Текст книги "Шарлатан 3 (СИ)"

Автор книги: Квинтус Номен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Глава 13

В СССР в институтах и университетах давно еще действовало негласное правило. То есть негласные правила почти везде были, причем иногда они не совсем, скажем, законам соответствовали, но все же в основном закону не противоречили. И в институтах правило было простое: лучшие выпускники института (а обычно и лучшие выпускник ведущих факультетов, человека по три с каждого) могли сами выбирать, куда распределяться на работу. То есть не вообще куда угодно, но в любое место, откуда были поданы заявки на специалиста. А заявки-то могло подавать любое госпредприятие, почти любое предприятие местпрома и некоторые артели, причем артели такое право получали только в случае, если они что-то поставляли предприятиям оборонного комплекса.

Другое негласное правило гласило, что институты вообще не обязаны выполнять поданные заявки в порядке каких-то там приоритетов, спускаемых сверху. То есть проигнорировать заявки, скажем, поступившие от Лаврентия Павловича, руководители институтов все же не рисковали – но их выполняли уже после того, как «отрабатывалось» первое негласное правило. Так что сейчас и оборонные предприятия старались все же заранее желаемых товарищей к себе сманить, суля им разнообразные блага в будущем и повышенные зарплаты уже в настоящем. Но кое-какие заманухи они все же перебить чаще всего не могли.

И больше всего именно таких, абсолютно не перебиваемых заманух прошедшим летом в различные институты выкатила Маринка. Оно и понятно: зарплаты у нее для молодых специалистов были на уровне самых «секретных» предприятий страны, а в качестве основного пряника у нее служило, конечно же, жилье: очень одинокий выпускник по приезде в Ветлугу получал ключи от «полуторакомнатной» квартиры, а люди семейные въезжали сразу уже в квартиру, рассчитанную в том числе и на скорое прибавление семейства. То есть пара без детей въезжала в «трешку» (хотя и малогабаритную), а если кто успел уже двоих родить, то им доставалась квартира уже четырехкомнатная «повышенной комфортности». И теоретически в Маринкиной жилищной программе уже были расписаны блага даже для многодетных семей с пятью детьми, но на практике пока только один специалист сразу въехал в четырехкомнатную: все же Маринка набирала именно молодых специалистов.

И набрала: летом у нее к труду (и обороне) приступило пятеро выпускников из МВТУ, четверо из МГУ, четверо из МИФИ (а соседка сказала, что за это Лаврентий Павлович лично Маринке позвонил сказать свое «фе», но по счастью – для родственницы, конечно – он ее не застал). Еще с десяток человек к ней уехало их горьковского индустриального и из университета, а всего на завод, на котором сейчас работало около семисот рабочих, было набрано больше полусотни инженеров – и для каждого из них работа нашлась, причем такая, что буквально разогнуться было некогда. Да, набралась родственница в обкоме «руководящих навыков». Но руководство КБО все затеи ее поощряло: все же силами заводского КБ цену моторов завод смог почти на треть уменьшить, а теперь производство сильно расширялось: «сельхозник» Мясищева как-то очень быстро прошел все испытания и теперь его производство готовилось в Смоленске в очень больших объемах – а моторы-то к ним должны были поступать из Ветлуги! С совершенно местпромовского завода, и с каждого мотора в кассу КБО поступало уже больше пятнадцати тысяч чистого дохода. Безналичного, но на обновлении станочного парка своих предприятий Комбинат старался не экономить и куда эти денежки деть там знали туго.

На станках Комбинат не экономил, но и деньгами не разбрасывался: сейчас уже почти половина станков и оборудования делалось на собственных предприятиях КБО. Было выстроено и запущено три (все же не особо больших) станкостроительных завода, а еще на паре десятков предприятий были учреждены «инструментальные цеха», где как раз специальное оборудование и выпускалось, причем не только для нужд самого этого предприятия. Но все же большие станки заказывали в основном на больших государственных заводах, и денег на это тратилось довольно много. Но больше всего денег тратилось все же не на оборудование и сырье, а на энергетику, ведь заводы работают как правило на электричестве.

Откровенно говоря, я считал что так много всего получилось запустить в основном потому, что в войну на Донбассе большую часть шахт немцам уничтожить не удалось и угля оттуда поступало достаточно. Понятно, что не одним углем энергетика жива, но именно уголь давал стране большую часть электричества. Еще немного давал торф, но сейчас уже действительно очень немного и весьма «извилистым» способом, довольно приличную часть давали ГЭС. Пока не очень большую часть, но только на Волге сейчас строилось три действительно больших электростанции. То есть две на Волге и одна на Каме – но такие стройки – дело довольно медленное. А вот небольшие ГЭС строить все же недолго, и за лето была достроена небольшая ГЭС на Ветлуге, километрах в десяти выше одноименного города. Действительно небольшая, на пять всего мегаватт (в пике), а в основном с нее забиралось мегаватта два-три – но и эти скромные мегаватты одноименному городу сильно помогали. Но в любом случае в Центральной России относительно мощные ГЭС строить было почти негде, а маленькие, от пятидесяти до пятисот киловатт (чаще до двухсот), которые стали довольно массово строиться на небольших реках, могли разве что деревни светом обеспечить.

Но таких микро-ГЭС строилось все же довольно много, в основном силами колхозов: затраты на строительство были очень невелики, строится такая электростанция быстро – а свет в доме никогда лишним не казался. Но в районах больше строили гораздо более дорогие, но «более эффективные» газовые теплоэлектростанции. От такой и райцентр как правило отоплением обеспечивался, и электричества станция давала много. Больше, чем район употребить может – а ведь «избыток» электричества государственные электросети оплачивали, причем по довольно «интересной» цене двадцать восемь копеек за киловатт. Ну а районные станции строились как правило мощностью мегаватт в пять.

Ведь что такое мегаватт? Это – при использовании газовых сверхкритических котлов – всего триста кубов метана. А одна секция стандартной уже «биогазовой станции» в сутки метана производит тридцать тысяч кубов. Причем лишнюю энергию на подогрев реакторов тратить не надо, если рядом электростанция стоит, тепла от котла (точнее, от выходящих из котла дымовых газов) на такое с избытком хватает. Конечно, газ и для других целей очень даже годится, но как раз «серийная» пятимегаваттная электростанция газа сжигает чуть больше, чем дает одна (из четырех постоянно работающих) секций газовой биостанции.

Еще газ для бытовых нужд употреблялся, в новых сельских домах зимой и отопление от газовых котлов как правило ставилось. И все большую популярность набирали ГАЗовские грузовики, переводимые на газомоторное топливо: если «бесплатного» газа много, то зачем тратить деньги на бензин?

На самом деле газ все же получался далеко не бесплатным и электричество с газовых ТЭЦ обходилось почти вдвое дороже, чем с небольших ГЭС, зато это электричество было «стабильным» и не зависело от погоды – но больше всего районные власти радели именно за газовые станции потому, что с них аграриям поступало прекрасное удобрение. Ведь с каждой тонны запихнутой в реактор соломы получалось восемь центнеров исключительно качественного удобрения, а восемь тонн такого удобрения повышали урожайность одного гектара минимум на четверть, а то и на треть (в зависимости от того, что выращивается). А такого удобрения газовые реакторы вырабатывали многие тысячи тонн! И вот если смотреть все вместе, то районные власти выглядели в глазах вышестоящих властей гораздо интереснее.

А «локальный избыток газа» прекрасно поглощали разные местные предприятия – от цементных и кирпичных заводиков до консервных фабрик. А чтобы они не испытывали в столь ценном сырье дефицита, заработала еще одна программа: программа переработки «бытового мусора» в городах. В Горьком все это было уже очень неплохо отработано (включая раздельный сбор этого мусора), а теперь горьковский опыт с разной скоростью внедрялся и в других городах. С разным успехом: например, в небольших городах народ идею раздельного сбора мусора воспринимал исключительно позитивно, а в больших процесс с большим трудом шел. Однако местные власти периодически начинали «репрессивную кампанию» и постепенно в головы горожан нужные мысли вбивали…

Я ко всему этому имел отношение даже не совсем косвенное: у меня сформировалась группа студентов (вплоть до пятикурсников и даже с парой аспирантов), которая разрабатывала различную автоматику. Для управления газовыми биореакторами, управления режимом работы котлов на газовых электростанциях – и эта работа вообще не прекращалась: постоянно то котельщики что-то новое придумают, то биологи, то машиностроители, делающие для всего этого разную аппаратуру. И ведь все они работали не ради самой работы, они старались оборудование улучшить – и улучшали, но иногда в моей «автоматной» группе народ просто впадал в транс из-за того, что всю автоматику после небольшого такого «улучшения» приходилось просто заново проектировать. Например, в биореакторах начали ставить вместо сильфонных переключателей с концевыми контактами термоэлектрические датчики – а для обработки их сугубо аналоговых сигналов пришлось делать принципиально иную схему, причем – после того, как мы набрали (слава богу, еще на испытательном стенде) статистику отказов электронных блоков, схему вообще пришлось делать троированную и с сигнализацией выхода отдельных блоков из строя. Конечно, за это вся группа получила минимум по ордену Шарлатана, но вкалывать нам пришлось как папам Карло на галерах.

К ноябрьским мне удалось «закрыть» расходы на строительство внеплановых автозаводиков, причем полностью закрыть, так что даже с Зинаилой Михайловной ругаться не пришлось. Потому что, как оказалось, мобильные магазинчики только на грампластинках все эти расходы заметно перекрыли, а когда студенты места освободили, ни один из этих магазинчиков работу не прекратил. Правда, пришлось немного «поменять схемы работы» этих заведений на колесах: работать в них теперь стали в основном сельские жительницы, которые «заправлялись товаром» в райцентрах и потом уже все по деревням развозили. А заправлялись они в соответствии с заказами жителей обслуживаемых сел, так что продавали они почти все, что в машины загружали, и выручка у них даже немного выросла. Ну, если пластинки не считать, их все же стали покупать меньше, так как «рынок насытился». То есть детишки наелись сказками и детскими песенками, отечественные шлягеры народу тоже уже приедаться стали…

Но на общие объемы торговли это повлияло все же почти никак: мне в руки попался диаскоп «Москва» – нехитрое устройство для просмотра диафильмов одним глазом, но и с ценой в двенадцать рублей. Когда я в первый раз был маленьким, у меня точно такой же был, даже цвета такого же коричневого, только объектив был нежно-розовый, а не черный (в смысле, пластмасса такая была) – и я вспомнил, как у нас в доме он продержался очень недолго. Все же смотреть диафильмы одним глазом – дело не особо увлекательное, а вот двумя глазами и на экране это делать гораздо приятнее, тем более это можно и в тесном сплоченном коллективе проделывать. Так что я «извлек из памяти» конструкцию следующего диаскопа, появившегося у нас дома и продержавшегося аж до моих уже детей – и организовал очередную артель. В Грудцино артель организовал, для работы колхозников в зимний стойловый период. И там они (все же и умеющий работать с металлом в селе народ имелся) делали металлический тракт для прокрутки диафильмов, который вставлялся в небольшой деревянный корпус в виде маленького телевизора – и с помощью обычной лампочки от карманного фонарика этот диафильм можно было смотреть на экране «телевизора» в затемненном помещении. Работал сей агрегат или от батарейки, или от внешнего блока питания (который вообще-то делался и продавался отдельно, но его покупали вообще все) и стоил уже пятьдесят два рубля вместе с блоком. И его продавали вообще по себестоимости, а вот диафильмы, которые стали выпускаться на новенькой фабрике, продавались, как и «Диафильмовские», по трояку – но у нас они в производстве обходились дешевле рубля за штуку. И вот диафильмы пользовались огромным спросом, а когда я предложил выпускать диафильмы вообще «звуковые», то есть с приложением пластинки, две горьковских фабрики вообще перешли на круглосуточную работу и все равно спрос сильно не удовлетворяли.

Зато они удовлетворяли потребность в деньгах для нового жилищного и промышленного строительства, хотя все же очень «частично». Очень-очень частично, ведь для покрытия расходов всего на один метр жилья диафильмов нужно было продать штук двести минимум (или сотню «звуковых»), но ведь и курочка всем известно как клюет. А зернышки – они разные бывают, и если все их вместе собрать…

Но после ноябрьских я заниматься больше зернышками не стал, а приволок (то есть пригласил) в Ветлугу товарища Мясищева. Вообще-то он теперь был очень сильно занят разработкой какого-то нового самолета по распоряжению военных, но мне он все же не отказал: помнил, что первым его серийным самолетом стал «Сокол», и помнил, как он вообще стал именно серийным. А из Ветлуги он уехал (в тот же день, никто его, конечно, сильно задерживать и не собирался из-за такого пустяка) в сильной такой задумчивости. А через неделю он мне позвонил и сказал, что «мое предложение он с негодованием отвергает». То есть он совсем не так сказал, а сообщил, что ставить на самолет вместо трехсотсильных двигателей моторы по восемьсот пятьдесят – это глупость несусветная и он этим заниматься не будет. Но если меня устроит разработка уже нового, более для таких моторов подходящего самолета, то он точно знает, кто у него в КБ самолет такой примерно за год придумать сможет. Я ему ответил, что в принципе против такого решения возражать не буду, но мне сначала нужно получить сметы на разработку и постройку опытных образцов – и на этом мы разошлись, а вот как надолго, ни он, ни я еще не знал.

Но я об этом и думал очень недолго: все же Владимир Михайлович – человек, слов на ветер не бросающий, раз сказал, что что-то когда-то сделает, значит сделает… когда-то. А вот в университете дела развиваться стали уже очень интересно: в середине ноября разработчики запустили вычислительную машину. Очень «частично» запустили, она пока что могла выполнять только девять разных команд, из которых четыре были командами чтения и записи данных в память. Две команды перехода и три, которые с некоторой натяжкой можно было считать арифметическими – но доработка и изготовление модулей, реализующих остальные команды, было лишь делом времени, причем не особо и большого времени, а вот «реализованные архитектурные решения» мне показались более чем интересными.

Архитектура ламповых машин – она, вообще-то, в свете знаний даже последней четверти двадцатого века выглядела архаичной и примитивной, но это вообще – а вот частности сильно радовали. Во-первых, так как все «золотые желуди» были двойными пентодами, разработчики машины как-то умудрились реализовать регистр длиной в слово всего на тридцати двух лампах. А так как «желудь» был размером с лампочку от карманного фонарика (ну, еще по краям контакты торчали так, что ставилась она в панельку диаметром шестнадцать миллиметров), то один такой регистр помещался на одну довольно небольшую плату. И на такие же платы помещались все «исполнители команд». А так как лампы и разрабатывались исключительно «для логики» и максимальную мощность имели в пределах ста пятидесяти пяти милливатт, то вся конструкция даже особо сильно и не грелась. То есть вообще не грелась потому что кто-то догадался внутрь машины впихнуть и несколько довольно мощных вентиляторов. Но все это были лишь «конструктивными достижениями», а главным было то, что машинка могла считать (уже могла, хотя и очень ограниченный круг задач) со скоростью в районе двенадцати миллионов операций в секунду. Именно арифметических (точнее, логических) операций: обмен с памятью, происходящий чаще всего в фоновом режиме (для чего требовалось, конечно, программисту определенную дисциплину соблюдать) на общую производительность почти не влиял.

Но главным достижением уже товарища Неймарка я посчитал то, что он сумел придумать очень интересную архитектуру всего агрегата: комп получился полностью «конвейерный», и для того, чтобы добавить в машину новую команду, нужно было всего лишь в определенный разъем вставить плату с «исполнителем» этой команды. А если платы не было, то автоматически формировался переход (на аппаратном уровне) к подпрограмме, зашитой в постоянной (трансформаторной) памяти, и вся программа продолжала выполняться как ни в чем не бывало. То есть пока что должна была выполняться, так как и памяти такой еще не было, и подпрограммы нужные никто составить не успел. Но меня вдохновило уже то, что разработчики клятвенно пообещали все предусмотренные четырнадцать команд реализовать уже «к концу зимних каникул» и я потихоньку приступил к разработке ассемблера для этой машинки. Получится он, конечно, весьма неоптимальным, все же опыта (да и знаний) по части разработки всяких там компиляторов и интерпретаторов у меня не было, но пока что во всем мире я в этой области точно знал больше всех. А на оптимальность мне при такой производительности компа вообще было плевать…

Ближе к концу ноября я отловил Зинаиду Михайловну и «порадовал» ее перспективами автоматизации бухгалтерского учета:

– Сейчас, точнее где-то к февралю, в университете доделают машину, которая всю вашу бухгалтерию сможет рассчитать за пару десятков секунд, и я имею всю, за целый год. и все балансы подвести, и даже головой отчет составить.

– То есть мы все же не зря столько денег в университет вбухали?

– Конечно не зря, тут и думать нечего. А подумать нужно вот о чем: баланс-то машина подсчитает, ни одной ошибки не допустив. Вот только как вы этот баланс из машины получить сможете, я вообще не представляю: у вас же никто прочитать информацию, записанную в виде намагниченности каких-то колечек в куче проволочных матриц, не сумеет. И не у вас тоже не сумеет: ну не дана людям способность такие вещи хоть как-то ощутить.

– Так… значит, мы все эти миллионы просто на ветер пустили?

– Нет. Люди такое прочитать не смогут, а вот другие электрические машины – запросто. Я вот что скажу: университет свою часть работы сделал, и сделал его даже лучше, чем я представить мог – но там было чистая математика и немного радиофизики. А теперь будет нужна уже точная механика и не очень простая электротехника, и вот уже индустриальный институт, если его правильно простимулировать, довольно быстро сможет сделать механизмы, которые скрытые в недрах вычислительной машины буквочки и циферки на обычной бумажке напечатают. А еще сделают другие механизмы, позволяющие всю первичку внутрь вычислительной машины запихнуть просто и быстро. Вроде как всю эту первичку на печатной машинке отпечатать, даже проще: там не потребуется даже каретку переводить.

– Понятно… сколько?

– Я человек простой, чужого мне не надо, да и лишнего не запрошу.

– Сколько⁈

– Если думать, что я хоть что-то в финансах соображаю…

– Не соображаешь, но это и неважно, мне размер сумм только нужен.

– Лично я убежден, что в пару миллионов ребята там с гарантией уложатся, а может им и миллиона не потребуется – но это всего лишь мое ничем не подтвержденное мнение. Личное оценочное суждение, а чтобы хотя бы прикинуть ориентировочно реальные сметы, то нужен будет грамотный бухгалтер с опытом работы в научных учреждениях. То есть который сможет жадность ученых побороть и вытащить из них правдивую информацию.

– Думаешь, это так просто?

– Не очень просто, но я попрошу соседку свою, Светлану Андреевну, выделить в помощь вашему бухгалтеру своего сотрудника в форме и с пистолетом. Можно даже с игрушечным пистолетом, на ученых даже такой весьма отрезвляюще подействует. А для оценки правдивости запросов я могу почти точную границу затрат дать на разработку простого устройства ввода информации: сам я берусь его разработать рублей примерно за пятьдесят…

– И ты за такими деньгами ко мне пришел?

– … тысяч. И вдвое меньше потребуется для изготовления опытного образца, а в серийном производстве если оно будет стоить больше пяти тысяч, то можете меня хоть правнуком мамэньсизавра обозвать.

– А это кто? Я на тот случай спрашиваю, достаточно ли обидно будет тебя так называть. А то крапивой по заднице тебя уже нельзя, вон какой вымахал… а жалко.

– Жалко что вымахал?

– Жалко что крапивой уже нельзя: ты же столько всякого напридумывать успеваешь, что вся бухгалтерия на уши становится. Впрочем, девочкам такие упражнения иногда и полезны: начинают соображать, на что имеет смысл средства пускать, а на что проще тебя веником отходить. Думаешь, я не знала, что ты автозаводики новые строить затеял? Но на них-то как раз денег было не жалко, машины-то в Павлово действительно очень нужные придумали. Кстати, лишнее доказательство, что ты в финансах как свинья в апельсинах: у тебя по расчетам цена тобольской «скорой помощи» получилась на треть заниженной. Павловцы-то под себя сметы прикидывали, а ты забыл учесть, во что встанет перевозка туда материалов и комплектующих. Да и электричество там вдвое дороже, чем у нас.

– Пока вдвое дороже…

– Эй, ты еще что-то там строить затеял?

– Нет, но как цену скинуть, я подумаю.

– Подумай-подумай, мыслитель ты наш, может чего полезного и надумаешь. Но всяко «скорая помощь» из Тоболька получается на четверть дешевле нынешней, да и, по словам докторов, она куда как лучше: первые две машины уже к нам в Ворсму пришли и в Павлово. И товарищ Киреев для города и области сразу уже две сотни таких заказал. Плохо только, что на плановую производительность завод хорошо если к лету выйдет, но все же уже кое-что он давать начал и за это я тебя сразу убивать не стану. Даже больше скажу: я, пожалуй, и без товарищей в форме смогу сметы из индустриального нормальные вытянуть, и даже по этим сметам финансирование выделю. Надеюсь, пока тебе этих денег хватит?

– Да мне деньги вообще не нужны, они нужны, чтобы стране лучше стало!

– Ну, насчет этого у меня как раз сомнений нет, ты же у нас все только на благо страны… родственников в первую очередь, но если посмотреть в целом…

– Если в целом посмотреть, то в университете смогут к концу года… к концу учебного года хорошо если две машины счетных построить. И дальше больше пары в год они уже не сделают, а сделают меньше, университет-то – не завод, у них задача людей учить, а не машины делать. Но стране таких машин потребуется уже минимум штук пятьдесят в год, а может и сотни не хватит… то есть я знаю, что не хватит, но народ это тоже не сразу поймет. Но поймет, и довольно быстро поймет, так что летом нужен будет уже новый завод, серийный, который такие машины будет по штуке в сутки выпускать…

– Я поняла: ты пришел чтобы меня вообще убить! Скройся с глаз моих, потомок… как его, ну ты понял, того самого! И так скройся, чтобы я тебя больше вообще не видела и не слышала! До следующей пятницы не видела и не слышала… а в пятницу принеси мне предложения относительно того, где такой завод ставить предлагаешь и, если сможешь, хотя бы самую предварительную смету на постройку и оборудование такого завода. Я не обещаю, что хотя бы почешусь твои необузданные пожелания выполнять, но почитать-то будет, наверное, интересно: в цирк у меня времени ходить не остается, так хоть на работе посмеюсь.

В целом же весь третий семестр я занимался главным образом учебой и иногда отвлекался на небольшие «экскурсии» на предмет уточнить текущее состояние отдельных разработок. Но не для того, чтобы в них какое-то участие принимать: все что делалось, делалось людьми, а работе своей разбирающимися и мои «полезные советы» могли только навредить, так как люди почему-то их выслушивали. А в свободное время я развлекался придумыванием ассемблера, что было не очень-то и просто. Потому что использующаяся в стране «телетайпная» кодовая таблица (пятибитная, да еще с тремя регистрами) для настоящей работы точно не годилась, а пока других средств ввода информации в компьютер просто не существовало: все в машину вводилось с перфоленты. Одно радовало: перфолента уже использовалась восьмиразрядная, так что появилась возможность порезвиться. Не особо широко порезвиться, почему-то народ хотел «примкнуть к загранице» и склонялся к работе с кодом ASCII-7. Но и здесь определенный просто открывался: буржуи-то в свою таблицу кириллические буквы не поместили. А так как байт в университетской машине уже получился восьмибитный, вторая половина таблицы оставалась незаполненной. Университет на выделенные Зинаидой Михайловной деньги приобрел телетайп (стандартный, «железнодорожный», каких в стране уже десятки тысяч было), причем как раз с «восьмидырочным» перфоратором. Вот только кодировка в аппарате выполнялась совершенно механически и для моих целей аппарат в исходном виде точно не годился. Но как раз перед зачетной сессией я узнал, что финансирование работ индустриального института Зинаида Михайловна все же согласовала и я, вместо того, чтобы сдавать зачеты, пошел «к соседям» ставить там «очередные задачи советской власти». И поставил даже – а с зачетами тоже успел разобраться, благо университетские математики меня даже тиранить особо не собирались. Типа раз на зачет пришел, значит что-то знает, и этого достаточно, а в деталях на экзаменах разберемся. А новый, уже тысяча девятьсот пятьдесят третий год я встретил уже не в Кишкино, у меня дома вся наша группа собралась. И все они очень веселились – а вот мне было не до веселья. Совсем не до веселья, потому что я знал, что в наступающем году должно произойти. Или все же не должно?