Текст книги "Самый глупый ангел"
Автор книги: Кристофер Мур
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 15
Молниеносная Молли
– Лиловым рогом Ниггота я повелеваю тебе кипеть! – визжала Малютка Воительница.
Что в высшей силе, елки-палки, хорошего, если она не хочет помогать тебе сварить лапшу «рамэн»? Молли стояла над плитой – голая, если не считать широкой перевязи, на которой сзади болтались ножны от ее палаша. Создавалось впечатление, будто она только что выиграла конкурс на звание «Мисс Нагое Насилие Наугад». Вся кожа Молли лоснилась от пота – но не потому, что она тренировалась, а потому, что она сломанным палашом только что изрубила кофейный столик и два кресла из столового гарнитура и сожгла их в очаге. В хижине стояла адская жара. Электричество пока не вырубили, но скоро света не станет, а Малютка Воительница Чужеземья переключалась в режим выживания раньше остальных людей. Это входило в ее должностную инструкцию.
– Канун Рождества,– сказал закадровый голос. – Не поесть ли нам чего-нибудь праздничного? Пьяный гоголь-моголь? Как насчет сахарных печенюшек в форме Ниггота? У тебя есть лиловая карамельная крошка?
– Ничего не получишь и еще рад будешь! Ты – всего лишь бездушный призрак, ты только и можешь, что доставать меня и ворочаться в мозгу пауками. Когда пятого числа придет мой чек, ты будешь изгнан в бездну навсегда.
– А что я сказал? Порубила кофейный столик. Наорала на суп. Мне кажется, энергию можно тратить и позитивнее. Как-нибудь по-праздничному, что ли.
В Малютке Воительнице молниеносно вспыхнула Молли, и Кендра ни с того ни с сего осознала, что можно перейти какую-то грань, где закадровый голос поистине станет голосом разума, а не назойливым занудой, подстрекающим ее выражать подавленные импульсы действиями. Она прикрутила конфорку на среднюю мощность и зашла в спальню.
Там втащила в чулан табуретку и взобралась на нее, чтобы достать до верхней полки. Если выходишь замуж за парня, в котором шесть футов шесть дюймов росту, неизбежно возникает проблема: приходится скакать по столам, чтобы достать вещи, которые он положил так, чтобы удобнее было доставать. И еще нужен паровой пресс, чтобы погладить ему рубашку. Не то чтобы она этим часто занималась, но если найдет стих отутюжить стрелку на сорокадюймовом рукаве, брать в руки обычный утюг, скорее всего, не захочется уже никогда. Она и так чокнутая, еще не хватало выполнять заведомо невыполнимые задачи.
Пошарив по верхней полке и смахнув запасную кобуру для «глока», рука Молли наткнулась на какой-то бархатный сверток. Молли спустилась с табуретки и перенесла длинный предмет на тахту. Уселась сама и медленно развернула подарок.
Ножны были деревянные. Их как-то залакировали слоями черного шелка, и они словно пили из комнаты весь свет. Рукоять обвязана черным шелковым шнурком, а литую бронзовую гарду украшала скань с драконами. С головки эфеса смотрела драконья голова из слоновой кости. Молли вытянула меч из ножен, и у нее перехватило дыхание. Настоящий. Древний. И безмерно дорогой. Прекраснейший клинок из всех, с которыми она была знакома, – к тому же «таси», а не «катана». Тео знал, что для тренировок ей захочется меч подлиннее и потяжелее, она часами будет заниматься с этой древней драгоценностью и не станет запирать ее в стеклянную витрину, чтобы любоваться клинком издали.
На ее глаза навернулись слезы, и лезвие расплылось серебряным мазком. Тео рисковал свободой и достоинством, чтобы купить ей это сокровище, отдать даньтой ее части, от которой все остальные явно старались поскорее избавиться.
– У тебя суп выкипает,– сказал закадровый голос, – сентиментальная ты плакса.
Суп действительно выкипал. Молли слышала шипение воды, переливавшейся на горячую конфорку. Вскочила на ноги и заозиралась: куда бы положить меч. Кофейный столик давно стал пеплом в очаге. Взгляд остановился на книжкой полочке под передним окном, и в ту же секунду снаружи раздался оглушительный треск: напора ветра не выдержал ствол гигантской сосны. И сразу же – треск и хруст ветвей и стволов поменьше, что расступались на пути гиганта к земле. За окном всю ночь разогнали каскады искр, свет мигом погас, и хижина сотряслась, когда перед ней во двор рухнуло дерево. У дороги поверженная линия электропередачи извергала во мрак оранжевые и синие дуги. А в окне, прямо перед Молли, стояла высокая темная фигура и смотрела на нее.
Хотя на вечеринку собиралось множество людей поистине одиноких, «Одинокое Рождество» никогда не предназначалось для съема и не служило праздничной импровизацией «музыкальных стульев», которые публика устраивала в салуне «Пена дна». Нет, люди в самом деле время от времени знакомились здесь, становились любовниками, партнерами по жизни, но самоцелью это никогда не было. Вначале считалось, что это просто междусобойчик для тех, у кого для Рождества нет семей или друзей в округе и кому не хочется праздновать в одиночку, или в алкогольной коме, или в том и другом одновременно. Но за все эти годы вечеринка переросла себя и стала событием, которого люди ждали: теперь они предпочитали его более традиционным посиделкам с приятелями и родней.
– Не могу себе представить более гнусного ужастика, чем праздник в кругу моей семьи, – говорил Такер Кейс, когда Тео вновь влился в группу. – А вы, Тео?
С Таком и Гейбом стоял еще один мужик – лысоватый блондин, похожий на слегка ожиревшего спортсмена в красной рубашке старпома Звездного флота и парадных слаксах. Тео признал в нем отчима Джошуа Баркера/мамочкиного приятеля/чего-то – Брайана Хендерсона.
– Брайан. – В последнюю секунду констебль вспомнил имя и протянул руку. – Ну как вы? Эмили и Джош тоже здесь?
– Э-э, да, но не со мной, – промямлил Брайан. – Мы как бы это… разошлись во мнениях.
– Ну да, – вмешался Такер Кейс. – Он сказал пацану, что Санта-Клауса не бывает, а Рождество блистательно сочинили розничные торговцы, чтобы сбывать побольше барахла. И что еще там было? А, конечно, – Святой Николай в самом начале прославился тем, что умел оживлять детишек, которых расчленили и рассовали по консервным банкам. И мать пацана вышвырнула Брайана из дому.
– Ох, простите, – только и сказал Тео.
Брайан кивнул:
– Мы не очень хорошо ладили.
– Нам он самая компания, – сказал Гейб. – Прикинь, какая путевая рубашка.
Брайан смущенно пожал плечами:
– Красная. Я думал, это будет так… рождественски. А теперь будто…
– Ха! – перебил его Гейб. – Об этом не переживайте. Парни в красных рубашках никогда не доживают до второй рекламной паузы. – И он мягко ткнул Брайана в руку: рохли всех стран, соединяйтесь.
– Ладно, я сбегаю к машине и возьму другую, – сказал Брайан. – Очень глупо себя чувствую. У меня вся одежда в «джетте». Вообще все, что у меня есть, на самом деле.
Брайан направился к дверям, а Тео неожиданно вспомнил:
– Да, Гейб, чуть не забыл. Живодер удрал из машины. Он там валяется в какой-то гадости в грязи. Может, сходишь с Брайаном и заманишь его обратно?
– Он морская собака. Все нормально с ним будет. Пусть бегает, пока тут все не закончится. Может, напрыгнет на Вэл с грязными лапами. Ох, если б, если б, если б.
– Ничего себе злость, – сказал Так.
– Это потому, что я злобный человечек, – пояснил Гейб. – В свободное от работы время то есть. Не всегда. На работе я довольно занят.
Брайан в своей «звездно-путевой» рубашке уполз. Но едва он начал открывать тяжелую створку дверей, ветер вырвал ее у него из рук и брякнул что было силы о наружную стену церкви с грохотом, похожим на выстрел. Все обернулись, здоровяк беспомощно пожал плечами – и тут внутрь на рысях ворвался перепачканный грязью Живодер. В зубах он что-то нес.
– Ух, вот он наследит, – сказал Такер. – Я никогда не задумывался, что у летучих млекопитающих в роли домашних любимцев бывают преимущества.
– Что это у него во рту? – спросил Тео.
– Шишка, наверное, – отозвался Гейб не глядя. А затем поглядел. – Или нет.
Раздался вопль – продолжительный и раскатистый. Начался он с Вэлери Риордан, а потом как бы растекся по всем женщинам, столпившимся возле буфета. Живодер принес свой трофей психиатрессе – вообще-то опустил его прямо ей на ногу, решив, что, раз она стоит возле еды и раз она по-прежнему самка Кормильца (ибо кому придет в голову думать о кормежке и не думать о Кормильце?), она, следовательно, подарок оценит и, вероятнее всего, дарителя вознаградит. Не вознаградила.
– Хватай его! – крикнул Гейб доктору Вэлери, которая оделила его красноречивым взглядом, подобных которому биолог не наблюдал никогда в жизни. Вероятно, выразительности взгляду придавал вес медицинской ученой степени, но без единого слова взгляд этот говорил очень недвусмысленно: Должно быть, ты совершенно ебанулся.
– Или не надо, – опомнился Гейб.
Тео пересек зал и попробовал цапнуть Живодера за шкирку, но в последний миг лабрадор схватил в пасть муляж руки, откинул муляж головы и вывернулся из-под хватки констебля. В погоню за ним бросились трое, и Живодер заметался туда-сюда по сосновому полу, держа собственную башку высоко и гордо, точно призовой жеребец. Временами он притормаживал и встряхивался, окатывая мелким дождичком жидкой грязи окаменевших от ужаса зрителей.
– Скажите мне, что она не движется, – крикнул Так, пытаясь загнать Живодера под буфетный стол. – Эта рука не шевелится, правда?
– Просто кинетическая энергия движущегося пса передается руке, – отвечал ему Гейб, пригнувшись, как борец на арене. Он привык ловить животных в среде их обитания и знал, что следует быть проворным, свой центр тяжести держать пониже, а также обильно сквернословить. – Черт бы тебя драл, Живодер, иди сюда. Плохая собака, плохая!
Ну вот. Трагедия. Тысяча походов к ветеринару, тошнота от обжираловки травой, блоха, которую тебе ни за что не достать. Плохая собака.Да ради Дога! Плохая собака – это он. Живодер выронил трофей и поджал хвост – принял положение безусловной униженности, стыда, мук совести и нескрываемой печали. Он даже захныкал и осмелился глянуть на Кормильца – искоса, этак с болью, однако с готовностью пережить, если ему сейчас перепадет еще один ПС. Но кормилец на него даже не смотрел. На него никто не смотрел. Все просто великолепно. Он хорошо себя вел. Это сосисками со стола пахнет? Сосиски – это хорошо.
– Эта штука шевелится, – сказал Так.
– Нет, не шевелится. Да, шевелится, – ответил Гейб.
Раздалась еще одна серия воплей – на сей раз среди женских и детских прозвучала парочка мужских. Рука попробовала уползти, таща за собой на пятерне кусок предплечья.
– А какой свежести она должна быть, чтобы так уметь? – спросил Так.
– Она не свежая, – ответил Джошуа Баркер – один из немногих детей на празднике.
– Привет, Джош, – сказал Тео. – Я и не видел, как ты пришел.
– Когда мы приехали, вы сидели в машине и раскуривали бонг, – жизнерадостно объяснил Джош. – Веселого Рождества, констебль Кроу.
– Ладно, – сказал Тео. По-быстрому раскинув мозгами – или ему показалось, что по-быстрому, – он снял полицейскую куртку и накинул ее на руку; та подергивалась. – Все в порядке, публика. Я должен вам сделать небольшое признание. Следовало раньше все вам рассказать, но я просто не мог поверить в собственные наблюдения. А теперь пора выложить все начистоту. – Констебль хорошо навострился рассказывать о себе всякие неприятные вещи на собраниях «Анонимных наркоманов», к тому же исповеди лучше всего выходили, когда он чуточку пропекался. – Несколько дней назад я столкнулся с человеком – или я сначала думал, что это человек, но на самом деле он оказался каким-то неуничтожимым кибернетическим роботом. И столкнулся я с ним в своем «вольво» на скорости пятьдесят миль в час. А он вроде как даже не заметил.
– Терминатор? – уточнила Мэвис Сэнд. – Я б с ним поеблась.
– Не спрашивайте меня, как он сюда попал или кто он такой. Мне кажется, за все эти годы мы научились одному: чем скорее примем самое простое объяснение необъяснимого, тем легче нам удастся пережить кризис. Как бы то ни было, мне сдается, что вот эта рука – деталь той машины.
– Херня! – раздался крик из-за двойных дверей.
И они распахнулись. В зал ворвался ветер, неся с собой ужасающую вонь. В кафедральном портале стоял Санта-Клаус. За горло он держал Брайана Хендерсона – по-прежнему в рубашечке прямиком из «Звездного пути». За ними маячили темные фигуры – они стонали что-то про «ИКЕА». Санта тем временем прижал дуло тупорылого револьвера 38-го калибра к виску Брайана и нажал курок. Стену окатило кровью, а Санта отшвырнул тело за спину, где его поймал Марти Поутру, прижался остатками губ к выходному отверстию и принялся высасывать мозг мертвого Брайана.
– Веселого Рождества, обреченное сучье племя! – объявил Санта.
Глава 16
Ну…
Что – ну? Фигово.
Глава 17
Он знает, как ты себя вел
Впав в ужас от того, что происходило в дверях церкви – стрельба, угрозы и мозгососание, – Лена Маркес, однако, не могла не подумать: Ой как неудобно – оба моих бывших сразу.Дейл стоял в костюме Санты, на пол капали кровь и сукровица, а сам он ревел от ярости. Такер Кейс же незамедлительно направился к задней стене, где нырнул под складной буфетный столик.
Раздавались крики, случилось много беготни, но людей в основном парализовало. А Такер Кейс, разумеется, повел себя как законченный трус. Лене было очень стыдно.
– Сука! – заорал Дейл Пирсон, ткнув в ее сторону тупым револьвером. – Ты мой обед! – И двинулся к ней по сосновому полу.
– Поберегись, Лена! – донесся крик у нее из-за спины.
Она только успела увернуться – буфетный стол поднялся на дыбы, сбрасывая с себя тарелки лазаньи. Спиртовые горелки под кастрюльками выплеснули синие язычки пламени на пол. Прикрываясь столом, Такер Кейс испустил боевой клич.
Тео Кроу, заметив, что происходит, оттеснил кучку людей вбок, а Так тараном пронесся по всему залу к недомертвым, толпившимся в дверях. Дейл Пирсон пальнул в приближавшуюся столешницу – три раза, прежде чем стол в него врезался.
– Кроу, держи дверь, дверь держи! – орал Так, выпихивая Дейла и его недомертвых последователей под дождь.
Синее пламя уже ползло по белой бороде Санта-Клауса и текло по ногам летчика, не ослаблявшего напор. Тео иноходью проскакал по залу и, высунувшись, схватился за край створки. Однорукий трупак в кожаной куртке поднырнул под столом Такера и уцепился за Тео, но тот уперся ногой ему в грудь и повалил на ступеньки. После чего захлопнул одну створку и потянулся задругой. И притормозил.
– Да закрой же ты эту дверь! – завопил Так.
Ноги его ходили ходуном, он терял ускорение на церковном крыльце – недомертвые не отступали. Тео видел, как к летчику поверх края столешницы тянутся полусгнившие руки. Один жмурик, у которого нижняя челюсть болталась на полоске кожи, визжал, стараясь вонзить в руку Такеру верхние зубы.
Последнее, что увидел Тео, когда вторая створка наконец закрылась: ноги Такера Кейса, горевшие синим пламенем и дымившиеся под дождем.
– Тащите сюда стол, – крикнул констебль. – Заклиниваем дверь. Подсовывайте стол под ручки.
Повисла секунда покоя – слышались только гул дождя, вой ветра и всхлипы Эмили Баркер, чьему бывшему приятелю только что всадили пулю в череп, а затем высосали мозги.
– Что это было? – крикнул Игнасио Нуньес, пухлый латинос, управлявший городским детсадом. – Да что же это, у черта, такое?
Лена Маркес инстинктивно подошла к Эмили Баркер, опустилась перед ней на колени и обвила безутешную женщину руками. Затем подняла голову и посмотрела на Тео:
– Такер остался снаружи. Он остался там.
Тео Кроу понял, что на него смотрят все. Он с трудом переводил дух, пульс колотился в ушах. Ему очень хотелось поискать ответа у кого-нибудь другого, но, обозрев зал – сорок или около того перепуганных до полусмерти лиц, – он увидел, что вся ответственность отразилась на него.
– Ох, ёпть, – только и сказал он, когда упавшая рука не наткнулась на кобуру, обычно пристегнутую к поясу.
– Он на столе у меня дома, – подсказал Гейб Фентон. Биолог придерживал буфетный стол, подсунутый боком под задвижки двойных дверей.
– Вытаскивай, – распорядился Тео, одновременно думая: «А ведь этот парень мне даже не нравится». Он помог Гейбу отодвинуть стол и пригнулся, как спринтер на старте. Гейб держал задвижки обеими руками. – Закроешь за мной. Когда услышишь, как я ору: «Пусти меня», – ну, в общем…
В этот момент у них за спинами раздался грохот и что-то влетело в высокий витраж, засыпав осколками весь центр зала. Такер Кейс, мокрый, опаленный и в крови, приподнялся с пола и сказал:
– Я не знаю, кто поставил машину под это окно, но вам бы лучше ее передвинуть, потому что, если эти твари по ней вскарабкаются, нам не отбиться.
Тео долгим взглядом окинул боковые стены с витражами – по восемь с каждой стороны, все в восьми футах над землей и по два в поперечнике. Когда церковь строили, цветное стекло было в цене, а община бедствовала, и теперь небольшие окошки чуть ли не под самым потолком станут плюсом в обороне. Только одно окно во всем здании было огромным – там, где раньше был алтарь, а теперь стояла тридцатифутовая елка Молли: почти кафедральный витраж шесть на десять футов с изображением святой Розы – покровительницы дизайнеров интерьеров. Она протягивала Деве Марии подушку-думочку.
– Начо, – гаркнул Тео Игнасио Нуньесу. – Посмотри в подвале, нельзя ли чем-нибудь заделать это окно.
Как по команде, в дыре, через которую только что нырнул Такер Кейс, показались две грязные разложившиеся физиономии. Они стонали и пытались ухватиться за края руками, от которых остались одни кости.
– Стреляй! – заорал с пола Так. – Пристрели этих тварей, нахуй, Тео!
Констебль пожал плечами. Чем тут стрельнешь?
Мимо Тео что-то пронеслось, и он развернулся: к окну, как подпаленный, несся Гейб Фентон. В руках у него была сковорода из нержавеющей стали на длинной ручке, полная горячей лазаньи. Очевидно, биолог намеревался прыгнуть в окно в растаманском акте самопожертвования. Тео поймал друга за шиворот, и Гейб взвился, как пес на поводке. Руки и ноги, однако, мчаться вперед не перестали, хотя удержать сковороду биологу удалось. Но почти восемь фунтов дымящейся сырной благодати плавно вылетели в окно, обжигая нападавших и разбрызгивая поллоковские кляксы красного соуса по стене вокруг.
– Правильно, швыряйте в них закусками, это их притормозит, – закричал Так. – Дальше – залп чесночным хлебом!
Гейб вскочил на ноги – он бы вцепился Тео в физиономию, если б уродился на фут-другой повыше. А так он только нагрубил грудине констебля:
– Я, блин, пытался нас всех спасти.
Тео не успел ответить – их попросили дать дорогу Игнасио Нуньес и Бен Миллер, бывший атлет чуть за тридцать. Они тащили к разбитому окну еще один буфетный стол. Гейб и Тео помогли Бену держать, а Начо приколотил стол к стене.
– Я нашел в подвале инструменты, – сообщил он между ударами.
Пока они работали, ожившие мертвые ногти царапали столешницу с другой стороны.
– Ненавижу сыр! – визжал один труп, чьей анатомической оснастки еще хватало на то, чтобы визжать. – Он меня склеивает!
Остальная недомертвая публика принялась колотить в стены.
– Мне нужно подумать, – сказал Тео. – Мне нужно секундочку подумать.
Лена перевязывала раны Такера Кейса бинтами и смазывала мазью с антибиотиком из церковной аптечки. Ожоги на ногах и туловище были поверхностными – алкогольное пламя быстро погасло под дождем, не успев толком прожечь одежду, а кожаная летная куртка защитила от осколков, когда он нырял в окно, хотя на лбу и ляжке остались глубокие порезы. И одна пуля Дейла скользом прошла Таку по ребрам, оставив в теле борозду длиной в четыре и шириной в полдюйма.
– Я ничего храбрее ни разу не видела, – сказала Лена.
– Ты же знаешь, я летчик, – ответил Такер, будто подобным ему приходилось заниматься каждый день. – Я не мог им позволить до тебя добраться.
– В самом деле? – Лена примолкла, заглядывая Таку в глаза. – Прости, что я… когда ты…
– Наверное, ты и не заметила, но этот трюк со столом… В общем, это была неудавшаяся попытка побега.
Так поморщился, когда Лена пластырем закрепила повязку у него на ребрах.
– Тебя придется зашивать, – сказала она. – Я ничего не пропустила?
Такер поднял правую руку – следы зубов на ней медленно заплывали кровью.
– О боже мой! – ахнула Лена.
– Надо будет отрезать ему голову, – сказал Джошуа Баркер. Все это время он стоял рядом и внимательно наблюдал за перевязкой.
– Кому? – спросил Такер. – Санта-Клаусу, да?
– Нет, вам, – ответил Джош. – Вам теперь придется отрезать голову, или вы станете таким же, как они.
Почти все в церкви бросили свои занятия и столпились вокруг Лены и Така. Похоже, люди были благодарны: есть на что отвлечься. Стук в стены прекратился, только время от времени кто-нибудь снаружи тряс дверные ручки. А так, кроме ветра и дождя, – ни звука. Одинокая рождественская толпа была в шоке.
– Уходи, ребенок, – сказал Так. – Сейчас не время для ребячеств.
– Чем будем резать? – осведомилась Мэвис Сэнд. – Это подойдет, дитя? – И она протянула зазубренный с одного края нож, которым резали чесночный хлеб.
– Неприемлемо, – выдавил Такер Кейс.
– Если ему не отрезать голову, – стоял на своем Джошуа, – он станет таким же и впустит их внутрь.
– Ну и воображение у паренька. – Такер изобразил улыбку от уха до уха, озираясь в поисках хоть одного союзника. – У нас же Рождество! Ах, Рождество – в такое время добрые люди не режут головы друг другу.
Из задней комнатки вышел Тео Кроу – он искал, не найдется ли там хоть какого-нибудь оружия:
– Телефонные линии оборваны. С минуты на минуту погаснет свет. У кого-нибудь работает мобильный?
Никто не ответил. Все смотрели на Такера и Лену.
– Нам придется отрезать ему голову, Тео. – Мэвис протягивала ему хлебный нож рукояткой вперед. – Поскольку ты у нас представитель закона, мне кажется, сделать это должен ты.
– Нет, нет, нет, нет и нет, – сказал Так. – И более того – нет.
– Нет, – сказала Лена, чтобы постоять за своего мужчину.
– А вы ничего не хотите мне сказать, ребята? – спросил Тео. Он взял у Мэвис нож и сунул себе сзади за пояс.
– Мне кажется, ты что-то нарыл с тем роботом-убийцей? – напомнил Так.
Лена встала между Тео и Такером.
– Это был несчастный случай, Тео. Я выкапывала новогодние елки, я это каждый год делаю. А Дейл приехал пьяный и злой. Я толком даже не поняла, как все произошло. Он собирался меня застрелить, а через секунду лопата уже торчала у него из шеи. Такер тут вообще ни при чем. Он под руку подвернулся и хотел помочь.
Тео перевел взгляд на летчика:
– Вы так и похоронили его с револьвером?
Так, морщась, встал у Лены за спиной.
– А я что – должен был предвидеть? Должен был предугадать, что он восстанет из мертвых, раздухарится, да еще и мозгов захочет? И надо было спрятать от него револьвер? Это твой город, констебль, вот ты и объясни. Обычно если хоронишь труп, он не возвращается на следующий день и не пытается высосать тебе мозги.
– Мозги! Мозги! Мозги! – хором подхватили недомертвые снаружи. Стук в стены возобновился.
– Заткнитесь! – заорал Такер Кейс. К изумлению присутствующих, те заткнулись. Так ухмыльнулся констеблю: – Ну, я облажался.
– Думаешь? – ответил Тео. – Сколько?
– Голову ему надо резать над раковиной, – сказал Джошуа Баркер. – Так все не слишком заляпает.
Ни слова не говоря, Тео поднял Джоша за бицепсы, прошел через весь зал и вручил паренька матери. Та словно окаменела от первых приступов шока. Тео приложил палец к губам Джоша: тсс. Всем вокруг констебль казался серьезнее, строже и властнее, чем прежде. Мальчик ткнулся лицом в мамочкину грудь.
Тео обернулся к Такеру:
– Сколько? – повторил он. – По моим прикидкам – тридцать – сорок?
– Примерно, – ответил Так. – Они все на разных стадиях разложения. От некоторых вроде как остались одни скелеты, другие относительно свежие и неплохо сохранились. Прыткости и силы, судя по виду, не хватает никому. Может, только Дейл еще бойкий да кое-кто поновее. Такое ощущение, что они заново учатся ходить или типа того.
Снаружи донесся раскатистый треск, и все подпрыгнули. Одна женщина, взвизгнув, буквально скакнула в объятия мужчины. Все пригнулись, вслушиваясь, как дерево падает сквозь кроны, ожидая, что ствол вот-вот проломит церковную крышу. Свет погас, здание содрогнулось, когда огромная сосна рухнула на землю.
В тот же миг Тео включил фонарик, который носил в заднем кармане, предвидя именно такие перебои. Над входом, раскрасив публику направленными лучами и утопив все в глубоких тенях, зажглись аварийные лампочки.
– Этих хватит примерно на час, – сказал Тео. – В подвале должны быть другие фонари. Продолжай. Что ты еще видел, Так?
– Ну что… Они все злые и голодные. Я как бы старался в основном, чтобы мне мозги не съели. На поедании мозгов они почему-то очень залипли. А потом они, кажется, собрались в «ИКЕА».
– Это абсурд, – подала голос элегантно накуафюренная психиатресса. Связно заговорила она впервые с тех пор, как все началось. – Зомби не существует. Я не знаю, что, по-вашему, здесь происходит, но банд мозгососущих зомби не бывает.
– Мне придется согласиться с Вэл, – сказал Гейб Фентон, подходя к ней поближе. – Научной основы у зомбизма не существует. Если не считать экспериментов с ядом рыбы-собаки на Карибах – от него человек впадает в состояние, близкое к смерти,когда пульс и дыхание почтине ощущаются. Недействительного, гм, оживления мертвых быть не может.
– Вот как? – переспросил Тео, оглядев всех с красноречивым бесстрастием, и крикнул: – Мозги!
– Мозги! Мозги! Мозги! – донеслось песнопение снаружи, и в стены опять застучали.
– Заткнитесь! – снова заорал Так. Мертвые послушно затихли.
Тео посмотрел на Вэл и Гейба и воздел бровь. Ну?
– Ну ладно, – сказал Гейб. – Нам потребуется больше данных.
– Нет, это невозможно, – сказала Вэлери Риордан. – Этого просто не может быть.
– Доктор Вэл, – начал Тео. – Мы знаем, что здесь происходит. Не знаем почему и не знаем как, но мы же не в вакууме всю жизнь живем, правда? В данном случае отказ – не шест, а обух, может и убить.
В тот же миг в окно со звоном влетел кирпич и грохнулся в самый центр зала. Две клешни уцепились снаружи за подоконник, и в щербатом проеме показалось избитое мужское лицо. Зомби достало сил подтянуться, закрепиться локтем на раме и прокричать:
– Вэл Риордан трахалась с прыщавым парнем, который в гипермаркете товар пакует!
В следующую секунду Бен Миллер подобрал с пола кирпич и метнул его обратно в окно. Харя зомби с тошнотворным чавком исчезла, поймав снаряд.
Бен и Тео принялись заколачивать окно последним столом, а Гейб Фентон отошел на шаг от Вэлери Риордан и посмотрел на нее так, словно ее обмакнули в слюни радиоактивного сурка:
– Ты же говорила, что у тебя аллергия!
– Мы в тот момент уже почти расстались, – ответила Вэл.
– Почти! Почти! Да из-за тебя у меня электрические ожоги третьей степени на мошонке!
В другом углу зала Такер Кейс прошептал Лене Маркес в самое ухо:
– Меня, например, уже не гложет, что мы труп спрятали, а тебя?
В ответ Лена повернулась и поцеловала его так крепко, что летчик на мгновение забыл, как его только что дырявили пулями, поджигали, били и грызли.
Много лет мертвые слушали – и мертвые знали все. Они знали, кто с кем кому изменяет, кто что крадет и где вообще-то прячут тела. Кроме пассивной прослушки – тех, кто украдкой выбегал на кладбище покурить, болтал в сторонке на похоронах, беседовал на прогулках по лесу, занимался на кладбище сексом и пугал себя до смерти, в общем – делал то, что свойственно живым, – имелась еще и активная. Ибо среди живых попадались и такие экземпляры, которым надгробья служили исповедальней: они делились своими глубочайшими секретами с теми, кто уже наверняка ничего не разболтает, и рассказывали им такое, что сказать в жизни бы не осмелились.
И бывают вещи, про которые люди уверены: их не может знать никто, ни живой ни мертвый. Но мертвые – мертвые знали.
– Гейб Фентон смотрит беличью порнуху! – верещала Бесс Линдер, прижимаясь мертвой щекой к мокрой стене церквушки.
– Это не порнуха, это работа у меня такая, – оправдывался биолог перед своими соратниками по Рождеству.
– И без штанов притом! Белочек, в замедленной съемке. Без штанов.
– Это же всего один раз было. А кроме того, их и надо наблюдать в замедленной съемке, – говорил Гейб. – Они же белочки.
Все отводили фонарики куда-то в стороны, будто на Гейба никто и не смотрит.
– Игнасио Нуньес голосовал за Картера, – донесся вопль снаружи.
Хозяин детсада, убежденный республиканец, попался в перекрестья лучей, будто олень на дороге. Все на него уставились.
– Я жил в этой стране какой-то год. Только что получил гражданинство. Я даже по-английскому толком не говорил. Он сказал, что хочет помочь бедным. А я бедный.
Тео Кроу дотянулся и потрепал Начо по плечу.
– Бен Миллер колол себе стероиды в старших классах. И теперь гонады у него как шарики от подшипников!
– Это неправда! – воскликнул бывший атлет. – У меня все яички нормального размера.
– Ага, если бы в тебе было семь дюймов росту, – заметил Марти Поутру, такой мертвый, что мертвее некуда.
Бен повернулся к Тео:
– С этим надо что-то делать.
Остальные переводили взгляды с Тео на Бена, и в лицах у всех таилось гораздо больше ужаса, чем от перспективы поделиться мозгами с толпой недомертвых. Да уж, секретов у зомби – хоть в гроб клади.
– Жена Тео Кроу думает, что она – боевая убийца мутантов! – выкрикнула хорошо погнившая женщина, некогда работавшая медсестрой в психиатрическом отделении окружной больницы.
В церкви все как бы переглянулись, кивнули, пожали плечами и испустили коллективный вздох облегчения.
– Мы это знаем, – крикнула в ответ Мэвис. – Это все знают. Тоже мне, новость.
– Ой, извините, – сказала мертвая медсестра. Повисла пауза и следом: – Тогда ладно. Уолли Бирбайндер пристрастился к болеутоляющим.
– Уолли тут нет, – ответила Мэвис. – Он на Рождество уехал к дочери в Лос-Анджелес.
– У меня всё, – растерялась медсестра. – Давайте кто-нибудь другой.
– Такер Кейс думает, что его летучая мышь умеет говорить! – крикнул Артур Таннбо, мертвый цитрусовый фермер.
– Кто хочет спеть рождественский гимн? – спросил Такер Кейс. – Я запеваю: Украшайте залы…
И все подхватили – достаточно громко, чтобы заглушить секреты недомертвых. Пели они с подлинным рождественским воодушевлением, во весь голос и мимо нот. Пока в двойные церковные двери снаружи не ударил таран.