Текст книги "Сандра (СИ)"
Автор книги: Ксения Резко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Часть седьмая
Прощание
41
Чуть живая, Сандра бежала до самого дома, боясь опомниться, вернуться, догнать любимого, сказать ему все, покориться его воле… Что будет дальше? Ей было страшно даже подумать о будущем. Она погрязла в долгах, как в трясине; кругом были одни обязательства: перед Гербертом Лабазом, перед Стефаной… Сандра боялась показаться соседке на глаза, ведь она испортила последнее, что та имела.
Как сомнамбула плелась она к двери своей комнаты – изможденная, замерзшая, отчаявшаяся. Но здесь ее подстерегало новое испытание: в комнате ожидал Герберт Лабаз. Он восседал на ее кровати, закинув ногу за ногу, и насвистывал какой-то веселый мотив.
Когда Сандра вошла и он обернулся к ней с привычной слащавой улыбкой, она впервые почувствовала к нему отвращение. Впрочем, не к нему одному – она почувствовала отвращение ко всему праздному, не знающему бед, нужды и голода. Ласковое обращение «мой друг» теперь даже рассердило ее: как он смеет сидеть здесь и рассуждать о каких-то пустяках?! Ведь она не может отблагодарить его, у нее нет ни гроша за душой, а гордость не позволит ей просить денег у Лаэрта.
– Что случилось, мой друг? – спросил Лабаз со следами легкого замешательства в голосе. – Почему ты больше не принимаешь от меня подарки? Почему не хочешь, чтобы я заботился о тебе?
Сандра стояла у стены, и лицо ее впервые было непроницаемо серьезным; вся она выглядела как неприступная скала, и было даже трудно себе представить, что эта рассерженная девочка могла когда-то улыбаться. Теперь она не испытывала к этому человеку ничего, кроме раздражения, ведь он смотрел на нее, как на свою собственность, и, наверное, имел на это право – большую часть времени Сандра существовала за его счет: он кормил, одевал ее, вносил плату за жилье…
– Зачем вы сюда ходите? Для чего все это делаете? – спросила девушка, глядя на своего покровителя из-под нахмуренных бровей, и вздрогнула, когда услышала в ответ беззаботный смех. Проблески здравого смысла, появившиеся с таким опозданием, сильно позабавили Лабаза.
– Какие мы суровые! Моя милая…
– Я не ваша, – отрезала девушка, и улыбка медленно сползла с его лица.
– Что, ты отказываешься от моей дружбы? – спросил Герберт, с глуповатым видом приподымая одну бровь. – Кто ж это тебя надоумил?.. Или я чем-то обидел тебя? Право, не припоминаю такого случая!
– Бросьте, господин Лабаз, – сухо ответила Сандра и посмотрела на него с таким упреком, что он невольно отвел глаза. – Все говорят, будто я ваша любовница, и никому уже не докажешь, что это неправда, ведь вы ходите сюда, дарите мне подарки…
– Глупости! Ты ничего мне не должна. Разве что… В общем, ты сама понимаешь… Все в твоих руках! Только ты знаешь, как сделать меня, никчемного старика, по-настоящему счастливым…
– А если я скажу, что не знаю? – с вызовом произнесла девушка, откинув голову назад.
Ей доставляло удовольствие наблюдать замешательство этого «милого и доброго» человека. Как она могла столь заблуждаться в нем?! Она и оглянуться не успела, как оказалась в капкане чей-то власти. Только с ясным пониманием реальности к ней пришло ощущение омерзения: вот, чего добивался от нее Герберт Лабаз! Он сидел в ее комнате, на ее кровати, а она даже не имела права выгнать его, потому что эта самая жалкая комнатушка была снята на его деньги. Никогда Сандра не чувствовала себя такой бесправной, такой униженной… Нет, людям нельзя верить! Сколько раз ее обманывали за все последнее время? О, она уже сбилась со счету!
– Хорошо, я скажу тебе правду, – вымолвил Лабаз, вдруг сделавшись серьезным.
– Я слушаю вас! – железным тоном провозгласила девушка.
Герберт встал, мучительно заходил по комнате, собираясь с мыслями и подбирая слова. Наверное, никогда еще этот приветливый, беззаботный человек, не умеющий говорить о мирских тяготах без иронии, не выглядел таким потерянным и старым.
И вновь Сандру охватило ощущение тайной мути – как и тогда, когда Эмиль поведывал ей о своем преступлении. Но в отличие от Эмиля, Герберт еще не дошел до той крайней степени отчаяния, когда покаянная речь льется рекой – дверца в его сердце приоткрылась лишь наполовину, и он еще раздумывал: говорить ему об этой спрятанной частичке своего прошлого или же смолчать.
– Иногда мне бывает очень тяжело, – начал Лабаз. – Я чувствую себя недостойным… В общем, начну с самого главного, иначе не смогу объяснить того, что ты для меня значишь. Это трудно… Трудно провести параллель между двумя несопоставимыми вещами… Но когда я увидел тебя, во мне что-то дрогнуло. Это странно. Не сочти мои слова за бред, но я действительно будто снова увидел ее… Это было во времена моей беспечной молодости. Меня любили женщины, они с легкостью бросались в мои объятья – мне даже не приходилось их особо уговаривать. А она жила здесь, в этих стенах, которые уж позабыли о ней… Так давно это было! Странно, но когда ты попросила меня помочь тебе с жильем, я почему-то решил отвезти тебя именно сюда не потому, что поскупился на более добротную гостиницу, а потому, что хотел заново пережить свою молодость. Эти поразительные совпадения до того воздействовали на меня, что я даже забыл о своем возрасте; мне показалось, будто я снова стал молодым. Не подумай обо мне ничего дурного, но я действительно отдал бы все, лишь бы пережить заново то время и не совершить ошибок… Иногда я чувствую себя извергом, ведь я распорядился чужой судьбой…
Герберт стоял к ней спиной, поэтому не видел, как побледнело лицо девушки, как расширились ее глаза, а губы изумленно раскрылись. Он был погружен в переживание минувших лет, бормоча что-то несвязное, но и представить себе не мог, насколько все понятно его молчаливой собеседнице! Ведь она столько раз слышала эту историю из уст своей матери…
Неужели?! Неужели человек, доставивший ей столько приятных минут, – ее отец?! От одной этой мысли по телу проскакивал электрический ток. Нет-нет, это не может быть правдой! Она представляла себе отца совсем другим!.. Подумать только: человек, который много раз целовал ей руки, дарил подарки, сыпал комплиментами, обнимал за талию во время прогулки, – всегда оставался ее отцом! Страшно представить, как далеко они бы зашли, будь Сандра хоть чуточку легкомысленнее, а Герберт – чуточку настойчивее.
42
Опомнившись, Лабаз выпрямился и с улыбкой приблизился к ней, а она вынуждена была прятать глаза, потому что в них застыли слезы.
– Я утомил тебя, мой друг. Ты выглядишь усталой…
Он приподнял ее лицо за подбородок, но Сандра увернулась, чтобы избежать откровенного взгляда. Ей не хотелось выдавать себя. Что будет, если она скажет ему: «Я ваша дочь»? Ничего, кроме недоумения, за которым последует бегство. Девушка на миг даже представила себе, как испуганно вытянется лицо Герберта, как отшатнется он от нее, словно от наказания, явившегося взять с него плату за все промахи, совершенные по велению эгоизма. Лабаз мучился, полуосознанно пытался искупить свою вину, но чем он мог помочь? Время было упущено, а дело – сделано.
Сандра не хотела жаловаться, не хотела упрекать, не хотела омрачать их знакомство, перечеркивая все, что было до этого. Ей лишь хотелось еще раз убедиться в том, что ее отец чистосердечно сожалеет о содеянном, поэтому спросила, будто из любопытства:
– Что стало с той женщиной?
Ее вопрос не то испугал, не то покоробил Герберта: он потупился и замялся, но потом, видимо, вспомнил, что его собеседнице ничего не известно, осмелел и сказал с привычной иронией:
– Она уехала куда-то очень далеко. А потом я узнал, что она умерла – вот и все, что я могу сказать.
– Умерла?! – переспросила Сандра, чем едва не выдала себя, ибо прозвучало это с таким возмущением, что Лабаз вздрогнул.
– Ну да… Все когда-нибудь умирают, чему тут удивляться!
Он сказал это так бездушно и отчужденно, что Сандра с трудом удержалась от того, чтобы не выплеснуть ему все в лицо.
– Уходите, – коротко приказала она, потому что больше не могла сдерживать порывов своей души.
– Но…
– Уходите!
– Но как же? Что я снова сделал не так? Я просто рассказал о мимолетном романе многолетней давности. С кем не бывает?
«Как он смеет говорить об этом, как о мимолетном романе?! – вознегодовала Сандра. – Как он вообще может спокойно жить после всего, что случилось? Неужели настолько черств и глух, что снова, уже во второй раз собирается наступить на те же грабли, лишь бы вновь почувствовать себя «молодым»?!»
– Уходите, я хочу побыть одна, – спокойно, собрав всю свою выдержку, сказала девушка.
Герберт Лабаз подозрительно сощурился.
– Ты мне не доверяешь? – спросил он после некоторого молчания. – Не думаю, что наши отношения…
– Наши отношения останутся дружескими. Не спрашивайте почему, – перебила она, чувствуя, о чем он собирается заговорить.
– Что ж, я и так знаю, – разозлившись, презрительно бросил он, не привыкший слышать от женщин отказ. Обычно они сами падали в его ладони, как спелые яблоки. От мысли, что все усилия затрачены впустую, Герберт был не на шутку взбешен. – Конечно, я стар, неуклюж, некрасив – что ж! Я ухожу, нам не о чем больше говорить. Но ты еще пожалеешь, прибежишь ко мне, когда изголодаешься!
Он ушел, хлопнув дверью. Его угрозы вызвали у Сандры лишь горькую усмешку: как же все-таки ошибаешься в людях! Никогда не знаешь, что ждать от этих мужчин, общение с ними – это путь по минному полю, когда нельзя ни на секунду терять бдительности.
Несколько минут, а может, часов она сидела не шелохнувшись, глядя в пустоту, пока единственно возможное решение не всплыло в ее одурманенном усталостью сознании: уехать. Бежать без оглядки!
Порывшись в карманах своего пальто, Сандра нашла там одну единственную серенькую бумажонку, которую ей дал Лаэрт за их несостоявшийся разговор. Это все, что у нее было. Не удержавшись, девушка в каком-то исступлении поднесла купюру к лицу, с наслаждением вдохнула ее запах – она пахла знакомым ароматом дорогого одеколона… Ах, если бы Лаэрт был сейчас рядом! Сандра рассказала бы ему обо всем, а он бы обязательно подсказал выход. Без него она осталась потерянной, один на один с беспощадным миром.
…Раздался стук в дверь, но Сандра не испугалась – она словно окаменела, и ее уже ничто не могло взволновать.
С отрешенным видом девушка распахнула дверь. На пороге стоял незнакомый мальчик лет тринадцати. Он шаловливо взирал на нее из-под рыжеватых ресниц и расплывался в глуповатой улыбке.
– Ошибся дверью? – спросила Сандра, на что тот замотал головой, не переставая интригующе улыбаться.
Она начала терять терпение и уже хотела было поговорить с озорником в несколько ином тоне, как он звонко отчеканил:
– Я с поручением. Господин ждет вас в одном месте и приказал мне привести вас.
– Какой господин? – ахнула Сандра, выглядывая в коридор, словно инкогнито мог прятаться неподалеку.
– Он назвал себя, но я, пока к вам бежал, забыл его имя, – чистосердечно признался мальчуган.
Сандра не знала, что и думать, ведь и Лаэрт, и Герберт преследовали ее, ходили за ней по пятам!
– Ну хотя бы первую букву помнишь? – спросила она. Впрочем, какое это имело значение? Она одинаково не хотела встречаться ни с тем, ни с другим – слишком много боли они ей причинили.
Посыльный с усилием почесал огненно-рыжий затылок и тут же радостно воскликнул:
– На «М»! Это точно.
Сандра побледнела и отступила назад, в комнату.
– Я не пойду. Передай ему, что я уехала, – торопливо промолвила она и хотела было захлопнуть дверь, но не тут-то было! Мальчишка схватил ее за руку не детски сильной хваткой.
– Э! Не выйдет! Господин щедро заплатил мне и сказал, что если я приведу вас, то он даст мне еще столько же!
В подтверждение своих слов мальчуган извлек из кармана замусоленной куртки горсть монет. Это был один из тех наглых до безобразия попрошаек, которые коротают свои дни на городских рынках, приставая к прохожим, да бегая по всяким мелким поручениям. Сандра поняла, что даже если она наотрез откажется идти, рыжий чертенок потащит ее волоком. Ей не оставалось ничего, кроме как повиноваться, ведь упираться – себе дороже.
43
По хрустящему под ногами льду они прибыли на ту же набережную, где только сегодня утром состоялось противостояние разума и чувств. Уже совсем стемнело и не было ничего видно на расстоянии вытянутой руки, зимняя ночь окутала сырое ревущее пространство пледом мглы, напитав ее соленой влагой. Сандра чувствовала себя замурованной в черную бочку, в ушах стоял звон, ноги подкашивались от волнения. Она знала (она ведь хорошо изучила Лаэрта): он будет сейчас снова просить ее принять его помощь, будет уговаривать, не понимая, что ей не нужны его подачки, ей нужен – необходим, как воздух! – он сам.
Они дошли до конца набережной и уперлись в нависающие скалы.
– Я привел ее, – отрапортовал мальчик куда-то в темноту.
– Молодчина, – послышался любимый голос, и тут же зазвенели отсчитываемые монеты. Выхватив честно заработанные деньги, мальчишка растворился во тьме.
Они остались одни… Лаэрт молчал. Даже казалось, будто его вовсе нет рядом, но Сандра знала, что он по-прежнему здесь, что он смотрит на нее, не отрывая своих жадных глаз.
Сандра боялась саму себя, боялась снова испытать то опустошительное разочарование, убивающее всякий смысл. Двое состоятельных мужчин не давали ей прохода – но только лишь потому, что она еще не наскучила им. О, лучше бы ей вправду до конца жизни обитать с матерью в убогой хижине и никогда не знать ни Лаэрта Мильгрея, ни Герберта Лабаза – своего отца… Это даже не укладывалось в голове: чтобы тот обходительный седовласый господин оказался негодяем. Зато Сандра теперь понимала свою мать: в такого человека было нетрудно влюбиться.
Выскользнувшая из-за облаков луна озарила металлическим светом гребни волн и серебристый блеск льда на дорожке. Лаэрт стоял даже ближе и – в этом она не ошиблась – ловил каждое ее движение.
– Замерзла? – Он хотел приблизиться, но Сандра уже знала, чем это грозит, поэтому всем своим видом показала, что бросится бежать при малейшей возможности.
Тогда он заговорил. Заговорил взволнованно, будто боялся, что его остановят:
– Ты напрасно избегаешь меня, Александра. Мы многое пережили вместе, и я не посмею тебе навредить. Наоборот, мне хочется сделать тебя счастливой, хочется видеть тебя чистой и ухоженной, живущей в хороших условиях, а не там, где ты живешь сейчас. Мне больно видеть, как ты страдаешь и от безысходности становишься добычей господина Лабаза. Когда я узнал, что вы… вместе, я не поверил своим ушам. Он женат, у него есть семья, которую он никогда, поверь мне, не бросит. Когда-то, в первые дни нашего знакомства, ты рассказала мне историю своей матери…
– А ты когда-то поведал мне историю своего отца, – перебила Сандра. Поняв намек, Лаэрт замолчал – ведь он тоже повторял судьбу родителя. Однако тут же вновь обратился к собеседнице с еще большим пылом, воздев руки:
– Пожалуйста, выслушай меня до конца! Я не займу твоего времени.
Она кивнула. Он продолжил свою речь, и в голосе его не было ни высокомерия, ни холодности, ни упрека, ни смущения – он искренне переживал за нее, как за свою подопечную:
– Я раскаиваюсь в том, что вовлек тебя в свою жизнь против твоей воли. Мне нужно было в первый же вечер все рассказать о себе и о своих намерениях. Но я боялся, что ты испугаешься и не захочешь. Надеюсь, когда-нибудь у тебя найдется для меня прощение, а пока я постараюсь распутать этот узел, чтобы сделать тебя свободной. – Он вздохнул и продолжал уже менее оживленно:
– Я остался жив и очень этому рад, но мысли о тебе не дают мне покоя. В тот вечер ты ушла – мне понятны твои порывы, ведь все вокруг отказались от моего общества… Быть может, я совершил ошибку, поселив Жанни в своем доме. Мне ведь даже не о чем с ней поговорить! Я только сейчас понял, что мы совсем чужие друг другу… Но я здесь не для того, чтобы рассуждать о себе и о своих проблемах, – с горькой усмешкой прервал сам себя Лаэрт, – а для того, чтобы решить твою судьбу. Раз все так сложилось, я обязан отблагодарить тебя, Александра. Поверь, я никогда не забуду твоей доброты…
Он внимательно посмотрел на нее, а ей снова стало безумно горько от этого ненавистного, сухого, отчужденного слова «обязан». Сандра уж было подумала, что он позвал ее сюда, чтобы наконец исправить свою ошибку, расставить все по своим местам, открыться навстречу счастью, но, видно, Лаэрт решил по-другому. Он сам где-то подсознательно понимал, что поступает против своей и ее воли, но голос разума заглушал зов сердца.
– Я совсем не тот, с кем ты будешь счастлива, – сказал Мильгрей, подумав. – Наш брак – недоразумение, которое необходимо исправить. Но оформить развод без твоего присутствия оказалось проблематично, и пока никакие деньги не смогли мне помочь. Так что я вынужден просить тебя о содействии, ведь это в твоих интересах.
Сандра побледнела и шагнула назад, словно своими словами он нанес ей сокрушительный удар. Так оно и было. Она ведь знала, что их разговор не принесет ничего, кроме разочарования! Лаэрту нужен развод, чтобы жениться на Жанни – как это она сразу не догадалась? Их брак был формальностью, он не принес ей ничего, кроме чужой фамилии, безответной любви и нескольких месяцев проживания в богатом доме. Пережив тяжелое время, Лаэрт хотел поскорее забыть о прошлом, а случайная знакомая, ставшая ему «случайной» женой, служила лишним напоминанием об ужасных днях прощания с жизнью.
– Дело в том, что для расторжения брака не хватает твоей подписи – таковы правила в нашем обществе, – пояснил Лаэрт. – Поэтому я попрошу тебя через три дня прийти вот по этому адресу к девяти часам утра.
Он протянул ей бумажку, которая призрачно белела в темноте. Сандра подавленно застыла, не в силах вымолвить ни слова согласия, ни слова протеста. Если второе она считала себя совершать не в праве, то первое ей не позволяло сделать ее обманутое чувство, которое еще жило внутри нее и отчаянно сопротивлялось. Да-да! Как же ее светлая, искренняя любовь боролась за свое существование, как побуждала воспротивиться тому, о чем он ее просил!
Расценив ее промедление по-другому, Лаэрт перешел к уговорам:
– Я ведь попросил у тебя прощения за все, что случилось. Ты многое пережила по моей вине, что не возместить деньгами. Ты не станешь владелицей моего дома, зато я отдам тебе часть сбережений своего отца… Да чего уж там – отдам добрую половину, лишь бы загладить свою вину. Но и половины хватит, чтобы жить без бед… Понимаю, это трудно, но нам нужно забыть все, что произошло. Мне не удалось разыскать Эмиля – мерзавец исчез без следа, но, думаю, совесть не даст ему покоя.
Он вторично протянул листок с адресом, но сказанное им не возымело никакого действия: девушка упорно молчала, опустив глаза.
– Хочешь, я встану перед тобой на колени?! – отчаявшись, воскликнул Лаэрт, и Сандра испытала еще один болезненный укол в сердце. Нет, она не хотела, чтобы он перед ней унижался, вымаливая развод!
Девушка тихо всхлипнула, и Лаэрту стало безмерно жаль бедняжку. Ведь это он причинил ей столько боли, а она все время держалась храбро, не требуя ничего взамен!
– Иди сюда, – тихо сказал Лаэрт; на этот раз в его тоне сквозила нежность.
Он высказал самое заветное, чего требовало сейчас ее сердце, и Сандра поняла, что не сможет устоять.
– Нет! – в отчаянии крикнула она, борясь с собой, но рванулась вперед и мгновенно оказалась в его объятьях… Как же ей хотелось рассказать ему обо всем, что так ее тревожило: о Герберте, о трудностях, – но Лаэрт всего лишь снова братски утешал ее…
«Что я делаю? Ведь мы здесь совсем не для этого! Дома меня ждет Жанни», – размышлял Лаэрт, но почему-то не испытывал никакой радости. Та встреча с ней после долгой разлуки одурманила его; он так сильно хотел снова жить, снова испытывать наслаждение, что позабыл все на свете. Но как же теперь было приятно находиться рядом с чистой, непорочной девушкой, держать в своих руках ее заледенелые ладони, вдыхать аромат как всегда беспорядочно спутанных волос, пахнущих морозной свежестью; разговаривать с ней, чувствовать ее понимание…
Встреча с Сандрой была для него как прохлада после жаркой пустыни, как глоток свежего воздуха после ослепляющего пожара страсти, как долгожданное отрезвление после алкогольного дурмана…
Жанни могла дарить лишь иллюзию счастья, которая исчезала с восходом солнца; эта женщина была создана для мимолетных встреч, для тайных увлечений, но не для долгой совместной жизни. Лишь после того, как Лаэрт принял любовницу под кров своего дома, он понял, что совершенно не знает ее. Перед ним вдруг открылась истинная натура Жанни: ее пристрастия вызывали в нем недоумение, ее разговоры не могли его заинтересовать, и в один прекрасный день Мильгрей осознал, что страсть не может жить вечно. Она вспыхивает и гаснет, дарит пресыщение и забирает взамен частичку души.
44
«Что я делаю?!» – с ужасом повторил про себя Лаэрт, вдруг осознав, что девушка, которая теперь покоится в его объятьях, одна из всех по-настоящему понимает его. Лишь она никогда бы не отреклась от него, что бы он не совершил! Лишь она готова была идти за ним по раскаленным углям, поддерживать его в горе и в радости, она, а не Жанни! Сандра уже давно ЛЮБИЛА его, но обыкновенная девичья скромность не позволяла ей признаться первой. Эта мысль была подобна озарению. Почему Лаэрт не понял этого раньше, после дружеского поцелуя в лесной сторожке, когда между ними еще не стояли ни Жанни, ни Герберт Лабаз?! А теперь все было упущено. Да, он сжимал ее в своих объятьях, но уже не мог принадлежать ей, а она – ему, потому что были обязательства перед Жанни, и – да – был Герберт Лабаз… «Неужели Сандра стала любовницей человека, годящегося ей в отцы?» – мучительно думал Лаэрт, глядя в ночное небо, что раскинулось над их головами бархатным шатром.
– Пойдем. Становится холодно, – прошептал он, наслаждаясь последними глотками чистого воздуха перед новым броском в омут порочной связи, на которую обрек себя сам.
Сандра немного успокоилась. Ее дыхание выровнялось, плечи больше не вздрагивали, однако она не хотела расставаться. Лаэрт видел это и все понимал. Он и сам не знал, что испытывает к этой девочке: до того ему были ведомы лишь страсть и братская привязанность, – но это новое чувство нельзя было причислить ни к тому, ни к другому…
Они медленно брели по обледенелой дороге вдоль набережной, освещенной серебристым диском луны, а их руки все также сплетались, не в силах насытиться теплом друг друга. Этот вечер, этот одинокий берег, это благословенное одиночество усталых сердец, этот благодатный покой – пропитались сплоченностью и пониманием…
– Сегодня мы будем вместе, – сказал Лаэрт, внезапно развернув ее к себе за плечи. – Как муж и жена: в первый и последний раз… если ты захочешь, – не преминул добавить он.
Они вышли на освещенную дорогу, и оранжевый свет фонаря лег на мраморно-бледное лицо девушки, позолотив ее бескровные от холода губы и глубокие, неподвижные глаза, которые казались сейчас прозрачными, как морская гладь в погожий день. Она совсем озябла; тонкое поношенное пальтишко не держало тепла и пропускало студеное дыхание ночи; ее ноги подкашивались от усталости – слишком много произошло за сегодняшний день.
Слова Лаэрта заставили Сандру остановиться и оторопело взглянуть на него. Где-то в глубине души она ждала этого предложения, но все же теперь смутилась, отчего на ее щеках даже проступил легкий румянец.
Встретившись с ней взглядом, Лаэрт ощутил укол совести.
– Как ты скажешь, так и будет. Мы можем проститься здесь, а через три дня…
– Нет, – вполголоса промолвила Сандра, а ее рука, нащупав его руку, ободряюще пожала ее. – Я согласна…
Она затаила дыхание, испугавшись собственных слов. Предупреждения матери ясно пронеслись в ее сознании, призывая остановиться, одуматься, но, видно, чужие ошибки слишком слабое средство, чтобы предупредить их повторение. Сандра осуждала саму себя, боялась, но ничего не могла поделать. Ей не нужны деньги Лаэрта – ей нужны воспоминания, которые можно хранить в памяти всю жизнь. Подумав о том, что совсем скоро она увидит этого человека в последний раз, ей со страшным, зудящим нетерпением захотелось как можно больше пережить, как можно больше запомнить…
Лаэрт с трудом скрыл удивление. Решимость Сандры поразила его, ведь он полагал, что она возмутится, откажется и тут же убежит, как уже убежала сегодня утром, но нет. Теперь она была спокойна и даже если проявляла робость, то умело контролировала ее.
Лаэрт опустил глаза и жестом велел следовать за собой. Холод не остудил ее пылающих щек; ноги, занемевшие в узких башмачках, машинально переступали шаг за шагом – минуты чего-то захватывающего и неизведанного приближались. Ей было страшно, но страх этот был каким-то тягостно-приятным, приторно-сладким, замирающим в груди. В неловком молчании они шли по вечерним улицам города, все также держа друг друга за руки, но Сандре казалось, что только эта теплая ладонь принадлежит ей, тогда как сам Лаэрт витает где-то далеко, в мучительных раздумьях. Ей так хотелось, чтобы он что-нибудь сказал, непринужденно засмеялся, успокоил ее – только б не молчал, – но он продолжал упрямо безмолвствовать.
Вскоре они остановились перед мерцающим разноцветными огнями зданием: должно быть, отелем. Сердце в груди подскочило как подстреленное и учащенно забилось.
– Ко мне нельзя, – бросил Лаэрт, не глядя на свою спутницу, – там Жанни.
Сандра на минуту почувствовала себя униженной, ведь она пока что была ему законной женой! – но когда они начали подниматься по высоким мраморным ступеням крыльца, все унижение покрыл нарастающий, давящий стыд.
Очутившись в золоченном, блистательном зале вестибюля, где находилось небольшое кафе и стояло несколько украшенных цветами столиков, Сандра ненадолго осталась одна – Лаэрт отправился к стойке портье, чтобы снять номер на одну короткую ночь, которая им обоим представлялась вечностью.
Девушка робко осмотрелась: всего в нескольких шагах отсюда богатые господа наслаждались выпивкой и вкусной едой. Это ощущение легкого безразличия к чей-то судьбе еще сильнее испугало Сандру; вокруг нее были чужие люди, и высокий белокурый человек в длинном черном пальто тоже был чужим ей… О, как она боялась всего чужого!
Вернувшись, Лаэрт приобнял Сандру за талию и повел к лестнице; в его руке позвякивал ключ… Она мало что понимала в тот момент. В голове царил хаос, мысли путались, глаза застилал туман… Когда девушка обернулась, ей показалось, что портье провожает их насмешливым взглядом – верно, даже ему было все понятно…
Лаэрт сказал, что сегодня они в первый и последний раз будут мужем и женой по-настоящему, но Сандра никак не ощущала себя его законной супругой! Скорее это походило на какое-то неловкое, случайное свидание. В ушах стоял несмолкаемый гул, в память врезалась каждая мелочь – мраморный пол коридора, мерцающие по стенам хрустальные бра, вереница терракотово-красных дверей и профиль знакомого до боли лица, в котором был натянут каждый мускул.
Как во сне перед Сандрой распахнулся один из дверных проемов, куда она также покорно и безотчетно вошла, оказавшись в уютной комнате с высокими окнами, небольшим круглым столом и широкой двуспальной кроватью…
Лаэрт плотно прикрыл за собой дверь и подошел к столу, все также пряча свой взгляд, словно боясь встретиться с глазами спутницы и прочесть в них отражение собственных мыслей. Сандра стояла, не смея издать ни звука, словно кукла, отданная в распоряжение хозяина. Именно эта рабская покорность так пугала, а еще больше смущала Мильгрея. Его не покидало ощущение собственной неправоты. Он боялся приблизиться к девушке, дабы своим неосторожным движением случайно не напугать и не оскорбить ее. Она выглядела такой замученной и жалкой, что казалось, стоит положить ее на кровать, накрыть одеялом – и она тут же уснет крепким сном.
Ее глаза были обращены в пол, а руки – вытянуты вдоль тела. Затаив дыхание, Сандра ждала. Ждала, сама не зная чего. Она не собиралась противиться. Она была готова без остатка покориться…
45
Глядя на Сандру, Лаэрту было тошно вспоминать Жанни. Покорность девушки поразила его: он не знал, с чего начать, с какой стороны приблизиться, чтобы не осквернить ее. Она была для него, как хрупкая ваза, как тонкая фигурка изо льда, как невесомый пух одуванчика. Стоит прикоснуться к ней – и она рассыплется, растает, исчезнет…
Преодолев себя, Лаэрт на цыпочках подошел к ней и начал медленно расстегивать пуговицы ее пальто, и Сандра видела, как дрожат его руки. Его дыхание стало прерывистым, точно после утомительной пробежки. Это был другой Лаэрт – тот, которого Сандра еще не знала. В ней проснулось недоверие. Пока он стоял рядом, она с трудом сдерживалась, чтобы не оттолкнуть его… Все-таки она добровольно пошла на это, никто ее не принуждал! Они муж и жена – ничего постыдного не произойдет между ними! Лишь делая себе подобные внушения, Сандра оставалась на месте и только крепче стискивала зубы – все оказалось куда сложнее, чем она себе представляла.
Наконец, сырое и холодное пальто – подарок Герберта Лабаза – соскользнуло с ее плеч прямо в руки Мильгрея, и он повесил его на спинку стула. Без верхней одежды Сандра почувствовала себя незащищенной и инстинктивно закрылась руками, с трепетом ожидая его дальнейших действий, однако Лаэрт на время пощадил ее.
– Сядь к окну, поближе к батарее – ты вся дрожишь. Я заказал нам ужин, ты ведь голодна, – промолвил он.
Голодна? Как она вообще может в такие минуты думать о голоде?!
Между тем Сандра молча проследовала к указанному месту, села и сложила руки на коленях. Лаэрт скинул с себя пальто, небрежно бросил его поверх того же самого стула, а затем примостился напротив своей напряженной спутницы. Забыв о смущении, Сандра с мольбой заглянула ему в глаза – темно-синие, они отливали в вечернем свете лазоревыми бликами. Лаэрт Мильгрей отнюдь не был искушенным любовником и уж тем более – сердцеедом, поэтому теперь терялся, не зная, что делать, как себя вести. Своей настороженностью Сандра загоняла его в тупик.
К счастью, скоро в дверь постучали, и в номер явился служащий отеля, вкатив на каталке сервированный на двоих ужин. С пожеланием приятного аппетита слуга незамедлительно удалился.
Потянулись томительные минуты. Сандра едва могла что-либо есть: ком не лез ей в горло. Прежде, чем донести до губ бокал с вином, она расплескивала на себя половину – так дрожали ее руки. Впрочем, Лаэрт тоже не испытывал голода и весь этот ужин затеял для того, чтобы оттянуть время.
Но сколько не тяни кота за хвост, это не продлится вечно. Вскоре Лаэрт поднялся и, подойдя к девушке, протянул ей руку, словно приглашая на танец. Сандра вскинула на него глаза, в которых он увидел такой испуг, что у него мороз пробежал по коже. «Она сама захотела провести это время со мной, сама бросилась с головой в этот омут – почему же теперь ведет себя так, будто я тащил ее сюда волоком?! – невольно возмутился в душе молодой человек. – Неужели ей нравится ставить меня в положение деспота?!» Не в силах ждать, Лаэрт схватил ее за руку. Пальцы у нее были холодные, как лед.
