Текст книги "Самый глупый ангел"

Автор книги: Кристофер Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Таким образом обчуваченный, закадровый голос убавил рвения:

– Тогда – палец! Отсеченный перст Малютки Воительницы…

– И не надейся, – ответила Молли.

– Значит, локон! Нигготу потребна…

– Я собиралась зажечь свечу – как символ того, что вверяю себя своей высшей силе. – И чтобы подтвердить искренность намерений, Молли взяла дешевую зажигалку и запалила одну из ароматизированных свечек, которые держала на подносе в центре кофейного столика.

– Тогда сопливый «клинекс»! – не унимался закадровый голос.

Но Молли уже перешла к четвертому шагу.

– «Проведи полную и бесстрашную духовную инвентаризацию себя». Понятия не имею, что это значит.

– Ну пусть меня выебет в ухо слепая мартышка, если я въехал,– подтвердил закадровый голос.

Молли решила, что даже признавать поддержку с этого фланга будет слишком роскошно. В конце концов, если шаги из книжки помогут – а надежда на это была, – закадровому голосу вообще недолго осталось. И она принялась лихорадочно перелистывать брошюрку в поисках разъяснений.

По дальнейшем чтении выяснилось, что нужно составить список всего, что не так с твоим характером.

– Впиши, что ты совсем с катушек слетела,– подсказал закадровый голос.

– Есть! – сказала Молли.

И тут же заметила, что книжка рекомендует еще составить список того, что терпеть не можешь. Молли не совсем понимала, как это ей пригодится, но за пятнадцать минут заполнила три страницы всевозможными обидами, включая обоих родителей, Налоговое управление США, алгебру, преждевременные эякуляции, добрых домохозяек, французские автомобили, итальянские чемоданы, юристов, упаковки компакт-дисков, тесты на коэффициент интеллекта и того задрота, который на коробках воздушной кукурузы написал предупреждение: «Осторожно: при нагревании содержимое может оказаться горячим».

После чего остановилась перевести дух. Когда она перешла к Шагу Пять, двор осветился лучами фар. Они замерли на фасаде хижины. Тео вернулся домой.

– «Шаг Пять, – читала Молли. – Исповедуйся своей высшей силе и другому человеку в точной природе своих заблуждений».

Едва Тео шагнул в хижину, Молли развернулась к нему со сломанным палашом в руке. За спиной у нее горела коричная свеча, зажженная в честь Ниггота, Бога Червей.

– Исповедуюсь! – выкрикнула она. – Я не платила налоги с девяносто пятого по двухтысячный год, питалась радиоактивной плотью мутантов и презираю тебя, как никого на этом свете, за то, что ты не присаживаешься на корточки, когда писаешь!

– Привет, милая, – сказал Тео.

– Заткнись, подбабок! – ответила Малютка Воительница.

– Стало быть, никто мне «вольво» не вымоет?

– Тихо! Я тут исповедуюсь, неблагодарный.

– Вот это дух!– сказал закадровый голос.

Глава 7
Утро настало

Наступило утро среды за три дня до Рождества, когда Лена Маркес проснулась и обнаружила в своей постели чужого мужчину. Зазвонил телефон, и парень с нею рядом тихонько застонал. Его отчасти накрывала простыня, однако Лена была довольно-таки уверена, что он голый.

– Алло, – сказала она в трубку. И на всякий случай приподняла простыню. Да, голый.

– Лена перед самым Рождеством обещали ураган а мы собирались чтобы Мэвис устроила барбекю на Одинокое Рождество но если будет дождь она не сможет а я вчера вечером наорала на Тео и два часа потом шлялась по темноте а он наверное думает что я сошла с ума и может тебе интересно что вчера вечером Дейл не вернулся домой а его новая… э-э другая… э-эта женщина с которой он живет в панике позвонила Тео и он…

– Молли?

– Да, привет, как дела?

Лена бросила взгляд на часы у кровати, потом – на голого мужчину рядом.

– Молли, сейчас шесть тридцать.

– Спасибо. Тут шестьдесят семь градусов. Мне видно термометр за окном.

– Что случилось?

– Я же тебе говорю: будет буря. Тео сомневается рассудке. Пропал Дейл.

Такер Кейс перекатился на другой бок. Несмотря на полусонное состояние, он, похоже, был готов к бою.

– Ты только посмотри, – подумала Лена, а затем поняла, что сказала это в трубку.

– Что? – переспросила Молли.

Так открыл глаза и улыбнулся Лене, после чего скользнул за ее взглядом южнее. Он потянул простыню у нее из рук и прикрылся.

– Это не из-за тебя. Мне нужно пописать.

– Извини, – сказала Лена, быстро натягивая простыню себе на голову.

Последний раз она волновалась из-за этого очень давно, только вдруг вспомнила сейчас статью в каком-то журнале, где советовали не показываться мужчине с утра, если вы не знакомы с ним по меньшей мере три недели.

– Кто у тебя? – спросила Молли.

Лена проделала в простыне тоннель для глаз и выглянула наружу. Такер Кейс вставал с постели, совершенно не смущаясь, совершенно голый, и агрегат вел его в ванную, покачиваясь впереди, как прут лозоходца. Лена сразу поймала себя на том, что у нее всегда найдутся резоны презирать мужские особи своего биологического вида и отсутствие смущения в их список непременно войдет.

– Никто, – сказала она в телефон.

– Лена, ты же не спала опять со своим бывшим? Скажи мне, что ты в постели не с Дейлом.

– Я в постели не с Дейлом.

И тут вся минувшая ночь накатила на Лену, и ей показалось, что ее сейчас вырвет. Такер Кейс на некоторое время заставил ее обо всем забыть. Ладно, допустим, от мужчин бывает какая-то польза, но тревога вернулась. Она убила Дейла. Она сядет в тюрьму. Но необходимо делать вид, будто она ничего не знает.

– Что ты сказала про Дейла, Молли?

– С кем ты в постели?

– Черт побери, Молли, да что случилось с Дейлом? – Хоть бы это прозвучало убедительно.

– Не знаю. Позвонила его новая подружка и сказала, что он не вернулся домой после рождественской вечеринки «оленей». Я просто подумала, что ты должна об этом знать, понимаешь, вдруг что-нибудь плохое случилось.

– Да с ним все в порядке. Может, познакомился с какой-нибудь шлюшкой в «Пене дна» и охмурил ее своим пролетарским обаянием.

– Бэ-э, – сказала Молли. – Ой, извини. Слушай, Лена, сегодня утром в новостях сказали, что с Тихого океана движется ураган. У нас в этом году будет эль-ниньо. И надо что-то придумать с едой на Одинокое Рождество, не говоря уже о том, что делать со всеми, кто на него придет. Церквушка-то ужасно маленькая.

А Лена так и не придумала, что делать с Дейлом. Ей хотелось все рассказать Молли. Понять способна только она. Лена пару раз наблюдала Молли, когда у той бывали «срывы». Молли понимает про то, что выходит из-под контроля.

– Послушай, Молли, мне нужно…

– И я вчера вечером наорала на Тео. Очень гадко, Лена. Он уже давно так не срывался из дому. Похоже, я испохабила себе Рождество.

– Не говори глупостей, Мол, ты на такое не способна. Тео все понимает. – Что означало: Он знает, что ты чокнутая, и все равно тебя любит.

В этот момент Такер Кейс вернулся в комнату, подобрал с пола брюки и принялся их натягивать.

– Мне надо покормить крылана, – объяснил он, наполовину вытащив из переднего кармана банан.

Лена скинула простыню с головы и попробовала придумать, что сказать. Так ухмыльнулся и вытащил банан целиком.

– О, ты думала, что я просто рад тебя видеть?

– Э-э… я… черт!

Так шагнул к ней и поцеловал в лоб.

– Я правда рад тебя видеть, – сказал он. – Но и крылана покормить нужно. Я сейчас вернусь.

И он вышел из комнаты как был – босиком и без рубашки. Ладно, может, и впрямь вернется.

– Лена, кто это? Рассказывай.

Она сообразила, что по-прежнему держит трубку в руке.

– Слушай, Молли, я тебе перезвоню, ладно? И на пятницу мы что-нибудь придумаем.

– Но мне же нужно извиниться…

– Я тебе позвоню.

Лена повесила трубку и сползла с кровати. Если не тормозить, она успеет умыться и чуточку накраситься, пока Такер на улице. Лена голышом заметалась по комнате – и тут почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Большое окно выходило на рощу, а поскольку спальня располагалась на втором этаже, Лена просыпалась будто в шалаше на дереве, но внутрь никто заглянуть не мог. Она развернулась к окну – снаружи, уцепившись за желоб водостока, висел гигантский крылан. И смотрел прямо на нее – нет, не просто смотрел, а оценивал. Лена стянула с кровати простыню и прикрылась.

– Иди жуй свой банан, – крикнула она.

Роберто облизнулся.

Были времена – крысиные года бонгов и кальянов, – когда Теофилус Кроу почти без зазрения совести мог утверждать, что сюрпризы ему не нравятся, что он разнообразию предпочитает рутину, неуверенности – предсказуемость, а ведомое – неведомому. А потом, несколько лет назад, распутывая последнее в Хвойной Бухте дело об убийстве, Тео познакомился с Молли Мичон, бывшей королевой низкобюджетного голубого экрана, влюбился в нее – и все изменилось. Тео нарушил одно из своих кардинальных правил: Никогда не ложись в постель с тем, кто безумнее тебя.И с тех пор он полюбил жизнь.

Они заключили маленький пакт: если он откажется от своих средств (дури), она не станет отказываться от своих (антипсихотиков) и, как следствие, обретет все его незамутненное внимание, а он в обмен получит лишь самые приятные аспекты личности Малютки Воительницы, в которую Молли временами перевоплощалась. Ему страшно нравилось ее общество и та периодическая странность, которую она привносила в его жизнь.

Но вчерашний вечер оказался чересчур. Когда Тео вошел в дом, ему хотелось… нет, необходимобыло поделиться этой дикой историей про блондина с Молли – единственной, кто мог бы ему поверить и не упрекнул бы в том, что он торчок, – а она выбрала именно этот момент, чтобы перейти в режим озлобленной психопатки. Вот он и вышел из завязки, и к тому времени, как вернулся в хижину, дури было выкурено столько, что хватило бы уложить в кому целый растаманский хор.

Не для этого он высаживал и выращивал свой пятак. Совсем не для этого. Не как в старину, когда он возделывал триумфальный садик для собственного потребления. Отнюдь, лесок семифутовых липких кронштейнов для макух, украшавших самую опушку их участка возле хижины, был чисто коммерческим предприятием. И ради очень благого дела. Во имя любви.

Хотя перспектива вернуться на экран удалялась в никуда, Молли все эти годы продолжала упражняться с палашом. Раздевшись до белья на полянке у хижины или в одном спортивном бюстгальтере и тренировочных штанах, она принимала стойку «к бою» перед воображаемым партнером и принималась кружиться, прыгать, парировать удары, делать выпады, рубить и кромсать до полного изнеможения. Помимо того что ритуал этот в ней поддерживал невероятно хорошую форму, он дарил ей счастье, и Тео был неимоверно доволен. Он даже подбил Молли заняться японским кэндо, и она, что не очень удивительно, преуспела – постоянно выигрывала поединки с противниками вдвое крупнее себя.

А это косвенным образом подвело Тео к мысли выращивать коноплю коммерчески – впервые в жизни. Он пробовал и другие способы, но банки с непреодолимым упрямством отказывались давать ему кредит размером почти в полугодовое жалованье – на приобретение самурайского меча. Ну, не именно самурайского, разумеется, а просто японского – древнего японского меча, сделанного мастером Хисакуни из Ямасиро в конце XIII века. Шестьдесят тысяч слоев высокоуглеродистой стали, идеально сбалансированных и острых как бритва даже восемьсот лет спустя. То была «таси», изогнутая кавалерийская сабля, длиннее и тяжелее традиционных «катан», которыми самураи пользовались в пеших боях. На тренировках Молли понравится ее вес – примерно такой же, как у театрального палаша, который она прихватила с собой на память о неудавшейся карьере в кино. Кроме того, она бы оценила, что меч настоящий, и Тео надеялся, что Молли поймет: так он хочет сказать ей, что любит все ее стороны, даже Малютку Воительницу (просто о некоторые стороны тереться приятнее). Завернутый в бархат «таси» был теперь спрятан в глубине верхней полки у Тео в чулане – там, где раньше хранилась коллекция бонгов и кальянов.

А деньги? Ну, один старый друг по обдолбанным дням, биг-сурский плантатор, ставший оптовиком, был крайне рад выплатить Тео аванс под будущий урожай. Предприятие задумывалось как чисто коммерческое: начал, закончил и никто не пострадает. Однако теперь Тео ехал на работу укуренный впервые за много лет и чуял шкурой: вслед за плохой ночью и день выдастся нехороший.

И тут позвонила Дейл-Пирсонова подружка/жена/что-то – и спуск в преисподнюю начался взаправду.

Тео выкупал глаза в визине, заехал в «Морской рассол: наживку, снасти и отборные вина» за большим кофе и только после этого направился домой к Лене Маркес искать ее бывшего мужа. Хотя из происшествия у «Экономичного гипермаркета» в понедельник и десятка подобных стычек в прошлом было ясно, что их взаимная нелюбовь граничила с ненавистью, это не останавливало парочку и она время от времени объединялась ради привычного послеразводного секса. Об этом Тео мог бы и не знать – но Лена и Молли были хорошими подругами, а женщины имеют привычку обсуждать такие штуки.

Лена жила в приятном двухэтажном доме а-ля «народные ремесла», стоявшем на половине акра сосновой рощи, которая выходила на одно из множества хвойнобухтинских пастбищ. Управляя недвижимостью, Лена такого дома себе, конечно, позволить бы не могла, но, с другой стороны, она мирилась с Дейлом Пирсоном пять лет брака и еще пять – после, поэтому хотя бы дом заслужила, думал Тео. Ему понравилось, как стучат его сапоги по веранде, пока он идет к двери, и он решил: надо бы им с Молли тоже веранду к хижине пристроить. Может, повесить ветряной колокольчик, качели, поставить небольшой обогреватель, чтобы можно было сидеть снаружи прохладными вечерами. И тут, чувствуя, как с другой стороны к двери приближаются шаги, он осознал, насколько полностью и совершенно спекся. И они поймут, что он спекся. И никакие количества визина или кофе не скроют того факта, что он спекся. Двадцать лет работы под кайфом ничем ему сейчас не помогут – у него ослабла хватка, он вышел из игры, глаз тигра налился кровью.

– Здравствуй, Тео, – сказала Лена, открывая дверь.

На ней была огромная мужская фуфайка и красные носки. Длинные черные волосы, обычно струившиеся по спине жидким атласом, теперь были собраны на затылке, и пучок их торчал из-за одного уха. Прическа после секса.

Тео помялся на крыльце, как пацан, готовый пригласить соседку на первое свидание.

– Извини, что я так рано, мне просто нужно узнать, не видела ли ты Дейла. После понедельника то есть?

Лена как бы замерцала в дверях – точно сейчас грохнется в обморок. Тео был уверен: это оттого, что он обдолбан.

– Нет, Тео. А что?

– Ну, э-э… позвонила Бетси и сказала, что Дейл не пришел ночевать. – (Бетси звали новую жену/подружку/что-то Дейла. Она много лет работала официанткой в «Кафе Г. Ф.» и заимела там известную репутацию своими романами с женатыми мужиками.) – Я просто… э-э… – Ну почему она его не перебьет? Ему не хотелось говорить вслух, что ему известно: Лена периодически сходится с Дейлом на сеансы совокупительной ненависти. Констеблю об этом знать не полагалось. – И вот я, э-э, хотел просто уточнить.

– Привет. Это кто? – За спиной Лены в проеме возник светловолосый парень без рубашки.

– О, слава богу. – Тео выдохнул. – Я Тео Кроу, городской констебль. – И он посмотрел на Лену, рассчитывая, что их познакомят.

– Это Такер… гм, Так.

Она понятия не имела, как его фамилия.

– Такер Кейс, – сказал Такер Кейс, обогнув Лену и протягивая руку. – Мне, наверное, следовало вам представиться раньше, поскольку мы работаем в одном бизнесе.

– И что это за бизнес? – Тео никогда не считал себя бизнесменом, но теперь, видимо, стал им.

– Я вожу на вертолете агентов Администрации по контролю за наркотиками, – ответил Такер. – Ну, знаете, – инфракрасная съемка, ищем садоводов и все такое.

Атас! Остановка сердца! Тревога! Пятьсот миллиграмм эпинефрина в перикардий! Мы теряем сигнал, коллеги! Атас!

– Приятно познакомиться, – сказал Тео, надеясь, что сердечного приступа по нему незаметно. – Простите, что побеспокоил. Я ушел. – Он отпустил руку Такера и двинулся прочь, изо всех сил думая: не иди обдолбанно, не иди обдолбанно – ради всего святого, как же мне удавалось все эти годы?

– Э-э, констебль? – окликнул его Так. – А вы чего заходили-то? Ай!

Тео обернулся. Лена только что двинула летчика по руке, судя по всему – довольно сильно, потому что руку тот растирал.

– Да, собственно… Просто вчера вечером один мужик не вернулся домой, и я подумал, что Лена может знать, где он. – Тео попытался пятиться от дома, но остановился, вспомнив, что может сверзиться с крыльца. И как он это объяснит Администрации по контролю за наркотиками?

– Вчера вечером? Да он еще даже не пропал без вести – ему до этого сколько? Двадцать четыре, сорок восемь часов? Ай! Черт, вот надо было? – Так схватился за плечо, куда Лена двинула его снова.

У нее, должно быть, против всех мужчин накопилось, подумал Тео.

Лена посмотрела на констебля и усмехнулась, точно ей за этот тычок стало стыдно.

– Тео, мне сегодня утром позвонила Молли и рассказала про Дейла. Я ей ответила, что не видела его. Она тебе разве не передала?

– Конечно. Конечно передала. Я просто, видишь ли, думал, ты что-нибудь знаешь. То есть твой друг, конечно, прав, Дейл не пропал без вести в официальном смысле еще примерно двенадцать часов, но город ведь маленький, а у меня, понятно, работа такая и все прочее.

– Спасибо, Тео.

Лена помахала ему на прощанье, хотя он стоял лишь в нескольких футах от нее и никуда не уходил. Летчик тоже махал – и улыбался. Тео не нравилось бывать вблизи от свеженьких любовников, которые только что трахнулись, – особенно если в его собственной любовной жизни все оставляет желать лучшего. Парочки выглядят самодовольными, хоть и не нарочно.

С потолка свешивалось что-то темное – там, где на их с Молли веранде висел бы ветряной колокольчик, если бы Тео только что не принес их благополучие в жертву поднявшему голову наркотическому чудовищу. Не может быть, что оно – то, на что похоже.

– Так, а… э-э… у вас это тут, похоже…

– Летучая мышь, – ответила Лена.

«Ёшкин дрын, – подумал Тео, – да она огромная».

– Летучая мышь, – повторил он. – Ну да. Конечно.

– Крылан, – уточнил Такер Кейс. – Из Микронезии.

– А, ну еще бы, – сказал Тео. Все равно нет такого места – Микронезия. Блондинчик мозг ему трахает. – Ну ладно, увидимся, ребятки.

– Не забудь про Одинокое Рождество в пятницу, – сказала Лена. – И привет Молли.

– Хор, – ответил Тео, забираясь в «вольво».

Он закрыл за собой дверцу. Пара зашла в дом.

Голова Тео упала на руль.

«Они все знают», – подумал он.

– Он все знает, – сказала Лена, бессильно прислонясь к входной двери.

– Он не знает ничего.

– Он умнее, чем кажется. Он знает.

– Не знает. И он на вид не тупица. Он на вид обдолбанный.

– Он не обдолбанный, он кипел подозрением.

– А тебе не кажется, что если бы он подозревал, то спросил бы тебя, где ты была вчера вечером?

– Так он же это сам увидел, когда ты вышел без рубашки, а я стояла тут такая… такая…

– Удовлетворенная?

– Нет, я хотела сказать – растрепанная. – Лена стукнула его по руке. – Господи, да приди же ты в себя.

– Ай. Ну и к чему это было теперь?

– У меня неприятности, – сказала Лена. – Мог бы меня хотя бы поддержать.

– Поддержать? Да я помог тебе спрятать тело. В некоторых странах это подразумевает соучастие.

Лена замахнулась снова, но успела сдержаться. Хотя кулак остался висеть наготове в воздухе – на всякий случай.

– Так он, по-твоему, ничего не заподозрил?

– Он даже не спросил, почему у тебя на веранде висит гигантский крылан. Он совершенно без понятия. Движется как автомат.

– А почемуу меня на веранде висит гигантский крылан?

– Входит в комплект. – Так ухмыльнулся и двинулся прочь.

Вот теперь Лена почувствовала себя полной дурой – стоять так, с кулаком наготове. Она сознавала свою полную непросветленность, тупость, глупость, неразвитость – все то, что подозревала только за другими. Лена зашла в спальню, где Такер уже надевал рубашку.

– Прости, что я тебя стукнула.

Он потер плечо.

– У тебя склонности. Спрятать твою лопату?

– Как ты можешь такое говорить? – Лена чуть было не ударила его снова, но затем – чтобы проявить большую развитость – просто его обняла. – Это был несчастный случай.

– Выпусти меня. Пора выслеживать плохих парней с вертолета, – ответил Такер, похлопав ее по попке.

– И крылана ты заберешь с собой, правда?

– Ты не хочешь с ним потусоваться?

– Не обижайся, но он у тебя жутковатый.

– Ты себе даже не представляешь, – ответил Так.

Глава 8
Праздник разбитых сердец

Рождественская Амнистия. Можно не общаться со старым другом, не отвечать на звонки, игнорировать электронную почту, не встречаться ни с кем глазами в «Экономичном гипермаркете», забывать о днях рождения, годовщинах и сборищах, а если и появитесь на праздники у кого-нибудь дома (с подарком), социальные условности обяжут хозяев вас простить и вести себя так, будто ничего не случилось. Приличия диктуют дружбе двигаться с этой точки дальше, не чувствуя за собой вины и угрызений совести. Если вы начали шахматную партию в октябре десять лет назад, теперь нужно только вспомнить, чей ход, – или зачем в промежутке вы продали шахматную доску и вместо нее купили «Икс-Бокс». (Слушайте, Рождественская Амнистия – изумительная штука, но отнюдь не переход в другое измерение. Законы пространства и времени по-прежнему работают, пусть вы избегаете своих друзей. Но даже не пробуйте ссылаться на расширение вселенной: типа, все хотел зайти, но их дом отъезжал все дальше и дальше. Не купятся. Просто скажите: «Извините, что не заходил. Веселого Рождества». И засветите подарок. Протокол Рождественской Амнистии потребует от вашего друга реплики: «Да все в порядке», и вас впустят без лишних слов. Так всегда делается.)

– Ну и где ты, к буйволу, пропадал? – спросил Гейб Фентон, открыв дверь и увидев своего старого друга Теофилуса Кроу на пороге с подарком. На Гейбе – сорокапятилетнем, приземистом и жилистом, небритом и слегка лысеющем – были одни хаки, в которых он, похоже, спал всю неделю.

– Веселого Рождества, Гейб, – ответил Тео, протягивая подарок с большим красным бантом. Вернее, даже не протягивая, а как бы помахивая коробкой взад-вперед, словно говоря: У меня тут для тебя подарок, поэтому не вздумай пилить меня за то, что я три года не звонил.

– Да, это мило, – сказал Гейб. – Но мог бы и позвонить.

– Извини. Я собирался, но ты был с Вэл, и я не хотел мешать.

– Она меня послала, знаешь? – Гейб встречался с единственным городским психиатром Вэлери Риордан уже несколько лет. Правда, минус последний месяц.

– Ага, слыхал. – А слыхал Тео, что Вэл захотела такого человека, кто чуть больше принадлежал бы человеческой культуре, чем Гейб.

Гейб Фентон был полевым биологом-бихевиористом – изучал диких грызунов или морских млекопитающих, в зависимости оттого, кто финансировал исследования. Он жил в небольшом государственном коттедже у маяка со стофунтовым черным лабрадором по имени Живодер.

– Слыхал? И все равно не позвонил?

Время уже подошло к полудню, и кайф у Тео почти выветрился, но в норму констебль еще не пришел. Парням же не следует жаловаться на отсутствие дружеской поддержки, если речь не идет о драке в баре или перетаскивании тяжестей. Это аномалия в поведении. Может, Гейбу и впрямь нужно больше времени проводить с людьми.

– Слушай, Гейб, я принес тебе подарок, – ответил Тео. – И посмотри, как мне рад Живодер.

Живодер в самом деле радовался Тео. Пес выталкивал Гейба из дверного проема, его мясистый хвост бил в открытую дверь, как в колбасный барабан войны. У Живодера Тео ассоциировался с гамбургерами и пиццей, а когда-то он даже считал констебля Аварийным Вспомогательным Кормильцем (поскольку Основным Кормильцем был все-таки Гейб).

– Ну, тогда, наверное, тебе следует войти, – сказал биолог и шагнул в сторону, освобождая проход. Живодер поздоровался, сунув нос Тео в промежность. – Я тут работаю, так что у меня легкий беспорядок.

Легкий беспорядок?Таким же преуменьшением было бы называть Батаанский марш смерти экскурсией на природу: похоже, всеми пожитками Гейба кто-то зарядил пушку и бабахнул из нее в комнату прямо сквозь стену. Грязное белье и посуда валялись на всех плоских поверхностях комнаты, за исключением рабочего стола – тот, если не считать крыс, был безупречен.

– Славные крысы, – заметил Тео. – Что ты с ними делаешь?

– Изучаю.

Гейб уселся перед пятигаллонными аквариумами: они были выстроены звездой вокруг центрального резервуара и соединены с ним трубами с дверцами, чтобы крыс можно было перемещать из одной камеры в другую. К спине каждого зверька крепился серебристый диск размером с четвертак.

Гейб открыл дверцу, одна крыса ринулась в центральный резервуар и сразу же взгромоздилась на его обитательницу. Биолог ткнул в кнопку маленького пульта дистанционного управления. Удирая, нападавший чуть не совершил обратное сальто.

– Ха! Так ему и надо, – воскликнул Фентон. – У самки в центральной клетке течка.

Самец осторожно попятился, обнюхал все вокруг, после чего попробовал взгромоздиться на самку снова. Гейб опять нажал кнопку. Самца сдуло.

– Ха! Как тебе это нравится? – Гейб был похож на маньяка. Он перевел взгляд с клеток на Тео. – К их яичкам подведены электроды. Серебряные диски – батарейки и приемники. Всякий раз, когда он сексуально возбуждается, я луплю ему по яйцам полусотней вольт.

Крыса сделала еще один заход, и снова Гейб ударил по кнопке. Офигевший самец отполз в угол.

– Глупый ты засранец! – крикнул биолог. – Думаешь, они чему-нибудь учатся? Я сегодня каждому вкатил уже раз по десять, а когда открою клетки завтра, они все опять на нее полезут. Видишь, видишь, какие мы?

– Мы?

– Ну да. Мы. Самцы. Видишь какие? Знаем, что будет только больно, но возвращаемся опять и опять.

Гейб Фентон всегда был таким уравновешенным, таким спокойным, таким профессионально объективным и одержимым наукой, таким надежно упертым, что сейчас Тео казалось, будто перед ним совершенно другой человек. Словно кто-то соскреб с биолога весь интеллект и обнажил нервы.

– Э-э, Гейб, может, нам все-таки не стоит приравнивать себя к грызунам? То есть…

– О, ну еще бы. Это сейчас ты так говоришь. А потом позвонишь и скажешь, что я был прав. Что-нибудь случится, и ты позвонишь. Она растопчет тебе сердце, а ты сам дорушишь остальное. Я прав? Прав?

– Э-э, я… – Тео вспомнил про секс на кладбище, за которым последовала ночная ссора.

– Ну вот, а сейчас я сменю ассоциацию. Смотри. – Гейб протопал к книжному шкафу, раскидал с полки профессиональные журналы и блокноты и наконец нашел то, что искал. – Посмотри на нее. Видишь? – В руках он держал свежий каталог «Секрета Виктории». Модель на обложке была обряжена в зрелищные покровы, которые едва ли адекватно скрывали ее привлекательность. Выглядела девица при этом счастливее некуда. – Красивая, да? Поразительно, верно? А теперь секундочку. – Гейб сунул руку в карман штанов и вытащил стальной пультик – такой же, как и тот, что лежал на крысином столе. – Красивая, значит? – переспросил он и нажал кнопку.

Спина биолога немедленно выгнулась, он вдруг подрос дюймов на шесть – будто все мышцы у него в теле напряглись разом. Дважды он содрогнулся в конвульсиях, после чего рухнул на пол, по-прежнему сжимая в кулаке мятый каталог.

Живодер зашелся в приступе лая. Не умирай, Кормилец, моя миска осталась на крыльце, а сам я открывать дверь не умею,– говорил он. Снова-здорово – он всегда радовался, что Кормилец не умер, его только судороги нервировали.

Тео кинулся на помощь другу. Глаза у Гейба закатились, он дернулся еще пару раз, после чего глубоко вздохнул и посмотрел на Тео.

– Видишь? Меняется ассоциация. Еще немного, и у меня такая реакция разовьется даже без электродов, подведенных к мошонке.

– Ты нормально?

– Ну да. Навык закрепится, я знаю. У крыс пока не получилось, но надеюсь, что получится, пока они все не перемерли.

– Они от этого умирают?

– Ну, им же должно быть больно, иначе они ничему не научатся. – Гейб снова взялся за пультик, и Тео поскорее выхватил у него коробочку.

– Прекрати!

– У меня есть еще один комплект электродов с приемником. Не желаешь на себе попробовать? Я просто смерть как хочу испытать эту штуку в полевых условиях. Можем сходить в бар с голыми сиськами.

Тео помог Гейбу подняться, усадил его на стул спиной к столу с крысами, а сам подвинул табурет и устроился напротив.

– Гейб, ты себя не контролируешь. Извини, что я не звонил.

– Я знаю, ты был занят. Все в порядке.

«Здорово – вот теперь у него правильная реакция Рождественской Амнистии», – подумал Тео.

– Эти крысы, электроды, все вот это вообще – это все неправильно, и все. Ты закончишь свои дни либо в компании параноиков-женоненавистников, либо в братской могиле на куче трупов.

– Можно подумать, это плохо.

– У тебя разбито сердце. Оно склеится.

– Она сказала, что я скучный.

– Видела бы она вот это. – И Тео обвел рукой комнату.

– Ее не интересует моя работа.

– Вы долго продержались. Пять лет. Может, срок просто вышел. Ты же сам говорил, что человеческого самца эволюция не приспособила к моногамии.

– Ну да, только тогда у меня еще была подружка.

– Значит, это неправда?

– Да нет, правда, но когда у меня была подружка, я из-за этого не переживал. А теперь знаю, что я биологически запрограммирован распространять семя моих чресл вширь и вдаль, передавать его массе разнообразных самок нескончаемой чередой бурных бессмысленных совокуплений и всякий раз подыскивать себе новых и новых, способных к размножению женских особей. Мои гены требуют, чтобы я его передавал дальше, а я даже не знаю, с чего начать.

– Может, сначала душ примешь? А потом уже распространять свое семя?

– Думаешь, я не в курсе? Япоэтому и старался перепрограммировать импульсы. Приручить анимус, так сказать.

– Чтобы душ не принимать?

– Нет, потому что я не знаю, как разговаривать с женщинами. Вот с Вэлери я мог поговорить.

– Вэлери – профи.

– Вовсе нет. Она клиентов ни разу в жизни не обслуживала.

–  Слушатель,Гейб. Она профессиональный слушатель. Психиатр.

– А, ну да. Как ты считаешь, может, мне с проститутки начать? Или с – туток?

– Склеивать разбитое сердце? Ну да, поможет примерно так же, как электроды на мошонке, но сначала я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

Тео подумал, что, может быть – кто знает? – работа, настоящая, а не как у безумных профессоров из кино, поможет отвести его друга от края пропасти. Тео вытащил из кармана клок желтых волос, снятый с колеса «вольво». – Ты не мог бы взглянуть вот на это и рассказать мне, что это такое?

Гейб взял клок и посмотрел на него.

– Это с места преступления?

– Ну как бы да.

– Где ты это взял? И что тебе нужно знать?

– Все, что можешь определить. И только потом я тебе все расскажу, ладно?