Текст книги "Осенний фестиваль (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Хаггис

Соавторы: Чарльз Маттиас,Крис О'Кэйн,Фокс Куттер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Особенное утро
Чарльз Маттиас

Год 705 AC, начало сентября

Проснуться на мягкой перине следующим утром было наслаждением. Кимберли сладко потянулась, не торопясь выбираться из-под пушистого одеяла. Так хорошо лежать в теплом, уютном гнездышке и вспоминать вчерашнюю встречу с Чарльзом...

Она не понимала, как это случилось, но при мысли о нем в груди возникало что-то такое теплое и пушистое, а сердце частило...

Он такой милый и заботливый...

Он такой нежный и обаятельный...

Он глядит на нее так...

Очень и очень интересные и даже немного двусмысленные мысли оказались прерваны прохладным ветерком, пробравшимся под тонкое одеяло. Цитадель Метамор, расположенная в узкой седловине, меж Барьерных и Драконьих хребтов, первая встречала осень и последняя провожала зиму, во всем Мидлендсе. И сейчас, хоть календарь и говорил о конце лета, но по утрам горы уже дышали холодом.

Кимберли вскочила с кровати и поскорее побежала – закрыть приоткрытое окно, а затем к камину. Вытряхнув из ведра растопку, она сложила ее аккуратной кучкой и, сунув туда трут, чиркнула огнивом. Сноп искорок упал на сухой клочок ткани и вот уже в черном провале заплясал маленький огонек. Ей часто приходилось разжигать огонь в камине – сначала для престарелого отца, потом для столь же немолодого мужа, так что огонек вскоре превратился в ровное, теплое пламя.

Немного согрев лапы, она уселась возле каминной решетки, обернув лапы хвостом – розовым, покрытым тонкой белой шерстью – и вздохнула... Как бы ни был приятен Чарльз, каким бы он ни был милым и заботливым, всё равно она оставалась крысой. Как можно любить крысу? Маттиас говорил о её красоте, о его симпатии... но она все равно считала себя отвратительной.

Подбросив еще пару поленьев, Кимберли отошла от камина – воздух в комнате уже потеплел. Подойдя к шкафу, она выбрала платье. Пожалуй... сегодня стоит одеть простое темное котарди[1] с вышивкой вдоль ворота. Очень простое, почти бедное... Впрочем, не все ли равно, как она будет одета, она не перестанет быть крысой, даже если завернется в черный бархат!

– Ох-х-х...

Вздохнув и утерев подступившие слезы, Кимберли глянула в окно. Солнце уже поднималось над восточными стенами Цитадели и утренняя роса, еще лежавшая на газонах внешнего двора, быстро испарялась под его беспощадными лучами. Все вокруг дышало ленивой негой, спокойствием и умиротворенностью.

Впрочем, Цитадель уже просыпалась.

Вот через главные ворота прошла компания фермеров, весело болтающая о чем-то своем. Вот послышались отдаленные удары молота о наковальню, когда один из кузнецов занялся делом. Вот с гулом и хлопаньем крыльев приземлился на брусчатку главного двора бронзовошкурый дракон, тут же набежала толпа кошек-морфов, с готовой упряжью, в шестнадцать лап нацепила ее, затянула, взгромоздила на спину Сароша полосатого, отчаянно зевающего тигра-морфа и как по команде исчезла. Дракон тоже зевнул, потянулся и, подергав напоследок ремни, стартовал.

Пройдет всего час, не более, и проснувшаяся Цитадель наполнится шумом, гамом, бурной, суетливой деятельностью, и Кимберли придется покинуть уютное спокойствие её комнаты.

Она не могла бесконечно скрываться за дубовой дверью, и раннее утро было одним из немногих мгновений, принадлежавших только ей и никому более. Только ей и никому. Никому...

Динь-динь-динь-дон-н-н!

Мелодичный перезвон разнесся по двору – в надвратной башне заработал часовой механизм. Сейчас ударит большой колокол...

ДОН-Н-н-н...

Восемь часов от полуночи.

Кимберли встрепенулась – восемь утра! Она еще не одета, а в девять начнется тренировка!

При мысли о ежедневном ужасе, называемом тренировкой, на глаза леди навернулись слезы, лапы нервно скомкали платок и задрожали... Но время шло и осознав, что еще немного и ей придется, либо завтракать в совершенно неподобающей манере – торопливо, либо остаться без завтрака вообще, леди Кимберли развернула плечи и глубоко вдохнула. Запятнать себя недостойным поведением?! Никогда!

Закрыв каминную решетку и прихватив кожаные перчатки, Кимберли уже шагнула к двери, но вспомнила, что надо захватить палку для грызения.

Еще один оскорбительный и такой... такой... грубый признак ее нынешней жизни... но Чарльз просил ее поскорее привыкнуть и использовать палку как можно чаще.

Разумеется, просьбы Чарльза более чем достаточно. Пусть эта палка груба и недостойна быть в руках леди, она возьмет ее!

Дрожащими лапами Кимберли насилу выдрала последний болт из мишени, бросила на полку и торопливо утерла набежавшие слезы кружевным платочком. У нее ничего не получалось! Лапы тряслись и болели, арбалет дрожал, мишень расплывалась, наставник – восьмифутовый саблезубый тигр-морф, вдвое выше её ростом грозно нависал, рычал, громыхал, сверлил спину холодным взглядом вечно голодных зеленых глазищ и плотоядно облизывал торчащие клыки... О боги хранители! Её, воспитанную и утонченную леди заставляли тренировать руки и стрелять из арбалета! Как... как какую-то горожанку! А еще взводить его, крутя эту безумно тугую ручку!

Всхлипнув, Кимберли еще раз утерла слезы платочком, собрала тощую кучку болтов с полки и поплелась обратно – на позицию для стрельбы. Опять и опять взводить это безумно сложное устройство, с торчащими во все стороны острыми крючками и стрелять, стрелять, стрелять...

Случайно найденная невдалеке от её комнаты баня (а может и прачечная, Кимберли не очень разбиралась в столь приземленных материях) занимала солидный зал и состояла из нескольких маленьких бассейнов с проточной водой – ледяной, холодной, прохладной, теплой и так далее, вплоть крутого кипятка. Бассейны, расположенные вокруг центральной колонны зала и отгороженные друг от друга низенькими (чуть выше трех футов[2]) стенками из неправильной формы камней, казалось бы, должны были просматриваться со всего зала... Однако же почему-то не просматривались, прячась за облаками пара.

Количество бассейнов тоже никак не поддавалось исчислению. Только обнаружив зал, Кимберли попробовала их сосчитать. Оставив на бортике бассейна с горячей водой губку, она обошла зал по кругу. Трижды. Первый раз она насчитала восемь бассейнов. Вот только вода в бассейне с губкой почему-то была еле теплой... Удивившись, Кимберли обошла круг бассейнов во второй раз, на этот раз, насчитав их десять. Удивившись еще больше, она отправилась считать в третий раз. Теперь губка исчезла вообще и нашлась на дне бассейна с ледяной водой. В совершенно пустом зале...

И вот сейчас, проведя смоченной пенистым настоем губкой по лапам, Кимберли откинулась на стенку горячего бассейна и в очередной раз всхлипнула, уже не сдерживая слез. Проточная горячая вода, чуть пахнущая чем-то приятным, травяным и успокаивающим, приятно омывала онемевшие от усталости мышцы, расслабляла и тихо-тихо журчала что-то хорошее. Но слезы все текли и текли, омывая крысиную мордочку, оставляя дорожки в рыжей шерсти, капая в горячую воду...

Выплакавшись, Кимберли осторожно смыла пенистый настой с лап и потянулась в прохладной, бодрящей воде. Резковатый запах лимонного дерева тревожил мысли, разгонял кровь и заставлял что-то делать. Что-то...

Взгляд её упал на погрызенную палку и усы-вибриссы дрогнули, когда Кимберли подумала о Чарльзе. Она хотела бы, чтобы он проводил с ней больше времени. Она хотела бы привести его сюда. Она хотела бы...

Кимберли вдруг почувствовала пробуждение абсолютно новых чувств. Задавленные строгим воспитанием и жизнью с престарелым мужем, они дремали где-то под спудом и вот сейчас, при мысли о таком симпатичном и приятном джентелькрысе здесь, в этом зале... Что-то так сладко сжалось внизу живота, и горячие ручейки разбежались по телу, путая мысли, вызывая желание, желание... желание...

Нет!

Это непристойно!

Ну... по крайней мере, слишком рано...

Она не может вести его сюда... пока еще не может...

Но, вот кое-что она все-таки может. И сделает!

Выбравшись из ванной и обсушившись махровым полотенцем, Кимберли поспешила наружу, во внутренний двор Цитадели. Через двор и дальше, под аркой, увитой раскрытыми сейчас пахучими вьюнками, через внешний двор и главные ворота, на восток, мимо прекрасных, цветущих ирисов и лилий, омываемая их ароматами, совсем не замечая их, просто проходя мимо.

Она обнаружила, что спускается, по таким знакомым, но таким пустым и заброшенным ступеням, на которых еще вчера каждый шаг дарил неземное блаженство, а сегодня без него...

Разглядев застывшую на краю холма груду булыжников, Кимберли замерла на опушке рощицы. Вчера вечером она сидела на этих камнях вместе с Чарльзом, и луна пела для нее и звезды качались только для них двоих и...

И что-то изменилось. Вот прямо сейчас.

Зачем она пришла сюда?

Она коснулась камней, подаривших ей такие короткие и так быстро минувшие минуты счастья...

Он нравится ей. Он действительно, нравится ей. Но как может он, такой блестящий и элегантный любить крысу?! А может быть он и вовсе не любит ее, а просто хотел утешить?

Кимберли осмотрела себя. В который уже раз, с начала изменения...

Мех. Хвост. Лапы...

Она опять вспомнила облик Чарльза и не смогла не признать, что он симпатичен ей. Что он вообще очень и очень обаятелен... настоящий джентелькрыс!

Даже его хвост казался на месте!

Кимберли взобралась на камень, на то же место, где сидела вчера, вспомнила вчерашнюю ночь; вспомнила, как он держал ее лапу, как смотрел в глаза... Как читал ей поэму...

Это было так необычно, это было так романтично...

Она так хотела, чтобы он был бы сейчас здесь, он отвел бы ее в Цитадель, они вместе вкусили бы обед из сыра и хлеба. Они вместе пошли бы на встречу Гильдии Писателей... или куда там он ходит... она посмотрела бы, чем он там занимается. И может быть, он пригласил бы ее посмотреть его личный ход наружу... За пределы внешних стен. Она никогда не видела этого хода, а он кажется, и не собирался показывать.

Леди Кимберли совсем растерялась – с одной стороны, она хотела быть с ним. Но с другой стороны она боялась его, потому что ей не нравилось быть крысой! Если бы она стала хоть чем-нибудь другим! Пантерой, тигрицей, лошадью... Ах, если бы они оба были лошадьми! Она всегда любила лошадей! Они так грациозны, так очаровательны... так чувственны...

Вот только судьба сыграла с ней злую шутку, выдав взамен лошадиной гривы крысиный хвост!

Кимберли вздохнула, ощущая шершавую поверхность камня, позволив хвосту свободно свесится вниз. Ночью, эти булыжники казались удобным сиденьем. Теперь же стали просто твердым  камнем...

Она взглянула на свинцово-серое небо, уже успевшее скрыться за холодными, набрякшими дождем тучами и, поежившись от пронизывающего горного ветра, слезла вниз.

Как бы она хотела начать все заново! Все поменять! Стать другой...

Кимберли вжалась в скалу, содрогаясь от сдавленных рыданий. Она была крысой, и с этим ничего нельзя было поделать. Кимберли уже спрашивала всех, кого только могла – нет ли какого-нибудь способа изменить уже свершившееся изменение, но и маги и алхимики лишь печально качали головами. Они не пытались ее утешать, они просто говорили ей правду... А Маттиас заботился о ней, он пытался развеселить ее, и он заставил её улыбнуться и засмеяться!

Она вскочила на ноги и побежала внутрь Цитадели.

Никогда прежде леди Кимберли не была столь растеряна и никогда еще так не стремилась она увидеть мужчину... Не помня себя, она пробежала запутанные коридоры центрального здания, и как-то очень быстро оказалась возле маленькой двери в тенистом отнорке длинного холла.

Немного отдышавшись, она уняла дрожь в лапах и коротко постучала.

Замерев возле двери, Кимберли вслушивалась в тишину, ожидая звука его шагов.

Ответа не было.

Она постучала немного сильнее, позвав дрогнувшим голосом:

– Чарльз? Это я, Кимберли.

Ответа по-прежнему не было.

Он игнорирует ее?.. Неужели он не открывает дверь, потому что не желает видеть?!

Силы оставили Кимберли, пораженную до самого сердца этой ужасной мыслью, она задрожала, прислонившись к притолоке двери...

Маттиас, всего лишь пытался ободрить ее... но на самом деле он видел в ней крысу, грязное создание, которым она теперь была... Он не любил ее!

Леди Кимберли рухнула на колени перед его дверью, не в силах сдержать отчаяния и зарыдала – совсем тихо, едва слышно.

Она не знала, как много прошло времени, весь мир вдруг стал для нее пустым, мертвым; все, что имело для нее значение, рассыпалось в прах – ведь его нет! Он не желает ее видеть, потому, что она крыса! И никто, даже остальные крысы не захотят видеть её рядом!

Он видит в ней крысу!

И потому  для нее его здесь нет...

– Леди Кимберли! Что вы здесь делаете?! – знакомый голос, внезапно раздавшийся сзади, разорвал окутавшую ее паутину отчаяния.

Она повернула голову, слезы еще стояли в ее глазах, и дыхание ее все еще прерывалось рыданиями:

– Чарльз? Ты?.. Я... Вот...

Потрясенная его внезапным появлением, она не могла говорить связно.

– Я ходил в подвал, проведал наших крыс. Гектора, Саулиуса, других... Что случилось?

Обеспокоенно нахмурившись, Чарльз наклонился вперед.

Не имея сил подняться, Кимберли протянула ему лапы:

– Чарльз! Ох, Чарльз!..

Маттиас ухватил ее и поскорее поднял с пола, крепко прижав к себе.

Она почувствовала, как тепло его тела согревает ее, и её слезы больше не были горьким плачем в одиночестве...

Он любит ее.

И только это имеет значение!

Во всем мире.

Только это!

Перевод – Рэдгерра, Дремлющий.

Литературная обработка – Дремлющий.

[1] Длиннополое платье прилегающего контура.

[2] Примерно 90 см.

Все пути
Чарльз Маттиас

Год 705 AC, начало сентября

во тьме лишь тихий шорох лап я тоже с ними мы стая мы сотни глаз и чуткие носы и мы бежим и под землей наш дом и жизнь и мы идем мы вместе

мы вместе

мы стая

– Нет!!

Деревянные планки кровати испуганно скрипнули, когда лежавший на кровати вскинулся, уставившись широко распахнутыми глазами в темноту, затаившуюся в углах подземной комнаты.

– Нет!.. Нет...

Прижав лапы к бухающему сердцу, Гектор оглядел комнату, зная уже, что увидит.

Привычный мрак подземелья, лишь чуть разгоняемый тусклым светом масляного фонаря, свисающего с кованого штыря. Ледяной холод каменного мешка, немного смягченный приятным теплом шершавых плит пола; уже давным-давно привычное пятно сырости на одной из стен, опять заросшее мхом, и тишина... И одиночество...

Гектор несколько раз моргнул, оглядываясь, вспоминая где он... И что он...

Единственная скамейка и рабочий стол, с пером, чернильницами и грудой книг примостились в углу, в круге света. Напротив замер шкаф с сиротливо висящими в нем тремя сменами одежды, рядом виднелась маленькая дверца, ведшая в коридоры подземелья. Сидел же Гектор на древней, как сама Цитадель, когда-то роскошной, но ныне уже совсем расшатанной кровати.

Гектор еще раз втянул воздух сквозь зубы и упал на твердые подушки. Сердце билось где-то в горле, когтистые лапы судорожно стиснули тонкий шерстяной плед, лоб покрывала холодная, липкая испарина...

Немного отдышавшись, он расслабил сведенные судорогой пальцы и опять натянул одеяло до самого влажного крысиного носа. Он не хотел вставать, длить опостылевшее существование, опять и опять браться за ненавистные дела, жить еще один бесконечный день...

Когда-то Гектор был человеком, гордым, с прекрасным лицом и превосходной фигурой. Он был великолепным мастером, он ваял скульптуру человеческого тела так, что поговаривали, будто сами боги приходили любоваться его трудами. Он гордился своей работой и своей внешностью. Он был тщеславен, о да, он знал это... И наслаждался. Каждым мигом. Каждым жестом. Каждым взглядом, которыми так щедро одаряли его все женщины вокруг... А в особенности тем, что каждая из них хотела быть известной как та, которую он, Филлип Гектор, взял в жены. Он буквально купался в лучах восхищения и потоках лести...

А теперь стал грязной, кишащей паразитами крысой!

Гектор повернулся на другой бок, отвернувшись от тусклого света лампы. Фитиль, отрегулированный так, чтобы пузырька масла хватало на всю ночь, едва тлел.

С некоторых пор Гектор боялся спать без света...

В подземелье всегда царила тьма, лишь только факелы и светильники могли разогнать ее. Тьма была местом обитания крыс, – там он скрывал свой позор от чужих глаз, лишь изредка отваживаясь выйти на свежий воздух. И каждый раз, оказавшись наверху, среди людей и морфов, он всем телом чувствовал чужие взгляды и шепот за спиной. Не слыша слов, он знал – они говорят о нем. Они обсуждают, каким уродливым он стал, они насмехаются над ним, намекая, что причиной тому было его тщеславие...

Гектор засопел, нервно подрагивая носом.

Он мог бы сказать: ему плевать, что думают другие. Но... но это означало солгать самому себе. Честолюбие так долго было его единственной заботой, что он забыл обо всем остальном... А ведь оно имело под собой прекрасную основу – он был плодовитым скульптором! Вот только, за прошедший год, с тех самых пор как он здесь очутился, он вырезал всего одну скульптуру. Скульптуру того, кем он когда-то был – человека...

Его голова была гордо поднята, взгляд направлен в небо... но уже давно она лежала в ящике стола, и Гектор не решался снова взглянуть на неё. Тогда его руки в последний раз взяли резец, чтобы резать дерево, осторожно срезать тонкие стружки, ваять из него прекрасное...

Теперь, то же самое делали его зубы... выгрызали стружки и рвали дерево... грызя палку... Ради того, чтобы сточить их... Как унизительно!!

Гектор повернулся с боку на бок, снова оказавшись лицом к двери.

Сейчас наверно уже позднее утро. У него не было собственных часов, а в этом сыром, темном, всеми забытом месте нет другой возможности узнать, который сейчас час.

Уснуть...

И видеть сны?!!

Опять увидеть норы и коридоры и сородичей?.. Во снах к нему являлось будущее, и становилось все ближе, ближе... Стаи крыс заполняли их, и он чувствовал... Он слышал... Исчезнуть... Раствориться... Стать частицей, безликой, бессловесной...

Нет!!

Гектор еще раз перевернулся. Пора вставать. Если сейчас позднее утро, то вскоре внизу появится Маттиас...

Он появлялся почти каждое утро. Своеобразный ритуал – приветствовать его и остальных крыс, что живут здесь. Чарльз был хорошим человеком... крысом, немногих Гектор мог назвать сейчас друзьями... в этом проклятом Метаморе, Чарльза – мог. Но даже он почти  не знал, о чем думал Гектор в одиночестве...

Наконец поднявшись с постели, Гектор оглядел свой серый мех, почти бесшерстный хвост и поежился. Вот Чарльз – он всегда опрятен, держится уверенно и смотрит прямо... Как джентльмен. Но это выглядит таким нелепым, почти кощунством перед истинной красотой! Он должен скрываться в подвалах, как все они, не притворяясь, не обманывая себя красивыми словами и пустыми, нелепыми должностями. Магистр гильдии Писателей! Один из трех! Смешно! Все равно он крыс! И никем иным ему не стать!

Вот только смеяться Гектору совсем не хотелось. На месте смеха пряталось иное чувство...

Зависть?..

А еще? А еще была Кимберли. Она была довольно симпатична... для крысы. Но все же она была крысой, и Гектор не хотел иметь с ней никаких дел. Да он не хотел иметь дел даже с самим собой! Ведь он тоже был крысой, и он останется крысой, отныне и вовеки – и это конец всего.

Нет никакой надежды на исцеление, это навсегда. Он должен смириться, и просто жить дальше. Так говорил Чарльз. А еще он сказал, что Гектор должен продолжать вырезать. Еще и еще, использовать свой талант и продолжать работать... Да как же он будет работать, если, он резец в лапе еле-еле держит?! Ох, Чарльз...

Лапы Гектора, увы, были непригодны для тонких работ. Он мог держать в них перо для письма, мог писать – но не мог резать. Последняя работа, изобразившая его прежний человеческий облик, лишь подтверждала это, хотя кое-кто считал её действительно замечательным произведением искусства. Но они всего лишь пытались утешить его, они лгали... Он-то видел!

Натянув рубашку и штаны, Гектор сел за стол... достал статуэтку... сжал ее в лапах...

Как он оказался в Цитадели Метамор?

Что заставило его остаться в этом проклятом богами и демонами месте?

Он путешествовал в караване, желая взглянуть на знаменитые ходячие деревья, живущие на побережьях моря Душ. И как раз пересекал земли Цитадели, когда на них напали. Это сейчас он знает, что то была всего лишь горстка голодных лутинов, а тогда... Перепуганные до полусмерти, не слушая охранников и возчиков, Гектор, а вместе с ним и еще несколько человек бросились бежать, куда глаза глядят.

К сожалению, их глаза глядели не туда, куда следовало бы... Они заблудились и несколько дней блуждали в лесах и перелесках предгорьев Барьерных гор, скорее всего, вблизи самой Цитадели, и этот факт, сыграл роковую роль в его судьбе...

Слухи и жуткие истории об этом месте передавались из уст в уста по всему Мидлендсу... Но выбора не было – им нужна была пища, одежда и помощь в розыске каравана. О да! Они знали, что будет, если остаться в Цитадели слишком долго. Но в их планы входила, лишь краткая задержка – самый минимум необходимых вещей, быть может, хоть какие-то вести об их караване, да нанять или выпросить у лорда Хассана охрану... К сожалению, они просчитались. Он просчитался. В то утро, когда они должны были покинуть Цитадель, Гектор обнаружил на руках мех...

Его спутникам повезло – по какой-то причине они избежали заражения, и скорее всего, благополучно вернулись на земли Мидлендса. Гектору же пришлось остаться.

Тогда он еще надеялся – пусть он станет животным, но животным красивым... Львом или леопардом... волком... псом... да хоть бы, на худой конец жеребцом... или быком, но даже этого не досталось ему. Он понял это в тот день, когда начал уменьшаться. В прежней жизни Гектор был высоким крепким мужчиной, теперь же стал совсем миниатюрным, выше Чарльза, но все равно не больше двенадцатилетнего ребенка...

Все, к чему он привык, все, что составляло саму основу его жизни – любовь и восхищение женщин; обожание почитателей, бессильная зависть коллег, клиенты, заказы, богатство... И самое плохое, самое ужасное – его руки стали лапами!  Они больше не могли держать резцы и ножи, долото и молотки. Он не только изменился внешне, он потерял профессию! Все, о чем он мечтал, исчезло во время изменения. Все, что когда-то имело значение, оказалось уничтожено Метамором. Все!

Как он хотел бы проклясть это место и его обитателей!! В бессильных мечтах ему виделись океанские валы, изничтожающие само место, где стояла Цитадель, но... Он не был магом.

– Доброе утро, друзья! – бодрый голос Маттиаса, сопровождаемый стуком в дверь, прервал печальные мысли.

Гектор поёжился.

Маттиасу нравилось проводить время вместе с ними, нравилось беседовать и... лезть в душу другим. А Гектор ненавидел общество. Ненавидел сочувственные взгляды, ненавидел шепот за спиной, ненавидел других крыс, видя в них отражение себя самого. Однако Маттиас может зайти в комнату сам, если не выйти навстречу.

Что ж... Придется идти.

Гектор взял свою последнюю палку для грызения, и вышел, чтобы поздороваться с мастером Гильдии Писателей.

Маттиас был элегантно одет в идеально чистую изумрудно-зеленую рубашку с белым жилетом и зеленые, с белой отделкой рейтузы. Его палка для грызения была продета в петлю на поясном ремне, словно меч, а черные глаза светились жизнью и энергией.

«Конечно, он может быть счастлив, ведь он обманывает себя и не понимает, что все тут желают лишь одного – чтобы он поскорее ушел. И к тому же... к тому же, у него теперь есть подружка...» – думал Гектор, разглядывая Чарльза.

Остальные крысы пришли тоже.

Саулиус, все еще забинтованный и старающийся не сгибаться лишний раз. Благородный и печальный, Саулиус за неделю, прошедшую после памятного всем крысам поединка с Маттиасом, не произнес и десяти слов, но все это время вел себя нормальнее, чем когда-либо раньше.

Эллиот, крыс с пятном рыжего меха на спине, там, где его обожгло одно из зелий Паскаль, лихорадочно грыз свою палку. Ленивый и склонный к полноте, он имел привычку тянуть все дела до последней минуты, поэтому ходил всегда грязноватый, в помятой одежде, а его резцы благополучно отрастали до непомерной длины.

Марк, малорослый, темношерстный, почти черный; утонувший в глубине плаща, мешком висевшего на его едва трехфутовой фигуре. Бедняга получал какое-то извращенное удовольствие от своего крысиного бытия. И, похоже, ему действительно нравилось жить под землей... Даже Маттиас уже оставил надежду когда-либо вытащить его на дневной свет

Еще здесь был Джулиан. Вот в его сумасшествии, Гектор нисколько не сомневался. Снежно-белый, с полупрозрачными, налитыми кровью глазами и бледно-розовым хвостом, Джулиан непрерывно что-то бормотал под нос, тихо-тихо, прочти неслышно и повышал голос, только разговаривая с кем-то.

Собрав всех «своих» в расширении коридора, освещаемом парой факелов и рассадив по лавкам, Маттиас приветственно поклонился, сам сел напротив и, улыбаясь, поприветствовал каждого в отдельности. Заодно отметил, что Саулиус, сегодня дышит куда лучше, чем в прошлый раз, и это хорошо; что Эллиот к этой встрече успел умыться, по-видимому, специально встав пораньше, и что он молодец; что даже Марк и Джулиан выглядят куда бодрее, а вот Гектор...

Гектор не хотел, чтобы Чарльз пытался изгнать его тоску, он просто хотел перестать быть крысой!

– Как поживаете? Как настроение? – спросил наконец Чарльз, оглядывая их морды, и покусывая свою палку для грызения.

– Очень крысиное! – криво ухмыльнулся Марк, еще глубже погружаясь в плащ.

Гектор промолчал, ожидая, что скажут другие.

Возникла небольшая пауза, но тут заговорил сэр Саулиус – медленно, стараясь не беспокоить обмотанную бинтами грудь:

– Я почти в порядке, сэр Маттиас. Скоро буду совсем здоров. А как твои дела?

Маттиас кивнул:

– У меня тоже все отлично! Я только что закончил очередную историю, и собираюсь прочитать на сегодняшней встрече Гильдии. Я принес её с собой, чтобы разделить с вами, разумеется, если вы хотите услышать.

Гектор кивнул вместе с остальными крысами. Рассказы Маттиаса – одно из немногих удовольствий, оставшихся в его жизни. Иногда суховатые, часто многословные и вычурные, они всегда развлекали их, вселяли надежду, напоминая, что жизнь все еще продолжается. Гектор подозревал, что эти истории Чарльз писал специально для них, быть может, надеясь подбодрить их... Или вселить тягу к жизни в отчаявшихся... А может даже пытаясь заронить в их головы желание выйти из-под земли, покинуть подвал.  Вот только чтобы убедить в этом Гектора, нужно было что-то большее...

– Хорошо! – немного самодовольно кивнул Чарльз – Я прочитаю её вам, но не раньше, чем мы закончим разговор. Джулиан, Гектор, как у вас дела? Вы так ничего и не ответили.

Гектор покосился на Джулиана. Похоже, на сей раз, Маттиас не даст им уйти от ответа. Что ж... Пусть первым ответит он. В прошлой жизни, тогда, до изменения, Гектор всегда был одним из первых. Теперь ему вполне логично стать последним...

Джулиан едва заметно пожал плечами:

– У меня все отлично...

Его голос, бесцветный, равнодушный, потерянный прозвучал еле слышно, как голос тяжелобольного. Сгорбившийся, уставившийся куда-то под ноги Джулиан был столь жалок, что у Гектора даже промелькнули нехорошие мысли – не ждет ли его самого что-то подобное? Был Джулиан таким всегда, или его подкосила крысиная жизнь? Гектор не знал, каким был Джулиан до изменения. Сам он прибыл в Цитадель одним из последних, только леди Кимберли да Мишель появились здесь позже.

Тем временем, Маттиас повернулся к нему.

Гектор криво усмехнулся:

– Живу пока... Если можно назвать жизнью существование в шкуре крысы... – последнее слово он почти прошипел. – А кроме этой досадной мелочи, у меня все просто великолепно!

Уже произнося последнее слово, Гектор подумал: нельзя, нельзя было срываться, теперь Маттиас полезет выяснять, в чем дело... А надо ли оно ему?

Элегантный крыс кивнул:

– Понятно... Значит проблемы все же есть. Может, расскажешь?

Привычный вопрос... Первый вопрос их регулярного, засевшего в печенках обоих разговора. Вопрос, на который последует столь же привычный и знакомый обоим ответ:

– Все здесь прекрасно понимают, в чем моя проблема!

Остальные крысы огорченно вздохнули и начали поудобнее устраиваться на лавках. Опять это бесконечное переливание из пустого в порожнее...

Однако Маттиас не принял вызова:

– Очень хорошо, Гектор. Если ты хочешь быть жалким – будь. Я желаю хорошо провести время в компании сородичей, а ты сегодня явно не в духе. Отлично, можешь проваливать! Мы сумеем развлечься без тебя!

Гектор замер на своей лавке, словно гвоздем прибитый. Как мог Маттиас сказать такое?! А как же их спор?! Гектор впился взглядом в элегантного крыса-морфа, и сидел, надувшись, злясь на весь мир, покуда Чарльз морочил головы остальным.

А Маттиас старался изо всех сил. Он пересказал все новости Цитадели, поведал очередной анекдот о Мишеле, «новичке-из-глухой-деревни», рассказал несколько забавных историй и напоследок напомнил о наступающем празднике – Осеннем фестивале Равноденствия.

Чарльз даже добился от Эллиота и Джулиана обещания, что они обязательно придут, соблазнив первого красочными описаниями готовящихся на кухне праздничных блюд, а второго – фейерверком. Марк уже сам планировал поход, правда, в полной форме – как настоящая крыса. Наверняка проберется туда втихую и будет шмыгать повсюду, пытаясь съесть и утащить столько еды, сколько сможет. Саулиус уже имел наготове оправдание – его ранение. Впрочем, Маттиас все равно уговорил старого рыцаря, как минимум побыть на вручении призов гильдии Писателей и послушать рассказ победителя. Поколебавшись, Саулиус все-таки кивнул.

И только Гектора Маттиас ни о чем не попросил – и это почему-то еще больше разозлило его...

Наконец Чарльз уступил настойчивым просьбам Марка и приступил к чтению.

Обычно Гектор наслаждался его историями, но не сегодня. Наверное, из-за гнева, но он нашел все написанное Чарльза сырым, банальным, пустым и не имеющим ни малейшего художественного вкуса. Все было как-то мелко, глупо, без обычной для Маттиаса глубины, подтекста и многослойного смысла... Это... это были просто слова, старательно расставленные по пергаменту! Это не было искусством!

Вот только все остальные были в полном восторге; даже Саулиус посмеялся над одним эпизодом, правда, тут же скривившись от боли.

Закончив чтение, Маттиас раскланялся, принимая похвалы и благодарности. Эллиот горячо расхвалил услышанный рассказ, Марк согласно повизгивал, сидя на куче одежды уже в полной крысиной форме, Саулиус тоже выдавил из себя короткий комментарий на своем архаичном языке, и даже Джулиан кивнул и улыбнулся.