Текст книги "Принц снов"

Автор книги: Курт Бенджамин

Глава десятая

Путники ехали уже по глубинной, внутренней части пустыни Гансау. Солнце пекло и давило, словно непреходящий ужас погони. Наверное, удар по голове нанес вред более значительный, чем казалось поначалу, а может, сводило с ума шепчущее за спиной копье. Льешо чудилось, будто сама пустыня, с каждым днем становясь все невыносимей, иссушает мысли, не оставляя ничего, кроме видений, которые властвовали сильнее, чем во сне. Хмиши кричал так, словно мучители вырывали из его тела печень, а бледная, едва живая от ужаса Льинг смотрела на пытки. Шу тоже был там; в беспомощном гневе он лишь звенел цепями. Хабиба ехал следом на мощном белом скакуне, с сидящим на перчатке орлом, но все его удивительные способности так и не смогли указать путь. Мастер Марко в этих видениях не появлялся, однако его присутствие отравляло их, словно ядовитый пар.

Льешо с ужасом ожидал отдыха. Однако, когда он отказывался от сна, сумеречные картины просачивались в утомленный бодрствованием мозг словно галлюцинации, а сердце наполнялось ужасом и ненавистью к гарнам. Образы угнетали и подавляли; юноша знал, что всадник-гарн, чей разум перетек в его, боится и ненавидит волшебника, воля которого даже издалека правит всем и вся. И все же, подчиняясь воле клана и страху смерти от рук мастера Марко – ведь в случае неудачи он убьет их всех, – человек этот неотступно следовал за вождем. Гарны очень боялись пустыни – страх породили те мифы, о которых рассказывал Хмиши: о кочевниках, прорицателях и блуждающих в песчаной глуши духах. Кроме того, всадника преследовал страх заблудиться в безжизненных песках. Если закончатся запасы воды – солнце безжалостно иссушит плоть, а мозг закипит в сосуде черепа.

Мысли преследователя настолько походили на его собственные, что разница между ними стерлась. Льешо ясно ощущал безжалостную ярость преследователя, в то же время лишь смутно сознавая, что причина этой ярости – он сам. Гарны вовсе не испытывали чувства ненависти к вождю клана улгаров – тому, кто завел их в пустыню, – нет, они куда сильнее ненавидели свою жертву, так как именно из-за нее кошмарные пески затягивали их все глубже и глубже. Всадник лелеял в мыслях картину страшных пыток, которым он подвергнет этого мальчишку, принца Фибии, как только поймает его. Льешо же, читая эти мысли, во сне кричал от ужаса. Воображение преследователя отзывалось синяками и ссадинами, которые появлялись на теле сами собой – так, словно мучения были реальными. Уж они заставят принца говорить! К хозяину его привезут сломленным, избитым рабом.

Льешо невольно натянул державшие его в седле веревки – он совершенно потерялся, уже не понимая, где мучительный сон, а где – не менее изнуряющая реальность бесконечного пустынного пути. Смутно, издалека, из таких далей, которые невозможно было преодолеть, юноша услышал голос Балара – брат звал его по имени. Но нет, страшные, терзающие разум видения никак не хотели отступать; они кружили и кружили, отзываясь в голове страшной болью.

– Льешо! Льешо! Проснись же! Это всего лишь сон!

Всадники остановились. Или это только казалось, потому что рядом стоял брат?

– Попей немного, пожалуйста!

У лица возник дурно пахнущий, полупустой бурдюк с водой. Льешо прекрасно помнил предостережение об отравленных колодцах, а потому решительно оттолкнул воду. Вызывало сомнение все вокруг: и бурдюк, и давно ушедший в песок мертвый оазис, и едва заметная тень высохшей финиковой пальмы, под которой они остановились отдохнуть.

– Ты должен попить, принц Льешо, иначе просто умрешь! – донесся голос восседающего на верблюде карлика-музыканта.

– Пожалуйста, брат.

Балар снова поднял бурдюк. Льешо резко оттолкнул руку.

– Ты не настоящий! – отчаянно закричал он, удивляясь хрипоте собственного голоса.

Бурдюк выпал, вода тонкой струйкой потекла по песку, тут же впитываясь. Запах влаги внезапно разбудил страшную, отчаянную жажду. Да, иногда и галлюцинация может говорить правду. Собачьи Уши не ошибается: если он хоть немного не попьет, то непременно умрет.

Харлол, тот самый человек, который пытался убить императора, ловко подхватил бурдюк – вода не успела вытечь.

– Черт подери, Кагар! Неужели нужно было бить его так сильно?

– Это вовсе не из-за удара! Это сны, видения. Они совсем его одолели!

– Скажи это Динхе, когда она спросит, почему вместо живого принца снов мы привезли труп.

Харлол злился. Это хорошо. Вернее, ничего хорошего, если он, Льешо, уже мертв, но, во всяком случае, ташек начинал показывать свое истинное лицо. Оказывается, его похитили для того, чтобы отдать Динхе. Балар сказал, что этому человеку можно доверять, но вдруг он и сам ошибался?

– Принц не умрет!

Балар схватил бурдюк, а погонщик, пробурчав что-то невнятное, начал внимательно осматривать ноги верблюда.

Он вовсе не собирался умирать. Льешо сказал бы это, если бы доверял своим попутчикам. А доверять он не мог: ведь именно они виноваты в том, что слуги его самого жестокого врага, мастера Марко, захватили в плен Адара. Так что теперь Льешо просто не имеет права умирать. Он должен жить, пока не освободит брата. Скорее всего его хотят отравить… Ну что же, предсказатели снов выжили, значит, сумеет выжить и он. В конце концов, все это уже испытано – с мастером Марко.

– Пожалуйста, Льешо! Ты же так долго боролся за жизнь, не сдавайся! – Балар налил немного воды в ладонь и протянул брату, словно чудодейственное лекарство. – Выпей.

На сей раз юноша послушался. Вода была немного затхлой, пахла кожей и пыльной рукой Балара, но в целом вполне нормальной. Впрочем, это вовсе не означало, что можно доверять всем вокруг: скорее всего они просто хотят доставить его на место живым. Ничего, там посмотрим.

– Ну вот, молодец.

За эту снисходительную похвалу Льешо захотелось ударить брата, однако какой смысл драться с собственной галлюцинацией?

– Вы все не настоящие.

Он уже говорил это, ничего более оригинального в голову почему-то не лезло. Однако фраза возымела действие, потому что Харлол, садясь верхом, причудливо выругался. Балар не отреагировал; на его лице застыло отчаяние. Потом они снова тронулись в путь, и Льешо затерялся в мире сновидений.

Когда стало немного легче, юноша решил, что уже умер или что, проснувшись, обнаружит: все происходящее после ночи шестнадцатилетия – просто сон. С опаской открыв глаза, он увидел, что оказался в провинции Фаршо, в саду ее сиятельства. Именно здесь смертная богиня Сьен Ма учила Льешо стрелять из лука. Мишенью служили плодоножки персиков. Собранные столь причудливым способом фрукты потом оказывались прекрасным обедом. Сейчас, во сне, он очутился под зеленым куполом листьев, на мягком ковре травы. Чарующий запах персиков приносил воспоминания о последних минутах мира. Если бы можно было поверить в реальность происходящего, Льешо непременно бы расплакался.

– Садовники никак не могут достать до верхушки дерева, а лучшие персики растут именно там, – Сьен Ма нежно тронула юношу за плечо. Льешо чуть-чуть приоткрыл глаза и посмотрел, надеясь, что богиня не заметит его взгляда.

– Я знаю, что ты не спишь, и очень хочу сладких персиков.

– Ты не можешь быть настоящей! – Льешо приподнялся, опираясь на нежный, стройный ствол дерева. – Мастер Марко сжег весь этот сад дотла.

Да, именно тогда всерьез начались убийства – в первой, но далеко не последней настоящей битве Льешо. Память его совсем утратила впечатление о красоте сада, но ее сиятельство оставалась точной такой, какой он ее запомнил: одновременно и красивой, и ужасной – с улыбкой холоднее, чем покрывающий горные вершины Кунгола снег.

– Ненастоящая тоже может испытывать чувство голода. А я действительно очень хочу персиков.

Льешо прекрасно помнил, что разговаривает со смертной богиней, покровительницей войны. Больше того, именно ее Шу оставил на троне на время собственного отсутствия, надеясь, что Сьен Ма достойно защитит империю Шан.

– Случилось что-то плохое?

– Разумеется, случилось. Во-первых, император попал в плен вместе с этим мошенником Чи-Чу, а во-вторых, я до сих пор не могу получить самый сладкий персик.

Льешо на минуту задумался. За первую из проблем он мог лишь извиниться, зато со второй вполне мог справиться даже во сне. Поднявшись, он низко, почтительно поклонился. Тут же в руке возник лук. Тетива – прицел – выстрел – душа летит на макушку дерева, и персик падает в раскрытую ладонь.

– Моя госпожа, прошу вас.

– Спасибо.

Богиня взяла фрукт прямо из протянутой руки и начала есть. Губы ее едва двигались. Не было заметно, как госпожа кусает, на подбородке не появилось ни единой капли сока.

Персик просто исчезал. Очень скоро он закончился, косточка полетела на траву, а смертная богиня вновь обратила внимание на юношу. Под пристальным взглядом Льешо чувствовал себя несколько неуютно, однако понимал, что плата за доставленные неприятности всего лишь в один персик слишком мала.

– Моя госпожа… – заговорил он.

Грациозный наклон головы показал, что можно продолжать.

Льешо глубоко вздохнул.

– Прощения вашего я не заслуживаю, однако молю о жалости.

– За что же тебя жалеть, мальчик?

– Испытание было предназначено мне одному, а в нем пострадали и император, и вся империя. В плен попали и мастер Ден, и Адар, и Карина – та самая девушка, мать которой мечтает войти в сонм смертных богинь.

Юноша печально улыбнулся.

– Я умудрился разгневать множество богов и по крайней мере одного дракона. Что касается испытаний, то при всем желании невозможно даже представить себе большую неразбериху и путаницу, чем та, которую невольно создал я.

Действительно, каждый, кто пытался ему помочь, погибал или страдал. Это относилось и к богине: ведь ее сад погиб – мастер Марко сжег его, преследуя юного принца.

Ее сиятельство склонила голову, словно желая рассмотреть проблему Льешо под другим углом.

– Ты считаешь, что твое испытание – единственное на этом пути, – наконец заговорила она. – Дело в том, что Шу должен пройти сквозь собственные трудности, преодолеть собственные препятствия и сделать собственные выводы.

– Но Шу стар!

– Не так уж и стар.

Необдуманный возглас Льешо вырвался сам собой, бесконтрольно. Услышав сухой ответ, юноша покраснел и напрягся, пытаясь отвлечься от вопросов вроде «сколько же лет самой смертной богине? » и «каким испытаниям подвергается Шу?». Действительно, Шу вполне мог извлечь из происходящего целый ряд уроков. В военных и шпионских делах император проявил немалую храбрость и изобретательность и вполне может считаться образцом и учителем. Однако, судя по всему, душа его вовсе не лежала к вопросам управления государством и дипломатии, а Льек учил, что именно они являются истинными инструментами великого правителя. Разговор состоялся, естественно, еще до того, как старый министр обрел реинкарнацию в образе медведя – в ту пору, когда советы звучали яснее и произносились четче.

Да, наверное, испытание Шу имело определенный смысл. Ему предстояло самому пройти путь принятия решений, однако в плену у гарнов сделать это было куда труднее. Кроме того, возникала еще одна проблема. Мастер Ден следовал за Шу, чтобы давать ему необходимые уроки или же, что вполне в духе лукавого бога, спасать императора в тех случаях, когда уроки эти он получал сам. Все это, однако, ничем не могло помочь Льешо.

Он так задумался, что голова разболелась даже здесь, в нереальности, во сне. И все-таки принял решение и заговорил:

– – Мастер Ден постоянно наставлял меня. Без его советов я не знаю, что делать и как поступать.

– А ты оглянись вокруг. – Смертная богиня опустила руку в глубокую чашу, на которую Льешо до сих пор не обращал внимания, достала сливу и протянула ее юноше. – В мире немало учителей, надо только суметь их увидеть и услышать.

Обдумывая последнюю глубокомысленную фразу, Льешо внезапно заметил копавшуюся под персиковым деревом огромную свинью. Сразу вспомнился другой сон, где тоже фигурировала свинья. Юноша инстинктивно схватился за висевшую на груди ладанку с тремя жемчужинами.

– Это?..

Не дождавшись конца вопроса, госпожа Сьен Ма со смехом ответила:

– Нет, это вовсе не учитель, но и он может оказаться полезным. Мастер Свин! – окликнула она животное.

– Никакой не «мастер», госпожа, как вы прекрасно знаете. Просто Свин. – Джинн поднялся на задние ноги и любезно поклонился, после чего взял сливу из чаши. – Мы уже встречались. – Он широко оскалился в сторону Льешо, изображая улыбку, а потом жадно проглотил сливу вместе с косточкой и плодоножкой. – Знаете ли, вы движетесь по неверному пути.

Следовало бы держаться рядом с Шу – во всяком случае, гарны не позволяют ему удалиться от Небесных Врат.

– Да, но это также означает близость к мастеру Марко, – добавила госпожа.

– Мне нужно разыскать братьев и жемчуг.

– А, ну ладно. В этом вы, наверное, правы. – Дернув носом, Свин внимательно взглянул на землю. – Все же, полагаю, мы найдем вам применение. Старайтесь оставаться на связи.

Преподав эти мудрые советы, Свин удалился, внимательно обнюхивая все вокруг.

– Как я смогу это сделать?

Льешо обернулся к смертной богине, но увидел, что Сьен Ма исчезла, а сад превратился в кучи пепла. Вздрогнув, он проснулся и почувствовал, что напряжение в спине, между лопатками, исчезло. А это означало, что гарны больше не мчатся по следу.

Песок пустыни сменился дорогой – она вилась среди оголенных до самого каменистого остова холмов. С обеих сторон возвышались скалы; каменные слои накладывались один на другой, словно забытые кем-то стопки книг или брошенные впопыхах кучи разбитых тарелок. На желто-коричневом фоне выделялись пятна других цветов: ржавые, серые, с прожилками ядовито-зеленого и сернисто-желтого. Изрытый ветрами песчаник переливался всеми цветами радуги. Сам собой возникал вопрос: что за мощные силы поработали над холмами и как удалось уцелеть среди них дороге?

– Добро пожаловать к Каменной Реке Акенбада, мальчик!

Карлик махнул флейтой в сторону окружающих скал.

– К реке?

Собачьи Уши поднял брови, словно удивляясь.

– А я что, произнес слово «река»? Да, действительно. Дело в том, что пустыня Гансау далеко не всегда была пустыней. Но иначе она выглядела еще до ташеков-номадов и их поселений. А теперь речные русла стали прекрасными дорогами, вот только ехать в эти края никто не хочет.

– Что здесь произошло?

Льешо с изумлением оглядывался. Окрестности выглядели так, словно чья-то могущественная рука крепко схватила землю и сорвала ее с опор.

– Очень многое. Веками складывались камни, а потом веками великая река их размывала.

– Но куда же подевалась вода?

– А, так здесь появился дракон. Ведь он всегда появляется, правда? Когда-то была песня…

За все те семнадцать лет, которые Льешо прожил на свете, драконы встречались лишь дважды, да и то в чрезвычайных обстоятельствах. Однако о них было сложено огромное количество песен.

Карлик достал из футляра совсем маленькую – не больше пальца – дудочку. Наиграл несколько тактов и, удостоверившись, что попал в нужную тональность, запел старинную балладу:

 
Когда вырос высокий тростник
И в воде засияло солнце,
Лорд Дракон вышел из своего водяного замка,
Чтобы прогнать надоевших рыбаков.
– Мой замок не для людей! – воскликнул он, —
Их сети; удочки, поплавки не дают жизни!
И если придется еще хоть раз предупреждать,
Я утоплю всех вместе с лодками и смолой!
 

Недоумение Льешо, судя по всему, отразилось на его лице, так как музыкант замолчал и счел нужным объяснить:

– Смола применяется, чтобы закупорить щели в дне лодки – тогда вода не просачивается.

– Точно, так сделана походная лоханка мастера Дена, – обрадовался воспоминанию Льешо.

– Да-да, именно. – Карлик заметил это как бы между прочим и заговорил о другом, не дав юноше уточнить, откуда ему известно устройство сосудов для стирки в боевых условиях. – Так вот, дракон угрожал потопить не только самих рыбаков, но и их лодки. Крестьяне, жившие вдоль берегов Золотой реки, поддерживали со своим чудовищем дружеские отношения. Они поклонялись жившему в глубоких водах огромному змею и признавали его право на владение обитавшей там рыбой. Судя по всему, с Каменной Рекой дело обстояло иначе.

Юноша кивнул, показав, что понимает, о чем идет речь, и карлик продолжил песню. В ней говорилось о том, что Гансау когда-то была не песчаной пустыней, а представляла собой плодородную долину, где текли полноводные реки, а на холмах росли высокие мощные деревья. Река приносила жизнь и богатство, но людям было этого мало – они требовали еще и рыбы. К сожалению, рыбу любил и дракон. Спор зашел слишком далеко, и рыбаки наняли охотников и солдат, чтобы те избавили их от дракона. Однако что произошло дальше, Льешо так и не узнал, потому что на самом интересном месте карлик вдруг замолчал.

– Нет, продолжай, нельзя останавливаться, не допев до конца! – возмутился Льешо.

Балар и даже ташеки-погонщики поддержали его: – Что же было дальше?

– А продолжение зависит от того, кто рассказывает историю. Некоторые считают, что рыбакам удалось убить дракона, и после этого река от печали иссякла. Другие же утверждают, что дракону надоела вся эта возня, и он попросту ушел, забрав с собой реку. В этом варианте легенды дракон нашел новую жаждавшую воды землю и новую постель, где мог отдохнуть. А главное, люди в тех краях умели почитать реку. Что же касается рыбаков, то некоторые говорят, что они умерли, и их сменили кочевники – они пришли на оставшуюся после дракона пустынную землю. Другие полагают, что рыбаки ныне живут в оазисах и рядом с колодцами, и постепенно дети их забыли, что когда-то вообще в этих местах протекала река и даже водилась крупная рыба.

Карлик резко взмахнул рукой, словно отметая прошлое.

– Важно одно: реки здесь больше нет.

История показалась Льешо правдивой, однако музыкант так не считал. Его собственный опыт общения с драконами говорил, что убить их чрезвычайно трудно; эти создания очень вспыльчивы, но в то же время справедливы. А кроме того, они не сторонники частой смены места жительства. Юноша задумчиво спустился на землю. Ему хотелось ощутить настороживший его путь. Интересно, действительно ли под копытами лошади шевелились камни, словно недовольно ворочался спящий старый дракон? Или странное впечатление возникло оттого, что дорога неровная и каждый шаг отзывается в ней словно эхо?

Жара, решил Льешо, определенно лишила его логики, оставив лишь воображение, а вихри желтой пыли притупили чувства. Он чувствовал, что где-то далеко, среди гор, живут люди, присутствие которых он не в состоянии увидеть, а вода, словно зов сирены, пела глубоко под землей, которую сейчас топтали кони и верблюды. Вдалеке мерцал свет, однако юноша стоял в полной темноте. Поднял сетчатую вуаль, но и это не помогло – тьма обступила плотным кольцом.

Может быть, я ослеп ? – подумал Льешо, но тут оказалось, что вопрос этот он задал вслух, потому что ему ответил Балар.

– Это всего лишь пыль, – заверил старший брат.

На самом деле виновата была вовсе не пыль. Видел Льешо хорошо, однако то, что он видел, никак не совпадало с тем, что он ощущал и чувствовал. Черная пелена застилала вовсе не глаза, а разум, а потому принц изо всех сил потряс головой, стремясь освободиться от затмевавших рассудок мыслей. И вот наконец он начал кое-что различать: постепенно из массива скалы выступил острый угол огромного песчаника. Оставалось сфокусировать взгляд на вкрапленных в камень отдельных зернах сланца – так можно было окончательно очистить разум от тумана.

Акенбад. Все-таки они дошли до города и теперь стояли в тени каменистого выступа. Льешо прищурился, не сдержав изумленного возгласа:

– Что это?

Рот так и остался открытым от изумления; заметив это, юноша захлопнул его так резко, что даже стукнули зубы. Акенбад не походил ни на один виденный до сих пор город. Во-первых, он вовсе и не выглядел городом – не было заметно ни зданий, ни стен, похожих на те, которые защищали Шан или Фаршо, ни садов. Строители искусно врезали город в скалы, сплошной стеной возвышавшиеся над вившимся между ними каменистым руслом реки. Вдоль поднимавшейся к вершине узкой улицы одна пещера сменялась другой, а между ними, словно узоры, сверкали разноцветные волны нефрита, жадеита и лазурита.

Входы в пещеры часто украшали колонны и портики: они органично вписывались в естественный узор необработанного, грубого камня. Внутреннее убранство пещер было скрыто за массивными, искусно и богато расшитыми занавесами; особенной популярностью пользовалась вышивка на красном фоне: изысканные переплетающиеся плети лозы, гнезда с сидящими в них разноцветными птицами. Птицы эти охраняли вышитые синими и желтыми нитями огромные яйца. Внизу, на уровне дороги, пещеры Акенбада выглядели и обширнее, и богаче, и изысканнее. Украшавшие входы барельефы изображали извивающиеся в танце фигуры странных, суровых пустынных духов. Они критически взирали на пустые торговые ряды, составленные всего из нескольких обтрепанных палаток. Под полинявшими навесами среди пустых мешков и разбитых глиняных кувшинов сидели старики-номады; они вглядывались в даль, перспектива которой оказывалась куда значительнее тех немногих шагов, которые отделяли торговцев от изнуренных путников.

– Вот она, пещера толкователей снов.

Балар внимательно разглядывал вход, отличавшийся от соседних сложностью и мастерским исполнением каменной резьбы. Сделав над собой усилие, Льешо оторвался от созерцания старцев-ташеков, казавшихся куда более устрашающими, чем танцоры на каменных барельефах, и посмотрел туда, куда показывал Балар.

В самом центре горы зияла огромной, как у пришедшего из легенд дракона, пастью обширная пещера. По всему периметру готового проглотить дорогу входа каменотесы высекли острые, кривые драконьи зубы. Широкий плоский нос с ноздрями-отверстиями выдыхал пары сандалового дерева и кедра. Чешуя на шее дракона создавала возле входа подобие ступеней. А на голове его, словно огромные колонны, обрамлявшие вход в пещеру, возвышались мощные рога. Огромные полузакрытые глаза дремали, хотя искры лазурита говорили о внимании чудовища к тому, что творится вокруг. В целом пещера напомнила Льешо воплощенного в виде моста Дракона Золотой Реки – образ этот наполнял сердце ужасом.

Юноша стоял, не в силах тронуться с места, пронзенный еще одним живым проявлением древней легенды. Тут тяжелый шелковый занавес раздвинулся, и из драконьей пасти возник человек.

– Балар, ты нашел…

Если не обращать внимания на бритую голову, вышедший навстречу странникам человек вполне мог бы оказаться самим Льешо, только десять лет спустя. Он был такого же роста, так же смугл и темноволос. Увидев юношу, человек заметно побледнел.

– О милостивая Богиня! Ты разыскал его!

К немалому смущению юноши, вновь обретенный брат упал на одно колено и низко, до самой земли, поклонился. И тут же все сидящие вдоль улицы старцы-ташеки последовали примеру молодого человека и низко склонили головы к ногам юного принца.

– Льюка? – не веря собственным глазам, уточнил Льешо. – Что ты здесь делаешь?