Текст книги "Я – хищная. Возвращение к истокам (СИ)"

Автор книги: Ксюша Ангел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Я подняла лицо к небу, и оно ответило раскатом – низким, воинственным. К коже приятно липла влага, наполняя уверенностью.

– Надеешься поразить его громом? – насмешливо поинтересовался Влад у меня за спиной.

Эрик сжал мою руку так, что я чуть не застонала от боли. А потом отпустил. Совсем. И шагнул вперед, прикрывая Гарди. Защитный купол над нами завибрировал, становясь толще, надежнее. Я раздраженно выдохнула и, не удостоив Влада ответом, шагнула вслед за мужем.

А потом небо вспороли острые зигзаги молний, и оно порвалось. Хлынуло холодное, мокрое, влага обняла, облепила, склеила одежду с кожей. Жила откликнулась, наполняясь, и ладони привычно зачесались. Удержать бы. Не сорваться. Быть мудрой и рассудительной…

К черту! Возможно, охотник и убьет меня, но сломать у него не получится. Белая, холодная ярость Барта застелила глаза, заставила распрямить спину, потому что жила уже не горела – пылала, готовая выплеснуть кен, как смертельное оружие.

Гарди остановился в нескольких шагах от охотника. Склонил голову набок и сказал:

– Здравствуй, Хаук.

– Привет, зрячий. – Голос у охотника был низкий, хриплый и в гнетущей атмосфере надвигающейся грозы казался зловещим. – Я пришел сюда не за тобой. – Он обвел взглядом наше несуразное войско и добавил, указав пальцем на Эрика: – За ним.

– Вот он я, – спокойно ответил Эрик.

– Если думаешь, что зрячий спасет тебя, ты ошибаешься. Удерживая его, ничего не добьешься. Скоро я войду в этот дом и убью каждого, кто станет на пути. Слушайте меня, звери и те, кто помогает им! – Губы охотника искривила насмешка превосходства. – Я отпущу каждого, кто не нарушал законы богов. Кто не превысил нормы, отпущенной свыше. Если же будете помогать отступникам, умрете все.

– Здесь нет тех, кто поклонится тебе, – сказал Эрик. – Но ты ошибаешься. Гарди не мой пленник. Он мой союзник.

– Я узрел, – согласно кивнул Первый ясновидец. – Мир, который покинули боги. Он давно уже мертв, Хаук. В отличие от этого. Я видел прошлое и будущее. Твое тоже. Остановись сейчас или умрешь.

Хаук раскатисто рассмеялся, и небо поддержало его громовым раскатом.

А потом хлынуло. Упругие, хлесткие струи дождя обрушились на наши головы. Одежда тут же промокла, волосы прилипли к лицу. Одна прядь на голове охотника очертила кривой шрам на его щеке, еще больше выделяя приобретенное уродство.

Кто оставил этот шрам? Неужели в пространстве миров существует кто-то сильнее Первых?

– Хочешь сказать, зверь убьет меня? Меня?! Посланника богов? – насмешливо спросил охотник, убирая волосы с лица, будто грязь смахивая. – Будет увлекательно взглянуть.

– Война не стоит смертей. Мир изменился, посмотри. Ясновидцы рука об руку с хищными выступают против тебя. И охотники поддержали их союз. Я больше не заблудший, и могу снова видеть. Остановись и ты, найди в себе милосердие воина.

– Я не воин! – выплюнул Хаук ему в лицо, и защита нашего кокона прогнулась под его ментальным напором. Стало труднее дышать, сердце забилось пойманным в силки зайцем. В глазах потемнело, или то небо спустилось ниже в попытке нас раздавить? – Я – палач. Останешься с ним, умрешь, как зверь.

– Я не боюсь смерти, – улыбнулся Гарди, и от улыбки его, как в той детской песенке, светлее стало. И дышать легче. Купол защиты не вибрировал, налился твердостью и силой. Снова. – Я видел ее – свою смерть. И то, что будет после нее. Покой. То, чего ты не познаешь, если не отступишь сейчас. Одумайся, высший. Посмотри на них… Мы здесь больше не нужны.

Хаук криво усмехнулся и поднял с земли светящееся свое оружие.

Миг – и щупальца взвились в воздух изворотливыми змеями. Еще миг – и они опустились на защитный купол хлесткими плетьми. Заискрило, и капли дождя разлетелись в разные стороны.

Я невольно отступила на шаг, и кто-то взял меня за руку.

– Не бойся, – шепнул Влад мне на ухо. – Это просто охотник. Один из многих.

Я глубоко вздохнула и сжала его ладонь – сейчас мне просто необходимо было знать, что я не одна. Что кто-то понимает, что именно происходит со мной, во мне.

Что произойдет…

Охотник ударил еще раз. И еще.

– Учить меня вздумал! – выдохнул он, и мне послышалась в его голосе обида.

Гарди развернулся к нам.

– Он не станет больше слушать.

Эрик несколько секунд стоял в задумчивости, а потом кивнул.

– Хорошо, отходим.

От следующего удара, защита прогнулась, и я макушкой ощутила давление и жар от обжигающего оружия Первого.

Мы пытались. Не вышло. Так бывает.

– Уходим? Серьезно? – возмутилась Алиса. – Зачем мы вообще выходили тогда? Прячемся, как крысы! Лучше собраться и ударить вместе. Это же просто охотник.

“Не просто”, – хотелось сказать мне, но я промолчала.

– Я сказал, отходим, – жестко оборвал Эрик и развернулся к дому.

Зря.

Наверное, если бы он немного помедлил, удалось бы ее остановить. Образумить. Впрочем, никто так до конца и не понял, что там произошло.

– К черту! – зло выдохнула Алиса и ударила чистым кеном. Уверена, она специально выбирала такую траекторию, чтобы пальнуть мимо меня.

Влад рванул меня в сторону, но куртку все равно задело, и кожу на рукаве сморщило, она разошлась и вспухла ржаво-черными волдырями.

Жалко. Я любила эту куртку.

А через секунду я поняла, что куртка – меньшая из зол.

Алиса действительно была сильна. Стремительна. И метко пробила столь тщательно поставленную защиту…

Прыткой змеей взвилось гибкое щупальце, проникая в дыру. Не давая залатать ее изнутри. Второе вцепилось в рваные края, растягивая. Третье вонзилось жалом в толпу растерянных нас.

– Дура, – на удивление спокойно заметил Глеб.

Защитный пузырь лопнул. Хаук улыбнулся, и улыбка эта вышла кривой, треснутой.

А потом он убил Алису.

Мир зазвенел, сузился до маленькой, скорченной фигуры, лежавшей на газоне, в грязи. До застывшего взгляда серых глаз, которые остекленело таращились в небо.

– Беги! – крикнул мне кто-то в самое ухо, отталкивая от места, на котором я стояла за секунду до того, как там молнией сверкнуло оружие охотника.

– Все в дом! Живо!

– Боги, помогите!

– Гектор, справа!

Выкрики сыпались со всех сторон, как горох из банки. Испуганные, сосредоточенные, визгливые, обреченные. Лишенные надежды, бьющиеся в агонии голоса.

Где-то на задворках сознания я понимала, что нужно бежать. Спасаться. Если сейчас погибну, остальные тоже умрут. Те, кто в доме.

Алан…

Я понимала это, но не могла сдвинуться с места. Мой мир обосновался в глазах Алисы, в которых вечным отпечатком остался образ Хаука. И тот, из глаз, казался мне намного страшнее реального, обвитого яркими щупальцами, как лозой.

Время застыло липкой смолой. Она облепила плечи, спину, руки, колени. Затекла в нос и рот, перекрыла гортань.

А потом меня из нее выдернули, резко рванув за руку, чуть не вывернув ее из сустава.

– Черт, пророчица, да беги же!

– Эрик, – рассеянно огляделась я. – Где Эрик?

Я нашла его на газоне, колдующего с Гектором над новой защитой. Чуть в стороне Даша с Никой держалась за руки.

“Беги в дом”, – мысленно велел мне Эрик.

А вокруг меня падали люди. Прямо в грязь, в сочные, пузырящиеся лужи. Дождь поливал их сверху, будто пытался оживить.

Жаль, что с неба не льется живая вода.

– Кто-нибудь, защитите Гарди! – выкрикнул Эрик.

И уже на бегу, влекомая к крыльцу, я увидела ясновидца. И стоящих перед ним Рика и Лили – испуганные, жалкие, скорчившиеся фигурки, тщетно старающиеся защитить Первого. Хаук порвал их жилы на ходу, двигаясь быстро, ловко отражая удары, отмахиваясь от несущественных для него нападений.

И когда он подошел к Гарди, я остановилась, как вкопанная, останавливая и того, кто вел меня к спасительной защите дома. Шаг – и Хаук уже рядом с ясновидцем, нависает над спокойной, улыбающейся жертвой.

Мгновение, и его ладони обхватывают голову Первого – одна под подбородком, вторая на затылке. И противный хруст ломающейся шеи врывается в сознание. Он кажется странно тихим на фоне криков и стенаний, но я четко различаю его, как и удивленный вздох Иры в метре от меня и свист удаляющегося щупальца Хаука.

На глаза наворачиваются слезы – бестолковая реакция, и я понимаю это.

– Ира, – шепчу я. – Ну как же так…

– Идем, – велит Влад. – Скорее.

Я разворачиваюсь к крыльцу. До него несколько шагов, но они отчего-то кажутся марафонской дистанцией. Долгим путем, и я не уверена, что мне хватит сил его пройти.

У самой кромки защиты Алекс и Роб шепчут что-то и посылают в сторону Хаука незнакомые пассы. Прямо передо мной спины Риты и Глеба. Они бегут, держась за руки, а над ними карающим огнем – щупальце Хаука. Приближается неминуемой смертью.

– Глеб! – кричу я. Не знаю, зачем. Наверное, это бессмысленная попытка спасти, помешать убийце. Только вот крики не умеют останавливать Первых охотников…

Зато кое-что другое умеет.

Рита развернулась, раскрыла ладони и швырнула в щупальце пламенем – чистый огонь, который тут же охватил оружие охотника, заставил замедлиться. Отпрянуть. Несколько мгновений, спасающих жизнь. Шаг – и Рита с Глебом за стеной защиты, запыхавшиеся, но живые.

Три широких шага Влада и пять моих – и мы присоединяемся к ним, и я тут же утопаю в крепких объятиях Глеба.

– Никогда, – горячо шепчет он, – никогда меня так не пугай больше, слышишь!

Я киваю и плачу. Мне страшно. Холодно. Промокшая одежда облепила тело. Меня трясет. Рита плачет рядом, вернувшись в свое обычное состояние не-героини.

– Гектор! – кричит кто-то из оставшихся на поле битвы.

Глеб резко отстраняет меня, приникает к границе защиты и явно борется с желанием выскочить туда, в дождь, в бушующую стихию смерти. Бежать, уворачиваясь от пляшущих щупалец, рискнуть всем, чтобы успеть.

Ника стояла на газоне и не глядела в нашу сторону. Смотрела на Гектора с мольбой, с надеждой, а у ее ног, склонив голову, отчего длинные, светлые волосы упали в грязь, на коленях стояла Даша.

Защитница вымоталась. Дышала рвано, глубоко и тяжело. А Ника и воительница альва остались без защиты. Алекс оставил Роба и бросился к ним.

– Потомок Херсира, – усмехнулся Хаук и направился туда же.

– Чертов зверек! – выругался Богдан. Он уже стоял на крыльце, в надежных объятиях защиты, но покинул его без сожалений. Рванул вниз, под дождь, побежал к газону, разбрызгивая лужи.

Все произошло слишком быстро, молниеносно даже, но каждое движение в этой сцене врезалось мне в память.

Размашистые шаги Хаука. Губы Алекса в тонкой линии. Ладони Даши, утонувшие в грязи, в мокрой траве. Застывшие в скорбных позах головки пионов.

Пасс Алекса. Обуглившееся щупальце Первого, недоумение на его лице, сменяющееся злостью. Эмоции Хаука – карикатурные слайды.

И мне вспомнилось, что Алекс никогда не умел рассказывать смешные анекдоты. Смеялся раньше, чем успевал проговорить концовку.

В этот момент только он был на первом плане. Остальные, даже Гектор, ковылявший к ним, волоча правую ногу, даже Эрик, восстановивший, наконец, защиту, даже Богдан, схвативший Дашу за плечи, оторвавший ее от земли – “Давай, блондиночка, вставай! Ты не умрешь вот так” – даже Хаук, разом померкли, вышли из фокуса, размылись дождем.

– Ах ты мерзкий зверь! – зло выплюнул Хаук, собрал три щупальца пучком и вонзил в жилу Алекса…

– Филипп, быстрее! – воодушевленно выкрикнул Глеб вождю хегни, когда ему оставалось пару шагов до крыльца.

Пара шагов – около метра. Но даже такие небольшие расстояния иногда решают все. Филипп упал, уткнувшись лицом в ступени, и правая его рука карикатурно закинулась за спину, которую огладило оружие Хаука.

Злость имеет цвет. Оранжевый, когда ты раздражен. Красный – когда терпеть становится невмоготу. И лишь когда злость достигает апогея, перерастает в чистый гнев, выжигая напрочь остальные эмоции, она становится белой. Ослепляющей.

Жила откликается, бурлит в венах кен, кожа горит, ладони – проводники. Кен, стекая, капает на пол – ему не хватает места в хрупком, неподготовленном теле. И ноги ступают сами – за границу, в незащищенную область, начинающуюся там, где кончаются ступени. Мимо тела Филиппа, который больше никогда не встанет.

Я бью кеном, который рвется из жилы наружу, в мир. Кену плевать на статусы. На страх. На мертвых и живых. Важна лишь цель. Левая половина грудины Хаука. Толчок, и он пятится на два шага назад. Щупальца опадают, и охотник переводит удивленный взгляд на дом. На меня.

В душу медленно вползает страх – осторожной, крадущейся кошкой, но гнев выжигает его вмиг. Удар – и белый кен Барта схлестывается с горящими праведным огнем щупальцами над головами замерших во дворе, не успевших спрятаться людей.

– Фига се, – сказал Глеб у меня за спиной, и я поймала изумленный взгляд Эрика. А потом потерялась.

Был лишь кен Барта и щупальца Хаука. Две стихии. Две силы. Остальное стало далеким, неважным, пустым.

Первым пришел в себя Богдан, рванул, втаскивая обмякшую Дашу на крыльцо.

– Бегите! – выкрикнул Эрик оставшимся без защиты, и они побежали. По лужам, под проливным дождем, под куполом из переплетенного нашего с Первым оружия.

Я подняла голову к небу. Красиво. Серое, клубится, бушует, льет воду, и хорошо от этого так. Задорно. Небо слышит, я говорю с ним, с грозой, и она отвечает, гремит, соглашаясь, что вся эта битва – безрассудство. Только гроза понимает. Злится. Скалится молниями, бормочет проклятия грозовыми раскатами.

“Поняла, наконец?” – звучит в голове ласковый голос Барта, и я киваю. А потом отбрасываю и это. Есть только я и небо. Больше ничего. А еще пучок щупалец Первого, от которого отделяются несколько и направляются вслед за бегущими к дому.

Все происходит медленно и быстро одновременно.

– Помоги, – шепчу я небу, и оно откликается. Рвется ровно посередине, выпуская острую молнию. Она бьет четко в Хаука, и щупальца, вздрагивая, опадают. А сам Первый валится в грязь – сначала на колени, затем заваливается набок и замирает.

Люди пробегают мимо меня, поднимаются по ступеням, втискиваются в дом, и я тут же понимаю, как их мало. От нашей армии осталась горстка. Двор усеян телами, как спелыми яблоками. Алиса там, среди этих тел, с укором смотрит застывшими глазами на Хаука.

Меня втягивают за границу защиты, Эрик обнимает, берет в ладони лицо, трет щеки. Они холодные. Мне холодно. Вроде бы… Пусто. И надежды нет.

Потому что охотник поднимается – что ему мои молнии. Что ему все молнии мира, ведь он почти бог! Он идет медленно, и его лицо кривит гримаса злости вперемешку с отвращением. Он смотрит на меня. Остальные, кажется, не интересуют Первого больше.

Он подходит так близко, что я могу рассмотреть каждую пору на его грубом, скуластом лице. Шрам уродливо пылает, заползая под темную бровь.

Он останавливается в шаге от ступеней.

– Ты умрешь в муках, – обещает мне, а затем разворачивается и уходит к саду.

Я смотрю ему в спину и думаю о том, что он прав. Теперь я точно умру.

Странно, но именно сейчас нестерпимо, до слез хочется жить.

Стемнело как-то быстро.

И тени ползли по полу, стелилась стылая мгла, обнимая холодными руками озябшие плечи.

Тьма шептала. О том, что выхода нет. О том, что все мы здесь умрем, и наши тела съедят черви, а души… Есть ли они? Есть ли в этом всем какой-то смысл?

Лидия плакала так громко, что ее рыдания были слышны из кабинета в гостиной. Последователь Гектора закрылся там с ней в надежде успокоить.

Она кричала. Звала отца в то время, как его тело осталось во дворе, в грязи. Мы оставили их там – погибших за нас. Сбежали, как предатели. Спрятались тут. Надолго ли?

Говорить боялись. Молчали, склонив головы. Самые смелые шептались, и шепот этот в пропитанной тьмой и тишиной гостиной казался неприличным.

– Что теперь будет?

– Что там было?

– Кто-то понял, что она сделала?

– Мы можем это использовать…

– Поздно!

Подоконники облепили, не сговариваясь. Смотрели сквозь стекла на остывшую непогоду и мелкий, моросящий дождь. На погибших, скорчившихся в неестественных позах. На лужи, которые заполняли пространство между телами.

Я подошла только один раз. Взглянула на Филиппа и отвернулась. Нельзя думать, что он погиб из-за меня. Нельзя…. Почему тогда думается? Что все они… Возможно, если бы я не ждала, а действовала, все сложилось бы по-другому. Я могла убедить Лив найти Хаука раньше. За стенами этого дома.

Могла. Но не сделала этого. До последнего надеялась на Гарди.

И все закончилось так, как закончилось.

К девяти приехал Тимофей, а с ним еще пять человек. Тела убрали. Увезли или же закопали где-то – не знаю. Я не спрашивала. Влад о чем-то долго говорил со своим поверенным, а затем люди уехали. И тишина снова опустилась пыльной паутиной. Опутала. Безысходностью приходящего будущего. Неотвратимостью судьбы, от которой как ни беги, все равно не убежишь. У судьбы были глаза Гарди – грустные и исполненные вселенского понимания. Правды, от которой не спрячешься.

Такой ты видел свою смерть, Первый?

Нужно быть сильной и принять то, что предначертано, сказала я себе. Принять такое трудно. Особенно после случившегося. Ощущение могущества, когда небо слушает тебя, откликается, когда небо с тобой и за тебя, пьянило. Могущественные всегда побеждают. Они не приносят себя в жертву. Не уходят вот так – тихо, незаметно.

Они живут. Светят. На них смотрят, на них равняются, их приводят в пример.

– Без Гектора нам не хватит сил удерживать защиту в таком большом доме, – сказал Эрик, когда все живущие в особняке скади собрались в гостиной – притихшие и испуганные. – Влад предложил свой дом, и завтра мы планируем большое перемещение.

Это тоже было знаком, понятным только мне и, быть может, Лив. Ее взгляд я поймала, и он был красноречивым.

Завтра все закончится.

Молчание согласных на все, лишь бы спастись, было ответом Эрику. Поникшие головы. Опущенные уголки губ. И беглые, испуганные взгляды, брошенные на стекло, за которым притаилась ночь. И Хаук.

Лидия успокоилась, сидела, уткнувшись взглядом в колени, и практически не шевелилась. Только Аделаида – молчаливая жена Филиппа – плакала. Беззвучно, обняв себя за плечи. Хегни обступили ее спину и скорбно молчали.

В другой части гостиной молчал Влад. Рассматривал каминную полку и тер пальцем медные подсвечники, будто они были волшебными лампами, из которых, если потереть, вылезет джин. И исправит то, что мы не смогли.

– Это неправильно, что она погибла, – сказала я тихо, так, чтобы никто не слышал. – Тебе нужно было спасать ее, а не меня.

Это было бы честно. И по закону.

Честность Влад не оценил. Развернулся и сверкнул на меня злым взглядом.

– Давай, ты не будешь решать, что мне делать, хорошо?

– И не претендую. Ира была мне другом, если ты забыл.

– Тут чертова туча твоих друзей. Половина гребаного дома! И те, кто остался на улице – тоже.

– Почему ты злишься? Разве я хотела, чтобы так вышло?

– Ты хочешь другого. Но от этого не легче, – бросил он через плечо и отошел от меня, будто я была виновата.

Я и была. Наверное. Но думать об этом – означало сдаться, а такой роскоши я позволить себе не могла. У меня было племя. И ответственность перед людьми.

Думать об этом было опасно, но необходимо. И если бы я тогда не испугалась собственной слабовольности и не отбросила разговор с Владом, как иные наши разговоры, в которых всегда находился какой-то смысл, все сложилось бы иначе. Но Барт не зря предупреждал, что некие события не может предсказать даже сильный провидец сольвейгов. Некие события просто случаются. Все, что мы можем, просто пережить их.

Что нас не убивает, делает сильнее.

Но что, если оно убивает?

О смерти думать было еще опаснее. К тому же, живые требовали больше внимания. Например, те, кто чуть не погиб и выжил лишь чудом.

– Где Даша? – спросила я Роберта, перехватив его на лестнице. Жрец был хмур и сосредоточен и поначалу даже не заметил меня. Провожал взглядом жену, которая колдовала над входной дверью.

– Наверху, с охотником, – бросила через плечо Лара, даже не обернувшись.

Роберт поморщился и шумно выдохнул. Постоял, что-то разглядывая у себя под ногами, затем повернулся и пошел наверх. Проверять Дашу, видимо. Она сегодня сильно выложилась, и ей не помешало бы пополнить силы.

Если бы кто-то мог в этом помочь… Теперь, когда Гектор мертв, вряд ли мы будем расходовать кен ясновидцев на восстановление хищных. Нужно держать защиту, пока она еще держится. Потом ставить новую – в другом доме.

А это значит, что спасение истощенных – дело самих истощенных. Надо найти Эльвиру, чтобы сварила карое.

Я ошиблась, Роб не искал Дашу. Он вообще никого не искал и, казалось, зациклился на внутренних мыслях и переживаниях – долго стоял на площадке перед коридором, затем перепутал дверь собственной спальни. Когда же он скрылся за нужной дверью, возможность наблюдать за ним исчезла, и я вспомнила о Даше.

Она открыла через несколько секунд после того, как я постучала. Растрепанная, с горящими глазами и совершенно отрешенная. Простыня, в которую она замоталась, слезла с левого плеча, обнажив загорелую кожу.

– Я в порядке, – выпалила она и обернулась, будто ее могли подслушать, уличить в этом непотребстве и пожурить.

– А так сразу и не скажешь. На улице…

– Все хорошо, – перебила она. – Честно.

А затем выглянула в коридор и обеспокоенно поинтересовалась:

– Где Эрик?

– Внизу. Планирует перемещение. Что с тобой?

Она вздохнула. Опустила глаза и отчего-то покраснела.

– Я не одна.

– О… – сказала я. А потом до меня дошло. – О!

– Вот так вот, – выдохнула она, по-прежнему не глядя в глаза.

– С ума сошла, – кивнула я, не в силах отойти от шока. Даша чуть не погибла, а близость смерти меняет сознание – мне ли не знать.

Однако некоторые помутнения могут привести к летальным исходам. Такие, например, как любовь с охотниками.

– Послушай… – вздохнула Даша и подняла глаза. На этот раз к потолку. – Я знаю, что делаю. Гарди не только вам пророчил.

– Тебе тоже? О Богдане?

Кивок. И вздох – усталый, в нем горечь и смирение. А еще – надежда. Это то, что мешает ей сдаться.

– Он – охотник, Даша. Это всегда убивает.

– Не всегда. Лазейка есть, если в тебе частичка Первых. Например, кровь.

– Кровь Херсира! – догадалась я, и от этого догадки стало дурно. Отчего-то вспомнился Мишель. Если бы он тогда знал, что я… что у меня… Не была бы его просьба более… личной?

Даша кивнула, натянула простыню на обнаженное плечо и просочилась в комнату.

– Не говори Эрику, – бросила уже из-за двери, а затем захлопнула ею у меня перед носом.

Во дела!

Впрочем, чему я удивляюсь? Мир будто треснул с приходом Первых. Словно чертов портал пробил в нем щель, и сквозь нее в город просочилась иная, абсурдная реальность. В этой реальности мужчины прощают измены, трусливые сестры дерутся с сильнейшими врагами, ясновидцы добровольно дают свой кен, чтобы защитить хищных, а хищные спят с охотниками.

И мне на минуту показалось, я нырнула в нору в погоне за белым кроликом, а теперь лечу, и в полете со мной творятся странные вещи. Даже страх, который еще утром был почти неуправляемым, иссяк. Просочился, видимо, в ту же щель. Нужно же и нашему миру делиться с тем, иллюзорным. Вот и приходится кормить его страхом и жизнями родных.

Единственное, что казалось мне настоящим, незыблемым и вечным – это Алан. Тем вечером он категорически отказывался ложиться спать, капризничал и мало ел. Будто чувствовал то, что я хотела от него скрыть. А когда усталость все же сморила, он уснул, прижимая к себе плюшевого медведя. А я смотрела на него, не в силах оторваться, и с каждой секундой желание послать все к черту, включая всякие миссии по спасению человечества.

Кто я здесь, в этой комнате, рядом с сопящим ребенком? Мать. Всего лишь. Однако выйдя из детской, я снова стала собой. Будто судьба притаилась в коридоре бесцветной сетью, зависла над проемом двери, и, когда я оказалась вне стен комнаты, опутала меня снова.

С ней вернулось одиночество. И тогда я поняла: Дэн был прав. Сегодня и сейчас, на пороге неизвестности, я одна. Никто не станет рядом со мной, не разделит со мной эту миссию.

Впервые по-настоящему одна.

Страх сводит внутренности, а грудь распирает свобода. Усталость на пределе красной линии, вот-вот ее пересечет, и, наверное, это правильно.

У меня есть еще немного времени. Целая ночь, чтобы…

Щупаю плотные темные занавески в нашей с Эриком спальне. Сизое покрывало, хранящее наши смешанные запахи. Провожу пальцем по отполированному дереву комода. Касаюсь рельефных стен.

Темно. Спокойно.

Отворачиваюсь к окну и смотрю в ночь. Она смотрит в меня провалами окон.

Когда входит Эрик, я прикрываю глаза. Несколько мгновений, и теплота его ладоней обжигает плечи, вползает под кожу горячей лавой.

Мне будет не хватать этого там, в моем выдуманном мире. Зато там есть теплый песок и волны, лижущие ступни. А еще покой. Мне кажется, я заслужила.

Дом уснул. Затихли стены молчаливыми стражами. И крыша накинула на домочадцев уютный купол. Иллюзия безопасности успокаивала, позволяла расслабиться.

Получилось. Отпустили переживания, страхи отползли, оставляя на полу липкие следы беспокойства, но и его выжег Эрик.

Он смотрел. Пристально, глубоко, и от взгляда его становилось горячо в груди. Душно. Сердце билось гулко и дышать было тяжело. Будто бы тот взгляд что-то значил – что-то важное – но я не могла понять, что именно.

Вопросы застревали в глотке – пошлые, ненужные, пустые. Молчание исцеляло душу, потому я молчала. Он тоже молчал. И наш безмолвный поединок взглядов, казалось, длился вечность. И столько еще продлится.

Ветви старого клена царапались о кованые перила балкончика.

Было тепло. Спокойно. Время замерло, пространство вокруг надулось пузырем, пряча нас за крепкими прозрачными стенками от остального мира. От охотников и смертей, от недопониманий и предательств. От отчаяния, скребущего в дверь острыми когтями на корявых пальцах. От будущего, приближающегося неумолимо.

И мне показалось, время сжалилось, остановилось ненадолго. Я старалась не дышать, чтобы не спугнуть эту милость – наверное, последнюю милость в своей жизни.

Дыхание в такт. Стук сердец. Звуки заоконного мира, который не мог ворваться внутрь, нарушить, расплескать то последнее, что у нас осталось.

Не отвлекаться на ненужные мелочи, ценить главное.

У него шершавые пальцы. Ямочка на подбородке. Полупрозрачные глаза, которые в непогоду темнеют. Мягкие волосы шелком по подушке. Теплая улыбка. Горячее дыхание. Карамельный запах, сладкий, пьянящий. Наша кровать длиннее стандартных размеров, потому что иначе его ноги не помещаются, и пятки висят в воздухе.

Когда он смеется, мне тепло.

Кажется, это все, что нужно помнить.

Или нет?

Когда он расстроен, он хмурится. Когда сосредоточен, теребит мой мизинец.

Он любит морепродукты, булочки и теплый песок. Странно, что я знаю это – мы никогда вместе не были на пляже…

Он любит море в шторм. Высокие волны. Крепкий и сладкий кофе. Психологические фильмы.

Шахматы.

Все это я перечисляю, чтобы не забыть, чтобы взять с собой… туда, где я буду. Отпечатать в памяти так, чтобы даже смерть не затерла.

Получится ли? Во всяком случае, я попытаюсь.

Как ни старайся, время не удержишь. И вот уже утро мажет по небу сизыми полосами, проявляя мир, как фотографию. Комната наполняется красками постепенно. Очертания предметов становятся четче, и вот глаза Эрика уже обретают небесно-голубой оттенок. Он смотрит, не моргая, и руку сжимает крепко. И я думаю, что лучше прощания и не придумать.

В конце концов, скоро все закончится. Для всех. И, как оказалось, для некоторых очень благополучно. Наверное, этот мир не так плох, если даже в моменты отчаяния некоторые находят время для радости. А для некоторых даже несовместимость видов не стала помехой.

Интересно, у Даши и Богдана что-нибудь получится? Может ли получиться? Не все охотники злы на хищных, а даже если злы, впечатление всегда может измениться. Андрей ведь поменял, значит, и Богдан сможет. А если так, то, возможно, их отношения…

Взгляд Эрик вспыхнул. И глаза потемнели сразу, а ладонь стиснула мою крепко – даже суставы хрустнули.

– Что значит, отношения, Полина?

И тут я поняла, что ночь окончательно ушла. Время понеслось галопом, волшебство рассеялось, а мои мысли стали слишком громкими даже для такой огромной спальни.

– Ты можешь хотя бы сегодня этого не делать? – недовольно спросила я, высвободила руку и села на кровати. Стало немного обидно, что все так резко закончилось. А ведь могло быть еще несколько драгоценных минут…

– Не уходи от темы. Имелись в виду отношения… с охотником?

Он даже запнулся, будто выплюнул окончание фразы.

Я вздохнула.

– Идет война, Эрик. Твоя сестра – взрослая женщина. К тому же Гарди сказал…

Что сказал Гарди, судя по всему, никого не интересовало – Эрик исчез быстрее, чем я успела моргнуть.

Вот и попрощались. Хорошо еще, что в тот момент я не думала о…

Впрочем, об этом сегодня не стоит. Еще один обычный день. Пусть так и будет до самого часа “Икс”.

В коридоре шумно стукнула дверь – видно, Эрик выдворяет Богдана, или, еще чего хуже, убивает. Странно, но думалось об этом легко, мысли текли плавно, размеренно, будто Эрик выскользнул, а я так и осталась в границах защитного пузыря вневременья.

Ненадолго. На пару минут.

Я закрыла глаза и откинулась на подушку.

Лив казалась подростком. Хрупкие плечи, выпирающие ключицы, большие распахнутые глаза, в которых плескался испуг. Тонкие запястья, торчащие из широких рукавов шелковой блузы, что явно была ей велика.

Наигранная наивность, ведь не может наивным оставаться тот, кому несколько тысяч лет.

Дэн держал меня за руку. Наверное, чтобы подбодрить. За это я была ему благодарна.

– Не нужно объяснять, – резко сказала Лив, когда я хотела озвучить конкретный план. – Говорили уже. К тому же Гарди дал мне четкие инструкции. Накануне…

– Хорошо, – согласилась я и посмотрела на Дэна.

Он кивнул.

Время почти настало.

Дом опустевал постепенно. Сначала ушли сильные защитницы и ясновидцы, умеющие ставить защиту Гектора. За ними последовали целители, жрецы и охотники. Воины остались до последнего – на всякий случай, если вдруг защита истончится раньше, и Хаук войдет.

Влад помогал людям обустроиться в доме атли, Мирослав, Эрик и Дэн занимались телепортацией, а мы просто ждали.

В середине дня они устали. Вымотались настолько, что остались на полчаса отдохнуть в осиротевших стенах. Мирослав стоял у окна, на подоконнике остывал свежесваренный кофе, к которому он так и не прикоснулся. Вождь альва смотрел в окно. На высыхающий асфальт и газоны. На молчаливые фонари, который склонили головы-плафоны, будто скорбя по погибшим.

Я знала, что он там видит. Бурю, плескающую с неба водой. Панику, что гонит человека сильнее, чем охотник загоняет дичь. Подламывающиеся колени. Стекленеющие глаза.

И смелого мужчину, заслонившего грудью истощенную женщину. Мужчину, который погиб, как настоящий воин.