Текст книги "Армия короля Франции (ЛП)"

Автор книги: Ксавье Элари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

10.
Война и строительство капетингского государства

Историки давно признали центральную роль, которую играла война в строительстве государства в последние века Средневековья, особенно во Франции и Англии. Филипп Контамин, Жан Фавье, Жан-Филипп Жене, Бернар Гене, Ричард Каупер, Майкл Прествич, Джозеф Стрейер, и многие другие, настаивали на том, что, не будучи исключительными факторами, война и ее следствие, налогообложение, в значительной степени способствовали развитию институтов власти, мобилизации мнений и укреплению власти короля в ущерб власти баронов[349]349
  Ph. Contamine, Guerre, État et société, op. cit.; J. Favier, Philippe le Bel, op. cit.; Jean-Philippe Genet, "Le développement des monarchies d'Occident est-il une conséquence de la crise?", Europa en los umbrales de la crisis (1250–1350), XXI Semanas de Estudios Medievales, Estella, 18 a 22 julio de 1994, Pampelune, Gobierno de Navarra, Departamento de Educacion y Cultura, 1995, p. 247–273; Bernard Guenée, L'Occident aux XIVe et XVe siècles, Paris, Presses universitaires de France, coll. "Nouvelle Clio", 1971; Richard W. Kaeuper, Guerre, justice et ordre public. La France et l'Angleterre à la fin du Moyen Âge, traduit de l'anglais par Nicole Genet et Jean-Philippe Genet, Paris, Aubier, 1994 (éd. orig., War, Justice and Public Order. England and France in the Later Middle Ages, Oxford, Clarendon Press, 1988); Michael Prestwich, War, Politics and Finance under Edward I, Londres, Faber and Faber, 1972; Joseph Reese Strayer, Les Origines médiévales de l'État moderne, Paris, Payot, 1979 (éd. orig. On the Medieval Origins of the Modern State, Princeton, Princeton University Press, 1971).


[Закрыть]. В случае с последним фактором, именно война оказала наибольшее влияние на развитие государства Капетингов.

Развитие администрации

Для ведения войны нужна администрация. Клерки были нужны для составления счетов, прогнозирования расходов, выплаты жалования солдатам, сбора припасов и надзора за строительством крепостей и флота. Клерки также были необходимы для взимания, оценки и распределения налогов. Для царствования Людовика IX и Филиппа III функционирование системы королевской бухгалтерии известно плохо, в том числе и в отношении военной деятельности. С другой стороны, инвентаризация, составленная Робертом Миньоном около 1320 года, показывает, что в архивах Счетной палаты хранились сотни счетов, связанных с войнами Филиппа Красивого. Большинство из них, как уже было сказано, сгорело при пожаре в здании Счетной палаты в 1737 году, но нет никаких сомнений в том, что при Филиппе Красивом королевские клерки проявляли уровень активности, несопоставимый с предыдущими царствованиями. Остатки огромного делопроизводства свидетельствуют о том, что на местах администрация справлялась не хуже. В качестве примера можно привести реестр гарнизона Кале за 1297 год, а также сотни расписок, касающихся осени 1302 года – они сохранились потому, что были изъяты из архива Счетной палаты до пожара учеными (обычная практика в то время). В настоящее время эта коллекция расписок находится в нескольких фондах в Cabinet des manuscrits de la Bibliothèque nationale de France (Коллекция рукописей Национальной библиотеки Франции) и представляет собой исключительный пример конкретной работы королевских клерков по ведению счетов[350]350
  См. примечание к источникам.


[Закрыть]. На небольшом листе пергамента, рыцарь, оруженосец или солдат, один или за группу, которую он представлял, заявлял, что он получил такую-то и такую-то сумму в качестве оплаты своей службы, и скреплял расписку печатью. Почерк расписки принадлежит королевским клеркам, которые составляли такие документы во множестве. На оборотной стороне расписки написано, из какого района прибыл данный человек. Подобные документы сохранились и по другим кампаниям, но всегда в небольшом количестве. Однако можно вполне обоснованно предположить, что таких расписок во время правления Филиппа Красивого было составлено десятки тысяч.

Теоретически, тот факт, что на обратной стороне расписки указан бальяж или сенешальство, из которого происходил рыцарь или оруженосец, позволяет составить общий список, район за районом. Такой список был бы необходим, если бы правительство хотело оштрафовать дворян, которые не явились в армию по вызову короля. Однако на самом деле ни один из таких списков найти не удалось, даже в виде простого упоминания и мы должны довольствоваться предположением их существования.

Более того, если предположить, что у бальи или сенешаля был список вассалов и дворян в его округе, не похоже, что король и его советники могли точно определить, на какие ресурсы они могут рассчитывать. Списки армии для Фуа столь ценны только по одной причине: они представляют собой почти уникальную попытку перечислить обязательства вассалов перед королем. Подобные попытки могли предприниматься и на местном уровне, например, в Тулузене, где был составлен реестр с перечнем обязательств королевских вассалов[351]351
  Arch. nat., JJ 25.


[Закрыть]. Но в масштабах всего королевства Филипп III, очевидно, не имел другой основы, на которую можно было бы опереться, кроме этих списков 1272 года. Лучшим доказательством этого является то, что они продолжали копироваться и использоваться до середины XIV века: они, похоже, являлись единственной доступной записью об обязательствах вассалов, несмотря на их явно неполный и все более устаревающий характер. То же самое можно сказать и о prisée (оценке) 1194 г., зафиксированной в последовательных реестрах, составленных при Филиппе Августе, но все еще используемой в 1350-х гг. Однако изначально эти документы имели лишь косвенное значение, так как они предназначались только для экспедиции, для которой были составлены и только за неимением ничего лучшего они приобрели такую важность. Это то, что историк Роберт-Анри Ботье назвал "окаменением" документов королевской администрации, так как не имея возможности обновлять и пополнять данные, королевские клерки использовали то, что имели под рукой[352]352
  Robert-Henri Bautier, "Les aumônes du roi aux maladreries, Maisons-Dieu et pauvres établissements du royaume", Assistance et assistés jusqu'à 1610. Actes du 97e congrès national des sociétés savantes. Nantes, 1972, Paris, Bibliothèque nationale, 1979, p. 37–105.


[Закрыть].

Сохранение этих документов также показывает, что последние изменения были не до конца известны тем самым людям, которые должны были быть наиболее осведомлены об этом, то есть советникам и офицерам короля. В этом отношении случай с оценкой 1194 года является наиболее впечатляющим. Постепенно, на протяжении многих поколений, клерки королевского правительства стали рассматривать его (ошибочно) как список контингентов, которые города и монастыри домена должны были предоставить в армию короля. В середине XIV века у правительства королей из династии Валуа все еще существовало искушение требовать от соответствующих общин бесплатной службы, которую они несли полтора века назад в весьма специфических обстоятельствах. Поэтому давайте будем осторожны и не будем приписывать королю и его правительству слишком большую прозорливость. Вместо того чтобы быть дальновидными архитекторами великих перемен, которые давно подготавливались, они, несомненно, были практиками, способными использовать любые средства.

Пьер Дюбуа – хороший пример сохранения положений, которые в ретроспективе кажутся архаичными. У этого нормандского юриста были свои соображения по любому поводу, и он стремился донести их до короля. Один из трактатов, написанных им для Филиппа Красивого, посвящен отвоеванию Святой Земли, но в действительности Пьер Дюбуа смешивает вместе множество вещей. Все это происходило около 1306 года, когда уже благодаря арьер-бану было принято продление срока военной службы, а также принцип, согласно которому солдаты отныне получали жалование. Но Пьер Дюбуа и знать об этом не знал. Напротив, он советовал Филиппу Красивому требовать от вассалов королевского домена бесплатной службы, на которую он имел право, в то время как король, "не принимая во внимание вышесказанное и вверяя свою персону и свое правление своим советникам, взял привычку иногда призывать на свою войну за плату графов, баронов, рыцарей и оруженосцев, которые, сталкиваясь с необходимостью нести службу, должны сражаться за свой счет"[353]353
  Pierre Dubois, De recuperatione Terre sancte, éd. Charles-Victor Langlois, Paris, Picard, 1891, p. 118–119, отрывок, процитированный и переведенный Ph. Contamine, Guerre, État et société, op. cit., p. 49.


[Закрыть]. Другими словами, реальные масштабы и эффективность новой системы сбора армии в глазах Пьера Дюбуа были менее значимы, чем архаичная защита прав короля как сюзерена вассалов в своих владениях. Одним-двумя поколениями ранее лучшие профессора права были далеко не одинакового мнения по вопросу укрепления королевской власти, особенно в военной области. Жан де Блано считал законным, чтобы король мог напрямую призывать своих вассалов, но Жак де Ревиньи был категорически против этого. Таким образом очевидно, что природа суверенитета короля над королевством еще не была четко определена[354]354
  Marguerite Boulet-Sautel, "Jean de Blanot et la conception du pouvoir royal au temps de Louis IX" [1970]; и, соответственно, "Le concept de souveraineté chez Jacques de Révigny" [1962], dans Vivre au royaume de France, Paris, Presses universitaires de France, 2010, p. 111–122 et 89–109.


[Закрыть].

Конечно, при Филиппе Красивом были предприняты усилия, чтобы лучше понять, какие военные ресурсы можно мобилизовать. Но очень показательно, что реестр, в который копировались тексты вызовов и списки вызванных, открывается актами, составленными после Куртре. Только в 1302–1304 годах когда военная и финансовая ситуация стала достаточно опасной, возникла необходимость вести точный учет сил, которые Филипп Красивый мог задействовать. Был составлен список "баронов и великих рыцарей короля", но он был, по сути, обновленным аналогичным списком "рыцарей королевства Франции", который при Филиппе Августе был скопировал в реестры[355]355
  JJ 35–36, № 135; éd. RHGF, t. XXII, § 36–56; Ph. Contamine, "L'armée de Philippe Auguste", art. cit., aux p. 590–591.


[Закрыть]. Сравнение двух списков показывает, однако, прогресс распространения королевской власти: теперь король мог считать своих вассалов по всему королевству, в то время как вассалы Филиппа Августа были сосредоточены к северу от Луары, самым южным из которых был граф Фореза. При Филиппе V в канцелярии велся еще один реестр, совершенно аналогичный тому, который был создан после Куртре. Но эти усилия по подсчету (и принуждению) не должны скрывать того факта, что в большинстве случаев король, похоже, был не в состоянии точно определить силы, которые он мог собрать. В то же время другие государства (Англия, Сицилия), в административном плане кажутся гораздо более развитыми. Некоторые советники Филиппа Красивого не питали иллюзий относительно способности королевской администрации организовать военные действия. В меморандуме, написанном около 1304 года, анонимный духовник короля объяснял неудачу осенних походов 1302 и 1303 годов недостатком подготовки и предвидения: "И так, вы видели, что случилось с нашим господином королем в эти два сезона [то есть походы 1302 и 1303 годов], и что он вложил и потратил, ничего не сделав, из-за недостатка организации и предвидения, и потому что каждый раз работа начиналась слишком поздно и выполнялась медленно. И сейчас все делается точно так же [для кампании 1304 года], то есть медленно и слишком поздно, и мы должны сожалеть и о позоре, и об ущербе [который будет нанесен]"[356]356
  Arch. nat., J 1030, № 65; éd. Charles-Victor Langlois, "Registres perdus de la Chambre des comptes de Paris", Notices et extraits des manuscrits de la Bibliothèque nationale, t. XL, 1917, p. 33–398, aux p. 218–220.


[Закрыть].

Власть короля над дворянством

Парадоксально, но ограниченным развитием центральной администрации, возможно, объясняется сильная власть короля над дворянством, как мелким, так и крупным. На местном уровне бальи и сенешали, очевидно, обладали знанием того, кого вызывать в армию, но не будем забывать, что бальи и сенешали часто сменялись на своих должностях, как сегодня префекты, и новые должностные лица должны были обладать возможностями, чтобы определить ресурсы, доступные в их округе. Среди их обязанностей была ответственность за то, чтобы привести контингент своего округа к месту сбора армии, определенному королем. Довольно часто им приходилось самим проводить военные операции, иногда крупномасштабные: так было на Юге и на границах Фландрии.

Многочисленные примеры показывают, что приказы представителей короля не воспринимались легкомысленно. Вот например Бартелеми, сеньор де Л'Иль-Бушар. Весной 1272 года Филипп III приказал ему принести оммаж Пьеру де Ла Бросу. Будучи еще прямым вассалом короля, Бартелеми был вызван в Тур для участия в экспедиции в Фуа. Однако из-за приступа подагры, который парализовал его, Бартелеми не смог явиться в армию. Поэтому он попросил Пьера, своего будущего сюзерена, поговорить с королем от его имени, чтобы отправить письмо бальи с освобождением его от службы. Просьба Бартелеми о заступничестве иллюстрирует важность последнего в процедуре вызова вассалов: очевидно, Бартелеми опасался, что его сочтут уклонистом. Другой случай произошел, два года спустя, в 1274 году. Между двумя пикардийскими дворянами, Раулем де Флави и Жаном де Л'Эссаром, произошла частная война. Последний был вызван офицерами короля для участия в экспедиции (которая в итоге не состоялась). В связи с этим он попросил соседнего прево о посредничестве в заключении перемирия со своим противником, пока сам он находится на службе у короля. Для Жана де Л'Эссара не могло быть и речи о том, чтобы не явиться на вызов от короля, даже ради окончания частной войны[357]357
  X. Hélary, "Pierre de La Broce, seigneur féodal", art. cit.; Actes du parlement de Paris, № 1987 B (в этом случае нельзя исключать, что Жан де Л'Эссар также стремился избежать войны со своим противником.).


[Закрыть].

Одним словом, сенешали и бальи пользовались уважением. В 1272 году некоторые вассалы не ответили на королевские повестки, и на них был наложен большой штраф. Но стоит отметить рвение, с которым большинство вассалов отправились в Тур. Часто, конечно, они пытались минимизировать или, в некоторых случаях, отрицать свои обязательства перед королем. Однако они все равно явились, вместо того чтобы проигнорировать присланную им повестку. В большинстве случаев они не отказываются служить королю, а скорее были намерены делать это в рамках феодального права. Хорошим примером может служить Ги де Леви, сеньор де Мирепуа, маршал Альбижуа. После роспуска армии для Фуа этот потомок одного из сподвижников Симона де Монфора утверждал в Парламенте, что он один обязан служить королю вместе с девятью другими рыцарями, а его вассалы не обязаны королю ничем подобным (Парламент доказал его неправоту). Следует отметить, однако, что протест Ги де Леви касался не обязанности служить, которую он, похоже, принимал в той мере, в какой это его касалось, а сохранения своей власти над собственными вассалами[358]358
  Actes du parlement de Paris, № 1869; cf. Histoire générale de Languedoc, t. IX, p. 18.


[Закрыть].

Всегда ли приказы короля выполнялись? В отсутствие документов неизвестно, было ли выполнено решение Филиппа III о наложении штрафа на не явившихся в армию вассалов. Однако в течение следующего царствования счета бальяжей и сенешальств показывают, что указы, в которых король приказывал своим офицерам преследовать не явившихся по вызову вассалов, выполнялись. Среди выдержек из отчета о бальяжах Франции за Вознесение 1298 года есть строка о расходах, понесенных "для принуждения дворян к явке в армию" (это была первая армия для Фландрии в 1297 году). В 1299 году Жерар де Конде, один из королевских клерков, составил сводный отчет о различных субсидиях, взимаемых в бальяже Ко: в него вошли суммы, собранные в виде штрафов с дворян, которые не захотели явиться в армию. Штрафы были небольшими (от 4 до 20 турских ливров), но, даже если они и были небольшими, их платили неохотно и для их взыскания иногда приходилось посылать королевских сержантов. И это является доказательством того, что в некоторых случаях на дворян приходилось оказывать давление, чтобы заставить их служить в армии[359]359
  Список бальяжей Франции на день Вознесения 1298 года, Comptes royaux, № 345; счет Жерара де Конде: Comptes royaux, nos 21231–21238; см. также отчет бальяжа Тура на День Всех Святых 1299 г. (Comptes royaux, nos 2976–2988); отправка сержантов: Comptes royaux, № 3210.


[Закрыть].

В трудные годы после Куртре король и его офицеры находились в менее благоприятном положении, чем в дни успеха. Осенью 1302 года одной из первых мер, принятых королем по возвращении из Фландрии, было наложение штрафов на тех, как дворян, так и недворян, которые, хотя и имели достаточный доход, не явились для несения должной службы. На практике, однако, политический реализм зачастую брал верх. Например, по просьбе графа Родеза Филипп Красивый отменил штрафы наложенные на его вассалов, за то, что они не явились во Фландрскую армию. Поскольку для отмщения за поражение при Куртре приходилось делать все возможное, особенно важно было сохранить верность баронов, рыцарей и оруженосцев, даже ценой прощения уклонившихся от службы арьер-вассалов[360]360
  JJ 36, fol. 9v, № 28; Arch. dép. Tarn-et-Garonne, A 316, fol. 36v.


[Закрыть].

Королевская харизма

Не следует забывать о роли принуждения в успешной мобилизации рыцарства вокруг короля. Однако, если и применялась форма принуждения, требования сменяющих друг друга королей, похоже, в целом принимались. Лишь в конце правления Филиппа Красивого и во время правления Людовика X обострившаяся борьба с баронскими лигами, стала выходить за рамки отдельных случаев. До этого дворяне проявляли удивительную лояльность. Принцы, герцоги и графы окружали короля во всех его походах. После восстания в 1272 году Роже-Бернар III, граф Фуа, стал одним из столпов капетингской военной системы на Юге, особенно во время Аквитанских войн. Мелкое и среднее рыцарство преобладало в королевских армиях, куда бы они ни направлялись. В конце XIII века унизительные эпизоды, которые запечатлелись в памяти людей несколькими десятилетиями ранее, казались устаревшими: кто еще осмелился бы угрожать королю оставить армию после завершения сорокадневной службы, как это сделал граф Шампани с Людовиком VIII и несколько баронов с молодым Людовиком IX? Напротив: если принять во внимание логистические требования и, в частности, проблемы снабжения, которые ограничивали количество воинов, которых можно было собрать, то король Франции даже в худшие времена никогда не испытывал трудностей с тем, чтобы собрать достаточную для ведения войны армию, хотя численность, конечно, являлась лишь одним из условий успеха.

Однако страх перед бальи не объясняет всего. Необходимо постулировать реальную приверженность рыцарства начинаниям королевской власти. Особенно это касается, конечно, рыцарей из королевского домена, а именно, Иль-де-Франс, Нормандии, Пикардии, Орлеанне, Берри, Турени. Во многих случаях служба королю была семейной традицией, которая продолжалась в течение нескольких поколений. Около 1300 года статус вассала короля, через владение фьефом или фьеф-ренту (то есть ежегодную пенсию, выплачиваемую деньгами в обмен на исполнение повинностей), сильно обязывал семью к верности. Понятно, что в остальной части королевства фигура короля была более отдаленной, и что местные бароны могли иметь большее значение. Во Фландрии дворяне колебались между королем и графом, но в Аквитании они, похоже, были сильно привязаны к Эдуарду I. На Юге влияние короля Арагона все еще присутствовало при Филиппе III, о чем свидетельствует заговор, организованный виконтом Нарбонским в 1282 году; однако с 1297 года Филипп Красивый смог вызывать баронов и дворянство Юга во Фландрию[361]361
  Auguste Molinier, "Trahison du vicomte de Narbonne Aymeri (1276–1284)", Histoire générale de Languedoc, t. X, p. 409–424, note XXXIX; Ph. Contamine, "Une étape décisive dans la construction de la France. Gens de guerre méridionaux au service des rois de France dans leurs guerres du nord du royaume (fin XIIIe siècle–1340)", dans Pages d'histoire militaire médiévale (XIVe – XVe siècle), Paris, Diffusion De Boccard, 2005, p. 161–170.


[Закрыть].

Очень прочные отношения с королем объясняют, по крайней мере отчасти, удивительную лояльность дворян по отношению к нему. Коронованный и помазанный священным елеем на царство в Реймсе, король Франции был особенным человеком. Но он также был существом из плоти и крови. Рыцари, прислуживавшие ему при Дворе, ежедневно общались с ним. Он постоянно объезжал старые владения своих предков, где находились его самые преданные вассалы. Несколько раз в год король посвящал в рыцари молодых дворян. Личное отношения, связывающее короля и его рыцарей, невозможно переоценить. Приняв командование своими армиями лично, Людовик IX и Филипп III показали, что они были первыми рыцарями среди равных. С этой точки зрения даже катастрофа смогла парадоксальным образом выглядеть как триумф. Одной из самых сильных сцен, описанных Жуанвилем, является поражение армии крестоносцев в Египте в апреле 1250 года, когда измученный, верхом на простом ронси, без доспехов, король спасается от сарацин, которых сдерживает единственный рыцарь, Жоффруа де Саржин. В представлении Жуанвиля, этот эпизод, отнюдь не подрывает харизму королевской особы, а наоборот, способствует ее укреплению. Остальная часть истории у Жуанвиля, как и у агиографов Людовика IX, преследует туже цель. Находясь в плену король сохраняет постоянную твердость духа, например, когда отказывается посвятить в рыцари сарацина, заявив, что рыцарем может быть только христианин. Как глава армии, Людовик IX чувствовал большую ответственность перед теми, кто последовал за ним за море ("его народ", по выражению хронистов, в глазах которых в крестовом походе участвовал весь христианский народ). В Египте король настоял на полной выплате выкупа из казны, который требовали сарацины за пленных крестоносцев (500.000 турских ливров), а сдача Дамиетты стала ценой его собственного освобождения. В Карфагене рассказы о его смерти повествуют о том, что он молился о спасении крестоносцев, которых он привел в Тунис[362]362
  Joinville, § 308–312, 343.


[Закрыть].

В этом вопросе, как и в других, Филипп Красивый не следовал практике своих предшественников. До 1302 года он возглавлял армию лишь однажды, весной 1297 года – и быстро оставил руководство операциями Роберту д'Артуа и Карлу де Валуа. Личное мужество короля никогда не подвергалось сомнению, так в 1285 году, во время Арагонского крестового похода, он действовал в авангарде. Его отношение к личному руководству армией было в какой-то степени результатом увеличившегося числа кампаний, ведь Филипп не мог быть везде и сразу. Но, вероятно, оно отражает намерение Филиппа Красивого изменить образ государя, защитив его от опасностей военной экспедиции. Людовик VIII, Людовик IX, Филипп III: три короля, предшествовавшие ему, умерли во время военных походов. Оставаясь в стороне от военных действий, Филипп Красивый намеревался сохранить престиж, связанный с королевской персоной, осуществляя общее руководство. Более того, когда произошла катастрофа при Куртре, в повестках в армию, которые канцелярия разослала по всему королевству, настаивалось, что король лично поведет армию. Личное участие Филиппа Красивого в кампании было искусно инсценировано и помогло еще больше драматизировать ситуацию. Как кто-либо мог отказаться следовать за королем, если сам государь подвергался опасностям похода? При Монс-ан-Певель, во время сражения, Филипп, окруженный фламандцами оказался в опасной ситуации. Несколько его рыцарей и слуг пали защищая его и впоследствии все хроники вспоминали и об опасности, которой подвергся король, и о жертвах, принесенных его преданными людьми. После победы Филипп Красивый также увеличил число паломничеств к святыням и пожертвования церквям королевства. Так Нотр-Дам-де-Пари он преподнес конную статую самого себя в образе рыцаря. Король, безусловно, действовал по убеждению. Но за таким проявлением благочестия, вероятно, скрывался и иной мотив. Все в королевстве должны были знать, что король лично принял участие в битве и что Бог и Дева Мария спасли его от опасности[363]363
  Françoise Baron, "Le cavalier royal de Notre-Dame de Paris et le problème de la statue équestre au Moyen Âge", Bulletin monumental, t. 126, 1968, p. 141–154.


[Закрыть].

Филипп Красивый был не первым, кто позаботился о распространении выгодной версии произошедших событий. После освобождения из плена Людовик IX отправил письмо, в котором рассказал о неудаче египетской кампании. Вполне вероятно, что для каждой экспедиции использовалась одна и та же процедура. В любом случае, после битвы при Куртре королевское правительство передало сборщикам налогов меморандум с кратким изложением последовательности обстоятельств, приведших к началу Фландрской войны. Проведенный анализ явно оборачивался в пользу короля, воплощения терпения и сдержанности в противовес фламандцам, предателям и мятежникам[364]364
  Перевод письма Людовика IX можно найти в David O'Connell, Les Propos de Saint Louis, Paris, 1974, p. 163–172, и еще J. Le Goff, Saint Louis, op. cit., appendice II, p. 901–906; рассказ о событиях во Фландрии опубликован Frantz Funck-Brentano, "Mémoire sur la bataille de Courtrai (1302, 11 juillet) et les chroniqueurs qui en ont traité, pour servir à l'historiographie du règne de Philippe le Bel", Mémoires de l'Académie des inscriptions et belles-lettres (Savants étrangers), t. X, première partie, 1891, p. 235–326.


[Закрыть].