Текст книги "Охота на «крота»"

Автор книги: Кристофер Дикки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 34

За стеклом задней двери «скорой помощи» мелькало небо и городские виды: шпиль церкви, красные сигналы светофора, указатель перед «Канзас-инн» – последним мотелем на окраине города. Потом Уэстфилд стал удаляться, дома становились все меньше и меньше и наконец совсем исчезли.

Чья-то рука прижимала к моему лицу респиратор. Горло и легкие жгло, и каждый вдох казался мне последним.

– Моя дочь, – прохрипел я. – Моя жена…

– Они едут в Арк-Сити в машине, которая едет впереди нас, – ответил сопровождающий. – Бетси и ваша маленькая дочка, кажется, ее зовут Мириам, да?

Теперь я узнал Джека Уиттена – владельца ювелирного магазина «Уиттен», где я купил для Бетси кольцо. Это был старый спившийся холостяк, но несколько дней в неделю он вел жизнь настоящего праведника, целиком посвящая себя работе добровольца в Службе спасения.

– Они живы? – спросил я.

Джек помедлил минуту.

– Да, – сказал он. – Да. Только не разговаривай. Все будет хорошо.

Я попытался сесть, но он удержал меня. Он по-прежнему придерживал маску у меня на лице.

– Я слышал, что Мириам в реанимации. А Бетси… Курт, с Бетси все будет хорошо, но она ранена в плечо.

Над нами завыла сирена.

– Вы там такого натворили! – продолжил Джек.

Я открыл было рот, но тут же закрыл его – мучительная боль заставила меня замолчать.

– Кто бы мог подумать, что эти ублюдки приедут в Уэстфилд? И нападут на наших детей! Курт, одному Господу известно, что бы они сделали с этим газом, если бы ты не остановил их!

Он убедительно и с гордостью рассказывал эту наполовину выдуманную историю про «их» отравляющий газ. Возможно, ее попытаются выдать за правду.

– Знаешь, помощник шерифа Николс был зол как черт. Он сказал, что Бетси предупредила его и он позвонил в ФБР, и он считает, что это была самая большая ошибка, какую он когда-то сделал. Ему сказали ждать, пока они не приедут на место событий, и ничего не предпринимать. Представляешь? Черт, если бы Николс ждал, вы, возможно, были бы все еще там.

Я положил руку на голую грудь, собираясь нащупать карман джинсовой куртки, но ее на мне не было, везде были только резиновые трубочки.

– Что тебе нужно? – спросил Джек.

– Телефон.

– Подожди-ка. – Он убрал руку с моего лица, взял с лавки куртку и стал смотреть в карманах. – Давненько не видел таких больших телефонов, – сказал он. – «Иридиум». Что это за телефон?

– Спутниковый.

– Ух ты! Серьезная вещь. Как его выключить? Он может создать помехи в работе приборов.

Я взял телефон и прижал к себе. Мое сердце стучало, а мониторы в карете «скорой помощи» пищали, как автоматы в игровом зале.

– Что ты, черт возьми, делаешь, Курт?

Если его выключили, то скорее всего я больше не смогу его включить. Я нажал кнопку и вызвал меню.

– Прекрати, Курт.

Я прокручивал номера телефонов, просматривая последние звонки. Их было шесть, и все до единого с одного и того же номера – 212-555-3728. Я показал его Джеку:

– Пожалуйста, запиши это.

Свет в больничной палате был тусклым, и единственным доносившимся до меня звуком было шипение кислородного аппарата. Я попытался посмотреть на часы, но у меня на запястье был только пластиковый браслет с моим именем и штрихкодом.

– Прости меня, Курт. – Голос, доносившийся со стула, стоявшего рядом с моей кроватью, был мне знаком.

– Гриффин?

– Я очень извиняюсь.

– Где Бетси? Где Мириам?

– Я не должен был допустить, чтобы их впутали в эту историю.

– Где они, мать твою?

– На этом же этаже.

– Я хочу увидеть их.

– Ты увидишь их, как. только встанешь на ноги.

Я вытащил кислородную трубку из носа и, согнувшись, встал с кровати.

– Держись, – сказал Гриффин.

Кровь закапала на маленький больничный столик, на который я оперся.

– Пошли, – сказал я.

В палате, где лежали мои девочки, царил полумрак. Там было только две кровати. Кровать Мириам стояла ближе к двери. Бетси – на дальней. Мои девочки были в кислородных масках, а боль и страх стерли краску с их лиц. Мириам лежала с открытыми глаза и смотрела в потолок. Я хотел поцеловать и обнять ее, но боялся причинить ей страдания. Она увидела меня и заерзала на кровати. Я отошел. Она снова замерла, глядя на меня полными ужаса глазами.

– Она поправится, – попыталась успокоить Бетси.

– Ты – самая смелая женщина на свете, – сказал я.

– Женщина?

– Нет, ангел-спаситель.

Она улыбнулась, но улыбка быстро исчезла с ее лица.

– Ангел смерти, – сказала она.

– О, милая! – Я обнял ее, стараясь не отключить какой-нибудь из аппаратов. – Сегодня ты спасла столько жизней. Мою, Мириам и тысяч других людей, которых хотели убить эти засранцы.

– Мы остановили нескольких мерзавцев.

– Конечно, мы сделали это.

– Но мы не спасли мир. – Она посмотрела на меня, потом на Гриффина.

– Мы сделали все, что могли, – уточнил я. – Все, что должны были сделать.

– Давай больше не будем возвращаться к этому, Курт.

– Конечно, – ответил я.

Я обнял ее покрепче, и мы долго сидели, прижавшись друг к другу. Мне хотелось, чтобы этот момент длился вечность.

На обратном пути к себе в палату, в темном пустом коридоре, я повернулся к Гриффину и прижал его к стене. Он не сопротивлялся, просто подождал, пока мгновение спустя у меня не перехватило дыхание, и тогда я оказался перед ним совершенно беззащитным, с красным от напряжения лицом.

– Не стоит убивать меня, Курт. Я ухожу из управления, – сказал он. – Сейчас я в самовольной отлучке, пока они не хватились меня.

– Мне плевать, на кого ты работаешь!

– Я ухожу с правительственной службы.

– Почему бы тебе не убраться отсюда и не оставить меня… и всех нас в покое?

– Я ухожу со службы, потому что видел, как тебя предали, и ничего не мог с этим поделать. Я ухожу, потому что после того, как ты вернулся… мы должны были следить за тобой двадцать четыре часа в сутки, чтобы иметь возможность защитить тебя.

– И что?

– Но мы этого не сделали. Управление было вынуждено свернуть деятельность, а ФБР не пришло нам на смену. Я пытался проверить, как у тебя дела, но…

– Хочешь сказать, что я и моя семья были приманкой вроде куска гнилого мяса в ловушке для краба, и никто не потрудился ее вытащить?

– Хуже того. Мне запретили делать это.

– И почему же?

– Проблема юрисдикции. Мне сказали, что у меня нет доказательств, что кто-то может преследовать тебя.

– Что ты сказал в ответ?

– Я сказал, что у тебя есть какое-то незаконченное дело с плохими парнями, что-то насчет джинна в бутылке. Я сказал, что кое-кто из них уже наведывался к тебе домой.

– А они…

– Они ответили, что этого недостаточно, чтобы продолжать работу. И раз мы не смогли вытащить из тебя информацию об этом в Гуантанамо, то нам больше нечего делать.

– Ты должен был меня предупредить.

– Мне не позволили это сделать. Поэтому я ухожу.

– Когда было принято решение?

– Несколько недель назад. И еще раз – вчера, когда мы получили данные наружного наблюдения о странных людях, направлявшихся в твой город. И сегодня, когда узнали, что они здесь. Всякий раз они принимали решение оставить тебя одного.

– Совсем одного.

– Да.

– Они не послали людей, даже когда началась стрельба?

Он кивнул. Я открыл дверь своей палаты.

– Это бессмысленно. – Я просто не знал, что сказать. – Я все еще не понимаю почему.

– Возможно, предполагалось, что эти гады получат то, за чем они приходили.

Груз переживаний придавил меня, как свинцовая пластина.

– Мне нужно отдохнуть, – сказал я. – Но если ты считаешь, что обязан мне чем-то, сделай одно одолжение.

– Какое?

Я вытащил телефон «Иридиум» из висевшей на двери куртки. Он был отключен. Я развернул клочок бумаги, на котором Джек Уиттен записал номер телефона, пока мы ехали в «скорой», и передал аппарат и номер Гриффину.

– Останься в управлении, – попросил я, – по крайней мере еще на несколько недель.

Граунд зеро
29 июня-4 июля 2002 года

Глава 35

Солнце только взошло, но над половиной Америки еще стояла ночь. Выпитый на заправочной станции кофе осел у меня в желудке, как электролит кислотного аккумулятора, а легкие все еще болели от хлора. В зеркале заднего вида отражались мои глаза, красные, как небо на рассвете. Я окончательно проснулся, лишь когда подъезжал к Голландскому туннелю и увидел пустое пространство на месте башен-близнецов. Я услышал свой голос, который принадлежал как будто кому-то другому, услышал, как этот кто-то воскликнул: «О Боже! – и еще раз: – О Боже!» И я радовался всему, что сделал и чего не смог сделать в своей жизни. И я с нетерпением ждал того, что мне еще предстояло совершить.

Я уже и думать не смел о том, что можно закончить эту войну. Я не был уверен, что те, кого я люблю, когда-нибудь будут чувствовать себя в безопасности. Но с каждым днем мы приближались к концу этого кошмара, к столь долгожданному спокойствию. Теперь мы были к нему намного ближе, чем в тот день, когда рухнули обе башни. Я верил в это, пока мой пикап тащился через туннель под Гудзоном.

Гриффин ждал меня на Манхэттене. Он проверил спутниковый телефон, и оказалось, что тот принадлежал компании, зарегистрированной на Багамах. С помощью базы ЦРУ он изучал ее руководство, пока его внимание не привлек финансовый консультант из Нью-Йорка. Это все, что он мог сказать по телефону. «Довольно странный тип, – пояснил Гриффин. – Думаю, он может оказаться „кротом“. Нам нужно… я бы хотел, чтобы ты приехал как можно скорее».

Мне тяжело было расставаться с Бетси и Мириам. Очень тяжело. Они пошли на поправку, но все еще оставались в больнице Арк-Сити. Народ защищал нас: врачи, офицеры шерифа – все. И мы решили, что будет лучше, если они останутся там – в самом безопасном для них месте. Подальше от репортеров, досаждавших своими вопросами о «банде из Уэстфилда», после того как по телевидению показали репортаж о ней.

Помощник шерифа Николс рассказал эту историю прессе. Банда преступников из Уитчиты пыталась совершить нападение на наш город. Они оглушили прикладом Сэма Перкинса, связали его и украли хлор, и никто не знал, что они собираются с ним сделать. Никто также не понимал, почему они взяли в заложники детей и убили учительницу. «Чокнутые, жестокие выродки, – назвал их Николс. – Они, наверное, думали, что Уэстфилд – легкая добыча. Но они ошиблись. Шестеро было убито в перестрелке».

Помощник шерифа не привлекал к этому салафистов и людей, убитых у Джефферс-Рокс. Он вообще не упомянул о них. И не собирался делать этого. В наши дни в Америке часто пропадают тела убитых. Особенно иностранцев. Никто их не разыскивал и никто о них не говорил. Никто даже не знал об их существовании. В ФБР сообщили, что все еще расследуют это дело, но никак не прокомментировали то, что находилось «в ведении полиции штата».

– Был ли это террористический акт? – спросила Николса одна из репортерш с «Ченнэл-2».

– Они терроризировали нас, – ответил он ей. – Но к настоящему терроризму это не имеет никакого отношения.

В Уэстфилде были рады услышать подобную историю, а через пару дней о ней узнала и вся страна.

Я бы предпочел, чтобы об этом не трепали на каждом углу. Я хотел, чтобы мы могли защитить наш народ, наши семьи, наших детей и чтобы никто даже не узнал об этом. Я хотел, чтобы моя маленькая дочка никогда не увидела бы того, что ей пришлось увидеть, и не испытала того, что ей пришлось пережить.

Теперь я находился на Манхэттене, где даже ранним утром в воздухе стоял запах мусора – неприятно сладкий и гнилостный, как пахнут разлагающиеся трупы на поле боя. Час пик еще не наступил. На Восьмой авеню было свободно. К шести тридцати я был около Коламбус-серкл. Оставив машину на парковке, я пошел в Центральный парк. На аллеях и тропинках было полно бегунов. Как будто город выплеснул всю свою неутомимую плоть на мостовые. Молодые мужчины и женщины участвовали в забегах на время. Они смотрели на часы и пили воду из бутылок. Старики тихонько бродили по тропинкам, а велосипедисты гоняли, как камикадзе. Чтобы сделать пробежку приятнее, некоторые бегуны слушали рок-н-ролл, другие – утренние новости. Собаки бежали трусцой рядом со своими хозяевами. Матери бежали с трехколесными детскими колясками, а их дети рассекали воздух, как маленькие автогонщики.

Я часто видел эту картину, когда жил несколько месяцев в Нью-Йорке, с 1992 по 1993 год. Я тогда бегал вокруг резервуара. Но, глядя на них, я никогда не думал о том, как просто уничтожить массу народа. Были ли они свидетелями того, что произошло здесь 11 сентября? Осознавали ли они опасность? Боялись ли, что это может повториться сейчас? Или завтра? И вообще в любую минуту. Им не было нужды волноваться. Они были защищены счастливой забывчивостью и неведением, которое, вполне возможно, и есть наш самый главный дар.

Я встретился с Гриффином на узкой дорожке, пролегающей через деревянные мостики в той части парка, которая называется «Прогулка». Он сидел на лавке около пруда, где мы и условились встретиться. На нем была белая рубаха с короткими рукавами, галстук расслаблен. Рядом с ним на скамейке лежал пиджак, в руке он держал пластиковый стаканчик с кофе. Он протянул мне второй.

– Дерьмово выглядишь, – сказал он.

– Я пришел, как мы и договаривались.

– У тебя есть другая одежда? Что-нибудь кроме этой футболки?

– В рюкзаке. Ты хочешь мне что-то сказать?

– Многое, – сказал он, ожидая, пока мимо пройдет пара туристов в бермудах, говорившая по-итальянски. – Этот телефон зарегистрирован на багамский холдинг, принадлежащий компании, которая находится на Каймановых островах…

– Имя владельца?

Гриффин кивнул:

– Ладно. Тебе говорит что-нибудь имя Райан Хандал? – спросил он.

– Ничего. А кто это? Где он?

– Ты можешь посмотреть на него в «Нью-Йорк таймс». Там есть о нем интересная статейка.

– Там указан его адрес?

– Да, указан.

– Где он сейчас?

– А где все они? Умерли. Превратились в прах. Не осталось ничего, кроме драгоценных украшений и зубов.

– Что ты мелешь?

– Я хочу сказать, что Райан Хандал был в числе трех тысяч.

– Один из трех тысяч, погибших в Торговом центре?

Гриффин кивнул.

Я откинулся на спинку скамейки и стал смотреть на старика с собакой. Он бросал в пруд палку, а его черный лабрадор прыгал туда за ней и приносил ее хозяину.

– И ради этого я потратил целые сутки, чтобы добраться сюда? Это и есть конец истории?

– Только начало, – возразил Гриффин. – Только начало. Есть и еще кое-что, но я точно не знаю, что бы это могло значить. И ты вряд ли найдешь этому объяснение.

Гриффин отхлебнул кофе и посмотрел, как лабрадор отряхивается от воды. Гриффин вытащил из кармана распечатанную на принтере страницу «Таймс» с их официального сайта. Фотографии не было, только заголовок: «Всегда готов прийти на помощь».

* * *

«Одни люди обретают известность благодаря своим словам, а другие – благодаря делам, – сказала Виктория Бернштейн, шесть месяцев работавшая ассистентом Райана Хандала в „Нова венчурс“. – Мистер Хандал был человеком дела. Он любил свою работу, но еще больше он любил помогать людям».

Хандал, 53 года, родился в Эль-Сальвадоре, в 1989 году иммигрировал в Соединенные Штаты. «Он говорил мне, что потерял семью и почти все, что имел, во время гражданской войны в своей стране», – сказала мисс Бернштейн. Как и многие иммигранты, он видел в Соединенных Штатах страну, где можно построить новую жизнь, и благодаря упорной работе и разумным вложениям ему удалось это сделать. В начале 90-х Хандал стал одним из самых известных и успешных в Нью-Йорке инвесторов в развитие медицинских технологий.

Одним из первых он смог предугадать спрос на аппараты магниторезонансной томографии и другое капиталоемкое диагностическое оборудование. В 1990 году Хандал основал лизинговую компанию «Скай-тек» и два года спустя представил ее широкой общественности. В конце десятилетия благодаря своей офшорной компании «Нова энтерпрайзес» он стал одним из крупнейших инвесторов в области здравоохранения и развития биотехники. По словам мисс Бернштейн, он также регулярно выделял щедрые пожертвования благотворительным медицинским организациям. «Он жертвовал деньги на изучение рассеянного склероза и заболеваний костной системы. Он всегда был готов прийти на помощь и выписать чек, – рассказывает мисс Бернштейн. – Но он не стремился к тому, чтобы о нем говорили. „Я делаю добро, чтобы помочь нуждающимся людям, – говорил он, – а вовсе не для того, чтобы потешить свое самолюбие“».

Мисс Бернштейн вспоминает, что утром 11 сентября мистер Хандал вернулся из деловой поездки в Лас-Вегас. «Он позвонил мне в понедельник и сказал, что возвращается в город и что приедет в офис рано. – Мисс Бернштейн сказала, что с утра у нее назначен прием у дантиста и она будет только днем. – Он сказал, чтобы я не переживала и взяла выходной. Ему нужно было сделать лишь несколько звонков. Я ушла от дантиста в девять тридцать. К тому времени уже было известно о случившемся, но я не смогла добраться до Торгового центра. Я пыталась звонить, но никто не отвечал. Когда я вернулась домой, то у меня на автоответчике было сообщение».

Как и большинство сообщений, оставленных тем утром, оно было коротким и грустным. «Все кончено, – сказал мистер Хандал. – Я думаю, что все кончено. Господи, спаси нас и благослови Америку!»

Я передал листок Гриффину.

– Телефон снайпера принадлежал этому деятелю?

– Его компании. Да.

– А номер, который я тебе дал?

Гриффин улыбнулся.

– Это сотовый телефон Виктории Бернштейн.

– Что она сказала?

– Немного. Ей было уже за шестьдесят. В конце сентября она уволилась и уехала в Мэн. В прошлом месяце она поскользнулась на пляже, ударилась головой и захлебнулась.

– Ты шутишь!

– Нет. – Гриффин вылил недопитый кофе на землю и положил пустой стаканчик в пакет. – Я не шучу.

– Но ведь мы подобрались близко, не так ли?

Гриффин очень медленно кивнул, словно боялся показаться чрезмерно самоуверенным.

– Ты еще не слышал самое важное, – сказал он. – Когда читаешь некролог, складывается впечатление, что Хандал поставил все средства на развитие индустрии и выиграл. На самом деле это был лишь один из способов, которым он добывал деньги. Довольно значительную сумму он заработал на продаже акций.

– Это означает…

– По существу, это значит, что он ставил на падение курса акций. И если это происходило, то разницу между процентными отчислениями, которые он мог платить за акции, и стоимостью, за которую он их на самом деле продавал, он клал себе в карман. Банк удерживал акции, которые он использовал в качестве обеспечения, и сохранял его деньги. Он проделывал это последние десять лет и сколотил приличное состояние на паре страховых и здравоохранительных фондов. Говорят, около пятидесяти миллионов долларов.

– Приличные бабки.

– Но это ничто в сравнении с тем, что он мог бы заработать, если бы остался в живых. Чуть меньше года назад он начал активно продавать акции страховых компаний и акции тех сфер бизнеса, с которыми он никогда раньше не соприкасался. Например, авиаперевозки. И все эти акции упали после одиннадцатого сентября. Причем упали – это мягко сказано. Если бы он снял эти деньги в конце сентября или в начале октября, то сгреб бы триста пятьдесят миллионов долларов.

– Но он погиб.

– Да, он погиб.

– И что ты хочешь сказать?

– Некоторые из этих махинаций привлекли внимание после одиннадцатого сентября. Помнишь, об этом еще писали?

– Я видел пару заголовков. Но тогда я был занят другим.

– Да. Тогда даже призывали начать расследование, потому что кое-кто сколотил огромное состояние на трагедии, и эти люди могли заранее знать о предстоящих событиях. Потом выяснилось, что самым крупным дельцом был покойный Хандал, тот самый Хандал, который погиб в офисе на девяносто третьем этаже в северной башне, и на этом они закрыли расследование.

– Но не ты.

– Нет. Компании, принадлежавшие Хандалу, забрали почти все деньги. Созданный им благотворительный фонд «Ла Мерсед» получил около трехсот миллионов долларов. Если присмотреться к «Ла Мерсед» повнимательнее, то напрашивается вывод, что это довольно странная контора. Им руководит всего один человек – душеприказчик Хандала, юрист по имени Хосе Ориенте.

– Итак, Хандал мертв. Что будем делать?

– Займемся Ориенте. Он приехал в США из Панамы примерно в то же время, что и Хандал, и ему также сопутствовал успех. Ориенте редко появлялся на публике, но был хорошо известен в деловых кругах. Отец президента приглашал его в Кеннебанкпорт.

– Наверное, я не рассчитал своих сил и слишком устал, Гриффин. Как это связано с «Аль-Каидой»? И с джихадом? Я не понимаю.

– Не знаю. Но что-то в этом есть. Разве ты не чувствуешь? Откуда взялись все эти деньги на вторую атаку, предотвращенную с твоей помощью? Думаю, большую часть взяли из мешка с золотом «Ла Мерсед». Но чем больше я узнаю обо всем этом, тем больше препятствий встает у меня на пути. Ты даже не представляешь, сколько у этого Ориенте влиятельных друзей. Он финансировал политические компании обеих партий.[18]18
  Имеется в виду демократическая и республиканская партии США, составляющие так называемую двухпартийную систему.


[Закрыть] Никто в правительстве не хочет его трогать. Никто даже говорить о нем не хочет. Какой бы канал ты ни выбрал, он всегда окажется заблокированным.

– И тут появляюсь я.

– Ага.

– Чтобы отработать все эти каналы.

– Верно. А разве есть еще какая-нибудь подходящая кандидатура? – Гриффин улыбнулся и покачал головой. – В управлении знают о том, что я подумываю об отставке, им это не нравится, и они мне не доверяют. Мне не следовало здесь появляться. И уж точно я не должен был говорить с тобой. Но я знаю одно: в Канзас приехало одиннадцать человек, они похитили твою дочь и убили бы ее… и тебя… и Бетси, если бы смогли. И они хотели убить сотни тысяч американцев. Ими руководил неизвестный, пользовавшийся телефоном компании Хандала, а номер принадлежал секретарю Хандала. Поскольку от мистера Хандала не осталось ничего, кроме пепла в граунд зеро, а от мисс Бернштейн – ничего, кроме пепла на кладбище, то мне кажется, что Ориенте – руководитель фонда и душеприказчик Хандала – и есть тот парень, который говорил с тобой. Но никто не хочет, чтобы я помогал тебе, и никто не поможет мне. Что нам делать? Что собираешься делать ты? – Он посмотрел на пруд, словно ища вдохновения. – Прежде всего тебе нужно надеть рубашку и повязать галстук, если он у тебя есть. – Гриффин посмотрел на часы. – Ориенте будет завтракать этим утром на пересечении Шестьдесят шестой улицы и Парк-авеню. Я выяснил, что он выйдет из здания через тридцать минут. Этого достаточно, чтобы добраться туда.

– Завтрак в Совете?

– Да, тебе знакомо это место. Ты работал там ассистентом в девяносто втором году, когда крутил роман с этой женщиной-научным сотрудником, верно?

– Да, я хорошо знаю это место, – подтвердил я.

– Но мы не станем входить в здание. Мы будем ждать снаружи.

Пока мы ходили по парку мимо шлюпок и беседок и расположившегося под большим вязом магазина, на улице становилось все теплее.

– Куда уходят деньги?

– Из «Ла Мерсед»?

– Да.

– Они идут на медицинские исследования, бесплатные столовые, летние лагеря для ребятишек из неблагополучных семей и все такое в том же духе.

– Прямо спаситель человечества какой-то.

– Только его религиозной части. От «Ла Мерсед» деньги получают только религиозные организации.

– Какая религия?

– Иудаизм, христианство, мусульманство. Это называется благотворительностью, основанной на вере. И не важно, какой именно.

– Это крупные организации?

Гриффин улыбнулся:

– Не настолько, чтобы ты мог слышать о них. И все довольно фундаменталистские.

– Какая еще есть информация?

– Реабилитационные центры. «Ла Мерсед» выделяет много средств центрам по реабилитации наркоманов и мелких наркодилеров. Одна такая сеть называется «Дом воскресения». Это довольно крупная организация, находится на Среднем Западе. Они работают с заключенными городских тюрем, а когда те выходят на свободу, их собирают в общежитиях для реабилитации. Большую часть денег они получают от «Ла Мерсед».

– Это имеет отношение к участникам той банды?

– Можно сказать, что да. Тела шестерых из них до сих пор лежат невостребованными в морге Арк-Сити.