Текст книги "Осенний фестиваль (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Хаггис

Соавторы: Чарльз Маттиас,Крис О'Кэйн,Фокс Куттер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Ты порвешь связки, пытаясь согнуть его, – вздохнула Каролина, возвращая ему лук. Михась начал было отвечать, но раздался голос судьи:

– Стрелки на линию!

Уже уходя, Каролина вдруг вернулась и  поцеловала лиса:

– Удачи, Михась!

Тот так и замер. Выдра уходила на свое место у линии, а он стоял и смотрел вслед, все еще чувствуя тепло ее губ на щеке. Он не знал, что и сказать... наконец сумел вымолвить:

– Спасибо, – и заторопился к линии стрельбы.

Ударил судейский гонг и только тут Михась понял – победить будет непросто. Очень непросто! Стреляя, он едва-едва сумел натянуть тетиву на три четверти. К концу натяжки казалось, что он сгибает стальной прут.

«Да-а... С этим луком не поиграешь», – сказал сам себе лис. Он выиграл второй круг, отправив одну из трех стрел дальше всех, но после первого же выстрела правая рука и плечо заболели тупой, ноющей болью, а каждый хлопок тетивы встряхивал все тело так, что зубы клацали.

Помассировав плечо, Михась потряс больной рукой. Пока еще только лишь больной, а что будет дальше? С этим луком он стрелял куда дальше, чем мог надеяться, но очень дорогой ценой!

Это был последний круг. Михась встал на линию стрельбы, массируя плечо и лапу. Они болели, они ныли, они хрустели, они выражали протест всеми доступными способами. Лис уже не сомневался, что как минимум потянул связки и радовался, что это последний круг. Кроме него у черты оставалось еще трое. Незнакомая женщина, кот-морф, занявший второе место в прошлом конкурсе... Михась поморщился, вспоминая... ах да, Муррли Облава. И последним стоял лось-морф. Этот увенчанный рогами громила стоял гордо, смотрел вокруг уверенно, с легким превосходством. Вполне заслуженным, кстати – в предыдущем круге он обошел всех минимум на десять ярдов^[8].

Михась грустно смотрел на стрельбу лося. Тот даже не стал использовать всей силы, натянув лук не до предела. Значит ли это?.. Михась медленно выдохнул – у него есть шанс! Вот оно – самонадеянность действительно сильного бойца, дает шанс ему, второму по силе!

Лис глянул на Каролину, шевельнул ушами, в ответ на ее подбадривание. И дождавшись гонга, начал тянуть неподатливую, тугую как стальная пружина, тетиву. Ему нужно действительно выложиться, ведь стрела лося ушла минимум на триста пятьдесят ярдов^[9]. А значит, лису нужно вытянуть тетиву лука до предела – до уха.

Острая боль пронзила лапу и Михась на миг замер...

– Лис, поспеши! Время! – выкрикнул кто-то из толпы.

Михась глубоко вздохнул.

«Боль не настоящая, забудь о ней» – сказал он сам себе.

Банг! Банг! Банг!

Три стрелы, одна за другой ушли в полет, а лис едва сдержал визг от пронзившей его правую лапу и плечо острой боли. Казалось, кто-то ткнул туда копьем, пробил навылет и теперь проворачивает... Вдобавок после третьего выстрела, хлопок тетивы так тряхнул все тело, что в шее что-то хрустнуло и теперь заболело еще и там!

Выронив лук, Михась схватился за больное плечо и неимоверным усилием воли заставил себя посмотреть на стрелы, дугой перечеркнувшие небо. И тут же забыл о боли, об усталости и вообще, обо всем на свете – это был воистину великолепный выстрел! Лис смотрел, как стрелы начинают опускаться к земле...

– Победа!! – завопил он, танцуя какую-то дикую джигу. А лось потрясенно замычал, увидев, как стрелы соперника вонзаются в землю, минимум на двадцать ярдов^[10] дальше его стрел.

Вокруг лиса моментально образовалась толпа. Кто-то поднял его лук, кто-то еще восхищенно хлопал его по спине и ой... по плечу. Понадобилось довольно много времени, чтобы толпа затихла, и судья смог объявить результаты:

– Победитель – Михась Яркий Лист, второе место – Вильгельм Охотник. Третье – Диана Кинкайд.

Помимо поздравлений и аплодисментов Михась получил приз – двадцать магических стрел. Потянувшись взять их правой лапой, лис скривился и едва слышно застонал. Потом морщась и скрипя зубами, взял левой.

– Ого! – удивился волк. – Связки не порвал?

– Да не... все нормально. Просто потянул немного... надеюсь, – выдохнул Михась и, поблагодарив судью за отличный подарок, отправился прямо к палатке Брайана Сое.

Из палатки Михась вышел обнаженный по пояс, с туго забинтованным плечом, шеей и правой лапой по локоть. Лук со стрелами он тащил на левом плече, свиток с одеждой – под мышкой левой же лапы, а подарочные стрелы, завернутые в кусок кожи – вообще в зубах.

– Как рука? – заботливо спросила подошедшая Каролина. – Давай-ка мне весь этот хлам, а то даже ответить не сможешь.

– Ничего серьезного, но пару недель придется походить в бинтах, или заплатить магу за исцеление, – вздохнул Михась. – Пожалуй, оплачу. Плечо ноет, просто сил нет.

– Мда, – покачала головой выдра. – Говорила я тебе! Ну да ладно, что теперь... Поздравляю с победой! – сказав это, Каролина опять поцеловала его.

– Мммм... Это даже лучше, чем стрелы – сказал Михась, приобнимая выдру здоровой лапой. Каролина прижалась покрепче и обхватила его вокруг талии:

– Михась, можно тебя спросить?

– Конечно, – рассеяно ответил Михась, думая только о прижавшейся к его боку крепкой девичьей... м-м-м... грудинке.

– Куда мы идем?

– Обратно к палатке. Я обещал помочь твоему отцу, помнишь? – ответил хитрый лис. – Правда толку от меня сегодня уже не будет. Все болит и ноет. Ну да ладно, хоть посижу рядом, советом помогу...

– Мой отец ненавидит, когда ему советуют под лапу, – вздохнула Каролина. – И вообще, какая помощь, уже солнце за стены заходит. Может ну ее, эту палатку? Сейчас Шаннинг будет читать рассказ, пойдем послушаем. Вдвоем. Потом спокойно поужинаем и погуляем... А?

– Хм... – промычал Михась, скосив глаза влево. – А пойдем.

К палатке они все-таки пришли. Но это было уже гораздо, гораздо позднее. Да, собственно, уже под утро...

Нет, все-таки, замечательный нынче Фестиваль!

Перевод – Рэдгерра, Дремлющий

Литературная правка – Дремлющий

[1] Fox – лис, badger – барсук.

[2] 100 ярдов – примерно 91,4 метра.

[3] 125 ярдов – примерно 114,3 метра.

[4] 200 ярдов – примерно 182,9 метра.

[5]7 футов – примерно 2,1 метра.

[6] 100-120 фунтов – примерно 45-55 кг.

[7] 200 фунтов – примерно 90 кг.

[8] 10 ярдов – примерно 9,1 метра.

[9] 350 ярдов – примерно 320 метров.

[10] 20 ярдов – примерно 18,3 метра.

Последний день праздника
Чарльз Маттиас

Год 705 AC, третья декада сентября

Ветер наконец стих и ближе к обеду Маттиас повел Леди Кимберли подышать свежим воздухом. Пасхальное воскресенье неспешно двигалось к своему завершению, но пока еще Фестиваль в самом разгаре, и должен был продолжаться до вечера. Может быть, кое-кто еще пожалеет завтра утром, после бурно проведенной ночи... может быть, кое-кто даже заречется пить столько пива и медовухи по праздникам. А может быть и нет – не в первой, в конце концов.

Чарльз шел под ручку с Ким, подставляя усы пока еще теплому солнышку, но прохладная земля уже наводила на грустные мысли. Капризное, не слишком-то жаркое лето высоких предгорий Барьерных гор ушло, на смену уже пришла осень... а там и до зимы недалече. Хотя с другой стороны – у Маттиаса теперь есть мех, что ему холода?

«Вот интересно, – подумал крыс, – а как обходятся холоднокровные?» Тут же ему припомнилось случайно виденная сцена, когда прошедшей зимой, во время жуткой метели крокодил-морф Тхалберг, мчался от одного здания к другому. Церемониймейстер был так закутан, что Маттиас узнал его только благодаря торчащей длинной морде. «Хе! Может быть, Бриан знает больше? Надо будет как-нибудь спросить... Получится тема для рассказа!» – отметил Чарльз. Еще одна отметка, из числа многих – на будущее.

Теплый послеобеденный воздух гудел от порхавших птичек. В основном воробьи и синицы – стайками перепархивали с дерева на дерево, то и дело садясь отдохнуть на скрещенные шесты палаток и павильонов. Пушистые облачка плыли высоко в небе, изредка ненадолго закрывая солнце. День был такой, что казалось – лето, пусть и всего на денек, но вернулось в Цитадель.

Чарльз и Кимберли, держа друг друга за лапы, шлепали босыми ступнями по нагревшимся на солнце каменным плитам, легонько постукивая кончиками когтей. За пять лет крыс привык игнорировать звук, издаваемый им при ходьбе. Однако слышать еще одно равномерное постукивание было так радостно, что Чарльз просто не мог выразить чувства словами. Восхитительно, куда как сильнее и пьяняще, чем все ощущения побед, что он когда-либо описывал в рассказах.

Крыс коснулся носом плеча Кимберли. Втянул ноздрями едва уловимую нотку граната, почти исчезающую на фоне аромата здоровой, молодой самки... он никак не мог насытиться ее восхитительным запахом. Точно таким же, как два месяца назад, когда она прибыла в Цитадель и в первый раз пришла в его кабинет. Тогда он желал только лишь помочь – поддержать надломленную, истерзанную ужасом женщину. Убедить ее, что даже с этим обликом... что именно с этим обликом можно и нужно жить дальше! Не влача себя по жизни, но идя, высоко подняв голову, наслаждаясь каждым мигом! Он преуспел в этом, но потом, потом... что-то случилось. Нет, не так – что-то возникло. Проросло, как цветок, сквозь камень мостовой. Зародилось в его душе. Любовь... Поначалу неосознанная, но чем дальше, тем сильнее. Он полюбил ее, а она... Она ответила тем же! Это было так просто... и одновременно так сложно, как... как все в этой жизни.

 Если бы кто-то попросил определить момент, когда он понял, что любит, Чарльз наверное не смог бы сказать. Ведь вначале была лишь жалость. Тогда прозвучали его слова, о том, что она прекрасна и достойна любви, но то были только слова. Когда же его мысли пришли в унисон словам? Когда они стали несомненной истиной? Возможно, той ночью, когда они вдвоем, сидя на валунах, смотрели на преобразившийся под лунным светом облик Цитадели... А может, во время встречи Совета Грызунов, когда он принес ей хлеб и сыр? Или когда она криком предупредила его, лезущего на опору? Кто может это сказать? Да и не все ли равно? Они любят друг друга... и только это имеет значение!

Пройдя по оживленным улицам палаточного городка, Чарльза привел любимую к дверям Молчаливого Мула. Сегодня они уже перекусили в одном из павильонов – хлеб, куски вяленой дыни, доставленные с далекого юга и кувшинчик простокваши. Но это было так давно и мало... пришло время обеда и хотелось поесть основательно. За столом, с друзьями. К тому же, он еще ни разу не брал леди Кимберли в таверну. Обычно она уходила в свою комнату – слишком смущенная своим новым обликом, чтобы идти в людное место. Но теперь, после сияющих надежд, обернувшихся грандиозным провалом, в свою очередь ставшим абсолютным счастьем... после ужина у его светлости, Чарльз решил – пора бы им показаться в Молчаливом Муле вместе. Да-да! Раз уж все, всё знают, так есть ли смысл скрывать? Он больше не записной холостяк, и у нее теперь есть кавалер!

Войдя в боковую дверь, он понял, что большая зала таверны заполнена... да почти битком. Донни и его помощники метались взад и вперед, пытаясь обеспечить клиентов медом, элем и закусками. Разумеется, еда здесь, как обычно, стоила денег, но даже праздничные цены были более чем умеренными. Чарльз осмотрелся, и, приметив знакомые морды у бильярдного стола, смело повел туда Кимберли. Та немного нервничала – оглядывалась по сторонам и крепко сжимала его лапу. Впрочем, пройдя под массивной люстрой, неплохо освещавшей залу, мимо камина с ревущим пламенем и крутящимися на вертелах тушками, Ким немного успокоилась. И не удивительно – пахло в таверне не просто так, а правильно – доброй выпивкой и доброй едой. Никто не сидел по углам, не чах над кружкой, погрузившись в черные мысли... Праздник!

А для кого и не совсем. Глядя на мечущихся по залу половничих, Чарльз и сам подумал о предстоящей работе – он должен будет прочитать рассказ Таллиса собравшимся метаморцам. Всем, кто пожелает увидеть закрытие праздника, сегодня вечером, на помосте в южном дворе. И вспомнив о предстоящем выступлении, Чарльз почувствовал легкий мандраж. Да-да! Самый настоящий мандраж! Он на самом деле опасался забыть текст, или сказать его не так. Не то чтобы смертельно... но неприятно. Словно увидеть грубую ошибку в хорошем рассказе. Или кляксу. Или, как у Нахума – обнаружить слипшиеся и смазанные листы, лишь потому, что автор поторопился их свернуть!

Эх, Нахум! Бедняга был бы просто раздавлен... рассказ-то его действительно великолепен, возможно лучший, вышедший из под пера жизнерадостного лиса.

«Кстати о лисе-лисовине. Не он ли сидит среди прочих, за моим любимым столом?» – подумал Чарльз, подходя вплотную к тому самому столу. И действительно сидел, но не только лис – Коперник откинулся на спинку лавки, Хабаккук, сидя-стоя и опершись на собственный хвост, устроился прямо на полу. Мишель, нарядившийся в мешковатый, грубо сметанный балахон, как-то косовато присел рядом. Похоже, парень все еще пытался скрыть ото всех недавно появившийся хвост, но уже отчаялся надеть штаны. Впрочем, вряд ли он смог кого-то обмануть – хвостами здесь щеголяла добрая треть посетителей.

Еще за тем же столом сидел тот, чье лицо заставило сердце Чарльза затрепетать от волнения. Человек, с которым он надеялся пообщаться все выходные, но не было, ну никакой возможности. Наставник Хуг, одетый в простую черную сутану, с белым воротничком, сидел выпрямившись, вполголоса беседуя с соседом. Похоже, сегодня тут собрались все, кого Маттиас хотел бы увидеть... К счастью, стол был достаточно велик, а потому, когда Чарльз и Кимберли подошли ближе, сидевшим пришлось лишь чуть потесниться, освобождая место для двух новых едоков.

– У нас тут сегодня немного тесновато, – отметил Маттиас, кивая друзьям и помогая леди Кимберли сесть на высокий стул.

– Мы надеялись, что ты все-таки появишься, – кивнул в ответ Хабаккук, глядя, как Чарльз устраивается на втором высоком стуле, и дергая ухом на пролетевшую муху.

– И вот я здесь! – улыбнулся крыс и склонил голову еще раз. – Наставник Хуг.

– Чарльз, рад тебя видеть, – в свою очередь улыбнулся и кивнул обладатель толстогубого, широконосого аристократического лица. – Вижу, ты привел Леди Кимберли. Я надеюсь, вам обоим пришлась по душе сегодняшняя утренняя служба, – голос священника, спокойный и тихий, но все такой же звучный, легко перекрыл шум зала. Чарльз только вздохнул, немного завидуя человеку. Его собственный голос, в процессе изменения   стал гораздо тоньше. Остался, несомненно мужским, но увы, куда менее звучным. А ведь у него был глубокий бас... когда-то. Но, что ушло, то прошло. Кстати, голос леди Кимберли почти не изменился. Стал чуть выше, но именно чуть, а вот певучесть и красота остались теми же. Чему сам Чарльз только порадовался – он бы очень не хотел, помогать ей приспособиться еще и к этому.

– Все было великолепно, нам очень понравилось. Не так ли, Ким?

Кимберли кивнула, ее глаза чуть блеснули:

– Я и не думала, что столь простая притча может быть так рассказана.

Наставник Хуг слегка покраснел, когда сидящие за столом закивали, подтверждая слова леди. Потом откинувшись на спинку дубовой лавки, промолвил:

– Ладно, мне и правда, неплохо удалось.

Их разговор прервал половничий, подошедший принять заказы Чарльза и Кимберли. Чарльз не раздумывая заказал медовуху, несмотря на то, что Кимберли ткнула его локтем в бок и украдкой погрозила пальцем. Потом еще добавил знаменитый овощной суп Донни... этот горячий винегрет, залитый мясным бульоном и приправленный сметаной. Сам Донни как-то поименовал его «борщом», но на вопрос: откуда взялось это странное слово, отмолчался. На второе Чарльз попросил картофельно-капустную запеканку, а на десерт, по рекомендации половничего – творожный пудинг. Кимберли, подумав, заказала то же самое, но вместо вина попросила немного молока.

– Наставник Хуг, как тебе наш праздник? – пока половничий ходил за блюдами и расставлял их по столу, Нахуум решил занять священника разговором.

Священник покачал головой:

– Ну, те фрагменты, что я успел увидеть в промежутках между проповедями, исповедями, разговорами по душам и сном были просто чудесны, – улыбкой смягчив некоторую резкость слов, святой наставник продолжил: – Увы мне, заботы о пастве и действительно неотложные нужды моих братьев и сестер по вере, совсем не оставляют времени для собственно праздника. Но таков мой путь, на него мне указали слова Учителя Эли и я следую ему со смирением. Хотя, должен признать, и сама Цитадель, и праздники здесь действительно грандиозны и великолепны.

Тем временем половничий уже расставил тарелки, и Чарльз, расплатившись, поскорее погрузил ложку в ароматно парящий густой суп. Так получилось, что Маттиас и леди Кимберли прибыли в таверну последними. Все их друзья к этому времени либо уже пообедали, либо как раз доедали. Коперник лениво поглаживал тугой живот. Таллис неторопливо догрызал кусочек сыра, Мишель с сомнением крутил в лапах корочку. Даже Хабаккук отставил в сторону миску с какой-то ароматной смесью кореньев, зелени и овощей.

– Мы, можно сказать, гордимся своей хорошей жизнью, – похвастал Коперник, опять погладив чешуйчатый живот.

– Я просто поражен тем, сколь успешно вам удается поддерживать хозяйство Цитадели, – кивнул священник. – Учитывая же насожевы проклятья... у меня просто не остается никаких слов.

Коперник пожал плечами:

– Ну, постепенно привыкаешь с этим жить. В конце концов, если нет выбора, то выбора-то и нет. В смысле, помирать или сидеть в клетке на псарне, как-то не хочется, вот и привыкаем, кто как может. Большинство, кстати, неплохо. Я уверен, многие не отказались бы вернуться к своему прежнему облику, но в то же время, вряд ли кто-нибудь из них отдал бы за это душу Иуде.

Наставник Хуг, торжественно кивнул:

– Неплохая мысль. Я запомню.

Нахум, все это время молча созерцавший собеседников поверх кружки с медовухой, склонился поближе, положив покрытые рыже-бурым мехом лапы на стол. Бело-песочный мех у него располагался на груди, животе, внутренней стороне лап и на самом кончике хвоста – как у всех бурых лис. Не так много их было в Цитадели, но все они дружно гордились принадлежностью к славному племени рыжехвостых... и наверное столь же дружно удивлялись тому, что Маттиас гордится своей крысиной стаей.

Чарльз глотнул медовухи, чувствуя, как ароматное тепло падает в желудок и растекается изнутри по жилам. Взглянув на Кимберли, он увидел, что та очень внимательно смотрит на лиса, насторожив уши и почти не замечая ничего вокруг. «Что это? – подумал крыс, – Ей интересно, что Нахум скажет? Или это идущая из глубины нового естества потребность в изучении потенциально опасного хищника?»

– Так что, отец Хуг, когда ты наконец решишься остаться с нами?

Вопрос Нахума оказался настолько неожиданным, что Маттиас с трудом сумел сохранить невозмутимый вид. Он как раз глотал из кружки и лишь выдержка, когда-то в молодости привитая учителями во внешнем круге С... во время обучения, не позволила подавиться. Метнув взгляд на священника, Чарльз увидел, как человек вздохнул и весь... закаменел. Что впрочем не помешало ему ответить глядя прямо в карие глаза злокозненного лисовина:

– Это решать не мне.

– Но ты ведь уже отослал просьбу патриарху? Ты же знаешь, нам нужна своя церковь. Среди нас достаточно Идущих путями Эли. Даже более чем, – продолжал давить Нахум.

Бывали моменты, когда Маттиас сомневался –  знает ли вообще этот лис меру в своих устремлениях. Во всяком случае, доводить метаморцев до белого каления  необдуманными словами, получалось у него великолепно. И получать колотушки, от тех, кто не особо ценил излишнюю несдержанность его языка, тоже.

– Как я уже сказал, не мне решать. Я всего лишь обычный служитель церкви, моей просьбе понадобятся годы, чтобы добраться до Патриарха, и то лишь после того как она пройдет через руки отцов-наставников. А потому... я не думаю, что постоянная церковь появится здесь быстро. В любом случае, не факт, что создавая приход, отец отцов изберет меня же управлять им, – святой наставник говорил не очень уверенно, но до сего дня из его уст исходила правда и только правда.

Нахум вздохнул:

– Ну, будем надеяться, когда-нибудь он все же соберется.

Маттиас, поставил кружку с медовухой, миг поколебался... но не утерпел и задал вопрос, пришедший ему в голову еще в начале разговора:

– Наставник Хуг, если отец отцов решит разместить в Цитадели приход, ты возглавишь его?

Святой наставник покачал головой:

– Не знаю, Чарльз. Я люблю вас всех, мои дорогие друзья, но я все еще не решил, хочу ли я прожить остаток жизни здесь, с вами.

– Почему же? Из-за проклятия? – спросил Нахум, продолжая разговор.

Оглядевшись, Маттиас отметил, что Коперник хмурится, Хабаккук как-то очень монотонно вылизывает длинным языком дно кружки, Таллис постукивает кусочком хлеба по резцам. Один только Мишель, не понимая всей важности разговора, просто слушает его.

– Да, я боюсь проклятия, – медленно кивнул наставник Хуг.

– Боишься стать такой же причудливой зверушкой, как вон тот? – Нахум указал лапой на руу-морфа, а тот лишь весело подвигал ушами, одновременно подмигивая Хугу.

Легкая улыбка тронула губы священника:

– Будь здесь замешано только это, я уже давно остался бы здесь, вынудив патриарха принять решение. Нет, не этого я боюсь.

– Тогда, чего же? – выдохнул Коперник.

Хуг сделал глубокий вдох, на мгновение прикрыв веки. Видно было как его губы движутся, шепча молитву. Наконец он открыл глаза:

– Я боюсь превратиться в женщину.

Чарльз отпил медовухи. Конечно, чего же еще он может бояться? Стать малышом? Выглядя тринадцатилетним, он был бы слишком молод, чтобы проповедовать от кафедры. Да вот только не в Цитадели! Здесь это не удивило бы никого. Здесь он вполне смог бы исполнять обязанности священника. Что еще? Стать зверочеловеком, морфом? Да это поразило бы других священников, возможно, вызвало бы богословские дискуссии на тему: имеют ли животные и зверолюди душу, и могут ли они проводить святые таинства. Но и только! Ничего более существенного из этого не проистечет, хотя Хуг будет вынужден провести остаток своих дней здесь, в Метаморе.

Но вот если он станет женщиной... Священник-женщина! Это разожжет богословские дискуссии такой силы и напряженности, что они смогут разорвать Святую Церковь на части. Еще один отпад? Еще одна ересь? Неудивительно, что наставник Хуг не проявляет особого рвения, а патриарх не торопится отправлять его сюда насовсем.

Некоторое время все молчали, неторопливо осмысливая слова священника. Наставник Хуг был прав, проклятье вполне могло подействовать именно так. Однако, нужно было что-то сказать, поскольку молчание становилось слишком тягостным.

– Наставник Хуг, – промолвил Маттиас вполголоса, – ты прав, беспокоясь. Но все же – если здесь будет организован приход, возглавишь ли ты его? Или отдашь пастырский посох в другие руки? Не менее достойные, возможно, но куда хуже подготовленные? Вручишь человеку, никогда не бывавшему здесь, не знающему, с чем он столкнется и чем станет? Отринешь ли ты возможность служения Эли, в том облике, что Он для тебя изберет?

Наставник Хуг медленно выдохнул, на его губах появилась улыбка:

– Ты умеешь задавать вопросы, Чарльз. Теперь, взглянув на себя с этой точки зрения... я самому себе кажусь смешным, а мои проблемы – мелкими и глупыми.

– Смешным? Мелким? Глупым? Никогда! – возразил крыс. – Всего лишь здраво обдумывающим возможные препятствия на пути. Но значат ли твои слова, что ты согласишься?

Священник опять медленно закрыл глаза – то ли в молитве, то ли в раздумье. Потом кивнул:

– Да, если патриарх решит организовать здесь приход и предложит мне его возглавить, я соглашусь.

Слитный вздох разнесся над столом, показывая, сколь напряжены были невольные свидетели разговора, и сколь обрадовало их его окончание. Собравшиеся заулыбались, кто-то загремел кружкой, леди Кимберли звякнула ложкой. Лишь сам наставник Хуг выглядел слегка потрясенным и, похоже, никак не мог поверить в исторгнутые его устами слова. Наконец, как раз когда Чарльз и Кимберли перешли к творожному пудингу, священник поднялся:

– Что ж, леди и джентльмены, мне очень не хочется уходить, но я должен упаковать вещи сегодня, иначе я не смогу покинуть Цитадель завтра рано утром. Все мы ступаем путями Эли, у каждого свой путь, и мой ведет меня прочь от вас, друзья мои.

– Когда вы вернетесь, наставник Хуг? – спросила леди Кимберли.

– Увы, нескоро, скорее всего, глубокой осенью, а возможно даже в начале зимы, – грустно улыбнулся священник, – надеюсь, в мой следующий приезд, я увижу вас на церковной службе, милая малышка.

Кимберли отвела взгляд, ее нос и ушки порозовели от смущения.

– Тебя помочь? – спросил Коперник.

– С вещами? – приподнял брови наставник Хуг. – Не стоит, сам управлюсь.

– Наставник Хуг, на закате я буду читать рассказ победителя. Придешь? – спросил Маттиас вслед.

Священник, уже идя к выходу, кивнул:

– Разумеется.

Хабаккук проводил взглядом святого наставника, ушедшего к гостевым комнатам, и прервал затянувшуюся грустную тишину, ударив кулаком по столу:

– Эй, я знаю, он бы не одобрил, но давайте-ка выпьем за наставника Хуга, нашего общего друга!

Маттиас улыбнулся и, заглянув – осталось ли что-нибудь в кружке, поддержал:

– Отличная мысль!

– Да, за отца Хуга! – кивнул Коперник.

Все подняли кружки в воздух, даже Леди Кимберли, а потом одним махом осушили.

– Кстати, – хмыкнул Маттиас, маша лапой половничему. – Вы заметили, что нашего святого отца выделяет сама Цитадель? Ну-ка, припомнит кто-нибудь, блуждал он по коридорам хотя бы раз?..

Перевод – Рэдгерра, Дремлющий.

Литературная правка – Дремлющий.