Текст книги "Осенний фестиваль (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Хаггис

Соавторы: Чарльз Маттиас,Крис О'Кэйн,Фокс Куттер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Святое причастие
Чарльз Маттиас

1. Верую! Во Эли, единого Бога Вседержителя, Творца неба, земли и дорог видимых и невидимых.

2. И во единого Учителя Иешуа, Открывателя дорог, Сына Божия, Единородного, рожденного от Отца прежде всех веков; Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не созданного, одного существа с Отцом, через Которого все сотворено;

3. Для нас людей и для Учения нашего сшедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святого и Матери Святой, сделавшегося человеком и учившего нас;

4. Учеником своим преданного, распятого же за нас, для открытия нам дорог и путей его Отцом сотворенных, страдавшего и погребенного;

5. И воскресшего в третий день, согласно с Писаниями.

6. И восшедшего на небеса и идущего одесную Отцу;

7. И опять имеющего придти со славою судить живых и мертвых, царству, Которого не будет конца.

8. И в Духа Святого, Господа, подающего жизнь, исходящего от бога Отца, направляющего и прославляемого равно с Отцом и Сыном, говорившего через пророков.

9. И во Единую, Святую, Соборную, Отцом Отцов направляемую Церковь.

10. Исповедую Путь Учителя, во оставление грехов.

11. Ожидаю воскресения мертвых.

12. И вечной жизни во след последнего суда. Аминь.

Год 705 AC, третья декада сентября

Перекусив в продуктовом павильоне, Чарльз повел леди Кимберли мимо палаток и павильонов, мимо импровизированных трибун и площадок к центру сегодняшнего праздника – на южный двор. И, разумеется, почти опоздал – лучшие места оказались заняты. По импровизированной  арене расхаживали участники предстоящих состязаний, на кого-то рычал церемониймейстер, крокодил-морф Тхалберг... А Маттиасу и Кимберли пришлось подниматься по выстроенным к празднику трибунам с лавками на самый верх, чуть ли не на стены, окружающие двор. Высоко-о! Ким, случайно заглянув в щель между секциями, даже задрожала и прижалась к Чарльзу.

Там, на самом верху им пришлось немного потеснить достопочтенную Шаннинг. Уважаемая гусыня, впрочем, только приветственно кивнула и, переложив писчую подставку-дощечку на колени, вновь занялась ей одной понятным делом – она очень внимательно штудировала длиннющий свиток, регулярно бросая взгляды то на небо, на плывущие в блеклом, по-осеннему прозрачном небе белые облачка, то вниз, на арену. Потом крякнув что-то, иногда утвердительное, а иногда и сердитое, хватала серебряную палочку, быстро черкала в свитке и снова принималась его внимательно изучать.

Усадив Ким, Чарльз оглянулся по сторонам. Почти все значимые лица Цитадели уже заняли места на трибунах. Герцог Хассан расположился в отдельной ложе, там же торчали его ближайшие помощники – ДеМуле, Боб Стейн, Фил, Странник. Только церемониймейстер все еще оставался внизу – вдоволь нарычавшись, он как раз сейчас торжественно вышагивал к центру поля. Вот взвыли фанфары...

– Милостью повелителя нашего, лорда Хассана, да будут в соревновании определены лучшие из лучших, и да станет наградой им почет от жителей герцогства, уважение от защитников Цитадели и подарки от его светлости! – взревел крокодил-морф так, что зрители на передних рядах даже немного пригнулись. – Первыми себя покажут наши славные мечники!

Пока первые участники выстраивались внизу, Чарльз еще раз оглядел зрителей, машинально отметив практически неразлучную троицу – почти треугольный Руу Хабаккук, лис Нахум и крыс Таллис. Эти бездельники расположились чуть ли не на первом ряду... наверняка заняв места рано утром, а то и с вечера. Точно бездельники – отметил Маттиас, но тут же позабыл о них, ведь у него были темы для размышлений и поважнее.

Леди Кимберли, прижавшаяся к его боку – наипервейшая из них.

Чарльз удовлетворенно вздохнул и попытался сосредоточиться на происходящем внизу. Там, в четырех загородках начинались одновременно четыре поединка. Отборочные туры. Маттиас внимательнее пригляделся к бойцам – к уже машущим деревянными мечами, и к ожидающим свою очередь пообок, мельком отметив забавную коллизию на ближайшей арене – один из бойцов оказался как минимум на два фута[1] выше другого... Но увы, крыса-морфа в архаичных доспехах там не было. Сэр Саулиус так и не пришел!

Наверно, этого следовало ожидать.

Накануне Чарльз долго уговаривал старого рыцаря присоединиться к празднеству, но кажется, его слова пропали втуне. Или, возможно, тому причиной стала полученная Саулиусом не так давно рана? Брайан снял бинты пару дней назад, а вчера объявил рыцаря полностью здоровым... Похоже, не совсем! Впрочем, Маттиас почему-то считал, что пожелай Саулиус пойти на соревнование, пожелай он на самом деле – никакие раны, кроме совсем уж смертельных, рыцаря бы не остановили. В конце концов, за прошедшие со дня изменения шесть лет, Саулиус не поучаствовал ни в одном фестивале! Хотя и был абсолютно здоров. И никакие уговоры, никакие уверения не поколебали его уверенность – он по-прежнему считал свой нынешний крысиный облик божественным наказанием, а себя недостойным рыцарского звания...

Вздохнув, Чарльз поискал на трибунах других крыс своей «стаи».

Таллис все еще торчал на первом ряду, но уже не на лавке. Крыс-морф, забыв о друзьях и вообще, обо всем на свете, стоял у самого края трибуны, крепко сжимал лапами деревянные поручни, временами даже бессознательно грызя их. Вся его фигура напряглась, мышцы ходили ходуном – в такт движениям поединщиков. Вот один из бойцов провел особо опасный выпад, целя в лицо сопернику, а Таллис чуть присел и отшатнулся...

Элиот обнаружился в укромном углу, за огромной корзиной. Его серо-коричневая, с рыжим пятном спина мелькала, когда он то выглядывал поверх корзины, сквозь торчащую солому, то опять прятался, смотря что перевешивало – интерес или боязнь многолюдных сборищ. Наконец поединок на ближайшей арене закончился, и крыс, оглядевшись, осторожно вытащил из лежавшего на полу мешка пятнистый кусок сыра и флягу.

«Гектор наверняка все еще в павильоне, выгрызает очередную фигурку – подумал Чарльз. – А вот Джулиан и Марк... Эх!.. Дать бы им обоим по подзатыльнику!»

Впрочем, о первом Чарльз практически не волновался. Как это ни странно, но полубезумный Джулиан, изуродованный от рождения, выросший фактически под домашним арестом, не выходя из комнаты и почти не видя людей, ныне появлявшийся в открытую только на собраниях Попечительского Совета Грызунов... вызывал у Чарльза меньше всего опасений. Снежно-белый, с алыми глазами, склонный постоянно бормотать что-то под нос, крыс имел, что удивительно, очень деятельный, цепкий, собранный ум и всегда был занят. Он либо добывал пропитание мелким воровством, либо исследовал через крысиные лазы заброшенные и закрытые помещения Цитадели, в поисках маленьких, но ценных вещиц. В любом случае, будучи все время при деле, он не выказывал ни малейшего недовольства своей формой и, похоже, хорошо приспособился к жизни в Цитадели.

А вот Марк... У Марка были проблемы. Изначально очень легко принявший изменение, он постепенно все больше отдалялся от общества и все больше времени проводил в полной крысиной форме. А, кроме того, однажды проговорился Маттиасу, что тоже слышит зов...

Чарльз вспомнил, как он сам впервые услышал зов... Как будто множество шепчущих голосов на миг застили все звуки мира, зовя вниз, в норы и переходы... стать частицей, безмысленной и бессловесной... раствориться... принять все и отдать самое себя стае...

Хрррр!

Глубоко вдохнув, Маттиас заставил себя спрятать оскаленные зубы и прижать вздыбленную шерсть. Помнится, Паскаль упоминала что-то об идущем из глубины нового естества каждого морфа потоке влияния, который и звучит в их крысином уме зовом. Она говорила, что для крысы, животного чрезвычайно привязанного к стае, этот зов может стать непреодолимым... если не противопоставить ему что-то иное. Цель. Работу. Любовь... Или такой же зов, но другой стаи!

Его стаи!

Маттиасу кажется, удалось. Саулиус, Таллис, Кимберли, Гектор, Джулиан – так или иначе, Чарльз смог удержать их души. Но не Марка. Его душа постепенно уходит во тьму...

Крыс вздохнул и перевел взгляд на леди Кимберли. Высматривать отсутствующих друзей ему надоело, от просто толпы уже рябило в глазах... хотя выдать по подзатыльнику этим любителям подвалов все еще хотелось. Но это может подождать до завтрашнего утра, а сегодня... Осторожно передвинувшись поближе, под бочок леди Кимберли, Чарльз счастливо вздохнул. Она само совершенство! Пока она рядом, все проблемы и беды куда-то отступают, а он сам кажется себе всемогущим...

И даже сможет заняться политикой на предстоящем им праздничном обеде.

Маттиас не любил участвовать в политических игрищах, но выбора у него не было. Должность, ети ее Насож, обязывала! Вот только, всякий раз вступая под сень герцогских покоев, крыс чувствовал себя, словно входил под сень Мертвого прохода. Не в смысле внешнего вида... а в смысле прижатых ушей и вздыбившейся шерсти. Не то что бы герцог Хассан давал ему понять, что он там лишний, отнюдь, но факт, что советники лорда так и облизывались, так и тянули когти, мечтая отобрать все, ради чего он трудился, ради чего жертвовал всей своей жизнью... почти всей. А еще регулярно раздававшиеся голоса, требующие увеличить налоги на доходы гильдии Писателей! Вообще-то не голоса, а голос... лорда Боба! Эх, вцепиться бы зубами в его коняжьи... подбрюшье!! Чтоб раз и навсегда зарекся!..

...!

Опять спрятав оскаленные зубы и пригладив вздыбленную шерсть, Маттиас глубоко вздохнул, и осторожно погладил усами-вибриссами такое надежное, такое успокаивающее плечо Ким. Мысленно посмаковал все три буквы ее имени... Моя самая лучшая, моя самая-самая...

От ее имени, мысли Чарльза опять перескочили к деяниям и намерениям советников лорда. Нет, конечно же, умом крыс понимал – его впечатления были совершенно ошибочны. На самом деле никто не желал взваливать на себя совершенно бесприбыльную, очень специфичную и очень-очень хлопотную работу директора гильдии Писателей. А уж возможность коня-морфа сместить его с места самца-доминанта крысиной стаи... Представив, как конь предводительствует стае крыс и председательствует на заседании Комитета Грызунов, Маттиас даже язык прикусил, чтобы не рассмеяться в голос. Хотя, конь-морф с какой-то точки зрения, тоже грызун...

К демону!

Не все ли равно, что там думают и делают советники лорда, важно, что все новое естество Чарльза требовало, просто вопило, заставляя его защищать все его стаи и всю его территорию от наглых и бесцеремонных пришельцев извне!! И неважно, кто они – лорды ли, герцоги ли, кони ли, собаки ли... Маттиас чувствовал угрозу и все тут!

Очередной взгляд на сидящую рядом с ним леди, вновь перевел мысли крыса в совсем другую сторону. Кимберли до сих пор считала себя отвратительной, крысой! Она до сих пор думала, что никто и никогда больше взглянет на нее и не полюбит ее. И была абсолютно неправа.

Чарльз позволил своей левой лапе чуть-чуть сдвинуться вправо, к ней... и внезапно она вложила свою лапу в его!

Сама!

Он чуть сжал ей лапу, а она подняла взгляд и ее усы-вибриссы вздрогнули от легкой улыбки. А Маттиас, заметив торчащую между ее резцами маленькую щепочку, потянулся лапой, чтобы убрать эту досадную помеху. Но леди остановила его лапу своей, удивленно воскликнув:

– Что-то не так?

– Там торчит щепочка, позволь ее убрать, – повернувшись, улыбнулся он Кимберли.

– Я знаю, что там, – она все еще придерживала его руку.

– Ну, так давай уберу, я же вижу – она тебе мешает.

Подумав единый миг, только сердце успело ударить, Ким кивнула и склонилась ближе, показывая резцы и торчащую между ними щепочку. Маттиас протянул лапу, и со второй попытки хорошенько ухватив ее когтями, вытащил.

Кимберли коснулась лапой резцов:

– Так куда лучше. Спасибо, Чарльз.

Но ее слова заглушил настоящий гром аплодисментов и торжествующих воплей. Бросив взгляд туда, Маттиас увидел прижатый к земле арены лапой маленького бойца деревянный длинный меч. Кажется, бой закончился... Но нет! Обезоруженный дылда выхватил из-за спины деревянный же кинжал и вновь атаковал.

«Как все это... нерационально! – подумал Чарльз, отворачиваясь. – Неужели не видно, что этот дылда проигрывает сопернику по всем статьям?! Как можно наслаждаться всей этой... дракой?!»

Крыс улыбнулся, обнимая леди Кимберли за плечи, когда они откинулись на спинку лавки, а Ким чуть склонилась и прижавшись к его груди, обоими лапами ухватившись за такую надежную и твердую лапу...

Ее взгляд вернулся к продолжающимся поединкам, а Чарльз вздохнул. Он не относился к тому редчайшему племени «разумных», что проповедовала «непротивленье злу насилием», но считал, что длительное рассматривание такого зрелища может быть опасным. Для самого Чарльза это опасно – и сие неоспоримый факт. Но в то же время, он понимал, что эти соревнования жизненно необходимы. Лутины, мелкие, вонючие мерзавцы, непрерывно промышляющие по всей округе. Не менее гадостные, но куда более опасные чудища, волнами набегавшие на Цитадель откуда-то с севера. И разумеется Насож.

Шесть лет назад он мог уничтожить Цитадель и всех ее жителей. Отбросить его войска удалось лишь чудом, да доблестью защитников. Но ведь это было отнюдь не первое нападение! И не второе... И, увы, не третье. Вообще-то, на Метамор нападали регулярно. В основном с севера. Много реже – с юга. Короли и повелители Среднего Мидлендса тоже бывают... не в духе.

Да, Маттиаса не было здесь во время битвы Трех Ворот. Но он все равно будет помнить, тех, кто стойкостью, боевым мастерством и магией закрыл Насожу путь на юг. Помнить и готовиться, ведь вполне возможно и ему самому... да куда там, возможно – ему обязательно придется принять бой в этих стенах. И тогда будет важна даже самая малая толика, самый маленький боец, возможно, сможет повлиять на исход противостояния столкнувшихся армий...

С боев и столкновений мысли Чарльза перескочили на сегодняшний, вернее вчерашний день. Наставник Хуг все-таки добрался в Цитадель вовремя! Дороги вблизи Цитадели последнее время стали очень неспокойны и Чарльз опасался, что священник опоздает, но он все же успел. А значит, сегодня вечером состоится месса, посвященная Великому четвергу страстной недели и подготовить к ней душу и мысли очень важно. Подготовиться к воспоминаниям о Тайной трапезе, к вкушению тела Господа и питию крови Его...

Чарльз глубоко вздохнул. Не то, чтобы его вера как-то ослабла или поколебалась... Но некому было поддержать немногочисленных верующих в Цитадели, некому было подать им слово утешения – потому, что ни одного священника не нашлось во всей округе, на два дня пути. Разве что Жрица, но... Может ли беседа со жрицей ордена, поклоняющегося Многобожию, считаться настоящей исповедью? Долгий разговор с волчицей серьезно облегчил ему тяжесть на душе, но добавил и новых проблем. Ведь даже ей Маттиас не сказал всего...

Но сегодня вечером он сможет очиститься душой – вспомнив события тысячелетней давности.

– Делайте это в память обо мне, – прошептал Чарльз едва слышно.

Эти слова, краеугольный камень его веры, память о жертве, принесенной Им ради всех живущих на этой земле так давно. Память о смерти Его, об отданной Им жизни...

Шум арены вдруг отодвинулся куда-то вдаль, стал неважным, ненужным, мелким, а перед мысленным взором Чарльза развернулись картины далекого прошлого, давно ушедшего, но не забытого. Он увидел человека, сына божьего, исхлестанного, побиваемого бичами и выкриками из толпы. Кровь его ручьем текла по разорванной в клочья коже. Маттиас узрел огромное дерево, корявые ветви, словно руки, тянущиеся, чтобы ухватить небо и в ужасе наблюдал, как Иешуа был подведен к необъятному стволу, как солдаты взяли огромные ржавые гвозди и ударил молот. Чарльз съежился, когда ржавый металл погрузился в слабую плоть меж костями предплечий, когда же хлынула кровь...

С каждым ударом метал погружался все глубже и глубже, скребя по костям. А Чарльзу казалось, что это его прибивают к тому дереву, это его руки пробивают ржавые острия. Он пытался закричать, но горло как будто чей-то рукой, сдавило спазмом, и он мог только смотреть и слушать торжествующие раскаты смеха бывшего Его ученика, Иуды, предавшего и погубившего Учителя!

Это было торжество смерти и проклятых жрецов, жрецов не ведавших высшего, не пожелавших прислушаться к словам изреченным земными устами Эли и обрекших свои души на вечную гибель...

– Чарльз! – Кимберли осторожно тряхнула его за плечи, вырывая из жуткого видения, – Чарльз, что с тобой?

Маттиас медленно втянул воздух сквозь все еще сжатое горло, миг или два невидяще смотрел в никуда, потом уткнулся мордой ей в плечо:

– Это... как жуткий сон. Я уснул?

– Ты как будто уплыл куда-то, – покачала головой Кимберли. – Глаза открыты, но ничего не замечаешь. Тебе... было видение?

Чарльз откинулся на спинку лавки, подождал, пока леди займет место рядом с ним, глянул вниз, на арены. Там, как раз сменялись пары – один из поединщиков хромал к шатру целителя, другие рассаживались вдоль края арены, на скамейках.

– Да, мне было видение, – наконец решился Маттиас. – Я видел смерть Учителя Иешуа. Ты... ты знакома с постулатами Эли, творца дорог?

Теперь уже задумалась Кимберли.

– Сегодня вечером, сразу после заката наставник Хуг проведет мессу и таинство причастия, – Чарльз поторопился заполнить возникшую паузу. – Я хотел пригласить тебя... если... Ты же знаешь, что такое месса и причастие?

– Нет, – легонько улыбнулась Кимберли. – Я знаю о Учителе Иешуа, знаю молитвы и читала Книгу Дорог. Наставник сам рассказывал мне все, что смог понять когда-то, но он никогда не упоминал ни таинство причастия, ни мессы.

– Но... – Чарльз мысленно обругал себя тупицей и идиотом. Он даже не подумал поинтересоваться – а ступает ли леди дорогами Эли? Она вполне могла поклоняться одному из Многобожия... Или ступать по дорогам вне заветов Наставника наставников, как тот же Михась... А могла происходить из такого захолустья, что не входило ни в одну из епархий! – Прости, если этот вопрос слишком личный, но стоишь ли ты на путях Его?

– Да, я верую во Эли, единого Бога Вседержителя, Творца неба, земли и дорог видимых и невидимых, – ответила Кимберли, дословно цитируя строку из Символа веры.

– Тогда, может быть... пойдем путями Эли вместе? Пусть тебе не знакомы таинства и службы, но ведь надо же когда-то начинать!

Присев на одно колено, Маттиас положил лапы поверх ее и умоляюще заглянул ей в глаза. Он очень хотел, чтобы она разделила с ним его путь. И сейчас молил Эли дать ей силы принять наставления Наставника наставников, принять путь и помощь наставника Хуга...

Он вдруг подумал, что за последнюю неделю обращался в молитвах и помыслах к Эли чаще, чем предыдущие месяцы... да, что там месяцы! Годы! Что это? Что изменилось в окружающем мире? Или... в нем самом?!

– Я хотела бы разделить твой путь, если позволишь... – смущенно выдохнула леди Кимберли, нервно сжимая когтистые ладони.

Чарльз опустил голову, скрывая радостную улыбку, но сияющие глаза он скрыть не сумел. Да и не особо хотел, если честно:

– Спасибо моя леди! Почту за честь!

А она с улыбкой взъерошила ему мех на затылке и когда он уселся рядом, склонилась к нему, позволив опять обнять и сама обнимая его лапы и согревая их дыханием...

Тем временем внизу, на площадках арены уже появились новые пары бойцов. На ближайшую к ним вышли хорек и кенгуру. Маттиас даже шею вытянул, пытаясь рассмотреть, кто это такие. Хорька он просто не знал... наверное, кто-то из скаутов, что вечно бродят за северными воротами Цитадели. А вот кенгуру... Вроде бы в Цитадели был только один... Хабаккук?! Но тогда кто же?..

Быстро бросив взгляд на трибуну, крыс убедился – там Руу уже не было, зато Таллис и Нахум размахивали лапами, как две ветряные мельницы, подбадривая приятеля.

Чарльз удивленно потер ухо – кто бы знал, что этот треугольный попрыгунчик умеет не только размахивать кулаками, да увиливать от написания рассказа! Никогда бы не подумал... А впрочем, ничего удивительного. Жупар, при всей его внешней ординарности был очень даже непрост. Сейчас, наскоро перебрав в памяти его рассказы и болтовню, пьяную и не очень, Маттиас вдруг осознал, что тот практически ничего о себе не рассказывал.

И этот треугольный затворник смел что-то говорить против Куттера! Мандюк сумчатый! От себя внимание отводил, не иначе! Вот уж действительно...

Ух!

Поединщики, до сих пор ограничивавшие себя защитой да разведочными выпадами, наконец, взялись за дело всерьез. Деревянные мечи так и замелькали – удары, выпады, защиты, уходы... Незнакомый Чарльзу хорек брал скоростью и верткостью, а вот Хабаккук... Этот толстоногий, жирнохвостый притворщик отмахивался с такой ленивой уверенностью в каждом движении, что сразу становилось ясно. И понятно.

Мандюк сумчатый. Мог бы и рассказать...

Маттиас вдруг осознал, что его захватило зрелище боя. Что ему хочется смотреть еще и еще!

О Эли! Нет! Спустя столько лет обнаружить, что его душа все еще жаждет насилия?!

Чарльз взмолился всем известным святым и самому сыну божьему, прося спокойствия и отрешенности. И молитвы помогли – душа успокоилась, тяга к кровавым зрелищам пропала, и Маттиас снова смог смотреть на арену отрешенным, безучастным взором, как и пристало отринувшему путь тьмы и уверовавшему в пути, открытые миру Эли. И уже спокойно крыс наблюдал, как торжествующий Хабаккук одним прыжком оказывается на трибуне, возле друзей, а грустный хорек прихрамывая и перекосившись на левый бок плетется к палатке целителя. Да-а... печальное зрелище. Страшно подумать, чем мог бы кончиться бой, будь у кенгуру в руках не деревянный... в общем-то палка, не более... а настоящий меч? Его противнику в бою не позавидуешь...

Когда солнце коснулось верхнего среза внешних стен Цитадели, Чарльз и Ким наскоро перекусили в одном из павильонов на площади, взяв всего лишь один кусок сыра на двоих. Собственно, Маттиас откусил только пару раз, предоставив леди возможность съесть большую часть. Сам же он все это время грыз палку для грызения, ту самую, что подарил Фил, на последнем заседании комитета. Уже порядком погрызенная, палка потеряла былую изящность и красоту, но все же еще была достаточно прочна для его зубов.

День тянулся очень медленно. Прошел конкурс мечников-рыцарей, выступили лучники, арбалетчицы. В последнем конкурсе поучаствовала леди Кимберли. Она не заняла первого места, но тем не менее, получила поощрительный приз из рук самого герцога. Потом свою выучку демонстрировали тройки дальней разведки – скауты. А день все тянулся и тянулся...

Но вот, наконец зажглись факелы, зазвучала музыка, на центральном подиуме обосновался Фил, со свитком в лапах и разумеется неизменной троицей – Таллис, Нахуум и Хабаккук в качестве актеров. Под руководством директора гильдии Писателей, подбадриваемые солеными зрительскими шутками, то и дело пускаясь в импровизацию, они начали в лицах ставить рассказ занявший третье место в конкурсе.

Рассказ как раз достиг середины, когда Кимберли доела последние сырные крошки и напоследок утолив жажду из фонтанчика, они отправились вглубь главного здания Цитадели. Страстной четверг подошел к своему завершению, и им пора было идти на мессу.

Ведя леди Кимберли бесконечными коридорами, Чарльз обдумывал сегодняшний день, его наступающее завершение и становился все мрачнее и мрачнее. Леди Кимберли присоединилась к ним, она будет участвовать в таинстве причастия и продолжит путь, дорогами Эли – во оставление и искупление грехов. И это хорошо! Но сколь много еще вокруг блуждающих во тьме неверия и невежества! Друзья, соседи, люди и нелюди, окружавшие его каждый день, дравшиеся вместе с ним, ходившие с ним в ближний патруль... И он ничем, совсем ничем не может им помочь!

Да что он может вообще? Совсем немногое. Писать рассказы и показывать пример собственной жизнью и собственной верой. Увы, всего лишь... Он даже не может проповедовать, ведь он не святой наставник, он даже не знает толком Книги Дорог!

Ах, как было бы хорошо, если бы одна из дорог Эли привела бы в Цитадель священника. И не на три дня, как наезжает наставник Хуг, благодарение Эли, за его визиты... А насовсем! Тогда, быть может он смог бы помочь и другим найти пути Эли, принять Его учение и Его дороги!

Ведь не зря же был явлен Чарльзу знак! Не зря же было явлено ему видение истязаемого лорда Иешуа, не просто же так он видел прикрытую лишь набедренной повязкой Его наготу, чувствовал Его боль, всем сердцем ощущал Его доброту и прощение...

Последняя жертва, истинная жертва!

И урок. Необходимый урок.

Смог бы сам Чарльз отдать жизнь за других? Трудно сказать... Последнее время скорее нет, чем да.

Эгоизм? Вряд ли.

Трусость? Кто знает...

Вокруг него последнее время появилось так много тех, ради кого стоило остаться в живых. И за кого не страшно было умереть!

Смог бы он принять смерть за леди Кимберли? Безусловно!

За своего сюзерена и повелителя? Да.

За друзей и крыс его стаи? Снова да.

За веру? Если потребуется.

Но тут холод сомнения коснулся его мыслей.

Смог бы он умереть за лорда Иешуа? За Учителя, открывшего пути Эли миру и проповедовавшего их? Чарльз хотел бы сказать да, но всякий раз останавливался, думая обо обо всех окружавших... ему совсем не хотелось их покидать!

Чарльз пытался разобраться в собственных мыслях, но кружение сомнений не ослабевало и даже молитвы не помогали! Он должен, он обязан успокоиться и осмыслить все это. Он должен руководствоваться наставлениями святых, догматами веры и самое главное – помнить об учении и жертве самого Иешуа!

И в конце концов, разве не привел он леди Кимберли к постижению таинства причастия и путей Эли? То малое, что лишь ему по силам!

Маттиас вспомнил ее лицо, в тот миг, когда она просила его разделить с ней этот путь... Он было прекрасно, и озаряла его любовь! Она пройдет этим путем, она сделает это для него и это великолепно!

Зал, избранный для проведения церемонии – длинное помещение с белым, неправильной формы куполом вместо стен и потолка – изнутри напоминал половинку разрезанной вдоль гигантской яичной скорлупы. В тупой части «яйца» был устроен временный алтарь – символическое изображение дуба с разбегающимися от корней на восемь сторон света дорогами. Перед алтарем, на маленьком подиуме стоял переносной аналой.[2] Остальное пространство зала занимали скамейки и лавки.

Наставник Хуг сам стоял у входа, встречая прибывавших прихожан. Когда Чарльз и Кимберли вошли в зал, он как раз очень тихо что-то говорил сэру Саулиусу. Наконец пожилой крыс кивнул, прошел к своему месту и опустившись на колени, начал молиться. Маттиас тем временем бросил быстрый взгляд в зал, увидев и других прихожан, многие как Саулиус молились, стоя на коленях.

Святой наставник, проводив взглядом сэра Саулиуса, улыбнулся Чарльзу и чуть поклонился леди Кимберли. Очень высокий, с коротко стриженой каштановой шевелюрой, толстогубым улыбчивым лицом, придавленным как гирей широким, приплюснутым аристократическим носом и оттененным короткой бородкой. Поправив рукава одетой поверх сутаны простой белой альбы[3] с фиолетовой столой[4] через плечо, священник крепко пожал лапы крыса.

– Наставник Хуг... – смущенно потупился Чарльз.

– Чарльз, сын мой! Рад тебя видеть, – священник говорил глубоким, звучным баритоном. – Но я ждал тебя вчера.

– Простите наставник Хуг, не решился побеспокоить вас своими мелкими проблемами. Ведь вы наверняка устали в пути.

– Ты не прав Чарльз, – покачал головой священник, – не бывает мелких проблем, ибо все они суть препоны, на дорогах созданных Эли. И все они равно важны. Что же до усталости... – тут наставник Хуг улыбнулся еще раз. – Неужели я кажусь тебе столь немощным, чтобы из-за какой-то там усталости отказаться повидать старого друга? Чарльз, ты ошибаешься. Итак, поскольку сегодня вечером мы оба будем заняты, предлагаю тебе навестить меня завтра утром. После завтрака. Согласен?

– Почту за честь, – склонился Маттиас.

Священник еще раз пожал ему лапы и повернулся к леди Кимберли:

– А теперь будь добр, представь мне молодую леди. Мы незнакомы.

– О! – опять смутился Чарльз. – Наставник Хуг, хочу вам представить мою особенную подругу, леди Кимберли, урожденную баронессу Братас.

Наставник Хуг приветливо улыбнулся, отмечая, что смущенная леди не желает приближаться к нему. Он осторожно присел на одно колено, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне:

– Здравствуйте леди Кимберли. Приветствую вас и желаю прямых и легких дорог. Знакомы ли вы с путями Эли?

Кимберли медленно кивнула, стараясь не встречаться взглядом с человеком:

– Отчасти.

– В таком случае, приглашаю вас разделить с нами таинство святого причастия и молитвы Учителю, Создателю дорог и Духу святому.

Он осторожно пожал ей лапы и указал распростертыми руками на скамьи в зале.

Кимберли медленно вздохнула, тревожно оглядываясь назад и Чарльз увидел во взгляде неуверенность и даже страх. Он тут же крепко обнял ее, успокаивая, и они все-таки вошли внутрь.

Несомненно, наставник Хуг все сегодняшнее утро занимался освящением зала – устоявшийся запах благовоний ощущался в воздухе, вместе с едва заметным запахом пресного хлеба, ожидавшего своего часа возле алтаря.

Маттиас подвел леди Кимберли к одной из скамеек, поближе к первому ряду. Усадив ее, Чарльз сам встал на колени, ободряюще улыбнулся и, закрыв глаза, склонил голову в молитве.

Мысленно Чарльз обратился к Мадонне и самому Иешуа, моля дать ему стойкости в вере, и прося отречь от него прошлое, оставив его во тьме ушедшей. Еще он просил за леди Кимберли, моля дать ей силы и возможность узреть все величие и всю благородность Учителя Иешуа, сын божьего, узреть стройность и соразмерность учрежденной им Святой Матери Церкви и дать леди сил вступить на пути, открытые миру жертвой Учителя.

Еще раз обратившись с молитвой к Эли, создателю дорог, Маттиас вспомнил видение, дарованное ему сегодня днем. Вспомнил текущую кровь Учителя, вспомнил Его лицо и Его последнее благословение. И тогда в душу Чарльза вдруг снизошел покой и ясность, а все проблемы и беды бежали, как тень бежит в стороны, проницаемая ярчайшим светом...

Тогда Чарльз поднялся с колен и занял свое место, ибо он был полностью готов к предстоящему таинству.

Тем временем, обстановка в зале постепенно менялась. Леди Кимберли, все еще немного смущенная, повозившись и посмотрев по сторонам, прижалась плотнее к плечу усевшегося на свое место Чарльза. Наставник Хуг по-прежнему стоял у входа, встречая прихожан, но свободных мест уже почти не осталось. Оглядевшись, Маттиас увидел давным-давно знакомые лица и морды постоянных прихожан. Но, что удивительно, появились и новички.