Текст книги "Чародей как еретик"
Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Разделение Церкви и Государства, – заметил Фесс, – жизненно важный принцип демократии. Даже ты сам не смог бы устроить лучше.
– И это только к лучшему, – усмехнулся Род. – Напомни, чтобы я оставил себе копию этого указа.
* * *
– …во всех вопросах духовных или касающихся Веры, – писарь поднял глаза от пергамента и вопросительно посмотрел на Их Величества.
Туан медленно кивнул, а Катарина истолковала сей жест:
– Великолепно. Каждое слово на своем месте и ничего не упущено.
– Отлично. Сказано не больше и не меньше, чем мы хотели сказать, – тут Туан посмотрел на писца. – Перепиши это, в точности, как прочел, и отдай своим ученикам, пусть сделают к завтрашнему утру два десятка копий. Завтра я пришлю за ними.
Писец кивнул.
– Все будет исполнено в точности, как вы велели, Ваше Величество.
Он попятился к двери и вышел. Туан со вздохом поднялся, уперся руками в спину и выгнулся, потягиваясь.
– Что ж, дело сделано. С сердца словно камень упал. Пойдем, пора ложиться.
Улыбка растопила жесткую неумолимость на лице королевы, она подошла к супругу, взяв его за руку. Обменявшись улыбками, они направились к двери.
На пороге стоял сэр Марис.
Катарина и Туан остановились, улыбки растаяли. Затем Туан снова расправил плечи, чувствуя, что вес ответственности, еще не успев как следует раствориться, снова устраивается поудобнее.
– Что за неотложное дело привело тебя, сенешаль, что ты решился подняться в королевские палаты в столь поздний час?
– Перепутанный крестьянин, Ваше Величество.
– И только? – поднял брови Туан. – Не темни, сэр Марис! Должно быть, дело серьезное, иначе тебе не было бы нужды тревожить нас.
– Это так, Ваше Величество, – поклонился сэр Марис. – Я решился известить вас, потому что меня беспокоит история, которую он рассказывает. Умоляю, прислушайтесь к его словам и решите сами.
– Ну так веди его, – Туан жалобно покосился на Катарину и снова уселся в кресло. Та стала рядом, положив руку королю на плечо.
Сэр Марис вышел за дверь, махнул рукой, и в комнату робко заглянул насмерть перепуганный крестьянин, нервно теребя в руках шляпу.
– Не бойся, – приказал сэр Марис. – Ты стоишь перед твоими сюзеренами, чья единственная забота – твоя зашита и благополучие.
Если у крестьянина и были определенные сомнения на этот счет, он не показал виду, а только поклонился до самой земли, может быть, чтобы скрыть выражение лица.
– Ладно-ладно, переломишься, – нетерпеливо махнул рукой Туан. – Как твое имя и откуда ты?
– Пирс, Ваше Величество, – разогнулся крестьянин. – Я конюх на постоялом дворе «Красный Бочонок».
– Хорошо, Пирс. Отвечай, что испугало тебя.
Пирс сглотнул и еще сильнее принялся мусолить шляпу.
– Час назад, Ваше Величество, я шел домой…
– Так поздно? – перебила Катарина. – Где ты был в такое время?
Крестьянин покраснел.
– Я… мы с друзьями… ну…
Не может найти нужное слово, догадался Туан.
– Ты и твои друзья искали развлечений?
– Вроде как. Мы пили эль и рассказывали всякие… истории.
Туан покосился на Катарину, а потом снова посмотрел на крестьянина.
– Ты женат?
Пирс снова сглотнул и кивнул, потупив глаза.
– А где же вы пили? – спросила Катарина.
– В лесу, на полянке…
Катарина отвернулась, воздев очи горе, но Туан сохранил серьезное лицо.
– И что же случилось по дороге домой?
Пирс набрал полную грудь воздуха и, запинаясь, пристыжено поведал им все случившееся. Когда в его рассказе возникла слишком длинная пауза, король пробормотал:
– Эта тварь, должно быть, и в самом деле из пекла! Даже я испугался бы такой.
Ободренный такой репликой, Пирс кое-как довел рассказ до конца. Наконец он умолк и замер перед Их Величествами, опустив голову и все так же теребя шляпу.
В комнате для аудиенций воцарилась тишина. Король разглядывал свои сложенные руки, королева с жалостью смотрела на Пирса. Пирс украдкой покосился на королеву и снова уставился на свою измятую шляпу.
Король поднял голову.
– А потом стражники привели тебя к сэру Марису?
– Да, Ваше Величество, – кивнул Пирс. – Я пошел бы за ними куда угодно.
– Еще бы, – кивнул Туан и снова погрузился в раздумья.
На этот раз молчание нарушила Катарина.
– Вы выпили много эля? И рассказывали о привидениях и духах?
Пирс замялся.
– Говори правду! – приказала она.
– Насчет выпивки – да, – признался туляка весьма неохотно, – а вот насчет духов…
– О чем тогда вы говорили?
Пирс судорожно глотнул.
– О женщинах? – поднял глаза Туан. Пирс только кивнул.
– Ладно, все равно вы выпили и крепко. А стражники тоже видели привидение? – тут Туан посмотрел на сэра Мариса.
– Да, Ваше Величество.
– Должно быть, и жители окрестных домов тоже, – поджал тубы Туан. – Не сомневаюсь, эта новость уже облетела весь город. Нет ли сомнений в этих стражниках?
– Нет, Ваше Величество. Все надежные люди, все были трезвые. Все четверо описали призрака одинаково и рассказали одну и ту же историю.
– Значит, он был настоящий, насколько может быть настоящим призрак, – кивнул Туан. – Благодарю тебя, Пирс.
С этими словами он вынул из кошеля золотой и бросил крестьянину.
Пирс поймал монету, разглядел ее и разинул рот.
– Поблагодари своего святого, что спас тебе жизнь, – резко добавила Катарина. – И впредь по вечерам сиди дома, с женой.
– Слушаюсь, Ваше Величество, – забормотал Пирс, почтительно кланяясь. – Слушаюсь…
– То-то же. А теперь отправляйся прямиком домой и никуда не сворачивай!
Крестьянин снова поклонился и торопливо шмыгнул прочь, подальше от наводящих ужас суверенов.
В комнате снова наступила тишина. Король смотрел на пламя в очаге, королева смотрела на короля, а сенешаль уставился на короля с королевой.
Наконец Туан повернулся к сэру Марису.
– Ты поступил правильно, что сразу же привел этого человека сюда.
Сэр Марис поклонился.
– А сколько было других, – продолжал Туан, – о которых ты не доложил нам?
Сэр Марис застыл, не успев поднять голову. Затем медленно выпрямился.
– Три, Ваше Величество. Одна – старая дева, божившаяся, что ее хотел совратить дух крестьянина, и только оказавшиеся под рукой четки спасли ее, еще один – бондарь, который влил в себя столько пива, что стал похож на один из собственных бочонков. И третий, простой мальчишка, который клялся, что за ним гналась пука, заколдованный светящийся конь, который отстал, только когда показались городские огни.
– И кроме них этих призраков никто не видел?
– Да, и… – замялся сенешаль.
– И у тебя были причины не верить, что все эти призраки являлись им на самом деле, – ядовито усмехнулась королева.
– Так, Ваше Величество.
– Никогда не бойся быть с нами откровенным, сэр Марис, – начал Туан, надеясь, что эти мягкие слова предупредят Катарину, явно собиравшуюся отчитать старого рыцаря – и попутно отбросить сказанное им, как бредни. – Но в этот раз призрака видели и другие.
– Многие, Ваше Величество, – и слышали тоже. Туан кивнул.
– С этого часа ты будешь сообщать нам обо всех таких случаях, даже если это окажутся не больше, чем простые бредни выживших из ума старух. Мы благодарим тебя, сэр Марис. Доброй ночи.
Старый рыцарь кивнул и ретировался за дверь.
Туан еще несколько минут сидел неподвижно, накрыв ладонью руку Катарины на его плече. Наконец он прошептал:
– В Раннимеде никогда не водилось нечистой силы, милая моя.
– Никогда, – ответила Катарина очень тихо, почти неслышно. – Что за напасть обрушилась на нас, милорд?
– Что за напасть? – повторил он. – И кто тому виной?
Глава одиннадцатая
– О нет, милорд, – возразила баронесса Реддеринг, – когда старый Адам принес нам эту новость, мы были весьма… встревожены.
– Адам? – недоуменно посмотрел на нее архиепископ. – Разве не брат Феликс поведал вам об этом?
– Нет, не он, – удивленно подняла взгляд баронесса. – Старый Адам.
– Вот как? – архиепископ повернулся к старику. – А откуда ты узнал об этом, Адам?
– От брата Феликса, милорд, как только он вошел в ворота, – ответил Адам с мрачным удовлетворением. – Он хотел было промолчать, но я не отставал до тех пор, пока он не выдержал и не рассказал.
– Что ж, его трудно обвинить, – вздохнул архиепископ. Он прекрасно помнил назойливость старого Адама. Но раздражение осталось. – Могу поклясться, что скрыть от тебя тайну сможет только такой же надоеда, как и ты. Но почему тогда он не передал эту весть Ее Милости?
– А я его тут же отправил восвояси, – еле заметно усмехнулся Адам. – Уж теперь-то в нем не было никакой нужды, я и сам мог все сообщить Ее Милости.
– Адам! – охнула шокированная баронесса. Архиепископ только покачал головой.
– А мой приказ, отданный ему, для тебя ничего не значил? Вижу, что нет.
Старый Адам собрался было ответить, но баронесса успела перебить его.
– Хватит, Адам, ты можешь идти, – и взмахнула рукой, отсылая его прочь. – Чтобы сопровождать меня в присутствии милорда аб… ах, архиепископа, вполне хватит и моей внучки, – она слегка покраснела, учтиво наклонив голову в сторону архиепископа.
– Как будет угодно вашей светлости, – проворчал Адам и поплелся к дверям.
Архиепископ с улыбкой вернул поклон.
– Благодарю вас, леди, за то, что не забываете мой новый титул.
– Вы должны дать отставку старику Адаму, – обратилась к бабушке леди Мэйроуз. – Отправьте его в какую-нибудь деревеньку подальше, и пусть доживает там свои дни. Он совсем выжил из ума, порой он становится таким несносным, что я еле сдерживаюсь, чтобы не накричать на него!
– Толку от этого будет ни на грош, – заметил архиепископ, – он просто не обратит внимания. Это не старость сделала его таким. Двадцать лет назад, когда я был еще капелланом, он уже был таким въедливым.
– Тогда хвала Небесам, что я родилась не в этом доме, – съязвила леди. При этих словах тень скользнула по лицу баронессы, и архиепископ поторопился отвлечь ее от воспоминаний о тех обстоятельствах, при которых ее покинул сын, и о женщине, что послужила причиной этого.
– Миледи, почему же эта новость о моем новом титуле так удивила вас? Я ведь заблаговременно поведал вам о том, что у меня на уме?
– О! Одно дело – говорить об этом, милорд, и совсем другое – услышать, что все уже свершилось, – баронесса, кажется, до сих пор была взволнована. – И в вашем обращении говорилось еще о том, что король и королева должны руководствоваться велениями Церкви.
– Он и об этом говорил, бабушка, – напомнила леди Мэйроуз.
– Говорить-то мы говорили, но я не думала, что Его Све… Его Святейшество объявит об этом во всеуслышание.
– Я не мог поступить иначе, объявляя о своем новом титуле, – лицо новоявленного архиепископа посуровело. – Ибо власть короля – от Бога, а клирики – глас Божий среди людей.
– Но король с королевой ответят вам, что власть им досталась не от Бога, что власть завоевали их предки, – возразила баронесса.
– Это не так! Ибо они называют себя монархами «милостию Божией»! И герольды возвещают эти слова впереди королевских процессий, и в каждом королевском указе!
– Вот именно, леди Мэйроуз, вот именно, – кивнул архиепископ, одарив ее теплым взглядом. – И если они – монархи милостию Божией, то и их владения должны быть владениями Господа – а раз так, то слуги Господни должны направлять их.
– Я не сомневаюсь в ваших словах, – быстро ответила баронесса. – Ибо кто я такая, простая мирянка, чтобы оспаривать слова архиепископа?
Глаза леди Мэйроуз сверкнули, но она промолчала.
– И я знаю, что вы правы в том, что отделяете нашу Церковь от Римской, – продолжала баронесса, протянув было свою руку, чтобы взять под руку архиепископа. Однако ее ладонь задержалась, а потом и вовсе вернулась на место.
– И потому вы должны быть архиепископом, – заключила она, – и с этим я согласна, и я ничуть не сомневаюсь в том, что вы поступаете правильно, объявляя, что король и королева должны повиноваться вам. Но должна признаться, – тут она слегка покраснела, – что я больше верю отцу Уиддекомбу, чем его доктринам.
– То есть вы верите в них лишь потому, что отец Уиддекомб считает их истинными? – улыбка архиепископа потеплела, но сквозь нее просвечивала тень разочарования. – Должен предостеречь, моя духовная дочь, – не гордыня ли кроется за твоей верностью?
Баронесса покраснела и опустила глаза. Леди Мэйроуз ехидно усмехнулась:
– Нисколько, милорд! Она только и делает, что с утра до вечера возносит хвалу и радуется, сколь чудесно, что аббат, а ныне архиепископ, – ее духовник!
– Я так и думал, – архиепископ самодовольно ухмыльнулся. – Должен признаться, что эти слова согрели меня. Тем паче, дочь моя, гони прочь от себя грех гордыни.
– Я отдаю этому все силы, святой отец, – отозвалась баронесса, не поднимая глаз.
– А вы, леди Мэйроуз?
– Должна признаться, что тоже отчасти виновна в грехе, о котором говорила моя бабушка, – улыбнулась в ответ леди Мэйроуз. – Но ах! Я так горда вами, святой отец, вашей отвагой и проницательностью, с какими вы решились порвать с Римом!
– В самом деле? – архиепископ, кажется, был удивлен.
– Да, и более того! Папа Римский слеп, если не видит, сколь ужасному поруганию подвергает его власть король! Как! Неужели Их Величества превратят благородную знать в холопов, потакающих любым их капризам?
– Хорошо сказано, – баронесса посмотрела на внучку с гордостью, но и с печалью. – Однако должна сказать, что твои слова изумляют меня. Помня о…
Тут она замолкла, словно спохватившись.
– Помня о безумии моих родителей? Ну же, бабушка! Да, в глубине души они оба – добрые люди, но их взгляды – предательство благородной крови! Как они могут мириться с тем, что закончится их крушением? Не понимаю – и еще больше не понимаю, как они могут не думать о своей дочери, которую их безропотность оставит нищей! – и леди Мэйроуз кинула на архиепископа пламенный взгляд. – А Рим лишь потворствует и попустительствует Короне, а значит, и упадку знати! Нет, милорд, я не вижу в Папе ни зернышка праведности! И хвала Небесам, что вы отправили его восвояси!
– Ну, может быть, сказано несколько резко, – усмехнулся архиепископ, – но такова была необходимость.
– Ах, как вы отважны, как сильны! – прожгла его взглядом леди Мэйроуз. – И как мудры! Один вы поняли, что лишь мудрая рука Церкви приведет народ Греймари к счастью! Судите сами – королевское войско, спеша поскорее истребить всех, кто противится воле Их Величеств, лишь вытаптывает посевы, а их судьи только и знают, что жестоко наказывать несчастных, которые всего-то и хотели добыть себе на хлеб! А теперь, говорят, эти надменные владыки поговаривают о том, чтобы вырвать у людей из горла последний кусок королевскими налогами, помимо тех, что взимают их хозяева!
Правду сказать, она этого не слышала. Более того, теперь от знати не требовалось отправлять королю налоги, и ожидалось, что они соответственно снизят свои собственные.
– Это всего лишь слухи, – пробормотала баронесса.
– Слухи не без оснований, не сомневаюсь. Они сделают и это, и гораздо худшее, и ни один не скажет им: «Нет!» Должен был найтись человек, что прикажет этим коронованным хищникам: «Довольно!» И кто же сможет это, кроме Церкви?
– Вы вдыхаете в меня новые силы, леди Мэйроуз, – не сводил с нее глаз архиепископ. – Должен признаться, я уж начал сомневаться в правильности моего курса.
– Нет-нет! – воскликнула она. – О наш духовный повелитель! Не отступайте, не сдавайтесь, не поступитесь ни малой толикой того, что вы уже совершили! Нет, вы должны быть стойким, а если понадобится – то и призвать против них все силы, какие только возможно! Ибо никто не сможет спасти крестьян, кроме Церкви – и ваша благая воля направит сильную руку Короны так, чтобы облегчить участь всех бедняков, не обирая господ, и не низводя их до положения черни!
Заслушавшийся архиепископ все сильнее и сильнее кивал головой.
– Именно так, именно так я и думал в глубине души! Но что вы ответите тому, кто спросит – где взять столько золота, чтобы у крестьян были и крепкие дома, и добрая одежда?
– А деньги, отнятые из загребущих лап Короны! Да если бы даже малая часть дани, которую должен уплатить каждый из лордов, если бы малая часть осталась для его приходской церкви, и того бы хватило!
– Конечно, конечно, – закивал архиепископ. Сейчас он уже не видел перед собой ничего, кроме леди Мэйроуз. – А как, как вы думаете, что бы вы сказали сим надменным владыкам, которые поставили предел нашим духовным полномочиям?
– Я объявила бы их павшими и грешниками! – не задумываясь, ответила наследница баронессы. – Я бы выставила их перед всем миром на посмешище, как гордецов и сребролюбцев! Я объявила бы их отступившими от веры и преступниками перед лицом Божьим! И я бы призвала всех истинно праведных лордов, со всей их ратью, если потребуется, и силой оружия преподала бы этим надменным монархам должный урок.
– Если вы на это готовы, – прошептал архиепископ, так и не сводя с нее глаз, – то у вас воистину пламенное сердце и праведная душа, постыдившая бы многих святых.
Забытая всеми баронесса явно не поверила его словам.
* * *
Бром О'Берин в раннимедском замке имел собственные покои, и он усердно делал вид, что и в самом деле там живет. В конце концов, не стоило обижать Их Величества в лучших чувствах, и потому он и в самом деле пользовался своими комнатами по мере надобности – например, для того, чтобы выслушивать донесения лазутчиков, причем не только эльфов. И конечно, для встреч с Верховным Чародеем.
Впрочем, на этот раз перед ним стоял именно эльф, со знанием дела качающий головой.
– Это и в самом деле оказался баньши, мой грозный лорд! В замке маркиза Д'Арригато.
– Неделю назад, говоришь? – переспросил Бром. Эльф кивнул, а Бром задумчиво продолжил:
– И никто в этом замке не умер…
Эльф снова кивнул:
– Я еще ни разу не слышал, чтобы баньши ошибались. Кроме того, что бродил по стенам замка здесь, в Раннимеде, четырнадцать лет назад.
– Ну, про этого-то мы знаем, а? – усмехнулся Род. Вышеупомянутый баньши был всего лишь голографической записью, включавшейся дистанционным управлением.
– Угу, – эльф прищурился. – Тот баньши был даже не из рода Плантагенетов.
– У ихнего баньши тоже было немало поводов показать себя. Впрочем, может быть, он просто выдохся. В этой семье случилось слишком много смертей.
– Такова цена рождений, – вздохнул эльф.
– Но платить ее нужно не раньше, чем подойдет срок, – поворчал Бром, – а те уроды, которых ты видел, ничуть не реальнее болотных призраков.
– Я знавал многих болотных призраков, Ваше Величество, – обиженно выпрямился эльф, – и они были весьма приятными существами, почти все.
Род от всей души понадеялся, что ему не придется встретиться с теми из них, кто был «почти».
– А остальные чудища, о которых ты слышал, все были ненастоящими?
– Те, которых видели эльфы, – да, – ответил эльф. – Про тех, о которых рассказывали смертные, мы не можем ничего сказать.
– Но и они, наверное, были только бутафорией, – проворчал Бром. – Когда их появляется сразу целая орава, наверняка все они одного покроя.
– А если они ненастоящие, то, стало быть, их создали люди, – кивнул Род. – Я не рассказывал вам о том эспере-шпионе, которого почувствовала Корделия, нет?
– И мальчишки тоже? Да, рассказывал, – Бром проявлял к детям Гэллоугласа особый интерес. – Ты еще тогда сказал, это знак того, что аббат – который сейчас зовет себя архиепископом – заморочил голову кому-то из колдунов, чтобы те ему помогали.
«Обобщение при недостатке данных», – вздохнул голос Фесса в передатчике, имплантированном у Рода за ухом. Род, не обращая внимания на лошадиные подсказки, твердо ответил Брому:
– Я и до сих пор так думаю, хотя это кажется и немыслимым союзом. В конце концов, когда начинается охота на ведьм, впереди толпы всегда идут монахи.
– Далеко не всегда, – возразил эльф-лазутчик. – Чаще всего «Ату его, ату!» кричат самозваные святоши.
– Тоже верно. И все же человек, рвущийся к власти, может объединиться с кем угодно, – подытожил Бром. – И как бы ты разделался с ними, Лорд Чародей?
– Излечил бы подобное подобным. Никаких монахов – послал бы против других колдунов.
– И я так думаю, – кивнул Бром. – Я посоветую Их Величествам предупредить Королевский Ковен, чтобы те ожидали появления в окрестностях новых чудовищ и немедля избавлялись от них.
– В общем-то, мы уже сделали это. Только не предупреждали Их Величества. Вот ты этим и займись, а я снова двинусь в путь. Может быть, мне удастся найти предводителя этих колдунов и привезти его сюда.
– Вот так всегда, – возмущенно покосился на него Бром. – Пойдешь шляться по дорогам вместо того, чтобы принять на себя бремя ответственности.
– Моя совесть это выдержит, – ухмыльнулся Род. – И потом, единственный, кроме меня, кто сможет найти предводителя эсперов, это Гвен. Тебе бы не хотелось, чтобы она в одиночестве разгуливала по дорогам, правда?
Брому оставалось только негодующе воззриться на него. Гвен была его дочерью, хотя об этом знали только он и Род. Он скорее бы позволил сжечь себя заживо, чем допустил бы, чтобы с ней что-то случилось.
– Ты бьешь ниже пояса, лорд Чародей!
– Угу. Здорово, правда? И потом, если меня не будет под рукой, может быть, до Туана и Катарины наконец дойдет, что Гвен справится с любыми неприятностями, которые у них возникнут, ничуть не хуже меня.
– Ничуть… – проворчал Бром. – Я не желаю, чтобы она ввязывалась в битву!
– Что не помешало ей несколько раз тебя ослушаться. Да знаю, знаю, ты куда охотнее пожертвуешь мной, чем ею. Что ж, Бром О'Берин! Посмотрим, приду ли я на твою следующую Дикую Охоту!
– Скорее она придет к тебе, – рыкнул Бром, – хотя слово «придет», может быть, не самое точное. Ну ладно, выметайся отсюда! Дорога – лучшее место для таких конокрадов!
* * *
– Конокрадов, конокрадов… А свою-то кобылку проморгал, – Род подтянул Фессу подпругу. – Иногда мне кажется, что старый эльф и в самом деле любит меня.
– Просто добрая дружба, – успокоил его Фесс. – Вы делили вместе немало забот и радостей.
– Ты имеешь в виду детишек? Да, когда удается, мы приглашаем его отужинать с нами, – тут Роду в голову пришла неожиданная мысль, и он озабоченно нахмурился. – Послушай, а ведь если бы дети не почуяли этого эспера-шпиона, я бы так и не сложил два и два. А оказалось, что на стороне архиепископа работает целая организация эсперов.
– Но кто же еще… Снимаю вопрос. В этой стране может быть случиться все, что угодно.
– Вот именно, – кивнул Род. – Старые бабули могут лепить всяких страшилищ из ведьмина мха, даже не подозревая, что они – проективные телепаты, в полной уверенности, что просто рассказали внукам сказочку на ночь. Или девушке приснился кошмар, и она, сама того не ведая, проецирует его в сознание других людей.
– И все-таки, Род, вероятность возникновения столь значительного числа феноменов за столь короткий срок…
– Подозрительные действия – вражеские действия. Все правильно, – помрачнел Род. – И хуже всего, что это происходит по всей стране, в каждом герцогстве, графстве, в каждом приходе. Эльфы собрали длиннющий список.
Он потряс головой.
– Нет, когда столько эсперов воюют на стороне аббата, кто-то непременно должен ими командовать. Против нас сражается целая организация, а не просто кучка одиночек, наслушавшихся проповедей приходских попов.
– И вот еще, Род… Ты не самый крупный знаток тонкостей псионики, – деликатно заметил Фесс.
– Хочешь сказать, мне понадобится эксперт? – огрызнулся Род. – Я не знаю никого лучше, кроме…
Тут он осекся. Фесс тактично хранил молчание. Пауза затянулась на столько тактов, что Род наконец решился.
– Ну ладно!
Он бросил поводья и выбежал из стойла с криком:
– Корделия! Собирайся!
* * *
– И вот каков их ответ! – брат Альфонсо припечатал свиток к столу. – У них не хватило вежливости, даже чтобы прислать это вам личным посланием! Пришлось тайком получить список от королевского клерка, нашего дьякона!
– Ты прав, – новый архиепископ мрачно уставился в камин. – Вопиющее нарушение приличий.
Ни один из них даже не вспомнил о собственном промахе – король и королева тоже не получали известия о том, что аббат сам себя произвел в архиепископы. Приходские священники просто объявили об этом пастве с кафедр.
– Это нас совсем не устраивает, милорд, – возмущался брат Альфонсо. – Это заявление, что, мол, Корона правит, а вопросы Веры, так и быть, пускай остаются за Церковью, не говорит ничего нового!
– Да, ничего, что не было бы сказано прежде, – тяжело кивнул архиепископ. – Он не уступил ни дюйма.
– Мы тоже не отступим! – вскричал брат Альфонсо. – Это не ответ! Как, милорд! Неужели вы примиритесь с этим?
– Ну уж нет! Король должен высказаться открыто! И мы должны найти способ подтолкнуть его!
– Подтолкнуть? – возмущенно переспросил брат Альфонсо. – Нет, милорд! Вы должны потребовать! Не позволяйте ему так издеваться над вами!
– Требовать? – вскинул голову аббат. – О чем ты, брат Альфонсо? Подданному не подобает требовать у своего суверена!
Тут до аббата дошел смысл сказанного им, и глаза его слегка расширились.
– Подданному, как же! – ехидно фыркнул Альфонсо. – Архиепископ – подданный короля! Никак нет, милорд! Вы – Первое сословие, а он – Второе. Или вы скажете, что слуги Господни носят это звание просто так?
– Нет, не скажу, и ты это прекрасно знаешь, – архиепископ отвернулся, переплетя пальцы так, что костяшки побелели. – Мы – Первое сословие, потому что мы ближе к Господу, самые праведные и потому наиболее заслуживающие уважения. Но и знать, брат Альфонсо, зовется Вторым сословием потому, что они заботятся о телах наших братьев во Христе точно так же, как Первое сословие печется об их душах.
– Но душа важнее, чем тело, – напомнил брат Альфонсо, – и потому Первое сословие выше Второго.
– И потому Второе должно подчиняться Первому. Да-да, я понимаю, – и архиепископ опустил подбородок на руки, глядя в огонь.
– Ну вот, милорд. Вы потребовали лишь того, что давно пора было потребовать. И если король не признает превосходства Святой Матери Церкви, разве он не идет против слова Господня?
– Что ты сказал? – задумчиво нахмурившись, обернулся к нему архиепископ.
– Я всего лишь предложил вам приманку, на которую может клюнуть этот надменный монарх. Тогда он покажет свое истинное лицо. Подумайте только, милорд, – разве Греймарийская Церковь – не Истинная Церковь?
– Ты прекрасно знаешь, что это так!
– Тогда как назвать человека, который отрекся от нее?
Архиепископ помолчал, не сводя с собеседника расширившихся глаз. Потом медленно покачал головой.
– Ты прав, брат Альфонсо. Он еретик.
* * *
– Чего тебе? – нахмурился выглянувший сквозь кованую решетку ворот монах.
Монастырский страж глядел с явным подозрением, но Хобан ответил открыто:
– Я испытываю тягу к святой жизни.
Какое-то время монах смотрел на него, потом отодвинул засов и приоткрыл створку.
– Входи. Брат Майлз!
Хобан вошел внутрь и увидел второго монаха, сидящего у стены, уткнувшись в молитвенник. Монах поднял голову, сунул молитвенник в рукав и поднялся, вопросительно глядя на них.
– Отведи этого доброго человека к наставнику послушников, – продолжал привратник.
Брат Майлз кивнул и махнул Хобану рукой – пошли, мол.
Провожатый привел молодого крестьянина в небольшой дом, стоявший недалеко от ворот, в пустую комнату с парой жестких стульев с прямой спинкой и несколькими отощавшими физиономиями святых, глядевших с голых, беленых стен.
– Садись, – кивнул он и исчез.
Хобан с любопытством огляделся по сторонам, немного испуганный почти безжизненной чистотой комнаты. Но понемногу напряжение спадало, несмотря на фальшивый повод, под коим он проник сюда, и даже эти стены стали казаться не такими уж безжизненными, а просто чистыми. Когда появился наставник послушников, Хобан чувствовал такой душевный покой, что даже позабыл о своей миссии.
– Благослови тебя Бог, – с этими словами наставник уселся напротив. Он был высокий, тощий, со впалыми щеками и слегка смахивал на пойнтера, настороженно замершего при виде фазана.
– Как твое имя?
– Меня зовут Хобан, – встал лазутчик.
– Сиди, сиди, – помахал рукой священник. – Я отец Ригори. Так ты думаешь, что призван служить Господу?
– По-моему, да, святой отец, – к собственному изумлению, Хобан понял, что говорит правду. – Откуда мне знать наверное?
– Проживешь несколько месяцев среди нас, узнаешь, славный юноша, – тут глаза мастера блеснули. – Но скажи мне, что привело тебя к такой мысли?
С толикой стыда Хобан припомнил, как его брат Анно впервые навестил семью, только-только став монахом, с какой завистью он смотрел на брата, как думал, а не оставить ли и ему мирскую суету.
– Мой брат, святой отец. Когда он впервые навестил дом, покинув эти святые стены, я подумал, что, может быть, мне тоже стоит избрать этот путь.
– Так у тебя здесь брат? – ухватился за его слова наставник.
– Да, святой отец. Его зовут Анно, мы из деревни Флэморн.
– Я знаю его, – по лицу монаха скользнуло сомнение. – Он здесь уже два года, сейчас он дьякон. Не пройдет и года, как он отправится служить в приход. А почему же ты так долго решался?
– Ах, святой отец! – повесил голову Хобан. – Я всего-навсего простой работяга с крепкими руками, и вовсе не такой головастый, как мой брат.
– Это верно, тебе придется научиться многому, – кивнул наставник, – но усердие и вера здесь значат куда больше, чем зубрежка. Ибо в конце концов Господь наш печется о твоей душе, твоей вере и твоем милосердии. Людская премудрость для Него ничто, но те, кто пасет овец Его, должны знать Слово Господне.
– Я хочу учиться, – с жаром ответил Хобан.
– И этого довольно, – кивнул отец Ригори. – Лишь усердие и вера смогут вдолбить в твою голову те истины, которые ты должен знать.
Монах поднялся.
– Я мог бы рассказать тебе о нашей жизни куда больше, славный Хобан, но думаю, что об этом позаботится твой брат. Пойдем. С этой минуты ты – послушник среди нас. Я отведу тебя к Анно.
Он направился к двери, Хобан – следом. Сердце чуть не выскакивало из груди от мысли, что сейчас он увидит своего брата. О королевском задании и о лорде Чародее он даже не вспомнил.
Подождав совсем немного, он увидел Анно.
– Эге-гей, братец! – хлопнул тот Хобана по плечу. – Ты так соскучился по мне, что решил пойти за мной даже в монастырь?
– Пока он твой, – кивнул отец Ригори. Наставник вынул из-за пазухи красно-оранжевый сверток и положил его на койку. – Переодень его, брат Анно, и покажи все, что должен знать послушник.
– Он уже, должно быть, видел поля, святой отец, когда подходил к монастырю!
– Твой юмор радует всю обитель, брат Анно, – улыбнулся отец Ригори, повернувшись к двери. – Нет, покажи ему и то, что он еще должен увидеть. Аббатство ты знаешь.
– Когда мне сказали, что ты пришел сюда, я уронил челюсть вместе с мотыгой, – Анно взял оранжевый сверток и встряхнул его – это оказалась ряса. – Сбрасывай свои тряпки, брат, и облачайся в одежды нашего Ордена! Что это на тебя накатило, братец? Или девушкам надоели твои крепкие руки и жаркое дыхание?