали делать ошибки. К тому же внедряемые веками идеи господства и присвоения оказались сильны (но не всесильны!). Теперь нам важно разобраться в своих провалах и ошибках. Мы должны понять, что абсолютно необходимо для нашей жизни, что важно и желательно, а без чего можно обойтись. Понять источники и нашей силы, и поразительной уязвимости. В выборе и построении возможного для нас жизнеустройства будет совершенно необходим опыт советского строя, включая опыт его катастрофы.
Речь не идёт о возврате в «тот» советский строй. Это невозможно и никому не нужно – вернуться, чтобы снова вырастить М. Горбачёва с Б. Ельциным? Знание необходимо, потому, что мы и вперёд будем двигаться вслепую, если не поймём старого строя, к тому же вовсе не убитого, а лишь искалеченного и ушедшего в катакомбы. Понять советский строй – это выиграть целую кампанию войны с теми, кто стремился и стремится нас ослепить.
В конце XX в. крах СССР стал катастрофой мирового масштаба – Запад под командой США начал большую программу преобразования мироустройства. Доктрина этой программы основана на утопии строительства нового мирового порядка под гегемонией западной цивилизации. Это чревато бедствиями для большой части человечества.
Но главное, что оба эти события больше всего важны для нас. Революция для большинства отошла в туман предания, а крах СССР – жгучая реальность. Уже почти всем ясно, что хаос разрушения СССР не сложился в России в новый порядок, гарантирующий жизнь страны и народа. Население и власти действуют по ситуации, смягчая риски и удары, а будущего не видно.
Одна из причин нашего состояния – мы плохо знаем ту революцию, из которой вырос СССР, у нас провал в знании. И мы не чувствовали, что её раскаты и потрясения – долгий процесс. Можно сказать, что антисоветская «революция» 1980-х годов и вызванные ею бедствия – эпизод этого процесса. Его нельзя понять, если не изучить, грубо и беспристрастно, два очень разных периода: 1905–1955 и 1956-поныне. Переход к новому этапу общественного развития и новой («постсталинской») эпохе происходил при остром дефиците знания о советской системе. В советское время по ряду причин описание и объяснение советского строя были упрощённые и во многом неверные, а начиная с перестройки – недобросовестные и специально разрушительные.
Для крушения советского строя необходимым условием было состояние сознания, которое Ю. В. Андропов определил так: «Мы не знаем общества, в котором живём». Не знали – не могли и защитить. В 1970-80-е годы незнание превратилось в непонимание, а затем и во враждебность, дошедшую у части элиты до паранойи. Незнание привело и само общество к неспособности разглядеть опасность начатых во время перестройки действий по изменению общественного строя.
Когда раскрылось лицо перестройки, много малых групп стали срочно изучать русскую революцию, уже с новым опытом. За последние 25 лет мы многое поняли. Остаётся ряд загадок, но к ним есть подходы. К несчастью, антисоветизм и антикоммунизм отвращают от нового знания. Не следует идти у них на поводу – отворачиваться от этого знания глупо.
Здесь кратко и схематически коснемся частного, но очень важного вопроса – методологической системы большевиков. Весь XX в. Россия жила в силовом поле большой мировоззренческой конструкции, которую можно назвать «русский коммунизм».
Конечно, исходные элементы этой мировоззренческой системы, сложившись в русской культуре, развивались всеми народами России (а затем СССР) применительно к их этническим культурам. Так возник советский строй и советский коммунизм. Но мы не будем обсуждать национальные оттенки этого явления и назовём его именем, указывающим на истоки. Можно назвать его большевизмом, но с натяжкой, т. к. в большевизме была сильна и «космополитическая» компонента, перешедшая в оппозицию к русскому коммунизму, породив тяжёлый конфликт с большими жертвами в 1930-е гг.
Русский коммунизм – сплетение очень разных течений, взаимно необходимых, но в какие-то моменты и враждебных друг другу. Советское обществоведение дало нам облегчённую модель этого явления, почти пустышку. В самой грубой форме русский коммунизм можно представить как синтез двух больших блоков, которые начали соединяться в ходе революции 1905–1907 гг. и стали единым целым перед Великой Отечественной войной (а если заострять, то после 1938 г.). Первый блок – это то, что Макс Вебер назвал, вслед за Марксом, но более определенно, «крестьянский общинный коммунизм» (иногда он называл его архаическим крестьянским коммунизмом)[34]34
Сам Вебер писал об историческом фоне революционного процесса в России: «Власть в течение столетий и в последнее время делала всё возможное, чтобы ещё больше укрепить коммунистические настроения. Представление, что земельная собственность подлежит суверенному распоряжению государственной власти…было глубоко укоренено исторически ещё в московском государстве, точно так же как и община».
[Закрыть]. Второй блок – русская социалистическая мысль, которая к началу XX в. приняла в качестве своей идеологии марксизм, хотя в русском марксизме было скрыто осознание всех русских проектов модернизации.
Оба эти блока были частями русской культуры, оба имели сильные религиозные компоненты. Результатом их синтеза стали фундаментальные открытия и оригинальные политические решения. Многие из них исходили из идей Ленина, и многие он представил и обществу России, и, реально, мировому сознанию.
Небольшое отступление. М. Вебер, изучая роль протестантской Реформации для становления капитализма модерна, внимательно следил за началом русской революции. Он ввел в социологию важное понятие инновации как возникновения зародышей новых общественных форм и институтов – это общество в состоянии становления. Инновация – это большая или маленькая революция. Объективное условие для нее – состояние неустойчивого равновесия: «все старое начинает раскачиваться, а все новое, еще неопределенное, заявляет о себе и становится возможным». Но не менее важно условие субъективное – состояние духовной сферы группы первопроходцев.
Вебер выдвинул сильный тезис: изобретение инновации, порождающей новую структуру, требует взаимодействия (синергизма) рационального усилия и внерационального импульса. Другими словами, он считал, что нельзя описать общество только социальными и экономическими измерениями – социальное и психическое неразрывно связаны. Крупные инновации, сделанные в крайнем духовном напряжении, Вебер назвал харизматическими. Он считал, что такие инновации имеют не историческую природу – они «не осуществляются обычными общественными и историческими путями и отличаются от вспышек и изменений, которые имеют место в устоявшемся обществе». Инновация – когнитивный бунт, проект изменения картины мира. Под его знамена становятся люди, ищущие правду и справедливость. Как выразился Вебер, харизматическая группа организована «на коммунистических началах».
Более того, Вебер считает, что харизматические вспышки и изменения в обществе мотивируются не экономическими интересами, а ценностями: «Харизма – это “власть антиэкономического типа ”, отказывающаяся от всякого компромисса с повседневной необходимостью и её выгодами».
Это обобщённый вывод из истории больших инноваций в сознании и практике людей. Поэтому свои заметки о русской революции Вебер завершает взволнованным обращением к немцам: «Давление возрастающего богатства, связанного с привычкой мыслить “реально-политически”, препятствует немцам в том, чтобы симпатически воспринять бурно возбуждённую и нервозную сущность русского радикализма. Однако, со своей стороны, мы не должны все-таки забывать, что самое непреходящее мы дали миру в эпоху, когда сами-то были малокровным, отчуждённым от мира народом, и что “сытые” народы не зацветают никаким будущим».
Общинный коммунизм в России питался «народным православием», не вполне согласным с официальной церковью и породившим многие ереси. Он имел идеалом град Китеж (ересь «Царства Божьего на земле»). Социалисты в России исповедовали идущий от Просвещения идеал прогресса и гуманизма. Революция 1905 г. – дело общинного коммунизма, почти без влияния блока социалистов. Зеркало её – Лев Толстой, выразитель крестьянского мироощущения. После революции 1905 г. произошёл уже необратимый раскол у марксистов (социал-демократов), и их «более русская» часть пошла на смычку с общинным коммунизмом. Отсюда и выросла концепция «союза рабочего класса и крестьянства», ересь для марксизма. Возник большевизм, первый эшелон русского коммунизма.
Соединение в русском коммунизме двух блоков, двух мировоззренческих матриц, было в российском обществе уникальным. Ни одно другое большое политическое направление такой структуры не имело. Этого не было ни у народников (и их наследников эсеров), ни у либералов (кадетов), ни у меньшевиков, консерваторов-модернистов (Столыпин) и консерваторов-реакционеров (черносотенцев), ни у анархистов (Махно). В то же время большевизм многое взял у всех этих движений, так что после Гражданской войны видные кадры каждого из них включились в советское строительство.
Структура инновации советской революции содержала синтез модерна (индустриализма) с общинной традицией аграрной цивилизации. Другой синтез почти на целый век закрыл раскол в интеллигенции, которая разошлась в выборе цивилизационных путей России. Ю. В. Ключников, редактор журнала «Смена вех», объяснял в эмиграции (1921), что большевики – «и не славянофилы, и не западники, а чрезвычайно глубокий и жизнью подсказанный синтез традиций нашего славянофильства и нашего западничества».
Зачем нужны эти раскопки? Ведь русский коммунизм, особенно на том его этапе, который называют большевизмом, – уже предмет истории. Можно ли в нынешнем обществе использовать опыт большевиков и те социальные формы, которые они создавали для решения актуальных в те годы проблем? Сейчас это видно так.
Большевизм сформировался и стал организующей силой в общественном процессе в момент разрыва непрерывности в развитии цивилизации Нового времени, в ходе глобального конфликта традиционных обществ с модерном мировой капиталистической системы. Этот модерн наступал на все незападные общества уже в форме империализма и в ходе этого столкновения сорвался в катастрофу самих оснований своей цивилизации – в формах I Мировой войны, фашизма и 2-й Мировой войны. Большевизм, зарождавшийся, как проект освобождения эксплуатируемых и угнетённых масс России, сразу оказался втянут в эту глобальную катастрофу. Оказалось, социальные противоречия России нельзя было разрешить или смягчить, если не вырваться из исторической ловушки периферийного капитализма, в которую капитализм втянул Россию.
Реализация проекта русского коммунизма требовала осознания природы той катастрофы, в которую втягивал мир общий кризис капитализма. Картина мира Просвещения и главные его социальные учения (либерализм и марксизм) устарели. Они были механистичны, представляли общество как равновесную машину движения масс. Начало XX в. – кризис этой классической картины мира, который сразу выплеснулся в обществоведение. Новые познавательные возможности неклассической картины мира для общества освоил именно русский коммунизм.
Подходы большевиков к общественным проблемам сильно отличались от подходов их союзников и врагов. Это во многом и предопределило эффективность решений и действий большевиков. Сегодня оглянемся вокруг: видим ли мы после уничтожения русского коммунизма хотя бы зародыш такого типа мышления, духовного устремления и стиля организации, который смог бы, созревая, выполнить задачи тех же масштабов и сложности, что выполнил советский народ, ведомый русским коммунизмом? А ведь такие задачи на нас уже накатывают.
Два родственных явления в русской истории – революционное движение и наука, оказали друг на друга сильное методологическое воздействие. Оба они представляли в России способ служения, и многие революционеры в ссылке или даже в одиночной камере естественным образом переходили к занятиям наукой. Но в начале XX века из общего потока стали выделяться большевики – у них стала складываться новая картина мира.
Марксизм (как и либерализм), в общем исходил из принципов «науки бытия» – классической науки XIX века. Исторический процесс в нём представлялся как череда состояний равновесия. Например, политэкономия, начиная с Адама Смита, прямо брала за основу аналогию с равновесной механистической моделью мира Ньютона. Но бывают периоды, когда наука особое внимание обращает на явления слома равновесий, кризисы, катастрофы, превращение порядка в хаос и зарождение нового порядка. Это – «наука становления».
Ленин, углубившись во время революции 1905 г. в проблемы кризиса классической научной картины мира, ввел в партийную мысль принципы «науки становления». В неклассической картине мира исторический процесс представлялся, как срывы и катастрофы, необратимые изменения неравновесных состояний. Мыслители большевиков исходили, говоря современным языком, из представления общественного процесса как перехода «порядок – хаос – порядок» и как большой системы.
В целом, в программе большевиков к 1917 г. присутствовало видение России как большой динамической системы в переходном состоянии и уделялось большое внимание структурному анализу общественных процессов. В отличие от методологии исторического материализма, в этом подходе общественные процессы представлялись как изменяющиеся состояния подвижного равновесия, которое прерывается кризисами. Это заставляло концентрировать внимание на динамике системы и особенно на моментах неустойчивого равновесия и критических явлениях.
Поэтому в период революционных преобразований и присущей им высокой неопределённости ключевые решения руководства партии большевиков были «прозорливыми» – огромное значение придавалось своевременности действия. Это придало новому, советскому государству во главе с партией большевиков необычно высокую динамичность и адаптивность.
Неявное традиционное знание о нестабильности и катастрофах, присущее крестьянскому мировоззрению и отложившееся в русской культуре, в течение двух поколений советских людей весьма нейтрализовало давление механистического детерминизма истмата. Это влияние подкреплялось и важной особенностью русской науки[35]35
В русской науке тогда очень сильны были те, кто работал в «науке становления» – Д. И. Менделеев, Н. И. Вавилов, школы аэродинамики, горения. После Октября Ленин подключил этот огромный культурный ресурс к творчеству, которое подспудно шло в массах. Вырваться из той ямы, в которой оказалась тогда Россия – почти чудо. Сегодня объективно материальных ресурсов гораздо больше, а веет безысходностью.
[Закрыть]. Находясь на периферии западного научного сообщества, русские ученые не испытывали той идеологической цензуры механицизма, которая довлела в Европе. Догма равновесности механических систем в западной науке подавляла интерес к нестабильности и неравновесным состояниям.
Важен тот факт, что утопия общинного коммунизма, соединившись в большевизме с рациональной наукой, была воплощена в высокоорганизованную деятельность, сплотившую множество людей, в которых рационализм и социальное творчество соединились со страстью подвижников. Сразу после Октября в эту систему вошло и научно-техническое творчество (в этом ряду соединились такие разные культурные типы, как космист-мистик К. Э. Циолковский и космист-учёный академик С. П. Королёв).
В целом, русский коммунизм изначально стал складываться «интеллектоцентричным» и рациональным. Выработке политических решений были присущи воспринятая от марксизма дисциплина мышления и диалогичность (четкое изложение альтернатив, представленных оппонентами). В методологии большевиков-интеллигентов была историческая компонента, хорошая мера (явное «взвешивание» включаемых в анализ факторов), привлечение традиционного знания и контроль здравого смысла.
Наука была положена в основу партийной идеологии. Нормы рационального рассуждения задали уже тексты Ленина, из которых тщательно изгонялись мифы и фантазии. Наше национальное несчастье в том, что ненавидеть стали даже не столько Ленина-политика, сколько ленинский тип мышления и мировоззрения. Этот тип мышления нам нужен позарез, но если вокруг разлита ненависть, он не появится.