Текст книги "Пёрышко (СИ)"

Автор книги: Ксюша Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Ксюша Иванова
Пёрышко

1. Пролог

Первое мое воспоминание о детстве было таким.

Мне пять зим. Я играю с котом. Кот, растянулся на полу возле печи – большой, ленивый, рыжий простофиля с ободранными в кошачьих боях ушами. Я смотрю на маленькое гусиное перышко, и оно, послушное моей воле, летит, кружится в воздухе, чтобы ткнуть пушистика острием в нос, непременно в розовый кончик. В ту же секунду желтые глаза раскрываются, из лапищ высовываются  изогнутые когти, но обидчик – серое перышко – уже завис в метре над зверем. Кот внимательно смотрит по сторонам, на пол, но вверх-то он и не догадывается посмотреть! Дуралей рыжий!

Кот с обидой поглядывает в мою сторону. Ну, а я здесь при чем? Я не виновата! Я, вообще-то, далеко – на печке сижу, в другом конце комнаты...

Кот вновь закрывает глаза, успокаивается. И только кончик хвоста выдает его злость и нетерпение, а также жуткое желание схватить обидчика. Перо медленно спускается вниз... и все повторяется снова. Только теперь я уже не могу сдержаться и хохочу на всю избу, так, что дедушка, зашедший с мороза и принесший неповторимый аромат сена, которое он задавал хозяйству, смеется вместе со мной:

– Проказница! Снова Рыжку мучаешь?

2. История одного герцога.

Я всегда это знала. То, что я – особенная. И это не было удивительным или странным. Бабушка тоже так умела. Не-е-ет, бабушка умела делать намного более серьезные вещи. Что ей какое-то пёрышко?

Она умела лечить людей. Именно поэтому огородик возле нашей избы был засеян не только репой и морковкой, но и, в основном, разными травами, среди которых зверобой, душица, мята, арника, багульник и много другое. Были там и особые, удивительные растения, привезенные из разных заморских стран и, пожалуй, только одна бабушка знала предназначения их всех. А мне нужно еще лет десять, наверное, чтобы все запомнить. Хотя бабушка всегда говорит, что я имею талант, да еще какой!

Была в бабушкиных руках и другая особая сила. Сила, названия которой я не знала. Эта сила помогала ей лечить мои детские болячки и дедушкину больную спину. Но одно я знала очень хорошо  даже в раннем детстве – о том, как бабушка лечит нас с дедом никому, даже моим закадычным друзьям – Филиппу и Любаве нельзя говорить.

Сын кузнеца Филипп и дочка деревенского пьяницы и бездельника Любава сопровождали меня во всех детских забавах. Летом мы на целый день убегали в лес – собирали там ягоды, грибы, ну, и конечно, травы для бабушки. Зимой с утра до самой ночи катались на салазках с горы.

Зимними долгими вечерами, когда рано темнеет, набегавшись за день, я не могла уснуть. Наверное, от усталости и не могла... Я просила бабушку рассказать сказку. Я знала эту самую любимую, самую заветную сказку до самого последнего слова, но все равно просила. Бабушка вздыхала, дед, плетущий под лучиной, корзину, качал с улыбкой головой. И она начинала, а я, открыв рот и замерев от восторга, следила за ее губами, чтобы ни в коем случае не упустить ни звука:

"Много лет назад в одном далеком королевстве жила знатная семья. У герцога и герцогини был сын Витольд, сильный и смелый юноша, и очень красивый (бабушка всегда добавляла это, глядя на деда). И вот однажды в королевском дворце случилась беда. У королевы начались роды, но ребеночек никак не мог появиться на свет. И не могли помочь ни повитухи, ни придворные врачи. Тогда кухарка поведала королю, что в далекой деревне живет девушка-крестьянка, которая умеет помогать родильницам даже в самых сложных ситуациях. Так уж случилось, что именно нашего Витольда отправили, чтобы он привез ко двору эту девушку. Всю ночь он скитался по глухому лесу, а к утру выбрался на окраину деревни. Одна старушка указала ему на маленькую избушку с темными окнами. Он спешился и пошел к избе. И вот, когда Витольд был уже в трех шагах от избушки, дверь распахнулась сама. И оттуда шагнула девушка. Витольд же стоял и смотрел, пораженный ее красотой. Катарина была непростой девушкой. В ее роду все женщины обладали даром. Помимо того, что они умели лечить людей травами, была у них и еще одна особенность. На теле Катарины, прямо над сердцем было особое пятнышко-родинка, отметинка в форме пёрышка. Когда она встретила Витольда, это перышко словно ожило – забилось, запульсировало в ее груди. Так всегда бывало, когда женщинам ее рода встречался избранник, единственный и на всю жизнь. Если он умрет, то и Катарину ждет скорая смерть. Но и любовь эта всегда взаимна и не прекращается ни на секунду. После встречи с избранником Катарина почувствовала в себе и другие способности, она научилась творить настоящие чудеса. Конечно же, она помогла королеве. И на свете появился здоровый мальчик – будущий король.

Витольд объявил своим родителям, что хочет жениться. Только избранницу для него уже давно выбрали. И, конечно, это была совсем не бедная Катарина. Только Витольд отказался жениться на той, кого предлагали ему отец с матерью. Он отказался и от титула, и от богатства, чтобы только быть вместе со своей любимой. И уехал с нею в самую дальнюю деревушку. И жили они очень счастливо. Витольд научился тачать сапоги из кожи, а Катарина лечила местных крестьян травами. И скоро у них родилась малышка-дочь. Маленькая Эдна тоже была особенной. Еще в пеленках она умела одним только взглядом своих зеленых глазок передвигать по комнате предметы! Никогда не плакала и не болела. Выросла она прекрасной девушкой.

Однажды гуляла Эдна по берегу моря и увидела плывущий из дальних стран корабль. На палубе его стоял молодой человек. Когда они встретились глазами, сразу поняли, что жить друг без друга не смогут. Он был кораблестроителем и хотел увезти Эдну в дальние страны с собой. Отец с матерью погоревали-погоревали, но отпустили дочь, ибо знали, что нет силы более яростной, чем истинная любовь.

Прошло несколько лет и получили Катарина с Витольдом послание. Написала его мать избранника их единственной дочери, Луиза. В послании  том говорилось, что сын женщины погиб во время шторма в море, а Эдна, не выдержав горя, сбросилась со скалы. А еще там писалось, что у них осталась девочка, особенная малышка, которая делает такие вещи, которых боятся все соседи. Луиза просила приехать и забрать внучку, потому что сама тоже боялась малышку и, одновременно, опасалась за ее жизнь.

Когда Витольд и Катарина прибыли за девочкой, весь город шумел, по улицам разнеслась весть о том, что город проклят, потому что в нем родился ТАКОЙ ребенок. Возле дома Луизы стояла толпа, которая требовала отдать им девочку, желая растерзать ее. Витольду с мечом в руках пришлось отстаивать жизнь внучки. И помогли им матросы из команды их зятя.

На корабле, который когда-то построил отец малышки, Витольд, Катарина и девочка, которую назвали Ясна, приплыли в далекую Русь"...

На этом сказка обычно обрывалась, и я засыпала, убаюканная бабушкиным голосом.

И снился мне всадник на огромном черном коне, с мечом в руке, скачущий по лугу. Он был большой и сильный. Я не видела этого, но знала, что был он еще и невероятно красивый. Только все никак не могла разглядеть его лица. Проснувшись, я всегда помнила этот сон. А пятнышко в виде перышка на моей груди сладко ныло, заставляя меня мечтать о встрече с ним...

3. Богдан

– Ладислав, зачем ты посылаешь мальчишку со мной? Ты же знаешь, насколько опасен будет наш путь. Мы едем за данью, а не на отдых! Он еще и меча-то в руках не удержит!

– Ты не прав, Богдан. Мой сын прекрасно сражается. И ты об этом знаешь даже лучше меня!

– Он еще мальчишка! Возьми его с собой к вятичам, княже! Этот народ не способен на подлость,  в отличие от чуди.

– Да, он молод. Но он мой сын. И ты знаешь, что я никогда не ограничивал его право на выбор.

– Ты хочешь сказать, что он сам захотел поехать со мной?

Князь только улыбнулся. Все уже было решено. А у меня, правой руки князя, его воеводы, никто не спросил, нужен ли в моем отряде дерзкий мальчишка. Князь молчал, давая мне время свыкнуться с его решением. Я понимал его. Бажену уже исполнилось 16 зим. Он – взрослый мужчина. Если отец возьмет его с собой, то непременно будет опекать отрока, заботиться о нем, а значит отвлекаться. Проще повесить это ярмо на шею своего воеводы – он привык к такому грузу с того дня, как младенец Бажен издал свой первый крик. Я не дам ему спуску! Но это – большой риск, ехать в земли чуди за данью, везя с собой княжича. Я решил все же предпринять еще одну попытку уговорить Ладислава.

– А если его узнают? Если он выдаст себя, либо кто из дружины оговорится и назовет его княжичем? Чудь не отпустит живыми ни его, ни кого-то из нас. Ты даешь им в руки неслыханное оружие против себя самого – это неосмотрительный поступок!

– А ты на что? Научи его вести себя так, чтобы никто не узнал! Защити его! Возьми дружину в два раза больше, чем хотел!

– Но кого ты обманываешь, князь? Он же не такой, как любой из моих воинов! У него осанка князя, он сидит верхом – как князь, он смотрит, как князь! А уж сколько в его речах высокомерия, ты и без меня знаешь!

– Вот и будет ему наука! Все, Богдан! Я принял решение! Иди, готовь дружину и прощайся с матерью!

Я понял, что проиграл. Обычно князь всегда прислушивался к моим словам. Мы знали друг друга с детства и были, как братья. Была, правда, между нами преграда… Моя бывшая невеста красавица-Забава, которая, не дождалась меня из дальнего похода 16 зим назад и пошла за Ладислава. Я любил ее. Я был таким же мальчишкой, каким сейчас был Бажен. Я был тогда немногим старше его...

Я резко повернулся и хлопнув дверью, покинул покои князя.

На высоком крыльце столкнулся с Забавой. Столько лет прошло, а она все такая же! Высокая, статная, полногрудая, с ясными очами! Только всегда, когда видела меня, она опускала свои озера голубые, закрывала их – то ли стыдно ей было до сих пор, то ли видеть мое страшное лицо не хотела. И ни слова за эти годы, ни звука не было ею сказано мне! Вот и сейчас стоит, уставившись в пол, ждет когда я уйду. Только шагнул с крыльца и услышал ее голос:

– Богдан!

Остановился, как вкопанный. Что она скажет?

– Береги моего сына!

Я кивнул и зашагал дальше – через двор. Я больше не любил ее. Любовь выгорела, как степь в жаркое лето. Оставила ожоги, но боли уже не было давно. Я не имел права любить. Я сам виноват. Ни семьи, ни детей. Тридцать четыре года – еще немного и старость! Моя вина!

Решил наведаться в кузню – проверить лично, что новые мечи готовы, а кузнец Дражко перековал всех лошадей – путь неблизок. Дражко встретил меня возле кузни – хорошо, хоть не придётся лезть в это пекло!

– Богдан, правду ли говорят, что князь сына с тобой послать надумал?

– Да, Дражко, надумал.

– Ох, горячий он! Быть беде!

– Не каркай, ворон! Оставь свои предсказания вещуньям! Неси лучше мой новый меч!

Меч, и вправду, был хорош! Да так хорош, что, скинув рубаху, я стал тут же у кузницы упражняться, испытывая его. Дражко, его молотобоец  и двое мальчишек, что раздували в кузне меха, стояли чуть в стороне и смотрели. Мальчишки – с открытыми ртами. Немного вдали, на пригорке застыли две девицы – видно, сюда же к  Дражко шли – за косницей или мотыгой.

Я знал, какое впечатление на них произвожу. Знал, что боятся меня девки до дрожи, все знают о моем проклятье. Ни одна из них за меня не пойдет! Каждой жизнь дорога. Даже девки продажные больше, чем на одну ночь со мной не остаются. Хоть и кричат по ночам от удовольствия. Боятся, что я полюблю кого из них. Хоть немного чувства зародится в моем сердце и тут же приходит она – Мира... И забирает жизнь той, кто мне дорога, либо сводит с ума. Так уже дважды было. А ведь я ни одну из  них и вполовину не любил так, как когда-то Забаву...

... У избы собрались все мои верные воины. Каждый из них не раз испытан в бою. Ни один не предаст. Обвел взглядом – их семь. Взять ли у князя еще воинов – он сам назывался? Но много воинов – лишние подозрения. Будут либо слишком бояться нас, либо решат, что мы что-то слишком ценное везём. Нет, поеду только со своими людьми. Каждый из них десятка стоит.

Милорад  – лучший всадник, хорош в разведке. Все видит, все подмечает. Из оружия предпочитает лук.

Братья Ждан и Неждан. Эти – мечники. Незаменимы в ближнем бою. Понимают друг друга с полувзгляда. Сильны и выносливы.

Мстислав. Хороший боец, но ценен он не только этим. Он умеет выживать – знает лес, травы, коренья всякие. Всегда накормит отряд. Охотник он, лучший из всех, кого знаю.

Волк. Не знаю, почему отец назвал его этим древним именем.  Если бы я мог, поменял бы его имечко на Медведь. Сила у него неимоверная. Не раз в самый тяжёлый момент боя он спасал всех нас.

Третьяк. Он считается у нас в отряде лекарем. Только никто из нас пока не мог похвастаться тем, что его вылечил именно Третьяк. Лекарь из него – так себе. Но дерется он знатно. Да и балагур еще тот, а иногда доброе слово нужнее отряду, чем любое лекарство.

Ярополк. Боец хороший. Владеет любым оружием, но предпочитает булаву. Я ценю его за мудрость. Именно Ярополк – мой советчик в трудной ситуации.

4. Хочешь жить – учись.

– Ясна, не отвлекайся! Держи меч ровнее!

– Дедушка, но он тяжёлый!

– Учись, пока я жив. Все в жизни сгодится.

И так – почти каждый день. Дедушка с завидным постоянством уводил меня по утрам в лес, чтобы никто не увидел, ведь девушке не пристало сражаться, и учил правильно держать тяжеленный меч, уходить от ударов, бить в ответ. Не скажу, что эта наука мне не по вкусу была, обижало только то, что получалось – не очень. Хотя дед никогда не ругал меня, в отличие от бабушки. Вот и сейчас, я вся взмокла, кружа по поляне, и отбиваясь от легких дедушкиных выпадов. Пока без сил не упала на вытоптанную нашими босыми ногами траву.

– Все, дедушка, милый, пощади! Я ж тебе не парень!

– Да, силы у тебя маловато, – дед сел рядом, – зато ты – умнее, хитрее и уж точно, красивее любого!

– Дедушка, а ты, когда бабушку встретил, тоже сразу в ней свою суженую узнал?

Дед задумался, глядя  в голубое небо на плывущие по бескрайнему простору белые облака.

– Нет, не сразу. В нашем роду отец с матерью для детей всегда сами пару подбирали. И у меня суженая в десять лет появилась – дочь другого герцога, девушка из богатой и знатной семьи. Я и подумать не мог, что мне придется ослушаться родителей. Это ты – выращена свободной, мы с бабушкой с детства говорили тебе, что ты вольна сама выбирать. У меня такой возможности не было. Бабушка никогда не говорит о том в своей сказке, что Витольд, привезя ко двору Катарину, еще долгие дни сомневался и не сразу понял, что жизни без нее для него больше нет. Был живым только, если видел ее поблизости – в остальное время – существовал.

– А она?  Может статься, она уговаривала его, признавалась Витольду в своих чувствах?

– Милая,  Катарина, не гляди, что простая крестьянка, гордая была. Только как глянет, бывало, глазищами своими зелеными – и ночью тот взгляд снится!

Витольд и Катарина потеряли все, что имели – свою страну, свою семью, даже имена свои оставили в прошлом. Все в нашей деревушке зовут моих деда с бабушкой – Ратибором и Любомилой. Но любовь не покинула их даже спустя десятки лет. Ну, и я, конечно, – их обуза, их мучительница, их надежда и радость!

****

Ох, как жарко-то! А бабушка меня снова в лес за зверобоем послала! А ведь Любава на речку звала – купаться! Вода, наверное, как парное молоко. А я в лесу – комаров кормлю! Ладно, наберу зверобоя, да и догоню Любаву!

Вышла на полянку, земляники здесь – видимо-невидимо! Ну, как тут удержаться? Уселась на травку – и давай, ягоды сладкие в рот совать. Наелась – умаялась. День-то ранехонько из-за дедушки начался! Немного только отдохну, на мгновение только глаза закрою...

Только закрыла – сон ли, видение ли? Словно себя же, сидящей на полянке вижу. Землянику собираю. А рядом... Рядом на траве мужчина лежит – в белой холщовой рубахе, штанах, да в сапогах дедушкиных. Руки сильные в разные стороны разбросал. Вот бы лицо его увидеть! Чтоб запомнить его, чтоб узнать, когда увижу. Но лицо его пеленой закрыто. Ну, и пусть – все равно пойму, кто он!  И вдруг... Словно рычит кто-то. А он, уже вроде как за спиной моей стоит, руки горячие на плечи положил и говорит шепотом – в самое ухо: "Ясна, проснись!" А потом исчезает, растворяясь в воздухе.

Глаза открываются, и вижу неподалеку – волчица скалится! Ох, меня угораздило! Да, как же так? Нет никого опаснее в лесу, чем волчица с малыми волчатами! Мать детей своих до последней капли крови защищать будет. Пошевелюсь только, угрозу почувствует – загрызет, и нож дедушкин достать не успею! Что ж делать-то?

– Собачка, милая, я не трону тебя! И деток твоих не трону! Иди, иди, своей дорогой! ..– я говорила, говорила что-то еще, спокойным (насколько это возможно) громким голосом. А она уставилась мне в глаза своими – желтыми страшными! Видела, чувствовала страх и злость зверя, на меня нацеленные!  Прямо глазам больно стало! Но не отвела, не отдернула взгляд – выдержала, выстояла! Волчица медленно голову отвернула и легкой неспешной поступью в лес ушла...

А я тряпицу со зверобоем подхватила и тихонечко, стараясь не шуметь – вон из леса! На краю полянки остановилась, обернулась, окинула взглядом то место, на котором сидела только что, чтобы запомнить, где с любимым встретилась, где его так близко почувствовала. Знала, верила – скоро наша встреча! Предчувствовала ее! Не видела его еще, не знала, а уже любила всем своим сердцем.

***

– Дедушка, я волчицу в лесу повстречала!

– Ясна, да, как же? Чтоб одна больше туда не ходила! Только со мной! Понятно тебе, девочка!

– Дедушка, милый, да я уже взрослая! Мне уже двадцать первая зима миновала!

– И что из того?

– Как что? Любаве восемнадцать всего, а ее уже сватают! Вон, вчера из деревни, что за рекой, сватов засылали!

Я ведь и, правда, старая уже. Чудно так думать! Я себе старой-то не казалась! Да только одна я в деревне в таком возрасте незамужняя была. Подружек моих в пятнадцать-шестнадцать замуж еще повыдавали. А кто, чуть больше в девках задержался – ту за любого желающего, без разбору отец с матерью сватали, хоть и не мил был жених девке! Только меня одну не неволили. Были, были желающие, сватались! Даже Филипп – дурачок соломенный, приходил! Да, разве я пошла бы за кого низ них, если сердце своего единственного ждет? Ну, и пусть, что годы женские быстро проходят. Сколько будет нужно, столько и ждать буду.

Вот Любава жениха увидела и в обморок упала – страшный, рыжий, конопатый и нос – как у лешего – коряга! А она по Филиппу сохнет! Неужто, придется ей всю жизнь мучится? А что, если...

Она же – красивая! А Филипп, он все выдумал, что я ему нравлюсь! Что если на Ивана Купалу заставить их через костер вместе прыгать? Как там девушки говорили, кто, держась за руки, через костер ночью в лесу прыгнет, тот век вместе жить будет. Да, только праздник-то прошел уж! Завтра староста в Изборск пшеницу повезёт – дань муромскому князю отдавать!  Значит, осень скоро!

Вот бы со старостой увязаться, да бабушка никогда не отпустит, даже с дедом не пустила, когда он зимой сапоги в Изборск продавать ездил. Дедовы сапоги сам изборский воевода носит! Таких у нас никто делать не умеет!

5. Начало пути

Мои дружинники тоже не обрадовались тому, что княжич с нами поедет. Да, на решения князя – что могли возразить воины?

Сказал им, чтоб обращались с ним так, будто он – просто мальчишка, учиться к нам в дружину приставленный. Спуску ему не давать! Звать по имени! Ни в чем не помогать!  Но и помнить, что после нашей поездки он снова княжичем станет – а значит, слишком-то не высмеивать,  не подшучивать – чтоб не припомнил потом.

Отправил всех отдыхать – на рассвете выезжаем. Только Ярополка попросил чуть задержаться.

– Какое мне будет задание, воевода?

– Ярополк, ты понимаешь, что будет, если вдруг с княжичем в пути что-то случится? Если ранен будет – еще ничего, князь пошумит-пошумит, да и отстанет, но если вдруг... – Я не договорил, ни к чему кликать беду, – не сносить головы нам всем.

– Я понял Богдан.

Он всегда все понимал  с полуслова. И выполнял лучше всех.

– Головой за него отвечаешь. Но так, чтобы в глаза не бросалось.

– Будет сделано, воевода!

– Иди с женой прощайся! Как малец-то твой, пошел уже?

Ярополк  в лице поменялся. Из собранного, хмурого воина в мгновение превратился в молодого еще, доброго и ласкового отца и мужа. Знаю, что в жене души не чает, впрочем, как и она. На секунду засомневался, может, нужно было кому другому Бажена охранять поручить – слишком уж Ярополк домой стремиться будет, свою жизнь беречь. Но посмотрел в его лицо и решил, нет – этот все, как надо сделает! И он, как будто понял, что за сомнения меня мучают, сказал:

– Пошел уже, за лавку только ручонками держится.... Но ты, Богдан, не сомневайся, что ты велел мне – все выполню.

– Знаю.

***

Мать, как всегда, суетилась по дому. На пороге замер, наблюдая за ней. Ведь не старая еще, а согнулась – жизнь нелегкая у нее. Отец – жестокий человек был – руку поднимал и на мать и на нас – детей. Кроме меня, еще двое у матери родились, да только девочка еще младенцем умерла, а мальчик в болоте утонул в отрочестве. Отец однажды из похода княжеского не вернулся – погиб в бою. Мать горевала, да только я не понимал, чего убивается – мучитель их исчез! Так и жили – никого из родных у нас во всем свете больше не было.

Увидела. Села на лавку. Тряпицей глаза вытирает. Знал, что скажет. Всегда перед походом одно и то же говорила.

– Ох, сынок, как жить буду, если не вернешься? Вот бы внучка мне – хоть забота была бы!

– Мать, снова ты за свое. Ты ж знаешь...

– Знаю, родненький, знаю...

– Ты мне хоть чужого какого привези. Может, сиротка встретится. Каждый день Бога прошу, чтобы избавил тебя от...

Замолчала. Конечно, в ее понимании – Бог един. Не верит в древних богов – ни в Перуна, и в Ярило, ни, что для женщины, вообще, не приемлемо – в Макошь. И Бог у нее особенный – добрый, милостивый. Думает, что если усердно просить его, то поможет. Но и не укладывается в ее голове, как и кто проклятье мое создал, если других, злых-то богов, нет.

Я и сам часто задумывался об этом. Не знал, как правильно, а наставить, объяснить было некому. Махнул рукой – пусть все идет, как шло. Нечего мечтать о пустом. Пусть просит своего Бога, если ей от этого легче.

Знал, что нужно отдохнуть – путь не близок, в дороге что угодно случиться может. Неизвестно, когда возможность еще представится. Съел все, приготовленное матерью. Улегся на лавку. А сна нет. Так и промаялся до утра почти под материн шепот – всю ночь на коленях со свечой зажженной простояла. Только задремал, петух уж кричит – пора!

Оделся. Только перепоясываться стал, мать веревку какую-то несет, а на ней – две палочки крест-накрест связанные.

– Мать, что это? Зачем?

– Сынок, под рубахой не видно будет. Прошу тебя, надень!

Не в силах противиться просящему слезному взгляду, накинул на шею. Вздохнул тяжело, что как воины мои увидят! А ведь увидят-то! А, впрочем, по мне пусть равняются, а не я по ним!

Сам запряг коня, хотя мальчишка для этих целей у воеводы имелся. Не допустил, вдруг, что не так сделает – чтоб в пути лишний раз не останавливаться. Вот и дружинники собираются. Первым, как заведено,  Милорад прибыл. Коня в поводу привел. Кивнул, сел на чурбан, что возле ворот стоит.

– Ну, Милорад, что будет?

Это – тоже традиция. Была у моего разведчика особенность одна – мог предугадать, чего в пути опасаться. Как он это делал, никогда не говорил. Да, я и не спрашивал.

– Трудно будет. Чудь взбунтуется. Не все вернутся. Но князь будет доволен.

– Может, что заранее сделать можно, чтоб с меньшими потерями остаться?

– Можно...

Долго ждать пришлось. Потом Милорад поднял голову, в глаза взглянул и сказал то, что я и сам знал:

– Не бери его!

Помолчали, подумали. Оба знали, что это невозможно...

Остальные вскорости подтянулись. Третьяк с Волком издалека слышны были. Третьяк снова над товарищем потешался, мол, Волка Барсуком назвать нужно было – будить пришлось, спит долго! Волк – увалень, неглуп, но на язык туговат. Мычит в ответ что-то. А Третьяку – потеха!

Ждан и Неждан – братья, погодки, шли хмурые, насупленные. С этими все понятно – медовуху вчера пили. Знают, что в пути не дозволю, а вернемся нескоро – тоже обычное дело. Теперь до вечера мучиться будут.

Мстислав, как всегда верхом, этот пешком не ходит. Живет неподалеку, а все равно на своем Воронке прискакал. Возле дома с женой простился – видно отсюда было, как миловались у дверей в хату.

По давнему негласному уговору, никто из жен не приходил за околицу провожать. Прощались возле плетня. Да и женатые не все были – братья молоды еще, Милорад – вдовец, ну и я.

Ну, и где обуза окаянная? Где княжич, чтоб его...? Ясно же сказал, что на рассвете отправляемся!

Все поглядывали в сторону княжеских хором. Там движение плохо видно было – забор и ворота тесовые перекрывали. Но вот ворота открылись, и нашему взгляду предстала процессия – сам Бажен верхом на коне, князь с княжной, дядька княжича, еще кто-то, возле ворот платочками машут.

У дружинников моих дар речи пропал, а Третьяк от увиденного на землю сел:

– Ядрен корень! Что за свадьба?

Раздались смешки. Кто-то тихо сказал:

– Пусть до Изборска провожают, так и мы не нужны будем!

Ну, хоть оделся княжич, как полагается – рубаха, да штаны простые. Меч, вот только попроще бы надо. По мечу сразу видно, что с чужого-то плеча он. Пришлось вернуться в избу, взять свой старый. Мать у порога мнется, знает, что выходить нельзя. Перекрестила. Обнял ее, поцеловал в щеки, оторвал от себя и ходу из избы.

Тут и Бажен со свитой на место прибыли. Подошел к князю, тихо, чтоб другие не слышали, сказал:

– Князь, оружие-то свое у мальца забери! Не ровен час, цену-то хорошему мечу и чудь знает! Не заслужил он еще.

Бажен не доволен словами этими был – в глазах искры! Пусть только попробует возразить – отец, наверное, наказ давал, во всем меня слушаться! Но погасил свои молнии, снял меч, отцу протянул, взял из моих рук предложенное оружие.

Оглядел парня еще раз. Если с гордыней своей совладает – хороший воин будет... и князь.

***

Шестьсот пятьдесят верст в пути. Пятнадцать дней верхом. Это настоящее испытание для мальчишки. Первые двенадцать дней княжич здорово держался – не жаловался, не отставал. Нынешний день начался, как обычно, – Милорад вперед версты на две ускакал. Ярополк – замыкающий. Воевода, как и положено впереди отряда.

Не отпускает предчувствие. Впереди – трудный участок пути. До этого все больше деревни – люди, обжитые места. Сейчас в самую глушь леса въезжаем. Впереди, там, где лесная тропа исчезает изгибом своим за деревьями, показался всадник. Одного взгляда достаточно, чтобы узнать моего разведчика. Милорад обычно до вечера не возвращается, но сегодня... – тоже опасность чует. Сделал знак отряду, воины подобрались, многие руки на ручки мечей положили.

Милорад бородой своей в сторону закатную дернул и тихо сказал:

– Не нападут, наблюдают.

Далеко своих дозорных чудский князь Ярослав засылает. Знает, что мы едем, готовым хочет быть. Приём будет ... жарким. Неужто войско собрал, дань платить откажется? Нет, труслив он, не станет рисковать.

Чужой глаз до вечера чувствовался. Хороши, разведчики чудские, даже я ни разу ни одного из них не сумел засечь. Но кожей, загривком своим знал, чуял...

К ночи понял, что из лесу выйти не успеем, придется здесь заночевать. Кликнул Милорада и Ярополка.

– Милорад, лесу конец скоро ли?

– Завтра весь день ехать будем, точно говорю.

– Здесь ночевать придется.

Ярополк покачал головой.

– Место гиблое – болото рядом.

Милорад не согласился.

– Так если и ночь идти будем, не успеем, не выйдем. Тут в полверсты поляна – там и заночуем.

Оба посмотрели на меня. Они предлагают, но решение все равно за мной.

– Веди, Милорад.

Поляна, и в правду, хороша была. Ровная, ни холмов, ни оврагов. Травой-муравой вся заросла. По пути Мстислав двух зайцев добыл – обед знатный сварит. Сразу каждый за дело принялся: кто костер готовит, кто воду от лесного ручья носит, кто коней привязывает, чистит, поит их. Я обошел все окрест, осмотрел, обдумал. Что странно, исчезли наши надсмотрщики, пропали, как их и не было. Как вышел вновь на полянку, вижу картину – все работают, один княжич на травке развалился, травинку во рту закусил. Устали они, отдыхать надумали!

Сел на землю рядом.

– Что, Бажен, умаялся?

– Да, не то, чтобы.

– А чего же лежишь тут, комаров кормишь?

– Да все дела уж переделаны. Мне и заняться-то нечем.

– Так ты сам себе дела найти не можешь? Так вот сегодня ты кашеварить будешь. Смотри только, не отрави нас.

– Но, воевода, не научен я...

– Ну, так и быть, совета у Мстислава спроси. Но только совета, не помощи!

Он хотел было еще что-то сказать, но сдержался. Встал, понурив голову, отправился к костру, где охотник одного зверя ошкуривал. Мстислав посмотрел на меня, я кивнул, мол, давай задание парню. Растянули шкурку на ветке, потом за другого зайца уже Бажен принялся. Не мудрена наука, да без сноровки непросто дается! Мстислав – терпеливый, смотрит молча, только головой удрученно качает. Никто княжича подобному не учил – всегда на готовом.

К костру потянулись остальные – вечер, ужинать пора. Стали смешки раздаваться, Третьяк, как обычно, никому спуску не давал, со Жданов начал:

– Что братцы, приуныли? Устали небось? Сейчас бы вам по девке, так вся усталость пропала бы? Иль вам одной на двоих хватает?

Раздался дружный смех. Братья смеялись громче всех. Но Третьяку этого мало:

– Ну, ребята, что мне сорока на хвосте принесла! У князя-то Ярослава изборского девка – невеста на выданье. Шестнадцать годков миновало. Красоты неписанной! Вот нашему-то Бажену пара будет!

Не все засмеялись. До некоторых сразу дошло, что зря Третьяк об этом упомянул – на княжеской дочке простые воины не женятся. А Бажен у нас, кто? То-то же. Что ж, пора вмешаться, разъяснить некоторым, у кого язык вперед разума работает. Ярополк, правда, не дожидаясь меня, на балагура шикнул.

Сел у костра. Третьяк понял, в чем прокололся. Глаза опустил. Ждет.

– Не буду говорить, что думать нужно, прежде, чем слова бросать – вы и сами то знаете. Давай, Бажен, накладывай, попробуем, что у тебя за обед получился?

Парень стал каждому в миску деревянную по куску мяса накладывать, да в круг передавать. А к мясу – по репке вареной. И когда только успел! Мало хлеба осталось. Что из дома взяли, все почти съели. Материн кусок достал, разломил на, пусть маленькие, но равные части, протянул каждому. Вон сколько мы в пути, а хлеб-то материн, не черствый еще!  Поели в тишине. Я распределил дежурство и спать лег.