Текст книги "Охота на «крота»"

Автор книги: Кристофер Дикки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

Старый «сатурн» Бетси стоял перед домом. Я заглянул в него, когда проходил мимо, чтобы проверить, все ли в порядке. Наверное, Бетси и Мириам ездили в ресторан «У Уэнди» за гамбургерами, потому что сзади, там, где обычно сидела Мириам, был разбросан картофель фри и стоял недопитый коктейль. Впереди на пассажирском сиденье лежали газеты, пара книг и большая тетрадь с отрывными листами для занятий на курсах по веб-дизайну, которые Бетси по вечерам посещала в колледже южного Канзаса. Солнцезащитный щиток водительского сиденья был опущен, и я подумал, что Бетси смотрелась в зеркало, возможно, поправляла волосы. Она почти не пользовалась косметикой. Проверка показала, что ничего не случилось. Небольшой беспорядок в салоне, но в целом – все нормально.

Я собрал мусор в машине, поднял щиток, взял книги Бетси и пошел, прижимая их к груди, словно мы вместе возвращались из школы.

– Где вы были? – крикнул я, когда за мной захлопнулась дощатая дверь. Никто не ответил.

Страх пронзил меня, как электрический разряд. На кухне никого не было, в маленькой гостиной – тоже. Я прошел в холл и заглянул в комнату Мириам – пусто. Прислушался. Ни звука. Дверь в спальню открыта – на неубранной постели лежали сбитые в кучу простыни.

Не знаю, что я почувствовал в тот момент. Какая-то пустота. Как будто последние пять лет жизни бесследно исчезли. Словно ничего не было и ничего уже не будет. Ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, и сам я стал невидимым и невесомым как призрак.

Простыни зашевелились.

– Ну? – прозвучал голос Бетси. – Тебе нечем заняться?

– Ох, малышка. – Я тряхнул головой, чтобы отогнать мысли, владевшие мной секунду назад, скинул рубашку и расстегнул джинсы. – Где Мириам?

– Я оставила ее у тети Ли. Решила, что нам нужно немного отдохнуть и взбодриться. – Она окинула меня взглядом с головы до ног. – Похоже, ты не готов приободрить меня. Заключи меня в объятия, круглые, как солнышко!

От нее пахло жизнью. Моя Бетси. Я прижал ее к себе покрепче, вдыхая ее аромат. Мы целовались, слегка касаясь друг друга губами, и возникшая страсть наполняла нас, проникая через губы и глаза. У нее были маленькие и круглые груди, и, когда я стал ласкать их языком при свете дня, наполнявшего нашу комнату, она вдруг остановила меня.

– Нет, малыш, не смотри на растяжки, – смутилась она.

Я не мог сдержать смех.

– Ты выглядишь просто идеально, – ответил я, стараясь ее успокоить.

Не было смысла говорить, как сильно я любил каждый дюйм ее тела и эти почти незаметные растяжки у нее на груди, появившиеся потому, что она кормила молоком нашу дочь. И эти чудесные розовые соски, становившиеся твердыми, когда я касался их пальцами и языком. Живот у нее был слегка округлым, мягким и теплым, как земля в летний день. Ее светло-каштановые волосы между ног блестели и источали животный запах любви, а лоно имело привкус соли и железа, как кровь, как сама жизнь.

– Смотри мне в лицо и выполняй свой долг, – сказала она.

И когда я вошел в нее, наполняя собой ее тело, медленно впускавшее мое, для меня не существовало иного мира, кроме того, в котором я сейчас находился.

Канзасское солнце лилось сквозь маленький световой люк в крыше и высвечивало вокруг нас на кровати квадрат, такой яркий, что нам пришлось закрыть глаза, пока мы лежали обнявшись. И в этот удивительный момент покоя я вдруг понял, что еще никогда в жизни не был так счастлив и в то же время так напуган.

– Давай поболтаем, – предложила Бетси.

– Я хочу слушать твое дыхание, – прошептал я. – Давай просто полежим.

Меня всегда удивляло, что женщины любят говорить о таких вещах, как любовь, семья, дом, в то время как мужчинам достаточно быть уверенными в их существовании. Такие вещи не возникают из разговоров. Они – мир внутри мира, который мы создаем, пока живем вместе, пока строим его общими усилиями. «И этот мир такой хрупкий», – думал я, лежа рядом с Бетси в нашей комнате, в нашем доме, в четырехугольнике света. Ты строишь и делишься, ты любишь и мечтаешь, ты борешься и плачешь… и строишь дальше. А потом приходят какие-то люди. Просто появляются и все рушат, рвут на части.

Гриффин. Мы говорили с ним не больше десяти минут, и за это время он раз десять привел меня в ужас. Он угрожал мне законом, угрожал моей семье, моему достоинству.

– Расслабься, малыш. – Бетси провела пальцами по моей щеке. – Что случилось? Ты какой-то напряженный.

– Все думаю о вчерашних событиях. Меня как будто насквозь продырявили.

– Все ощущают нечто подобное, милый. Все.

Я поцеловал ее.

– Да.

Я не мог рассказать ей, какая угроза нависла над нами. Я не мог сказать ей, как много я знаю о терроризме и насколько тесно был с этим связан сам.

Я – Курт Куртовик, тридцати четырех лет, родился в Канзасе, видел войну и смерть и не раз смотрел смерти в лицо. Я был солдатом американского правительства и Бога всемогущего. Долгое время думал, что на свете есть справедливость, и порой верил, что с помощью Господа смогу изменить Америку и весь мир.

Пройдя подготовку в армейской школе, готовившей десантников военно-диверсионных частей, я в совершенстве овладел техникой убийства, доведя его до искусства, и специализировался в области подрывного дела. После участия в боевых действиях в Панаме и в войне в Персидском заливе я принял ислам – забытую религию отца-иммигранта – и отправился в Боснию, на родину предков, надеясь там отыскать свои корни и обрести себя. Но вместо этого судьба подсунула мне лишь еще одну возможность – совершенствовать технику убийства. Но я больше не мог убивать, и меня захватила идея остановить убийства раз и навсегда. Стремясь к этому всей душой, я, однако, позволил убедить себя в том, что обрести спокойствие и восстановить мир можно, лишь заставив Соединенные Штаты испытать ту боль, от которой страдал весь остальной мир.

Я держал в руках чуму, которая, как я тогда думал, могла положить конец всем страхам и угрозам, но все же не отважился сделать это, хотя и просил помощи у Бога в осуществлении своих замыслов. Я не решился выпустить в мир чуму, высвободить мор, который мог уничтожить будущее моей страны. И я убил человека, который мог сделать это безо всяких раздумий.

Я был уверен, что об этом никто не знает. Никто не видел этого. Я вернулся домой и жил в тихом неведении на Мэйн-стрит, где над домами развевается американский флаг. Уэстфилд, штат Канзас. Я уехал отсюда, потому что считал, что у меня здесь нет корней, но, вернувшись, понял, что это место стало мне родным и близким, как плоть моя. Я слился с городом и смотрел на мир глазами моих сограждан. И я полюбил Бетси. Когда уходил воевать, она была маленькой девочкой, на которую я не обращал внимания, но стала прекрасной женщиной, когда я вернулся. Мы построили собственную жизнь и обрели будущее.

Как защитить все, если лучше других знаешь, какая опасность может таиться в завтрашнем дне и нужно лишь мгновение, чтобы она обернулась ужасом?

– Бетси, – сказал я, – похоже, я возвращаюсь на службу в армию.

Она замерла.

Я перевернулся на бок и посмотрел ей в лицо, прямо в глаза.

– Я уеду ненадолго. Возможно, на несколько недель. Или месяцев. Мы будем регулярно получать жалованье. Это не так уж плохо.

– О Боже, Курт. – Она повернулась ко мне. – О Боже! Не надо… ну не надо. – Она долгое время молчала, и я почувствовал, как она каменеет у меня в объятиях. – Только возвращайся ко мне, – прошептала она. – Возвращайся к нам.

– Сам Бог не помешает мне этого сделать. – Я и представить не мог, что меня ждет.

– Пап, ну еще рано сказку рассказывать.

– Хочешь сказать, тебе еще рано ложиться спать?

– Да.

– А хочешь сказку я расскажу сейчас, а спать ляжешь попозже!

– Давай!

– Жил на свете злой старик. Он был очень злой?

– О да! Очень-очень!

– Верно. И этот злой старик жил на большой старой горе. А знаешь, как его звали?

– Горный старик.

– Да ты уже слышала эту сказку!

– Продолжай, папа.

– И все в округе, даже те, кто жил довольно далеко от горы, боялись этого старика. Они знали, что он превращал мальчиков и девочек в птиц.

– Больших птиц.

– Страшных птиц. С огромными когтями. Они падали камнем вниз с неба и…

– Не надо щекотать меня, папа! Не надо!

– Иногда птицы уносили маленьких детей и прятали их далеко в горах.

– Плохие птицы.

– Очень плохие.

– Бывало, что птицы проклевывали дырки в облаках, и начинался дождь, а дети хотели играть на улице. Иногда они создавали большие облака дыма, от которого щипало глаза. А еще они гадили людям на головы.

– Папа!

– Да, именно так все и было! Но однажды птицы совершили большую ошибку. Они похитили принцессу, которой было… ну, ей было столько же лет, сколько тебе. Они унесли ее в горы и бросили в пещеру. Знаешь, как звали принцессу?

– Мириам.

– Правильно. Мириам была очень красивой принцессой. Она носила такие же туфельки, как и ты, только они, как звезды, сверкали драгоценными камнями. Она носила шелковое платье, голубое, как небо. А в ее длинных золотистых волосах, таких же прекрасных, как у тебя, были две золотые заколки, сиявшие ярко, как солнце. Принцесса Мириам осмотрела пещеру и сказала: «Нет! Я не останусь на этой свалке!» Она ждала, пока не увидела луч света, проникший в пещеру сверху. Это был совсем слабый и тонкий лучик света. Но когда она поймала его своей золотой заколкой, он стал ярче и осветил всю пещеру так, что дети увидели друг друга, а главное, они заметили веревочную лестницу, которую все это время скрывала тьма. Один за другим, следуя за принцессой Мириам, они выбрались наверх и… Я расскажу тебе продолжение в следующий раз.

– Нет! Сейчас!

– Каждое утро старик завтракал за большим столом на крыше огромного старого замка, стоявшего на вершине горы. Оттуда он видел все земли и всех людей, которые страшно его боялись. Маленькие мальчики и девочки, превращенные им в птиц, сидели в клетках и на жердочках вокруг него и громко кричали. Поэтому старик не услышал, как Мириам и дети выбрались из пещеры и как они шли на цыпочках вдоль стен по коридорам его замка. Они подбежали сзади и толкнули его так сильно, что стол и древний стул, на котором сидел старик, свалились в черную пропасть, и пропасть поглотила их. Хлоп!

– А когда старик исчез, все птицы снова превратились в мальчиков и девочек. Пещера в горе превратилась в прекрасный, освещенный солнцем сад. И все решили, что Мириам должна стать королевой этих земель и править жившими в этих садах людьми. Мириам была очень счастлива, и с тех пор каждое утро она приглашала своего папу выпить с ней молока, и иногда они пили его прямо из пакета. И жили они все долго и счастливо.

Бетси стояла у книжной полки, занимавшей одну из стен нашей спальни, и водила пальцами по корешкам книг – многие из них потрескались, некоторые почти отвалились, – осторожно дотрагиваясь до них, словно могла что-то узнать по их фактуре и состоянию на ощупь.

– Ты долго этого ждал, – смущенно произнесла она.

Внутри у меня все сжалось. Бетси даже представить себе не могла, насколько она была права, как долго я ждал этого момента и как я его боялся. Она знала, что я десантник, знала, что был последователем разных религий и что я входил в «особый антитеррористический отряд». Я рассказал ей все это, еще когда мы только встречались. И я тогда не очень надеялся, что она мне поверила. Будучи падчерицей заместителя шерифа Уэстфилда, она привыкла к вранью военных. Не думаю, что я сказал ей что-то помимо этого. Во всяком случае, я не выложил всю правду.

– Посмотри на эти книги, – сказала она, – их здесь сотни.

В основном это были книги по истории. Они стояли в хронологическом порядке, начиная с Библии моей матери и Корана отца. Там была «Священная война» Карен Армстронг. «Крестовые походы глазами араба» Амина Маалуфа. Маленькая книга «Ассасины»[2]2
  Ассасины от араб, «хашшишан», букв. – «потребители гашиша»; тайная сектантская организация неоисмаилитов-низаритов, возникшая в Иране в конце XI в. в результате раскола исмаилизма.


[Закрыть] Бернарда Льюиса. Думаю, это была реальная история исмаилитов[3]3
  Исмаилиты – приверженцы шиитского ислама.


[Закрыть] и Горного старца,[4]4
  Горный старец – глава ассасинов Хасан ибн Саббах, известный европейцам как Горный старец.


[Закрыть] который правил ими девятьсот лет назад. Я был потрясен, как насилие и воля могли слиться воедино и какой разрушительной силой они обладали. Эти книги помогли мне понять мир, с которым я соприкоснулся и от которого отвернулся. Они научили меня видеть разницу между верой и фанатизмом, между спасением и разрушением.

– Эти книги отняли у меня тебя, – продолжила она. – Помню, когда ты читал их, казалось, что ты где-то далеко.

– Они спасли меня, – ответил я, но тут же понял, что это слабое оправдание.

– Спасли от чего?

Это трудно было объяснить.

Я смотрел из окна служебного самолета на вспыхивающие внизу, в пяти милях от нас, огни. Маленькие городки, затерявшиеся среди больших ферм. Сердце Америки под покровом ночи.

– Как думаешь, есть шанс, что все уже кончилось? – поинтересовался Гриффин.

– Нет, – ответил я, – еще ничего не кончилось. И началось все это не вчера. Ты же знаешь. И я знаю. И убийцы это знают. О том, что идет война, не знают только люди внизу, под нами. Они до сих пор не знают, как им себя вести. Они всю свою жизнь провели в центре урагана. Вокруг них были смерть и разрушения, а они видели только голубое небо.

– Не знал, что ты такой сентиментальный, – усмехнулся Гриффин.

– Сейчас все стали такими, – отозвался я, отрывая взгляд от Америки и глядя в лицо человеку из управления. – Ты лучше мне скажи вот что, Гриффин. В нашем огромном мире полно людей, которые ненавидят США. И если раньше что-то спасало нас от них, некий магический щит, то его больше нет. Как ты собираешься обеспечить нам безопасность?

– Надо устранить плохих парней, – заявил он.

– Кого именно?

Я откинулся назад и закрыл глаза, пытаясь вспомнить прикосновения, запах, вкус Бетси и ее глаза цвета темного меда, в которых стояли слезы.

Лондон
20-22 сентября, 2001 года

Глава 5

Люди нечасто заглядывают к себе на задний двор, даже такие, как Абу Сейф, который, наверное, все время жил с оглядкой. Ранним вечером я стоял перед застекленной дверью двухэтажного дома на окраине Лондона. На неряшливом газоне валялись грязные пластмассовые игрушки и мокрые картонные ящики. Он их не замечал. Не заметил он и меня. Как будто я был невидимкой. Он даже глаз не поднял.

С тех пор как я видел его в Боснии, Абу Сейф прилично набрал в весе. Он был одним из проповедников, которые приходили в наш лагерь и призывали убивать и погибать. Я никогда не видел у него оружия, у него не было даже личных вещей. Но Господи, как заводили нас его речи! Он говорил нам, что мы сражаемся против самого зла. Мы несли слово и волю Божью.

И не важно, верили ли мы на самом деле в рай, который он нам обещал, во всемогущего Аллаха, которому, по его словам, мы служили, у нас не оставалось сомнений, что там, в темном холодном сердце Балкан, мы действительно противостоим настоящему злу. В каждой деревне, которую мы освобождали, выбивая оттуда четников,[5]5
  Четники – в XV–XIX вв. участники национальной борьбы партизанских отрядов (ЧЕМ) против османского ига. В XX в. – участники националистического великосербского движения. В годы Второй мировой войны боролись против национальных освободительных сил.


[Закрыть] мы видели последствия человеческой жестокости. Мусульманских девушек насиловали и рвали на части, мусульманских стариков калечили, а мусульманские дети сгорали заживо в своих укрытиях. Они лежали, съежившись, слишком напуганные, чтобы плакать, и слишком маленькие, чтобы молиться. Мы видели это везде, куда бы ни пришли. И конечно, мы рассказывали об этом Абу Сейфу, а он вызывал праведный гнев у очередных групп новобранцев, манипулируя их яростью, пока они… то есть мы… не доходили до состояния готовности пойти на что угодно, лишь бы остановить убийства. Для этого мы сами учились убивать. Мы преодолевали реки крови и учились любить огонь.

Потом Абу Сейф перебрался в Лондон, в пригород Илинг с серыми рядами полуразрушенных домов, где я его и нашел. Я следил за ним, сторожил его на улицах, наполненных запахом карри и сигарет, плесени и ванили, уже два дня и три ночи.

Абу Сейф попросил в Англии политического убежища. Он не мог вернуться в Алжир, где, как говорили, он родился. Здесь он собирал деньги на благотворительность. Абу Сейф взял в жены двух женщин, обе были еще подростками. За три года он усыновил четырех детей. И все это время продолжал проповедовать долг священной войны. Господи, какое возвышенное звучание он мог придавать словам, вдохновляя сыновей пакистанских лавочников и суданских таксистов, будоража неутомимых младших братьев палестинских банкиров и йеменских врачей. Он рассказывал истории об истинном мужестве, некоторые из которых он слышал от очевидцев событий, другие – придумал. Но он убеждал, что видел все своими глазами. Видеозаписи его проповедей распространялись по всей Европе. Даже сыны Франции, Италии, Испании и розовощекие англичане проникались его речами о правом деле. Когда Абу Сейф понимал, что новобранцы готовы идти сквозь кровь и огонь, он помогал переправить их в Пешавар, а оттуда в Афганистан, Чечню и Филиппины, но сам при этом оставался в своем безопасном убежище в Илинге.

Абу Сейф сидел за компьютером. На нем был короткий белый халат, вроде тех, что носили сподвижники Мухаммеда. Живот свободно свисал между широко расставленных ног. Борода у него была такой длинной, что накрывала почти весь огромный живот. Левой рукой он поправил яйца, но ему не удалось положить их так, как хотелось.

На столе около монитора стоял микрофон и лежали наушники, чуть поодаль – стопка арабских газет, стакан с чаем, пара ручек «бик», несколько конвертов и нож для разрезания бумаги в форме кинжала. Стальное лезвие около четырех дюймов в длину украшали красные и зеленые завитушки и кресты, а эфес был как у меча крестоносца, только крошечного. Абу Сейф надел наушники и заговорил в микрофон. «Бисмалла ал-рахман ал-рахим, – читал я по губам. – Во имя Аллаха, милостивого и милосердного». С этих слов начиналась каждая его проповедь о ненависти. Каждый субботний вечер он проповедовал джихад в прямом эфире. В тот вечер, когда я наблюдал за ним из темноты, стоя на заднем дворе, я видел на экране его монитора десятки имен аудитории чата. Он говорил и говорил. Новые имена сменяли старые. Бормоча в микрофон, Абу Сейф был похож на дрессированного медведя в стеклянной клетке, зверя из цирка, который абсолютно безвреден, если только не находиться с ним в одной клетке.

Я постучал в раздвижные двери. Абу Сейф повернулся быстрее, чем можно было ожидать от такого тучного человека. Он цепко взглянул на руки, увидев, что я безоружен, выключил микрофон. Теперь он наконец посмотрел мне в лицо, но не мог вспомнить, где именно меня видел. Я снова постучал, он отодвинул дверь дюймов на шесть.

– Салам алейкум, – сказал я. – Они следят за главным входом.

– Алейкум салам. Они повсюду. – У него пропал сильный североафриканский акцент, и голос звучал, как шорох гравия под водой. – А какое тебе дело?

– Мы встречались в Цазине. Я американец.

Воспоминания пронеслись у него перед глазами.

– А теперь ты оказался у меня во дворе? Нет. Я тебя не знаю. – Он считал разговор законченным.

Я взялся за створки двери и с силой распахнул их. Абу Сейф отшатнулся, но сохранил равновесие, готовый дать мне отпор. Я вытянул руки, показывая, что оружия у меня нет.

– Ты знаешь меня, брат, и если ты не поможешь, мне больше некуда идти.

– Ты не прав, – возмутился он. – Тебе незачем было приходить.

– Послушай. Я был в Америке, когда все произошло. Кое-кто знал, что я был моджахедом, и за мной пришли. Я перебрался в Канаду, а потом приехал сюда. Но теперь я не знаю, что делать дальше.

– Как ты оказался в Англии?

– При моей внешности это несложно.

– Но ты приехал по своему паспорту?

– Да.

– Значит, они знают, что ты здесь.

– Это обязательно станет им известно, – согласился я. – Поэтому мне нужна твоя помощь. Мне нужен новый паспорт, и хотелось бы знать, куда ехать.

Абу Сейф окинул меня взглядом.

– Я разыщу тебя, – пообещал он.

Я снова поднял руки. Он хлопал меня по телу. Его лицо оставалось непроницаемым, и я не мог догадаться, о чем он думает.

– Хочешь чаю? – спросил он. – Садись. Я пойду приготовлю.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я слышал, как он кричал что-то по-арабски, ему отвечал женский голос. Потом пару минут было тихо. Я взял со стола нож для бумаги и стал рассматривать его. Я провел им по подушечкам пальцев. Лезвие оказалось на удивление острым. Потом я увидел футляр, который раньше не заметил, потому что он был наполовину закрыт газетами. Витиеватым шрифтом на нем было написано: «Гранада». Сувенир.

Услышав тяжелые шаги Абу Сейфа, я повернулся к двери, не исключая, что он может привести с собой помощь или принести оружие. Но в руках у него был только поднос с двумя стаканами горячего чаю и вазочка с сахаром.

Абу Сейф глотнул дымящийся чай.

– С чего ты взял, что я могу тебе помочь? – Он вытер рукавом бороду и усы.

– Я очень на это надеюсь, – сказал я, пытаясь быть убедительным.

На лице у него отразилось понимание и сочувствие. Он снова окинул меня взглядом. Затем посмотрел на часы, похожие на «Ролекс», стальной браслет которых впивался в его толстую руку.

– Я должен вернуться к своей аудитории, – пояснил он. – Перерыв окончен… я ничем не могу тебе помочь.

– Только контакты, – взмолился я, пытаясь обуздать давно нараставший во мне гнев. Этот жирный, лживый сукин сын обладал нужной мне информацией и не собирался поделиться ею со мной.

– Можешь допить чай, – бросил он и надел наушники. «Бисмалла ал-рахман ал-рахим». На экране монитора появлялись все новые и новые ники: Замзан, Рабаллаха, САД412, Амир-20, Дружок, Альф-лейалах, Тигровый Глаз, Чудо-15. Абу Сейф положил палец на кнопку «Контрол» на клавиатуре и на секунду отключил микрофон.

– Я не стану помогать тебе, – произнес он и вернулся к монитору.

– Я понимаю тебя, брат, – не отступал я. – Прости, я вынужден… но я понимаю. Не дашь ли мне номер телефона, по которому можно вызвать такси? Я попрошу, чтобы машина припарковалась подальше от твоего дома.

– Такси? – Абу Сейф полностью повернулся ко мне спиной и погрузился в происходящее на экране. Он покачал головой, словно не мог поверить, что мне нужно такси. Я смотрел на складки жира у него на шее. Он развернул на экране программу с адресами и ввел пароль.

Я резко вонзил острие ножа для резки бумаг ему в основание шеи и стал вжимать его внутрь, точно над третьим позвонком, потом расширил отверстие, быстро отжимая нож вверх-вниз. Хрящ треснул, вместе с ним оборвался и нерв. Абу Сейф осел на стуле, затем его тело неловко скользнуло на пол, он несколько раз дернулся и затих. Пол был залит кровью и чаем, но чая было больше.

Это был первый человек, убитый мной за последние девять лет, и я испытал удовольствие от того, что все прошло чисто. Я сел перед микрофоном и прокрутил последние сообщения. «Не слышу тебя», – писал Альф-лейалах. «Наверное, проблемы с микрофоном», – написал Рабаллаха. «Минутку, – написал я. – Кто-нибудь еще может говорить?»

В наушниках послышался голос пользователя САД412. Он начал рассказывать о такфире – анафеме, которой предают лицемерных мусульман.

Я открыл свою домашнюю страничку в «Йеху» и стал загружать адресные файлы Абу Сейфа в виртуальный портфель. Затем я изучил профили всех посетителей чата. Тигровый Глаз носила хиджаб, чадру и искала мужа. Рабаллаха оказался студентом из Миннесоты. САД412 «был недоступен». Дружок не указал своего имени, но в профиле нашелся его адрес – Испания, Гранада. Уже это показалось мне странным – совпадение со словом на чехле для ножа. Я кликнул меню «Пуск» на панели Windows и запустил «Поиск», запросив все файлы со словом «Гранада».

Сняв один наушник, я прислушался: дети Абу Сейфа бегали по лестнице, а одна из жен шумела на кухне. Но я был уверен, что они нас не побеспокоят. Их учили ничего не видеть и быть невидимыми. В дом пришел странный человек, и Абу Сейф наверняка рассказал им о моем визите, когда вышел приготовить чай.

На мониторе высветилась маленькая иконка в виде двигающейся по часовой стрелке лупы вокруг иконки, изображавшей страницу. Она все крутилась и крутилась. Я слышал, как САД412 провозглашал власть арабов над кяфирами, то есть неверными. Лупа по-прежнему крутилась. На мониторе появилось сообщение: «По вашему запросу ничего не найдено».

Я напечатал «Гранада». Лупа снова закрутилась. Опять ничего.

Кто-то постучал в дверь. Я снял наушник, чтобы было лучше слышно. В дверь стучала маленькая рука. Детская. Стук не прекращался. «Баба?» Я слышал голос ребенка. «Баба?» На двери нет замка. Если она откроется, то ребенок с порога увидит мертвого отца и меня. Мной овладела паника, и я выдернул наушники из гнезда. Комната наполнилась голосом САД412, вещавшим о лицемерных правителях Аравии. Маленькая девочка перестала стучать. Услышав человеческие голоса, она удалилась.

Почти все файлы в «Моих документах» были на арабском. Я скачал все, созданные первого августа, на свою домашнюю страничку, чтобы иметь к ним доступ, где и когда бы они мне ни понадобились.

Кожа Абу Сейфа побледнела, даже под бородой. Черные выпученные глаза стали мутными, как вощеная бумага.

– Добро пожаловать в рай, – сказал я и вытащил нож у него из шеи. Затем вытер кровь о его халат, засунул лезвие под ножку стола и дернул вверх – лезвие треснуло. Из ножа получится хорошая отвертка. Я снял корпус компьютера, обнажив его внутренности.

* * *

– Ресторан «Джамп-старт», лучшие гамбургеры в Канзасе, чем могу помочь? – Голос Бетси перебивал стук тарелок. Время ленча уже окончилось, и вскоре ее смена тоже должна была подойти к концу.

– Привет, милая, – сказал я, стараясь не называть ее по имени и надеясь, что она не назовет мое.

– Привет. Как дела, солнышко?

Я рассмеялся. «Моя девчонка», – подумал я. Однажды она призналась, что считает нас больше чем просто любовниками, даже больше чем мужем и женой. «Мы – сообщники», – поделилась она со мной своим наблюдением. Я никогда этого не забуду, потому что это было точно подмечено.

– У меня все хорошо. Все замечательно, – поспешил успокоить ее я. – Клиенты платят по счетам?

Первый чек из конторы Гриффина уже должен был прийти. Это немного успокоило бы Бетси. Она всегда переживала из-за денег, и у нее были на то основания: частенько мы едва сводили концы с концами.

– Пока все хорошо, – сообщила Бетси.

– Рад слышать, а то эти типы могут посадить на голодный паек. Думаю, что лучше сразу обналичить чек и спрятать деньги в каком-нибудь надежном месте. Там, где их нельзя найти.

– Дельный совет, – согласилась Бетси. – Я могу для тебя что-нибудь сделать?

– Я хотел бы заказать у тебя столик для большой вечеринки в честь моего дня рождения.

– На какое число?

– Второе февраля, – сказал я. На самом деле день рождения у меня другого числа. – День сурка. К тому времени мне уже будет ясно, кончилась ли зима.

Я слышал, как упала и разбилась тарелка.

– О Господи! – вздохнула Бетси. – Ты планируешь все заранее. Но это еще так не скоро. Четыре с половиной месяца.

– Мне нужно многое сделать. Слишком многое. И я должен это сделать.

– И никто, кроме тебя, не справится с этим?

– Никто.

– Значит, тебе придется работать совсем одному.

– Совсем одному, – подтвердил я. – И мне будет очень одиноко.

Гриффин едва дышал, когда мы встретились с ним на тропинке и вместе побежали вдоль берега продолговатого мелкого озера в глубине Гайд-парка в центре Лондона. Он даже не поздоровался со мной. Гриффин пытался сохранить темп и полностью сосредоточился на этом.

– Тебе крышка, – проронил он наконец. – Ты убил не того человека.

– Ты так думаешь?

– Так считают британцы. Он был одним из их людей.

– Ни хрена.

– Нет, был.

– Он использовал их, – попытался я объяснить. – Использовал. – Я стал набирать темп, и надо было постараться дышать как можно глубже и поменьше говорить. – Они знают обо мне?

– Никто не увидел в этом связи… кроме меня.

– Тогда никаких проблем.

– Все кончено.

– Все только начинается. – Я ускорил темп. – Пять. Шесть. Их еще больше, таких, как он.

– Нет.

– Ты меня увольняешь?

– Отправляю тебя домой.

Несколько сотен ярдов мы бежали молча, миновали небольшой тоннель под дорогой и устремились вверх к огромному фонтану и пруду. Солнце уже взошло, и в парке стали попадаться люди.

– Что тебе сказали британцы? – спросил я.

– Убийство с целью ограбления. Это же Илинг.

– А жесткий диск?

– Они его забрали.

– Нет, дружище, вот – твой. Если, конечно, ты хочешь.

Мы находились на небольшой лужайке, в центре которой красовался каменный монумент, отдаленно напоминавший миниатюрный памятник Вашингтону. Отсюда все хорошо просматривалось, поблизости никого не было. Я, сделав рывок, добежал до памятника и остановился около него с таким видом, словно только что пересек финишную прямую. Гриффин остановился примерно в пяти шагах от меня.

– Ты вынул жесткий диск из компьютера?

Я кивнул:

– Считай, он твой.

Гриффин рассмеялся.

– Господи! – звенел его голос. – Господи! Все-таки справедливость существует.

Я тоже засмеялся.

– Когда речь зашла о нем, – сказал Гриффин, – англичане ничего не сказали. Но…

– Но?..

– Если серьезно, то тебе пора домой.

– Ты думаешь?

– Просто знаю.

Я сделал долгий глубокий вдох. Потом еще один.

– Пожалуй, это разумно, что ты нашел меня.

– Да, пожалуй.

– Очень разумно. Но ты не знаешь этих людей. Ты не знаешь, на что они способны.

– Я знаю их достаточно хорошо, как и все в нашей конторе, – сказал Гриффин. Он уперся руками в колени и пытался отдышаться. Мне показалось, что его сейчас вырвет. – Я имею представление об их вере. Ты тоже. Но я владею информацией, которой у тебя нет. И… – его лицо стало непроницаемым, как камень, – я видел граунд зеро.[6]6
  Граунд зеро – эпицентр. В данном случае имеются в виду события 11 сентября, свидетелем которых стал Гриффин. В американской прессе уничтожение башен-близнецов Всемирного торгового центра стали называть «граунд зеро».


[Закрыть]

– Да. Они могут это повторить. – Я сделал еще один глубокий вдох. – Да еще несколько раз. – Снова медленный вдох. – Только все будет еще хуже.

– Они умны, – подытожил Гриффин. – Дьявольски умны. Абсолютно непредсказуемы. Вот поэтому… – он застонал, – вот поэтому мы должны согласовывать все наши действия, держаться вместе – англичане, немцы, даже эти чертовы французы… мы должны работать вместе с остальными службами.

– Понятно.

– А эта история с Абу Сейфом… Черт возьми! Твоя задача заключалась в том, чтобы внедриться в организацию, а не уничтожить ее своими силами.

– Позволь задать тебе один вопрос. Как ты думаешь, сколько у нас времени?

– Не знаю.

– Я тоже. Но сейчас кто-то отмечает на календаре дни, может быть, даже уже заводит часы. А ты из-за этих твоих международных связей даже не собираешься выяснять, кто это такой и что ему известно.

– Ты нарушил инструкцию, и я круто влип. Мне это не нравится.

– Мы четко следовали инструкциям, и нас всех обвели вокруг пальца. Звездный час. И ты это знаешь. Ты продолжаешь ловить рыбку на живца и делаешь вид, что взбираешься по пищевой цепи. Нам нужно действовать намного быстрее. Я сделаю все, что должен, и мне плевать, будешь ты мне помогать или нет.

– Ты – долбаный придурок!