Текст книги "Охота на «крота»"

Автор книги: Кристофер Дикки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 37

Я поцеловал Бетси и пожелал ей спокойной ночи. Больничную палату заливал мягкий синеватый свет.

– Мы пока побудем здесь, – прошептала она.

Мимо кровати Мириам я прошел, стараясь двигаться как можно бесшумнее. Я боялся разбудить ее и опять увидеть ужас на ее лице. Затем я поехал из Арк-Сити в Уэстфилд.

В доме было темно, и стояла мертвая тишина. Стиральная машина так и осталась открытой, и моя потная после бега одежда все еще лежала внутри. Простыни на кровати, где мы с Бетси занимались тогда любовью, были все еще смяты. На автоответчике беспрерывно мигал огонек. Я швырнул телефон через комнату и вернулся к их машине.

– Сэм? – крикнул я, стуча в его дверь. – Сэм? Ты дома?

Открыла Каролина – жена Сэма. Впереди нее стояла его младшая дочь, и Каролина гладила девочку по голове.

– Привет, Курт! Ты вернулся! – воскликнула Каролина. – Слава Богу, о, слава Богу! Как Бетси и Мириам?

Маленькая девочка подняла голову.

– Мириам? – спросила она. Теперь и другие дети Сэма столпились позади мамы, с любопытством меня разглядывая.

– У них все хорошо, – ответил я. – Они набираются сил.

– Слава Богу, – повторила Каролина.

– Я хотел бы поговорить с Сэмом насчет четверга.

– Он рассчитывает на тебя.

– Правда? Он дома?

– Нет. Теперь ему снова приходится работать по две смены. Поезжай на водопроводную станцию. Он будет счастлив видеть тебя.

Когда я въезжал на парковку, то увидел Сэма, сидящего на ступенях.

– Приятель, как же я рад тебя видеть, – сказал он.

Он протянул руки, и я тоже, но ему это показалось недостаточным. Он обнял меня и прижал к себе, как родного брата.

– Спасибо, Сэм.

– Все получилось, правда, Курт?

– Да, – ответил я. – Ты и Бетси… не знаю, как вы это сделали.

– Она мне только сказала, что в город пришли какие-то подонки.

– Знаю.

– У нее появился план. Мне бы так хотелось быть там, когда все это случилось. Я помог ей отвезти баллоны и хотел остаться. Но она велела мне вернуться, чтобы все выглядело правдоподобно, как будто меня действительно избили. – Он потер челюсть. – Она хорошенько дала мне прикладом.

Минуту мы оба молчали.

– Это точно, – сказал я, и мы рассмеялись.

– С ней все в порядке? Как Мириам?

– Они поправятся.

– Ох, Курт, и кто бы мог подумать, что здесь может случиться такое?

– Да… Сэм?

– Что?

– Нет ли у тебя выпить? – Я не ожидал, что у него найдется выпивка. У о́круга была слава антиалкогольного, и никто из прихожан местной церкви не пил, потому что не имел такого права.

– Посмотрю в сейфе. – Он достал пару чашек из кулера и вытащил из дальнего угла сейфа голубую бархатную коробку. – Лучшего бурбона не найти, – сказал Сэм. – Он такой дорогой, что бутылки мне хватает на пару лет. – Он наполнил обе чашки до краев.

– Я насчет четверга, – сказал я.

– Все с нетерпением ждут его, Курт.

– Ты все еще хочешь, чтобы я принял участие?

– Да, конечно, – ответил он. – Да, черт возьми!

– После всего, что произошло, мне кажется… Понимаешь, очень много людей пострадало. Из-за меня.

Он посмотрел на меня, кивнул и немного отпил из своей чашки.

– Они приходили именно за мной, – сказал я.

– Но ведь они усвоили урок?

– Я думаю, что нам нужно куда-нибудь уехать. Мне, Бетси и Мириам.

– Нет, дружище. Ни в коем случае. – Он посмотрел на меня своими заслезившимися от виски глазами. – Здесь твой дом. И знаешь, у человека может быть только один дом. То есть ты можешь скитаться всю жизнь, но лишь одно место – не обязательно там, где ты родился или где прошло твое детство – может стать тебе настоящим домом. – Он сделал еще один глоток. – Ты чувствуешь, что это место стало частью тебя. Понимаешь? Здесь ты можешь быть самим собой. Тем, кто ты есть на самом деле. А знаешь ли ты хотя бы еще одно место, кроме этого, где все это возможно? Знаешь? Нет. Только в Уэстфилде, Курт. Твой дом – здесь. – Он снова обнял меня и слегка покачнулся. Я помог ему облокотиться о стол. Он допил бурбон из чашки. – Хорошая вещь, – сказал он.

Бетси и Мириам выписались из больницы в четверг, но домой не вернулись. Они поехали к Рут. Бетси считала, что наша дочь пока еще не готова жить под одной крышей со своим папой. Бетси сказала, что это ей посоветовали врачи в больнице. Они объяснили, что все нужно будет делать очень осторожно и постепенно. Под вечер я медленно проезжал мимо дома Рут, надеясь увидеть Мириам во дворе или как она мелькнет в окне. Но так и не увидел и машину не остановил.

Я хотел сразу же выйти на работу, но Сэм убедил меня, что может подождать до следующей недели. Он хотел, чтобы я немного отдохнул. Я не мог просто оставаться дома. Не мог сидеть там и думать. Я не подходил к компьютеру. Не смотрел телевизор. В новостях по-прежнему говорили о надвигающейся войне с Ираком. Я не хотел ничего об этом знать. Поэтому я бегал. Но старая пробежка до ручья Круклег уже не вызывала во мне прежних чувств. Я больше не хотел разгадать тайну Джефферс-Рокс. Она перестала для меня существовать. Я бежал по полям и пытался, но без особого рвения, отыскать холм над прудом. Но наверное, я побежал не той дорогой среди высоких зарослей кукурузы и так и не нашел то место.

Во вторник днем я поехал к моей сестре Селме, которая жила в трейлере. Я уже очень давно не навещал ее, и когда она открыла дверь, я удивился, как сильно она постарела. Волосы у нее были странного коричневого оттенка и наполовину седые. Кожа приобрела серый оттенок и стала сухой от курения.

– Вот и наш местный герой пожаловал, – приветствовала она меня.

– Нет, всего лишь твой брат, – ответил я.

– Рада, что ты вспомнил о своей старой сестре. Что тебе нужно?

– Хотел повидать тебя, я так давно здесь не был.

– Ну так смотри. Вот она я. – Она оглядела свой спортивный костюм, который, похоже, давно не был в стирке. – Хочешь кофе? – Она нацедила в пластмассовую кружку холодной воды и поставила ее в микроволновку. – Как жена и малышка Мириам?

– Все в порядке, они потихоньку приходят в себя.

– И все-таки, Курт, что тебе нужно?

– Хочу посмотреть мамин кедровый сундук.

Глаза Селмы сузились, и в них появились какие-то звериные огоньки.

– Что ты ищешь?

Я направился в спальню трейлера, где, как я помнил, Селма хранила сундук. Он занимал почти треть этой крошечной комнатушки. Но сестра обогнала меня и загородила дорогу.

– Форма, – поинтересовался я. – Она еще здесь?

Селма облизнула языком верхнюю губу, делая вид, что она размышляет. Она знала каждую памятную вещицу, хранившуюся в этом сундуке, потому что часто доставала их оттуда, перебирала, рассматривала и снова убирала. Форма, которую мама хранила для меня, лежала на самом дне. Но я боялся, что Селма ее выбросила.

– Да, – сказала она, подумав, – кажется, она сохранилась.

В среду я проснулся до рассвета и еще какое-то время лежал в кровати голышом. В открытые окна проникали ночная прохлада и все звуки улицы. Напротив, через дорогу на лужайке, шипели поливальные машины, время от времени выбрасывая вверх струи воды, потом, незадолго до восхода солнца, они отключились. Где-то перекликались две птицы. Было слышно, как по нашей улице едет машина, вдруг она остановилась и дала задний ход. Двигатель тихо заворчал около дома, и его выключили. Сегодня я никого не ждал в гости и не хотел никого видеть, по крайней мере только не в этот утренний час. Левой рукой я нащупал «моссберг», лежавший на полу около кровати. Я вставил магазин, встал с кровати и вышел в коридор. Зазвенел звонок. Я направил дуло на дверь и стал ждать, пока непрошеный гость уйдет.

– Курт?

– Гриффин? Это ты?

– А кто же еще!

– Ты один?

– Да, конечно.

– Хорошо, – сказал я, открывая дверь. – Я сейчас оденусь. Может, пройдешь на кухню?

– Ружье для меня принес?

– Нет. Так же, как и член.

– Пошел ты!

Когда я вернулся на кухню, на столе стояли две большие чашки кофе, коробка пончиков и лежал большой пакет из коричневой манильской бумаги.

– Итак? – спросил я. – Как идет война в Вашингтоне?

– Она будет долгой и тяжелой, – ответил он. – Но если хочешь, можешь держаться от нее в стороне.

– Я стараюсь, – сказал я. – Но всякие засранцы из Лэнгли продолжают врываться ко мне в дом.

– Это в последний раз.

– Хочешь сказать, что собираешься распрощаться со мной навсегда?

– Возможно.

– Тогда, хамдулиллах.

– Это тебе, – сказал он, пододвигая чашку с кофе ко мне. – И это. – Он толкнул сверток.

– Досье? – Я не хотел даже прикасаться к этим бумагам.

Гриффин покачал головой.

– Посмотри, – предложил он.

Там были небольшие пачки стодолларовых банкнот. Судя по всему, крупная сумма. Я сел.

– Что это, черт побери, Гриффин?

– Сто тысяч долларов, будь они неладны.

– Ясно. И?..

– Для Бетси и Мириам.

– Наличными?

– От самого директора ЦРУ.

Что-то здесь было не так. Совсем не так.

– Хочешь, чтобы я расписался за них?

– Нет.

Я разложил купюры на столе.

– Ух ты, здорово, – сказал я. – Никогда не держал в руках столько бабок.

– Да. Очень здорово.

– Но, Гриффин, откуда они?

– Главное, что они – твои.

– Гриффин, а что с деньгами из «Ла Мерсед»?

– Не знаю. Думаю, что счета долгое время будут находиться под арестом.

– Это ведь деньги не оттуда?

– Нет. Конечно, нет. Мне выдал их сам директор.

– Ты с ним на короткой ноге? И что он знает обо мне?

– Он знает достаточно.

– Верно, – сказал я. – Верно. Спасибо за кофе.

– Не за что.

– Забери деньги.

– Курт, что с тобой? Здесь хватит денег, чтобы как минимум построить новый дом. Бетси так хотела новый дом. И Мириам он нужен. Кроме того, здесь хватит на оплату ее обучения в колледже.

– Ага. В некотором роде комиссионные.

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о трехстах миллионах проклятых денег.

– Да пошел ты! Это то, что ты заработал. Я не знаю человека более достойного их, чем ты.

– Но мне так не нравится. Мне не нравится, что ты приходишь ко мне, как коммивояжер.

– Хочешь получить их в Лондоне? Тебя это больше устроит?

– Забудь, Гриффин. На этот раз все иначе. Я не могу их взять.

Гриффин положил на деньги свою широкую ладонь.

– Не можешь взять сейчас. Ладно. Но полагаю, они тебе еще пригодятся. Может, через какое-то время, когда ты все хорошенько обдумаешь, ты согласишься со мной.

Я глубоко вздохнул.

– Хорошо. – Я сделал пару глубоких вздохов, думая о Бетси и Мириам. – Обязательно. Я сообщу тебе. – Я положил деньги назад в конверт. – У тебя все нормально? Еще не оставил мысль уйти из Управления?

– Похоже, я остаюсь.

– Это все, что я хотел знать.

– Да. За последнюю неделю многое прояснилось. Люди, которые умеют анализировать… они поняли, что мы должны идти своим курсом. ФБР убрали из игры.

– Хочешь сказать, это случилось после того, как их стрелки вывели Ориенте из игры?

– Да, это долбаное Федеральное бюро расследований.

– Но ты был с ними, когда это произошло.

– Я приказал им не стрелять. Только если он нападет на тебя или побежит. Но ты же знаешь, у них нет привычки слушаться, особенно тех, кто работает в Управлении.

– Это точно. Ясно. Вот почему он получил семь пуль в живот, когда спокойно сидел рядом со мной.

– Я не знаю, что произошло, – сказал Гриффин. – Я в этом еще не разобрался. Но обязательно все выясню.

– Рад слышать это. – Пару минут мы просто сидели и пили кофе.

– Думаю, тебе пора, – сказал я.

Около двери мы обменялись рукопожатиями.

– Спасибо за все, Гриффин. Я очень благодарен тебе. – Я передал ему конверт. Он взял его, не сказав ни слова. – Только… больше не возвращайся.

Пока Гриффин шел к машине, я держал руку на стволе «моссберга», стоявшего около дверного косяка. Внезапно он обернулся, лицо у него было напряженным. Я поднял обе руки, показывая, что безоружен. Он улыбнулся. Сделав рукой жест, напоминавший салют, Гриффин сел в машину, взятую напрокат, и уехал.

С северо-запада надвигалась сильная гроза, и воздух на закате солнца стал тяжелым. В спальне было совсем темно, и я вдруг обратил внимание на мерцающие огоньки на участке за домом.

– Светлячки, – сказал я вслух. Они кружились, как искры невидимого костра, холодные и волшебные. – Только посмотри на них, милая, – продолжил я в пустой комнате. – Это светлячки.

Секунду спустя гроза разразилась мощной вспышкой молнии и громким раскатом грома. Я подошел к окну и стал слушать шум дождя, вдыхать его запах, приносимый ветром. Дождь шел стеной, его тяжелые капли прибивали насекомых к траве, лишая их сияния. Зигзаг молнии разрезал небо. Белый огонь обрушился на поля, осветил деревья и столбы изгородей, а потом над землей разнесся звук, похожий на грохот небесной битвы.

– Курт.

Я повернулся и увидел стоявшую позади меня Бетси.

– О, малышка, – почти простонал я.

Одежда, волосы и лицо у нее были мокрыми от дождя. Я прижал ее к себе.

– Осторожнее, – сказала она. – Бинты.

Но я все так же прижимал ее к себе, согревая теплом своего тела.

– Мне скоро нужно возвращаться к Мириам, – прошептала она. – Но я не хочу, чтобы ты всю ночь оставался один.

Парад должен был начаться в десять часов утра. Но в девять около парковки «Уэстфилд-хай» уже толпился народ. Оркестр играл весьма вольный вариант песни «Где-то там». Девушки в военной форме подбрасывали жезлы в воздух и ловили их, но иногда не успевали. Было шесть или семь платформ, на одной из них установили пещеру, из которой выглядывала голова бен Ладена из папье-маше, а сверху на него смотрел американский орел. Другая была оформлена в ковбойском стиле. На ней собрался настоящий цветник – девушки-ковбои из выпускного класса 2003 года. Повсюду были дети на двух– и трехколесных велосипедах. Через спицы колес их велосипедов были продеты красные, белые и голубые креповые ленточки, и на рулях закреплены вымпелы. В этом году я увидел и кое-что новенькое: из постоянных членов клуба «Здоровый образ жизни» кто-то собрал группу роллеров. Одним из роллеров была Рут. Она надела красные сатиновые шорты, красно-бело-синюю рубаху, а на голове красовался блестящий золотистый шлем велосипедиста.

– Разрази меня гром! – воскликнул я, когда она проезжала мимо.

– Потрясающе выглядишь, – не осталась в долгу она. – Вот уж не думала, что тебе так пойдет форма. О, ну ты и…

– А я никогда не думал, что ты увлекаешься роликами, Рут.

– Ну ты меня просто плохо знаешь. Разве Бетси тебе не рассказывала? – Она приняла эффектную позу.

– Нет.

– Ну конечно. Она всегда думает только о тебе, переживает, как бы с тобой чего не случилось. Но ты – самый сильный и смелый, а также самый красивый парень в добром старом Уэстфилде.

– Она здесь? Мириам с ней?

– Они ждут у памятника ветеранам. Мне пора, – сказала Рут и покатилась дальше.

Члены Общества ветеранов собрались в самую дисциплинированную группу. Некоторые из них, как и я, были в синем, но большинство одело свою старую форму или хотя бы китель. Около пятидесяти человек служило во Вьетнаме и почти столько же участвовало в войне в Заливе, в том или ином качестве. Человек двадцать пять прошло Вторую мировую или Корею. Я окинул их взглядом, надеясь увидеть стариков, воевавших в Первую мировую. Но все, кого я помнил по парадам своего детства, давно уже умерли. Ровно в десять часов они встали неплотными рядами. Я развернул флаг и вышел вперед. Маленький оркестр уэстфилдских флейтистов и барабанщиков заиграл марш, и мы двинулись по Мэйн-стрит.

Я часто слышал эту историю в детстве. Особенно в дни парада. Сначала я считал, что это была своего рода городская легенда, пока однажды кто-то не написал длинное письмо в «Уэстфилд-диспэтч», которое пролило свет на это дело. Это случилось в 1903 году. Говорили, что все произошло четвертого июля, но на самом деле – в августе. Тогда в городе был оркестр, который летними вечерами играл в парке, напротив здания суда. Теперь там, где когда-то звучал оркестр, стоит памятник ветеранам. Это было удивительно мирное место, почти как Мэйн-стрит в Диснейленде. Тогда же в Уэстфилде жил молодой человек по имени Уэлбурн. Он долго отсутствовал, участвуя в войнах на Кубе, на Филиппинах, и домой он вернулся совершенно другим человеком. Все любили его. На заводе он считался хорошим работником и был своего рода городским героем, поскольку вернулся с войны. И никто не подумал ничего дурного, когда Уэлбурн купил себе в хозяйственном магазине двустволку и восемь коробок с патронами.

Больше всего из той статьи, которую я прочитал лет в четырнадцать, мне запомнилось подробное описание, как Уэлбурн стрелял с Девятой улицы, расположенной рядом с Мэйн-стрит. Он опустился на одно колено и стал палить из обоих стволов в продавца поп-корна, в женщин, прогуливающихся в больших белых шляпах, музыкантов оркестра, которые вдруг сбились с такта. Потом он отступил на два шага, как его научили в армии, перезарядил ружье, снова опустился на колено и продолжил стрельбу, перезаряжал ружье и снова стрелял. А затем он вытащил из-за пояса револьвер и покончил с собой. Помню, я думал тогда, что никто во всей Америке не знает об этой истории, кроме жителей Уэстфилда. И мне было интересно, жили ли в других городах Америки такие же Уэлбурны, которых все хотели забыть.

Я уже очень давно не вспоминал об этой истории, произошедшей в 1903 году. Однако теперь, когда я возглавлял парад и мы шли по Мэйн-стрит, приближаясь к пересечению с Девятой улицей, я почувствовал, что начинаю крепче сжимать древко флага. Но оказалось, что на углу стояло лишь несколько мальчишек, они размахивали флагами и выкрикивали приветствия. Потом я услышал взрыв. И еще один. Дробный стук, похожий на автоматную очередь. Но я продолжал вести колонну. Мальчишки засмеялись, и снова раздался грохот их фейерверков.

На Десятой улице я остановился, маршируя на месте, и процессия у меня за спиной замерла. Флейтисты и барабанщики играли торжественный марш. Я повернул налево и направился мимо низких трибун к гранитному обелиску, на котором были высечены имена жителей Уэстфилда, погибших на войнах. Я поставил флаг около памятника, сделал шаг назад и отдал честь. Оркестр умолк. Из громкоговорителя раздались треск, шипение, а потом женский голос запел американский гимн: «О, скажи, видишь ли ты…» Я смотрел вперед, высоко подняв голову. «…Это земля свободы, и колыбель мужества!»

– Папа! – Мириам бежала ко мне через лужайку. За ней шла Бетси. – Папа! Ты вернулся!

Я поднял ее на руки. Для меня парад закончился.

– Папа, где ты был? – Она словно забыла про удушающий газ, про свой страх. Как будто эти воспоминания стерлись. Исчезли. По крайней мере в этот момент.

– Я уходил сражаться с Горным старцем, – сказал я.

– Папа, тетя Рут сказала, что это всего лишь сказка. А ты веришь в нее?

– Конечно, милая, – сказал я.

Но по правде сказать, я уже почти перестал верить. Мне было достаточно того, что я просто мог жить.

От автора

При написании этой книги я всецело полагался по известным, возможно, лишь мне одному причинам на мнение двух друзей. Один из них – новеллист и эссеист Джон Грегори Данн, чья горячая приверженность американскому образу жизни и чей патриотизм поразили меня и вызвали у меня бесконечное восхищение. Другой – Садриддин Ага-Хан – потрясающий боец за гуманизм, разум и примирение в нашем жестоком мире, где царит хаос. К сожалению, оба они скончались в 2003 году. Ни один из них не увидел эту книгу, и я очень сожалею об этом.

Основная часть книги была написана в первые месяцы после трагедии, потрясшей Нью-Йорк, Вашингтон и весь мир 11 сентября 2001 года. Все действующие лица и ситуации, в которых они оказываются, вымышлены, но в книге упоминаются и реальные события и факты. Так же, как в «Крови невинных», которая была написана в середине девяностых, я с помощью художественного вымысла попытался рассмотреть возможный вариант развития событий. В работе над книгой я использовал свои репортажи и материалы о деятельности террористических организаций, партизанских войнах и правительственных заговорах, которые вел начиная с 1980 года. Хотя я и не привлекал к работе над романом редакторов журнала «Ньюсуик», тем не менее мне хотелось бы выразить признательность за оказанную мне поддержку в попытке выяснить правду. Особую благодарность хочу высказать своему старому другу Джеффри Бартолету, чей критический взгляд на политические и социальные нюансы всегда делал освещение международных новостей в журнале неординарным и выдающимся.

Мне также хотелось бы поблагодарить моего редактора из издательства «Саймон и Шустер» Элис Мэйхью и моего агента Кэти Роббино за их замечательную, полную энтузиазма поддержку в это трудное и опасное время. Без них книга, возможно, никогда не была бы закончена.

Но, как мы знаем, реальная история продолжается.