Текст книги "Сильверсмит (ЛП)"

Автор книги: Л. Дж. Кларен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Глава 5

Ариэлла

Остальные вернулись в дом, и мы провели остаток утра, обсуждая маршрут. Отправиться в путь предстояло через несколько дней, до тех пор мне полагалось есть, отдыхать и учиться защищаться. Нужно было знать, как, по словам Джеммы, «сломать нос и врезать по яйцам». Я признала, что это справедливо.

Если направиться прямо к пещерам Уинтерсона, дорога заняла бы всего две недели пешком, но сперва предстояло двинуться на юго-восток, в город Бриннея, где Симеон велел нам встретиться. О его плане им почти ничего не было известно, но они подозревали, что дело в моей силе. В том, чтобы я научилась ею владеть.

Чем больше они рассказывали мне о землях к югу от Уоррича, тем меньше я верила, что когда-нибудь буду готова к встрече с Симеоном или к тем пещерам.

Финн и Каз рассказали мне о чудовищах, что выслеживают людей, как охотники добычу. Они были разные – с крыльями, с когтями, но все без исключения – с острыми, словно ножи, зубами. Братья извинились, что обрушили на меня столько сведений сразу, а мне не хватило духу сказать им, что я чувствую себя перегруженной с той самой минуты, как услышала слово «королева».

Эти монстры были творением Молохая, рожденные из темной магии, что он вырвал у самой земли и подчинил себе. На севере, в Уорриче, их встречалось немного из-за скудной добычи, то есть людей. Но чем южнее мы будем продвигаться, тем выше вероятность наткнуться на них.

Наступил полдень вместе с паникой и стыдом оттого, что мне нечем накормить новых гостей.

– У меня почти ничего нет из еды, – стыд подступил к самому горлу. – Мне… мне жаль…

– Когда ты в последний раз ела мясо? – спросил Смит, роясь в шкафах и в утепленном сундуке. Там оказались лишь несколько банок овощного бульона. – Зерно? Овощи? Молоко?

– Были яйца. Каждая курица обычно несла по одному в день. И бульон, – я следила за его точными и быстрыми движениями. – Но мясо у нас закончилось три месяца назад.

– Три месяца, – он застыл. Могучая, угрюмая челюсть ходила ходуном. – Ты питалась всего двумя яйцами в день, в лучшем случае, и овощным бульоном. Три месяца.

– Да, – я метнула взгляд на Джемму, но та не пришла на выручку: ее внимание беспокойно металось между мной и Смитом. – Мор съел почти весь урожай в прошлом году, – объяснила я. – Мы варили бульон из того, что удалось сохранить. Мама говорила, что я могу обойтись яйцами и бульоном… чтобы держать фигуру.

В его глазах что-то вспыхнуло – яростное, страшное. У меня перехватило дыхание, и неприятное, обжигающее чувство скользнуло по коже. За прошедшие полтора года тело мое истончилось до костей. Мать никогда не возражала, хотя я как-то слышала, как Филипп сказал ей, что мне и терять-то особо нечего.

– Понятно, – его голос стал холодным, лицо пустым, безмолвным, будто ярость уложили обратно под замок. Тяжелое, натянутое молчание сковало комнату. Его нарушили лишь твердые шаги Смита: за несколько длинных шагов он пересек весь дом, вытащил из своей сумки сверток в грубой бумаге, перевязанный бечевкой, и положил его на стол передо мной. От него тянуло сладко-пряным ароматом, у меня тут же потекли слюнки.

– Но это же твое? – я так хотела есть, но не могла взять чужую еду.

– Теперь твое, – он кивнул на сверток. – Давай.

Я посмотрела на остальных. Финн и Каз обменялись усмешками, а Эзра лишь отвернулся, чтобы не вмешиваться в напряженную ситуацию.

– Я поделюсь с…

– Нет, – резко отрезал Смит, твердо указав на сверток. – Ты не поделишься. Это твое.

Я осторожно развязала бечевку, развернула бумагу и ахнула. Желудок взревел. Вяленое мясо. Я подняла голову и встретила взгляд Смита, в его темных глазах бушевала смесь ярости и горечи. Потом заметила, куда он смотрит – на мою руку. Она дрожала. От голода, от предвкушения, может, от упавшего сахара. Смутившись, я спрятала ее на колени под столом и взяла кусок мяса другой рукой.

Вкус был потрясающий, словно дымное, сладковатое солнце разлилось по языку. Глаза защипало, может, от вкуса, но скорее от благодарности.

– Спасибо, – прошептала я, проглотив первый кусочек.

Он кивнул, и мышца на его челюсти дернулась под бородой. Мое сердце заплясало в груди.

– Каз, Эзра, – Смит подошел к своему пальто в углу и достал из внутреннего кармана потертый кожаный мешочек с монетами. Швырнул его Казу на колени – мешочек глухо шмякнулся, тяжелый настолько, что мог бы больно ударить, но Каз и бровью не повел. – В Тесу. Купите еды и питья на всех нас.

Эзра открыл рот, чтобы возразить:

– Но Теса почти в день пути к юго-западу…

– Значит, вернетесь завтра к закату, если уйдете сейчас, – холодно отрезал Смит. – Захотите – сделайте короткий привал. Вы справитесь.

Я видела, как плечи Эзры опустились в раздраженном смирении.

– Финн, – Смит повернулся к младшему из братьев Синклер. – Думаешь, осилишь сегодня охоту?

– Сделаю все, что смогу, – Финн кивнул без возражений и повернулся к Джемме. – Хочешь пойти со мной? – его красивое лицо озарила теплая полуулыбка.

Уголки губ Джеммы едва заметно дрогнули, когда она начала подниматься. Мое сердце затрепетало, я радовалась за нее, но ее взгляд скользнул ко мне, и в глазах на миг вспыхнула тревожная тень. Следом к Смиту. Плечи ее напряглись. Если бы она ушла, я осталась бы с ним наедине. И хотя сама мысль об этом пугала меньше, чем должна была, я знала: Джемма никогда не оставит меня одну.

– Я останусь, – ее ладонь легла мне на руку, и она прищурилась на Смита, он безразлично встретил ее взгляд. – С Ари.

Финн ненадолго ушел, а вернувшись с крупным зайцем, вызвал во мне горький стыд. Я никогда даже не пыталась добыть еду сама, хотя для него это оказалось таким простым делом. Для всех них, наверное, тоже. Теперь я сидела за столом бесполезной обузой, кутаясь в одеяло, пока Джемма и Финн спорили, нужен ли нож, чтобы снять с зайца шкуру.

– Шкурка тонкая, – Джемма потянулась к зверю. – Просто ломаешь лапки, хватаешь пальцами и тянешь.

Я содрогнулась от увиденной картины и отвернулась, ведь понимала, что когда-нибудь придется учиться таким вещам, но решила: точно не сегодня. Мясо, которое мать приносила на обмен, а его было мало, всегда приходило уже освежеванным и разделанным. При жизни Филипп сам охотился и обрабатывал дичь; впервые я почувствовала облегчение оттого, что он ничему меня не научил. У меня не было ни малейшего желания разбирать живое существо на части.

– Нужно сначала сухожилия подрезать хорошим клинком, – Финн вздохнул и выдернул мертвого зайца от ее рук. – Да дай же я сделаю, женщина!

Смит стоял у раковины, сложив могучие руки на груди, и выглядел до ужаса скучающим от их препирательств. Я невольно подумала, насколько ловко он умеет разделывать туши. Вздрагивал ли он, как я? Поднималась ли тошнота к горлу при одной мысли?

Кого я обманывала. Этот мужчина мог бы снимать шкуру даже во сне, без единого сожаления, и, проснувшись, с аппетитом съесть целую тушу на ужин.

Я сидела, сложив руки на коленях, и украдкой бросала на него взгляды. Каждый раз, когда наши глаза встречались, я тут же отводила взгляд, не успев разгадать выражение его лица. Но чувствовала на себе его внимание снова и снова.

В конце концов Финн и Джемма пришли к компромиссу: Финн подрезал сухожилие, а Джемма сделала остальное без ножа. Я наблюдала, как он смотрит на нее с тихим восхищением, легкая улыбка тронула его загорелое лицо, а ореховые глаза засияли. Для людей, что жили в пещерах, братья Синклер удивительно много времени проводили под солнцем.

В нос ударил аромат свежемолотого кофе. Смит поставил перед нами глиняные кружки. Я подняла глаза, слишком благодарная за этот жест, чтобы признаться: кофе мне нравилось только нюхать, но не пить. Джемма простонала от удовольствия и поднесла кружку к губам. Вкус оказался не таким уж отвратительным, и ради вежливости я могла бы стерпеть одну кружку. Я уже потянулась сделать глоток… но замерла, глядя на прозрачную жидкость с зеленоватым оттенком в своей кружке, вбирая легкий, травянистый аромат. Совсем не тот темный, густой запах, что шел от кружек Финна и Джеммы.

– Ты сделал мне чай.

Смит прислонился к стене, лицо его оставалось бесстрастным. Он терпеливо ждал, когда я продолжу.

– У всех кофе, а это чай, – пояснила я.

– Ты не любишь кофе.

От силы его взгляда по моему животу прокатилась волна тепла. Он был прав, я действительно не любила кофе, но даже если бы любила – с его уверенностью я бы и сама поверила, что не люблю.

– Я… – они все смотрели на меня, включая Джемму. Та, встретив мой вопросительный взгляд, пожала плечами и беззвучно сложила губами: «Я ничего не говорила». – Я никогда тебе этого не говорила.

Он никак не отреагировал. Даже не пошевелился, только моргнул.

Я сделала глоток, и тело расслабилось, когда теплая, травяная сладость коснулась языка.

– Здесь мед?

– Да, – он снова скрестил руки на груди и отпил из своей кружки.

– Я и про мед в чае тебе тоже не говорила.

– Но ты любишь, – это было утверждение, не вопрос.

– Да. Откуда ты знаешь?

Его густая бровь чуть приподнялась.

– Удачное предположение.

Мама наверняка упомянула это Симеону, а тот сказал Смиту, убеждала я себя. Конечно же, моя мать заботилась обо мне настолько, чтобы поделиться подробностями, которые могли облегчить мое привыкание к переменам. Пусть даже при жизни она почти никогда не вспоминала о моей любви к зеленому чаю с медом.

Финн и Джемма провели весь день, рассказывая мне больше о наших землях и народах. Большинство городов – там, где жили богатые и влиятельные, – защищались чарами Симеона. Элиас поддерживал верную сеть шпионов по всей Нириде, которые передавали сведения. Армия Молохая была сильна, но мы все же умудрялись выжить.

Четыреста лет наша растущая армия отражала натиск Инсидионов⁷ – так называли себя силы Молохая. В крупных городах, вроде Товика, Бриннея и в пещерах Уинтерсонов, чары Симеона были наиболее крепкими. В остальных местах каждой провинции – в мелких деревнях и лагерях, которые Симеон считал достойными защиты, – укрытием служили только физические силы нашей армии.

Я наблюдала, как Финн делает пометки на карте, которую они с Джеммой начертили. Она занимала весь маленький обеденный стол. Я пыталась следить за ходом его мыслей, но чувство бессилия разъедало меня, я едва понимала, на что смотрю.

– Большинство деревень в этом регионе, – он обвел рукой север, – Молохай не трогает, просто потому что они ничего не стоят. Симеон не хочет, чтобы ты задерживалась там, где нет его чар. Мы поспешим до Товика. У Смита там есть друг, который приютит нас.

Уоррич всегда был моим домом. Я никогда нигде не бывала и мало знала о других провинциях. Все мое представление о мире сводилось к тому, что рассказывал Филипп или что я вычитывала в книгах: названия, климат. На юго-западе от Уоррича лежал Авендрел. Тугаф, крупнейшая, смертельно опасная и самая жаркая провинция, находилась далеко на юге. Филипп немного говорил о густых лесах и горах Авендрела, о мореходах скалистой Вимары, но представить, что значит увидеть все это своими глазами, я могла только в мечтах.

– Мы отправимся в Товик, – продолжила Джемма, – отдохнем там несколько дней, а потом двинемся в Бриннею, где тебя ждет Симеон.

– А после Бриннеи? – спросила я.

– Ты останешься там с Симеоном, пока он сочтет нужным. А потом все вместе мы двинемся на запад, в пещеры, – Джемма улыбнулась так, словно ждала, что я разделю ее радость. – Чтобы отвезти тебя домой.

Я подняла глаза на Смита. Он возвышался над столом, одной рукой поглаживал бороду, лицо оставалось непроницаемым и строгим, а взгляд был прикован к карте. Что странно, он молчал. Позволял Джемме и Финну все объяснять, а сам стоял в стороне, безмолвно оценивая происходящее.

– Почему Симеон не идет прямо в пещеры Уинтерсона, в Авендрел? – спросила я. – Разве это не сэкономило бы время? Мы добавляем к пути как минимум три недели, хотя могли бы добраться туда чуть больше чем за неделю.

Джемма пожала плечами.

– У Симеона есть свои причины. Думаю, он просто хочет провести время наедине со своей дочерью.

– И мы просто слушаем его без вопросов? – я почувствовала, как взгляд Смита метнулся ко мне. В груди застряло что-то непривычное – упрямая искра дерзости, настойчиво тянущаяся наружу.

– Нет, – его низкий голос прорезал меня насквозь, – но тебе нужно время, прежде чем ты попадешь в те пещеры. Поэтому мы едем в Бриннею.

В конце концов я согласилась. Не потому что Смит так сказал, а потому что он был прав. Пусть я дрожала от страха перед встречей с Симеоном, лишнее время на то, чтобы все обдумать, научиться и окрепнуть, казалось мне именно тем, что необходимо.

Решив лечь пораньше, я умылась в бадье и позволила Джемме помочь, лишь бы не намочить перевязанную руку. Шишка на виске исчезла, ярко-синие и желто-зеленые разводы уже проявлялись по краям. К счастью, сотрясения не было. Волк тогда швырнул меня об кормушку с такой яростью… Возможно, мое тело оказалось крепче, чем я думала.

– Обе спальни свободны, выбирайте, кто какую хочет, – я прошла по скрипучему полу в тапочках, старое дерево вздыхало и оседало подо мной, несмотря на мой легкий вес.

Финн поднял глаза от книги, которую я перечитывала уже десятки раз, и с любопытством приподнял бровь.

– Ари… – начала Джемма, пока я перестилала свои одеяла.

– Так это здесь ты спала? – рявкнул Смит, глаза сверкнули. – На полу? – готова поклясться, он зарычал. – Как собака?

Я кивнула, потирая локоть, и смущение холодным змеем поползло вдоль позвоночника.

– Мне нравится спать здесь.

Он выругался себе под нос. Смысл прочих бормотаний я не уловила, но знала, ничего доброго там не было. С какой стати этого хмурого, чертовски привлекательного мужчину должно волновать, где я сплю? Его беспокойство по поводу моей еды я еще могла понять. Питаться три месяца подряд только яйцами да бульоном – это, в лучшем случае, слегка тревожно даже для случайного прохожего.

– Ты не будешь спать на полу.

– Все в порядке, я привыкла.

– Нет, – его губы сомкнулись в тонкую линию. – Пол твердый и холодный, даже у камина.

– Мать не возражала…

– Твоей матери здесь нет.

Тревога разлилась по венам. Его напряжение могло бы затмить любого в радиусе пятидесяти миль. И все же я чувствовала… пламя.

– Хорошо, – я поднялась и сложила руки на коленях. – Если у тебя появится желание выставить еще какие-нибудь навязчивые требования, ты знаешь, где меня найти.

Каждый шаг к спальне давался мне с нелепым, почти мучительным трудом, но жар в груди рождался не от злости, а от огня. Было странно приятно знать, что за меня вступились. Приятно чувствовать, что кому-то настолько не все равно, что сама мысль о моем унижении вызывает в нем ярость.

Пальцы крепко сжали дверную ручку, и я обернулась – он изучал меня непроницаемым взглядом. Я сглотнула волнение и добавила:

– Только убедись, что постучишь сначала.

Я закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной, не зная, как усмирить это дерзкое, смущающее волнение, что вспыхнуло во мне, а потом поймала себя на мысли: а хочу ли я его усмирять?

Через час Джемма зашла ко мне в спальню. Я ждала ее на кровати, сжавшись в комок, подтянув костлявые колени к груди, будто в отчаянной попытке утешить саму себя.

– Ты могла бы пойти сегодня на охоту с Финном, – я вздохнула. – Со мной все было бы в порядке.

Джемма устроилась за моей спиной и принялась расчесывать мои волосы, распутывая колтуны серебристого шелка.

– Нет, – она дважды цокнула языком в раздумье. – Я не собиралась оставлять тебя с этим зверем.

– Со Смитом, – поправила я ее.

– Какая разница, – пробормотала она. – Он меня до чертиков напугал, как только вошел. Даже не поздоровался. Вломился, огляделся, потребовал, чтобы ему сказали, где ты, и уже через секунду метнулся наружу. Я благодарна ему за то, что он нашел тебя раньше, чем тот волк прикончил тебя, но я ему не доверяю.

– Он спас мне жизнь, – слова сорвались с губ прежде, чем я успела их остановить. Несмотря на то, что я едва его знала, во мне жила потребность вступиться за него.

– Да, – признала она, – но с ним что-то не так. Последний час он ходил туда-сюда перед камином, словно зверь в клетке, и полностью меня игнорировал, будто я не больше, чем диванная подушка. В конце концов я сдалась, перестала пытаться понять, чем он занят, и ушла к тебе.

– Что? – внутри вспыхнул огненный клубок, жгучее волнение.

– Да. И, скорее всего, он все еще там.

Я легла и прислушалась к его сильным, быстрым шагам. Меряет ли он все еще комнату шагами? Все мое самообладание уходило на то, чтобы не проверить самой.

Глава 6

Ариэлла

Едва рассвело, как я услышала три уверенных удара в дверь спальни. Джемма повернулась ко мне и недовольно застонала. Ровные, тяжелые шаги выдали личность нашего визитера.

Я подтолкнула Джемму и прошептала:

– Думаю, это Смит.

Этого оказалось достаточно, чтобы моя ехидная стражница тут же поднялась и встала передо мной, словно заслон.

– Входи, – позвала она осторожно.

Смит пригнулся, едва не задевая дверной косяк, и кивнул на мою правую руку.

– Повязка. Прошло двадцать четыре часа.

Джемма вызвалась помочь, но он проигнорировал ее и подошел к кровати, ожидая, когда я протяну руку.

– Джемма, оставишь нас на минуту? – я с трудом нашла в себе смелость произнести это. С каждым днем мне становилось легче говорить за себя.

– Нет! – резко отрезала она. – Я не оставлю тебя с ним наедине.

Я закатила глаза.

– Ты ведь будешь всего лишь в другой комнате.

Она недоверчиво бросала взгляд то на меня, то на него.

– Закричи, если он тронет тебя хоть где-то, кроме этой повязки.

Смит проводил ее раздраженным рычанием.

Он опустился на одно колено возле кровати, осторожно сохраняя дистанцию. Пока он разматывал бинт, я разглядывала его шрамы. Один пересекал правый глаз и уходил вниз по щеке. Другой – на толстой шее под ухом. Третий – на лбу, уходящий за линию волос.

Когда он поймал мой взгляд, по его лицу скользнула тень стыда. Думал ли он, что я боюсь? Но эти шрамы не уродовали его, они были признаком храбрости, свидетельством того, что он пережил. Рельефные линии на коже, словно карта его прошлого, рассказывали историю, полную памяти и жизни, пусть и жестокой. А я… я даже не помнила, откуда появились мои шрамы.

– Я… – я прочистила горло. – Я так и не поблагодарила тебя за спасение.

– Тебе и не нужно благодарить.

От его глубокого тембра волосы на затылке встали дыбом, по предплечьям пробежали мурашки, а вместе с ними от груди к животу разлилось странное, горячее волнение.

С трудом сглотнув, я сказала:

– Но я все же… благодарю.

Смит поднялся и потянулся за бинтами, лежавшими на стуле в углу. При виде того, как напрягаются мышцы его шеи и плеч, меня пробрала дрожь. Я не знала, что мужчина может быть таким устрашающим. Интересно, что сказала бы мама, увидев его здесь? Наверняка, как и Джемма, насторожилась бы. Их недоверие, пожалуй, стало бы единственным, в чем они бы когда-либо сошлись.

А вот насчет доверия к нему… Я еще не решила.

– Это Алистер Уинтерсон и его внук послали тебя с остальными? – спросила я. – Чтобы забрать меня?

– Я не подчиняюсь Уинтерсонам, – его голос был резким.

– Тогда кому, Симеону?

Смит повернулся ко мне.

– Я и ему не подчиняюсь. Но, – он поморщился, – у нас с ним есть некое соглашение.

Он оторвал кусок бинта.

– Какое соглашение?

Он не ответил, снова опустился на колено и терпеливо ждал, пока я протяну руку. Я немного отшатнулась. Он взял ее так бережно, будто она была фарфоровой и могла разбиться.

Оголенная рана выглядела ужасно. Следы зубов переплетались с клочьями разодранной, изуродованной плоти.

– С моей рукой все будет в порядке? – я закрыла глаза, пытаясь удержать подступающую тошноту.

Он, должно быть, почувствовал, что меня качает, потому что придвинулся ближе и уперся коленом в край кровати у моего бедра, словно каменной опорой, удерживающей меня на месте.

– Останется шрам, – сказал он, – но да, рука заживет.

Я приоткрыла один глаз, наблюдая, как он накладывает легкую мазь на рваную плоть. Сначала жгло, потом стало прохладно.

Я раскрыла оба глаза и позволила себе любоваться всем остальным в нем. Складкой непослушных бровей, когда он сосредоточен. Сильным, прямым носом. Четкой линией мощной челюсти, прикрытой густой, но аккуратной бородой. И больше всего его глазами. Глубокими, темно-карими, сверкающими, даже если он не улыбался. Отвести взгляд было невозможно.

Из любопытства к его реакции я спросила:

– Ты встречал Элиаса Уинтерсона?

Во взгляде Смита на миг вспыхнуло пламя ярости, прежде чем он успел его спрятать. Неудачная попытка скрыть отвращение.

– Не могу сказать, что имел удовольствие, – слова сорвались с его языка, как искра с раскаленного угля, обжегши меня, даже когда я попыталась отстраниться.

Он не затянул повязку так туго, как днем раньше, и когда я попыталась подтянуть ее, мягко приказал:

– Оставь свободнее. Ране нужно дышать.

Я подчинилась, вздрогнув только от трения, когда протянула руку в рукав светло-голубого вязаного свитера, оставшегося от матери.

– Тебе нужно что-то от боли? – спросил Смит, его колено все еще было прижато к моему бедру, словно он боялся, что я соскользну с кровати. – Сегодня может быть хуже, чем вчера.

– А что у тебя есть?

– Ничего необычного, – я не сразу поняла, что это значит, и ждала. – Алкоголь, – уточнил он. – Но не больше одного глотка, для тебя и этого уже будет слишком.

– Не думаю, что это хорошая идея. Филипп много пил, и это было… нехорошо.

Рана теперь была чистой и перевязанной. Я подумала, что он уже собирается уходить, когда его пальцы дрогнули у моего локтя. Его глаза резко встретились с моими – тревога и ярость слились в одно, превращаясь в… беспокойство. Мое сердце пропустило удар.

– Он причинял тебе боль?

– Нет, – выдохнула я, потом прочистила горло. – Нет, – уже увереннее. – Он просто был грустный.

Смит прищурился, словно проверяя… не вру ли я?

– Наверное, потому что ему приходилось каждый день смотреть на меня, я ведь напоминание об измене моей матери.

– Ни хрена из этого не было твоей виной, – его внезапная резкость заставила меня вздрогнуть. – Им повезло, что у них была ты.

– Думаю, они не хотели, чтобы я была здесь, – пробормотала я с горечью, слова сами сорвались с языка, прежде чем я успела их удержать.

– Что? – он прожег меня взглядом. – Что ты сейчас сказала? – Смит резким голосом требовал ответа.

Мои глаза округлились от шока.

– Я… я сказала, что думаю, они не хотели, чтобы я была здесь.

– Почему, на хрен? – его голос дрогнул, лицо исказилось болью. – Почему? – он не отстранился, остался рядом, его тело обжигало теплом, как теплое одеяло.

– Потому что я была такая… опустошенная. Я чувствовала, будто во мне нет ничего живого, – призналась я, слова вырвались, словно яд. Я съежилась от собственной откровенности, ведь едва знала этого человека, но летела к нему словно мотылек с хрупкими крыльями на пламя. – После того падения в подвале я чувствовала, что потеряла слишком много себя, и…

– Падения?

Я кивнула.

– Несколько лет назад. Когда мне было семнадцать, я упала в подвале, ударилась головой и потеряла сознание. Я не помню ничего из жизни до этого.

Смит уставился в постель рядом со мной и медленно кивнул.

– А сейчас? Ты чувствуешь себя так же? – он провел большим пальцем по коже моего локтя, который все еще держал в руке. – Опустошенной?

– Нет, – я сглотнула и подняла на него взгляд.

Он встретил его честно, и мой живот сжался в тугой узел.

– Наверное, тебе неплохо платят за то, что ты обо мне заботишься, – я нервно рассмеялась, лишь бы заполнить гнетущую тишину. – Ты выглядишь слишком обеспокоенным для человека, который только что со мной познакомился и должен просто сопроводить меня из одного места в другое.

– Я здесь не из-за денег, – слова сорвались резко, сильные, как удар.

– Ладно, – я сглотнула ком в горле. – Извини. Ты всегда такой… мрачный?

– Мрачный? – он приподнял брови, безрадостно усмехнулся и аккуратно отпустил мою руку. – Вот это ново.

– Ты просто кажешься… усталым. Или злым, может, – добавила я, съежившись. – Кто тебя обидел? Или, как сказала бы Джемма, кто нассал тебе в кашу? – я снова скривилась. Ну и жуть.

– Это неважно.

– Для меня важно, – я и сама удивилась своей смелостью.

– Конечно важно, – он тяжело вздохнул. – Ты ведь такая.

Его взгляд метнулся к моим губам, пока я судорожно пыталась придумать, что ответить.

– Ты едва меня знаешь.

Он разглядывал свои руки, брови сведены в глубокой задумчивости. Мои глаза скользнули к его татуировкам на предплечьях. Они спиралями обвивали трицепсы, уходили выше локтя, наверняка поднимались по бицепсам, плечам и груди, может, и дальше. Я гадала, что они означают и где заканчиваются.

– Ты права, – он поднялся на ноги. – И можно сказать, что я здесь потому, что умею убивать, чему и тебе нужно научиться.

Жар в животе обратился в ледяной ком.

– Не уверена, что это то, чему я хочу научиться, – пробормотала я.

– Я не могу сказать тебе, кем быть, Ари, – вздохнул он, и во взгляде его мелькнуло что-то неуютное, исчезнувшее так же быстро, как появилось. – Я могу лишь научить тебя думать своей головой и выживать.

– Думать своей головой? – я горько рассмеялась. – За последние два дня я слышала только то, кем я должна быть, что обязана делать. Ни крошки пространства для собственных мыслей. – Слова срывались с губ пугающе легко.

– Тогда создай себе это пространство, – возразил он. – Не позволяй им решать за тебя. Можно? – он кивнул на кувшин с водой на туалетном столике. Я кивнула, зачарованно следя, как он омывает свои огромные, мозолистые руки.

– Звучит так, будто ты отлично знаешь меня после каких-то двадцати четырех часов, – продолжила я, голос прозвучал слишком пискляво. – Настолько, чтобы указывать, что мне делать.

– И я буду указывать, если это гарантирует, что ты научишься сопротивляться, а не уступать другим, – он обвел рукой комнату, весь дом, намекая, что… я уже уступила. – Чтобы ты была готова постоять за себя, когда Алистер Уинтерсон, его внук и их люди поймут, что тебя не удержать на их красивом золотом троне.

Это было оскорбление или комплимент? Неподчинение? Вызов, возможно? Быть иной, чем они захотят. Быть чем-то… большим.

Или же он уже решил, что я проиграю, еще не начав?

– Не кажется ли тебе слегка самонадеянным думать, будто ты лучше меня знаешь, что мне нужно? – притворно дерзнула я.

Его ноздри раздулись.

– А как ты можешь знать, что тебе нужно, если ты сама не уверена в том, кто ты?

Я стиснула зубы и уставилась на него исподлобья. Этот человек – такой жестоко прямой – разжег во мне злость. Заставил хотеть сопротивляться.

– Почему Симеон послал тебя вместо Элиаса Уинтерсона? – спросила я. – С учетом его репутации как военного лидера и моего… жениха.

В его взгляде полыхнуло что-то зловещее, горящее. Челюсть напряглась в недовольстве.

– Ты бы предпочла, чтобы пришел твой жених?

– Я не знаю, я… я не это сказала, – оправдалась я. – Я просто думала, что твоя задача – тренировать меня, чтобы я могла ими руководить, спасти их, а не ненавидеть.

– Есть разница между тем, что мне велели, и тем, что я намерен сделать.

Мои глаза распахнулись.

– И что ты намерен сделать?

Взгляд Смита задержался на мне, пока он вытирал руки тем же полотенцем, которым я пользовалась после вчерашней ванны. Его молчание должно было бы пугать, но оно… интриговало, раздражало, и я упрямо не отводила глаз.

– Еще рано, – сказал он наконец, поворачиваясь ко мне спиной. – Тебе стоит сегодня отдохнуть, – остановился, держа ладонь на дверной ручке. – И если когда-нибудь снова почувствуешь, что ты… опустошена или что чего-то не хватает внутри тебя, приходи ко мне.

Прийти к нему? К человеку, которого я едва знаю? Он серьезно?

– Это не предложение, Ариэлла, – добавил он резко.

Сердце упало в пятки.

– Откуда ты знаешь мое полное имя? – выдохнула я в спешке. Филипп, мама, Джемма и Оливер никогда не называли меня по имени целиком. Всегда – Ари. Только Ари. Я даже не помнила, откуда сама знаю свое полное имя. Наверное, обрывок истины до падения, застрявший на подсознании, ждущий момента, чтобы встать на место.

Он замер у двери.

– Ты моя королева, – другая его рука сжалась в кулак. – Разумеется, я знаю твое имя.

И вышел.

Напряжение вытекло из меня в дрожащем выдохе, сердце бухало в ушах. Мое полное имя, произнесенное его голосом, согнуло меня пополам, разжигая внутри что-то злое, чужое и неукротимое. Как повторяющийся сон, который я точно видела, но детали… растворились.

Как он мог знать то, о чем я сама не думала уже вечность? Я никому в этом доме не говорила, что меня зовут Ариэлла.

И все же это было правдой.