Текст книги "Осенний фестиваль (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Хаггис

Соавторы: Чарльз Маттиас,Крис О'Кэйн,Фокс Куттер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Еще у игрового стола торчала неизменная троица – Таллис, Хуббакук и Нахум. Они следили за игрой, попутно подкалывая Копа и подбадривая Мишеля.

В конце концов, Мишель закатил в лузу последний шар, и пока ящер выкладывал шары в фигуру, отправился за элем. И тогда заскучавшая троица писателей обернулась.

– Ба! Кого я вижу! – разнесся по залу радостный вопль Хабаккука.

Откинувшись на спинку лавки, Чарльз устало буркнул:

– А уж как мы вам рады...

– Что-то Маттиас сегодня малость заморенный, – приветственно оскалился лис-морф Нахум. – Фил, привет! Давненько не видал тебя здесь... Как здоровье?

– Кхе-кхе! – проскрипел кролик. – Начитался ваших опусов, аж в горле першит.

– Да, ребята, вы таки немало понаписали к конкурсу! – подмигнула им Доктор Шаннинг.

– Угу... Конкурс немаленький... – вздохнул крыс-морф Таллис. – У нас столько хороших писателей... Мне, наверное, даже финал не светит.

– Кто знает, кто знает... – хмыкнул Фил, беря у половничего кружку яблочного эля.

– Вы знаете! – подпрыгнул на месте кенгуру-морф Хабаккук. – Кто же, кроме вас?!

– Может и знаем, – спрятал ухмылку Маттиас. – Но ведь не скажем же.

– Да уж, конечно не скажете... – снова вздохнул Таллис. – Впрочем, не все ли равно. Мне финал не светит.

Маттиас опять спрятал ухмылку – просто поразительно, как автор может ошибаться в оценке собственной работы! Почему-то его оценка зачастую диаметрально расходится с мнением читателей... И у других творческих личностей та же проблема.

«Интересно... – подумал он, – а ведь и у меня так же! Тоже ведь... расходимся во мнениях. Идеальные, вылизанные до блеска, самые лучшие – читать не хотят. Зато всяческую макулатуру, годную только на растопку, рвут с лапами... Эх, доля писательская!»

Тем временем тема застольного разговора сменилась, его коллеги, и подошедшая ближе троица друзей уже обсуждали прибывших на празднование гостей и жителей окружающих Матамор ферм и деревенек.

– Кто-нибудь знает, отец Хуг уже прибыл? – спросил Чарльз, ни к кому конкретно не адресуясь.

Ему ответил Хабаккук:

– Нет, ты же знаешь, он всегда приезжает позже всех.

– Он вроде собирался прибыть сегодня вечером.

– Отец Хуг? – спросил Мишель, отрываясь от бильярда.

– Жрец Светнесущего Эли. Заглядывает в Цитадель по праздникам. Отправляет службу последователей Светнесущего, выслушивает исповеди, раздает благословения, проповедует... – ответил Маттиас. – Приходи, сам увидишь.

– Посмотрим... Наверное, приду, – кивнул Мишель, возвращаясь к игре.

«Было бы неплохо привести в царство Эли еще одного последователя... – подумал Чарльз. – Впрочем, вряд ли он придет к ним... к нам, с первого раза».

На бильярдном столе с громким треском раскатились шары – началась новая партия. Прихватив Таллиса, Хабаккук и Нахум отправились болеть за новичка; оставшиеся за столом коллеги продолжали обсуждать списка прибывших и ожидаемых к празднику гостей, а Чарльз решил обдумать прошедший день.

И когда к столу наконец-то подошел половничий с заказанной крысом сырной запеканкой, он думал о предстоящем субботнем вечере. О том, как проведет его леди Кимберли, понравится ли ей их высшее общество и понравится ли она им... И только это имело значение!

Чарльз выполнил задуманное – помог леди Кимберли выйти в свет, показать себя на званом ужине у лорда Хасана. Теперь ему оставалось только помочь леди достойно одеться. Завтра утром они вместе пойдут к швее, примерить новое платье, заказанное и оплаченное Чарльзом заранее. Кимберли оденет его в субботний вечер... И нынешний Фестиваль будет просто чудесным!

Непременно!

Перевод – Рэдгерра

Литературная обработка – Дремлющий, Рэдгерра

[1] Желтенькая – иначе полулуна, бронзовая монета достоинством 25 медных звезд  (медяков). При цене булки орехового хлеба в зависимости от величины и качества в 0,5-1 звезду...

[2] Вариант набедренной повязки

Праздничная суета
Чарльз Маттиас

Год 705 AC, третья декада сентября

В четверг утром неделя кажется бесконечной. Суббота... Ах, суббота!.. Но до нее еще целых два дня! А потому, Чарльз не торопился вылезать из постели. Разумеется, рано или поздно он вытаскивал себя из-под одеяла и, расчесавшись, а также перекусив, приходил в рабочее настроение.

К тому же, вечерняя партия в бильярд, с призрачной, но неугасимой надеждой выиграть у Коперника, немного хорошего вина с ореховыми сухариками и сыром в кресле у камина – такая перспектива очень помогала пережить бесконечный день.

Но не в этот четверг!

Сегодня Чарльз вскочил на ноги, едва рассвело. Сегодня он расчесал шерсть аккуратнее обычного. Сегодня он даже собирался совершить подвиг – принять ванну! Разумеется, у директора гильдии Писателей были лосьоны, туалетная вода, притирки – чтобы заглушить запах пота и красиво выглядеть, но в такой день хотелось большего.  Потому что сегодня первый день Лунного Фестиваля!

Доставая из шкафа белую камизу[1], темно-зеленые рейтузы и светло-зеленый, с коричневыми вставками пурпуэн[2], Чарльз мысленно вернулся к событиям уходящей недели. Литературный конкурс, разговор с Тхалбергом, встреча с библиотекарем, перебранка с портнихами, срочный ремонт музыкальной шкатулки и наконец, встреча отца Хуга, прибывшего вчера очень поздно, почти к полуночи.

Отец Фрэнсис Хуг, священник Последователей Эли, уже много лет регулярно приезжал в Цитадель, знал в лицо практически всех ее защитников, приобрел в ее стенах множество друзей и неустанно проповедовал пути Последователей. Чарльз тоже считал его другом, возможно последним человеческим другом, оставшимся у крыса-морфа. Маттиас многое хотел бы обсудить с гостем, но увы – отца Хуга ждал герцог Томас. А потому, Маттиас ограничился рукопожатием, да парой вопросов – о самочувствии и о причине опоздания.

Здоровье у отца Хуга было на зависть всем вокруг, а задержка в пути объяснялась, к счастью, всего лишь сломанным колесом.

Регулярно появляясь в Цитадели, отец Хуг никогда не задерживался надолго – чтобы магия Насожа не успела подействовать. Чарльзу всегда было интересно, накапливается ли эффект этого заклинания и опыт святого отца подтвердил предположение Паскаль. Колючий алхимик считала, что без внешней подпитки, несбалансированное заклинание должно рассеиваться, а для создания полноценного энергетического баланса ему нужно две-три недели. И вот отец Хуг, послужил своеобразной проверкой, а заодно и подтверждением – за годы регулярных визитов, никаких изменений не появилось, он так и остался человеком.

Конечно, Чарльз был бы очень рад, пожелай святой отец поселиться в стенах Метамора, но тот дал понять, что не желает принимать изменение и крыс-морф едва ли мог винить человека. Очень непросто добровольно лишиться своего естественного облика. Его самого когда-то подтолкнуло безвыходное положение, и все равно выбор был очень и очень непростым.

Маттиас не сожалел о том выборе, он нашел здесь новую жизнь, друзей, место в обществе, а теперь и любимую женщину...

Вспомнив леди Кимберли, Чарльз улыбнулся и, прихватив одежду, отправился в баню.

Метаморские Бани! Омываемый горячими источниками, обогреваемый пылающим сердцем Цитадели комплекс бассейнов, комнат с льющимся с потолка горячим и холодным дождем, ванн, моек, сушилок и просто заполненных горячим воздухом комнат с каменными полками и кучами раскаленных камней...

Маттиас, всегда считавший себя образованным и очень культурным, честно говоря, не представлял назначения даже половины имевшихся там вещей. К примеру, ряд ниш в одной из комнат. Для чего они? Каждая ниша, скорее даже большой кувшин с широким горлом, полулежа утопленный в стену, наполовину заполненный водой, то горячей, то холодной и каким-то чудом непрерывно вращающийся...

В любом случае, эти бассейны и мойки уже которое столетие исправно служили всем желающим чистоты жителям Метамора. А сегодня еще и персонально Чарльзу.

Выбрав маленький бассейн, вернее даже большую ванну погорячее, крыс-морф разложил на скамье одежду, полотенце, выставил на каменную полку травяной взвар и, прочтя краткую молитву Эли, плюхнулся в воду.

– Ух!!! Ох!!! Ах!!!

Как все и всегда в Цитадели, бассейн оказался с сюрпризом. Почти горячая сверху, вода оказалась... слоёной. Горячая, холодная, снова горячая... и так далее до самого дна. Ощущения от ныряния в такую ванну получились... странными. Но однозначно бодрящими. Утренними!

Еще раз проведя по ушам полотенцем и осмотрев себя в зеркальце, Чарльз поискал – все ли на месте, все ли чистое, нет ли каких огрехов. Все оказалось в полном порядке, так что, взяв с полки палку для грызения, он просунул ее сквозь ременную петлю на поясе, на манер шпаги. Сегодня особенный четверг, а потому он прихватил особенную палку. Резную, из редкого и дорогого кедра... Почти такую же ему совсем недавно подарил Фил. Увы, та, превосходная палка-трость уже была сгрызена без остатка... Пришлось достать свою, из неприкосновенного запаса праздничных.

Убедившись, что его усы и шерсть чисты и бросив последний взгляд в зеркало, крыс вышел в холл. Его соседи уже были там. Все поднялись сегодня с рассветом. Неудивительно, ведь сегодня первый день Фестиваля. Все они немало потрудились, готовя общий праздник, а многим еще предстоит поработать – в ларьках и будках, торгуя и раздавая праздничное угощение от лорда Хассана, на подиумах и сценах, устраивая представления и развлечения... Но большинство будет просто зрителями.

Фермеры, извозчики, лесорубы и кузнецы... На праздник в стенах Цитадели соберутся все жители окрестных деревень, поселков и фермерских хозяйств. Они уже начали собираться. А значит пора и ему.

Чарльз шел по Зеленой аллее, прозванной так из-за виноградных лоз, вьющихся по шпалерам, натянутым вдоль пешеходной дорожки. Выращенный два года назад стараниями Дэна, придворного садовника, виноград нынче дал первый урожай, уже снятый, выдавленный и согласно всем правилам сброженый в дубовых бочках. Крыс облизнулся, предвкушая – сегодня вечером будет вскрыты первые две бочки с молодым вином. Сами лозы уже практически оголились, лишь кое-где еще проглядывали темно-красные листочки.

Осень близка.

Маттиас остановился, чтобы насладиться запахом последних осенних цветов. Вьюнок, упорный и живучий, тянул свои усики по узловатым, безлистным стеблям виноградной лозы. Его невзрачные, но такие ароматные цветы привлекали последних пчел, торопящихся собрать последнюю пыльцу и нектар... Чарльз вдохнул свежий утренний воздух, позволив резкому, острому, чуть сладковатому запаху наполнить душу спокойствием и безмятежностью... Он постоял, наблюдая как роса, лежавшая на листьях и лепестках, брызнула под внезапным порывом ветерка.

День обещал быть ветреным; погода постепенно портилась. Прошлой ночью, короткий шквал, пару раз хлопнул дверями Молчивого Мула, прежде чем Донни запер их. Ничего удивительного... начинаются осенние ветра.

Оставив позади аллею, с ее узловатыми лозами и цветами вьюнка, Маттиас подошел ко входу в одно из жилых зданий внутреннего комплекса и остановился, чувствуя как сердце колотится в груди.

Солнце уже поднялось, но везде еще лежали длинные тени. Оставалось всего пара часов до официального открытия фестиваля. Праздник начнется через час после того, как солнце поднимется над стенами Цитадели. И будет продолжаться до заката и еще один час после. Официально, разумеется. Неофициально... Там посмотрим.

«Надеюсь, она не спит, в такой ранний час», – сказал он себе, берясь за ручку маленькой боковой двери холла.

Чарльз прошел через залитую утренним солнцем комнату, еще раз принюхался и насторожив уши, легонько постучался тыльной стороной лапы в заветную дверцу.

Он услышал постукивание ее когтей по каменному полу, когда она шла к двери. Ее лапы не нуждались в обуви, особенно внутри Цитадели, с ее теплыми полами.

Дверь, медленно открылась и он увидел лицо Леди Кимберли. Ее глаза радостно блеснули, а вся мордочка как будто осветилась внутренним светом, когда она узнала Маттиаса. Чарльз на мгновение замер любуясь красотой и совершенством, явившегося ему чуда,  потом с достоинством склонил голову:

– Доброго вам утра, Леди Кимберли.

Она поправила перетянутое широким вышитым поясом ежедневное блио[3]. Как всегда идеально чистая, причесанная, с подточенными и покрытыми блестящим лаком когтями...

– Доброе утро, Чарльз, – улыбнулась Кимберли.

Ему нравилась ее «улыбка»... Став крысой-морфом, человек больше не мог улыбаться, поскольку мимические мышцы крысиной морды не приспособлены к такому выражению эмоций. Но легкий наклон мордочки, особый разворот ушек, какое-то неповторимое выражение глаз – и вот леди Кимберли смотрит на него с легкой улыбкой.

– Ты уже нашла спутника для Фестиваля? – спросил он, наперед зная ответ.

– Еще нет... – она бросила на Чарльза смущенный и в то же время заинтересованный взгляд.

– Я тоже. Пойдем вместе?

Она вложила лапу в его и вышла за дверь:

– С удовольствием.

Чарльз склонился еще раз, осторожно закрыл за ней дверь, и они вдвоем вышли обратно на Зеленую аллею, ощутив тепло осеннего солнца, уже поднявшегося над далекими стенами Цитадели. Это ласковое тепло, почти столь же приятное как прикосновение её лап, окутывало, навевало покой и веселье, тянуло, нашептывало желание обнять и прижаться крепче. Он чувствовал её пальцы, обвившие его ладонь, ее маленькие когти, царапающие шкуру, щекочущие мех на тыльной стороне его лап...

Идя с ним по Зеленой аллее, она то и дело указывала на цветы и останавливалась, чтобы рассмотреть то почки на стеблях, то засохший, но оставшийся на ветвях ярко-алый лист виноградной лозы, то уже чуть повядшие, но все еще упрямо тянущиеся к свету плети плюща. Он улыбался её желанию насладиться уходящей прелестью осени и как раз отступил на шаг в сторону, чтобы полюбоваться нюхающей поздние цветы леди Кимберли, когда она случайно спугнула присевшую на цветок пчелу. Ким шагнула назад, отмахиваясь одной лапой, а Чарльз, почти бегом потащил её дальше, через аллею к боковому входу одного из зданий. Пчела, конечно же, последовала за ними, гневно жужжа и выписывая сложные петли.

– Спрячемся?! – воскликнул Чарльз.

– И поскорее!

Отгородившись от разъяренной пчелы дубовой дверью, они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом Маттиас нежно сжал лапу Кимберли:

– Тебе лучше быть осторожнее с этими цветами! Пчелы не любят незваных гостей!

– Я вдруг поняла, что они мне не нравятся! – еще раз хихикнула Кимберли.

– Мне тоже, – согласился крыс, обнял Ким за плечи и шепнул на ушко, – но если мы будем держаться от них подальше, они оставят нас в покое.

Она подняла мордочку, развернулась, не разрывая объятий, и несколько ударов сердца они тонули в глазах друг друга, касаясь усами-вибриссами и сплетая хвосты...

Возвращение к реальности было почти болезненным – буквально в двух шагах, за поворотом коридора кто-то шумно прошелся и хлопнул дверью. Чарльз коротко вздохнул и предложил:

– Идем дальше?

Кимберли поправила ему сбивший на бок шарф, обтерла платочком усы и кивнула.

Пройдя немного внутренними коридорами примыкающего к аллее здания, они вышли у самой центральной арки и пошагали по вымощенной камнем дороге вниз, к южному внутреннему двору Цитадели.

Павильоны, кабинки и помосты, украшенные флажками, многоцветными драпировками, а кое-где и просто кусками цветной ткани,  огораживали просторный двор от главных ворот и до каменной лестницы парадного входа.

Главная арена, в центре площади, зарезервированная для большого представления – обычно кулачный бой или жонглеры и акробаты, а может быть даже заезжие артисты из Мидлендса, сейчас была пуста. Главные страсти закипят на ней ближе к полудню. Тогда вокруг соберется толпа народу, они будут шуметь, пить пиво, будут встречать аплодисментами и дождем серебряных и медных монеток победителей боев, градом гнилой картошки и тухлых яиц – проигравших. Будут освистывать очередное выступление придворного поэта... Бедняга, за шесть лет это уже превратилось в традицию – сколь хороши бы ни были его стихи, его все равно прогонят с арены с позором... Потом солнце склонится за высокие стены Цитадели, сгустятся тени, по кругу пойдут кружки с горячим вином,  придет время песен – грустных, со слезами на глазах и веселых, с танцами и топотом...

Чарльз вспомнил, как в один из вечеров прошлогоднего Фестиваля, члены гильдии Писателей разыгрывали представление – символичную осаду Цитадели злым Насожем и защиту её доблестными Хранителями. К удивлению самих артистов, преставление оказалось потрясающе успешным. Наверняка тому способствовала изрядная доля юмора... Во всяком случае, всем знакомые морды, изображенные членами гильдии, оказались на диво узнаваемы и вызывали приступы прямо-таки гомерического смеха у зрителей. К примеру Магус в исполнении Нахуума – все ронявший, терявший книги, свитки, жезлы... и тут же достававший точно такие же из под полы безразмерной мантии. Или, что удивительнее всего, сам Насож в исполнении Жупара – пожалуй он оказался самой комической из ролей, когда-либо виденных Маттиасом.

Интересно, какой спектакль поставит в этом году гильдия Холмов[4]? Крестьяне, с окружавших Цитадель земель собирались разыграть что-то совершенно особое... Что ж, подождем и увидим!

С этими мыслями, Чарльз прошел арену, и собирался было уже повести леди Кимберли поискать лавки с женскими товарами, как вдруг пряный запах свежего хлеба приласкал его ноздри, заставил повернуть голову и забурчать живот...

– Хм... – сказала Кимберли. – Правду говорила моя бабушка, самое слабое место мужчины – его желудок.

– Как она была прозорлива! – восхитился Чарльз, продолжая вынюхивать. – Последуем ее советам?

– Обжора! – хихикнула Ким, и продолжила: – Веди меня в царство хлебов и сыров, мой кавалер.

Маттиас послушно кивнул и двинулся к рядам с угощением.

В честь праздника, лорд Хассан, совместно с гильдией Ножа и Колпака[5], а также с гильдией Холмов и гильдией Охотников традиционно организовывали бесплатное угощение для всех желающих.

И сейчас, Чарльз шел вдоль рядов, обходя прилавки с мясом – традиционным прибежищем мясоедов-хищников – уверенным шагом ведя Кимберли туда, куда звал его желудок – к лавке Грегора.

Самого пекаря не было в лавке, только его новый ученик, Бреннар, полосатый черно-белый кот-морф стоял позади прилавка с буханками хлеба. Он беспокойно бродил туда-сюда, то и дело переставляя и перекладывая булки, булочки и буханки.

Наконец Бреннар подняв взгляд, заметил их и улыбнулся, показывая острые белые зубы. Это зрелище заставило Ким слегка вздрогнуть, но Чарльз успокоил её, ободряюще сжав лапу. Кот тоже заметил беспокойство леди и поспешно спрятал устрашающую улыбку:

– Мастер Чарльз! Я такой рад, весь такой рад и тебе мр-р-р-р! А ты совсем первый и совсем весь здесь!

– И тебе доброе утро, – кивнул Маттиас. – А где Грегор?

– У-у-у... Мастер Чарльз, такой секрет, такой секрет, только я все знать! – Бреннар таинственно обернулся по сторонам и заговорил вполголоса. – Мастер весь такой в бегах, и у-у-у!!! В пекарню! И топ-топ-топ – еще булочки, и еще кексы и все топ-топ-топ! Все такое – ой! И уй! И тс-с-с!!

– Ни звука не изойдет из наших уст! – торжественно провозгласила Маттиас, подходя ближе. – Рассказывай!

– Я весь вчера только лапы – уо-оххх и мр-р-р... как вдруг – БАХ! Дверь! И ДеМуле! Весь – ой-ой-ой! Как сто лутинов, нет, тысяча! Мастера за пояс – ЦАП! И нету... Ой... Я весь такой ждал-ждал, и стемнело уже, а я все ждал-ждал, и из миски попробовал и тесто помешал и в окно поглядел, а нету... Потом БУХ! Мастер! Глаза ох! Шерсть ух! Я – ой! А он тоже ХВАТЬ! И в чан! С тестом! ФУХ! Миску! Изюма! Вот прямо всю! Уй... И меня – «шевелись полосатый!» И гонял, и гонял... Всю ночь бегал, ажно устал весь! Формы подавал, кексы делал, пол подметал, дрова носил, воду таскал... Аж хвост дрожит, так весь устал!

 Маттиас почесал затылок:

– Как интересно... Что это на него нашло? Разве можно в тесто изюм? И что получилось? Ты пробовал эти... э-э... кексы?

– Я весь даже такой не знаю, мастер Чарльз... И все крошится, и сухое, только изюминки выковыриваются, и даже не знаю!

– А можно попробовать? – вмешалась в разговор леди Кимберли. – У тебя нет здесь этих... кексов?

– И прямо тут положил, и все такое мр-р-р... Всем ажно показал и положил и даже достал! Вота!

Бреннар сноровисто упаковал в полотняный мешочек пару коричнево-желтых кексов, отчетливо пахнувших изюмом, и грустно вздохнул:

– А я хотел, и все думал и все сам! Вот! И хлеб и булочки – а сам! А мастер – у-у-у! И не дал... И мне – «учись!» Муку сеялось и тесто мазалось, а еще – пых-пых-пухххх! И опало! И я его – пух-пух-пух, а оно снова пф-ф-ф! И закваска... А мастер – у-у-у! Пол подметал, и пыль вытирал, и воду таскал, и дрова носил... И все...

Чарльз сочувственно кивнул:

– Ты сейчас столкнулся с трудностями. Но не беда, у Грегора есть причины так делать. Ученик, в любой профессии начинает с заданий и работ почти не связанных с будущей профессией. И ты удивишься, но даже собственно сама работа пекаря состоит, увы, не только из собственно выпекания хлеба. Предстоит изучить еще уйму всяческих умений, вроде бы напрямую не относящихся к хлебу, но нужных и обязательных. К примеру, кто-то должен колоть дрова для хлебной печки. Тебе сейчас трудно, а иногда и скучно... Но так надо. Кроме того, я думаю, он хочет научить тебя дисциплине, хотя бы для собственного спокойствия.

Бреннар смущенно потер ухо и пожал плечами:

– У-у-у... А я весь такой терпеливый и всё такой да... А хочется! Вот! А вот ещё вся такая и с тобой и вся – ой и рядом стоит и кто?

– Ох, как невежливо! Я совсем забыл. Знакомься Бреннар, Леди Кимберли, урожденная баронесса Братас, – гордо сообщил Чарльз.

– Приятно познакомиться, – наклонила голову Кимберли.

– А я весь такой мр-р-р, и весь такой фух-х-х и весь такой хвост задрав! Вот он я –  Бреннар!

– Отлично, Бреннар! – Чарльз принялся разглядывать прилавок, – так, что тут у нас...

Кот-морф послушно показывал булки и караваи, рассказывая (по мере возможности) как и из чего они сделаны. Чарльз же то и дело поворачивался к Кимберли, спрашивая ее мнения. В конце-концов, выбрав пару хлебцов – вытянутых, покрытых желто-коричневой хрустящей корочкой и присыпанных дроблеными орехами, вдобавок к изюмным кексам, они пожелали Бреннару всего хорошего и откланялись, поскольку в лавку зашли еще клиенты.

– Какой забавный юноша! – мелодично засмеялась леди Кимберли. – Так смешно говорит... Откуда он?

– Не знаю, – развел лапами Чарльз, подводя её к соседнему павильону. – Говорят, сын фермера с ближних земель, захотел стать учеником пекаря. А говорит и правда смешно... Впишу я его в свой рассказ. Буду писать о Фестивале, как раз подойдет!

В следующем павильоне Маттиас и Кимберли взяли большой треугольный кусок ароматного желтого сыра, да еще кувшинчик коровьей простокваши и, выйдя на улицу, отправились искать местечко – присесть.

Устроившись на траве, Чарльз позволил хвосту обвить ноги и расположил хлебцы и сыр с кувшинчиком возле себя, прямо на мешочке. Кимберли присела рядом, немного повозилась, устраивая камизу красивыми складками, потом откусила кусочек хлебца.

– Вкусно, – улыбнулась она Маттиасу. –  Почти так же вкусно, как на Встрече грызунов.

Чарльз, откусив от своего хлебца, покачал головой:

– Не спорю, но... хлеб вчерашний, а может даже позавчерашний. Похоже, Бреннар чрезмерно увлекся изюмными кексами. Ну да ладно.

Кимберли пожала плечами, откусывая кусок, сыра и запивая простоквашей.

Чарльз смотрел вдаль, на плывущие над башнями и стенами Цитадели облака, на ветер несший их, ветер, хлопавший стенками палатки... Первый день Фестиваля оказался хорошим днем – ветреным, с летящими по небу облаками, с проглядывающим то и дело солнцем... Один из дней Фестиваля непременно был ненастным и холодным, из года в год, несмотря на все усилия метеомагов. Как будто сама Цитадель желала напомнить ее Хранителям – нельзя, нельзя терять бдительности...

Но в этот раз, Сарош, придворный метеомаг, предсказывал солнечную, правда, ветреную погоду на все дни праздника. Он объявил во всеуслышание, что во всех направлениях практически чисто, за исключением мелких кучевых облачков.

– Так что ты хотела бы посмотреть? – спросил Чарльз, осилив хлебец и оказавшийся весьма вкусным кекс.

Площадь постепенно начала заполняться народом – кое-кто, как и Чарльз с Кимберли устраивался на траве перекусить, другие просто бродили от лавки к лавке в ожидании начала представления. Оживали маленькие помосты – кое-где появились первые актеры, прочищали горло зазывалы, а один из помостов прочно оккупировали его коллеги из гильдии писателей. Насторожив уши, Маттиас расслышал громкую шутливую перебранку поэтов за лучшую чернильницу и самое красивое перо. Разумеется, все ругательства были сложены в рифму, высоким слогом.

Кимберли оглянулась по сторонам, на бродящих туда-сюда гостей и жителей Цитадели... Потом сгрызла остаток хлебца и, вытерев усы-вибриссы платочком, сказала:

– Мне всегда нравилось смотреть, как работают настоящие мастера. Как из их рук выходит настоящее изделие, прямо при мне.

Она опять улыбнулась ему и протянула лапу за палкой для грызения. Сегодня она принесла свою, подвесив её как Чарльз, в петлю на поясе. Глядя, как Ким аккуратно грызет свою (свою!) палку, Маттиас возликовал. Он знал, что нравится ей, но хотел большего – Чарльз желал, чтобы она нравилась самой себе. Он хотел, чтобы она получала удовольствие от крысиной жизни и не думала о себе, как о жутком и отвратительном чудовище.

К тому же она помогала ему сохранять рассудок... одно её присутствие поблизости избавляло его от приступов ярости. За последние две недели он ничего не сломал, и даже не чувствовал потребности вымещать на вещах свои чувства. А еще оказалось, что жить не только для себя, думать не только о себе было так приятно... Впервые за многие годы он мог позволить сердцу биться в такт с другим, наполняя все его существо тихой радостью, таким домашним, теплым чувством... Ему было так радостно видеть её счастливой, что одно это унимало его гнев, растворяло его, как кусочек сахара в горячем вине.

– Отлично, я знаю, где стоят их павильоны. Это близко, нужно только перейти площадь. Кстати, интересно будет посмотреть... Надеюсь, Гектор сделал, как я ему предлагал...

– Гектор? Тот самый? Здесь?! – изумилась Кимберли.

– Ты его помнишь? Да это он и ныне Гектор тоже нашего с тобой роду-племени. Кстати вы знакомы.

– Не может быть! Он же... М-м-м... Тот всегда мрачный и раздраженный крыс?

– Ну, вообще-то, с недавних пор он уже не такой мрачный... – чуточку самодовольно сказал Чарльз.

– В самом деле?

– Да. И я надеюсь, ты еще увидишь, почему.

Она доела кекс, допила остатки простокваши и, еще раз аккуратно вытерев усы платочком, стряхнула крошки с подола коричневого платья. Еще одна новая черта, появившаяся в леди Кимберли после изменения. По приезду в Цитадель она одевалась куда роскошнее – котарди[6] тончайшей шерсти, с изящными вышивками, меховыми вставками, длиннополый, с широкими рукавами упеленд[7], украшенный вставками из шелка и горностаевого меха... Сейчас же Кимберли, даже по праздникам, носила повседневное блио из хорошей, но все же немного грубоватой шерсти. Странно, удивлялся Маттиас, ведь его стараниями у нее есть несколько перешитых платьев, но она как будто не желала одевать их. Может быть, она считает себя недостойной?

Чарльз, разумеется, так не считал. Он же ясно видел, как она наслаждалась  вчерашней примеркой, заглядываясь в зеркало, смеясь и перебирая все эти оборки, ленточки, рюши...

Чарльз же, сидел на кушетке, в стороне и любовался, любовался... У него был длинный день, он уже переделал уйму дел, а предстояло переделать еще немногим менее и вначале он даже хотел попросить её поторопиться, но зная как важно женщине быть красиво одетой, решил немного подождать, а потом засмотрелся и забыл...

Впрочем, вчерашний день уже кончился, а сегодня Чарльз поднялся на ноги и протянул лапу Ким. Потом они, держась за лапы, пошагали к павильонам мастеров.

Обойдя по кругу почти половину площади, они вышли, наконец, к нужному ряду. Некоторые мастера уже продавали готовые изделия, некоторые одновременно делали что-то новое. Слон-морф продавал стеклянные побрякушки, бижутерию и сувениры – мастер-стеклодув, сегодня он ничего не выплавлял, только продавал. Кимберли долго рассматривала стеклянную модель самой Цитадели – изящную, витую, разбрасывающую брызги радужного цвета во все стороны. Леди даже осторожно провела пальцем по знакомым улочкам и аркам, заставив слона понервничать. В конце концов, мастер не выдержал и заявил, что модель не продается, поскольку еще не готова.

Кимберли со вздохом оставила стеклянные игрушки в покое и шагнула прочь от деревянной будки. Чарльз, взяв ее под руку и утешающе приобняв, осмотрелся по сторонам, выискивая знакомых мастеров. На глаза ему попались сразу несколько интересных лавок – мастер-гончар крутил ногами круг, выделывая изящную чашку, его ученик тут же лепил детские игрушки – свистульки, фигурки самых экзотических зверей и чудищ. Мастер-кондитер украшал пирог завитушками из теста, прежде чем сунуть в походную печь. Даже один кузнец, поставил маленькую наковальню и звонко стучал молотом, выкручивая и выгибая металлические узоры. И почти с краю Маттиас увидел кабинку, в которой на столе были расставлены деревянные бруски – по размеру, от самого большого, до самого маленького. За столом стоял Гектор. Вымытый, вычищенный, аккуратно причесанный и веселый Гектор.

Потрясающе.

Таким Чарльз его еще не видел. И куда делся мрачный, вечно всеми недовольный, опустившийся, всегда грязный крысюк? Им призывно махал лапой веселый, чуточку самодовольный, одетый просто, но не без шика джентелькрыс.

Приветственно шевельнув ушами и кивнув, Чарльз повел Кимберли к его будке.

– Доброе утро, Гектор.

– Наше вам с хвостиком, мастер Чарльз, леди Кимберли!

– Здравствуйте, Гектор, – улыбнулась Кимберли, осторожно вдыхая ароматы свежего дерева – приятный, ласкающий запах кедра, едкий запах осины, острый запах ели, чуть маслянистый – дуба и вяжущий на зубах и в горле, занозистый даже издали «аромат» лиственницы.

Гектор передвинул пару брусков с места на место, его лапы с короткими крепкими пальцами и длинными когтями, спокойно легли поверх них.

– Ты всё же нашел способ, как резать дерево, верно? – спросил Маттиас, в данный момент чувствующий прямо-таки осязаемое облегчение, почти счастье от того, что все они были крысами, и были вместе и у них все было хорошо.

Он не знал почему, но лучше всего он себя чувствовал, находясь в кругу друзей-грызунов. В кругу его стаи. Магус объяснял это морем умных слов, говоря о каком-то непонятном телесном сродстве, о природных влечениях и естественном поведении крыса-доминанта... Практичная же Паскаль свела все к трем словам: «среди своих лучше!»