Текст книги "Чародей как еретик"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Ко мне! – в ярости заревел ди Медичи. – Ко мне, Флоренцо и Пердито! Покажем этим бритоголовым пустозвонам, поставим их на место!

– Назад! – рявкнули на него оба клирика. Названные же графы ответили герцогу только уклончивыми взглядами.

– Первое Сословие приказывает тебе – удались! – проорал разъяренный архиепископ. – Божественные вопросы вне твоего разумения!

Ди Медичи, прищурившись, ответил архиепископу долгим взглядом, затем молча кивнул и повернул коня прочь – а архиепископ с упавшим сердцем понял: как бы ни закончилась эта битва, а ди Медичи он потерял навсегда.

Он снова обернулся к МакДжи, чтобы отстоять хотя бы то немногое, с чем он остался.

– Рим позабыл о Греймари и отдает приказания вслепую!

– Рим так глубоко печется о твоей стране, что послал сюда отца Увелла с неотложной миссией, приказав ему узнать о Греймари все, что он сможет! – прокричал в ответ МакДжи. – А теперь прислал меня, чтобы я отдал приказ воочию!

Леди Мэйроуз вцепилась в латную перчатку архиепископа:

– Но подумайте же, милорд! Если Рим прав, то у вас не будет меня!

Архиепископ замер, и на лице его вспыхнул пожар. Затем он огляделся по сторонам и только сейчас сообразил, что окружен своими собственными монахами.

– Отец Ригори! – с облегчением вскрикнул он. – Брат Хэсти! Братья, дети мои! Хватайте этого самозванца!

Но МакДжи строго взглянул на монахов, и все они повернулись в его сторону.

– Вы не подчиняетесь мне? – вскипел архиепископ. – Хватайте его!

МакДжи медленно поднял руку, чтобы все монахи смогли увидеть его перстень.

– Вы поклялись повиноваться мне! – в отчаянии вскричал архиепископ. – Приказываю вам, вспомните свой обет!

– Мы клялись Ордену, милорд, – ответил Ригори с непроницаемым лицом, – а значит, и Генералу. И наша верность ему превосходит наш долг перед тобой.

И медленно опустился на колени, преклонив голову. Один за другим остальные монахи последовали его примеру.

– Вы никогда не верили в мои доктрины, – прошептал посеревший архиепископ. – В глубине ваших сердец вы всегда желали сохранить верность Риму и Короне, но вам не хватало смелости заявить об этом!

Ригори не поднял склоненной головы и ничего не возразил.

– Трусы! – взвыла леди Мэйроуз. – Если вы не можете одолеть самозванца, это сделаю я!

Она выхватила булаву из обмякших пальцев архиепископа и занесла ее над головой, чтобы обрушить на МакДжи.

Но воздух вспорол возмущенный крик, достойный разгневанного ангела, и с небес на них обрушилась маленькая фигурка верхом на метле. Булава в руках леди Мэйроуз рванулась вверх, едва не сбросив всадницу с седла, а затем метнулась к ее голове. Леди Мэйроуз завизжала, стараясь увернуться от страшных шипов, а архиепископ, с испуганным криком бросившийся ей на помощь, едва успел перехватить булаву.

– Соблазнительница! – взвизгнула маленькая ведьмочка, кружась в десяти футах над головами. – Гнусная распутница!

А сверху уже спускалась ведьма постарше, оседлав метлу по-женски, боком.

– Милорды! Славные рыцари! Неужели вы позволите этой змее ползать среди вас? Ловите ее!

Голос колдуньи непостижимым образом подталкивал к действию, брал за душу чем-то большим, чем простыми властными нотками. Графья с криками облегчения (наконец-то и они могли заняться чем-то полезным) бросились вперед и, с дюжиной рыцарей набросившись на леди Мэйроуз, вырвали подстрекательницу из рук архиепископа. Тот взревел, вновь преисполнившись ярости, поймал булаву, выпавшую из женских рук, и замахнулся на обидчиков.

С пушечным выстрелом в воздухе возник Джеффри, подняв руку вверх, и булава отскочила от невидимого щита.

– Так ты еще дерешься? Ты, несший слово Христово? Ты, повелевавший рыцарями и графами! Ах ты извратитель Евангелий! Монах-отступник! Ты недостоин твоей сутаны!

До смерти перепугавшийся архиепископ обрушил на Джеффри целый дождь ударов, но тот уворачивался без всякого труда.

Кто-то из солдат засмеялся, не веря своим глазам. Затем еще один, другой, и вскоре все войско хохотало над этим уморительным зрелищем: мальчишка берет верх над еще недавно внушавшим страх архиепископом.

Ди Медичи испустил вопль безысходного отчаяния и ринулся в атаку.

– Черта с два! – рявкнул Род. – Вперед, Фесс! Огромный черный конь заржал и прыгнул к герцогу.

Ди Медичи заметил это и повернул в их сторону. Блеснул обнаженный клинок.

Род парировал удар и по инерции налетел на врага. Непробиваемый Фесс врезался в герцогского жеребца, и герцог качнулся в седле. Род сграбастал его сзади, и шея герцога оказалось зажатой в сгибе руки чародея.

– Господь предает его в руки мои! – воскликнул Род. – Сдавайтесь, милорд, сдавайтесь! Все, кто пошел вслед за предателем, сложите оружие, или он умрет!

Один за другим рыцари бросали свои мечи, а пехота, довольно ухмыляясь, отшвыривала прочь пики.

Кроме той дюжины рыцарей, которая наконец-то ухитрилась стащить с лошади леди Мэйроуз и скрутить ее – а она верещала, вопила и, вообще, кляла их такими словами, которых они в жизни не слышали от леди. Короче, шум стоял такой, что лорда Чародея они просто не расслышали.

Булава выскользнула из обессилевших пальцев архиепископа.

– На колени! – громыхнул МакДжи. – Покайся, пока не поздно!

Архиепископ посерел лицом, сполз с коня, пошатнулся и упал в обморок.

Тяжело дыша, Род поднял глаза и увидел Туана, преспокойно садящего верхом, закинув одну ногу на луку, и ухмыляющегося до ушей.

– Между прочим, могли бы и подсобить, Ваше Величество! – укоризненно нахмурился он.

– Вот еще, – невинно пожал плечами Туан. – Вы с вашим потомством прекрасно управились сами!

Глава двадцатая

Косые лучи полуденного солнца падали сквозь высокие окна тронного зала, отливая золотом на пышных одеждах знати. Король и королева, облаченные в пурпурные мантии, восседали на троне, под шелковым балдахином.

Перед ними, в новенькой рубахе и штанах, стоял Хобан. Он очень старался гордо держать голову и не втягивать ее в плечи, но, кажется, стоя перед архиепископом, он и то был не так перепуган.

– Пусть знают все, – рявкнула луженая глотка герольда, – что этот добрый человек, по имени Хобан, храбро проник в монастырь Святого Видикона, понимая, что ждет его в случае неудачи, но будучи преисполнен решимости узнать сведения, жизненно необходимые Его Величествам, помог изловить предателя Альфонсо и тем самым поспешествовал одержанию победы на равнине Деспар. В знак признания названных заслуг, Их Величества награждают его почетным Орденом Прялки!

Зал взорвался взволнованным гомоном. Это была высшая награда, какой только могли наградить принадлежащих к Четвертому Сословию. Туан кивнул сэру Марису, который выступил вперед и опустил цепь на шею Хобана. Тот с изумлением уставился на орден, закачавшийся у него на груди.

Протрубили фанфары, и придворные умолкли. Катарина вздернула голову:

– Чтобы должным образом наградить твою доблесть, храбрый Хобан, мы освобождаем тебя от крепостной повинности, объявляем тебя свободным йоменом и нарекаем Бравым!

В этот раз крики были еще громче и гораздо доброжелательней. Хобан покраснел, как свекла.

– Ваше Величество… я не достоин…

Туан прервал его, подняв руку, и подал жест герольду, который снова протрубил.

Придворные притихли, и король добавил:

– Жалуем тебе десять акров земли, в полное владение тебе и всему твоему потомству! Десять акров в графстве Скиччи, бывших владениях ди Медичи, а ныне в пределах владений лорда Верховного Чародея!

Хобан чуть в обморок не упал, а рокот голосов придворных зашумел, прямо как прибой. Награждать лояльных вассалов наделами из владений бунтовщиков было в порядке вещей, но этот дар возвещал о начале королевского правосудия.

– Господин мой, это же так далеко от нас, за горами, – шепнула Гвен на ухо мужу.

– Знаю, дорогая, – ответил Род. – Но кажется, сейчас не совсем подходящий случай говорить, что я терпеть не могу быть землевладельцем.

Хобана увел прочь со светлы очи короля с королевой слуга; Хобан явно нуждался в такой помощи – он до того растерялся, что не соображал, куда идет. Туан подождал, пока шум придворных не утихнет, а потом еще раз кивнул сэру Марису. Сенешаль махнул рукой стражникам, и те расступились. Рыцари ввели в зал герцога ди Медичи и его сторонников, ступавших с высоко поднятыми головами, пусть и сгибаясь под тяжестью цепей. Их выстроили перед троном. Если бы взгляды могли убивать, Туан и Катарина погибли бы на месте.

Катарина ответила пленникам не менее теплым взглядом, но лицо Туана сохраняло спокойствие. Он поднялся.

Стало очень тихо.

– Вы виновны в государственной измене, – провозгласил король. – Выслушайте же наш приговор: часть владений каждого из вас будет отдана вашим соседям, сохранившим верность Короне. У вас же остается один день и одна ночь, чтобы свести счеты с Господом, прежде чем вы подниметесь на эшафот, и ваши головы будут отрублены от тел.

Взгляды пленников теперь были взглядами людей, смирившихся с судьбой; они рискнули и они проиграли. Придворных вокруг удивило лишь милосердие короля: знатные дворяне или нет, но он мог настоять на том, чтобы их четвертовали.

Поэтому они были почти возмущены, когда из их рядов вперед выступил граф Гибелли.

– Милости! Я прошу милости для моего отца!

– Назад! – яростно прошипел ди Медичи. Туан повернулся к юному вельможе и размеренно кивнул головой.

– Лорд Гибелли, ты верно и преданно служил нам в этой усобице. Говори же, мы слушаем.

Гибелли опустился на колено, а Маршалл и его товарищи вышли вперед и также опустились рядом с ним.

– Он совершил тяжкое преступление, – взмолился Гибелли, – но я молю о великодушии и милосердии! Пощадите наших отцов! Дайте им хотя бы возможность для раскаяния, умоляем вас!

– Дворянин не должен умолять, – проскрежетал ди Медичи.

Туан переглянулся с Катариной, а затем снова посмотрел на Гибелли.

– Пусть будет так, как ты просишь. Эту вашу просьбу мы выполним. Ваши родители удалятся в монастырь, который они еще так недавно поддерживали, или в какой-либо далекий замок, под надежной охраной.

– Вы милосердны, государь, – склонил голову Гибелли. – Ваши преданные слуги будут вечно благодарить вас.

– И ваша преданность будет вознаграждена, – ответил Туан, и все замерли, уже догадываясь, что же сейчас будет сказано. В конце концов, таковы правила игры, ведь молодые лорды встали на сторону Короны.

Туан не обманул ничьих ожиданий.

– Возьмите же каждый владения и титул своего отца. Ты, Гибелли, с этой минуты становишься герцогом ди Медичи; ты, Гвельф, – герцогом Борджиа. Владейте своими урезанными наделами и смотрите, держите их в лучшем порядке, чем ваши родители!

Придворные одобрительно зашумели.

– Это может оказаться опасным, мой господин, – заметила Гвен.

– А может и сработать, – впрочем, голос Рода прозвучал не очень уверенно. – Может быть, они не станут рисковать, чтобы их семейства не потеряли еще больше земель.

Шум стих, потому что вперед выступил ди Медичи. Он заговорил, ворчливо, но заговорил.

– Я благодарю Ваши Величества за заботу о моем роде. И… – тут он уголком глаза взглянул на сына, – я воздаю тебе должное, сын мой, за твое благоразумие.

Юноша понимающе посмотрел на Туана, но Катарина опередила.

– Вы знаете, милорд, нас гораздо больше обрадовало бы, если бы причиной вашей верности послужила преданность, но мы с радостью примем и верность из благоразумия.

– Благодарю вас, Ваши Величества, – Гибелли старался скрыть облегчение, но не очень искусно.

– И потому предлагаю вам моего первенца заложником.

– Ему легко обещать, первенец-то еще не родился, – хмыкнул Род.

– По-моему, Гибелли даже ни с кем не обручен, – согласилась Гвен.

Король медленно покачал головой:

– Ты не совершил никакой измены, милорд герцог, и в заложнике нет нужды.

Гибелли со товарищи удивленно вскинули головы, переглядываясь друг с другом.

Туан нахмурился и покосился на Катарину.

Из рядов придворных с низким поклоном вышел Д'Аугусто.

– Ваше Величество!

– Мы слушаем тебя, Д'Аугусто, – ответил Туан.

– Ваше Величество, нижайше обращаюсь с просьбой!

– Считай, что она уже исполнена, – улыбнулась Катарина, – хотя ты еще ничего не сказал. Но мы исполним любое твое желание в награду за самоотверженную преданность нашему делу.

– И в знак нашей радости по случаю рождения твоего сына! – на лице Туана в первый раз за весь день появилась улыбка.

Весь зал снова зашумел. Даже молодые лорды, кажется, удивились.

– Я даже не знал, что графиня собралась рожать! – заметил Род.

– Схватки начались ранним утром, и малыш родился три часа назад, – улыбнулась Гвен.

– Для чего, спрашивается, я раскидываю повсюду разведсети? – вздохнул Род.

– Воистину, – воскликнула Катарина, и зал мгновенно умолк, – мы сожалеем, что разожженный аббатом мятеж помешал нам почтить твоего наследника посещением, как подобает его положению. Но будь уверен, мы восполним это упущение, как только порядок будет восстановлен.

– Благодарю вас, Ваши Величества, – теплый взгляд, которым Д'Аугусто обменялся с Туаном, был его пропуском в неписанное братство папаш. – Ибо просьба, о которой я просил, касается моего мальчика.

Туан сдвинул брови: это была неожиданность.

– Тебе осталось только назвать ее.

– Когда мой сын достигнет четырнадцати лет, Ваше Величество, вы примете его во дворце, где он будет служить оруженосцем!

Придворные вновь забурлили. Туан с Катариной обменялись озадаченными взглядами. Катарина кивнула, и Туан повторил ее жест, оборачиваясь к Д'Аугусто.

Знать затихла, чтобы услышать ответ.

– Твоя просьба будет исполнена, и с радостью, – ответил Туан, и собравшиеся радостно зашумели.

* * *

Вечером, когда заходящее солнце превратило лежавшую за окнами кабинета равнину в зачарованное царство, Туан поинтересовался:

– Нет, конечно, мы польщены, и на мой взгляд, значительно продвинулись к тому, чтобы объединить эту землю в единое целое – но зачем ему было просить об этом? Ведь малышу не исполнилось еще и трех часов?

– И мы ведь объявили, что не требуем никаких заложников, – добавила Катарина. – С какой стати ему было заставлять нас все-таки взять его сына?

– По-моему, – с улыбкой отозвалась Гвен, – Д'Аугусто просто не может представить себе другого места, где бы его наследник мог лучше провести юные года, как королевский дворец.

– Правильно, – кивнул Род. – Он хочет быть уверенным, что его сын попадет в лучшую школу, и поэтому решил заранее зарезервировать место.

* * *

А на следующий вечер Род стоял в монастырской трапезной, прячась в тени колонны. Он был здесь по приглашению Генерала Ордена, и все знали об его присутствии, но Род решил, что сейчас лучше всего постараться как можно меньше привлекать к себе взоры.

Тем более, что он и не мог претендовать на особое внимание – ведь в большом кресле на возвышении восседал сам Генерал Ордена, а перед ним, закованный в цепи, стоял аббат.

МакДжи пристально смотрел на аббата.

– Ты должен понимать, преподобный отец, что больше ты не можешь быть здесь аббатом.

– Да, я тяжко согрешил, – склонил голову аббат. – И хуже того, я проявил слабость в суждениях, которая нанесла великий урон нашему Ордену и даже могла бы привести к его падению.

– Могла бы, – кивнул генерал. – С этих пор Орден на Греймари уже никогда не будет единым – хотя учитывая все обстоятельства, это было бы наилучшим решением.

Монахи беспокойно переглядывались, но никто не осмеливался заговорить.

– В глазах короля и королевы, – продолжал Генерал, – ты и твой секретарь виновны в государственной измене.

– Я признаю, что грешен, – отозвался аббат. Его глаза были опущены, но голос звучал четко, хотя и покорно. – Я тяжело согрешил перед Богом и перед людьми, и заслуживаю самого тяжкого из наказаний, какое вы мне сможете отмерить.

– Воистину, ибо ты поддался искушению. Но твой секретарь, брат Альфонсо, еще более заслуживает такого наказания, ибо это он соблазнил тебя призрачными видениями власти и гордыни.

Странно, но в глазах МакДжи просвечивало сочувствие.

– Что до твоего секретаря, то в нем у нас не было сомнений, и мы передали его мирской власти.

«Как же, как же, – сказал про себя Род. – Так вам Туан его и отдал бы».

«Он даже еще не проснулся», – заметил Фесс.

«И никогда не проснулся бы, будь на то воля Брома!»

«Он забыл указать, что брат Альфонсо в действительности является агентом футуриан, и только притворялся монахом», – добавил Фесс.

«Еще бы! Он клятвенно обещал мне, что никому не скажет этого!»

– Я заслуживаю не меньшей участи, – понурился аббат.

МакДжи медленно поднял голову.

– Что ж, он сам произнес свой приговор.

Потом обвел зал взглядом.

– Если кто-то из вас хочет сказать в пользу этого человека, пусть сделает это сейчас!

Никто не сдвинулся с места, монахи только боязливо косились друг на друга.

Затем вперед нерешительно выступил брат Анно.

– Говори, – с удивлением посмотрел на него МакДжи.

– Я Анно, брат Хобана, – произнес монах. – Того, кто пришел сюда, как один из нас, чтобы шпионить для короля. Когда это открылось, обвиняемый еще был аббатом и проявил милосердие к моему брату, хотя того и обвиняли в измене нашему Ордену. Все мы радуемся этому теперь, когда оказалось, что преступление Хобана на самом деле не было преступлением. Неужели милосердие не будет проявлено к тому, кто сам выказал милосердие?

МакДжи медленно кивнул.

– Хорошо сказано, брат Анно, – затем посмотрел на бывшего аббата. – Я дарю тебе жизнь.

Аббат, как громом пораженный, уставился на Генерала.

– Тем не менее, хотя ты и доказал, что недостоин той высокой должности, которую занимал, многие, стремящиеся к ереси или к власти, будут видеть в тебе союзника. Поэтому я решил, что ты проведешь остаток жизни в уединенном размышлении, под надежной охраной, далеко за пределами досягаемости любого из обитателей Греймари. Аббат чуть не рухнул наземь от облегчения.

– Благодарю вас, милорд, за вашу доброту и снисходительность!

«Посмотрим, как он запоет, когда узнает, что Генерал имел в виду, говоря «далеко за пределами», – пробормотал Род, когда Анно и здоровенный монах увели бывшего аббата прочь.

«Будем надеяться, что ему все равно. Он может быть вполне искренним в своем стремлении к уединению и размышлениям».

«Хлыстун? – Род наморщил лоб и медленно покачал головой. – Да, кажется, в нем есть такая струнка».

Его Преподобие откашлялся, и монахи стихли.

– Я должен сказать и о леди Мэйроуз. Я посоветовался с королем, и мы пришли к решению, что молодая баронесса заслужила пожизненное заточение, и проживет остаток дней, как кающаяся грешница. Люди короля уже отправились на поиски заброшенной башни где-нибудь подальше от людских глаз.

Должно быть, эти «люди» уже знали о подходящей башне, не успел король и рта открыть, подумал Род.

– Ее бабушка, из любви к внучке, согласилась стать ее надсмотрщицей, – продолжал генерал, – а охранять ее будут неподкупные стражи.

Кое-кто из монахов содрогнулся при одной мысли о том, каково это для такой юной леди – провести остаток жизни в заключении, Уж лучше смерть, чем это, читалось у них на лицах.

– Брат Анно, – окликнул МакДжи. Молодой монах оглянулся по сторонам, потом шагнул вперед.

– Да, мой господин!

– Ты единственный, молодой Анно, проявил и храбрость, и преданность истине и Ордену – чувства, которыми должны бы обладать все наши монахи. И потому объявляю тебя аббатом местного ордена, на срок в пять лет, по истечении которых твои братья решат, оставить ли в этой должности тебя или выбрать нового аббата.

Анно побледнел.

– Милорд, – выговорил он, запинаясь, – я недостоин…

– Каждый хороший аббат думает точно так же, – ворчливо ответил МакДжи. – Иди-ка сюда!

Анно, спотыкаясь, поднялся на возвышение, а МакДжи встал из кресла и отступил в сторону.

– Садись, садись, сюда, в кресло… Знаю, это непросто, но ведь ты же не напрашивался, верно? А теперь!..

Он выпрямился и посмотрел на монахов.

– Теперь подходите сюда, по одному, и клянитесь повиноваться вашему новому аббату!

Монахи, даже не задумавшись, немедленно выстроились в очередь. Сначала, принимая у них клятву верности, Анно запинался, но по мере того, как очередь продвигалась вперед, его голос звучал все увереннее и увереннее.

Его Преподобие поднял голову, посмотрел через весь зал на Рода и подмигнул.

* * *

За спиной у них, за стенами аббатства, красноглазые монахи тянули вечерню, убаюкивая своими голосами ночь. Сверху медленно опускалась черная тень, становившаяся все больше и больше.

Бывший аббат, стоявший перед ними, охнул и уставился на опускавшийся космический корабль.

– Нет-нет, он знает, что это такое, – покачал головой МакДжи. – Не забывайте, лорд Чародей, что за стенами монастыря мои монахи хранят знания о технологии, не давая им умереть.

– Не забуду, – ответил Род. – Бедняга, наверное, еще сильнее перепугался, теперь-то он знает, куда ему придется уехать.

– У меня осталось достаточно веры в этого человека, чтобы искренне думать, что он будет только рад провести остаток лет в молитвах.

– Еще бы, – с горечью отозвался Род. – Особенно если вспомнить о том, сколько бед он принес, отправляя своих монахов творить фальшивые призраки, внося смятение в людские души и заставляя их сомневаться в их Церкви, о тех смертях, которые могли бы случиться – и все из-за того, что религия – очень удобный способ обрести власть!

– У вас есть повод для горечи, – кивнул МакДжи. – Только пожалуйста, лорд Чародей, не забывайте, что не Вера совершила все эти деяния, но человек, использовавший Веру для своих мирских целей!

– Верно, религию саму по себе винить не в чем. Но единственный способ оградить ее от «мирского» – это ограничить ее до простых убеждений, без всяких мест поклонения или служителей культа.

– Вера без Церкви? – с усмешкой покачал головой МакДжи. – Это старый аргумент, лорд Чародей… Мол, религия хороша до тех пор, пока не становится организованной.

– Он может быть старым, но я что-то не слышал, чтобы его до конца опровергли. Как только религия становится организованной, святой отец, она становится мячом в игре, она больше не может служить арбитром, и на нее нельзя положиться, как на правила игры.

Плечи генерала дрогнули от еле сдерживаемого смеха.

– Значит, вера – это что-то вроде футбола? Мне кажется, что религия может натворить куда больше бед в руках любителей, лорд Чародей, чем в руках профессионалов. И даже если принять вашу идею, то не думаю, что организации можно избежать. Существовали секты, вроде таоистов или методистов, которые начинались с той же идеи – не должно быть ни религиозной иерархии, ни служителей культа – и которые в конце концов обзавелись и тем, и другим.

– Возможно, вы и правы. Рано или поздно, любой религией кто-то попытается заработать себе на жизнь.

– Я не стал бы формулировать это именно так, – нахмурился МакДжи. – Более точным было бы сказать, что в минуту душевного беспокойства люди всегда будут искать наставника и учителя, и будут искать в своей религии ответов на вопросы духа. Поэтому, рано или поздно, возникнут священнослужители.

– То, что это неизбежно, еще не значит, что это правильно, – возразил Род. – Простой человек всегда будет стремиться отдать свою совесть, ответственность за свою жизнь, в руки кого-то другого. Очень немногие соглашаются нести эту ношу на своих плечах, святой отец.

– Вот как? – в голосе Генерала ордена наконец мелькнули первые нотки раздражения. – А как вы сами справляетесь со своей собственной совестью, лорд Чародей?

– Терплю. Это вовсе не так уж приятно, уверяю вас, но в целом мне удастся пережить тяжелые моменты самостоятельно. Конечно, у меня еще и чудесная жена…

– И вы никогда не искали помощи у специалиста в вопросах веры?

– Искать – нет. Как правило, они предлагают помощь, не спросясь.

– А что вы делаете тогда, когда оказывается, что совершили что-то не то, а назад дороги нет?

– Вы хотите сказать – не ищу ли я исповеди или причастия? – сухо усмехнулся Род. – Только на Пасху, святой отец. Я до сих пор считаю, что исповедь – одно из средств Церкви по контролю за мыслью. Да, время от времени я исповедуюсь – но гораздо чаще священника под рукой не оказывается, и мне приходится извиняться перед Богом самостоятельно. Конечно, когда я все-таки добираюсь до священника, то исповедь, бывает, затягивается. Может быть, это и ни к чему, но и вреда от этого не будет – а застраховать свою загробную жизнь никогда не помешает.

– Лекарство от долгих исповедей – исповедаться чаще. Вы давно были на исповеди?

– Нет, святой отец. С последнего раза я и не грешил по-крупному.

Интересно, что же лорд Чародей имеет в виду под «грешить по-крупному», подумал МакДжи, припомнив длинный перечень обманов ближнего своего и прочих отнюдь не невинных трюков, которым Род находил оправдание при нем.

– Ну, все равно, сходите – душе это только на пользу.

– Чьей душе, святой отец? Вашей или моей?

* * *

Род закрыл глаза и со вздохом огромного облегчения откинулся на спинку кресла.

– Ну-ну, любовь моя, – Гвен присела рядом и погладила мужа по лбу. – Все закончилось. Может быть, в будущем Его Преподобие будет уделять нам больше внимания.

– Об этом ты промолчать не можешь, верно? – встрепенулся Род.

– Ты что, не хочешь этого? – глаза Гвен расширились.

– Только до тех пор, пока ему не придет в голову козырять кругом своим положением.

– Ты что! Быть такого не может, отец МакДжи – настоящий святой!

– Даже безгрешный может поддаться искушению, как только что доказал бывший архиепископ. Насчет МакДжи я особенно не беспокоюсь – этот еще из лучших. Но рано или поздно на его место придет другой. Лет через десять, может быть, двадцать… и я жду этого без особого энтузиазма.

– Но они не смогут сделать многого, не раскрыв знаний монахов об удивительных машинах, – нахмурилась Гвен.

– Конечно, это утешает, но они и сами по себе могут наломать немало дров.

Дверь спальни приоткрылась, и наружу выплыло маленькое привидение в белой ночной рубашке. Привидение скользнуло к рукомойнику, напилось из носика и собралось обратно.

Род протянул руки и поймал призрака за пояс, когда тот собирался проскользнуть мимо. Малыш радостно взвизгнул, для порядка немного побарахтался, стараясь вырваться, и приземлился у отца на коленях.

– По-моему, тебе давно уже полагалось спать.

– Жажда замучила, папа, – пояснил Грегори.

– Жажда воды? Это еще куда ни шло.

– А что плохого в том, чтобы жаждать совершенства? – серьезно взглянул на него сын.

– Нет-нет, ничего, – по спине вновь пробежали мурашки. Род постарался не замечать их. – Но шастаньем по ночам туда-сюда этого не добьешься.

– Естественно, этого можно достичь только знаниями, – усмехнулся Грегори. – Его Преподобие был прав, папа. Мое призвание – учиться, и не в монастыре.

Мурашки сами собой прошли.

– Я же говорил, он славный человек. А как насчет компании?

– Так, как он советовал – я соберу общество ученых.

Род уставился на мальчика, уже прокручивая в уме возможные последствия.

– Конечно же, так и поступай! У нас будет настоящий университет Греймари, верно?

Он ссадил малыша с колен, развернул его лицом к спальне и шлепком под зад отправил к дверям.

– Ну ладно, наговорились. А теперь марш в кровать, и спать – на сегодня приключений хватит.

Грегори театрально проскулил и послушно поплелся в спальню.

Едва за сыном закрылась дверь, Гвен задумчиво улыбнулась Роду.

– Ну вот, теперь он избавлен от всего, чего ты боялся. Неужели было бы так плохо, если бы он стал священником, мой господин?

– Да! Не то чтобы с духовниками не все в порядке, дорогая, – у Грегори просто слишком свободный ум, чтобы он был счастлив среди них.

Гвен с полнейшим изумлением уставилась на него. Затем кивнула.

– А ведь верно! Как я этого не замечала?

– Потому что тебе никогда не приходило в голову, что Церковь может ограничивать чье-то мышление. И никому на этой планете такое не приходит в голову.

Жена одарила его своим фирменным взглядом «ну-ка-убеди-меня».

– Почему это «никогда»?

– Потому что никто из вас не знает, что думать можно по-разному. Вы растете в убеждении, что есть только одна Истина, и она – в руках Церкви.

– Но ведь так оно и есть…

– Тем не менее у Истины есть множество граней, которых Церковь не желает замечать.

– Если эти грани откроются, быть не может, чтобы святые отцы не приняли их с распростертыми объятиями.

– Примут, как же – как вторую обитель, – покачал головой Род. – Извини, но я не верю, что Религия с радостью принимает новые идеи.

– Однако раннимедской обители дозволено существовать – как и новым идеям.

– Идеи будут, будут и попытки искоренить их. А мне не хочется, чтобы Грегори попал меж этих жерновов.

– Тоже верно, – неохотно согласилась Гвен. – Но теперь-то наша страна будет относиться к новому и непохожему более терпимо, особенно после того, как кое у кого из старой знати владения усекли на четверть, и возвысили новую знать.

– М-да, – Род свирепо уставился в камин. – Ты что, специально напоминаешь мне о моих новых обязанностях?

– Но ведь это твой долг, – не унималась Гвен.

– Где это слыхано – безземельный лорд? – На кой мне ответственность за целую кучу крестьян?

– Почему бы и нет? Ты ведь уже взял на себя ответственность за весь Греймари? А кроме того, на наших новых землях стоит замок!

– Мрачная каменная развалина, в которой уже сотню лет, как никто не живет! Нет, спасибо, этого дома для меня достаточно, и лучшего не надо.

– К этому я всегда и стремилась, – Гвен обвила руками шею мужа и потерлась щекой о затылок. – И все-таки, на лето нам будет куда улизнуть.

– Улизнуть? – поднял голову Род. – Туану и Катарине будет не так-то просто вытащить нас оттуда, верно?

– Еще бы, – удовлетворенно промурлыкала она. – Неужели и в таком месте ты не найдешь себе покоя, мой господин?

– Ну-у, если так, то найду, – усмехнулся Род, откинув голову назад и любуясь на Гвен. – За что я тебя люблю, дорогая, – ты всегда смотришь на вещи с хорошей стороны.

Она заглянула ему в глаза и медленно улыбнулась.

– И больше ни за что?

– Есть еще парочка вещей… – Род потянулся, руки скользнули под волосами, обняли Гвен за шею, притягивая ее ближе. – Как ты думаешь, дети уже заснули?

Глаза колдуньи на мгновение расфокусировались, затем она снова улыбнулась ему.

– Без задних ног, – прошептала Гвен, нащупала губы супруга и влепила ему долгий и весьма бодрящий поцелуй.