Текст книги "Сильверсмит (ЛП)"

Автор книги: Л. Дж. Кларен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Но он не поцеловал меня в ответ.

Когда я отстранилась и открыла глаза, его веки были закрыты. Горло сжалось, он сглотнул, и каждый его вдох и выдох будто эхом отзывался в моем теле, как если бы мое сердце билось в такт его дыханию.

Он взял мое лицо в ладони, коснулся губами моего лба и прошептал:

– Спокойной ночи, Ариэлла.

А потом развернулся и ушел, оставив меня стоять там – будто ударил в живот сильнее, чем могла бы наша кобыла.

– Почему?… – выдохнула я, едва слышно, дрожащим голосом.

Он уже открыл дверь, но остановился с рукой на ручке. И тогда, прежде чем исчезнуть в темноте коридора, я услышала его хриплый, сдержанный голос:

– Потому что, если начну, уже не смогу остановиться.

Глава 24

Ариэлла

Во сне он целовал меня в ответ. И не только.

Во сне его шрамированные руки были повсюду – на моем теле, внутри меня. Его рот уносил меня в рай, когда касался меня, и казался адом, когда отдалялся.

Когда я проснулась, то задыхалась и не могла пошевелиться, лежа на спине. Я чуть сдвинулась, и глаза распахнулись от тупой, сладкой боли между бедер.

– Доброе утро.

Я вскрикнула и резко села в постели. Я знала, что он вернулся ночью, в полудреме слышала, как скрипит пол под его шагами и двигается стул. Сейчас же он сидел рядом, закинув ногу на ногу, подбородком опираясь на руку.

Узкие, прищуренные глаза смотрели прямо на меня.

– Давно тут сидишь? – спросила я, чувствуя, как пот выступает на затылке.

В его взгляде мелькнула насмешка. Я сглотнула, язык прилип к небу.

– Ты знала, что разговариваешь во сне, Элла?

– Что… – я глотнула воздух. – Что я сказала?

Его губы изогнулись в почти дьявольской усмешке, но он ничего не ответил.

– Черт, – выдохнула я и сдернула одеяло с ног.

Он поднялся, когда я встала, теплый, густой запах кедра окружил меня. Комната была крошечной, воздуха не хватало. Слишком близко. Слишком тесно.

– Не смущайся, если стонешь во сне, Ариэлла, – его губы скользнули по моему уху, едва касаясь, и я услышала улыбку в его низком, обволакивающем голосе. – В моих снах ты делаешь куда больше, чем стонешь.

Он поцеловал меня в висок и прошел мимо, открывая дверь.

– Одевайся. Позавтракаем и двинемся дальше.

Пламя разлилось по венам, прибивая меня к полу, но разожженная ярость пересилила растерянность, и я бросилась за ним.

– Ты жесток! – выкрикнула я, выскочив в коридор. – Ты играешь со мной, и это подло!

Он остановился. Его кулак сжался… и разжался.

Дразнил. Провоцировал.

И тут я поняла, я тоже могу играть с ним.

– Скажи, наставник, – я скрестила руки на груди, пока кровь закипала, – это то, чего мне ожидать? Когда я… займусь любовью? Мне нужно будет стонать его имя?

Он обернулся. Челюсть напряглась, ноздри дрогнули, и я поняла, что попала в цель.

– С кем, Элла? – в его взгляде плескалась опасность и ревность, густая, как яд. Он подошел вплотную, нависая надо мной, между нами остались считанные сантиметры. Чтобы встретить его взгляд, мне пришлось задрать голову. – Скажи, с кем, черт побери, ты собираешься делить свою постель?!

– Полагаю, если я выйду за Элиаса, от меня и этого будут ожидать… – начала я, но он перебил, шипя, как раненый зверь:

– Насколько я слышал, Элиас Уинтерсон – скользкий ублюдок, который сует свой хер во все, что шевелится.

Меня передернуло. Тошнота поднялась к горлу. Я попыталась не показать страх, но он все увидел.

Я заметила, как по его лицу прошла тень ярости.

– И если он тебя тронет… – начал он.

– Какая тебе разница, если он меня тронет? Он должен стать моим мужем! – возмущение прорвалось сквозь дрожащий голос, но длилось недолго. Его ярость, его собственнический взгляд выжгли во мне даже это.

– Это важно, Элла, – произнес он тихо, низко, опасно. – Важно то, чего хочешь ты.

– Похоже, тебе это не особенно важно! – крикнула я, чувствуя, как горло сжимает от слез. Боль от его вчерашнего отказа снова вспыхнула в груди.

Как я могла знать, чего хочу, если знала только его и то, что он со мной делал?

Я развернулась, готовая уйти, но его сильные, горячие пальцы сомкнулись на моем запястье. Он рванул меня к себе, и я ударилась о его грудь.

– Хочешь знать, – произнес он медленно, сквозь стиснутые зубы, – как это должно быть?

Мое дыхание сбилось на короткие, рваные вдохи. Его запах, его тепло, его взгляд на моих губах, на шее – все мешало думать.

– Д… да, – прошептала я.

Гэвин поймал мой подбородок большим и указательным пальцами, так, как я всегда тайно хотела. Только теперь его рука легла шире – ладонь сомкнулась на моей челюсти и шее.

Мои глаза распахнулись. Восторг, страх, трепет – все смешалось. Я поняла, что полностью в его власти.

Его губы дрогнули, заметив, как я вспыхнула. Мои щеки, горячие, покрасневшие, выдали все. От него невозможно было ничего скрыть.

– Для меня очень важно, – выдохнул он голосом низким и вибрирующим, – чтобы ты запомнила все, что я сейчас скажу.

Я сглотнула, и он напрягся, когда под его пальцами дрогнуло мое горло – такое уязвимое, живое.

– Любой мужчина, достойный того, чтобы прикоснуться к тебе, – прорычал он, и у меня подкосились колени, – должен сделать так, чтобы пальцы на твоих ногах сводило судорогой от удовольствия. Он должен довести тебя до такой жадной, безумной нужды, что ты начнешь гореть изнутри. Ты должна почувствовать экстаз настолько мощный, чтобы забыть, где ты, кто ты и что, к черту, происходит. Ты должна кричать, когда будешь разлетаться на части под руками, чье единственное предназначение – дарить наслаждение и защищать.

Он приподнял мой подбородок. Пульс бился в обнаженном горле. Мое тело умоляло воздух остудить кровь, прежде чем она закипит.

– Тебя должны боготворить – разум, тело, сердце и душу. Ты не примешь ничего меньшего. Поняла?

Мои губы приоткрылись, кровь стремительно стекала вниз, к пульсирующей точке между бедер, где разрасталось дикое, пожирающее желание.

– Я…

– Ты. Поняла? – рявкнул он, его пальцы мягко сжались на моем горле.

Я ахнула и кивнула.

– Умница, – прошипел он.

– А если этого не случится с Элиасом? – выдохнула я.

– Значит, он, блядь, делает что-то не так.

Он резко убрал руку с моего горла – кожа осталась пустой, голой, тоскующей по его прикосновению.

– А ты… ты знаешь, – я с трудом подавила порыв просто отдаться ему, – как делать правильно?

Костяшки его пальцев хрустнули – один, другой раз. Его рука прошла опасно близко к моим бедрам.

– Ариэлла, – произнес он, смакуя каждый слог моего имени. – Сейчас ты пойдешь в нашу комнату и закроешься на засов.

– Я… – мозг с трудом напомнил ногам, что нужно стоять. Все внутри было слабым, послушным, голодным по нему, даже когда я старалась выглядеть упрямой, – не хочу.

– Ты играешь в очень опасную игру, Элла, – его взгляд потемнел, голос стал низким, угрожающим. – Сделай. Это. Сейчас же.

Стиснутые зубы. Глаза, полные голода. Сладострастное, дикое напряжение, будто каждая часть его существа рвалась ко мне. У меня внутри все сжалось и рухнуло, словно я стояла перед диким зверем, готовым прыгнуть.

Я осторожно отступила на шаг и чуть не споткнулась. Еще секунда под этим взглядом, и я бы переступила грань.

Его губы скривились в хищной ухмылке.

– Беги.

Я сглотнула, чувствуя острый и пьянящий укол страха, и подчинилась. Повернулась и побежала, будто между нами остались секунды до моей последней вспышки дыхания под лапой голодного зверя.

Может, это и был конец моей жизни. Или, по крайней мере, ее конец в том виде, как я ее знала.

Дверь хлопнула между нами так быстро, что я не успела увидеть, пошел ли он за мной, но инстинкт – бешеное, древнее предчувствие, подсказывало: да.

Запыхавшись, я с силой опустила засов, как добыча, что успела захлопнуть клетку перед хищником, потому что в этот момент мой хранитель стал моим преследователем.

Гэвин Смит стоял по ту сторону двери – там, где ему и было место, чтобы защитить меня от любого, кто посмеет приблизиться.

Включая самого себя.

Он не прикоснется, но уничтожит любого, кто попробует. Он – мой величайший риск и моя единственная защита. Все это в одном теле. В одной душе.

Я никогда не чувствовала себя такой разорванной. Такой сбитой с толку. Такой возбужденной. И никогда в жизни не хотела ничего сильнее.

Я просидела в ванне целый час, прижав колени к груди. Вчера ночью я уже принимала ванну после того, как он отказал мне в поцелуе, но решила сделать это снова. На этот раз – теплую, уже остывающую. Просто чтобы усмирить раздражение.

И чтобы остудить… остальное.

Кончики моих серебристо-белокурых волос намокли и прилипли к спине и плечам. Я наблюдала, как пальцы скользят по воде от одного края чугунной ванны к другому, и каждые несколько минут пыталась призвать силу Рейнара – заставить воду двигаться без прикосновения. Ничего. Так же, как сила Виридиана исчезла после единственного использования, сегодня утром не осталось и следа Рейнара.

Как я вообще должна была сразиться с Молохаем, если могла вызывать силы только по наитию, но не по воле? Если могла тянуться к Колесу Силы, но не управляла им? И если мне удалось использовать лишь две силы богов, когда должна была владеть двенадцатью?

Я знала ответ, хотя и не хотела в этом признаваться. И могла только благодарить богов – и Симеона – за то, что они дали мне немного времени, прежде чем отправить в Пещеры, чтобы я разобралась. Я лишь попробовала вкус своей силы, но овладеть каждой из них? Взять под контроль? Этому мог научить только древний колдун.

Я заперта в тупике, пока не начну работать с кем-то, кто владеет магией. Владение мистической силой – единственное, чего не умел Гэвин, значит, это должен быть Симеон. А Бриннея всего в одном дне пути.

Я сползла ниже в ванну и вздохнула. Потом снова попыталась дотянуться до синего на своем Колесе. Снова и снова пробовала создавать простые формы из воды – безуспешно. Еще двадцать минут, и вода стала нестерпимо холодной.

Полчаса спустя я вышла из спальни в черных брюках и огромном черном свитере, который он дал мне после того, как напал в Товике. Почему я выбрала надеть его сегодня, я не знала. Чтобы подразнить? Разозлить? Порадовать? Увидеть, как он улыбается?

Наверное, все сразу.

Мои мысли и чувства к Гэвину перестали поддаваться логике. Возможно, я просто хотела вызвать хоть какую-то реакцию, прежде чем он исчезнет.

Он ждал снаружи, заслоняя собой дверной проем и заполняя весь узкий коридор своим пугающим, массивным телом.

– Успокоился? – спросила я, нарочно добавив в голос раздражение. – Или мне лучше бежать?

Он ничего не ответил, просто отступил и жестом показал пройти вперед по тускло освещенному коридору без окон, лишь с несколькими масляными лампами – трудно было понять, ночь сейчас или день, если бы не полоска света из окна спальни, прорывающаяся сквозь открытую дверь позади.

Когда я проходила мимо, его палец скользнул по свободной ткани моего рукава.

– Что? – резко спросила я, отдернув руку. – Хочешь забрать свой свитер обратно?

Он посмотрел на меня сверху вниз, нахмурив брови.

– Нет.

Когда он потянулся, чтобы взять у меня сумку, я увернулась и быстро спустилась по лестнице.

Пусть уж лучше сдастся этому между нами, или я понесу свою чертову сумку сама.

Вчера вечером я была слишком занята его ранами, чтобы рассмотреть дом. Он оказался чистым и скромным – вроде заведения Даймонда, только меньше. Хозяин где-то прятался. Наверное, услышал, как мы вышли – точнее, как он вышел – и предпочел не показываться.

Мы заказали колбаски и яйца на крохотной кухне у входа и молча ели вместе.

Слева, напротив стойки хозяина, я заметила зеркало, которое вчера было целым. Сегодня оно было разбито вдребезги, будто его ударили кулаком. Я перевела взгляд вниз – на кровь, проступившую сквозь повязку на его костяшках. Утром я видела, что рука перевязана, но не вчера ночью. Значит, он сделал это после того, как отверг мой поцелуй, и до того, как я проснулась.

Я переводила взгляд с него на разрушенное зеркало.

– Заплатишь за это?

Его челюсть напряглась, будто он сдерживал ярость, но он не отвел взгляда, пока доставал из кармана небольшой мешочек с монетами и с глухим, нарочито тяжелым звуком бросил его на стойку хозяина. Я позволила его взгляду следовать за мной, пока относила тарелку на кухню, благодарила добродушную пожилую повариху и выходила за дверь.

Весь день он был холоден и отстранен, впрочем, как и я. То, чем мы стали – вспышкой пламени в один миг, ледяной сталью в другой – не навсегда. Я плохо понимала, что такое дружба, у меня почти не было ее, но даже я знала – так не может продолжаться долго.

Когда мы сели на лошадь, я оставила на себе волчью шкуру, словно барьер между его грудью и моей спиной. Мы ехали на юго-восток, сквозь все более густой лес. Молчали. Я сосредоточилась на мире вокруг: белоснежные сосны, голые клены, рябина, цепляющаяся за камни. Местность напоминала запад Вимары – каменистая, коварная, и все же завораживающе прекрасная.

Если до Бриннеи оставался всего день верхом, значит, мы уже близко к океану.

Я никогда не видела океан. Джемма бывала на западных берегах Нириды, у побережья Авендрела, но не так далеко к востоку, как Бриннея. Она рассказывала о южном прибрежном городке Перадине, где летом женщины носили лишь узкие полоски яркой ткани и ходили босиком. Они были готовы – и рады – лечь в постель с любыми приезжими мужчинами, поэтому место пользовалось особой популярностью у холостых воинов из Пещер, когда те были вне службы.

Мне не хватило смелости спросить, как часто туда наведывался Элиас.

– Все в порядке? – его низкий голос, густой от тревоги, обдал меня, как теплая волна. Я вздрогнула, мы не говорили уже несколько часов.

– Да, – соврала я. – А что?

– Ты побледнела на три тона, – его большой палец едва коснулся моей щеки. – Что-то тебя тревожит.

Я фыркнула и нервно усмехнулась.

– Пугающе наблюдательно, – он промолчал, и, не выдержав паузы, я добавила: – Не хочу об этом говорить.

Теплое дыхание недовольного выдоха коснулось моей шеи.

– Для протокола, – начал он спустя некоторое время, – я не хочу быть с тобой… жестоким. Правда в том, что я не прикоснусь к тебе. Но столь же верно и другое: я не способен держаться от тебя подальше. Вся моя жизнь, Элла, рядом с тобой – нескончаемая битва между этими двумя истинами.

Я тяжело выдохнула, позволив себе чуть расслабиться и привалиться к нему спиной. Все еще злилась, но в то же время жадно тянулась к его защите. Ритм копыт по твердой земле убаюкивал, и злость таяла.

Рядом с ним невозможно было долго злиться – он давал ощущение безопасности. Он глушил мое одиночество.

Я перебирала край волчьего меха и вздохнула.

– Расскажи еще что-нибудь о себе.

Его губы едва коснулись макушки моей головы, и сердце дернулось, будто сорвалось в галоп.

– Что бы ты хотела знать?

– Где ты вырос?

– В Бриннее, – я услышала улыбку в его голосе.

– Бриннея – твой дом?

– Когда-то была. Давным-давно. С тех пор я жил во многих местах, но ни одно из них не могу назвать домом.

Тропа резко пошла вниз, к оврагу. Кобыла шла уверенно, но я почувствовала, как скольжу вперед в седле. Держа поводья одной рукой, Гэвин обхватил меня за талию и притянул к себе, не давая соскользнуть. Не думая, я положила ладони в перчатках на его руку, прижимавшую меня.

– Какое место тебе нравится больше всего? – спросила я.

– Я вырос в ремесленном квартале, к югу от старого дворца, но потом построил домик на самых южных окраинах Бриннеи, у берега залива Виндкрест. Меж камней и деревьев, спрятанный от посторонних глаз. Этот домик – мое любимое место.

– Дворец? – переспросила я. – Какой дворец?

Рука Гэвина, лежавшая у меня на животе, чуть сжалась.

– Бриннея – это земли рода Уитлоков. Симеон, Кристабель, ее муж и… – он осекся и прочистил горло. – И их замок стоял прямо на морских скалах, глядя вниз на город, но теперь от него остались лишь руины.

За четыреста лет – не удивительно.

– Мы будем близко к руинам завтра? – слово завтра застряло в горле. Слишком скоро.

– Да. Если хочешь, я покажу тебе.

Я сжала его руку.

– Да, я бы очень хотела…

Лошадь вдруг издала мучительный ржущий крик и споткнулась, теряя равновесие. Я инстинктивно вцепилась в лук седла, чтобы не свалиться.

– Черт, – выругался Гэвин и, прежде чем я успела понять, что происходит, спрыгнул с седла, потянув меня за собой. Мои ноги коснулись земли, но он не отпустил меня, сильно держа в руках.

Черная кобыла рухнула на колени, потом на бок. Я вскрикнула, увидев стрелу, торчащую из ее плеча, и попыталась вырваться, чтобы подбежать к ней, но…

– Инсидионы, – Гэвин перехватил мою руку и кивнул на группу человек десяти, собравшихся в тени деревьев справа. На них были черные боевые доспехи с кроваво-красным знаком – голова быка, выгравированная на груди. Некоторые были в плащах с капюшонами, другие без, и их лица и шеи были покрыты зловещими татуировками: черепа, кости, непонятные символы.

Один из них, я заметила, держал пустой лук и колчан, полный стрел – таких же, как та, что вонзилась в нашу кобылу.

Они были слишком близко. Слишком близко, чтобы мы успели скрыться.

И шли прямо на нас.

Я ахнула, когда Гэвин прижал меня спиной к себе и холодное лезвие его клинка легло к моей шее осторожно, но твердо.

– Что ты…?

– Ты мне доверяешь? – шепнул он мне прямо в ухо.

Слова застряли в горле, поэтому я просто кивнула.

Он сдвинул губы к моей шее, пряча лицо под моими волосами, и я поняла, зачем: чтобы они не видели, что он шепчет. Несмотря на страх, от его дыхания на коже сосредоточиться было почти невозможно.

– Сделай вид, что ты в ужасе, – приказал он негромко. – И когда я скажу слово охота, беги. Что есть сил, на восток, к реке. Начни считать и не останавливайся, пока не дойдешь до трехсот. Потом спрячься. Когда я разберусь с ними, я тебя найду, – его рука стальной хваткой сжала мой живот. – Поняла?

Они приближались быстро, между нами оставалось двадцать шагов, не больше.

– Хорошо, – выдохнула я сквозь сжатые зубы, боясь кивнуть, чтобы не привлечь внимания.

Их предводитель был без маски и капюшона. Высокий, лысый мужчина средних лет с ледяными голубыми глазами и тонкими красными губами. Остальные окружали его, но смотрели на меня. Все.

– Привет, Смит, – прохрипел Инсидион ледяным голосом.

Меня затошнило от того, как «знакомо» он произнес имя Гэвина… как будто они знали друг друга.

– Черно, – отозвался Гэвин голосом холодным, почти дьявольским. Я почувствовала, как его губы скользнули к моему виску в кривой, зловещей усмешке. – Давненько не виделись.

Глава 25

Ариэлла

Порыв яростного ветра прошелестел по тропе, где мы стояли. Деревья задрожали, и я вместе с ними.

– Всегда рад встрече, – лениво ответил их предводитель. – Давно думаю, куда ты подевался.

Его ледяно-голубые глаза скользнули по мне, голова чуть склонилась набок с жутким, почти детским любопытством. – Но, похоже, ты не скучал.

Он что-то жевал, потом с отвратительным чавканьем собрал слюну и сплюнул вязкий, густо-черный комок на землю. Улыбнулся моей гримасе отвращения и сделал несколько шагов вперед.

– Она… аппетитная, – прошипел другой Инсидион, встав рядом с Черно. Кожа смуглая, лицо в татуировках – черепа, кости, незнакомые символы. Глаза – две ненормально темные сферы. Он облизнул губы. – Дашь нам попробовать кусочек, прежде чем убьешь ее?

Я напряглась в хватке Гэвина, но он сжал меня едва заметно, успокаивающе. Доверься ему. Просто доверься. Но…

– Ты же знаешь, я не люблю делиться своими игрушками, – хрипло усмехнулся Гэвин.

Я втянула воздух. Зло, звучащее в его голосе, было слишком правдоподобным.

Черно щелкнул кнопкой, выкинув лезвие, и стал перекатывать нож между пальцами. Остальные Инсидионы заржали, приближаясь.

– И я ее еще не взял, – прорычал Гэвин, оттаскивая меня на шаг назад. – Она только моя… ничья больше.

Лезвие у моего горла чуть надавило, не прорезав кожу.

– Попробуете хоть что-то, и я перережу ей глотку. Холодной она не доставит удовольствия никому.

Ледяные глаза Черно скользнули по моему телу сверху вниз.

– Она выглядит свежо. Думаю, на ощупь будет приятна при любой температуре.

В животе сжалось, будто внутри завопило предчувствие. Глаза защипало, слезы текли сами по себе, настоящие, не притворные. Одна упала на руку Гэвина, туда, где его ладонь лежала под моим подбородком, и я почувствовала, как его ярость дрожью прошла по груди, ударив в мою спину.

– Моя, – зарычал он, его гнев стал собственническим. – Она. Моя.

И это, я знала, было правдой.

Черно закатил глаза.

– С тобой всегда эти игры, Смит. Такой раздражительный. Хотя… поразительно, но я ведь ни разу не видел, чтобы ты действительно трахал женщину, несмотря на твои мерзкие рассказы.

– Мужик не имеет права на уединение? – холодно бросил Гэвин. – Мне нравится быть последним, что они видят, пока я выжимаю из них жизнь.

Я невольно всхлипнула.

Гэвин, почти незаметно, провел большим пальцем по моим ребрам в попытке успокоить.

– Докажи, – оскалился Черно, склонив голову набок. – Ну-ка согни ее прямо здесь и покажи нам, как она орет, пока ты ее рвешь.

Гэвин низко, мрачно, почти животно засмеялся, а потом, словно хотел вырвать почву у меня из под ног, прикусил мою мочку уха и, почти мурлыча, прошептал:

– Для начала давай насладимся охотой, а?

Он толкнул меня с убедительной силой, и я рухнула в холодную грязь сбоку. С хрипом оттолкнулась ладонями и рванула вперед, прочь от него.

Позади раздался леденящий душу звон стали о сталь и звук рвущегося мяса. Я считала. Успела дойти до двадцати, и все-таки оглянулась. Никто не гнался за мной, потому что трое уже были мертвы.

На земле, среди тел, лежала голова.

Голова Черно.

Я застыла на полпути, зная, что он потом меня за это отчитает, но я не смогла двигаться дальше, любопытство и ужас победили. Справа стоял древний дуб. Я метнулась за него, скрывшись за толстым стволом.

И смотрела.

Смотрела, как он их убивал.

Они были для него ничем.

Ничем.

Он убивал плавно, точно, и не был похож на себя того, кто сражался с чешуйчатым зверем – там он играл.

Здесь – нет.

Это были почти люди.

А человек не был ему ровней.

Он не смеялся, пока убивал.

Ни улыбки, ни ухмылки.

Когда он выдернул саблю из глотки одного, его клинок уже вонзался в череп другого.

Он знал, где каждый из них.

И вырезал всех.

Я вспомнила слова Эзры в храме – предупреждение, которому сейчас не последовала.

«Не смотри… Доверься мне».

Справедливое предупреждение, потому что передо мной стояла сама смерть – гнев и тьма, закованные в кровь.

Он носил ее, как доспех.

Как силу.

Когда последнее тело рухнуло, я вышла из-за дерева.

Он тут же нашел меня глазами, всадил оба оружия в землю и выругался.

– Я сказал тебе бежать.

Он стер кровь с лица тыльной стороной ладони – без толку, ее было слишком много – и пошел ко мне.

Мое тело дрожало, страх был виден невооруженным глазом, но я не сдвинулась с места.

– Ты не должна была этого видеть, – его шаги замедлились, брови нахмурились от беспокойства, он вглядывался в мое лицо, оценивая страх. – Тебя не должно было быть здесь.

– Я не собиралась тебя бросать, – ответила я.

– Должна была бросить! – выдавил он через зубы. – Черт возьми, Элла, ты должна бежать, когда я тебе говорю, бежать и бросить меня с тысячей клинков у горла, только чтобы спасти себя, и не колебаться ни секунды!

Я сглотнула и покачала головой.

Он снова выругался и провел руками по лицу. Я чуть не бросилась к нему, чуть не обвила шею и не вцепилась, но тот отстраненный холод, что я слышала в его голосе, когда он говорил с этими Инсидионами, все еще стыл по венам.

– Откуда ты их знаешь? – я помахала в сторону разбросанных тел, хотя старалась не всматриваться в детали, и так видела достаточно.

Он сделал шаг ко мне, и я отступила.

С мольбою в глазах он признался…

– Мне приписывали игру на несколько сторон.

– Так на чьей ты стороне теперь? – тело мое содрогнулось от ужаса, но ответ был мне понятен и без слов. Если бы я сомневалась – убежала бы. Уже бы пересекла реку и не оглядывалась.

– Элла, – он сократил расстояние. Я споткнулась о корень дуба, но он поймал меня обеими руками.

– Молохая или Симеона? – рявкнула я. – Потому что то, что ты говорил им…

– Войны не выигрывают одни лишь мужчины с чистыми и честными намерениями, Ариэлла, – прорычал он. – Их выигрывают те из нас, кто готов жить во тьме, – он взял мою левую руку и приложил ее к своей груди. – Я не на стороне Молохая. Я не на стороне Симеона. Я на твоей стороне. Только на твоей, – другой рукой он взял мою, державшую нож, приподнял ее и приставил лезвие к своему сердцу. – Если когда-нибудь я не встану на твою сторону, возьми этот нож и вонзи его мне в сердце.

Я опустила руку с ножом.

– То, что говорили про твои неприятные рассказы… про женщин и угрозы… – из горла вырвался ужасающий звук. Сердце знало, но я все равно спросила. – Скажи мне, что ты не…

– Последняя женщина, к которой я прикасался так… – он с трудом сказал это, его широкая грудь судорожно дернулась под тяжестью правды. Боль проскользнула в его взгляде.

– Твоя жена? – прошептала я, произнося это за него, потому что это было легче, чем ждать, что он скажет. Это ранило меня.

– Да, – тихо ответил он.

Но мягкость исчезла, стрела вонзилась ему в плечо. Практически сразу, как только она прошила бицепс, его кулак сжался вокруг нее.

– Мать твою… сука! – он резко вдохнул, задержал дыхание и вытащил стрелу; плоть хлюпала, кровь фонтанировала из глубокой дыры, – и тут же толкнул меня за себя. В стороне оказался еще один Инсидион, видимо их было на одного больше, чем я посчитала раньше. Я взглянула на рану в плече Гэвина и впервые в жизни была благодарна за чью-то ужасную меткость.

Оставшийся Инсидион был крупнее прочих, он не уступал в росте даже Гэвину. Он бросил лук и обнажил длинную изогнутую саблю, но Гэвин мощно врезал ему прямо в лицо. Еще раз, и еще. Тот пошатнулся от силы ударов, пока не сумел размахнуться одним свирепым рубящим взмахом.

Я закричала, когда сабля прошибла плечо Гэвина. Клинок прорезал куртку и выпустил реку крови. Вместо того чтобы отшатнуться, как нормальный человек, Гэвин прижал ладонь на тыльную сторону лезвия сабли, с улыбкой встречая давление на свою кожу.

Я пыталась призвать силу, потянулась к колесу в храме, но шок последних минут обессилил меня, и колеса там не было. В бессилии я наблюдала, как Гэвин с улыбкой голой рукой оттолкнул лезвие и взялся за стрелу.

Взгляд противника просветлел в страхе, он дрогнул, дыхание его сбилось. Чем больше Гэвин вдавливал стрелу через свою же рану, тем шире росла его зловещая улыбка.

Пока, в конце концов, Гэвин не протолкнул ее сквозь себя в шею Инсидиона и не откинул его на бок, как ненужный кусок гнилого мяса.

Он посмотрел на меня, и бесчувственная отстраненность сменилась в глазах ужасом – тем ужасом, которого я не еще никогда не видела в его прекрасных карих глазах, они расширились, и он заре…

– Сзади!

Он ринулся ко мне, но на этот раз не успел. Все произошло так стремительно, что шанса не оставалось.

Шея нападавшего была на уровне моих глаз – это все, что я увидела, прежде чем в мою сторону метнулась рука с клинком из-под плаща, и я завопила. Резкий проворот раскаленного металла в боку стал невыносимым катализатором.

Надо было выбирать. Его жизнь или моя.

Питаясь яростью, болью и отчаянием, я закричала и вонзила свой клинок в горло нападавшего. Горячая, липкая кровь хлынула через мою ладонь и растеклась по запястью. Запах меди врезался в ноздри.

Только когда клинок прорезал плоть, я впервые увидела его лицо. Инсидион – просто человек в последние мгновения своей жизни – умоляюще смотрел на меня снизу вверх. Его темно-зеленые, цвета густого леса глаза я запомню в кошмарах. Не татуировки черепов, изуродовавшие лицо, не уродливый шрам, разрезавший рот. Только глаза. Страх в них. И то, как, с последним выдохом, этот страх, вместе с радостью, ненавистью, покоем, смехом – исчез.

Он упал на землю.

Замертво.

Из моего горла вырвался сдавленный, надорванный вопль, и я попятилась. Клинок в моей руке… рука, вся в крови. Я видела, как жизнь покидает эти зеленые глаза.

– Элла, – Гэвин подхватил меня сзади, прижимая к себе рукой, перекинутой через грудь.

Я с ужасом смотрела на пальцы, обагренные красным. Странно – такие маленькие, знакомые руки с судорожно дрожащими пальцами могли убивать.

– Все хорошо. Все хорошо, слышишь? – его пальцы медленно потянулись к рукояти. – Отдай мне клинок, милая.

Я подчинилась, рыдая от боли, пронзающей бок, горячей и жгучей. Когда он забрал у меня оружие, я прижала ладонь к влажному, липкому пятну ткани – туда, где огонь боли выжигал тело у талии.

Каждое движение отзывалось криком мышц, будто в меня вонзили раскаленный прут. Я подняла руки перед глазами, и дыхание сбилось, когда поняла, что не могу различить, где кровь убитого, а где моя.

Гэвин обошел меня и опустился передо мной на колени. Он взглядом проследил от моих рук к ране, низко на животе. Через секунду его обычно смуглое лицо стало мертвенно-бледным.

– Нет, – выдохнул он. Руки, еще недавно уверенно державшие саблю во время бойни, дрожали, когда он потянулся к подолу моего свитера. Весь он был воплощением паники. – Нет, нет, нет…

– Гэвин…

– Нет! – рявкнул он, опуская меня на землю и рухнув на колени вместе со мной. Он сорвал ткань, дыхание вырывалось неровно, почти с хрипом. Ни следа того дикого воина, которого я знала. – Пожалуйста… нет, нет…

– Гэвин, дыши! – потребовала я, на этот раз тверже. Рана болела, но я не обращала внимания – он задыхался, и я видела, что в нем что-то сломалось. Я и представить не могла, что он способен чувствовать такой парализующий ужас.

Режущая боль будто разрывала меня на части, но я еще держалась. Кровь сочилась, но не била фонтаном – лезвие вошло не слишком глубоко. Сквозь слезы я видела достаточно, чтобы понять это.

– Все в порядке, – я подняла дрожащие руки к его лицу и заставила посмотреть на меня. – Все в порядке.

Его в безумии распахнутые глаза блуждали между моим лицом и раной; он касался кожи вокруг пореза, словно пытался удержать меня, собрать обратно, починить. Я делала то же самое, когда нечаянно ранила его. Когда думала, что он умрет, и знала, что не вынесу этого страха больше никогда.

И теперь я видела то же самое, только отраженное во сто крат в его глазах.

– Все в порядке, – прошептала я снова, морщась от боли.

Гэвин выдохнул с облегчением, взгляд его прояснился. Он быстро оценил повреждение – рану нужно было обработать, но она была неглубокой, находилась низко, над бедром, не задевая ни органов, ни артерий. Боль адская, но рана не смертельная.

– Элла, – выдохнул он.

– Да.

– Ты в порядке.

– Да.

Он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал в лоб. Никому из нас не было дела до того, что он весь в крови.