Текст книги "Сильверсмит (ЛП)"
Автор книги: Л. Дж. Кларен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)
Глава 7
Ариэлла
Смит велел мне отдыхать, и тело само умоляло об этом, так что я провела еще два бессонных часа в постели. В голове не отпускали рассказ Джеммы и пророчество. Когда я проснулась, Джемма уже потушила мясо зайца в наваристом рагу и подала мне полную миску. Смит молча следил, чтобы я доела до последней капли. Закончив, я ушла в спальню снова отдыхать. В который уже раз – десятый или двенадцатый – перечитывала одну и ту же книгу, лишь бы отвлечься.
Немного помогало, но большую часть утра я просидела, разглядывая свои бледные, немощные руки. Руки, которым предстояло черпать силу у богов Нириды и уничтожить злого колдуна.
Я нахмурилась, глядя на тонкие пальцы, и покачала головой.
Маловероятно.
Вернулась к книге и позволила себе утонуть в сказке вместо собственных мыслей.
Когда я дочитала, зимнее солнце уже клонилось к закату, пробиваясь сквозь маленькое оконце, и это означало, что скоро ужин. Я надела теплые тапочки и уселась на стул у окна, ежась от холодного сквозняка, просачивающегося через щели. Я впитывала этот зимний пейзаж. Запоминала его, ведь скоро взгляну на эту поляну в последний раз.
Высокие и тонкие березы торчали из плотного снежного полотна. Безлиственные великаны тянулись к золотисто-красному небу своими длинными пальцами, а голые ветви, словно пряди волос, скрывали от взгляда лес за ними. С этого угла я видела холмы на южной стороне дома и гадала, хватит ли у меня сил пройти их пешком.
И впервые я захотела обрести эту силу. Силу свободно двигаться, исследовать, учиться. Впервые за долгие дни, может, месяцы, я по-настоящему улыбнулась, несмотря на тревогу от того, что вскоре меня вырвут из привычной жизни.
Каз и Эзра должны были вернуться сегодня вечером, и после долгих часов добровольного уединения я вдруг поймала себя на том, что даже жду общения, пусть ради этого и придется выдержать пожирающее присутствие Смита.
С едой стало проще, когда они вернулись, но Джемма настояла, чтобы я съела оставшийся овощной бульон, иначе он бы пропал. Каз и Эзра явились сразу после заката, сгибаясь под тяжестью холщовых мешков с едой и припасами. Джемма сунула мне в руки теплую миску с бульоном и тут же поспешила помогать разгружать ношу. Бульон еще парил, и я подождала, чтобы не обжечься, наблюдая за остальными.
Эзра вытащил из мешка свежее мясо – по виду оленину. Каз достал еще несколько мешков с хлебом и целых восемь початков кукурузы.
Смит, не стесняясь, наблюдал за тем, как я ем бульон. Ни капли сожаления не пряталось в его горящих карих глазах. Когда остальные шутили, он не смеялся, и в глазах его не было радости. Я гадала, кто или что выжгло из него этот свет.
– Вот.
Я подняла взгляд и увидела, что Смит протягивает мне тарелку с хлебом и только что приготовленной олениной. От пара, поднимавшегося над мясом, у меня потекли слюнки.
– Ешь.
– Я сыта, спасибо, – желудок все еще предательски урчал, но я сказала себе, что обойдусь. Нас стало больше, а припасы нужно беречь. – Мы можем оставить это на потом. Я уже доела бульон.
– Мне плевать. Сегодня ты съела только заячье рагу, овощной бульон и запила все водой. Этого мало. Катастрофически мало, – он взял чистые вилку и нож и положил их на стол рядом с тарелкой. – Ты голодна. Ешь.
Но я вспомнила мать и ее вечное «держи себя в форме». Теперь, видимо, для Элиаса Уинтерсона, моего… жениха.
Я вздохнула, готовясь солгать:
– Спасибо, но я не очень хочу.
– А я не спрашиваю.
Горло сжалось.
– Элоуэн сказала, что мне нельзя набирать вес…
– Мне похуй, что эта невыносимая корова тебе наговорила, – голос Смита оставался ровным и спокойным, но кулаки его сжались, как у чудовища, готового броситься. Весь его гнев переместился в глаза, и они полыхнули жаром ярости.
Я сидела, раскрыв рот. Он только что оскорбил мою мать. Я должна была разозлиться, но, как и вчера… было чертовски приятно, когда за тебя заступаются.
Я решила больше не упоминать мать. Последнее, что мне нужно, – это чтобы Смит затаил на нее злобу. Она была далека от идеала, но, как по мне, не заслуживает той ярости, которую этот человек готов был на нее обрушить.
– Ешь, – снова приказал он.
Джемма и Эзра наблюдали с другой стороны стола, застыв где-то между ужасом и весельем.
– Тебе лучше послушаться, Ари, – пробормотал Каз, жуя собственный кусок, и ткнул вилкой в мою тарелку. – Я видел, как он срывается и на куда меньшем.
Я тяжело вздохнула и подчинилась. Они правда приложили усилия, чтобы накормить меня, и он был прав – моей матери здесь не было.
Вкус оленины был насыщен травами и зеленью, которыми питался зверь. В носу защекотали оттенки шалфея, и я вдохнула этот густой аромат, будто от него зависела моя жизнь. Стоило труда сдержать стон, пока мои вкусовые рецепторы благоговейно принимали дар теплого, намазанного маслом хлеба. Я оттолкнула от себя стыд за собственную беспомощность и нашла утешение в ощущении сытости.
– Мне следовало самой попытаться поохотиться… или хоть что-то сделать, – я вложила в голос искреннюю благодарность. – Я никогда не смогу воздать вам должное за это. Всем вам. Мне следовало стараться больше. Мне следовало…
– Вместо того чтобы унижать себя за то, что выжила в одиночку в жестокой, промерзшей пустоте, задумайся, почему тебя вообще оставили здесь, – произнес Смит глухим, холодным голосом. – Нет нужды благодарить нас за то, что мы заботимся о том, чтобы тебе было тепло, чтобы ты была накормлена и в безопасности. Это – самое наименьшее.
Эзра и Джемма открыли было рты, наверное, чтобы заступиться за мою мать, за Симеона, за любого, кто решил спрятать меня здесь, но, бросив взгляд на мою бледную, костлявую фигуру – пусть даже еда и огонь вернули мне немного цвета и жизни, – передумали.
– Кроме того, тебе нужна сила. Завтра рано утром ты начнешь тренировки, – Смит облокотился на стену возле очага, скрестив руки на груди. Он склонил голову вперед, и его карие глаза полыхнули. – Со мной.
Сон снова неохотно пришел ко мне этой ночью. В мыслях роились образы: величественный воин-принц, которому суждено стать моим мужем; тлеющее пламя и вьющиеся лианы; пляшущий ветер и бурные воды; спирали, татуировки-зарубки… и пара ореховых глаз.
Внутри гроб был золотым, украшенным резными изящными завитками и цветами. Розами. Странно, ведь можно было бы подумать, что убранство гроба мертвому человеку ни к чему.
Матовое стекло крышки надо мной искажало вид наружу. Рядом со мной, прижавшись, дышало что-то маленькое и теплое, быстро, но ровно. Я не могла разглядеть, что это было, слишком тесно, чтобы даже попробовать повернуться. Я сосредоточилась на собственном дыхании, но воздух казался разреженным.
Что-то шевельнулось снаружи, привлекая мое внимание. Надо мной застыла фигура, нависая, наблюдая. Я ахнула. Фигура пошевелилась…
– Помогите, – прохрипела я, теряя сознание. – Пожалуйста… выпустите меня.
Я попыталась поднять руку, чтобы упереться в стекло, но пространство было слишком тесным. Маленькое существо рядом зашевелилось и заскулило.
– Нет, нет, нет… – я разрыдалась.
Мое дыхание участилось, но воздуха становилось все меньше. Будто он рассеивался, утекал. Я закричала. И закричала снова. Завыла. И… захлебнулась… и… фигура за стеклом не сделала ничего.
– Выпустите меня!
– Ари! Ари, прошу, проснись!
Женский голос. Резкий и теплый. Знакомый.
Я дернулась в гробу, но по-прежнему оставалась запертой.
– Ари, остановись! О, святые боги, остановись! – снова голос, но уже издалека. Взволнованный. Заплаканный.
Пронзительный крик вырвался у того маленького существа рядом, но я не могла его успокоить. Не могла помочь даже самой себе.
И там, издалека, вместе с этим голосом – глухой рык. Требовательный. Я закричала, надеясь, что они услышат меня сквозь крышку гроба.
– Я не могу ее разбудить, – это сказала уже знакомая женщина, где-то по ту сторону. – Пожалуйста… помоги ей…
Сильные, стремительные шаги.
А затем – спасение.
– Вернись ко мне, Ариэлла.
Глаза распахнулись. Я резко села, спина прямая, как прут, соленые слезы боролись с когтями ночного кошмара. Захлебываясь воздухом, я вцепилась в теплое и крепкое присутствие, удерживающее меня.
– Дыши.
Я сосредоточилась на его ровном, спокойном голосе, словно это было биение моего сердца. Втянула рваный вдох и вонзила ногти в жесткие руки, удерживавшие меня.
– Вот так. Еще раз.
Я сделала дрожащий вдох.
– И снова. Хорошая девочка.
Я моргнула, прогоняя слезы, и увидела, что это Смит держит меня. Лунный свет из окна освещает его темно-каштановые волосы. Его карие глаза, полные обещаний, устремлены прямо на меня.
– Ты в безопасности.
За его спиной стояла Джемма с растрепанными черными кудрями и карамельными глазами, блестящими от слез и страха.
Из моего горла вырвался сдавленный звук. И облегчение, и ужас сразу, но не перед ним. Перед тем… что это было. Тем местом, где я оказалась.
– Я… я была заперта в золотом гробу с мутным стеклом вместо крышки, – мой голос дрожал. – Я могла дышать, но воздуха не хватало. Кто-то смотрел на меня, ждал, но не выпускал, сколько бы я ни умоляла, ни кричала…
Джемма вздрогнула. У Смита привычно дернулся мускул на челюсти.
И только тогда я заметила, что вцепилась в него пальцами до побелевших костяшек, ногтями впилась в кожу. Я разжала руку, опустила ее вместе с его на постель. Свет лампы мягко пролился по комнате, достаточно, чтобы я увидела и ахнула. То, что я сделала… его кожа…
– Ты… у тебя кровь, – крошечные полумесяцы царапин, ровно там, где были мои пальцы. – Прости…
– Бывало и хуже, – спокойно ответил он. И это было правдой, судя по его шрамам.
Что-то теплое и хрупкое дрогнуло в груди при осознании: он не отстранился, даже когда я причинила ему боль.
– Я сделаю тебе чай, – паника сжала меня, когда он поднялся, и я, наверное, потянулась бы к нему, если бы он не добавил: – Я вернусь, – будто прочитал мои мысли.
После того как Смит вышел, Джемма осторожно подошла ближе.
– Ты кричала, плакала, и я не могла тебя разбудить. Ты… – она вздрогнула. – Ты царапала себе грудь и шею, будто пыталась вырваться из собственного тела.
Я подняла холодные пальцы к шее и почувствовала боль от тонких порезов. Знакомое жжение слез вернулось. Я опустила руки и увидела кровь на кончиках пальцев, на ладонях, кровь не Смита – мою, в тусклом свете лампы. Желчь подступила к горлу, и я едва проглотила ее.
– Он услышал твой крик и чуть не вышиб дверь, – Джемма бросила взгляд в ту сторону, куда он ушел. Ее идеальные брови нахмурились. – Я не могла тебя разбудить, а он… – она выдохнула. – Главное, что все в порядке, что ты в порядке, – но улыбка ее не коснулась глаз.
Смит вернулся с чашкой горячего зеленого чая – с медом, конечно, – и с несколькими теплыми влажными полотенцами. Он стоял, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал, как Джемма вытирает кровь с моей шеи и ключиц, пока я пью из дрожащей чашки – специально неполной, чтобы не расплескать. Его обычно непроницаемый взгляд был усеян тревогой.
– Думаешь, сможешь снова уснуть? – Джемма осмотрела порезы на моей шее, убеждаясь, что кровотечение остановилось. Раны были поверхностные, но жгли.
Я кивнула, не зная, правда ли это, но за окном все еще была ночь, и мне оставалось только попытаться.
И я правда уснула еще на несколько часов. Спокойно. Возможно, благодаря размеренному шагу за дверью, который не прекращался.
Даже кошмары прятались от него.
Глава 8
Ариэлла
Как и обещал Смит, стоило зимнему солнцу выглянуть из-за туч и подарить тонкую полоску тепла среди ледяного воздуха, меня позвали на улицу начинать тренировку. Я стояла рядом со снежными елями, скрестив руки на груди и крепко обхватив локти ладонями, пока Смит затачивал нож.
Он обернулся ко мне и тут же замер, огненным взглядом пробежав сверху вниз по моему телу.
– Почему ты так стоишь?
Я нервно потерла локоть.
– Как так?
На его лице промелькнула тень тревоги – черты напряглись, взгляд стал закрытым. Я едва успела вдохнуть, когда он шагнул ко мне – высокий, мощный, заполняющий собой все пространство, словно воздух стал тесным. Его ладони мягко, но неотвратимо разжали мои скрещенные руки и опустили их вниз. Прикосновение вспыхнуло во мне, как молния, пробежавшая по нервам. Это раздражало – ощущать себя куклой, которую он вправе переставлять, как ему угодно. Будто только он знал, где мое место, а мне оставалось лишь принять это.
И все же я позволила. Потому что рядом с ним – впервые за долгое время – было по-настоящему безопасно.
– Тебе нечего скрывать и незачем съеживаться, – его голос и прикосновение стали для моих нервов настоящим лекарством. Взгляд Смитa скользнул к моим губам, приоткрытым в удивлении. Его пальцы дернулись на моем предплечье, но он быстро откашлялся, убрал руку и отвел глаза, – но впереди у тебя длинный путь, если ты хочешь выжить. И я собираюсь проследить, чтобы ты это сделала.
– Я знаю, – мои плечи бессильно опустились. – Я просто слишком… робкая.
– Ты стала такой, какой тебе позволили быть. Не стоит ожидать, что львенок, выросший в клетке, вдруг сможет выжить в дикой природе, – он смотрел на меня, ждал, и я поспешно выпрямилась. Во мне поднялась жажда угодить ему, поток, зовущий к послушанию. – Но пока ты не вернешь себе силы, у тебя есть только один шанс выстоять в схватке с противником вдвое сильнее. Ты должна быть быстрее. И умнее.
– Я могу это сделать, – я повторяла это про себя снова и снова: я смогу. Я справлюсь. Я должна.
– Я знаю, – он вынул из кармана небольшое оружие – нож – и вытащил его. – Это твое.
Рукоять ножа, крошечная и кажущаяся безобидной в его ладони, представляла собой обмотанный черной кожей конус с серебряным наконечником, напоминающим корону с тремя зубцами. Перекрестье было изогнуто, концы направлены в одну сторону с лезвием.
– Мое? – я взяла нож за рукоять. Ощущение оружия в руках было чуждым, раньше я держала нож только для обычных домашних дел, но этот был создан для другого – для насилия.
Смит кивнул на мое бедро, где в серых брюках, одолженных у Джеммы, был карман.
– Твое. Храни его там. До оружейной практики еще несколько дней.
Он начал с того, что показал стойку для рукопашного боя: ноги на ширине плеч, немного смещенные, чтобы я могла переносить вес и сохранять равновесие, нанося удар. Я чувствовала себя нелепо, стоя в боевой позе, словно могла быть чем-то большим, чем просто кожа да кости. Особенно перед ним. Смит мог накрыть мой сжатый кулак одной своей грубой ладонью и раздавить запястье и пальцы одним движением.
Потом мы сосредоточились на дыхании. Я и не подозревала, насколько неровно и хаотично дышала, пока он не показал, как нужно: вдох, выдох. Чувствовать каждое движение, каждую мышцу, что вбирает воздух и отпускает его. Его взгляд был прикован ко мне, следил за каждым взлетом и падением грудной клетки, словно мое дыхание заворожило его.
Этот взгляд согревал низ живота и заставлял чувствовать себя живой. Я не знала, хочу ли я, чтобы он прекратил.
Но нужно было укреплять и корпус. Это, сказал он, столь же важно, как дыхание: освоить центр тела, откуда рождаются сила и энергия. Поэтому, кроме дыхания, он дал мне ежедневный комплекс: отжимания, пресс, выпады, приседания и отвратительное упражнение, где я должна была лечь параллельно земле и держать вес тела только на предплечьях и носках. Смотреть было некуда, лишь на замерзшую землю, пока живот сводило и жгло.
Когда я пожаловалась, Джемма заверила меня, что это эффективно. Я не могла возразить. С каждым движением чувствовала, как мышцы живота вопят, разрываясь и ломаясь, чтобы стать крепче. Когда я смотрела на тело Смита – жилистое, рельефное, выточенное из силы, – я думала, сколько раз он сам ломал и заново себя отстраивал.
Смит показал мне уязвимые места на теле противника: виски, глаза, нос, горло… если достану. Если нет, то грудь и, конечно, пах, но практиковать этот удар с ним я отказалась.
За ужином я съела все, что он положил передо мной: стручковую фасоль, картошку, еще один стейк из оленины и даже сладкий сыр на теплой, зернистой булочке, с трудом сдерживая стон удовольствия. Я была слишком голодна, слишком устала, чтобы сказать ему «нет».
На следующий день все повторилось. Я проснулась на рассвете, готовая к новой тренировке со Смитом, теперь уже с большей радостью, чем тревогой. Я боялась боли и усталости, но принимала их, ведь ощущение, что я наконец делаю что-то, а не просто сижу одна в доме, было бесценно.
Для разминки Смит велел мне пробежать десять кругов по краю поляны. Вскоре, сказал он, я буду бегать полчаса без остановки. Потом – час. А потом и больше. В это с трудом верилось, потому что уже на третьем круге меня едва не вывернуло от завтрака, но, по его словам, если я буду давать телу все, что нужно – пищу и воду, – то вскоре смогу выдерживать бег.
В целом мне нравилось, как морозный воздух обжигает горло – казалось, я вдыхаю что-то абсолютно чистое. Больно, но зимний ветер, хлещущий по лицу, одновременно бодрил и гнал вперед, пока я не стиснула зубы и не дожала последний круг с хриплым рыком. Я решила, что бег мне нравится. Или, по крайней мере, то чувство, что накатывало, когда я добегала до конца. И это уже было чем-то.
– Еще раз, – Смит возвышался передо мной с раскрытыми огромными ладонями. Я била по ним, удар за ударом, и каждый раз звук хлопка рождался точно в момент его приказа. Но даже когда я бросилась на них всей тяжестью тела, его широкие, загрубевшие ладони не дрогнули.
– И как это поможет, если кто-то захочет меня убить?
– Все зависит от скорости и точности. Враги – это волки и кабаны, а ты… – на его лице мелькнула дьявольская ухмылка, отчего у меня перехватило дыхание. – Котенок. У тебя может быть всего один шанс, поэтому он должен быть убийственным.
– Котенок? – я уставилась на него с приоткрытым ртом.
– Маленький, милый, бесстрашный, – в его глазах мелькнул голод. – И рожденный быть смертельным.
Я закатила глаза, делая вид, будто его слова меня раздражают, лишь бы скрыть румянец, заливающий щеки.
– Очень… сомневаюсь… в этом, – выдавила я сквозь зубы, врезаясь в его ладонь со всей силы. На этот раз она чуть подалась, и когда он сдвинулся, я заметила на его шее черный кожаный шнурок с двумя серебряными кольцами – большим и маленьким. Хотела спросить, но момент был явно неподходящий.
– Хорошо, – он кивнул. – Сомневайся сколько угодно, Ариэлла. Это не изменит того, что я знаю. И не важно, насколько силен твой противник, если ты достаточно быстра, чтобы ускользнуть у него из-под пальцев, – на его лице появилась хитрая улыбка. Внизу живота вспыхнул жар.
– Но я ведь не бесстрашная, – я опустила руки, жадно хватая воздух в передышку.
– Пока нет, – я ахнула, когда он протянул руку и мягко провел костяшкой пальца по моей щеке. Глаза расширились от тепла его прикосновения. – Но будешь, когда я закончу с тобой.
Я содрогнулась от этих слов – закончит со мной. Что бы это ни значило. И все же от его уверенности я почувствовала себя… будто выше ростом.
– У меня должно это получаться, правда? – я глотнула воды из металлической фляги, что принес мне Эзра, и подумала о своей внезапно открывшейся наследственности. Целые поколения сильных людей. – Это ведь у меня в крови.
– Если захочешь и будешь тренироваться, то станешь не просто хорошей, а лучшей. Неважно, в крови это или нет.
Сколько себя помню, я всегда избегала тяжести выбора, боялась ошибиться и расплачиваться за последствия. Этот страх парализовывал. Со смутными воспоминаниями я и так чувствовала, что потеряла слишком многое, а теперь, когда другие принимают за меня решения, я отдала бы многое за то, чтобы снова иметь право выбора. Даже если я и не знала, что делать с этой свободой. Смит, похоже, понимал, что мне предстоит потерять, когда мы доберемся до Пещер, и пытался вернуть мне выбор, как будто знал, какой ценой мне это обойдется.
И все же… а был ли у меня вообще когда-то выбор? Или это всегда было лишь иллюзией, как и моя фальшивая жизнь, фальшивая семья, придуманные, чтобы держать меня скрытой и послушной, пока кто-то не решит, что мой час настал?
– Выбор… – я горько усмехнулась и покачала головой.
– У тебя всегда есть выбор, Ариэлла, – его взгляд был жестким, пронзительным. Я впитывала его уверенность, и в груди сжалось от сладко тянущего тепла. – Никогда не позволяй никому лишать тебя выбора.
Я прикусила нижнюю губу в раздумье. Его взгляд скользнул к моим губам. Что-то вспыхнуло в его глазах, он тяжело сглотнул. Все прошло быстро, но щеки мои залило жаром.
– Как ты спала прошлой ночью? – спросил он, вырывая меня из оцепенения.
– Лучше, – я натянуто улыбнулась, все еще подрагивая из-за нервной искры. – Спасибо, – прочистила горло. – За позавчерашнюю ночь, – коснулась тонких царапин на шее, они почти затянулись – доказательство того, как мало вреда я тогда нанесла. Как мало я вообще способна сделать. Пока что. – Я понимаю, это ведь было не по-настоящему, просто кошмар, но…
– Какая разница, если ты в его власти? – он вынул из кармана гладкую черную флягу, отвинтил крышку и сделал глоток. Я едва удержалась, чтобы не спросить, что внутри, вряд ли вода. – Кошмары охотятся в тишине и пожирают твой покой. Когда ты спишь, они расползаются по чистому холсту твоего разума, как плесень, пока ты уже не в состоянии отличить свет от того, что пожирает этот свет. Так что пусть они и не реальны, Ариэлла, но ощущаются именно так.
Я потуже затянула на шее потрепанный шарф – пот после упражнений уже остыл и липко холодил кожу. Как и всегда с ним, у меня не находилось достойного ответа, поэтому я проглотила гордость и просто сказала:
– Спасибо.
Хотя бы так я могла показать, что благодарна.
– Поешь, – он кивнул в сторону дома и снова сделал глоток из фляги. – Потом продолжим.
И мы продолжили – до самого ужина, во время которого Каз, Финн и Эзра уже вовсю спорили, с кем из них я смогла бы справиться в драке, раз уж научилась хоть как-то бить и уклоняться.
– Ставлю на тебя, Каз, – сказал Финн старшему брату. – Только потому, что именно ты первый выведешь ее из себя своим умным пиздливым ртом.
Каз даже не стал отрицать. Он подмигнул мне и вцепился в здоровенную индюшачью ногу – еще одну из диковинок, что они с Эзрой притащили с последнего похода.
– Вы все идиоты, – пробормотала Джемма сквозь набитый картошкой рот. – Вот дождитесь, когда она научится управлять своей силой, тогда ни у кого из вас не будет ни единого шанса.
Они добродушно засмеялись, а я напряглась и краем глаза заметила, что Смит тоже. Он уже поел – стоя, к слову, – и теперь, опершись о дверной косяк, держал в одной руке керамическую кружку. Его пристальный, тяжелый взгляд, как всегда, был прикован ко мне.
– Мы хоть знаем, какая у меня сила? – Я сложила руки на коленях, едва удержавшись от желания добавить: если она у меня вообще есть. Но… я устала звучать как пессимистка. Это ведь тоже выбор – мыслить так. И пусть я боялась, злилась и искренне сомневалась, что смогу одолеть хоть кого-то из них в честной драке, не говоря уже о том, чтобы освободить свой народ от Молохая, – я сделала выбор надеяться. Или хотя бы притворяться.
– Кристабель ничего конкретного не говорила, – ответил Финн. – Лишь то, что она должна быть дана Сельвареном.
– Ты найдешь ее, когда будешь готова, – Смит сделал глоток из кружки и коротко, твердо кивнул. Вечно мой наставник – сдержанный и уверенный.
После ужина мы легли пораньше, чтобы отдохнуть перед первым днем пути. Каз и Финн заняли другую спальню, Эзра устроился на диване. Где спал Смит, я так и не поняла.
Вряд ли на полу.
Нервы и тошнота разбудили меня задолго до восхода. Джемма крепко спала еще часа два, а я следила за подъемами и падениями ее грудной клетки, чтобы не сойти с ума. Для нее это было не больше, чем следующий этап нашего пути, она привыкла к дороге. Даже к одиночеству. Она не была особо привязана к этому месту. Пещеры Уинтерсона были ее настоящим домом.
И несмотря на то, что я упорно гнала прочь нависающее чувство страха, мне нужно было надеяться, что они – эти Пещеры и эти люди – смогут стать и моим домом тоже.
Я тихо села на край кровати, пока Джемма заплетала мои серебристо-блондинистые волосы в косу, доходившую до поясницы.
– Как ты себя чувствуешь? – ее голос был намеренно мягким, осторожным.
– Не помню, чтобы когда-нибудь покидала это место, – я сжимала и разжимала пальцы, будто пытаясь найти в этом хоть немного покоя. – Кажется, я была здесь всегда, но… была ли я здесь до того несчастья?
– Насколько мне известно, да, – ответила Джемма, подтянув резинку внизу косы. Она спрыгнула с кровати и встала рядом. – Если бы все зависело от меня, ты с самого начала жила бы с нами в Пещерах, а не сидела тут, словно пленница. Элоуэн в глубине души добрая. Филипп и Оливер тоже были добрыми, и я знаю, что ты их любила. Я просто… не думаю, что твое место было здесь, – она вздохнула и покачала головой. – Но Симеон всегда поступает по-своему.
Я посмотрела в ее теплые карамельные глаза и задумалась, не чувствовала ли она то же самое, пока жила здесь? Не приходилось ли ей сдерживать свое мнение? Может ли ее мнение помочь мне?
– Все устроится, – уверила она, сжав мою руку, затем закинула сумку на плечо и вышла из комнаты. – Симеон знает, что делает.
Меня раздражала их вера в Симеона, но имела ли я право порицать? Мое доверие к наставнику мало чем отличалось от их слепой преданности.
Я провела пальцами по лоскутному одеялу цвета марон8 и фиалки подо мной, вспомнив, как укладывала Оливера спать и водила пальцем по цветочным узорам на его спине, потому что это его успокаивало. Моя сумка была собрана скромно – к вещам в этом доме я привязалась мало. Каз понесет большую сумку с провизией. Финн – запасное оружие. У меня же одежда, фляга с водой и туалетные принадлежности. Без лишних раздумий я скинула одеяло с уже заправленной кровати и туго уложила в рюкзак. Это была та вещь из этого дома, которую я позволила себе взять. Практичная, согревающая.
Тонкий слой снега, что лежал несколько дней назад, растаял. На этот раз мертвый травяной покров поляны почти высох, только легкий иней здесь-там, и небо было свободно от тяжелых туч. Я захотела принять это за знак. Может, боги были на нашей стороне.
Мы завтракали в тишине. Все, кроме Смита, были слишком заняты тем, чтобы исподтишка наблюдать за мной, словно оценивая мое настроение взглядом, вместо привычных шуток и обмена репликами. Их забота была искренней, но я чувствовала себя ребенком, у которого умерла собака, а вся семья лишь ждет, когда он разрыдается.
Живот крутило, когда мы вышли из дома и прошли через поляну. Я остановилась на краю леса спиной к остальным, которые пошли дальше. Только Смит задержался, когда остановилась я.
Мои беглые воспоминания все еще были связаны с тем домом: радостные, ужасные, что-то между – все. Пока тот дом стоял, у меня была возможность вернуться. Спрятаться. Но я так чертовски устала прятаться, морить голодом тело и душу. Даже если это означало шагнуть прямо в неизвестный мир.
– Я хочу его сжечь, – сказала я ему. – Весь до основания.
Он лишь кивнул в знак молчаливого понимания, затем снял рюкзак с плеча и порылся в нем, пока не достал две полные бутылки прозрачного спиртного.
Мне стоило усилий не спросить, зачем он носит их с собой, казалось лишним, невежливо лезть в чужие дела.
Он откупорил одну из бутылок, подошел к дому, распахнул дверь и исчез внутри. Спустя мгновение по поляне прокатилась дробь разбитого стекла. Даже ледяной, хлещущий ветер не сумел заглушить этот резкий звук.
Он выскочил через заднюю дверь и направился к амбару. Засунул тряпку в наполовину пустую бутылку, поднес к краю пламя спички и метнул внутрь. Стекло разлетелось, пламя взвилось вверх. Сухое сено и старые доски загорелись мгновенно.
Позади раздался вздох Джеммы. Эзра выругался, Каз и Финн промолчали, и этим все ограничилось. Может, они понимали, что мне это было необходимо. Любому, кто пытается вырваться из ловушки, это было бы необходимо. Когда-то это место было домом, но чаще – тюрьмой.
Я смотрела, как Смит на ходу готовит еще одну бутылку и тряпку, направляясь ко мне. Узнала их: бутылка с кухни, тряпка из старых запасов Филиппа. Я ожидала, что он сам подожжет и кинет, как сделал с амбаром, но вместо этого он вложил все это в мои руки, дал горящую спичку и произнес глубоким, ровным голосом:
– Тогда сожги.
Глаза мои расширились от огня, пляшущего на кончике спички. Жар, свет, пламя. Я подожгла тряпку и, прежде чем она успела обжечь пальцы, метнула ее в порог дома, куда Смит вылил остальное спиртное.
В тот момент, когда я отпустила, он крепко взял меня за плечи и отступил вместе со мной от огня. Жар поднялся, глаза заслезились, но то были слезы облегчения, а не скорби.
Я не хотела больше быть той онемевшей, хрупкой девочкой, которая жила здесь. С уничтожением здания исчезала и она.
И все же, когда мы дошли до края поляны, оставив позади пламя, я замерла, испуганная всем тем, что ждало впереди. Остальные ушли дальше, не уловив моей остановки, но Смит снова заметил.
– Я не знаю, смогу ли сделать это, – я задрожала и сглотнула. Это… Шагнуть в лес. Встретиться с матерью. Познакомиться с Симеоном. Выйти замуж за Элиаса Уинтерсона. Стать той самой идиллической королевой, какой меня видел Алистер Уинтерсон и его люди. Встретиться с Молохаем после того, как я вообще только научилась держать удар. Я не была лидером. Не была бойцом. Я даже не знала, кто я.
– Сможешь, – он протянул мне руку и улыбнулся – неожиданно мягко, ободряюще, уголками губ. У меня перехватило дыхание. Это была первая теплая и настоящая улыбка, что он мне подарил. Она лишала слов. – Я помогу тебе.
Его обещание вышибло воздух из моих легких. Этот израненный мужчина с грубой, непоколебимой внешностью был здесь, чтобы вести меня вперед, чтобы показать путь. Его внезапное утешение заливало трещины моей души расплавленным серебром. Под его железной рукой меня станет куда труднее сломать.
– Элла.
Сердце дрогнуло раз – от имени, и второй раз – когда я встретила его взгляд. Никто никогда не звал меня Эллой. Но… мне понравилось. Имя, что было только моим и его. В стороне от всего этого.
Он кивнул на свою руку, и его следующие слова прозвучали клятвой:
– Чего бы это ни стоило.
Я позволила ему взять мою ладонь в твердую, неизменную хватку, и поверила ему.
