Текст книги "Светлячок и Пламя (СИ)"

Автор книги: Ксения Крутская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Кирк знаком приказал Ингинн ждать у входа в комнату и, медленно и осторожно приблизившись к двери, заглянул за нее. Судя по всему, то, что он там увидел, не было смертельно опасным, потому что Кирк на мгновение застыл, вглядываясь в пространство за дверью, а затем медленно, чтобы не допустить скрипа петель, открыл ее пошире. Ингинн неслышно подошла, заглянула ему через плечо и тихо ахнула.

Ее взгляду открылось огромное мрачное помещение, размерами похожее на большой тронный зал Анор Лондо. Помещение имело форму прямоугольника, дверь, в которую они с Кирком выглядывали, находилась в середине одной из длинных сторон. Справа и слева, у более коротких стен, стояли по три огромные статуи, изображавшие людей со склоненными головами и сложенными в молитвенных жестах руками. Напротив имелась еще одна дверь, высокая, двустворчатая и украшенная какими-то незнакомыми гербами. Зал тускло освещался десятком факелов, торчащих из колец на стенах.

Кирк и Ингинн отступили в тень. Раз кто-то зажег факелы, значит, кто-то тут есть. Выждав несколько минут, они снова выглянули в зал. Никто так и не появился, и они двинулись дальше, в направлении большой двери. Прислушавшись и не уловив никаких звуков, Кирк приоткрыл одну из створок, заглянул за дверь, затем проскользнул в проем. Ингинн последовала за ним. Они оказались в еще одном коридоре, только уже с ровным полом и вертикальными стенами, более широком и идущем немного на подъем. Через несколько шагов коридор разветвлялся – вправо и влево уходили более узкие проходы. Переглянувшись, Кирк и Ингинн двинулись дальше по основному коридору и еще через три десятка шагов наткнулись на такую же высокую двустворчатую дверь, которая была заперта.

Вернувшись к разветвлению коридора, они вначале свернули направо. Этот проход привел к еще одной запертой двери, и Ингинн ощутила подступающую горькую досаду: такая прекрасная возможность, скорее всего, обернется ничем – вскрыть тяжелые окованные железом двери им не под силу. Оставалась надежда на второе ответвление, и Ингинн, оттеснив Кирка, первой шагнула в проем.

Коридор тянулся и тянулся, несколько раз меняя направление, попадались непонятно зачем устроенные лестницы на подъем и спуск в несколько ступенек (Ингинн предположила, что, раз коридор устроен под землей, неведомым строителям приходилось огибать особо твердые выступы подстилающей скалы). Ответвлений больше не было, что внушало одновременно надежду и уныние.

Наконец и этот коридор привел их к окованной железом двери. Ингинн, глубоко вздохнув и приготовившись к разочарованию, осторожно потянула на себя одну из створок и замерла – дверь поддалась...

Кирк мягко оттеснил ее от проема (Ингинн отошла, признавая его старшинство), осторожно заглянул внутрь и отпрянул. Ингинн испуганно и вопросительно глянула на него.

– Похоже, здесь наша цель, – прошептал Кирк и уступил ей место у проема.

Ингинн заглянула в щель между створками и обомлела. Кирк был прав. Судя по всему, коридор привел их к самой усыпальнице Первого Человека.

За дверью находился квадратный зал размером чуть меньше того, через который они уже проходили. Вдоль стен стояли десятки склоненных в молитве статуй. Ближе к центру по окружности располагались восемь жаровен, горевших чистым, без дыма и копоти пламенем. В центре зала стояло сооружение, напоминавшее храм в миниатюре: четыре башни по углам, увенчанные конусовидными куполами, четырехскатная крыша со шпилем, крышу подпирают ряды колонн. В одной из стен виднелась двустворчатая дверь.

– Думаю, сейчас туда идти не стоит, – еле слышно произнес Кирк. – Только что по этому коридору прошел некто... Возможно, он еще здесь. Понаблюдаем. – Ингинн кивнула.

Простояв за дверью около часа, они так ничего не увидели и не услышали и решились на вылазку. Выскользнув из двери, они спрятались в тени ряда колонн в стене слева от входа в усыпальницу. Кирк осторожно приблизился к двери, как обычно, слегка приоткрыл, заглянул в щель между створками и, дав Ингинн знак следовать за ним, вошел в усыпальницу.

Внутри было совершенно темно, только через щель между створками двери пробивался тусклый отсвет пламени в жаровнях. В центре помещения под навесом, поддерживаемым четырьмя колоннами, на постаменте стоял каменный саркофаг. Постамент и крышку саркофага покрывал слой пыли, и Ингинн, отметив это, предположила, что покой Первого Человека еще никто не тревожил.

Кирк зажег магический свет и двинулся вдоль стен усыпальницы, разглядывая барельефы на стенах. Жестом подозвав Ингинн, он указал ей на одно из изображений. Ингинн глянула на барельеф и ахнула. С искусно вырезанного и покрытого цветной росписью каменного портрета на нее смотрело лицо ее отца.

Ингинн почти не помнила Фаррела. Когда он погиб, ей было всего три года, и все эти три года он почти всегда по долгу службы отсутствовал в городе, приезжая домой только в редкие перерывы между походами. Однако в доме дедушки и бабушки Ингинн в более сознательном возрасте видела достаточно изображений своего отца, чтобы сейчас уловить несомненное сходство. Выступающие скулы, прямой нос, волевой подбородок и жесткость, граничащая с жестокостью, в изгибе губ.

Все сомнения в значимости своего происхождения оставили Ингинн. Глядя в лицо своего славного, но опозоренного потомками прародителя, Ингинн словно бы стала выше ростом, почувствовала, как ее наполняют уверенность в своих силах и гордость за свой род, как ноги ее словно бы прорастают корнями в чрево земли и черпают силу оттуда, как деревья – воду. Кирк стоял рядом и молча смотрел на нее.

Глубоко вздохнув, Ингинн перевела взгляд на фигуру на барельефе рядом с Ангусом. Невысокая женщина с длинными вьющимися волосами, сложив на груди руки, с любовью и почтением смотрела на супруга. Аэнн, Хранительница Ангуса. Ингинн невольно поклонилась изображению своей праматери.

А есть ли тут изображения детей Ангуса? Ингинн двинулась вдоль стен, подсвечивая себе магическим огоньком. На стене у самого выхода плиты были светлее – похоже было, что они появились здесь позже остальных. Ингинн всмотрелась в изображения на них и поняла, что нашла то, что искала. Барельеф изображал шестерых детей Ангуса – старшему сыну на вид было лет двадцать, младшей дочери – примерно год. Ее держала на руках старшая сестра приблизительно двенадцати лет. Возраст остальных трех братьев Ингинн оценила в шестнадцать, четырнадцать и шесть лет.

Ингинн нерешительно подняла руку и осторожно коснулась изображения маленькой Фрайи. Дочь, не видевшая матери, вечный символ боли и последний лучик света для отца... Как сложилась ее судьба? Почему люди столь непоследовательны в своем отношении к некогда почитаемым ими правителям? Дети Ангуса ничем не запятнали чести своего рода, так почему их имена полностью стерты из истории?..

Камень под пальцами Ингинн вдруг запульсировал слабым светом. Ингинн, обомлев, поспешно отдернула руку, но было поздно: поверхность барельефа подернулась голубоватым туманом, расплылась, заклубилась водоворотом и, как чудовищная воронка на водной глади, втянула Ингинн внутрь камня. Теряя ощущения верха, низа и собственной материальности, Ингинн успела почувствовать железную хватку руки Кирка на запястье.

Очнувшись, она попыталась вскочить на ноги, но тело не слушалось, и с большим трудом ей удалось только слегка приподняться на локтях. Ингинн огляделась, поняла, что находится в каком-то большом пустом полутемном помещении, и заметила Кирка, неподвижно лежащего ничком в десятке шагов от нее.

– Кирк! – окликнула она спутника, но тот не отозвался и не пошевелился. Собрав все силы, Ингинн двинулась в его сторону. К телу понемногу возвращалась подвижность, и наконец Ингинн удалось подняться сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Пошатываясь, она добрела до Кирка, упав на колени, попыталась перевернуть его на спину и отшатнулась, увидев его белое как мел лицо с широко открытыми остановившимися глазами.

– Нет... Нет... – она склонилась к лицу Кирка, пытаясь уловить дыхание, обхватила его голову ладонями, приподняла и уложила себе на колени. – Кирк! Очнись... – кожа Кирка под ладонями была холодной, даже как будто подернутой инеем. Не желая понимать и принимать то, что она видела перед собой, Ингинн склонилась еще ниже к лицу Кирка и прижалась щекой к его щеке, словно пытаясь растопить сковавший его лед, и только повторяла, как бесполезное заклинание или молитву мертвому богу:

– Нет, нет, нет, нет...

Сколько времени прошло – Ингинн не знала. Щека ее утратила чувствительность, впитывая исходящий от Кирка холод, но его кожа не становилась теплее. Слезы скатывались из ее глаз и жемчужными ленточками и полусферами застывали на его лице.

– Оставь его, – вдруг раздался прямо над ухом Ингинн низкий вибрирующий голос.

Ингинн с трудом разогнулась, рукой растопила льдинки на ресницах и вгляделась в окружающий полумрак. Рядом с ней возвышался, слегка покачиваясь, столб толщиной примерно в два обхвата. Подняв голову, Ингинн увидела на вершине столба огромную голову с низким лбом, желтыми глазами, огромными плоскими зубами, приплюснутым носом и странными кожистыми усами, свисающими едва ли не до середины шеи.

– Оставь его, – повторило странное существо и качнуло своей уродливой головой. – Ему здесь не место, он пытался вмешаться не в свое дело и поплатился...

– Кто ты? – сквозь стиснутые зубы проговорила Ингинн.

– Думаю, ты знаешь, кто я, – отозвалось существо. – Ты ведь прибыла сюда с определенной целью, не так ли? И должа была изучить все обстоятельства, связанные с твоей миссией...

– Каас, – с отвращением выговорила Ингинн. – Ну конечно, как же без тебя...

– Совершенно верно, – Каас не без ехидства отвесил девушке поклон, – мне приятно, что вера в меня не утрачена среди вас, людей...

– Ненависть к тебе не утрачена, – вздернув подбородок, перебила его Ингинн.

– Ненависть? – искренне удивился Каас. – К единственному в мире существу, которое в битве Предначальных Стихий сражается на стороне людей?

– Каким это образом ты сражаешься на стороне людей, мерзкое ты чудище? Лишая нас человечности, обращая в руины целые города, навлекая на их жителей безумие и смерть?

– Ну вот, – Каас вздохнул и отвернулся, – еще одно человеческое дитя, сбитое с толку приспешниками Гвина! Люди, как же вы не понимаете – вы для них все равно что пища, безмолвные рабы, в лучшем случае – инструмент, который они после использования даже могут почистить и починить, чтобы он послужил им и в следующий раз!

– О чем это ты? – Ингинн начала терять терпение.

– Что такое Проклятие Нежити, по-твоему? Это клеймо носят люди, а заслужили его порождения Гвина, потому что именно он нарушает извечный порядок вещей. Он пытается не дать концу стать началом, продлить то, чему давно уже вышел срок. И расплачиваются почему-то в первую очередь те, чья эра должна была прийти на смену Эре Огня... И что самое забавное, – Каас гулко рассмеялся, – люди, ища спасение от Проклятия Нежити, только множат его и отдаляют излечение мира!

– Неужели ты думаешь, что я тебе поверю, – Ингинн с презрением отвернулась от Кааса, – после того, что я уже видела и знаю?

– Что ты можешь знать, глупое создание?..

– Олачиль. Ты ведь для этого здесь? Над тобой не властно Время, ты видел, к чему приведут твои действия. Ты хотел именно этого...

– Конечно.

– Новый Лондо. Умерли все. Темные Духи – это ведь твое воинство?..

– Да, да, – довольно кивал змей.

– Так вот, – Ингинн посмотрела прямо в ярко-оранжевые глаза змея с узкими вертикальными зрачками, – я ни за что не поверю, что все эти ужасы ты совершил во благо человеческого рода.

Змей вздохнул и на мгновение замолчал, словно пытаясь найти слова для объяснения сложных вещей ребенку.

– Я не говорил о благе человеческого рода, – наконец медленно проговорил он. – Моя цель – равновесие мира. Налаживание порядка смены стадий Предначального Цикла. А человеческий род... Это лишь пылинка в водовороте сил, которые ни ты, ни любой другой человек не способны представить и осмыслить.

– А если, по твоим словам, никто из людей не способен осмыслить этой идеи, откуда же ты берешь последователей?

– Все очень просто, – Каас взмахнул усами, что, похоже, заменяло ему пожимание плечами у людей. – Я прекрасно понимаю человеческую природу. Я не пытаюсь заставить вас понять суть происходящего, я просто делаю вас своими инструментами. Вот и все.

– И чем ты в таком случае лучше Гвина?

– Тем, что Гвин действует исключительно в своих собственных интересах, а я – в интересах Предначальных Стихий...

– Ну, со мной, по крайней мере, у тебя такой подход не сработает, – устало проговорила Ингинн и отвернулась от змея. – Ты просто убьешь меня, но играть по твоим правилам я не стану... А на мое место обязательно придет кто-то еще.

– На твое место – вряд ли, – усмехнулся змей. – Ты все-таки последний прямой потомок младшей дочери Первого Человека. Никто, кроме тебя, не сможет оказаться здесь. Та подвеска, с которой вы сюда явились, не играет совершенно никакой роли в том, что произойдет в Олачиле – она не способна сдержать Бездну. Поэтому тебе придется умереть с чувством безнадежно проигранного сражения.

– Последний потомок? – снова воззрилась на него Ингинн. – Как это может быть?

– Человеческое дитя, ты задаешь вопросы, на которые тебе не положено знать ответы, – снисходительно проговорил Каас. – Но, поскольку я и так наговорил больше, чем следовало, почему бы и не раскрыть все до конца? Фрайя, как тебе, должно быть, известно, родилась в миг смерти своей матери. К ней перешла сила Хранительницы отца. Но пока Фрайя была неразумным младенцем, она не умела пользоваться этой силой и только беспокойно спала и кричала, когда ее отцу угрожала опасность. А когда она подросла достаточно, чтобы принять на себя это бремя, Ангус умер – он был уже стар и измучен ранениями и душевными страданиями. Фрайя, как и любая Хранительница, потерявшая Хранимого, была смертельно ранена оборвавшимся концом Нити. Поэтому дальнейшая жизнь ее была полна страданий и печали. Она вступила в брак не по любви, а из чувства долга – ее выдали замуж за сына правителя княжества, которое впоследствии стало Асторой. Фрайя родила всего одного ребенка, и в дальнейшем все ее потомки производили на свет только единственное дитя. Последним оказалась ты, и наконец теперь род Фрайи прервется! – Каас торжествующе взмахнул усами.

– А вот это нехорошо, – пробормотала Ингинн. – Это исторически неправильно! – мгновенно приняв решение и сконцентрировавшись, она взлетела в воздух, как снаряд из катапульты, и обрушила на Кааса свою верную учигатану. Каас дернулся, голова его откинулась назад, из рассеченной шеи брызнула какая-то светящаяся серебристо-голубая жидкость.

– Дерзкое человеческое отродье! – загрохотал в гулком помещении голос Кааса, голова угрожающе полетела на Ингинн, но уроки Киран не прошли даром – Ингинн легко уклонилась и, почувствовав чудесное единение со своим клинком, начала смертоносный танец вокруг змея, подлетая, нанося пару быстрых, неразличимых глазом ударов и откатываясь за пределы досягаемости движений его головы.

– Чего ты надеешься добиться? – шипел змей, пытаясь уклониться от обжигающего лезвия и безуспешно нанося головой удар за ударом мимо цели. – Меня невозможно убить, как невозможно уничтожить Свет и Тьму!

– Драконы тоже так думали, – пробормотала Ингинн, кувырком уходя из-под очередного удара и мгновенно перегруппировываясь для новой атаки.

– Ты все равно никогда не выберешься отсюда! Ты даже не представляешь, где ты находишься! – кричал Каас, который, судя по всему, действительно был бессмертным, но количество ран на его шее уже перевалило за три десятка, а боль он, похоже, все-таки испытывал, да и потеря голубоватой жидкости, заменявшей змею кровь, ослабляла его. Движения Кааса становились все медленнее, и наконец, выкрикнув на прощание: «Поделом вам, глупые люди!», змей втянул шею и голову в пол, где после этого не осталось ни отверстия, ни люка, и исчез.

Ингинн остановилась, тяжело дыша, и огляделась. Помещение, в котором они находились, напоминало зал с усыпальницей Ангуса, только без статуй по стенам и без самой усыпальницы в центре. Там, где в зале с усыпальницей находились жаровни, в этом помещении находились только шестиугольные плиты, чуть приподнятые над полом. В дальней от Ингинн стене виднелась дверь.

Ингинн тщательно вытерла учигатану, спрятала в ножны и подошла к лежащему на полу Кирку. Опустившись на колени, она еще раз с нарастающей тоской и угасающей надеждой всмотрелась в его лицо. Никаких изменений...

– Зачем же ты последовал за мной, – горько вздохнув, проговорила Ингинн, положила теплую ладонь на лоб Кирка... и вдруг почувствовала, что кожа его уже не такая холодная, как раньше. Порывисто наклонившись к губам Кирка, Ингинн почувствовала слабое дыхание. Сердце замерло на мгновение, затем зашлось в бешеной скачке. Как меня учили?.. Левую руку на запястье, правую на лоб. Заклинание. Считываем отклик. Так, обморожение, это и без заклинания видно. Очень тяжелое, запутанное проклятие. Ничего, распутаем. Да еще и сглаз – Дурной Сон. Каас, ты серьезно?.. В самом деле за ребенка меня считаешь?..

Дрожащими руками достав посох, Ингинн произнесла три необходимых заклинания, снова положила руки на запястье и лоб Кирка и замерла, напряженно вслушиваясь в свои ощущения. Так, лучше, но этого недостаточно. Можно взять талисман и добавить Мощное Лечение. Теперь эликсир восстановления... Кирк, только не захлебнись, я не умею поить людей, находящихся в беспамятстве... Так, хорошо. Снова проверяем... Сердце бьется вроде бы ровнее. Нужно подождать.

Ингинн поудобнее устроила Кирка, подложив ему под голову заплечный мешок, и, не в силах просто сидеть и ждать, зашагала по залу. Постоянно оглядываясь, она направилась к двери, которая оказалась не заперта. По примеру Кирка, осторожно приоткрыв одну створку, Ингинн выглянула за дверь и замерла в изумлении.

За дверью был лес. Деревья подступали прямо к стенам строения, их корни вползали на каменные плиты, оставшиеся от террасы перед входом. Деревья выглядели древними, с их ветвей длинными бородами свисал мох, вокруг толстых узловатых стволов, покрытых осыпающейся корой, пробивалась густая молодая поросль. Ингинн поняла, что эти деревья – не той породы, которая росла в окрестностях древнего Олачиля, где они с Кирком недавно были. Скорее, они походили на сильно состарившиеся деревья из Сада Темных Корней из их времени... Поняв это, Ингинн похолодела: неужели Каас забросил их в будущее?

– Ничего, выкрутимся, – сказала она вслух, чтобы приободрить сама себя, и отошла от двери. Лишь бы Кирк очнулся... Ингинн побежала в другой конец зала, к лежащему Кирку.

Опустившись на колени, она с замиранием сердца прислушалась. Дыхание Кирка стало ровным и глубоким, как у спящего. Значит, магия действует, тело лечит себя во сне... Остается только терпеливо ждать. Ингинн улеглась на пол рядом с Кирком и прижалась спиной к его боку.

Видимо, она заснула и сама, потому что, когда что-то вывело ее из оцепенения, в зале была почти полная темнота. Рывком сев, Ингинн настороженно огляделась. В зале по-прежнему было пусто, и Ингинн не сразу поняла, что ее разбудило. Вызвав магический шарик света, она повернулась к Кирку, вгляделась в его лицо и чуть не расплакалась от облегчения: Кирк смотрел на нее ясными глазами и слабо улыбался. Лицо его все еще было устрашающе бледным, но уже не походило на ледяную маску.

– Слава Свету, – прошептала Ингинн и взяла Кирка за руку.

– Что... произошло?.. – одними губами произнес Кирк.

– Ты чуть не умер, вот что произошло! – звенящим голосом сказала Ингинн, отворачиваясь. Помолчав немного и собравшись с силами, чтобы дрожащий голос не выдал ее эмоций, Ингинн рассказала Кирку о своем разговоре и сражении с Каасом.

– Значит, я опять не пришел на помощь, когда был нужен, – с трудом выговорил Кирк. Его глаза потемнели.

– Ты последовал за мной, как верный защитник, – возразила Ингинн, – и не твоя вина, что здесь в схватку вступили силы, с которыми ты просто не в состоянии сразиться! И самое-то главное – когда-то именно ты спас меня от неминуемой смерти, и если верить Каасу, и я в самом деле последний потомок Фрайи, значит, то, что я сегодня выстояла перед змеем и, возможно, каким-то образом повлияла на дальнейшие события – в любом случае твоя заслуга! – она говорила быстро, лихорадочно подбирая слова – меньше всего на свете ей хотелось, чтобы на лицо Кирка вернулось то выражение безнадежной тоски, с которым он говорил о трагическом завершении своей службы Прекрасной Госпоже.

Кирк еле слышно вздохнул и слабо сжал пальцы Ингинн.

– Нам нужно выбираться отсюда, – продолжила Ингинн и указала на дверь, – я уже проверила – там лес! Причем он выглядит так, как будто мы оказались в будущем, а это значит, что нам придется проходить по Мосту Времени в обратную сторону и надеяться, что все пойдет как надо.

– Мы не выполнили наше задание.

– Да, но теперь я понимаю, что оно было и в самом деле невыполнимым, – вздохнула Ингинн. – Не могла же я сама остаться в том времени, чтобы сдерживать внутреннее пламя Ангуса и не дать ему стать Манусом! А подвеска означает нечто совсем другое...

– Ты веришь Каасу?

Ингинн замялась.

– Я не хочу ему верить, – медленно проговорила она, – но у меня такое чувство, что я не услышала от него ничего нового, и все, что он сказал, я и так каким-то образом знала...

– И о том, что Эра Огня должна завершиться? То же самое говорил мне тот, кто...

– Я помню, не надо говорить много, у тебя еще мало сил. Да, я чувствую в его словах некую силу, некую правильность, которая выше моего понимания. Но сердцем я не хочу принимать эту правильность – и не приму. Из разговора с Каасом я точно уяснила только одно – бороться с Предначальными Стихиями людям не под силу. Поэтому если Эре Огня суждено завершиться – она завершится, что бы мы ни делали. Но пока я верна своей присяге и буду сражаться на стороне Света.

– Я с тобой, – прошептал Кирк и обессиленно закрыл глаза.

Прошло еще три дня, прежде чем Кирк оказался в состоянии самостоятельно передвигаться. На второй день у них закончились съестные припасы, и Ингинн совершила несколько вылазок в лес на поиски еды. Сначала, используя свои охотничьи навыки, она изловила зайца, которого освежевала и зажарила за стеной строения, чтобы не тащить кровавую работу в помещение. Потом она принесла две пригоршни орехов и несколько пучков съедобных трав, которые, кроме подкрепления телесных сил, еще и способствовали восстановлению магической энергии. Заодно во время такой вылазки Ингинн определила направление, в котором следовало двигаться – они находились и в самом деле в лесу, находящемся на той же земле, что и Сад Темных Корней, и Королевский Лес Олачиля. До Моста можно было добраться за световой день, даже с учетом скорости передвижения все еще слабого Кирка.

Выйдя в лес на рассвете четвертого дня, они со всей возможной скоростью двинулись к Мосту. Ингинн одолевало беспокойство – а получится ли у них вернуться в свое время, или Каас отомстит и запутает их в петлях времени навечно? Кирк молчал, на лице его лежала тень – наверняка снова погрузился в самоуничижительный анализ произошедшего.

Путники шли весь день, останавиливаясь только на короткие привалы, и даже припасы жевали на ходу. К вечеру из зеленых облаков древесных крон наконец выплыли величественные опоры и пролеты Моста. Ингинн обратила внимание на то, что каменный исполин выглядит еще более обветшалым, опоры потеряли еще больше камней, с теневой стороны наросло еще больше мха и лишайников. Подойдя к началу подъема на мост, Ингинн и Кирк остановились и переглянулись.

– Ну что ж, идем, – сказала Ингинн, крепко взяла Кирка за руку и начала подъем.

Сердце колотилось все чаще и чаще. За выпуклостью моста не было видно другого его края. Кроны деревьев постепенно слились в однородное зеленое море. Ингинн шагала и гнала от себя мысли о том, что же они будут делать, если спустятся с противоположной стороны моста и не найдут там Киран и Светлячка...

Начался спуск. Ингинн до боли в глазах вглядывалась в зеленую пену, в которую ныряла серая брусчатка. Еще тридцать, двадцать, десять шагов... Ингинн прерывисто вздохнула, отпустила руку Кирка и одним прыжком преодолела оставшееся расстояние, чтобы повиснуть на шее у привалившейся к перилам моста усталой женщины-рыцаря в асторских доспехах.

22. Разговор, которого никто не слышал (место и время неизвестно)

– Мой лорд...

– Слушаю тебя, Орнштейн.

– Я принес вам новости о вашем отце.

– Вернее будет сказать, что ты принес мне новости о той пустой оболочке, которая была когда-то моим отцом. Не думаю, что теперь вести о его судьбе имеют хотя бы какое-то значение. Но все же – говори.

– Так называемая Избранная Нежить сумела раздобыть Великие Души и направляется в Горнило Первородного Пламени. Насколько я могу судить, ее целью является возжигание огня. Должен заметить, что, в отличие от всех, кто ранее предпринимал подобные попытки, у этой немертвой достаточно много шансов на успех. Дело в том, что она сумела заручиться поддержкой моей ученицы – Киран Клинка Повелителя.

– Немертвая заручилась поддержкой рыцаря Гвина? Как это могло произойти? Насколько я знаю, ни один серебряный рыцарь в здравом уме не стал бы иметь дела с людьми, а уж тем более – с нежитью.

– Мне и самому это непонятно, мой лорд. Я лишь наблюдатель и не могу вмешиваться в события в мире. Но Киран... она так странно себя ведет с тех пор, как...

– Что ж. Значит, она ближе к людям, чем я мог предполагать. И каковы возможные последствия заключения этого странного союза?

– Последствия нам хорошо известны. Первородное Пламя снова будет оживлено и отправлено в новый виток безрадостного тления, уподобившись самим этим несчастным, поддерживающим в себе человечность путем принесения в жертву других живых существ. И нас ждет еще одно тысячелетие этого кошмара.

– Неужели старый хитрец Каас не в состоянии больше справляться со своей задачей?

– Каас лишь отчасти играет нам на руку, вы же знаете, мой лорд. Его цель ничем не лучше для судьбы мира, чем цель Фрампта. Они, как противоборствующие начала, пытаются перетянуть канат каждый в свою сторону, и если хоть кто-то из них окажется сильнее, равновесия миру не достичь.

– Да, ты прав, Орнштейн. Но неужели миру больше не на кого надеяться?

– Отчего же, мой лорд. По Лордрану бродит немертвый, чья сила не меньше, чем сила союзницы Киран, и у него есть все шансы оказаться в Горниле Первородного Пламени первым... Этот немертвый, как ни удивительно, оказался способен увидеть всю картину целиком. Он направляется в Горнило с твердым намерением сделать для этого мира именно то, что необходимо – дать Пламени наконец погаснуть.

– Да, припоминаю, ты упоминал о нем... Он носит броню рыцарей Хавела, так?

– Именно, мой лорд. И силой он не уступает вашему старому товарищу.

– Ну что ж, остается только надеяться, что он опередит ту немертвую и сделает все как нужно. Мир устал, ему нужен отдых...

23. Светлячок (сейчас)

Этот закат в Анор Лондо был так пронзительно прекрасен, что при одном только взгляде на переливы красок на небе начинало щемить сердце, и в памяти всплывали самые чудесные пейзажи, самые печальные мелодии, самые трогательные моменты жизни. Заходящее солнце словно бы прониклось чувствами Светлячка и Киран, стоявших на балконе башни и смотревших на закат, и постаралось создать подобающий фон для их слов и мыслей. А может, так оно и было, и скрытый в своих покоях за стеной тумана Гвиндолин незримо присутствовал рядом и выражал свое сопереживание единственно возможным способом.

Это чувство близости конца пути... Все пройденные дороги, все трудности, вся боль, все приключения и впечатления сейчас лежат в заплечном мешке путешественника и продолжают нашептывать ему истории о его странствиях. И осознание того, что больше историй в твоем мешке уже не добавится, наполняет сердце печалью и сожалением. Ведь какими бы грустными и страшными ни казались эти истории, их героями были и храбрые воины, сражаться с которыми бок о бок было величайшей честью, и доблестные противники, смерти от руки которых ты вспоминал у костра с бесконечным уважением к их воинскому мастерству, и добрые и бескорыстные помощники, которых ты, к своему удивлению, немало встретил в странствиях по недружелюбным землям Лордрана. И вот настало время попрощаться со всеми и вступить на путь, по которому ты можешь пройти только в одиночестве.

Часом ранее Ингинн завершила долгий рассказ об их с Кирком походе в прошлое. Кирк сидел сгорбившись, избегал поднимать взгляд, молчал и только глухим голосом давал пояснения, если к нему обращались. Киран сидела очень прямо, положив на стол и с силой сжав руки с переплетенными пальцами, слушала, ровным голосом задавала уточняющие вопросы. Светлячок вертела в руках подвеску Первого Человека и вздыхала, поглядывая то на Киран, то на Кирка.

Тому, что их план по изменению событий провалился, Светлячок не удивлялась. Она так же, как и прочие, в глубине души чувствовала, что их затея невыполнима, и что ее невыполнимость – скорее благо. Но не попытаться они просто не могли. Что ж – теперь у нее осталось только одно, уже хорошо известное направление.

Светлячок видела неуловимую тень облегчения и в глазах Ингинн. А вот лицо Киран к завершению рассказа Ингинн окончательно стало напоминать фарфоровую маску, которую она иногда носила как часть шлема. Неужели она всерьез надеялась?..

Ингинн закончила свой рассказ и замерла, опустив голову. За столом повисло тяжелое молчание. Каждый боялся нарушить его первым. Наконец Киран расцепила руки, посмотрела на свои ладони и глухо проговорила:

– Я не знаю, что сказать. Пока не знаю. Простите, – она встала и быстро вышла в боковую дверь. Кирк сделал движение, будто хотел броситься за ней, но остался на месте и только тяжело вздохнул. Ингинн взглянула на мать.

– А ты что скажешь?

– Что я могу сказать? – Светлячок покачала головой. – Получилось так, как получилось... Но все-таки главное – что вы остались живы. Иначе мне было бы намного тяжелее продолжать мой путь.

– Ох, мама, – Ингинн взглянула на нее потемневшими глазами. – Тебе ведь нужно уходить...

– Да, больше медлить нельзя, – подтвердила Светлячок. – Я не собираюсь уходить прямо сейчас или завтрашним утром, но это вопрос ближайших дней.

– Я понимаю, – тихо сказала Ингинн и опустила взгляд на свои руки.

Светлячок вышла из зала переговоров и неторопливо направилась в сторону первой угловой башни замка, с балконов которой открывался самый великолепный вид на город. Поднявшись на четвертый этаж и пройдя на балкон, она нисколько не удивилась, увидев там невысокую фигурку, закутанную в синий плащ. Киран стояла, тяжело опершись на перила, и смотрела вдаль.