Текст книги "Армия короля Франции (ЛП)"

Автор книги: Ксавье Элари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Мобилизация рыцарства

Поэтому короли без колебаний разворачивали настоящие пропагандистские кампании, направленные на воздействие на то, что сегодня называется общественным мнением, и особенно на рыцарство[365]365
  Philippe Contamine, "Aperçus sur la propagande de guerre de la fin du XIIe au début du XVe siècle: les croisades, la guerre de Cent Ans", в Paolo Cammarosano (dir.), Le Forme della propaganda politica nel due et nel trecento, Rome, École française de Rome, "Collection de l'École française de Rome", 201, 1994, p. 5–27; repris dans Pages d'histoire militaire médiévale (XIVe – XVe siècle), Paris, Diffusion De Boccard, 2005, p. 141–160.


[Закрыть]. В двух случаях, в 1248 и 1270 годах, Людовику IX удалось мобилизовать большие армии, несмотря на то, что участие в крестовом походе ни в коем случае не было обязанностью по феодальному праву, и в обоих случаях энтузиазм поначалу казался не очень сильным. По словам Матвея Парижского, столкнувшись с нежеланием баронов принять крест после него, Людовик IX прибегнул к очень хитроумной уловке, пришив кресты к одежде, которую он со всей серьезностью раздал рыцарям своего Двора по случаю Рождества 1245 года[366]366
  Jean Richard, Saint Louis, op. cit., p. 179.


[Закрыть]. Замыслив свой второй крестовый поход он действовал по-другому. 25 марта 1267 года король объявил о принятии креста, которое прошло не так успешно, как он надеялся. Хотя он и использовал частицы Истинного Креста из своего реликвария в церкви Сент-Шапель, вмести с ним крест приняли только самые близкие родственники. Для того, чтобы крестовый поход окончательно оформился, потребовалась пышность и торжественная обстановка следующего дня Пятидесятницы – дня посвящения в рыцари его старшего сына Филиппа в компании нескольких десятков молодых дворян[367]367
  Joinville, § 732–733; H. Géraud, Chronique latine de Guillaume de Nangis de 1113 à 1300, t. I, Paris, Renouard, 1843, p. 232.


[Закрыть]. Помимо новопосвященных рыцарей, которые в этот торжественный день вряд ли могли отказаться от принятия креста, несомненно, было много тех, кто, охваченный величием момента, поддержал идею нового крестового похода. Только Жуанвиль остался непреклонным, но в оправдании, которое он дал позже в своих мемуарах, чувствуется, что он испытывал угрызения совести. Впоследствии посвящение в рыцари наследника короны оставалось тесно связанным с подготовкой крестового похода: в 1284 году будущий Филипп Красивый был посвящен в рыцари, пока его отец готовил Арагонский крестовый поход; в 1313 году желание возвращения в Святую Землю, которое характеризовало конец правления Филиппа Красивого, было символически отмечено посвящением в рыцари трех его сыновей и нескольких десятков дворян, на празднестве, где главенствовала идея крупномасштабной экспедиции для отвоевания Святых мест.

Были и другие способы возбудить энтузиазм. Отправлению короля на войну всегда предшествовало поднятие Орифламмы в аббатстве Сен-Дени. Эта церемония, о которой регулярно сообщают хронисты, символически знаменовала вступление короля в кампанию. Во время экспедиций Орифламма сохраняла свой идеологический заряд. В 1249 году корабль, на котором была Орифламма, первым достиг побережья Египта. Знаменосец Орифламмы Ансельм де Шеврёз, был убит при Монс-ан-Певель, находясь в непосредственной близости от короля[368]368
  Ph. Contamine, L'Oriflamme de Saint-Denis, op. cit.


[Закрыть].

Филипп Красивый глубоко изменил связь между королевской властью и рыцарством. Уже в 1294 году идея "защиты королевства" была внедрена в пропаганду, распространяемую королевской канцелярией. Как мы видели, это позволило, благодаря войнам в Аквитании, распространить военную службу сначала на все дворянство а затем, с введением понятия арьер-бан, и на все королевство; это также позволило обосновать необходимость введения новых налогов в случае войны. Это понятие "защита королевства" было тесно связано с другим, более сдержанно утверждаемым понятием "честь короля", на которое король особенно ссылался в отношениях с рыцарством.

На самом деле, усилия по связям с подданными не были одинаковыми на протяжении всего царствования. В период побед в 1290-х годах король и его правительство, казалось, мало заботились о получении поддержки, кроме как через прямое заявление о необходимости "защиты королевства". Только с великими баронами, чьей поддержки он желал, но не всегда мог потребовать, Филипп Красивый проявил себя более дипломатичным. Тон приказов сенешалям или бальи был гораздо более сухим и требовательным.

После Куртре приоритет был отдан компромиссам и переговорам. Используемая лексика в приказах была изменена в сторону просьбы, молитвы и даже мольбы. В то же время, понятие арьер-бан появилось вовремя, чтобы заменить формулировку "защита королевства", которая все еще использовалась, но эффективность которой снижалась, потому что она применялась слишком часто. Внедрение арьер-бана является шедевром королевской канцелярии. Хотя капетингские короли никогда не были в состоянии требовать военной службы от всех своих подданных, созыв арьер-бана, по словам королевских юристов, был не более чем древним обычаем, известным всем. Это увенчалось полным успехом: армия, собранная осенью 1302 года, была самой большой за все время правления Филиппа IV. Еще более удивительно, что это понятие сразу же закрепилось в умах людей, причем настолько, что баронские лиги 1314–1315 годов даже не упомянули его среди претензий к королевской власти при Филиппе IV Красивом.

Рыцарство и война

Поэтому рыцарей – и вообще участников боевых действий – можно было заставить или поощрить служить, причем эти две возможности не являлись взаимоисключающими. Но вовсе не обязательно, что  войны боялись. Напротив, для многих рыцарей это было, прежде всего, возможность, шансом покрыть себя славой. Во время одного из тяжелых эпизодов египетской кампании в 1250 году граф Суассонский сказал Жуанвилю: "Сенешаль, позволим этому сброду покричать; ибо – клянусь шапкой Господа! (так он клялся) – мы с вами еще поговорим об этом дне в дамских покоях". В аристократической и рыцарской идеологии, одним из лучших представителей которой был Жуанвиль, опыт участия в сражении получается, чтобы позже быть пересказанным перед аудиторией, по возможности женской. Ярость в бою, мужество в невзгодах, упорство на протяжении всей кампании отличали хороших рыцарей от других. Вечером после битвы рыцарю, который показал себя лучше всех, вручался приз. Что касается трусов и хвастунов, то их имена следовало придать забвению – по крайней мере, именно такой позиции придерживался Жуанвиль. Рыцарство было средой, в которой человек проявлял, измерял и сравнивал себя с другими[369]369
  Joinville, § 242 et 246.


[Закрыть].

Кроме того, мы должны помнить об очевидном. На протяжении всей своей юности рыцари обучались сражаться. Их образование было направлено, прежде всего, на то, чтобы сделать из них хороших бойцов. Как они могли не иметь пристрастия к оружию? Было бы трудно объяснить карьеру графа Артуа, которая была полностью посвящена войне, не упомянув о сильном влечении к жизни в лагерях и компании вооруженных людей. С 1270 года и до своей смерти в 1302 году Роберт д'Артуа почти постоянно участвовал в войнах. Когда у него не было армии, которой он мог бы командовать, он устраивал турниры. Его случай, пожалуй, исключительный, так как, никогда не было необходимости принуждать его к службе. Но можно ли считать, что он был единственным в своем роде?

Душевное состояние рыцарей почти всегда нам не понятно. Однако несколько редких примеров позволяют нам взглянуть на него, хотя бы мельком. Пьер Пийяр был простым рыцарем конца XIII века из Мениль-Сен-Дени, в графстве Бомон-сюр-Уаз. Обвиненный в избиении священника из Клермон-ан-Бовези и краже двух лошадей, он был брошен в тюрьму прево Бомона в ожидании следующего визита своего начальника, бальи Санлиса. Когда последний прибыл, Пьер Пийяр отверг обвинения клирика, но, тем не менее, был оставлен под стражей. Спустя несколько месяцев Пьер обратился к королю с просьбой разрешить ему предстать пред ним, чтобы объяснить свое дело. "Я прошу Вас, – писал он, – опросить рыцарей и добрых людей, которые видели меня и знают мои дела в Вашем королевстве и в других местах, где я следовал за Вами и Вашими предшественниками, в экспедиции, которую мы совершили в Дамиетту, и когда мы ходили в Сицилию, и при осаде Марселя, и при осаде Туниса; во всех этих случаях найдутся рыцари и добрые люди, которые видели меня и знали мои дела"[370]370
  Текст просьбы был опубликован дважды: Louis Douët d'Arcq, "Supplique d'un chevalier contre un déni de justice; pièces du XIIIe siècle", Bibliothèque de l'École des chartes, t. 9, 1848, p. 405–411; и Élie Berger, "Requête adressée au roi de France par un vétéran des armées de Saint Louis et de Charles d'Anjou", Études d'histoire du Moyen Âge offertes à Gabriel Monod, Paris, Léopold Cerf et Félix Alcan, 1896, p. 343–350.


[Закрыть]. Письмо с просьбой не было предназначено для сохранения в архиве, и если бы оно была утрачено, то не осталось бы и следа от этого Пьера Пийяра, этого простого рыцаря, который, тем не менее, участвовал в четырех очень далеких экспедициях: две под командованием Карла Анжуйского, осада Марселя (1252) и крестовый поход для завоевания Сицилийского королевства (1264–1265); две под командованием Людовика IX, крестовый поход в Египет (1248–1250) и в Тунис (1270). Что могло заставить Пьера Пийяра, простого рыцаря из графства Бомон, так далеко следовать за двумя Капетингами? Была ли это жажда славы, вкус к приключениям, обещание жалования, желание избавиться от скуки? Какую роль в его решении сыграла вера, учитывая, что три из четырех экспедиций, в которых он участвовал, были крестовыми походами? На это невозможно ответить. Можно лишь сказать, что в сидя тюрьме Пьер Пийяр считал, что его участия в этих четырех кампаниях, которое будет засвидетельствованы мелкопоместным дворянством, является достаточным для утверждения его правоты.

Пьер Пийяр является типичным представителем сотен мелких рыцарей, составлявших основную часть капетингских армий. С именем, которое не кажется рыцарским (хотя нам известен рыцарь по имени Адам Сакавин[371]371
  Он упоминается в завещании Филиппы, супруги Матье, сеньора де Вильбеон (J 1022, № 8; éd. Layettes, t. V, № 802).


[Закрыть]), с небольшими земельными владениями, возможно, склонный к насилию, и, к тому чтобы помахать мечом, Пьер Пийяр, тем не менее, осознавал свой статус рыцаря. Мнение его современников явно имело для него значение, и ему хотелось видеть в короле естественного защитника рыцарства.

Обещание войны

Все эти наблюдения справедливы не только для дальних экспедиций. Славу можно было обрести во Фландрии и Аквитании, а также в Египте и Италии. Для юношей военный поход был возможностью проявить себя и получить рыцарское звание, по возможности из рук доблестного предводителя. Более того, долгое время война не была столь опасной. Резня, завершившая Египетский крестовый поход весной 1250 года, конечно, была исключением: воспоминания Жуанвиля настойчиво и реалистично рассказывают о страданиях крестоносцев – "монсеньора Эрара де Сиверея поразили ударом меча в лицо, так что нос свешивался до губ"[372]372
  Joinville, § 111.


[Закрыть]. Но, кроме этой резни, были и другие случаи, когда крестоносцы погибали в походах Людовика IX против Плантагенетов, армии для Фуа и Советеррской армии при его сыне, но даже крестовые походы в Тунис и Арагон не отличались очень высокой смертностью, по крайней мере, в результате военных действий. То же самое можно сказать и о правлении Филиппа Красивого. В Аквитании и Фландрии до 1302 года перспектива погибнуть в бою была практически нулевой. Но битвы при Курте и Монс-ан-Певель в корне изменили ситуацию. Примечательно, что Филипп Красивый и его сыновья часто собирая свои армии, старались избегать большого полевого сражения. Таким образом в течение довольно долгого периода, во второй половине XIII века, война не была таким уж опасным приключением.

Если взвесить риски и возможности, то, скорее всего, последние будут преобладать. Привлекательность обещаний короля трудно оценить. Нужно попытаться определить относительную важность жалования по отношению к ресурсам среднего дворянина. Было ли это неожиданной возможностью подзаработать денег, или только средством для покрытия расходов на неизбежно дорогостоящую экспедицию (лошади, оружие, снаряжение, продовольствие)? Можно подумать, что очень часто финансовая выгода была лишь минимальной.

Деньги, в любом случае, не были единственной наградой, на которую мог рассчитывать оптимистичный рыцарь. В истории рыцарства XIII века есть много примеров, показывающих, что война могла изменить судьбу человека. В ходе Первого крестового похода некоторые великие бароны стали королями Иерусалима, принцами Антиохии или графами Эдессы. Еще более поразительно то, что на трон Сицилии взошел представитель семьи Готвиль, семьи, которая была, мягко говоря, малозначима на полуострове Котантен. В 1204 году захват Константинополя превратил простых шампанских или бургундских сеньоров в принцев Мореи и герцогов Афинских. В 1266 году Карл Анжуйский, один из младших братьев Людовика IX, завоевал Сицилийское королевство и обосновался в Неаполе и Палермо. Последовавшие за ним рыцари, многие из которых были французами, были щедро вознаграждены. В конце XIII и начале следующего столетия великие бароны все еще продолжали искать для себя будущее в Греции или Святой Земле. Готье, граф де Бриенн, стал герцогом Афинским, а его сын, коннетабль Франции, в середине XIV века все еще носил этот номинальный титул[373]373
  Jean Longnon, Les Français d'outre-mer au Moyen Âge. Essai sur l'expansion française dans le bassin de la Méditerranée, Paris, Perrin, 1929; du même, L'Empire latin de Constantinople et la principauté de Morée, Paris, Payot, 1949.


[Закрыть]. Все эти примеры доказывают одно: вкус к приключениям и надежда на быстрое восхождение по феодальной лестнице, прочно укоренились в сознании французских рыцарей. В 1285 году целью крестового похода, возглавляемого Филиппом III, было завоевание Арагонского королевства, другими словами, повторение подвигов, совершенных Карлом Анжуйским двумя десятилетиями ранее. По словам современного хрониста Берната Десклота, французы начали делить земли арагонской знати еще до того, как пересекли Пиренеи[374]374
  J. Petit, Charles de Valois, op. cit., p. 8.


[Закрыть].

При Филиппе Красивом новая отношение к военной службе изменило перспективы продвижения в карьере. Находясь на службе во Фландрии и Аквитании, рыцари имели мало шансов получить обширные земли или высокие титулы. Но война, как она велась в 1290-х годах, многократно увеличила возможности. Теперь уже недостаточно было просто махать мечом. Рыцари могли стать администраторами в Наварре, Аквитании, Фландрии, Лионе, везде, где король пытался что-то приобрести. Перед самыми умными, самыми одаренными открывались прекрасные перспективы карьеры на службе у короля.

Урри л'Алеман – хороший пример продвижения, которому благоприятствовала война. Когда он появляется в источниках, он все еще простой арбалетчик Двора. Положение скромное, но оно обеспечивало непосредственную близость к королю. Как и многие другие арбалетчики Двора, Урри вскоре стал "сержантом-оруженосцем короля": теперь он был частью этого элитного отряда из нескольких десятков человек, из которого король черпал верных людей в зависимости от обстоятельств. Именно в этом качестве Урри сражался в Аквитании в 1295 году. Его таланты, очевидно, были оценены по достоинству. В июне 1297 года, когда Роберт д'Артуа уехал из Аквитании во Фландрию, Урри был одним из тех, кого он оставил командовать оккупационными войсками. Трудные войны во Фландрии еще более способствовали его восхождение. Гийом Гийар, наиболее дотошный хронист этого периода, часто упоминает его имя. Во время стычки в январе 1300 года он описал его как второго помощника одного из маршалов Франции, Симона де Мелёна. Урри, несомненно, был одним из лидеров французской армии в битве при Арке 4 апреля 1303 года, во время которой он дважды был сбит с лошади. 5 июля под Сен-Омером под ним были убиты три лошади, а сам он был ранен. В сентябре ему было поручено деликатное задание – вернуть в Аррас солдат, которые взбунтовались, из-за невыплаты жалования. В Гравелине, в июле 1304 года, он возглавил рейд вместе с Ударом де Мобюиссоном, а затем вместе с другим сержантом-оруженосцем возглавил грабительскую экспедицию. Неизвестно, когда он был облагорожен, то есть посвящен в рыцари, но ему даже был присвоен титул "рыцаря короля". Уже в 1313 году он был среди рыцарей, остававшихся при Дворе, в свите Филиппа Красивого. В последний раз он служил в королевской армии в 1315 или 1316 году, и умер примерно в этот период. Стремительный взлет сделал Урри важной фигурой и в конце жизни он получал от короля ежегодную пенсию в размере 300 турских ливров[375]375
  Journal de l'origine des fonds, § 50 et 64; Comptes royaux, 26794; Chronique normande, p. 4; Journaux du Trésor, nos 175, 3405, 5776; Livre rouge, nos 799 et 955; Registres, № 1453; Guillaume Guiart, v. 14471–14570, 16217–16316, 16331–17394 et 19787–19849; Chronique artésienne, p. 65–66 et 79; BnF, fr. 9501, fol. 87–88 et fr. 32510, fol. 105–6 (копия отчета о выплатах рыцарям и оруженосцам в 1315 и 1316 годах).


[Закрыть].

В своей карьере Урри, безусловно, проявил мужество, талант и мастерство. Но ему также очень повезло, так как он избежал гибели при Куртре. Фактически, катастрофа привела к тому, что на место погибших выдвинулись десятки других рыцарей. Необходимо было назначить нового коннетабля, двух новых маршалов и нового магистра арбалетчиков. Жак де Байон был одним из тех рыцарей, которых последствия поражения выдвинули на передний план. До начала Фландрских войн этот сеньор из Шампани вел скромный образ жизни. Мы видим, что он служил в армии 1297 года, затем был в составе войск, оккупировавших графство до 1302 года. Но после 1301 года он уже был приближен к королю, поскольку получал жалование при Дворе. Поэтому в следующем году Жак де Байон уже не был кем-то неизвестным, но именно гибель главных офицеров армии открыла перед ним большие перспективы. 1 октября 1302 года король поручил ему охрану границ вместе с двумя новыми маршалами Франции и Беро де Меркёром. Через несколько дней, 19 октября, он разбил фламандцев под Касселем, а затем возглавил рейды в направлении Кале, во время которых оба маршала ему подчинялись. В декабре 1302 года Жак действовал под командованием Оттона, пфальцграфа Бургундского и нового графа Артуа, а затем снова командовал двумя маршалами во время нападения на аббатство Ваттон (26 декабря), где под ним была убита лошадь, а сам он был ранен. 4 апреля 1303 года он одержал победу над фламандцами в битве при Арке. 9 апреля он был назван "лейтенантом короля на границах Фландрии". На заседании Совета 10 июля 1303 года Жак был поименован между коннетаблем и маршалами. Он принимал участие в битве при Монс-ан-Певель, но, похоже, не играл никакой особой роли. Его блестящие заслуги во время войны во Фландрии принесли ему пожизненную ренту в 500 турских ливров. Во второй половине царствования он был важной фигурой в окружении Филиппа Красивого[376]376
  Chronique artésienne, p. 22, 57–61, 66–67; Guillaume Guiart, v. 15438, 15580–1, 15676–9, 15726–39, 20432; Livre rouge, № 675; Anciennes chroniques de Flandres, p. 384; Journaux du Trésor, nos 954, 1132; Comptes ordinaires, IX, 30; Arch. dép. Pas-de-Calais, A 49, № 11.


[Закрыть].

Карьеры Урри л'Алемана и Жака де Байона являются яркими примерами, потому что они хорошо задокументированы. Но это были не единичные случаи. Для многих рыцарей война была возможностью сделать карьеру на службе у короля. Однако не стоит забывать, что при Филиппе Красивом не только военные получали повышение. Такие юристы как Гийом де Ногаре и Гийом де Плезиан, или люди умевшие обращаться с деньгами, такие как Ангерран де Мариньи, вероятно, ценились еще больше. Но отметим один момент: карьеры всех тех, кого мы только что назвали, начались только после окончания десятилетия военных успехов. Что это, совпадение? Смогли бы они в первой половине царствования сделать такую же карьеру, как впоследствии?

Война по версии Филиппа Красивого

На протяжении всей этой книги правление Филиппа Красивого преподносится как время решительных перемен. Война изменила свои цели и характер; военная служба вассалов была распространена на всех дворян, а затем и на всех подданных; налогообложение пережило небывалый подъем. Очевидно, что даже если мы пока ограничимся военными аспектами, Филипп Красивый коренным образом изменил практику своих предшественников. Иногда говорят, что он просто утвердил последствия событий, желаемых Людовиком IX или Филиппом III. Но, несомненно, на деле все выглядело иначе.

При ближайшем рассмотрении кажется, что ключевым моментом в политике правления является создание централизованного государства. Филипп Красивый хотел войны и методично ее подготавливал. Прежде всего, он намеревался обеспечить себя финансовыми средствами. Как мы видели в предыдущей главе, он присвоил трехгодичный децим 1289 года; затем, в 1292 году, он ввел мальтот, принцип которого оказался радикально новым. В обоих случаях эти сборы не были оправданы конкретной причиной – отвоеванием Святой Земли или возобновлением войны против Арагона. Они служили для короля средством создания денежного резерва. С другой стороны, в 1290 и снова в 1291 годах молодой Филипп добился от своего кузена Карла II, короля Сицилии, возврата в королевство графа Артуа, лучшего военачальника в семье. К чему этот возврат, если Филипп, в краткосрочной перспективе, не собирался вести войну? Предлог не заставил себя долго ждать. Банальная ссора между моряками Нормандии и Байонны открыла путь к объявлению войны. То же самое произошло с Ги де Дампьером, графом Фландрии, вассалом, который долгое время был образцовым и которому не позволили избежать конфликта. Следует отметить еще одно обстоятельство. И король Англии, и граф Фландрии были не очень опасными противниками. Если Эдуард I пожелал бы отправиться на войну, он должен был пересечь Ла-Манш. Ги де Дампьер был главой богатого графства, но его отношения с могущественными городами Гентом и Брюгге были не лучше, чем у короля Англии с его баронами. Ни один из них не мог соперничать с королем Франции. На самом деле, в период с 1294 по 1297 год и Аквитания, и Фландрия были оккупированы без особого труда.

Трудно сказать, намеревался ли Филипп Красивый присоединить эти две территории к своим владениям. Если бы это было так, то война была бы оправдана. Но можно выдвинуть и другую гипотезу. Филипп Красивый хотел войны только с одной целью: создать централизованное государство. Это не анахроничная интерпретация, вдохновленная Карлом Шмиттом[377]377
  Carl Schmitt, La Dictature, Paris, Le Seuil, coll. "L'ordre philosophique", 2000 (перевод с немецкого).


[Закрыть]. В знаменитом отрывке из Coutumes du Beauvaisis (Кутюмов Бовези) Филипп де Бомануар писал:

Некоторые времена являются исключительными, поэтому в это время нельзя делать то, что давно принято и привычно по закону; ибо, как всем известно, времена бывают двух видов: мирные и военные. В соответствии с разумом, мирное время должно проходить по обычаям и устоям, которые уже давно действуют для жизни в мире, так что в такой период каждый может делать все, что ему заблагорассудится, например, дарить, продавать или тратить, как учат несколько глав этой книги. Но во время войны и во время, когда войны опасаются, короли и принцы, бароны и другие сеньоры должны делать многое, что, если бы они делали это в мирное время, повредило бы их подданным; но время необходимости извиняет их, и таким образом король может делать новые учреждения [читай: новые постановления] для общей пользы своего королевства; например, он может приказать, когда считает, что должен это сделать для защиты своей земли или для нападения на другого, кто его обидел, чтобы господа оруженосцы были [произведены] в рыцари, и чтобы богатые и бедные люди были снабжены доспехами, каждый в соответствии со своим состоянием, и чтобы добрые города укрепляли свои оборонительные сооружения и крепости, и чтобы каждый был готов выступить в поход, когда прикажет король. Все эти и другие установления, которые покажутся ему и его Совету подходящими, король может делать во время войны или если он опасается грядущей войны; и каждый барон может делать это также в своей земле, если только это не против короля[378]378
  Philippe de Beaumanoir, Coutumes du Beauvaisis, éd. Amédée Salmon, Paris, Picard, 1899, § 1510 (la langue est modernisée); cf. S. J. T. Miller, "The position of the king in Bracton and Beaumanoir", Speculum, t. 31, 1956, p. 263–296.


[Закрыть].

Этот бальи, этот высокопоставленный офицер, Бомануар, был вдохновлен сделанным королем. Политика Филиппа Красивого преследовала только одну цель – создать исключительное положение, которое позволило бы ему выйти за пределы, традиционно отводимые королевской власти. Война была его первым инструментом; она дала начало интенсивной эксплуатации понятия "защиты королевства". Впоследствии на первый план вышли конфликт с Папой Бонифацием VIII, борьба с Орденом Тамплиеров и изгнание евреев. Каждый случай, конечно, имеет свои особенности, и можно более или менее точно определить все нюансы. Но общая идея такова: Филипп Красивый никогда не собирался оставлять королевство в покое, но всегда держал его в состоянии напряжения, чтобы постоянно увеличивать сферу своей власти и власти своих офицеров.

В этой связи следует особо подчеркнуть один момент. Филипп Красивый умножил число должностных лиц которым делегировал часть своей власти, так появились лейтенанты короля, опекуны различных фламандских городов, опекуны Лиона, агенты короля на оккупированных территориях, комиссары всех видов; и даже эти "рыцари короля", "сержанты-оруженосцы короля", и просто "сержанты короля". Их должности было достаточно, чтобы привлекать их для выполнения самых разнообразных функций, и в то же время давало им долю королевской власти. В 1313 году Пьер де Галар мог называть себя магистром арбалетчиков короля, капитаном во Фландрии и рыцарем короля, и вместе с этими титулами ему были делегированы многочисленные полномочия, что прекрасно иллюстрирует новую практику королевской власти[379]379
  Registres, № 1866.


[Закрыть].

Что касается второй половины правления, то именно война между 1294 и 1305 годами позволила создать это исключительное положение, во время которого королю было разрешено практически все. Более того, с этой точки зрения победы и поражения являлись лишь второстепенными обстоятельствами. Именно благодаря его победе Филипп Красивый смог распространить военную службу на всех дворян, наложить децимы на духовенство и однопроцентный и двухпроцентные налоги на всех остальных. Однако именно потрясение, вызванное катастрофой при Куртре, позволило провозгласить арьер-бан и установить суверенитет короля над всем его королевством, как это ни парадоксально, если учесть весьма неблагоприятную политическую обстановку. Естественно, Филипп Красивый не предвидел и не желал поражения своей армии. Но потеря его главного боевого корпуса придала новый импульс его пропаганде. В 1290-х года, во время войны против Эдуарда I, клерки королевской канцелярии сильно преувеличивали угрозы для королевства. Между 1302 и 1304 годами они смогли полностью реализовать свои таланты, поскольку ситуация наконец-то стала действительно серьезной, как они и утверждали.