Текст книги "Я – хищная. Возвращение к истокам (СИ)"

Автор книги: Ксюша Ангел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Умирать не хотелось. И оттого еще более раздражало ожидание. Медлительность Эрика. Задумчивость, с которой он иногда на меня смотрел. Ожидание убивало медленно, мучительно.

Чего он ждет? Если мы знаем, где Гарди, это ведь шанс. Для меня. Для нас всех.

Впрочем, причины были ясны. То, что предстояло сделать, тяготило не только меня. У Эрика были собственные, не менее сильные демоны. Недоверие. Обида. Злость, которая, как дикая собака на привязи, рисковала разорвать оковы. Вырваться. Ведь для того, чтобы вылечить Гарди, мне нужно…

Думалось об этом неохотно. Будто бы не со мной, не я… А если я, то не та, которая здесь и сейчас. Другая. Она появится через несколько дней, недель даже. Ближе к маю. Проснется поутру и выйдет на крыльцо встречать Хаука. Дэн прав, это будет тяжело. Я не смогу. А вот она – она сильнее. Правильнее. Она никогда не боится. Или просто немного безумна…

Но до того она откроет жилу и примет приторно-сладкую ваниль.

Эрик боялся, что она снова сорвется. И он сорвется вслед за ней – вниз, в пропасть, откуда возврата нет.

Мы ходим по грани. Оба. Грань тонка, опасно прозрачна. И правильного больше нет.

– Смотри, кто это там?

Дэн оттолкнулся от колонны и спустился на две ступеньки, вглядываясь вдаль – туда, где у гостеприимно распахнутых ворот мялись две сгорбленные фигуры. Гостеприимность была обманчивой, и они чувствовали это. К слову, я бы совсем не расстроилась, если бы они попытались преодолеть защиту, и она отозвалась бы на присутствие непрошенных гостей, опутала обжигающими плетьми кена. Причинила вред.

Появление незваных гостей злило.

– Скажу Эрику, – процедила я и вернулась в дом. Осталась бы, точно не смогла сдержаться. То чувство, которое испытала у очага атли, когда Крег совершил жертвоприношение, снова накатило. Жила откликнулась, вздулись вены, и кен готов был вырваться на свободу. Убивать.

Рано. Придет час, и я отпущу себя. Но не сегодня. Не с ними. Они не заслужили, чтобы на них тратить ценный дар. Пусть тень Крега смеется за спиной, провоцирует. Я не поддамся. Это не мой кен, а той, кто придет в мае. И я сохраню для нее то, что оставил Барт. Потому что иначе мы все проиграем.

Нежданные гости боялись переступить порог. И под пристальными, недобрыми взглядами жались друг к дружке, опускали глаза и руки прятали за спину. Однако же пришли. И к Эрику Рик Картер шагнуть не побоялся.

– Хаук приходил. Он убил всех, включая Саймона, и мы… – Он запнулся, будто слова, которые хотел произнести, застряли в горле. – И нам сказал, что вернется. Поэтому я прошу защиты в вашем доме. Для себя и своей жены.

На меня посмотрел, будто ища… Чего? Поддержки?

– Нет, – твердо ответил Эрик.

– Пожалуйста…

Лили выглядела жалкой. Осунулась. Некогда гладкий лоб прочертили три глубокие борозды. Тени под глазами пролегли. Прическа, всегда аккуратно уложенная, превратилась в паклю. А взгляд был заискивающим, умоляющим.

– Полина…

Я не держала на них зла. Все же Саймон был их ребенком, а ради ребенка мы способны на многое. Однако серый осадок в душе всколотился. Вспомнился взгляд Барта – затуманенный болью, однако полный решительности. Теплая, липкая кровь, застывающая на ладонях коркой. Страх в коленях, когда они не держат больше, подгибаются.

Они не виноваты, прямо не виноваты, но… Простить?

– Нет, – безапелляционно повторил Эрик.

– Я ручаюсь за них.

Дэн был спокоен. Уверен в себе. И не отвел взгляда, когда Эрик метнул в него своим – злым, непонимающим.

– Сольвейги здесь, – добавил он, видимо, для пущей убедительности. – И они помогут, в случае чего. А ты знаешь, насколько сильны сольвейги.

Эрик шумно выдохнул, кивнул.

– Рик и Лили под нашей защитой.

И они остались. Наверное, Эрик уважал Дэна больше, чем их – ненавидел. Да и ненавидел ли? Скорее, презирал. И, я уверена, в ответственный момент, вождь андвари и его жена – последние, кого он бросится спасать.

Впрочем, впечатление об их приходе затерлось уже вечером.

Закат был особенно красочным. Персиковые разводы на горизонте, лиловое небо. Звезды отчего-то низкие, крупные – казалось, протянешь руку, и зажмешь в ладони. Воздух свежий, ветерок колышет занавески на окне.

Почти все балкончики на втором этаже оплетены диким виноградом. Он вполз по стенам, опутал пузатую решетку, зацепился тонкими пальцами-лозами за перила, словно хотел проникнуть в комнату, но так и застыл пойманным с поличным вором.

Осмелевшие лозы гибко зацепились за выпуклые, каменные колонны и, вскарабкавшись, свисали с потолка жесткой бахромой.

На крыльце монотонно переговаривались домочадцы. Мангал вытащили, жарили сосиски, и их запах поднимался вверх, манил.

Внизу смеялись. И я растворилась в этой идиллии – счастье почти, спокойствии, нависшем над домом.

Занавеска за спиной шелохнулась, и балкон впустил Эрика.

Он был большим для узкой площадки, и места сразу стало меньше. Но я любила, когда Эрик занимал место рядом со мной.

– Думаю, пора, – сказал он тихо и, когда я подняла на него взгляд, добавил: – Найдем Гарди.

Сердце замерло. Показалось, ухнуло вниз. А затем подпрыгнуло и понеслось галопом у самого горла. Показалось. Сердце не умеет прыгать и носиться галопом. Впрочем, другие виды бега ему тоже недоступны.

– Когда? – вопрос вышел сухим и каким-то официальным. Слишком официальным, если учесть, что все это значит для нас.

“Мы” еще остались? Или же это отголоски, инерция той близости, которую ни мне, ни Эрику терять не хотелось?

– Завтра.

– Так… скоро?

Эрик пожал плечами.

– Мы знаем, где он. Не вижу смысла ждать. К тому же, послание Хаука может быть лживым. Кто знает, когда охотник придет к нам на самом деле.

– Завтра, – повторила я знакомое слово. Слово горчило. Кололось. И, вырвавшись на свободу, напугало. Я думала, что это будет проще всего – поделиться кеном, наполнить пустую, ссохшуюся жилу ясновидца, подарить ему еще один шанс. И отобрать – у себя. – Хорошо, пусть будет завтра…

Эрик вздохнул. Он, наверное, тоже понимал, что завтра для нас снова все изменится. Нет, прочная граница перемирия не треснет – нельзя нам сейчас отменять перемирия. Изменится нечто иное, глубокое, и оттого сердце так сильно бьется. Тоже чувствует. Боится. Не желает ничего менять.

Однако, поздно…

Теплая ладонь, шершавая немного. Она скользит по щеке, и от нее ползут искры удовольствия, впитываются в кожу карамельными каплями. Я непроизвольно жмурюсь, пытаясь запомнить, высечь в памяти этот момент. Наверное, такого у нас уже не будет никогда. И если так, то…

– Обними меня.

Слова вырываются сами. Горячие – они обжигают гортань. И в груди тоже горячо. Наверное, если бы не эти слова, она вспыхнула бы, взорвалась, выворачивая меня наизнанку.

Неправильно все. И я не знаю, как все исправить.

Страшно было ровно две секунды. Что он отвернется, уйдет или же просто продолжит стоять, не отреагировав на просьбу. Но Эрик меня обнял. И я его – вцепилась в свитер, будто пыталась сорвать его прям там, на балконе. Прижаться. Ощутить жар его кожи.

Горячее дыхание опалило висок. И голос ласковый успокоил:

– Все будет хорошо, малыш.

Давно он меня так не называл. И… наверное, в последний раз. Оттого и плакать хочется. Выть даже – от боли, от отчаяния, ведь если это последние дни в жизни, почему бы им не быть счастливыми?

Эрик отстранил меня, заглянул в глаза. В его взгляде не было злости, обиды, только нежность. Как раньше.

– Твой кен… Тебе может не хватить. Гарди очень сильный, и жила его вмещает намного больше, чем жила Лидии. Я поговорил с Даниилом – он поможет. Поделится.

– Хорошо.

– А еще, насколько мне известно, тебе понадобится…

– Не продолжай! – оборвала я резко. Грубо даже, и Эрик вправе был обидеться, но он не стал. Кивнул только и посмотрел на небо. Так мы и стояли, пока окончательно не стемнело. Я – в кольце его рук, будто в коконе, и он – задумчивый, отстраненный и уже почти не мой.

Почти. Но мне и этого хватило.

Жаль, что в апреле темнеет быстро.

Эрик расцепил объятия, поцеловал меня в лоб и молча вышел. Пусто стало. И камень в груди, но к камню я привыкла, с камнем в груди можно жить, ведь, как и сердечные скачки, он ненастоящий, выдуманный.

В отличие от того, кто ждал меня в комнате. Он притаился в полумраке, и тени ластились к его ногам. И мне показалось, что он сам – выходец из сумрачного мира. Темного, жестокого, наполненного агнстом. Я тоже там жила когда-то. Думала, что тот мир – единственно-правильный для меня. Пока не выбралась на свет.

– Готова?

Воздух вокруг него дрожит, и по нему медленно струится яд. Яд наполняет комнату, стелется по полу, вползает в паркетные стыки. А во мне просыпается белая ярость. Она приводит в тонус мышцы, рождает шум в ушах. Злость – не лучший помощник.

– Не здесь. – Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не закричать. Прикусываю губу и решительно шагаю к выходу.

Он поворачивает за мной – беззвучной тенью, призраком, и в походке его мне видится нечто демоническое.

Сейчас он снова отравит меня. Оживит воспоминания, которые я похоронила. Сделает меня слабой, податливой, готовой ступить за черту. Это не те качества, которыми следует гордиться.

Мне плевать. Святость этой комнаты я не оскверню.

В комнате было душно. Темно. И запах приторных женских духов дурманил голову. Ваниль. Жасмин. Гвоздика.

У меня вспотели ладони, и, когда Влад зажег свет, я спрятала их за спину.

– Открой окно, – попросила тихо. Смотреть на него боялась. Говорить тоже боялась, но молчание – не выход и… Поскорее бы покончить с этим! Уйти.

Стыд, раздражение, обида – эмоции смешались во мне, взболтались, перетекли друг в друга так, что не отличишь. Не было предвкушения. Не было привычной, такой знакомой дрожи, смущения, желания вперемешку со страхом. Была решимость. Еще усталость. Она давила на плечи неподъемным грузом навалившихся проблем. А на коже все еще горели отпечатки прикосновений Эрика…

Щелкнула ручка на балконной двери, шевельнулись темно-серые занавески, и в комнату вползла ночь. Заструилась по полу, обволакивая лодыжки прохладой, принося некоторое облегчение.

– В этот раз придется немного больше потрудиться, – сказал Влад, и в голосе не было привычной насмешки.

Я безразлично кивнула, села на кровать. Пурпурно-алое покрывало, стеганый атлас маленьких подушек. Пушистый коврик у кровати, в котором утопают ноги по самую щиколотку. На туалетном столике расческа, в ней запуталось несколько темных волосинок. Рядом склянки с кремами, бутылочки, хаотично разбросанная косметика. А из зеркала на меня смотрела испуганная девица с побелевшими от страха губами.

– Поля…

Ладонь скользнула по плечу вверх, несильно сжимая.

– Я не хочу! – выпалила я и отодвинулась. Замереть в душных объятиях – последнее, чего мне хотелось. И если те, на балконе, дарили успокоение, эти еще больше злили. – Не хочу с тобой меняться.

– Иначе мы не вылечим Гарди, – ласково, будто говорил с ребенком, сказал Влад.

– Знаю. Потому я пришла. Но все равно не хочу.

– Бывает, – усмехнулся он. – Но умирать все же противнее, чем со мной меняться.

Резонно, даже спорить не тянет. Тянет к подушке – одной из тех, атласных. Или, на худой конец, тех, что спрятаны под покрывалом. Вздыбились на кровати холмами, и свет люстры стекает с них, будто ручей с горки.

– Сделаем это быстро.

Голос Влада был глухим и непроницаемым, будто, когда он говорил, невидимый фильтр вывел из слов все чувства, и слова вышли в мир чистыми, дистиллированными. Пустыми.

И я так же пусто кивнула, соглашаясь…

…В подвале было сыро. Гулко. И, что немаловажно, безлюдно. Не помню, почему мне захотелось спуститься туда – несмотря на мрачные рассказы Даши, желания поглядеть на пыточную Эрика не возникало. До сегодня.

Меня штормило, и перед глазами бегали мошки. А еще жар – жила горела, переплавляя заемный кен, смешивая с кеном сольвейга и превращая в лекарство для ясновидцев. И вокруг пахло ванилью, несмотря на сырость и затхлость этого места. Наверное, я и сама сейчас вся ею пропахла – столько Влад не давал мне никогда. Столько его в себе я никогда не хранила, и, наверное, раньше была бы рада такому подарку…

Раньше. Теперь хотелось спрятаться, зарыться поглубже и не попадаться на глаза Эрику. Сегодняшний обмен осел на душе слоем нового предательства. Странно, ведь у меня даже желания не возникло, даже мысли, а чувствовала себя так, будто снова не сдержалась.

В горле пересохло, но на кухню я идти не посмела. Прошмыгнула мимо и отворила дубовую дверь, которая противно скрипнула, возмущаясь вторжением.

Шаги по лестнице откликались гулким эхом. И непривычная тишина окутывала, обнимала. Темно было, лишь из небольшого окошка под потолком с улицы сочился свет фонарей. Камень на стенах был шершавым, холодным, а ступени поскрипывали под ступнями. Старый дом. Он будто ожил, напитался кеном за несколько столетий. Дышал. И в подвале это дыхание слышалось явно.

Свет от телефона, которым я освещала дорогу, помогал разглядеть мрачную обстановку этого места. Высокий потолок, и в углу с него спускается цепь почти до самого пола. На бетонном пятачке – коричневые пятна. Видно, впиталась, просочилась в трещины чья-то кровь. Казалось, даже воздух пахнет кровью – сладкий, дурманящий аромат.

Стена напротив обшита деревом, утыкана металлическими штырями. Напротив – массивный деревянный стол, покрытый полосами глубоких порезов. Они были шершавыми на ощупь, скалились мелкими щепками.

С другой стороны стола – широкая лавка, а у стены – металлический стул с наручами на подлокотниках. О том, что все это оборудовал Эрик, думалось легко. И страшно не было, в груди только щемило. Я представляла его тут, злого, несчастного, запутавшегося.

Сильным людям сложнее всего – от них ждут подвигов и не прощают ошибок. И лишь близкие видят их такими, какие они есть. Несовершенными. Не богами.

Я присела на лавку, устроила локти на столе и уткнулась лицом в ладони. Устала. И переполненная кеном жила распирала изнутри.

Не верилось, что завтра мы увидим Гарди. И Лив с огромными черными глазами. Я отдам ей нож и тогда…

– Здесь сыро, простудишься.

От неожиданности я вздрогнула. Обернулась.

Она застыла бледной тенью на лестнице – призраком в подземелье, которое не любило непрошенных гостей. Белая туника, расклешенные светлые брюки и волосы темным полотном по плечам. Кожа бледная, и в свете, льющемся из окна, вся ее фигура смотрелась готично.

– Пыльно к тому же, – согласилась я, наблюдая, как Ира спускается ко мне. – Заброшенный угол дома.

– Потому ты здесь.

Вопроса не прозвучало, и отвечать я не торопилась. Смотрела, как полы ее брюк подметают пол. От нее пахло сладко – жасмин и гвоздика, что, в принципе, логично, но…

Грудь сдавило еще больше. И я пожалела о том, что она меня нашла.

Ира умела так смотреть. Ее взгляд давил, напирал, требовал раскрыться. Обнажить правду, и ее – голую – разрешить препарировать. В прошлом правительница, она умела приказывать взглядом. И вся моя суть сейчас бунтовала против ее приказов.

– У меня нет дара предвидения, – произнесла она тихо. Ее взгляды скользили по мне, будто оглаживая, щупая на предмет возможных изъянов. – Но даже я чувствую это…

– Это?

– Смерть. Будто она бродит вокруг дома, выжидая.

Чего? Или правильнее спросить, кого?

– Эрик с Гектором позаботятся о защите.

– Бога ради, Полина, он все равно войдет! – почти выкрикнула Ира, и слова эхом отрикошетили от стен. Здесь, в пустынной задумчивости, заброшенности этого места, в ее голосе слышалось явное отчаяние. И словно ощутив его кожей, она прошептала: – Он войдет, и тогда… Что мы будем делать тогда?

Умирать?

– Драться.

Это слово было сухим. Шелестящим, как оберточная бумага, как осенняя листва под подошвой ботинок. Оно царапнуло губы острыми краями.

– Вылечи его, – выдохнула Ира со злостью. – Вылечи чертового ясновидца!

Странно, но жила откликнулась на эти слова, натянулась, выплеснув в вены порцию ванильного кена. Значит ли это, что мы теперь связаны иначе, чем раньше? Значит ли это, что связь стала сильнее, глубже?

Ира еще несколько минут постояла молча, не глядя на меня и, казалось, забыв вовсе, что я нахожусь вместе с ней в мрачном, темном подвале дома скади. А потом ушла бесшумно, едва заметной тенью скользнув по лестнице. Чуть позже ушла и я – поднялась наверх и уснула на небольшом диванчике, рядом с кроваткой Алана.

Утром я проснулась в своей постели, и меня уже ждал Дэн. Стоял у окна, сложив руки за спиной, а когда почувствовал, что я не сплю, обернулся.

– Готова к свершениям?

Он пытался шутить, но на его лице плотной маской лежала тень тревоги. Сольвейги – отличные эмпаты, и тревога эта тут же передалась мне. Невысказанные вопросы стервятниками кружили в воздухе.

Получится ли у меня? Хватит ли кена на Первого? И что случится, если хватит? Согласится ли Гарди помогать нам? А Лив?

Я рассеянно кивнула, понимая, что ответов не найду до тек пор, как…

Кен Дэна был тяжелым. Пряным. Лайм и жгучий перец – от него горчило во рту, и жила вскипала, будто отторгая. Чувство наполненности настолько вскружило голову, что я растерялась. Перед глазами плыло, и ноги стали ватными настолько, что я едва их передвигала. Спускаться по лестнице мне помогал Дэн.

Мир вдруг стал ярче. Насыщеннее. Краски сгустились, зрение обрело невиданную ранее четкость, слух мог различить любой шорох, шепоток, шарканье ног. Запахи опьяняли – я могла на расстоянии нескольких метров узнать хищного по аромату его кена.

Корица. Кардамон. Мед. Лимон. Ваниль.

Карамель…

Запахи смешались в коктейль, и этот коктейль дурманил, сводил с ума.

Словно мир обрушился на меня, подобно ведру холодной воды. Опьянил. Я чувствовала себя везде и нигде одновременно. Растворенной в воздухе смесью. Цепочкой чужих мыслей. Всеобщим страхом и всеобщей же надеждой.

Я ловила взгляды людей, обращенные к другим людям, и могла объяснить каждый такой взгляд.

Сожаление в глазах Риты при взгляде на Филиппа. Нежность в глазах Глеба, когда он шептался о чем-то с Никой. Тепло Лидии, обволакивающее Гектора подобно уютному пледу. Тревога Дэна за сольвейгов.

Ревность Иры – она жгла мне спину, пробирала до костей, кололась злым ежиком под кожей. Реальная, осязаемая боль Даши. Защитница стояла у окна и буравила взглядом Влада, который говорил о чем-то с Эльвирой. Жгучий интерес Богдана.

От чужих эмоций потемнело в глазах, и я сильнее сжала руку Дэна, стараясь не упасть.

– Порядок? – Его вопрос я услышала будто сквозь вату и рассеянно кивнула. – Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

Забота. Страх… за меня?

Люсия обняла меня сзади, и стало легче.

– Все быть хорошо, – уверила она меня.

– Непременно, – улыбнулась я и переплела наши пальцы. Так же были всегда переплетены наши души. От нее пахло яблоками и полевыми цветами. Солнечная моя, светлая девочка. Моя тропинка, выход из тьмы, связь с сольвейгами. Если она уверена, что у меня получится, как я могу подвести?

– Не бояться. – Горячий шепот опалил ухо, сполз по шее приятным теплом. Тепло поселилось в груди, забилось вместе с сердцем. – Я видеть тебя на песок, у вода. Чувствовать счастье. Слышать мысли… Все быть хорошо.

Ее хотелось слушать. Она – единственная, кто верит в лучшее. И единственная, кто никогда не ошибался, когда говорил обо мне. Люсия видела мою судьбу. Может, ей являлся в видениях мой личный рай? Тот самый, который являлся мне самой? Хельза, теплый песок, темная гладь озера. Барт. И если так, то, возможно, после смерти я его увижу…

– Странно, – вернул меня из задумчивости голос Дэна, – они ведут себя. Не находишь?

– Сейчас все ведут себя странно.

Когда Даша ответила, я поняла, что вопрос предназначался не мне. Люсия куда-то делась – спину больше не согревало ее спокойное тепло. Я была далеко и одновременно внутри каждой молекулы этой комнаты. Звуки парили над головой, впивались в мозг, каждое движение сопровождалось звоном в ушах. Поэтому я не сразу поняла, о чем они.

Люди вокруг. Гул невообразимый – разговоры, образы, запахи, мысли. Все смешалось в клубок, спуталось, хлынуло в сознание, переполняя. Я проследила за взглядом Дэна.

Роб у окна. Лара что-то шепчет ему на ухо, а он не шевелится. Альфред читает книгу в нескольких шагах от них. Он прислонился к стене и делает вид, что его не трогает суета. Элен заботливо стирает пыль с широких листьев монстеры.

Чуть левее – Эрик и Влад говорят о чем-то…

– Твой брат ведь не… – Дэн замолчал, будто ожидая, что Даша и сама все поймет.

– Нет, – упрямо покачала она головой. – Эрик не станет бить в спину.

– Хорошо.

Дэн не поверил. Это слышалось в тоне его голоса, во взгляде, отведенном в сторону и то и дело возвращающегося…

Эрик и Влад. Эрик говорит, Влад сосредоточенно кивает и вставляет редкие реплики. Соглашается с ним?

Это смотрится так неестественно. Странно, и странность пугает меня.

О чем они говорят?

– Побудь с ней, – обеспокоенно бросил Дэн и оставил меня с Дашей. Она, в свою очередь, вздохнула и покосилась на охотника. Богдан, ни капли не стесняясь, ей подмигнул, и Даша покраснела.

– Думаешь, если вы вылечите Гарди, Хаук уйдет? – спросила защитница, не глядя мне в глаза и ковыряя носком туфли паркет.

– Надеюсь, что уйдет, – искренне ответила я.

Она кивнула. Помолчала немного и добавила:

– Я рада.

Лицо у нее при этом было таким кислым, так и искрилось пресловутой “радостью”. Аура полыхала раздражением, интересом и стыдом одновременно. Сногсшибательный коктейль.

– По тебе не скажешь, – заметила я.

– Война, – пожала она плечами. В глаза смотреть все так же избегала, полировала взглядом перила лестницы и затоптанный темный ковер, который не рассчитывал на такое количество гостей. За эти несколько месяцев он истерся, ворса прохудилась, а цвет потерял былую яркость.

– Война или… Эльвира?

– При чем тут… – Даша вскинулась, и меня окатило ее злостью, как из душа. – Что она тебе наговорила?

– Ничего. Я вообще не разговаривала с Элей. Эрик сказал.

Она шумно выдохнула и полыхнула яростью.

– Эрик лезет не в свое дело!

– Это не его дело, – согласилась я. – Только твое и Влада.

– Только мое, – поправила она. – И все. Не вздумай ему сказать, поняла?

– Даже в мыслях не было. Только тебе самой станет легче, если скажешь. По крайней мере, он при тебе не станет… вести себя, как козел. Ты – одна из тех, кто ему по-настоящему близок.

– Забудь, – отмахнулась она. – Меня это уже не волнует.

Ложь. И я бы распознала ее, даже не будь во мне столько кена. Впрочем, любопытство иногда просыпается и во мне, а играть в игры за столько лет я научилась прекрасно.

Разговор с Дашей отвлекал от предстоящего действа, помогал расслабиться. Да и ее давно пора расшевелить.

– Вот как? – усмехнулась я. – Из-за Богдана?

Даша нахмурилась и тряхнула головой.

– Ты слишком много замечаешь.

– Побочные эффекты от избытка кена. Мне кажется, жила вот-вот взорвется, а с ней и голова. А Богдану ты нравишься – это сразу видно.

– Он ненавидит нас всех и не скрывает этого, – скривилась Даша.

– Тебя не ненавидит.

Ненависти там и правда не было. Была другая эмоция, но на ненависть она была похожа мало. Надеюсь, сегодня вечером я смогу отдохнуть от чужих переживаний – своих предостаточно, и с ними смириться.

– Неважно, – тускло прокомментировала Даша. – Если не сработает с Гарди, мы все умрем.

Если не сработает с Гарди, у меня есть план “Б”. Барт редко ошибался, и в этот раз, я уверена, продумал все до мелочей.

Я мысленно повторила пассы, которые ставят печать.

Захотелось тепла. Поддержки. Пусть невольной, от человека, который далек от интриг и хитроумных планов. Рука сама потянулась к Даше. У нее была мягкая ладонь. Тонкие пальцы, унизанные перстнями. Аккуратно подстриженные ногти, тронутые лаком телесного цвета.

– Мы каждый день рискуем умереть, Даша. Неважно, кто нам угрожает: армия охотников, сбрендивший колдун, драугр или же Первые. Именно потому нужно уметь отпускать себя. И делать то, что хочется. – Я поймала взгляд Эрика – серьезный и глубокий – и добавила: – Хоть иногда…

…Дорога вилась лентой. Зеленели свежей травой газоны, бурыми мрачными кучами у дворов лежали прошлогодние листья. Хозяева трудились в палисадниках, орудуя граблями и лопатами. Покрывались свежей краской низкие заборчики, окучивались клумбы, на крышах пухлыми булками сушились подушки.

Медленно, плавно просыпалась жизнь. Весна питала ее. Впитывалась в землю зимняя влага, и земля благодарно делилась с миром зеленью. Ярко светило солнце, нежились на голубом полотне неба полупрозрачные облака.

В машине нас было четверо – я, Эрик, Богдан и Глеб. Эрик за рулем, я рядом. Богдан с Глебом на заднем сиденье. В воздухе повисло неприятное молчание, от Эрика исходили сильные волны раздражения. Его пальцы вцепились в руль и побелели, а губы сжались в тонкую линию.

Эрик ненавидел Богдана. Впрочем, тот отвечал ему взаимностью – охотник всю дорогу просидел, отвернувшись к окну.

С нами ехали еще две машины. Влад с Мирославом, Дэном и Алексом в одной. В другой – Роберт с Дашей и Гектором. Эрик не доверял Богдану, потому мы взяли с собой страховку.

Город встретил нас суетой. Грязными улицами, цветущими абрикосами и запахом древесной смолы. Давно я не была в Липецке – казалось, вся жизнь прошла в старинном доме скади, окруженном деревьями и тишиной. Скрытая мороком усадьба… И я будто выпала из жизни, и вот она хлынула в меня звуками сигнализаций, гулом голосов, ревом моторов и цоканьем каблуков о тротуары.

Квартира, в которой, по словам Богдана, скрывались Лив и Гарди, находилась в центре. Запруженная улица выпустила нас неохотно – мы простояли в пробке на светофоре минут пятнадцать, прежде чем свернули в нужный двор. Час пик даже в небольших городах отнимает время.

Подъезд был грязен и явно требовал ремонта – обшарпанные стены, краска на которых выцвела и потускнела, затянутые паутиной и пылью потолки, сальные перила и запах старости, вывести который поможет лишь капитальный ремонт.

Третий этаж, а до него – молчание, лишь шаркающие по лестнице шаги нарушают тишину. Напряжение такое, что от него в ушах звенит. С каждым шагом волнение усиливается, давит изнутри черепной коробки, и пульсом отдается в висках. Взгляды – настороженные, пугливые, и среди них глубокие взгляды Эрика особенно различимы. Он смотрит не на меня – в меня, проникает под кожу, расплывается там, впитывается в кровь. На него откликается жила. Странно, во мне ни капли его кена – тот, что оставался, давно использован, вместо него в венах бродит ваниль. А все же именно на Эрика такая реакция, что от каждого прикосновения хочется вскрикнуть.

Мимолетное, будто бы случайное касание к пальцам. Электричество. Я вздрагиваю, а он щурится, высматривает во мне…

Что?

– Пришли.

Богдан лязгнул ключами, толкнул дверь, впуская нас…

Узкий коридор. Обои старые, затертые. Слева на полу – дырка в линолеуме. Треснувшее зеркало в деревянной оправе, тапки со стоптанными задниками. Шорох в комнате, метнувшаяся ко входу тень.

Распахнутые темные глаза, в которых хочется утонуть. И мне кажется, все, кроме Богдана готовы были утонуть, только смятение из глаз ушло, и они угрожающе сощурились, а поза девушки кричала о том, что она готова нападать.

Невысокая. Стройная, с присущими женскому телу прелестями – тонкая талия, широкие бедра, высокая грудь. Красивая, пожалуй. Смуглая чересчур, и лицо слегка треугольное – так, что скулы четко выделяются и глаза кажутся больше. Высокий лоб. И взгляд дикий, отчаянный.

– Херсир… – шепнула она и отступила к стене.

– Эрик, – поправила я и зачем-то придвинулась ближе к нему, будто желая защитить.

Лив смотрела на него так, будто готовилась съесть. Целиком, с одеждой. С кожей и волосами, которые спутались, потому что он открыл окно, когда ехал, а скорость любил приличную. И мне захотелось сделать что-то, чтобы она поняла: он мой. Чтобы все поняли…

Я не сделала. Не испугалась, нет. Просто лгать было бы глупо. Он не мой. А если и было что-то, то это в прошлом. И мы тут не затем.

Эрик тоже на нее смотрел. Испытывающе, жадно. Так охотники смотрят на добычу. Так он когда-то смотрел на меня.

Грудь опалило дикой, почти не контролируемой ревностью, на которую я не имела права.

– Не нужно было приходить, – обреченно выдохнула она, влипла в стену спиной и прикрыла глаза. вышло почти театрально. – Хаук…

– Придет в мае, – перебил Богдан и протиснулся мимо нее в комнату. – Всем это известно. Где твой протеже?

– Мой… кто? – растерянно переспросила она.

– Гарди, – хрипло уточнил Эрик и шагнул мимо меня. К ней.

…Скользнул, едва касаясь ее рукавом, в комнату. Щелкнул выключатель, обливая правый бок Лив теплым желтым светом.

– Ну привет, провидец.

Голос дрогнул. И будто всколыхнулось мутным осадком прошлое. Мягкий снег на плечах. Нависшие над головой кроны деревьев. Кровь. Красное на белом. Злость и бессилие во взгляде. Разочарование.

– Неправильные настройки. Канал сбился. Не то передают.

Голос Гарди высок и скрипуч, хочется зажать уши, чтобы не слушать. Не вспоминать… Но я одергиваю себя. Мы тут именно ради него. Из-за него. Придется потерпеть, тем более, недолго осталось.

– Ничего, сейчас настроим мы твой канал, – жестко ответил Эрик, и Лив нахмурилась.

– Ты не… ты не Херсир!

Наконец-то дошло!

Мимо меня шагали люди. Входили, не разуваясь, в святая святых, чтобы посмотреть на того, кого скрывала комната с потускневшими от времени обоями. Легенда… Жалкий, пугливый, не способный мыслить ясновидец. И он – Первый? Сильнейший из всех? И если это так, то как мы выстоим с такими союзниками?

– Поля? – Я подняла глаза. Сфокусироваться получилось не сразу, мир расплывался бесформенной кляксой, реальность теряла очертания. Но ванильный кен внезапно вспыхнул, полыхнула жила, и стало легче дышать. – В порядке?

Мы в коридоре одни. Я и Влад. Остальные там, в комнате, Лив говорит что-то скороговоркой, и голос ее срывается на крик. Она спорит с Богданом, доказывает ему… Что?

– Давай помогу, – участливо предложил Влад.

– Я… Нет, я сама. – Получилось выдавить из себя подобие улыбки. – Все нормально.

Он тоже улыбнулся и кивнул. Пропустил меня вперед, будто страхуя, и я не могла вспомнить ни одного момента в своей жизни, когда бы он меня не страховал.

Комната была просторной и почти не содержала мебели. Низкий комод, раскинутый диван-книжка, на котором ворохом были брошены подушки. Ковер, прибитый к стене. Второй – полуистертый – застилает пол. На подоконнике, который почти скрыт тяжелой, непрозрачной шторой – увядшая герань. Стул, закиданный смятой одеждой.

За ним испуганно притаился Гарди, зажимая в руках пожелтевшую от времени газету. Лив застыла у окна и разъяренно сверкала на Богдана глазами.

– Я поверила тебе! – выдохнула почти жалостливо. – Ты сказал, поможешь…