Текст книги "Сандра (СИ)"
Автор книги: Ксения Резко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Однако в порыве разрушенных надежд можно совершить что угодно, даже не отдавая себе отчета в собственных действиях…
***
Лаэрта не оказалось дома. Слуги лишь растерянно пожимали плечами: после многодневного отсутствия хозяин объявился ненадолго и тут же в спешке ушел вновь, не говоря никому ни слова. Да и вообще: с тех пор, как Мильгрей-младший вернулся с того света, многое изменилось в его поведении. Некоторые даже стали находить его странным.
Любовница Мильгрея тоже растворилась в небытие. Они оба исчезли почти одновременно, что уже наводило на определенные догадки, но Сандра не верила им. Не помня себя от тревоги, она всю ночь просидела на ступенях крыльца, поджидая своего возлюбленного подобно бесконечно преданной собаке. Девушка была до того истерзана своими собственными страхами, что едва замечала что-либо перед собой. Ее бледные щеки ввалились, глаза неподвижно останавливались на первой попавшейся точке. Она не могла плакать, хотя слезы принесли бы ей утешение. Лаэрт ушел, исчез – и в том Сандра могла винить только себя.
Наверное, она бы так и сидела на холодных ступенях, рискуя снова заболеть, если бы под утро не явился Герберт Лабаз. Не говоря ни слова, он поднял ее на ноги и повел к своей машине. Сандра не сопротивлялась и не плакала. Прижавшись к своему отцу, она тихо что-то прошептала, и слова эти было трудно разобрать, однако он все понял.
– Помогите найти его. Очень вас прошу. Помогите найти Лаэрта.
60
– Тебе нужно развеяться, мой друг, – со своей обыкновенной ласковостью проговорил Герберт Лабаз, когда они усаживались в автомобиль, чтобы ехать во Дворец торжеств. Сегодня там давали бал-маскарад, посвященный какой-то важной дате, только вот Сандра не вникала в подробности. Ей не было дела ни до этого праздника, ни до роскошного наряда из нежнейшего розового шелка, в который облачили ее стройное тело, – все потеряло для нее смысл. Они ехали веселиться, а она ни разу не улыбнулась с тех пор, как исчез Лаэрт – внезапно и без следа.
– Трогай! – бросил Герберт своему шоферу, после чего сочувствующе обернулся на застывшую, словно мраморное изваяние, девушку, казавшуюся теперь красивой сверкающей игрушкой. Лабаз коснулся ее плеча, но Сандра даже не вздрогнула, даже не повернула головы, а все также сидела не шелохнувшись.
– Постарайся расслабиться, – не выдержал Герберт. – Я не могу видеть, как ты чахнешь от грусти в четырех стенах, поэтому и приехал за тобой. Сегодняшний вечер – прекрасная возможность забыться, вести себя непринужденно, ведь никто не будет видеть твоего лица, а значит, и не сможет перемыть тебе косточки. Подумай только! – с еще большим пылом продолжил Лабаз, видя, что его слова не произвели на Сандру никакого впечатления. – Прошло уже около месяца, а ты…
Около месяца… Да. Уже почти месяц не поступало никаких вестей от Лаэрта. Сандра прожила это время как во сне, и события, дни, сама жизнь – проходили мимо… Письмо – единственное, что у нее осталось.
– Мы сделали все, что могли, – промолвил Герберт, виновато опустив глаза. – Подумай: разве мы не искали его? Разве не оббегали весь город? Если бы…
– Если бы Лаэрт был жив, то непременно дал о себе знать – вы это хотите сказать?! – вскричала девушка, сбрасывая со своего плеча его руку.
– Ну, не именно это… Просто нужно успокоиться, набраться терпения… Увидишь, он объявится!
Сандра была благодарна этому человеку, который, следуя данному обещанию, теперь помогал ей во всем, но в его словах уже не чувствовалось былой уверенности – в них сквозило лишь утешение…
Со временем они перестали стесняться друг друга, в их отношения даже вернулось прежнее радушие – Герберт называл Сандру «мой друг», а она обращалась к нему как к «господину Лабазу», только между ними уже не наблюдалось той искры азарта, с какой мужчина добивается женщину. Теперь они стали «чисто» друзьями. Герберт вернулся в семью и даже смог «наладить контакт» с женой и сыном, которые одни из первых заметили разящую перемену в пожилом ловеласе – Лабаз начал вживаться в столь ненавистный им домашний быт, стал спокойным и рассудительным. Однако, чтобы не компрометировать ни себя, ни свою внебрачную дочь, он часто тайно наведывался в снятый им дом на окраине Сальдаггара, где проживала Сандра, и вместе они часами разговаривали, поддерживая друг друга…
– Если Лаэрт по-настоящему любит тебя, то вскоре объявится, – повторил Герберт. – А за то недолгое время, пока я имел честь общаться с ним, он показался мне весьма положительным молодым человеком. Я даже попросил у него прощения за ту позорную драку в вестибюле отеля… Да, Мильгрей – славный парень, как и его покойный отец, но им обоим свойственны свои странности: они будто не знают, чего хотят на самом деле… Видно, это у них в роду.
– Господин Лабаз, – Сандра доверчиво взглянула на него из темного угла автомобиля, и Герберт с удовлетворением заметил в ее глазах прежний блеск, – вы правда думаете, что Лаэрт жив? Что он…
– …ничего не сотворил с собой? – насмешливо досказал за нее Лабаз и, дождавшись ее поспешного кивка, сказал твердым, уверенным голосом, не допускающим никаких возражений: – Будь спокойна, девочка. Этот парень не дурак, чтоб поступить столь безрассудно… Если его слова не обычный бред легкомысленности, то он не только объявится в городе, но еще и сам будет разыскивать тебя!
– А что, если… – Сандра всхлипнула и отвернулась к окну, – что если он… действительно меня не любит?
Герберт рассмеялся тихим грудным смехом, походящим на мурчание кота.
– Чему вы смеетесь? – не поняла девушка.
Он еще долго посмеивался, кряхтел, вздыхал, после чего неожиданно повернулся и сказал самым что ни на есть обыденным тоном:
– Если ты ему веришь, если чувствуешь, что готова прожить с ним жизнь, то ни в коем случае – слышишь? – ни в коем случае не подвергай все это сомнению. Вот все, чем я могу успокоить тебя, мой друг… Не мне поучать тебя – в жизни я не любил никого той преданной любовью, какой любишь ты… Я любил себя и любил сладкие плоды удовольствий. Но за все нужно платить – верно?
Она смотрела в его понимающие серые глаза и в который раз не могла поверить в то, что этот человек ее отец; в то, что он рядом и отнюдь не выглядит тем злодеем, каким всегда представлялся ей. Это был спокойный, дружелюбный, чуткий человек, на которого трудно долго держать обиду. Наверное поэтому Августа столь быстро простила его…
Герберт Лабаз был одной из тех загадочных личностей, что часто ставят окружающих в легкое замешательство – их нельзя причислить ни к заклятым врагам, ни к близким товарищам. Они открыты, но в то же время всегда остаются на расстоянии. Они находятся в гуще народа, но всегда одиноки, потому что любят все мимолетное, не способное ни к чему обязать, подвергнув угрозе их независимость.
Сандра не обижалась на Герберта, хотя порой удивлялась самой себе, не подозревая о том, что тот редкий дар, каким обладает она, бесценен. Многих проблем можно было бы избежать, если бы все обладали такой до глупости простой на первый взгляд способностью: умению не хранить обид.
***
Автомобиль въехал на подъездную аллею, усаженную липами, и вскоре остановился у мраморных ступенек величественного дома с высокими колоннами. С несвойственной его возрасту легкостью Герберт Лабаз ступил на сырую после дождей дорожку и, оббежав вокруг машины, распахнул дверцу перед Сандрой.
– Кажется, мы опоздали к началу, – сказал Лабаз, привычным жестом вынимая черную полумаску. – Нам лучше войти по отдельности. Я не хочу, чтобы из наших отношений кто-то делал новый роман – меня уже начинает мутить от всего этого.
Сандра покорно кивнула.
– Что же ты стоишь? Иди вперед – не видишь разве, что терзаешь мне душу?! – с привычной иронией усмехнулся он.
Но девушка лишь слегка улыбнулась и не опустила своего проникновенного, доброго взгляда. Они стояли у автомобиля: статный седовласый господин и хрупкая, стройная девушка, приходящаяся ему по плечо, в длинном нежном платье цвета розовых лепестков, с распущенными по плечам темными волосами, – и долго молча смотрели друг другу в глаза. Этот благодарный с обеих сторон взгляд объяснял все лучше слов.
Лабаз смотрел на дочь и не верил, что эти руки могли когда-то прикасаться к ней с непристойными намерениями, что эти глаза могли когда-то видеть в ней объект вожделений. Герберт хотел объясниться, попросить прощения, но слова застряли в горле – и свойственное ему красноречие исчерпало в тот миг свои ресурсы.
– Иди веселись, мой друг, – выдавил он наконец, слегка пожимая ее руки, – не переживай, не думай, не страдай… Веди себя как считаешь нужным, не угождай людям, оставайся такой, какая ты есть… И знай, что я всегда рядом.
Сандра, просияв, улыбнулась впервые за весь последний месяц.
– Спасибо… Мне вовсе не хочется идти на этот праздник, но вы правы. Я должна отвлечься. Благодарю вас, отец…
Девушка не сразу сообразила, что за слова сорвались у нее с языка, и только увидев, как переменилось лицо Герберта, осознала, что сказала. Не в силах больше сдержаться, задыхаясь, он стремительно заключил ее в крепкие родительские объятья, и Сандра ощутила, что его плечи сотрясаются от рыданий.
– Я не заслужил это! – воскликнул Лабаз, зажмурив свои глаза так крепко, что перед ними поплыли темные круги. – Я не заслужил такого обращения! Это слишком огромная честь для меня – быть твоим отцом… Чего я добился в жизни? Моя жена превратилась в истеричку, издерганную ревностью и недоверием, а сын пошел по моим стопам и теперь совершает те же ошибки, потому что у него не было лучшего примера… И только ты разглядела – сумела разглядеть во мне человека…
– Бросьте, – вздохнула Сандра, – в каждом есть что-то хорошее и что-то плохое, просто зачастую одно из этих качеств перевешивает. Вы искупили свои промахи, вы стали мне другом, не отвернулись, не ушли, сделали это не из-под палки, а по доброй воле!
– Да-да! – вскричал Лабаз, ободренный ее словами. – Во мне еще осталось что-то сто?ящее! Осталось!
И, взяв ее под руку, повел ее за собой по высоким ступеням, улыбаясь и сияя гордостью за свою дочь – ему уже было наплевать на всех сплетников мира. Глядя на нее, он сам поверил в лучшие стороны своей натуры, поверил в то, что никогда не поздно начать жизнь с чистого листа. Весь мир будто расцвел вокруг него радужными красками, а этот праздник, бал-маскарад, показался ему самым гениальным, что могли придумать люди… И Герберт с радостью надевал полумаску, потому что она скрывала его слезы.
Швейцар в ливрее отворил перед новоприбывшими тяжелую дубовую дверь, а Герберт на радостях первый раз в жизни поблагодарил его, сунув в руку удивленного слуги несколько купюр.
После того, как верхняя одежда осталась в гардеробе, пара очутилась в проеме высоких дверей, ведущих в блистательную залу со скользкими, выдраенными до зеркального блеска полами, сводчатыми арками и причудливыми балюстрадами, украшенными золоченым орнаментом. В отличие от прошлого раза, когда Сандра впервые побывала в этой чудесной сказке благодаря Лауре и ее супругу, сегодня здесь царила более непринужденная обстановка. Лица людей, облаченных в сияющие праздничные костюмы, были закрыты разнообразными масками, что позволяло им на время забыть предрассудки и предаться веселью. Подобному празднику свойственны чудеса – в этот день здесь могли сойтись в дружеской беседе непримиримые враги, по рассеянности не узнав друг друга под масками; по воздуху от человека к человеку передавался заразительный дух игры и флирта…
Мелькали веера, яркие материи, цветы, искры драгоценных камней, туфли, маски… Бушевал громогласный оркестр – где-то танцевали, а где-то пили вино… Где-то смеялись, где-то беседовали – вся пестрая толпа суетилась, низвергалась, пульсировала, кружила, словно огромная радуга. У Сандры закружилась голова. По мере того, как они дальше продвигались в гущу народа, Герберт Лабаз отдалялся, делая это неохотно, но верно, и вскоре вовсе оказался в противоположном конце залы, откуда ободряюще кивнул девушке головой, сверкнув глазами в черных прорезях маски.
Оставшись в одиночестве, Сандра испуганно огляделась. Ей казалось, что безудержный людской поток собьет ее с ног, раздавит, растопчет, и она опасливо жалась к стене, плотнее натягивая на глаза розовую полумаску в цвет платья, чтобы избавить себя от лишних встреч. Сандра знала, что если бы это был обыкновенный вечер, Герберт ни за что не взял бы ее с собой. Да она и сама бы не пошла, дабы не возбуждать очередную волну пересудов. А так, атмосфера мистификации позволяла расслабиться, не будучи узнанной кем-то из гостей.
Однако Сандра, несмотря на маскировку, все же выделила из присутствующих высокую, стройную, даже несколько сухощавую даму в кремовом платье с обнаженной спиной, чьи белокурые волосы, убранные в высокую прическу, открывали покатый гладкий лоб и тонкие губы под краями полумаски. Женщина стояла в обществе низкорослого полноватого мужчины и еще нескольких господ – сомнений быть не могло: ею была мать Лаэрта со своим неизменным покровителем, благодаря которому она и могла появляться в обществе. «Как же они похожи!» – невольно подумала Сандра, не в силах оторваться от чужого лица, так живо напомнившего ей возлюбленного…
Почувствовав на себе чей-то взгляд, Беатрис повернула голову, и черные миндалевидные прорези маски обратились на Сандру. Боясь быть узнанной, та поспешила затесаться в толпе. Ей не хотелось вступать в беседу, не хотелось тешиться противным вином, не хотелось находиться здесь – среди этого удушливого вихря праздности девушка чувствовала себя бесконечно одинокой.
Она никому не нужна во всей этой огромной зале, кишащей яркими, словно крылья бабочек, нарядами дам и черными, словно панцири неповоротливых жуков, смокингами кавалеров. Ее отец – Герберт Лабаз – теперь вращается в кругу своей законной семьи и лишь со стороны посылает дочери знаки, при этом опасаясь за свою репутацию. Да, он раскаялся, признал в ней своего отвергнутого ребенка, но она по-прежнему осталась тайной стороной его жизни и должна была вечно молчать о своем происхождении…
Находиться под перекрестным огнем взглядов становилось невыносимо. Сегодня каждый пытался отгадать в окружающих своих знакомых, и если кого-то не мог замаскировать даже самый искусный костюм, то кто-то оставался неузнаваемым, тем самым вызывая острое любопытство к своей персоне.
Сандру здесь почти никто не знал, а оттого ее облик, окутанный ореолом загадочности, возбуждал неподдельный интерес. Многие мужчины словно по негласному уговору бросали явно не случайные взгляды на стройную фигурку, облаченную в нежно-розовый шелк, что так прекрасно сочетался с завитками темных локонов, каскадом спускающихся до самой талии. То и дело каждый пытался подойти к девушке с целью завязать разговор, но Сандра ни минуты не стояла на месте, кружа по зале, словно неприкаянная, уворачиваясь от чьих-то спин, рук, толчков. Она не знала правил этикета, не умела поддерживать разговор, не владела искусством танца, и ей не находилось места среди этой волшебной сказки, поэтому лучше было избегать неловкостей и недоразумений.
Прямая фигура Герберта Лабаза гордо возвышалась в кругу разодетой толпы, и даже издали можно было легко угадать, что сегодня он в особенном настроении: его губы то и дело расплывались в улыбке, рассказывая о чем-то своим собеседникам, при этом те согласно кивали, одобрительно поддерживая оратора. Но лишь одна Сандра знала, почему Лабаз столь необыкновенно радушен – она избавила его от чувства долга, и он, даже ведя светскую беседу, в мыслях все время возвращался к дочери. Сандра чувствовала это по тому, как часто Герберт осматривал зал, ища ее взглядом.
Она не обижалась на то, что он не решается вовлечь ее в свой круг – ей нечего сказать тем людям: правда должна остаться на замке, а лгать девушка не умела. Одно старалась услышать Сандра из уст расфранченных господ (она и приехала сюда единственно для этого!): узнать что-нибудь о Лаэрте. Ее слух напряженно работал, улавливая из общего шума заветные созвучия, и порой ей казалось, что о нем и вправду говорят, но скорее это было обманом воображения.
О Лаэрте все будто забыли. Если репутация Герберта после стычки в злополучном отеле вскоре была восстановлена, а ее «подмоченные» участки со временем просохли, то весь шквал порицания обрушился на его противника, причем получилось это само собой. Устами сплетников правда до того перемешалась с вымыслом, что легче было свалить все на неразумного гуляку-юнца, каким посчитали Лаэрта, чем разбираться в запутанной истории. Он, якобы, пропал, и все тут же решили, что «кутила» встрял в очередное любовное похождение.
Сандра огорчалась. Герберт привел ее сюда, чтобы она «повеселилась». Однако он, видимо, вовсе забыл о том, что эта девушка не умеет веселиться так, как это делают все вокруг. «Нужно уйти», – решила она, как услышала за спиной свое имя, словно нарочно произнесенное в тот момент, когда немного стихли голоса и шум.
«Кто мог меня узнать?» – с тревогой подумала Сандра и дотронулась рукой до своего лица, но маска была на месте. «Быть может, обращались вовсе не ко мне?» – и она сделала вид, что не расслышала. Между тем кто-то продолжал настойчиво звать ее; голос неотвязно приближался. После короткого перерыва снова грянула музыка, возобновились танцы, от которых сотрясался пол, и хотела было Сандра «как обычно» укрыться за колонной, как чья-то рука дотронулась до ее плеча…
61
Изображать неведение дальше было невозможно: перед ней, добродушно улыбаясь, стояла девушка в ярко-зеленом платье с желтой бахромой.
– Александра, ты ли это?! – воскликнула она и поспешно сорвала со своего лица полумаску. Это была Милретт. Даже с открытым лицом ее было трудно узнать – за прошедшее время она очень повзрослела, и теперь предстала на людях во всей своей расцветшей красе. Куда девалась подопечная Лаэрта Мильгрея? Из нее получилась гордая светская львица.
– Как ты меня узнала? – удивилась Сандра.
– О, тебя трудно с кем-то спутать! – уклончиво отвечала Миля, задорно смеясь, и тут же, ухватив подругу за руку, повела ее к дивану. – Вот уж не ожидала встретить тебя здесь! Мы слышали, ты уехала.
– Я не уехала, – проговорила Сандра.
– Это же здорово! Мы сможем провести сегодняшний вечер вместе! Посмотри-ка туда, видишь? – Милретт указала рукой куда-то в сторону, где Сандра увидела девочку, развлекающуюся в окружении двух молодых людей. Одетая на взрослый манер, Ники всем своим существом старалась изображать взрослую даму, до смешного кокетничая со своими кавалерами. Те же украдкой потешались над ней и, покуда она их еще забавляла, отдавали ей все свое внимание.
– Моя сестра будет первой невестой в городе, когда подрастет! – весело заметила Миля, и ее зеленые глаза заискрились. – Уже сейчас ее «игрушками» стали любезные юноши, с которыми она играется, как с куклами; что же будет потом?! Ты только посмотри: тот красавец, что стоит слева, наверняка обещает Ники свозить ее на аттракционы через неделю, а она – в восторге! Потом, конечно же, у него объявятся дела и…
Миля что-то рассказывала, смеялась, эмоционально жестикулировала, находясь в экстазе долгожданной взрослой жизни, и уже не обращала внимания на свою собеседницу – главное, что ее слушали и не перебивали.
Сандра была далеко. Словно сквозь туман она слышала голос Милретт и рассеянно кивала, претерпевая жгучее желание спросить об одном интересующем ее человеке, но Миля будто специально обходила Лаэрта дальней дорогой, делая вид, что никогда не знала его и, тем более, не находилась под его попечительством.
– С тех пор, как мы переехали в дом своих родителей, для нас началась другая жизнь, – внезапно проговорила Милретт. – Эрти, конечно же, очень многое делал для меня и моей сестры, занимался нашим образованием, но только он отказывался замечать, что мы взрослеем, – сказала она с таким видом, будто говорила не о человеке, который стал ей братом, а о ком-то постороннем. – Сейчас мы сами по себе – да-да! Не удивляйся! Нам очень хорошо…
Не успела Сандра еще спросить у нее о Лаэрте, как откуда ни возьмись появился мужчина благообразного вида и, попросив прощения, изъявил желание потанцевать с Милретт, на что та, зардевшись от смущения и удовольствия, ответила согласием.
– Не скучай пока! – весело улыбнулась Миля своей подруге, после чего умчалась в неистовый круговорот, увлекаемая сильной рукой, что нежно приобняла ее за талию.
Сандра с грустной улыбкой смотрела им вслед, вспоминая, как однажды у нее все началось с одного безобидного танца…
Тем временем младшая из сестер обиженно надула губки и демонстративно отвернулась от своих кавалеров, желая набить себе цену. Те кинулись заглаживать свою вину, и если один помчался за пирожным в соседний зал, то другой чуть ли не на коленях пытался возвратить благосклонность девочки. Им обоим было не больше девятнадцати лет, и они «возились» с двенадцатилетней Доминикой лишь по той причине, что барышни постарше были заняты более расторопными кавалерами. Бедняжка Ники этого, конечно же, не знала, продолжая считать себя королевой вечера.
Однако один из отвергнутых девочкой молодых людей, очевидно устав от детских капризов, теперь шарил глазами в поисках более любезной дамы, и его искания дали результат: невдалеке на диване одиноко сидела грустная, покинутая всеми девушка. И хоть ее глаза скрывались за изящной полумаской, сомнений быть не могло: она была хороша собой. Не теряя времени даром, незадачливый юнец исполнился желанием попытать счастья у таинственной незнакомки. Но едва он взял курс на привлекательный объект, как девушка, словно бабочка, спугнутая с лепестков цветка, спорхнула с мягких кресел и чуть ли не бегом бросилась в другой конец залы. Юноша оторопел, однако решил продолжать преследование – может, незнакомка хочет, чтобы за ней побегали?
Нет, Александра этого вовсе не хотела. Она желала остаться в одиночестве, чтобы погоревать о своем возлюбленном. Вся эта праздничная атмосфера настолько напомнила ей памятный день знакомства с Лаэртом, что стало не по себе – снова неизвестность перед будущим, снова розовое платье, снова побег от назойливого кавалера… Казалось, сейчас рядом опять прозвучит приятный, тихий голос… Нет, этого не будет – Сандра знала это. Лаэрт исчез, как в воду канул, и все забыли о нем, кроме нее. Весь вечер, наблюдая со стороны чужое веселье, ее мысли обращались лишь к нему: где он, жив ли, вспоминает ли о ней?..
Оглянувшись через плечо, девушка увидела навязчивого преследователя: юноша усердно закивал ей головой, делая знаки остановиться, но она только ускорила шаг – незачем заводить новые знакомства, незачем попадать в новые неприятности. Уйти – лучшее, что могло еще утешить Сандру.
Пробиваясь сквозь стену разодетой толпы, пятясь от длинных шлейфов и оглядываясь, чтобы не толкнуть кого-нибудь, она старалась выбраться из этой толчеи. Чем дальше девушка продвигалась от главной залы по анфиладе комнат, тем более редела толпа и тем свободней становился воздух. Она уже хотела было выскользнуть в коридор, чтобы добраться до гардеробной, как словно из-под земли вырос Герберт Лабаз – он умел появляться неожиданно. Незадачливый преследователь сконфуженно вздохнул и остановился неподалеку от них в слабой надежде на удачу.
– Ты бледна и грустна – неужели праздник не поднял тебе настроения?
Сандра развела руками, и этот жест в полной мере передал ее состояние.
– Я уйду. Мне невмоготу больше здесь находиться!
Герберт хитро сверкнул глазами из-под прорезей маски.
– У меня есть кое-какое известие, дорогуша…
Сандра улыбнулась ему, как только улыбается обреченный человек, которому сообщают, что через неделю пойдет снег.
– Не старайтесь ободрить меня – я все равно уйду.
– А я вовсе и не ободряю! – вскинул плечами Герберт и, еще желая растянуть удовольствие, продолжал: – О, сколько собралось сегодня красивой, образованной молодежи под стенами этого дома! Неужели никто из джентльменов не привлек тебя?
– Не травите мне душу, – грустно вздохнула Сандра.
– А я все-таки скажу, мой друг, скажу… Ты же знаешь меня – я надежный помощник и многое могу сделать, что уже не раз было доказано…
– Простите, мне нужно идти, – нетерпеливо перебила его девушка.
Герберт от души рассмеялся.
– О, мой друг, ты меня поражаешь! Неужто уйдешь, даже не дослушав?
– Я слушаю, – покорно склонила голову она.
Почтенный господин кашлянул, поднялся на носки и резко опустился на всю подошву, затем сказал:
– У меня есть известие об одном небезразличном тебе человеке…
– Лаэрт? Что вам известно?! – с жаром вскричала Сандра, и глаза ее засветились надеждой.
– Утихомирься, прошу тебя, – с опаской проговорил он. – Если будешь перебивать, я замолкну! – предупредил Герберт, хотя именно этой реакции он и ожидал.
– Хорошо. Только говорите, говорите!
– Ладно. Если верить достоверному источнику, а это весьма приличные люди, которых я имел удовольствие слушать несколько минут назад…
– О, не томите! – не выдержала Сандра, схватив его за руку.
– Я предупредил тебя: спокойно! А то знаю я эту молодежь! – и он пустился было в заунывные измышления, но тут же был прерван самим собой: – Лаэрта Мильгрея видели сегодня на маскараде.
– Не может быть! – ахнула она, и глаза ее широко раскрылись. – Но где же он?
– Этого я не могу знать, – вздохнул Герберт. – Однако уже одно это успокаивает. Поэтому не спеши уходить, поищи его среди присутствующих, все-таки он парень видный, его трудно с кем-то спутать.
Поблагодарив отца за лучшую новость, какая только могла быть, девушка стрелой направилась к главной зале. Ее сердце гулко стучало, глаза застилал туман – быть может, «достоверный источник» обознался? Быть может, Лаэрта вовсе нет здесь? Откуда ему появиться именно сегодня и именно на этом празднике? Тем более, нынче все облачены в маскарадные костюмы, что способствует заблуждению. И, несмотря на это, она, боясь растерять свою радость, продолжала тщетно обыскивать все закутки, все диваны и лестницы.
Все было напрасно – люди продолжали веселиться, а глядящие со всех сторон маски, казалось, усмехались замешательству Сандры. Неужто Герберт пошутил? Нет, это невозможно! На столь жестокую шутку он бы не отважился, особенно после того, как Сандра признала в нем своего отца.
62
– Простите! Я уже давно наблюдаю за вами… Нынче здесь все только и делают, что пляшут, а вы все время одна…
Сандра плохо понимала, чего от нее хотят, и продолжала озираться, надеясь увидеть знакомое лицо. Да, в глубине души она понимала, что ведет себя странно и своим молчанием ставит ни в чем неповинного человека в неловкое положение, но ничего поделать не могла. После сообщения Герберта Лабаза все для нее отошло на второй план. Быть может, Лаэрт совсем рядом – за спиной какого-нибудь расфранченного господина. От этой мысли ее охватывало еще большее нетерпение.
И вдруг, в десяти-пятнадцати шагах мелькнули знакомые черты: Сандра сначала не поверила своим глазам. Но они не обманывали ее: в стороне, отверженный всеми и отвергший всех, стоял молодой человек. На нем не было маскарадного костюма, его мятая рубашка уже не первой свежести балахоном свисала вдоль похудевшего тела; спина его старчески согнулась, и весь он, словно изнемогая под тяжестью какого-то бремени, оперся о перила балюстрады, устремив пристальный взор в пустоту.
Сандра едва удержалась от крика, что рвался с ее губ. Она в нерешительности стояла на месте, потрясенная зрелищем надломленности любимого человека. Она знала лучше других причину его теперешнего состояния и готова была признать, что где-то в глубине души даже возрадовалась ему – гораздо больнее было бы видеть его веселящимся, позабывшим свои клятвы.
Сандра хотела немедля броситься к нему, чтобы окликнуть, обрадовать, но подступившая из темных уголков ее души нерешительность остановила. Что, если Лаэрт знает о ее присутствии на празднике? Что, если грустит сейчас вовсе не о ней? Она отвергла его после всего, что было между ними, а он великодушно установил срок, к которому ее так и не дождался. Быть может, теперь уж все кончено раз и навсегда?
У Сандры не хватало мужества что-нибудь сказать или сделать – она бы простояла так здесь до полуночи, потому что к этому человеку, отчужденно повернувшемуся спиной к толпе, было страшно подходить. Казалось, он ничего не видит, ничего не чувствует, а пребывает в другом мире. Может, Лаэрт был пьян; он, презирающий общество, отгородился от него стеной, глубоко замкнулся в себе, отчего выглядел даже несколько агрессивно, сурово, словно каменная скала.
Но он был жив, он не совершил никакой глупости, и уже от этого Сандра чувствовала себя легче. Она не могла уйти, положившись на собственный страх, не могла отрешиться от того, кого любила, а потому приняла твердое решение приблизиться к Лаэрту и попробовать объясниться. Если он не захочет ее слушать – что ж, так тому и быть!
– Вы куда? Постойте! – воскликнул бывший кавалер Ники и, поняв, к кому направляется прекрасная незнакомка, предостерегающе заметил: – Не советую вам связываться с этим господином! Про него говорят столько неприятностей, он… – Видя, что предостережения не играют ему на руку, молодой человек пожал плечами и оставил «неприступную особу», чтобы поискать барышню полюбезней. Сандра даже не заметила этого: сейчас ее никто не мог интересовать, кроме Лаэрта Мильгрея…
Поравнявшись с ним, она в нерешительности остановилась рядом. О, как же приятно сознавать, что он здесь! Звуки окружающего мира будто разом стихли, напоив пространство долгожданным покоем…
Сандра поняла, что не решится окликнуть его. Страх быть отвергнутой не позволял ей сделать этого, и она наконец промолвила то, что первым пришло на ум, но даже эти слова дались ей с огромным трудом:
– Вы не потанцуете со мной?
Повисло тяжелое молчание – молодой человек даже не шелохнулся. «Сейчас он узнает меня, вспомнит мой голос», – мучительно ждала Сандра, а когда Лаэрт все-таки ответил – ответил нехотя, делая огромное одолжение, – чуть не заплакала от отчаяния. Он не узнал ее, не почувствовал сердцем, а пробормотал, даже не удостоив своего взгляда:
– Я не танцую. И вообще, разве сейчас белый танец? По-моему, нет…
Его голос был другим, и весь он сильно изменился. «Что с ним стало? Неужели месяц разлуки наложил на него такой ужасный отпечаток?» – с тревогой подумала девушка, но не смогла уйти. С невиданным дотоле упорством она коснулась его плеча:
– Пойдем!
Как-то странно усмехнувшись, Лаэрт качнул головой, а она с замиранием сердца протянула ему свою маленькую точеную руку. Каким-то вялым, неловким, случайным движением он коснулся этой руки, и они вошли в круг танцующих.
