Текст книги "Самый глупый ангел"

Автор книги: Кристофер Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5
Пора для заведения друзей

Тео делал по Вустерской улице полсотни миль в час, когда из-за дерева на проезжую часть выступил светловолосый человек. «Вольво» только что подбросило на асфальтовой заплатке, поэтому решетка радиатора была нацелена вверх и попала человеку выше колен, отчего тот подлетел в воздух и рухнул перед самой машиной. Тео встал на педаль тормоза, антиблокираторы забились в падучей, но блондин успел оказаться под колесами «вольво», и внизу тошнотворно захрустело и застучало – части тела рикошетили в ниши шасси.

Когда наконец машина остановилась, Тео глянул в зеркальце: блондин перекатился еще разок и замер, осиянный красным светом стоп-сигналов. Выскакивая из машины, констебль сорвал с пояса рацию и совсем было приготовился вызывать «скорую», когда фигура на дороге начала приподниматься.

Рука Тео с зажатой в ней рацией бессильно повисла.

– Эй, приятель, лучше не шевелитесь. Лежите спокойно. Помощь уже едет.

Он вприпрыжку двинулся было к раненому, но сразу притормозил.

Блондин уже стоял на четвереньках. Тео видел, что голова у парня повернута задом наперед и длинные светлые волосы метут асфальт. Затем что-то раскатисто щелкнуло, и голова повернулась лицом к земле. Парень встал. Он был в длинном черном дождевике с пелериной. «Подозреваемый».

Тео слегка попятился.

– Оставайтесь на месте. Помощь уже в пути. – Но, не успев договорить, Тео понял: никакая помощь парня, судя по всему, не интересует.

Нога, развернутая пяткой вперед, после череды тошнотворных щелчков тоже встала на место. Блондин впервые взглянул на Тео и произнес:

– Ай.

– Наверное, больно, – сказал Тео. По крайней мере, глаза у жертвы красным не светятся; Тео отступил за открытую дверцу «вольво». – Может, вам лучше полежать и дождаться «скорой»?

Уже второй раз за последние два часа констебль пожалел, что не прихватил с собой пистолет.

Блондин вытянул к Тео руку и тут заметил, что большой палец – не на той стороне. Схватился за него другой рукой и резко вправил на место.

– У меня все хорошо, – ровно произнес он.

– Знаете, если этот ваш плащ прямо на моих глазах себя вычистит, я лично выдвину вас в губернаторы, – сказал Тео, пытаясь выторговать себе хоть немного времени – придумать, что бы сказать диспетчеру, когда нажмет тангенту вызова.

Блондин неуклонно приближался – первые несколько шагов он сильно хромал, но чем ближе, тем меньше.

– Стойте, где стоите, – сказал Тео. – Вы арестованы за два-ноль-семь-а.

– Это что? – спросил блондин. Он стоял уже в нескольких футах от «вольво».

Тео теперь окончательно уверился, что 207А – никакой не опоссум с пистолетом, но по-прежнему не понимал, что это, а потому сказал:

– Испуг маленького ребенка в его собственном доме. Теперь стойте на месте, или я выпущу вам нахер все мозги. – И Тео направил антенну рации на блондина.

И тот остановился, не дойдя до машины лишь несколько шагов. Тео видел на его скулах глубокие борозды от контакта с дорогой. Крови не было.

– Ты выше меня, – сказал блондин.

По прикидке Тео выходило, что в человеке примерно шесть и два, от силы – три.

– Руки на крышу машины, – скомандовал он, целя антенной прямо между невозможно синих глаз подозреваемого.

– Мне так не нравится, – отозвался блондин.

Тео быстро пригнулся, чтобы казалось, будто он на пару дюймов короче незнакомца.

– Спасибо.

– Руки на машину.

– Где церковь?

– Я не шучу, положите руки на крышу машины и разведите их. – Голос у Тео дал петуха, точно к констеблю вернулось половое созревание.

– Нет. – Блондин выхватил у Тео рацию и смял ее. Посыпались осколки. – Где церковь? Мне нужно в церковь.

Тео нырнул в машину, проелозил по сиденью и выскочил с другой стороны. А обернувшись, увидел, что блондин послушно стоит, где стоял, и разглядывает его, словно попугай – собственное отражение.

– Что?! – заорал Тео.

– Церковь?

– Дальше по дороге. Там будет рощица. Пройдете насквозь – она в сотне ярдов.

– Спасибо, – ответил блондин. И двинулся прочь.

Тео снова запрыгнул в «вольво» и дернул рычаги. Если надо опять переехать парня – так тому и быть. Но когда он оторвал взгляд от приборной панели, на дороге никого не оказалось. Ему вдруг пришло в голову, что в старой церкви Молли могла и задержаться.

У нее дома пахло эвкалиптом и сандаловым деревом и стояла дровяная печь со стеклянным окошком – комнату через него заливал оранжевый свет. Летучая мышь осталась в ночи за дверью.

– Ты легавый? – спросила Лена, отодвигаясь от Такера по дивану.

Крылана она уже преодолела. Плотоядную летучую мышь он ей хоть как-то объяснил. Он был женат на женщине с тихоокеанских островов, и тварь ему досталась в опеку по решению суда. Такое бывает. Дом, где они теперь сидели, перешел к ней после развода с Дейлом, и там до сих пор стояла джакузи из черного мрамора с бронзовыми греками в эротических позах, вправленными по краям. От развода всегда остается постыдный плавучий мусор, поэтому не стоит никому ставить в вину летучую мышь или ванну, спасенные после кораблекрушения любви, но Такер, должно быть, обмолвился, что он полицейский, перед тем, как похоронить ее бывшего и пригласить ее на ужин.

– Нет-нет-нет, я не настоящий легавый. Я здесь работаю на Администрацию по контролю наркотиков. – Так придвинулся к ней по дивану поближе.

– Так ты, значит, – наркотический легавый?

Не похож он ни на какого легавого, сказать по правде. Может, игрок в гольф – эти выгоревшие от солнца волосы и морщинки у глаз, – но никак не полицейский. Может, коп из телевизора – тщеславный, крутой, у которого шашни с окружной прокуроршей.

– Нет, я летчик. Они нанимают летчиков на стороне, чтобы те делали облеты районов, где растет марихуана, вроде Биг-Сура, и агенты инфракрасными лучами засекали бы пятаки в лесу. Я работаю на них всего пару месяцев.

– А после пары месяцев? – Невероятно, что Лена ждет обязательств от этого парня.

– Попробую найти другую работу.

– Значит, уедешь?

– Необязательно. Могу остаться.

Лена снова переместилась по дивану ближе и всмотрелась в его лицо: не таится ли где-нибудь гадкая ухмылка. Беда в том, что с момента их знакомства его лицо на эту ухмылку постоянно намекало. Это была его лучшая черта.

– А зачем тебе оставаться? – спросила она. – Ты ведь меня даже не знаешь.

– Ну, дело может быть и не в тебе, – улыбнулся он.

Она улыбнулась в ответ. Дело в ней.

– Дело во мне.

– Ну да.

Он подался совсем близко, и должен был случиться поцелуй – само по себе это хорошо, подумала Лена, если б не было так кошмарно. Было бы хорошо, если б их богатая общая история не уместилась в такое короткое время. Было бы хорошо, если бы… если бы…

Он ее поцеловал.

Хорошо, она не права. И так хорошо. Она обхватила его рукой и ответила на поцелуй.

Десять минут спустя она уже осталась в одном свитере и трусиках, а Такера Кейса загнала в самый дальний угол дивана – так глубоко, что уши ему зажало подушками и он не расслышал, когда Лена, оттолкнувшись, сказала:

– Это не значит, что мы сегодня будем вместе спать.

– Я тоже, – ответил Так, притягивая ее к себе.

Она снова его оттолкнула:

– Нельзя так самонадеянно предполагать, что это случится.

– У меня в бумажнике один, кажется, есть, – ответил он, пытаясь стянуть ей свитер через голову.

– Я этим не занимаюсь, – сказала она, сражаясь с пряжкой его ремня.

– Я проходил обязательный медосмотр месяц назад, – сказал он, освобождая ее груди от ига хлопка повышенной прочности. – Чист, как стеклышко.

– Ты меня не слушаешь!

– Ты очень красивая в таком свете.

– А если мы делаем это… понимаешь, так быстро после знакомства, – я от этого не кажусь тебе порочной?

– Конечно, можешь называть его хорьком, если хочешь.

И вот так, в нежной честности, в искренней близости заговорщики изгоняли друг из друга одиночество, и в комнате романтично разносился запах гробокопательского пота, пока они постепенно влюблялись друг в друга. Самую малость.

Несмотря на тревоги Тео, Молли в старой церкви не было. Ее навещал один старый знакомый. Ну, не совсем знакомый, скорее – голос из прошлого.

– Совсем рехнулась, —сказал он. – Вряд ли тебе от этого хорошо.

– Заткнись, – ответила Молли. – Я пытаюсь вести машину.

Если верить «ДСС-IV» – «Диагностическому и статистическому справочнику умственных расстройств», – нужно, чтобы у тебя наблюдалось хотя бы два симптома из нескольких, и можно диагностировать психотический припадок, или, как нравилось называть его Молли, «биение художественной жилки». Но есть исключение – один-единственный симптом, по которому тебя запросто внесут в графу малахольных: «голос или голоса, постоянно комментирующие события повседневной жизни». Молли называла его закадровым голосом, и уже больше пяти лет от него не было слышно ни звука – с тех пор, как она пообещала Тео принимать лекарства и не бросать. Таков был уговор: если она не перестанет принимать свои лекарства, Тео перестанет принимать свои – а если конкретнее, даже не притронется к излюбленному, марихуане. Привычка в Тео укоренилась крепко и держалась четверть века: курить он начал еще до их знакомства.

Молли не нарушала уговора; штат даже отозвал у нее справку, и она больше не получала пособия. Расходы частично оплачивались авторскими отчислениями от всплеска интереса к ее старым фильмам, но в последнее время денег перестало хватать.

– Это называется «разблокатор»,– сказал закадровый голос. – Разблокатор Упертого Торчка и Малютки Воительницы, а это – вы двое.

– Заткнись, никакой он не упертый торчок, – ответила Молли. – Да и я не Малютка Воительница.

– Отлично ты ему прописала на погосте,– продолжал закадровый голос. – Здравая женщина так себя не ведет – так себя ведет Кендра, Малютка Воительница Чужеземья.

Молли непроизвольно сжалась от упоминания о самой знаменитой своей роли. Время от времени личность Малютки Воительницы просачивалась с большого экрана в ее повседневную жизнь.

– Я старалась не показывать ему, что во мне наличествуют, может, не все сто процентов.

– «Может, не все сто процентов»? Да ты возила по улицам рождественскую елку величиной с трейлер. Тебе до ста процентов еще очень далеко, дорогуша.

– Что ты понимаешь? У меня все отлично.

– Ты со мной говоришь, не так ли?

– Ну…

– Ну и вот.

Она забыла, каким он бывает самодовольным.

Ладно, хорошо, может, «художественная жилка» в ней и бьется чаще обычного, но совсем с реальностью Молли ведь не порывает. К тому же – ради благого дела. На деньги, сэкономленные на медикаментах, она купила Тео подарок. Его отложили для нее в стеклодувной галерее: бонг из двухцветного стекла ручной работы, в духе «Тиффани». Шестьсот баксов, но Тео понравится. Свою коллекцию бонгов и кальянов он уничтожил, когда они только познакомились, – в знак разрыва с дурной привычкой, – но Молли знала: ему ее не хватало.

– Ну да,– сказал закадровый голос. – Ему этот бонг как раз не помешает, когда он поймет, что дома его дожидается Малютка Воительница.

– Заткнись. У нас с Тео просто случился авантюрный романтический миг. Нет у меня никакого срыва.

Она подъехала к «Морскому рассолу: наживке, снастям и отборным винам», чтобы взять упаковку темного горького пива, которое нравилось Тео, и молоко на утро. Лавчонка в смысле снабжения была чудом эклектики – одно из немногих мест на планете, где можно купить изысканного сономского мерло, клин зрелого французского бри, банку моторного масла «10W-30» и коробку свежих червяков. Роберт и Дженни Мастерсон владели лавкой еще с тех времен, когда Молли тут не жила. Теперь Роберт – седоватый, рослый – сидел один за прилавком и читал научный журнал, прихлебывая диетическую пепси. Молли он нравился. Роберт всегда был с нею добр – даже когда ее считали городской сумасшедшей.

– Эй, Роберт, – сказала она, входя.

В лавке пахло овощами в кляре. Ими торговали с черного хода – там у них стояла фритюрница. Молли пронеслась мимо прилавка к холодильнику с пивом.

– Эй, Молли, – откликнулся Роберт, поднял голову и слегка вздрогнул. – Э-э, Молли, ты как сегодня?

Блин, подумала она. Неужели забыла вычесать хвою из волос? Выглядит, наверное, как страх божий. А вслух ответила:

– Прекрасно. Мы с Тео ставили елку в церкви Святой Розы. Вы с Дженни придете на Одинокое Рождество?

– Конечно. – Голос у Роберта все равно звучал как-то напряженно. Казалось, хозяин лавки изо всех сил старается на нее не смотреть. – Э-э, Молли, у нас тут как бы политика такая. – И он постукал по табличке на прилавке: «НЕТ РУБАШКИ, НЕТ ОБУВИ – НЕТИ ОБСЛУЖИВАНИЯ».

Молли опустила голову:

– Ой, мамочки, я и забыла.

– Да все нормально.

– Оставила мокасины в машине. Сейчас сбегаю надену.

– Это будет здорово, Молли. Спасибо.

– Не вопрос.

– И э-э… я знаю, в табличке этого нет, Молли, но пока будешь ходить, может, тебе захочется надеть еще и брюки? Это как бы подразумевается.

– Не вопрос.

И Молли пронеслась мимо прилавка обратно к выходу, окончательно убедившись, что да – теперь, кажется, чуточку прохладнее, чем когда она выходила из дому. И да – вот ее джинсы и трусики, свернулись на пассажирском сиденье рядом с мокасинами.

– Я тебе говорил, – произнес закадровый голос.

Глава 6
Глядите бодрей – иначе в зад вам вставят елку

По некотором размышлении архангел Разиил пришел к выводу, что ему не нравится, если по нему ездят шведские автомобили. Если говорить о делах «на грунте», ему больше были по душе батончики «Сникерс», жареные свиные ребрышки и безик; кроме того, он извлекал удовольствие из «Человека-паука», «Дней нашей жизни» и «Звездных войн» (хотя концепция художественного фильма оставалась ангелу неподвластна: он считал, что все кино здесь – документальное). К тому же мало что сравнится с огненным дождем на головы египтян или каранием филистимлян молниями до умопомрачения (у Разиила было хорошо с погодой). Но в целом без нарядов на Землю можно обойтись – равно как и без самих людей с их машинами вообще и (теперь) «вольво»-универсалами в частности. Переломанные кости срослись очень славно, а рытвины в коже заполнились почти ровно, уже когда он подходил к старой церкви, но беря во внимание все остальное, он мог бы еще очень долго обойтись без попадания под «вольво» и при этом был бы как огурчик.

Он провел рукой по отпечатку всепогодной радиальной шины, который пересекал весь перед его черного дождевика и продолжался на ангельском лике. Облизнув губы, он ощутил вкус вулканизированной резины: пожалуй, под острым соусом будет ничего, а то и с шоколадной крошкой. (На небесах с разнообразием вкусов туговато, зато все в порядке с пресным просвирным хлебом, которым небесное воинство снабжается уже целую вечность, поэтому у Разиила выработалась привычка на фунте пробовать все, что попадется, – ну, просто ради контраста. Однажды в третьем веке до P. X. он употребил больше половины ведра верблюжьей мочи, пока его друг архангел Зоэ не выбила посуду у него из рук и не проинформировала, что это, несмотря на пикантный букет, – гадость.)

У Разиила то была уже не первая рождественская миссия. Нет, вообще-то ему поручали и самую первую, но по пути он заигрался в безик, объявился на десять лет позже и объявил самому предпубертатному Сыну, что тот «отыщет дитя, обернутое свивальниками и лежащее в яслях». Неловко вышло? Ну да. А сейчас, чуть больше двух тысяч лет спустя, он получил еще один наряд, и вот теперь-то, обнаружив дитя, он был совершенно уверен, что миссия пройдет как по маслу (во-первых, сейчас не нужно пугать никаких пастухов – еще тогда от этого нюанса ему было не по себе). Нет, с кануном Рождества миссия будет выполнена, он прихватит тарелку ребрышек и рванет домой на небеса – только его и видели.

Только сначала следует определить место для чуда.

Когда подъехал Тео, у дома Баркеров уже стояли два «крейсера» шерифа и «скорая помощь».

– Кроу, тебя где, к чертям, носило? – заорал помощник шерифа, не успел Тео выбраться из «вольво».

Помощник командовал второй сменой, его звали Джо Метц. Сложен он был как полузащитник, а конституцию свою дополнял поднятием тяжестей и марафонским пивопитием. Последние десять лет Тео сталкивался с ним столько же раз. Отношения их развивались от мягкого безразличия к явному неуважению – а так, в обшем, они у Тео складывались со всеми в конторе шерифа округа Сан-Хуниперо.

– Я заметил подозреваемого и осуществил преследование. Подозреваемый скрылся в роще примерно в миле к востоку отсюда. – Тео решил не упоминать, что видел на самом деле. В конторе шерифа кредит доверия к нему и так уже истощался.

– Почему не вызвал поддержку? У нас патрули должны тут быть на каждом углу.

– Я вызвал. Они есть.

– Я не слышал вызова.

– Я звонил с сотового. У меня рация сломана.

– Почему я об этом не знаю?

Тео воздел брови, словно говоря: Может, потому, что ты тупой кабан и шеи у тебя нет.По крайней мере, он надеялся, что по лицу это прочиталось.

Метц посмотрел на рацию у себя на поясе и отвернулся, чтобы не было видно, как он ее включил. Немедленно раздался голос диспетчера – вызывали командира смены. Метц подсоединил микрофон, прицепленный к погончику на мундире, и представился.

Тео стоял рядом и старался не улыбаться, пока диспетчер излагала ситуацию заново. Его не волновали два патруля, отправленные в лес возле церкви. Он был уверен – никого они там не найдут. Кем бы ни был парень в черном, исчезать он как-то умел, и Тео не хотелось даже думать, какими способами. Констебль вернулся к церкви и заметил, как блондин шастает в рощице. А потом снова пропал. Тео позвонил домой – удостовериться, что с Молли все в норме. Там был порядок.

– Можно с мальчишкой поговорить? – спросил Тео.

– Как только его осмотрят санитары, – ответил Метц. – Мать уже едет. Она ужинала со своим приятелем в Сан-Хуниперо. Повреждений у мальца вроде бы нет, только он в шоке и на руках синяки – там, где подозреваемый его схватил, а других травм я не заметил. Малец не понял, что ему было нужно. Все вещи на месте.

– Словесный портрет?

– Парнишка для сравнения дает только имена персонажей из видеоигр. Что можно понять по «Мун-Фу, покоренному»? Ты же его успел рассмотреть?

– Н-да, – ответил Тео, проталкивая комок в горле. – Я бы сказал, Мун-Фу – довольно точно.

– Не еби мне мозг, Кроу.

– Европеоид, длинные светлые волосы, синие глаза, чисто выбрит, рост шесть футов два дюйма, вес примерно сто восемьдесят фунтов, одет в черный дождевик до самой земли. Обувь не разглядел. У диспеча все детали. – Тео никак не мог выкинуть из головы длинные рытвины, оставшиеся на скулах блондина. Констебль уже начал считать его «роботом-призраком». Ну да – видеоигры.

Метц кивнул:

– Диспеч говорит, он передвигается пешком. Как же ты умудрился его потерять?

– Там леса густые.

Метц перевел взгляд на пояс Тео.

– Где твое оружие, Кроу?

– В машине осталось. Не хотел пугать ребенка.

Без лишних слов Метц шагнул к «вольво» и открыл пассажирскую дверцу.

– Где?

– Прошу прощения?

– Где в твоей незапертоймашине оружие?

Тео почувствовал, как из него вытекают остатки энергии. Конфронтации ему никогда не удавались.

– У меня дома.

Метц улыбнулся, словно бармен только что объявил, что следующую кружку всем выставляет заведение.

– Знаешь, Тео, ты, наверное, идеальный кандидат на арест этого субъекта.

Констебль терпеть не мог, когда шерифы зовут его по имени.

– Это почему, Джозеф?

– Мальцу показалось, что нападавший – умственно отсталый.

– Не понимаю. – Тео старался не ухмыляться.

Метц отошел, покачивая головой. Сел в свою машину, а когда сдавал назад мимо Тео, пассажирское окно с жужжанием отъехало вниз.

– Составь рапорт, Кроу. И нужно, чтобы словесный портрет этого парня разослали по местным школам.

– Сейчас каникулы.

– Черт возьми, Кроу, у них же когда-нибудь начнутся уроки, правда?

– Так вы думаете, ваши парни его не поймают?

Без единого слова Метц поднял окно, и его «крейсер» вылетел на дорогу, словно Метца срочно куда-то вызвали.

Тео улыбался по пути к дому. Несмотря на весь ужас и треволнения, а также очевидную дикость этого вечера, ему вдруг стало очень хорошо. Молли в безопасности, парнишка в безопасности, елка стоит в церкви, а с благополучной и успешной еблей мозга помпезному легашу не сравнится никакая суета. Констебль помедлил на крыльце и на миг задумался: может, за пятнадцать лет на страже закона и порядка стоило повзрослеть и уже не получать удовольствия от такой маленькой радости?

Не-а.

– Вы в кого-нибудь стреляли? – спросил Джошуа Баркер.

Он сидел на табурете у кухонной стойки. Над ним медицински хлопотал человек в серой форме.

– Нет, я санитар, – ответил санитар и сорвал с руки паренька манжету тонометра. – Мы помогаем людям, а не стреляем в них.

– А вы когда-нибудь надевали эту штуку кому-нибудь на шею и накачивали ее так, чтоб у человека глаза на лоб вылезли?

Санитар посмотрел на Теофилуса Кроу, только что вошедшего в кухню. Тео должным образом насупился. Джош обратил все внимание на долговязого констебля, отметив, что на поясе у него бляха, а оружия никакого нет.

– А вы в кого-нибудь стреляли?

– Еще бы, – ответил Тео.

Это произвело впечатление. Джош и раньше видел Тео в городе, а мамочка постоянно с ним здоровалась, но сам Джош считал, что констебль ничего особенного сам по себе не делает. Во всяком случае, ничего клевого.

– А вот эти никогда ни в кого не стреляли. – Джош показал на двух помощников шерифа и двух санитаров, разместившихся в маленькой кухне. В его взгляде ясно читалось: ссыкуны! – со всем презрением, которое семилетний мальчуган мог передать мимикой.

– Вы его убили? – спросил он Тео.

– Ага.

Джош не очень понимал, куда двигаться дальше. Если он перестанет задавать вопросы, их начнет задавать Тео, как до него шерифы, а ему ни на какие вопросы больше отвечать не хотелось. Блондин велел никому не рассказывать. Шериф уверял, что блондин ничего плохого ему не сделает, но он же не знал того, что знал Джош.

– Твоя мама уже едет, Джош, – сказал Тео. – Она будет здесь через несколько минут.

– Я знаю. Я с ней разговаривал.

Санитарам и помощникам шерифа Тео сказал:

– Парни, я могу поговорить с Джошем наедине?

– Мы всё закончили, – ответил старший санитар и немедленно вышел.

Оба помощника были молоды и горели желанием сделать что-нибудь полезное – даже выйти из комнаты.

– Мы будем снаружи рапорт составлять, – сказал, выходя, последний. – Сержант Метц велел нам дождаться мамашу.

– Спасибо, ребята. – Тео удивился их покладистости. Должно быть, в полиции недавно, раз еще не научились смотреть свысока на городского констебля – должность, по мнению большинства регулярных копов, избыточную и архаическую.

Едва все вышли, он повернулся к Джошу:

– Так расскажи мне о том человеке, который здесь был.

– Я уже рассказывал другой полиции.

– Я знаю. Только нужно, чтобы ты рассказал и мне тоже. Что произошло. И ту дичь, про которую ты им не рассказывал.

Джошу не понравилось, что Тео якобы готов поверить всему. Длинный не подлизывался и не сюсюкал, как остальные.

– Не было там никакой дичи. Я им все сказал. – Говоря это, Джош кивал, надеясь, что так смотрится убедительнее. – Он никак меня не гладил по-плохому. Я про такое знаю. Ничего такого не было.

– Я не про такое, Джош. Я про дичь, о которой ты им ничего не сказал, потому что поверить в это невозможно.

Вот теперь Джош точно не знал, что говорить. Подумал было заплакать, на пробу шмыгнул носом – может, так потечет само. Тео протянул руку, взял его за подбородок и приподнял голову, чтобы смотреть прямо в глаза. Зачем взрослые так делают? Теперь, если длинный о чем-нибудь спросит, соврать ему будет по-настоящему трудно.

– Что он тут делал, Джош?

Джош покачал головой – главным образом чтобы избавиться от хватки констебля, этого взрослого детектора лжи.

– Я не знаю. Он просто вошел и схватил меня, а потом ушел.

– Почему он ушел?

– Не знаю, не знаю. Я еще маленький. Потому что он чокнутый или как-то. А может, умственно отсталый. Он так разговаривал.

– Я знаю, – сказал Тео.

– Правда?

И в самом деле – правда? Тео нагнулся поближе:

– Я его видел, Джош. Я с ним говорил. Я знаю, что этот парень – ненормальный.

Джош почувствовал, будто впервые после ухода от Сэма ему удалось набрать в грудь воздуха. Ему не нравилось хранить секреты: прокрасться домой и наврать – этого бы уже хватило, но убийство Санты, а затем странный блондин… Но если про блондина длинный знает…

– Так… так вы видели, как он светится?

– Светится? Ч-черт! – Тео подскочил и крутнулся на месте, точно ему в лоб заехали пейнтболом. – Он еще и светился? Черт!

Долговязый констебль скакал по кухне, словно кузнечик в микроволновке. Не то чтобы Джош знал, как они скачут, потому что сажать кузнечиков в микроволновку жестоко, и сам бы он так делать ни за что не стал, но, понимаете, кто-то ему когда-то о таком рассказывал.

– Значит, он светился? – спросил Тео, будто старался уяснить себе это раз и навсегда.

– Не, я не это хотел сказать. – Надо как-то отруливать с этой темы. У констебля едет крыша. А Джошу на один вечер взрослых со съехавшей крышей хватит. Скоро домой вернется мамочка и обнаружит целую тучу полицейских, и вот тогда крыша поедет так, что не догонишь. – Я хотел сказать, что он по-настоящему сильно злился. Вроде как весь светился от злости.

– Ты не это имел в виду.

– А что?

– Что он светился по-настоящему, правда?

– Ну, не все время. Типа, недолго. А потом просто на меня таращился.

– Почему он ушел, Джош?

– Он сказал, что теперь у него есть все, что нужно.

– И что это такое? Что он взял?

– Не знаю. – Джоша уже начал тревожить этот длинный. Вид такой, точно констебля сейчас вырвет. – Вы уверены, что вам про свет интересно? Я мог ошибиться. Я же ребенок. А из нас, как известно, самые ненадежные свидетели.

– Ты где про это слыхал?

– В «Следователях на месте преступления».

– Да уж, эти ребята все знают.

– Зато у них самая четкая техника.

– Ага, – завистливо протянул Тео.

– Вам такой не дают пользоваться, а?

– He-а. – Теперь в голосе Тео действительно звучала грусть.

– Но парня-то вы застрелили, да? – бодро поинтересовался Джош, пытаясь тем самым поднять дух Тео.

– Я солгал. Извини меня, Джош. Я лучше пойду. Твоя мама скоро вернется. Ты просто ей все расскажи. Она за тобой присмотрит. А пока с тобой посидят шерифы. До встречи, парнишка. – И Тео, выходя из кухни, взъерошил ему волосы.

Но Джош не хотел ей ничего рассказывать. И не хотел, чтобы констебль уходил.

– Тут еще вот что…

Тео обернулся:

– Ладно, Джош, я немного побуду с тобой…

– Сегодня вечером кто-то убил Санта-Клауса, – выпалил Джош.

– Детство так быстро кончается, правда, сынок? – сказал Тео, кладя руку ему на плечо.

Если бы у Джоша был пистолет, он бы немедленно застрелил длинного, но, будучи пацаном невооруженным, он просто решил, что из всех взрослых только этот придурковатый констебль и способен поверить в то, что случилось с Сантой.

Два помощника шерифа вошли в дом вместе с Эмили Баркер, матерью Джоша. Тео дождался, пока она не выжмет из сына дух родительскими объятиями, после чего успокоил ее, что все будет в порядке, и быстро смотал удочки. Спускаясь по ступенькам, он заметил, что на передней шине «вольво» поблескивает что-то желтое. Тео оглянулся, не выглядывает ли наружу кто из полицейских, присел и сунул руку в нишу шасси. Наружу он вытащил клок желтых волос, зацепившийся за угол пластикового молдинга. Тео быстро сунул волосы в карман рубашки и сел в машину. Клок бился у его сердца, как живой.

Малютка Воительница Чужеземья признала, что без медикаментов она бессильна, а жизнь ее стала неуправляемой. Молли поставила галочку в синенькой брошюре «Анонимных наркоманов», которую до сих пор хранил Тео.

– Бессильна, – пробормотала она, припомнив тот раз, когда мутанты приковали ее к скале в логове барсукопотама. Это случилось в «Чужеземной стали: мести Кендры». И если бы не вмешательство Селькирка, главаря Пиратов Песков, ее кишки до сих пор коптились бы на соляных сталагмитах в вонючей норе.

– Обидно, а?– сказал закадровый голос.

– Заткнись, на самом деле этого не было. – Или было?Ей все помнилось будто наяву.

С закадровым голосом у нее проблема. Одна, зато какая. Если бы все сводилось только к эксцентричному поведению, можно было бы забить до первого числа следующего месяца, а потом начать пить медикаменты снова, и Тео ничего не заметит. Но раз появился закадровый голос, дело труба. Молли вновь обратилась к синей книжице «Анонимных наркоманов» – Тео не выпускал ее из рук, когда пытался преодолеть свою страсть к дури. Постоянно твердил, какие шаги предпринимать и как без них в жизни и шагу ступить не может. А ей теперь требовалось хоть какое-то подкрепление, чтобы не так проворно размывалась линия между Молли Мичон, организатором рождественских вечеринок, пекарихой печенюшек и удалившейся отдел киноактрисой, – и Кендрой, истребительницей мутантов, проламывательницей черепов и соблазнительницей воинов.

– «Шаг Два, – читала Молли. – Научись верить, что твое здравомыслие может восстановить некая сила, которая больше нас самих».

На минуту она задумалась и выглянула в окно хижины – не приближаются ли фары Тео. Ей очень хотелось надеяться, что все двенадцать шагов она освоит до его приезда.

– Моей высшей силой будет Ниггот, Бог Червей, – объявила она, схватив с кофейного столика сломанный палаш и грозя им телевизору «Сони», который угрюмо насмехался над ней из угла. – Во имя Ниггота пойду в атаку я, и горе любым мутантам или Пиратам Песков, кто осмелится перейти мне дорогу, ибо жизнь их будет принесена в жертву, а окровавленные яйца украсят тотемный столб в моем жилище.

– И нечестивцы побегут в ужасе пред величием твоих испятнанных грязью и изящных по форме ляжек,– произнес закадровый голос с несгибаемым энтузиазмом.

– Это само собой, – откликнулась Молли. – Ладно, Шаг Три. «Обрати свою жизнь к Господу и да познаешь ты Его».

– Нигготу потребна жертва,– вскричал закадровый голос. – Член человеческий! Отчекрыжь его от своего тела и насади, еще трепыхающийся, на яростный лиловый рог Бога Червей.

Молли затрясла головой, чтобы немного нарушить равновесие закадрового голоса.

– Чувак, – произнесла она.

Молли редко называла кого-либо чуваком. Тео подхватил это словцо, патрулируя площадку для скейтбордистов Хвойной Бухты, и теперь пользовался им для того, чтобы выражать неверие в чью-либо дерзость на словах либо наделе. Правильная интонация при этом подразумевала: Чува-ак, я тебя умоляю, ты, должно быть, пошутил или галлюцинируешь, а может, то и другое сразу, если предлагаешь мне такое.(В последнее время Тео опробовал на практике другое выражение: «Ё, это дрыщ, ё». Однако Молли запретила мужу пользоваться им за пределами дома – поскольку, отметила она, мало что может так оконфузить, как хип-хоповый жаргон из уст сорока-с-чем-то-летнего белого дятла. «Тогда уж альбатроса, ё», – поправил ее Тео.)