Текст книги "Пёрышко (СИ)"
Автор книги: Ксюша Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
10 глава
С трудом, но все-таки откатился от нее. Сел чуть дальше, голову руками обхватил. Нет, Ясна не виновата – просто зря я понадеялся, что она – особенная, что на нее мирины штучки не действуют. Хотелось, как когда-то в молодости бить и крушить все вокруг.
Только вдруг сзади руки горячие за плечи обхватили. И Ясна в самое ухо шепотом говорит: "Не ожидала просто, что она покажется, прости меня!" Своим ушам не поверил – не плачет, не трясется от ужаса, голос спокойный, ласковый.
Повернулся к ней – а она улыбается! Сердце в груди перевернулось просто!
– Правда, не боишься?
– Боюсь... Боюсь, что ты уйдешь...
Ну, после слов таких меня от девушки никакие силы оттащить не могли! Снова целовать ее стал, и, что удивительно, но она не только принимала ласки мои, но и сама отвечала, трогала, целовала меня – несмело, неловко, но оттого еще больше удовольствие мое было.
А когда она плоть мою рукой обхватила и к себе потянула, последние мысли из головы вылетели. Лег между ног ее и медленно в тело горячее толкнулся. Изо всех сил старался не спешить, чтобы привыкла она ко мне, чтобы вреда большого не причинить. Но такой она горячей, да узкой была, что, как не старался замереть и не двигаться в ней, не мог...
Ждал, что плакать будет, а она – губы кусает.
– Ясна, больно тебе?
– Нет...
– А что тогда?
– Целуй меня, Богдан!
Этот приказ я с радостью выполнил. Припал к губам, стал языком их обводить, зубами легонько прикусывать. И скоро руки ее обнимать стали. Ногти плечи мои царапать. И тогда уже не мог я сдерживаться совсем – бился в теле ее и понимал, что теперь мне девушки этой всегда мало будет.
А потом, лежал на покрывале и вдаль – в небо ночное смотрел. Как же хорошо, что у сенника только сверху – крыша, а по бокам – все открыто! Ясна голову на плечо мое положила, руку – поперёк груди протянула и кончиками пальцев кожу поглаживала. И так тихо, так спокойно все вокруг было, что даже странно мне стало – неужели Мира сдалась, оставила меня в покое? Или только на время затаилась и что-то новое, пострашнее выдумывает?
– Богдан?
– Что, Ясна?
– Так всегда у мужчины и женщины бывает?
Так вот о чем она думает! Вот что мысли ее занимает – не о Мире, не о завтрашнем трудном дне переживает.
– Как так?
– Ну, чтобы звезды вдруг на крыше сенника засверкали?
Не выдержав, рассмеялся. Думал, обидится Ясна, но она смеялась в ответ.
– Ты звезды видела?
– А ты?
– А я – целый пожар!
– Так тебе понравилось быть со мной?
Приподнялся чуть и в лицо ее красивое посмотрел. Ну, как объяснить ей, что ночью этой она мне самый дорогой подарок подарила, какой только может жена мужу преподнести. Впервые за долгие годы одиночества я чувствовал себя любимым.
– Ясна, не просто понравилось... Никогда мне так хорошо не было.
И это была чистая правда.
****
Ах, какой радостью зашлось сердце от слов Богдана! Не было счастливее меня на всем белом свете!
Он вскоре уснул. А ночью прохладно стало – голышом-то на улице лежать! Где-то рядом одеяло было – только темно, не видно, где. Попыталась я из рук Богдана выбраться, а он сильнее к себе прижимает. Прошептала ему тихонечко:
– Спи, спи, милый мой, я сейчас...
Взяла одеяло, укрыла его, сама снова на плечо его легла, прижалась сбоку, да и заснула.
... Проснулась с первым криком петуха. Мысли-воспоминания о том, что ночью было, сразу в голову хлынули. Глаза открыла – на боку лежу, а сверху рука тяжёлая, горячая, камнем придавила. Руку чуть отодвинула и повернулась к нему лицом.
Небо посветлело чуть, и было мне хорошо видно лицо мужа моего. Не хотелось будить его, день-то трудный предстоит, но пальцы сами, без воли моей, гладить его брови черные стали, по носу прошлись, обвели контур губ (какие они у него полные, резко очерченные!)... А потом ниже скользнули. Пальчиком одним по шее прошлась, особо на том месте задержалась, где жилка билась. Потом на грудь его спустилась...
– Богдан, Богдан.... – негромкий голос позвал снизу.
Он тотчас же глаза открыл и улыбается – не спал! Ждал, что я дальше делать буду.
– Сейчас, Ярополк, сейчас спущусь я.
А сам не уходит, а, наоборот, ко мне поворачивается.
– Нам ехать уже нужно?
– Нужно, – говорит, а сам в губы целует.
– Спускаться пора?
– Пора, – а сам, ушко мое прикусил и таким горячим дыханием шею обжег, что поняла я, что и он уходить от меня не хочет, также, как и я от него.
Во дворе шум, да крики стали слышны, как если бы ругался кто-то. Богдан вздохнул тяжело, отодвинулся от меня и одеваться стал.
– Ясна, у тебя есть время, чтобы собраться. Если нужно будет, зови меня. И поедешь на повозке сегодня.
– Почему это? Я, вообще-то, верхом хорошо умею. Не хочу на повозке.
Он снова улыбнулся, посмотрел ласково.
– И тут споришь! После ночи сегодняшней больно тебе верхом будет.
Об этом я как-то не подумала. Покраснела до пят, кажется. Он ушел, а я еще долго в спину смотрела, пока из виду не скрылся – и думала, как же повезло мне Богдана встретить!
***
Спустился с сенника, с трудом удержавшись, чтобы не обернуться, не взглянуть на нее еще разочек. Ох, тяжело мне с ней в походе будет! Как не дотронуться, не коснуться ее теперь? Рядом ведь воины мои!
Во дворе ругались Третьяк и Милорад.
– Чего кричите на всю деревню, как бабы базарные?
Третьяк ко мне навстречу кинулся:
– Стал коней утром чистить – моя очередь перед дорогой-то, а у него в седельной суме – вон что, погляди!
Милорад, нахмуренный, зло смотрел куда угодно, только не в глаза мне. Я глянул и обомлел – в суме его кусок холстины лежит с двумя прорезями, как если бы для глаз... Об этом ли Бажен вчера говорил? Неужто, Милорад...?
– Милорад, что это?
– Кусок мешка, ты ж и сам видишь... Богдан, понимаю, что не поверишь мне, но это – не моё. Не пойму сам, как в суме моей оказалось.
– Та-ак. Ярополк где?
– Вот он я, воевода!
– Кто сегодня ночью дежурил?
– Сначала – я, а утром – Волк с Мстиславом. Хотел одного из Жданов поставить, да они оба медовухи обпились.
– Зови их!
Ярополк в избу пошел, из отворенной двери которой слышно было, как ложки о миски стучали – завтрак бабушка Ясны моим воинам сготовила. Вернулся с Волком да Мстиславом.
– Кто ночью к сбруе подходил?
Все трое друг с другом переглянулись и в один голос сказали:
– Никто!
– Милорад?
Милорад, кажется, еще ниже голову опустил.
– Суди, как хочешь, воевода, только не моё это!
А вдруг и, правда, не виноват? И эти трое, ведь, тоже могли подкинуть? Как же рассудить-то?
– Ладно, идите, разберёмся.
11 глава
То, что быть женатым человеком трудно я понял уже к обеду. Дело в том, что вместо того, чтобы сосредоточиться на дороге и думать о предателе, наблюдать за воинами и делать выводы, я, как ненормальный, то и дело посматривал на Ясну, а посмотрев, не мог сосредоточиться ни на чем...
А еще понял, что меня раздражает Бажен, ехавший вместе с ней в повозке. И дело-то в том, что они всю дорогу разговаривали да смеялись. И что ему так быстро полегчало-то? Пусть бы и лежал себе тихонечко без сознания! Нет, только и слышно: "Ясна, посмотри! ", "Ясна, послушай!"
А она-то, она – поит его настоями, рану перевязывает, а на меня и внимания не обращает! Может, из-за мыслей своих глупых и не почувствовал, не предвидел того, что дальше произошло.
Сперва услышал далеко впереди на дороге лесной, по которой мы путь держали, шум, крики, звуки сражения. Насторожился. Неужто Милорад в засаду попал? Никогда с ним такого прежде не случалось, раньше засаду он за версту чуял! Да и разбойники лесные – обычно опытными бывают, понимают, что впереди разведчик всегда едет, а у него ничего ценного нет, в отряде завсегда добро везут.
Вскоре навстречу разведчик наш прискакал со стрелой в плече. Хорошо попало ему – грудью на коня упал, вся рубаха в крови.
– Богдан! Засада!
Я сам, да и воины мои уже это поняли, изготовились, оружие выхватили. Волку взглядом место с повозкой указал – чтобы защищал Ясну и Бажена.
– Сколько их, Милорад?
– Человек десять точно!
Оглядел место, где сражаться предстоит. Десять – больше, чем нас. Но, что за воины они? Чаще всего среди разбойников настоящих бойцов всего несколько человек.
– Мстислав, дерево во-он то, раскидистое видишь?
Он кивнул, спешился, лук Милорадов забрал, на дерево полез. После Милорада, Мстислав – лучший лучник в отряде.
Враги приближались. Вот-вот из-за поворота покажутся. Милорад коня возле повозки остановил и говорит Ясне:
– Перевяжи меня, может, я еще сгожусь в бою.
***
Батюшки мои, перевязать-то не трудно – бабушка научила, да и тряпицы есть у меня. Да стрелу как достать? Она так и торчала из плеча в спине молодого воина. Он сел на пригорок, я тряпицу да горшочек с настойкой специальной приготовила, чтобы рану промыть.
– Милорад, я стрелу достать не умею.
– Попробуй просто потянуть на себя.
Топот коней раздавался совсем рядом, нужно торопиться. Взялась за стрелу, да потянула. Чувствовала, как идет она тяжело, плоть Милорада широкой частью наконечника разрывая. Но ни звука не издал воин, только глаза закрыл, да руки в кулаки сжал! Вытащила, стала настойку лить. Знала, что больно будет – когда ею бабушка мне коленки сбитые промывала, в детстве, всегда сильно щипало. Но он только воздух, сквозь стиснутые зубы втянул.
– Молодец, Милорад, какой ты терпеливый!
Слово доброе человеку сказала, а он глазами своими синими сверкнул, и такая надежда во взгляде том была, что о словах тех я тут же пожалела. Только перевязывать стала, как всадники на дорогу перед нами выехали.
Были они одеты грязно да бедно – все оборванные да заросшие. Сразу понятно, что воины из них никудышные, одно и преимущество, что их больше. Не то, что мой Богдан! Вон как прямо стоит, как руки сильные меч держат – невольно залюбовалась им. Ни на секунду не подумала, что он им уступить может. Разбойники, видимо, тоже оценили противника, потому что остановились в нерешительности. Богдан первый заговорил:
– Ни злата, ни богатств никаких у нас нет. Убирайтесь по добру, по здорову. Другого предложения не будет.
Я уж было думала, что обойдётся, уедут, да и дело с концом. Только вдруг один из них – самый главный, да сильный воин, на Богдана кинулся. Остальные тоже, выбрав себе противника, ринулись в битву. На Волка целых двое нацелились! Милорад в левую руку меч свой схватил и быстро вставать стал. Тут-то я и увидела, что к повозке нашей три разбойника направляются – да ухмылки у них недобрые. Видимо, не чувствуют они в раненом да, тем более во мне, помехи особой. А повозка-то внимание их и привлекла.
Вот бы меч мне! Да где его взять? Может, у Бажена. К повозке шагнула, а Бажен тоже подняться пытается. Да сил у него нету.
– Бажен, дай мне меч!
– Да зачем? Неужто сражаться будешь?
– Давай! Увидишь!
Он понял, видимо, что сам – не боец пока, и меч свой мне протянул. Я меч взяла, из руки в руку переложила, чтобы привыкнуть к нему, как дедушка учил. Меч этот легче дедушкиного был, с таким-то я легко справлюсь. Милорад с сомнением на меня глянул и сказал:
– За повозку спрячься! Сам справлюсь!
Ответить ему я не успела, потому что один из разбойников на молодого воина кинулся. Второй упал лицом в землю – в спине его стрела торчала. А третий ко мне направился. Подняла меч, ноги пошире расставила. А когда он замахнулся, легко отбила, вбок уходя. Он и не ожидал, видимо, что я в другом месте окажусь так быстро – неповоротливый боров мне попался, – растерялся, меч в его руках дрогнул. Но снова замахнулся, ударил сильнее, только удар тот тоже вскользь прошел – я свое оружие чуть боком к его подставила... Снова чуть отступила, и сама замахнулась, целясь в плечо. Он был уверен, видимо, что нападать я не сумею, потому что отбить вовремя не успел, только слегка смягчил удар, свое лезвие подставив. Потом завопил, как поросенок и наземь повалился.
Тут-то я вокруг огляделась и увидела, что сражение-то к концу подходит. Один из разбойников убит. Двое бегут. Остальные – раненые, кто, где лежат-сидят. И только один – тот самый – главный, с Богданом еще сражается. И у мужа моего на рубахе – пятно алое. Хотела было с мечом своим к нему на помощь рвануться, да Милорад остановил. Тут-то я и увидела, что любой сейчас Богдану помочь бы мог – да никто почему-то этого не делал. Даже Мстислав, который неторопливо с дерева слезал. Да, что же это? Да, почему же они все его бросили?
– Пусти, Милорад!
– Нет, Ясна! Не ходи туда!
– Да почему это? Что ж вы ему не поможете?
Тут Бажен из повозки за боем наблюдающий со смехом сказал:
– Ясна, он и сам справится!
– Да, он же ранен!
– Не его та кровь!
Засомневалась я, да остановилась в нерешительности. А они все за боем наблюдают, посмеиваются. Стала и я смотреть. Как легко он движется! Как плавно меч в руках его ходит! Разбойник нападает глупо, необдуманно – устал, да поранен. А Богдан, чуть отступив, да отбив очередной удар, легко поворачивается и не в полную силу удар наносит. Тут только я поняла то, что для других очевидно было – Богдан уже победил его, теперь он, как кот с мышью, с тем разбойником играет.
***
Разбойников отпустили – некогда с ними возиться. По хорошему, так к князю Ярославу изборскому доставить надобно, чтобы сам разобрался, кто в его владениях на путников нападает. Да только спешить надобно.
Вечером, когда у костра собрались, стали, как всегда бой обсуждать. А Ясна Милорада перевязывала за повозкой. Против воли к речам ее прислушивался. Так она ласково к воину молодому обращалась, что против воли прислушивался, до только слов разобрать не мог. А тут Третьяк и говорит:
– Воевода, в следующем бою жену твою против самого сильного воина выставим! Она быстрее тебя сегодня справилась.
Не понял я, о чем он речь ведет. А тут Мстислав продолжает:
– А как она от ударов-то уходила! Я бы того разбойника стрелой прикончить мог, да в нее попасть боялся!
Как так, она сражалась? Да, где это видано, чтобы женщина мечом владела? Удивленно на воинов смотрел. Я-то в пылу сражения ничего не заметил! Дальше слушать не мог, поднялся и к Ясне с Милорадом направился. Когда подошел, слышно стало, что Милорад ей говорит:
– Ясна, люба ты мне, так люба, как никто и никогда не был. Любую тебя приму, уходи от Богдана!
– Да, как же это возможно? Я же жена его!
– Тебя же заставили за него пойти!
– Нет, Милорад, я сама его выбрала!
– Не любит он тебя!
Не дослушал, такая злость меня обуяла! Выскочил к ним, сам себя не понимал, да только, схватил Ясну за руку и за собой потащил, а Милораду по пути бросил:
– С тобой потом поговорю!
12 глава
– Богдан, куда ты меня тянешь?
Ветки цеплялись за одежду, царапали кожу, но я упрямо шел вперед. Не понимал, зачем это делаю, знал одно только, что если вернусь сейчас к дружинникам своим, несдобровать Милораду!
Только Ясна вдруг споткнулась и падать стала. Еле успел удержать ее. Прижал к груди, на секунду в волосы ее лицом уткнулся – какая она! Тёплая, нежная, пахнет сладко... А ведь она только что с Милорадом любезничала, а до этого – с Баженом весь день!
– Забыла, как говорила мне, что ни на одного мужчину не посмотришь больше?
Так удивленно смотрит, как будто не понимает, что наделала.
– Так я и не смотрела....
– А Милорад? А Бажен?
– Так что мне теперь, и разговаривать нельзя ни с кем?
– Хороши разговоры у тебя – Милорад своей женой сделать хочет!
– Так разве я виновата в этом?
– Значит, повод дала!
Вот же жена попалась! Вместо того, чтобы глаза опустить, да прощения просить, как любая другая бы на ее месте сделала, ногой топнула, искры в глазах зажглись и говорит:
– А что ты, муж мой, сделал, чтобы я на тебя одного смотрела? Может, поговорил со мной? Может, в любви мне признался? Да ты и не взглянул на меня за целый день!
– Да в том то и дело, что смотрел. Даже к нападению готов не был – о тебе одной думал!
Почему она так радостно улыбается?
– А еще мне воины сказали, что ты меч схватила и сражаться пыталась! Это не женское дело! Ты могла себя поранить! Чтобы больше такого не было!
***
Еще утром радовалась как безумная, что суженого своего нашла! Восхищалась – любовалась им! Богдан – красивый! Богдан – нежный! Богдан – сильный! Нет! Богдан – бесчувственный чурбан! Вот он кто! Что плохого я сделала? Ну, ладно, к Милораду ревновал он, допустим. Это приятно понимать! Но почему ругает за то, что я сражалась? Ведь я ему же помочь хотела? Не для этого ли меня дедушка учил с детства – чтобы не обузой мужу своему была, а помощницей!
– Ты, да ты...
– Что пожалела уже, что меня в мужья захотела?
– А знаешь что, ты злой и бесчувственный!
– Так, может, пока не поздно, к Милораду в жены попросишься!
Глаза пелена застила. Сама не поняла, как это случилось, только замахнулась и изо всех сил ладонью ему по щеке ударила, его голова так в сторону и дернулась. А в глазах огонь полыхнул! Жутко стало, развернулась и помчалась, куда глаза глядят. Слышала его тяжелое дыхание за спиной. Вот-вот схватит!
Как ветер неслась! А когда нога за корень какой-то зацепилась, и я кувырком полетела, поняла, что, как вроде бы, в лесу другом очутилась. Одна. Туман вокруг. И не земля под ногами, а болото топкое!
И где-то рядом хохот мерзкий почудился! Вихрь ледяной пылью да листьями в лицо бросил. И вдруг из-за дерева выходит старуха с клюкой, в плащ чёрный закутанная. На голове капюшон – лица не видать. Идет ко мне неспеша, что-то шепчет при этом.
– Что, девка, не получается у тебя? Ты что думала, все так просто будет – ночь с ним провела, да и полюбил он тебя? Нет! Не выйдет! Знаешь, сколько я с ним ночей провела? И какие это ночи были? Видишь, какой он – злой да бесчувственный? Нужен ли тебе такой? А рядом-то – молодой да пригожий ходит – всю жизнь на руках тебя носить станет? А этот... никогда не полюбит. Никогда не поверит тебе. Изменять станет. Бить будет. Видела, как глаза его бешенством горели?
Слушала ее и так жаль себя было! А может, и правда, пусть будет так, как она хочет? Что лучше самой любить или, чтоб меня любили? Милорад – красивый и добрый! Что, как ошиблась я? Думала так и чувствовала, как огнём в груди горит перышко.
А Мира, она это, конечно, больше некому, не унималась. Наоборот, чувствуя сомнения мои, громче да увереннее говорила:
– А хочешь, девка, я покажу тебе, что тебя ждет, и хорошее и плохое увидеть помогу. Смотри, как Милорад тебя любить будет. Сказала и коснулась своей клюкой, прямо в грудь ткнула. Завертелось, закружилось все вокруг. И вдруг вижу я, себя саму со стороны. В сарафане малиновом над колыской детской склонилася. А со спины руки сильные за плечи обнимают, да кудрявая голова подбородком на плечо ложится. Смотрю, сердце замирает в груди, а губы шепчут, как молитву, как заклинание только одно слово: "Богдан..."
Снова вертится-крутится все, только теперь Мира не говорит ничего, от визга ее рассерженного уши закладывает.
– Зачем, зачем зовешь его?
– Мира, отпусти, отдай мне его! Прошу тебя! Если дорог он тебе – отпусти, со мной он счастлив будет?
– А ты с ним? Смотри, как вы с ним жить будете!
Снова клюкой ткнула. Только теперь увидела я себя одну-одинешеньку, стоящую у дома большого на пригорке и вдаль с тоской смотрящую.
– Нравится? И не в походе он в это время будет, а в корчме! Снова звать его будешь?
Больно это слушать было, только вспомнились вдруг его губы горячие и слова мне одной сказанные: "Ни с кем мне так хорошо не было..." Набрала побольше воздуха да как закричу изо всех сил:
– Богдан!
Исчезла Мира, лес темный вокруг, волки воют где-то вдали, а я, свернувшись калачиком, на земле лежу и пошевелиться от ужаса не могу. И вдруг руки горячие от земли оторвали.
– Богдан?
– Ясна, куда ты делась? Испугала меня! Найти не мог!
А сам прижимает к груди, как будто дорога я ему и в волосы целует, думает, что не чувствую я этого.
– А ты искал?
***
Как по щеке меня ударила и бежать кинулась, думал, догоню, накажу ее, да так, что мало не покажется. Бросился за ней вдогонку.
Но вдруг споткнулась она впереди, понял, что теперь уж точно поймаю, но, сколько не искал ее в темноте, натыкался руками только на кусты да кочки. Звал ее, да только ответа не было. Сел на землю, не понимая, куда Ясна деться могла. И тут услышал, как зовёт меня шепотом по имени. Дальше уже на этот шепот шел.
Увидел фигурку ее, свернувшуюся калачиком на голой земле, и вся злость на нее прошла, исчезла куда-то. Наоборот, так жаль ее стало – я защищать да оберегать ее должен, а напугал – вон, дрожит вся!
И столько радости в имени моем, которое она, как молитву, шепчет:
– Богдан! Богдан!
– Ясна, куда ты делась? Испугала меня? Найти не мог!
Подхватил ее на руки – лёгкая, как перышко! Прижал к груди, стал волосы ее целовать.
– А ты искал?
– Искал.
– Побить меня хотел?
– Ясна, прости меня! Разозлился очень... Хотел, признаю, но не смог бы, не стал... Сам не понимаю, что со мной твориться...
Нес ее неспеша к костру, уже гомон воинов слышен был. Не сопротивлялась, наоборот, к груди льнула, шею руками оплела. Когда совсем немного пути оставалось, вдруг сказала:
– Поставь меня.
Не хотел отпускать, но пришлось. Скользнула вдоль тела, но не сразу отошла, а обняла крепко-крепко. Наклонился к ней – сама лицо вверх тянет, даже на цыпочки встала. Руку на затылок положил и поцеловал, всю нежность, на какую способен был, в поцелуй вкладывая. А она ладошки свои под рубаху засунула и стала по спине пальцами узоры рисовать, где просто коснется, а где ноготками зацепит. От рук этих пожар в паху разгорался, плоть кровью наливалась. И, ведь, чувствовала она, что со мной происходит, потому что сама о тело мое тереться стала. Как же и мне ее кожи коснуться хочется – руки сами завязки на платье ищут!
...Только, как ведром воды ледяной окатили – хохот за спиной! Дружинники от костра отошли, да на нас в темноте наткнулись – да еще кто! – Третьяк с Волком! Теперь насмешек не оберешься!
Ясну за спину свою спрятал, да только и здесь не отступила она, не отошла в сторону – к спине прижалась, руками за пояс ухватилась.
– Ой, воевода, пожалей нас, несчастных, нам бы тоже жен в поход с собой брать надобно! А-то ты один наслаждаешься! А нам, значит, смотри и завидуй?
– Угу! – Волк гудит, – Не по-товарищески!
– Угомонитесь, несчастные! Сами знаете, как сложилось все! – к девушке повернулся. – Пошли, Ясна, ужинать.
За руку взял ее, к костру выводя, чтобы все, а особенно Милорад с Баженом видели, что моя жена это, и рот свой на нее не разевали. Усадил рядышком. Мстислав две плошки с мясом жареным да морковкой передал, сам в ее руки одну из них вложил. А она и не противится, смотрит и улыбается радостно.
