Текст книги "Шарлатан 3 (СИ)"

Автор книги: Квинтус Номен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Глава 18

Квартира у Ю Ю оказалась стандартной малогабаритной «трешкой», и первое, что я в ней увидел, было большой фотографией, висящей на стене, на которой, как мне показалось, Ю Ю была просто дважды сфоткана. Но она, глядя на мою несколько ошарашенную физиономию, тут же пояснила:

– Это я с сестрой, ее зовут Ю Юи, и она работает сейчас на автозаводе. Весной окончила автодорожный, теперь здесь опыта набирается, а в следующем году поедет уже в Китай помогать в пуске такого же завода там. Только на самом деле она младшая моя сестра, на год младше, но она вообще-то знает, где я работаю. И официально она – старшая, так что и ты к ней должное уважение проявляй. А теперь… подожди минутку, я переоденусь и мы займемся работой…

«Работать» пришлось часа полтора: Ю рассказала мне, как я должен буду вести себя, чем заниматься (в плане «обучения самозащите») – и я понял, что вкалывать, причем чисто физически, мне придется не по-детски. Потому что она мне показала, чего я буду должен достичь к концу учебного года, на себе показала: просто присела на одну ногу, вторую вытянула вперед вдоль пола и в такой позе минут пятнадцать делилась со мной планами на мое «физическое совершенствование».

А под конец сказала, чтобы я не расстраивался особо: оказывается, то, что она мне продемонстрировала – это «всего лишь начальная стадия подготовки, в китайских школах такому обучают вообще за полгода, даже меньше». И предложила через пару недель записаться в новую секцию, которую уже она вести станет, а называться эта секция будет «секцией восточных спортивных танцев». Ну да, только танцев мне и не хватает в этой жизни…

Еще она сказала, что где-то недели через две она запишется в группу, занимающуюся разработкой программ для уже периферийных устройств, а на мой вопрос, уж не китайская ли она шпионка, она показала удостоверение старшего лейтенанта Госбезопасности и сказала, что ее отец был начальником как раз контршпионского отдела НКВД во время войны. И очень серьезно порекомендовала в этом удостовериться у Светланы Андреевны:

– Она мне рассказала, что ты – парень очень непростой, а между влюбленными не должно быть никаких неясностей и тайн, иначе окружающие заметят, что что-то тут не так. Нам нужно полное, абсолютное доверие друг к другу, иначе мы просто провалим работу.

– Ну провалим, и что?

– Меня, скорее всего, просто переведут в какое-то очень неприятное место… после того, как тебя вообще убьют, а мне очень не хочется защищать советские военные тайны от белых медведей. Так что давай сразу договариваться: между нами никаких секретов быть не должно. Да, чтобы тебе было с этим проще смириться: вот, смотри: мой допуск по первой форме и вот еще мой пропуск-«вездеход». Мне же придется тебя сопровождать везде, а враг, как известно, хитер и коварен. Ты обедать будешь? Рекомендую не отказываться: Юи очень вкусно готовит, а ты наверняка в жизни такую еду еще не пробовал.

Ну, в этой жизни точно не пробовал: сестренка Ю Ю приготовила классический чаомэйн и жареную свинину в кисло-сладком соусе. И Ю эту еду очень быстро разогрела в настоящей микроволновке (их всего-то весной начали выпускать на одном из горьковских заводов)! А затем она – с большим ехидством в глазах – поставила передо мной миску с едой и рядом положила палочки. Очень хорошие и дорогие, из какой-то кости. Себе тоже так же стол сервировала и тут же принялась еду поглощать, ловко палочками орудуя. Ну я хмыкнул, и тоже приступил к трапезе: человеку, много лет проработавшему за океаном, где четверть населения кормится в мелких китайских ресторанчиках, к палочкам не привыкать. Ю на это посмотрела, ехидство в ее глазах погасло и она сделала несколько неожиданный для меня вывод:

– Мне кажется, что ты себя защищать научишься куда как быстрее, чем я сначала думала. А мышцы… мышцы мы тебе за пару месяцев укрепим до требуемого уровня, тут главное – не лениться. А уж лениться я тебе точно не дам.

И с таким напутствием я отправился домой: там тоже дел более чем хватало. Причем «дела» заключались в основном в том, что мне приходилось обустраивать своих «двоюродных». Васька-то уже на пятом курсе учился, и он приготовился жениться – но со свадьбой не спешил, так как в мою квартиру он жену приводить считал делом совершенно неправильным. И, в общем-то, правильно считал, но вот если бы он ее в свою квартиру мог привести, то наверняка свадьбу назначил бы прям на следующей неделе. Однако в стране Советов квартиры выдавали в соответствии со строгими правилами, мне не всегда понятными, а, скажем, квартиры кооперативные пока что только в Москве появились, да и то исключительно «для деятелей искусства». Поэтому я поехал сначала договариваться о том, чтобы Мария Тихоновна (уже окончательно университет покинувшая и даже переселившаяся в новенькую квартиру напротив НИРФИ) из фонда института Ваське квартиру «заранее» выделила: братец-то как раз, в соответствии со специальностью, к ней должен был весной распределиться. Возражений у товарища Греховой не было – но пока и квартир готовых не имелось: в городке института за лето выстроили еще шесть «больших» жилых домов, но это были пока лишь пустые коробки, а отделочные работы там должны были как раз весной и закончить. И это директрису НИРФИ тоже сильно раздражало, ведь у нее уже немало сотрудников «стояли в очереди на жильё», ютясь где-то в коммуналках или даже в общежитиях – так что ей мое предложение о «досрочном завершении отделочных работ в одном здании» очень понравилось.

Зинаида Михайловна, когда я к ней пришел со своей очередной идеей, меня даже обзывать вообще никак не стала:

– Знаешь, я начинаю сожалеть, что не родилась змеей. Я читала, что есть такая плюющаяся кобра, которая ядом в глаз жертве плюется – и вот если бы я такой коброй была, ух бы я в тебя плюнула!

– Это вряд ли. Потому что моя идея финансового ущерба совсем министерству вашему не нанесет, а наоборот, денежку сэкономить поможет.

– Это ты как себе представляешь?

– Очень просто: сейчас в области, в селах у мужиков, которые в стройбригадах летом работали, работы, собственно, и нет, так что если их пригласить с оплатой по минималке, то большинство с радостью согласится: все же заработок лучше, чем просто сидеть на попе ровно и ждать весны. А здания уже выстроены, тепловой контур в них обустроен, тепло и вода уже подается, да и канализация функциональна. То есть если они приедут, поставят в доме пару унитазов и раковин, то они уже и ночевать прекрасно смогут от места работы на отходя. А практика показывает, что бригада из пяти человек всю отделку в квартире полностью за неделю выполняет, еще и время на перекуры у них остается. А если им оплату установить по факту выполненных работ…

– Ну и где тут экономия?

– Где-где… В октябре, если все это быстро провернуть, в квартиры уже народ заселится и будет квартплату сразу вносить. Небольшая, конечно, копеечка, но все же получать ее нужно будет, а не отдавать. И не нужно будет напрасно за отопление совершенно нежилого здания коммунальщикам деньги платить.

– Считай, что убедил. Назначаю тебя прорабом на эту работу, в бухгалтерии найди Иру Лаптеву, ты ее точно помнить должен – и вперед! Но учти: деньги я на эти бригады буду пока выплачивать из Шарлатанского фонда, так как у нас все прочие фонды практически исчерпаны. На этот год исчерпаны, я в твой фонд после Нового года деньги верну. Ну что, берешься?

– А куда мне деваться-то? Мне из НИРФИ столько еще нужно полезного выковырять!

– Ну да, у тебя все так: вроде смотришь – Шарлатан сплошной благотворительностью занимается, а приглядишься – нетушки, это он опять что-то для себя выцыганить хочет… Все наряды и накладные сразу к Лаптевой носи, меня больше с этим не беспокой…

Наобещать-то можно было очень много, в том числе и бригады отделочников собрать, но проделать такой трюк в реальности оказалось очень непросто. Хотя бы потому, что за лето в стране успели столько всего выстроить, что отделочников не хватало просто катастрофически. Конечно, Горький показателем считать было бы не совсем верно, но за лето в городе поставили жилых «коробок» общей площадью под два миллиона метров и в том же НИРФИ сдача домов потому и задерживалась до весны, что просто некому было дома эти закончить: все, способные держать в руках шпатель и мастерок, уже где-то героически трудились. Но жизнь в деревне – она многому хорошему учит, так что я знал, где можно еще найти «трудовые резервы».

В конце сентября полевые работы в колхозах закончились и все «полевые бригады» разбрелись по домам. Разбрелись «проедать полученное по трудодням» – а тут им я предложил немного денежек все же заработать. Конечно, бабы работали не очень быстро, но очень тщательно: уж каждая могла свою печку так глиной обмазать, что по ее стенке можно было линейки проверять. И вообще весь уход за домом в деревнях всегда на баб ложился (кроме, конечно, работ, где требовалась грубая мужская сила), так что у меня меньше чем за неделю получилось собрать сразу четыре «летучих бригады», в основном из баб и состоящих, которые начали отделочные работы одновременно в четырех подъездах жилого дома. А «летучими» эти бригады были потому, что там каждая работница трудилась дня три подряд всего, после чего менялась с прибывшей ей на замену односельчанкой, так что и домашние дела у них не забрасывались. Конечно, пришлось и «грубую мужскую» к работе привлекать, все же установка всякой сантехники – работа именно тяжелая физически (что стоит хотя бы чугунную ванну на место поставить), но и некоторое число колхозных рукастых мужиков удалось на работу в город сманить. В основном МТС-овцев: у них, конечно, основная работа по ремонту сельхозтехники как раз только началась, но все они прекрасно знали, что свою основную работу они закончат уже в январе (или в феврале, если на недельку-другую в октябре «посачкуют»), так что уже к двадцатым числам октября один дом в городке НИРФИ был полностью сдан.

А Лаптева, глядя на получившийся при завершении этих работ баланс, уже самостоятельно стала договариваться с бригадиршами о том, чтобы и остальные дома в городке таким же манером «досрочно сдать»: дело-то действительно оказалось и с финансовой точки зрения выгодным. Правда, один «тонкий момент» остался незакрытым: по проектам полы во всех новых домах (по крайней мере в Горьком, о других областях я просто ничего не знал) должны были класться паркетные, но пока паркета просто не было и до марта его и взять было негде. Так что полы пока клались дощатые, с условием, что их будут уже летом перекладывать – но ни один их получивших «совершенно внезапно» к празднику новенькие квартиры работников НИРФИ против этого не возразил. Я думаю, никто бы не возразил даже если бы им сказали, что полы такими навек останутся: все же отдельная квартира – это, по сравнению с общагой или коммуналкой, вообще что-то близкое к раю, а паркет – его ведь большинство людей раньше и не видели.

А нехватка паркета было обусловлена тем, что опять «береза закончилась», а вот дуб, можно сказать, еще и не начинался. То есть дуб-то в природе имелся, и даже на лесных складах имелся – однако его в основном пустили на мебельные фабрики. Я слушал, что сейчас какая-то специальная комиссия была организована, которая должна была подсчитать «наличные запасы дерева на корню» и определить, сколько чего когда можно будет рубить, но пока что «в наличии» имелись лишь «неограниченные запасы березы», которую уже в конце ноября можно будет начинать массово добывать.

А еще имелись «неограниченные запасы» кварцевого песка. И кафедра кристаллографии университета, которая разработала способ получения из этого песка чистого кремния. А теперь они совместно с кафедрами химфака придумывали, как из этого сделать очень нужные стране электронные приборы. Вообще-то товарищ Бещев очень внимательно прочитал «записку», подготовленную кристаллографами и выделил кафедре на исследования почти миллион рублей. Не напрасно выделил, на кафедре все, что обещали, сделали – и даже чуть больше уже сделать успели, так что теперь Минместпром срочно строил в Шарье (это уже в Костромской области) новенький завод. А к заводу еще и электростанция прилагалась, тоже «местпромовская»: по каким-то странным нормативам министерство электростанций СССР могло строить ТЭЦ лишь мощностью от пятидесяти мегаватт и выше, а в городе станция была запланирована на сорок мегаватт. Я об этом узнал (то есть об электростанции) когда в Кишкино скатался на воскресенье, дядя Алексей сказал, что на ворсменском котлозаводе приступили к постройке сразу четырех сверхкритических котлов для Шарьи (а еще узнал, что турбины и генераторы там уже какие-то другие, не ворсменские будут ставиться), в затем я уже в бухгалтерии Минместпрома уточнил, что завод в Шарье должны будут уже весной запустить – и очень сильно этому порадовался.

А еще я порадовался тому, что еще в октябре заработал КЗВМ – Карачевский завод вычислительных машин. Потихоньку так заработал, там было запущено уже производство печатных плат, цех по выпуску «шкафов» (почему-то корпуса будущих компов в документах именно так и называли) и заканчивалась наладка конвейера, на котором все платы паять будут. А к Новому году должны были запустить в работу и «цех по производству матриц памяти», а еще два больших цеха, в которых было запланировано производить «периферийные устройства», строители должны были в начале весны сдать под установку оборудования. Вроде бы весомых результатов еще не было, но парни-радиоэлектронщики, которые первую ЭВМ сделали, сейчас ускоренно готовились еще две изготовить, и они говорили, что поставленные из Карачева печатные платы помогут им до нового года не одну новую машину собрать, а минимум две.

А единственная пока «наша» машина теперь обслуживала только «мою» группу программистов, и работа потому двигалась очень быстро. А вот когда в следующем году таких машин станет уже много, возможно даже, что и больше десятка – вот тогда все, включая даже Светлану Андреевну, поймут, что мы делаем очень нужное и, главное, полностью окупающее все затраты, дело. Потому что пока она, даже несмотря на то, что героически приходила на занятия «курсов по ускоренной подготовке программистов», не совсем понимала, зачем все это нужно…

И тем более не понимала, почему для меня так важен проект в Шарье: там-то собирались всего лишь полупроводниковые приборы выпускать (и для начала – силовые диоды для железнодорожников), а в СССР диоды (правда не силовые) же восемь лет как делались и даже второй год транзисторы на «Светлане» выпускаться стали. Вот только меня «светлановские» транзисторы ни с какой стороны не возбуждали, а после того, как наши кристаллографы изготовили своих парочку, они перестали нравиться даже университетским фанатикам-радиолюбителям: у них рабочая частота едва добиралась до пары мегагерц, да и то для подбора годных приходилось из двух десятков в принципе работающих изделий одно относительно терпимое выбирать. Да и цена нынешних транзисторов заставляла даже флегматичных бухгалтеров Минместпрома вспоминать совершенно не бухгалтерские термины – а вот по расчетам парней с кафедры кристаллографии при серийном производстве изделий из кремния цена транзистора должна составлять что-то в пределах рубля. То есть раз в пятнадцать дешевле даже «светлановской» отбраковки – и это очень сильно стимулировало работниц финотдела денежек на Шарью не жалеть.

А у меня в группе программистов тоже был достигнут серьезный такой прогресс: была закончена разработка «полного» интерпретатора (то есть уже «с функциями») языка программирования, названного (опять на латыни) Lingua и теперь народ героически ваял на нем уже нормальный компилятор. Там, конечно, своих трудностей более чем хватало: интерпретатор мы смогли «запихнуть» в семь килобайт, а трехпроходному компилятору на «нормальную» программу просто памяти не хватало – но получилось и тут выкрутиться, хотя, по моему глубочайшему убеждению, через одно заднее неприличное место, если использовать слова классика. Парни из политеха все же изготовили «нормальный канал», работающий с шестнадцатью внешними устройствами, и «изобрели» «внешнее устройство» в виде модуля памяти на еще шестьдесят четыре килобайта, так что вроде можно было программы на «Лингве» объемом где-то до пары тысяч строк компилировать без особых проблем. Чисто теоретически вроде бы было можно, а уж что у нас получится, предсказать пока никто не брался – но народ предсказаниями и не увлекался, а просто упорно работал. Под руководством Неймарка работал: все же Юрий Исаакович был математиком от бога и быстро разобрался в том, как лучше такую работу вести.

А еще оказалось, что Ю Ю тоже в математике отнюдь не профан, и она немало полезного по этой части успела сделать. Но меня «любимая» тиранила в основном совершенно иным способом. Я уж не знаю, как ее контора организовала в университете новую спортивную секцию на кафедре физо, но это было сделано. И в секцию сразу же записалось человек двадцать, правда больше частью первокурсников. Но как записалось, так и выписалось: эта советская китаянка очень качественно выполняла свою работу, которая, по ее же собственным словам, сводилась к тому, чтобы сделать из меня «настоящего бойца, способного постоять за себя». Но именно из меня, и уже после первой тренировки в секции восточных танцев половина народу отсеялось: она такие нагрузки людям дала, что некоторых еще у середине занятия просто стошнило. А на вторую тренировку пришло человек шесть всего – и на четвертой остался один лишь я. Не потому что я был самым сильным и выносливым, Ю сказала, что остальным она специально «немножко иначе» показывала, что им следует делать и как…

И к нам в зал никто даже поглядеть на тренировки не заходил, и Ю Ю этим пользовалась: я с тренировок из зала буквально выползал на четвереньках. Но и сам довольно быстро заметил, что и выносливости у меня заметно прибавилось, и силушка какая-никакая поднабралась. И когда я было решил, что уж теперь-то можно будет немного и расслабиться, Ю показала мне то, чему я должен буду научиться на следующем этапе тренировок. Она всего лишь взяла простую бамбуковую палку длиной метра два и толщиной сантиметров в пять (сказала, что ей специально такие привезли) и так начала ей махать и крутить…

В общем, если я хотя бы наполовину так же палкой махать научусь, то ко мне точно никто ближе чем на пару метров просто подойти не сможет. Правда, вопрос «а где мне на улице такую палку взять» остался без ответа – но если приспичит, то я и от какого-нибудь забора палку оторву. Причем, как сам с удивлением выяснил, легко оторву: как раз в конце октября закончилось строительство еще одного корпуса университета (на этот раз «лабораторного» для радиофизиков) и Ю провела одну тренировку, как раз «разбирая» забор вокруг этой стройки. То есть мы вместе его «разбирали» – и ведь разобрали, причем я даже никаких увечий себе при этом не нанес!

Я у «подруги» поинтересовался, много ли людей в Китае умеют так «защищаться», калеча всех, кто на них просто посмотрит косо, и умеет ли так же действовать ее сестра – а она с какой-то грустью ответила, что в Китае такому учат тех лишь, кто «потупее», а сестра у нее умница и поступила в очень хороший институт.

– Мне почему-то кажется, любимая, что ты мне нагло врешь: сама-то ты тоже университет закончила!

– Да, но я училась всего лишь в университете Харбина, по советским меркам это почти как техникум, разве самую малость посолиднее. Там, в Китае, с преподавателями нормальными очень плохо еще, поэтому все, у кого голова нормально варит, стараются в СССР учиться поехать, ну или в Шанхай или в Пекин.

– Но ты же вообще советская гражданка, почему же ты в Маньчжурский университет учиться пошла?

– Меня туда взяли потому что отец был советником в посольстве Советского Союза, а в Хабаровске меня не приняли даже в институт путей сообщения… по конкурсу не прошла. Так что сестренка у меня умненькая, а я, значит, тупая.

– Ну да, одна такая тупая такой красивый алгоритм парсинга арифметических выражений составила, что аж завидно! Ты совсем не тупая, просто еще не совсем осознала, в чем у тебя талант главный.

– А ты уже осознал! – с какой-то горькой усмешкой ответила мне Ю.

– И ты уже осознала, просто самой себе в этом признаться еще боишься. У тебя есть способность не просто очень быстро схватывать суть логической задачи, но и быстро анализировать все возможные неприятности при ее решении. А базовой, даже, как ты говоришь, на уровне техникума, математической подготовки тебе хватает для того, чтобы осознавать неприятности чисто вычислительного плана, вроде переполнения или вероятности получить при расчетах чего-то, напоминающего деления на нуль. Из тебя, мне кажется, может получиться просто великолепный программист!

– Ты мне льстишь, причем специально чтобы я тебя так не нагружала тяжелыми упражнениями.

– Я не льстю, а говорю, что вижу. А на физические нагрузки мне плевать. То есть не плевать, но я-то замечаю, что после тренировок мне даже думается легче, так что я не против такого тяжелого труда. Так что заканчиваем бесплатно языками ворочать, учи меня, как правильно палкой махать! А я тебя в отместку научу, как правильно самые сложные программы писать…

После праздников ко мне в гости снова приехал Владимир Михайлович, сам приехал, а не меня к себе пригласил. И приехал он с предложением в Шахунье начать производство еще одного новенького пассажирского самолета, на этот раз с турбовинтовым мотором, который, наконец, начала выпускать Маринка. У нее все же научились испарять окись циркония с помощью электронной пушки и осаждать ее на поверхность «горячих» лопаток турбины. Я ей, конечно, рассказал об одном «тонком моменте», то есть о том, что окись циркония радостно отдает кислород алюминию, входящем в состав термостойкого сплава, и что для избежания такой неприятности лопатки перед напылением стоит покрыть тонюсеньким слоем платины. Как платиной лопатки покрывать – это ей химики придумали из политеха, а вот все остальное у нее в КБ инженеры придумали. Неплохо придумали, по результатам ресурсных испытаний нового двигателя в Ветлуге сразу пятеро инженеров по Трудовому Красному Знамени получили, а сама Маринка еще один орден Ленина отхватила. Что ей забот очень сильно добавило, теперь ей пришлось лично еще по четырем моторным заводам мотаться, делясь «передовым опытом», но она на это не обижалась. А вот насчет запуска в производство нового самолета (у Мясищева он получился на девятнадцать пассажиров) ничего пока не вышло: оказывается и два его предыдущих (то есть и пассажирский, и сельхозник) пользовались огромным спросом и никто их выпуск тормозить не собирался. Он ко мне и приехал в основном потому, что в Смоленске его с этой идеей хотя и вежливо, но послали довольно далеко: там как раз сельхозник выпускался и на них производство планы уже лет на пять вперед были сверстаны исключительно плотные. Но и в Шахунье планы уже превышали текущие возможности, так что расширять производство там страна собралась настолько всерьез, что строительство новых цехов было вообще на предстоящую зиму запланировано, лишь бы побыстрее выпуск самолетов увеличить.

Так что после довольно непродолжительной (и очень эмоциональной) беседы с руководством авиазавода я снова (уже вместе с Владимиром Михайловичем) заскочил к Зинаиде Михайловне. Все же тетка она была невредная, да и считала очень неплохо. Опять же, ее министерство отвечало за все жилищное и, что характерно, социальное строительство, да и «бытовое обслуживание населения» из перечня задач министерства не исключили. Так что она, внимательно выслушав наши речи, сообщила:

– Денег у министерства вообще больше не осталось, и в обозримом будущем нам их даже взять будет неоткуда: все поступления уже заранее можно считать потраченными. Но если кое-кто – и я имею в виду одного не в меру наглого юношу – вот прямо сейчас рванет в Москву и возьмет за хобот товарища Струмилина… Я совершенно случайно знаю, что Госплан не успел потратить несколько миллионов из резервного фонда…

– Несколько миллионов на новый завод не хватит.

– Разные нескольки бывают, так что ты теоретически сможешь из него выцыганить миллионов сорок. Но даже если у тебя получится хотя бы двадцать пять вытащить, мы уже сможем приступить к строительству нового завода.

– Тоже в Шахунье? – решил уточнить Владимир Михайлович.

– Нет, там после завершения второй очереди просто людей селить будет негде. Но у нас есть совершенно не затронутый индустриализацией город, и вот там как раз заводик будет поставить очень интересно. Конечно, это далековато, но сойдет. Так что, Вовка, вставай и лети в Москву!