Текст книги "Безумие (СИ)"

Автор книги: Кристина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Слева вижу, как мелькает Зверь, и тут же ощущаю затылком стену, рядом с которой по случайности проходила. Судьба что-ли у меня такая – узнавать крепость стен спиной? Не завидная судьба. Но толком не могу обдумать этот вопрос, завороженно наблюдаю, как морда нависшего надо мной Зверя перетекает в лицо моего мучителя и это почему-то совсем не пугает, наоборот чувство опасности возбуждает.

Не могу оторваться от таких близких глаз, которые с каким-то фанатизмом смотрят на мои губы. Не нахожу ничего умней, как нервно облизать их. Не специально, так получается и это подстегивает его. Быстрое движение и мои губы захвачены в плен. Закатываю глаза от разряда тока пробежавшего по телу и разжимаю зубы. Впускаю сумасшедший язык в рот и яростно отвечаю на грубую ласку, присасываясь к его губам. Безумие смешивается и удваивается – два психа, на острие лезвия. Цепляюсь ему в затылок, пальцы скользят по мокрому ежику волос, не могу удержать, прижать ближе. Не беда, ногтями впиваюсь в горячую кожу и изо всех сил тяну к себе, ближе, хочу раствориться в нашем безумии. Пропасть. Исчезнуть.

Это лечится? Ключицами чувствую вибрацию раньше, чем стон выходит из такого вкусного рта, но его это отвлекает хоть и ненадолго, он возвращает свою плоть к повторному раунду. Эмоции на грани фейерверка или в моем случае сердечного приступа, он посасывает мой скользящий язык, а я в отместку кусаю его губу, до крови и отрываюсь глотнуть воздуха. От моего укуса он стонет и прижимается к замерзшей мне всем телом, красноречиво давая понять, что он тоже на гране. Прижимается своим лбом к моему лбу, и разочарованно вздыхает.

– Хочу, чтобы ты сравнила разницу между мной и блондинкой. – Старается, успокоить дыхание, а до меня не сразу доходят его слова.

А когда доходят, понимаю, что мы устроили целое шоу для остальных членов группы и как последний выстрел для меня осознание того, что не могу оторвать взгляд от пухлых губ, с которых как на замедленной перемотке язык стирает капельку проступившей крови. Зрелище, от которого трудно оторвать взгляд.

И это первая мысль, вторая заставляет согнуться пополам в приступе удушья и тошноты. Я только что на пике сумасшествия вылизывала рот, существу, которого больше всего в жизни ненавижу. Почему? Что со мной?

– Вот это да! Я вам скажу зрелище… – Дергает руками, пытаясь показать масштабы зрелища? Лис? Как она тут оказалась? Мой дар, он привычно во мне, за ходящей ходуном грудиной, рядом с выскакивающим сердцем.

– Оооо, нет, нет, не смей! – В меня направлен палец, а мне уже все равно, мир зашатался, накренился и потерял очертания.

9 глава

Тишина как в могиле. Тихо и темно. Пугающе тихо, нет крика, нет желтых глаз и зловещей улыбки, так же как нет и страшных снов… и это не нормально. Со своими кошмарами я сжилась настолько, что не могу очнуться в реальности, проваливаюсь в эту чернильную пустоту после каждой попытки открыть глаза. Движение с боку настораживает, пересиливаю себя и с трудом размыкаю глаза. Сашка. Узнаю только худое тело в знакомой футболке. Прижался ко мне, разложив свои руки, ноги и сопит в плечо. Точно патруль в субботу, а значит Сашка дома. Почему не помню, как вернулась?

Пытаюсь напрячь память, механизмы в голове начинают стенать и глухо стучать, отдаваясь болью в висках, припоминаю сам патруль. Движение по холодному воздуху, ангар запертый, ненадолго. Кровавая краска хаоса, движение, подношения смерти, бетонный пол, аляповато раскрашенный в чернильных разводах. Вступаю в игру, действую грубо, натружено, как всегда без грации. Смерть не должна выглядеть красиво, это как насмешка над больными. Не важно, плавно и красиво вас убьют, или нет. Главное ВАС УБЬЮТ. Вижу в этом некую несправедливость, пытаюсь дать шанс, кому и зачем непонятно, главное перестать ощущать себя злодейкой.

Даю шанс – шанс убить себя, заталкиваю свой дар и перестаю следить за противником. Удар, поворот и снова удар, пока не вмешивается гребанный случай с лицом Зверя, а после не понятные эпизоды, насколько мне весело и легко, смотрю за спину, не удается скрыть смех, рука безвольно опадает, словно только что ее сильно перенапрягла, чувствую обжигающее холодом мои лопатки дыхание стены и провал. Откат дара? Похоже, только от чего сердце стучит отбойным молотком в висках, а ладони предательски вспотели?

– Ты проснулась? – Сонный голос отвлекает.

– Да.

– Лис приходила пару раз, сказала, что ты переборщила с силами? – Звучит как неуверенный вопрос, видимо он тоже сомневается, он видел последствия злоупотребления силой.

В одну прекрасную ночь Лис начала испытания моего дара. На широком тренировочном поле были расставлены ученики центра, в равной степени удаленности друг от друга и началось. Длинна той волны, достигла трехсот метров, а ширина около пяти сотен, но продержать такой радиус мне было под силу не больше минуты, а дальше темно. Недолго, всего на пару минут, но тренировки пришлось забросить на несколько дней, мое разбитое тело физически отказывалось принимать новые порции тренировок. В вынужденный период ничегонеделанья могла только, с трудом переставляя ноги доходить до столовой и обратно.

Сейчас нет той ломоты в костях, нет состояния полного не стояния, да немного перетружденные мышцы, особенно рук, голова раскалывается, першит горло, и болят губы, но нет ломоты.

Стоп.

От чего болят губы, причем очень странно, пульсируя? Смачиваю губы языком и понимаю, что они немного припухшие. Странно.

– Наверное, переборщила? – Отвечаю на вопрос вопросом.

– Настолько?

– В каком смысле? – Разговор двух идиотов, которые отчаянно пытаются разобраться в ситуации.

– Вик, ты больше суток дрыхла, причем дрыхла не шевелясь, словно того… – Он проводит пальцем по шее.

– Сутки говоришь? Странно. – Заключаю, возвращая свой взгляд на диван, пытаясь вспомнить окончание патруля.

– Еще бы, я боялся тебя одну оставлять, да тип какой-то странный постоянно по коридору мимо нашей двери шастает! Я его раньше не видел.

– А как выглядел этот тип? – С подозрением посмотрела на входную дверь.

– Да как все тут! Большой, черный, морда злая, с желтыми глазами. – Пожимает худыми плечиками.

– А, знаю, он в нашей группе и Саш, пожалуйста, постарайся держаться от него на максимальном расстоянии. Он очень опасен, особенно тебе.

– Почему мне? – Ребенок вылезает из-под одеяла и садится рядом со мной, опираясь спиной на стенку.

– Потому как у нас с ним старые счеты. – Вот, как то так я и сказала. Странно сказала, сама удивилась своим словам. Какие к черту счеты?

– Ты можешь попасть со мной в мясорубку. – Еще лучше, добавила. Сама сижу и смотрю, как в глазах ребенка рождаются вопросы.

– Его автограф? – Зло спрашивает и тыкает пальцем в шрам. Отклоняю голову, не хочу, чтобы к нему прикасались, особенно ребенок, особенно Сашка.

– Да, нечаянности случаются. – Грустно отвечаю.

Моя грусть похожа на бред сумасшедшего, потому как сама осознаю, что всегда пытаюсь оправдать это существо в глазах других, как бы он не поступал со мной. Даже его насилие отбеливала перед глазами Грегори.

Стокгольм? Скорее нет, потому как его грязь я не отбеливаю перед собой. Я знаю правду, он ее знает, но не другие. Не хочу выглядеть жалко в их глазах?

Возможно, и это не далеко от правды. Хотя оправдание и в голове звучит довольно таки дерьмово: «Мне нужна была помощь, вот он неосторожно и помогал! Вытаскивал из шока, я этого не понимала, сопротивлялась, цеплялась, он и задел мое лицо ни чайно». Мерзко от самой себя.

– Нихуясе случайность! – Кричит чудо. Понимаю его эмоции, но опять пытаюсь оправдать Зверя, перед этим отвешивая подзатыльник. Маты доступны только мне в нашей с ним семье и никак не при нем.

– Саш, ни кричи, а? Случайность, он пытался успокоить припадок, вот неосторожно задел, ничего страшного. Все в прошлом.

– Какой припадок? Ты о чем? – «Да, действительно какой припадок?» Измывается внутренний голос. «Припадок от отчаянья, от желания жить? Ну да, тогда точно припадок, конечно!». Господи, мне еще раздвоения личности не хватало!

– Такой! – Горячо и зло обрываю. Злюсь не в ком случае не на Сашку, на себя и себя же ненавижу за ложь. Нужно было сказать, что не его рук дела. Дура.

– Саш, проехали а? Я голодная как не знаю что!

– Ладно, но обещай мне рассказать, если что-то будет не так!

– Обещаю. – Грустно свесив голову говорю. Знаю, что нарушу свои обещания, если в этом будет необходимость, выполнить первое свое обещание данное Сашке. Защитить любой ценой, даже пожертвовав собой.

– Тогда пойдем, поедим? Да и еще успеваем с Грегори сходить в «Транс».

– А «Транс» это…? – Интересуюсь, напяливая кофту.

– А «Транс» – это игровой клуб! – С гордостью заявляет.

– Ага, вот только без меня!

– Ну, без тебя, так без тебя. – Он пожимает плечами и выскакивает из комнаты, блин как бы он не обиделся.

Дергаюсь вслед за ним и в светлом коридоре вижу его открытую улыбку. Успокаиваюсь, мой мальчишка все понял.

В столовой нет большого оживления, оно и правильно воскресенье же. Занята пара столиков, один моими друзьями, а на другом сидят метаморфы, под предводительством Стаса. Он смеется, увидев меня, показывает большие пальцы. Супер.

Я что-то сделала? А, да я притащила к Лис разумного отрешенного. Отмахиваюсь от его улыбающейся безгубой морды, которая никак не может сопоставиться с лицом того подростка, который может быть таким «человечным». Бредем к раздаточному столу, а оттуда уже к друзьям.

– Привет. – Говорю, оставляя поднос.

– Звездочка явилась, можешь себя поздравить, ты принесла нам великолепного доносчика! – Смеется, как-то нервно и смотрит прямым взглядом на Грегори. Опять обсуждали наши с ним отношения?

Если конечно они у нас есть эти самые отношения? Один странный поцелуй, вырванный против моего желания, это уже отношения? Вспоминаю этот случай, но он упорно ускользает, а память, всколыхнув, что-то внутри воспроизводит другое прикосновение. Страстно-обжигающее, захватывающее, терпкое, на грани безумия. Жестокие губы, которые впиваются в меня и жар, сжигающий все пространство вокруг, оставляя только ощущения взрыва чего-то внутри, а потом желтые глаза, тошнота и темнота.

Так вот как закончилось ночное патрулирование? Резко сажусь на стул под гнетом воспоминания. Сердце глухо стучит, набирая обороты, начинаю глубоко дышать, успокаивая себя, вырываю это воспоминание, выныривая из астрала. Потом, все потом, днем, когда никто не увидит, подумаю, а сейчас ничего нет, не помню и все тут.

– Сказал что-то ценное? – Голос почти не дрожит, я молодец.

– Да, он оказался одним из потеряшек. Из Испании. Их много, но все раскиданы по таким ангарам, заперты, постоянно перевозятся с места на место. Говорит, что слышал, о какой-то большой игре, главным нужны обращенные. Говорит, среди них порой бывают и обращенные люди, но редко, потому как само обращение очень длительное и болезненное мероприятие, поэтому люди часто не выживают. Проще похищать не людей, и быстрей, и процент отхода меньше. И это все.

– Господи. – Только и ответила я.

– Не то слово. – Так же хмуро ответил Крис.

– Как себя чувствуешь? – Задает он вопрос, экзамен для меня. Прямой холодный взгляд, и правильно, он командир нашей группы. Он должен быть уверен в своих подчиненных.

– Так словно побывала мясорубке, все болит, и ни черта не помню! Меня вырубило? Как домой хоть добралась? – Невинные вопросы, интересно они откроют мне глаза на правду? Или пощадят мою итак нестабильную психику, замнут тему?

– На плече! – Ухмыляется Лис, Господи, хоть бы не увидела мой страх своим внутренним зрением, я не переживу.

– До выделывалась, перебила отрешенных и аут на ручки к ближайшему. И тааадам мы дома! – Добавляет.

– Правда существо на плече, которого проходило твое путешествие, думаю, тебя расстроит.

– Чье?

– Так ближайшим был Шакал!

– Ого. – Выдала я. Сама блин невинность.

– Не смогли отобрать?

– Даже не пытались! Он как зыркнул и оскалился, так все возражения автоматически были сняты. – Улыбается, зараза, что-то подозревает? Ну и ладно, не стану ничего говорить.

– Фигасе. – Вот и все. Незаинтересованность в голосе перемежается с легким раздражением.

Кусаю пышную булочку и запиваю соком. Обсуждение окончено. Сашка тоже принялся за завтрак или за ужин?

– А сколько времени? – Поднимаю глаза к Лисе.

– Седьмой час. Рано еще.

– Вик, на среду намечаем патруль, ты с нами? – Спрашивает Грегори.

– Конечно. – Не понимаю суть его вопроса, вроде никуда не собиралась.

– Хорошо, а помнишь, ты обещала мне спеть? – Да, точно. Только почему-то не хочется этого делать, хочу уйти, куда-нибудь в тишину и все обдумать. Спрятаться, а не привлекать к себе внимание.

– Ты поешь? – Ого, это уже Сашка с немым укором смотрит в глаза.

– Прости малыш, только недавно вспомнила об этой привычке. – Оправдываюсь.

– Так вот зачем этот монстр в чехле у нас? Ты и играешь?

– Да и такое случается.

– Хочу послушать! – Безапелляционно заявляет и кто я такая, чтобы отказать? Все для его улыбки.

– Тогда беги за монстром. – Запускаю свою руку в эти непослушные кудряшки, треплю их, усиливая разгром на голове. Сашка срывается с места, а пока его нет, выхватываю стакан с Хеннеси из рук Грегори и одним махом допиваю горький алкоголь. Это отвлекает от собственных мыслей, помогает расслабиться, хорошо. Скоро сопьюсь, а ну и ладно, главное в голове пчелиный рой замолкает. Пару судорожных вдохов и я уверена, что сей не понятный рой мыслей не повредит музыке. Не выльется в грустные слова.

Смотрю, как Сашка тащит подругу в чехле, бережно. Действительно монстр. Размером чуть ли не с него, а вот в руки ложится как родная. И веса я не ощущаю и знакома с ней примерно с такой же комплекции как у Сашки. Помню, как тащила ее весь путь от магазина, не выпуская с рук, и шепталась с моей девочкой всю ночь. Не сразу мы стали понимать друг друга, но я противная, смогла своим упорством преодолеть ее, спелась с ней, не смотря на то, что голосу прочили другое будущее. Она поняла и приняла меня, свою странную хозяйку, стала опорой в периоды отчаянья.

Моя малышка легко легла в мои подрагивающие от нетерпения руки своим лакированным корпусом из ясеня, пальцы пробежались по лейблу «Fender», другая рука приласкала гриф из клена. Зажала входное отверстие, для усилителя с гордостью отметив, что таки никогда не позволю пустить звук через электронные примочки. Моя джаз гитара, что-то среднее между, акустической и электронной, но голос, через усилители для меня мертвеет, перестает быть живым, а мне не хотелось бы убивать этим ласковые переливы подруги и поэтому она остается, девственно чиста от проводов. Хотя не раз ребята из музыкальной школы, еще в далеком прошлом, предлагали подключить, испытать. Не вышло, подругу я защищала как живое существо, даже в руки кому попало, не доверяла.

Привычными движениями проверила настройку, еще один бзик. Не могу заставить себя взять медиатор. Не мое это, даже когда пальцы сдирала в кровь, не могла пересилить свое упрямство и одержимость в прикосновениях к струнам. Подруга ласково всхлипнула под пальцами и с готовность замолчала, ожидая моего решения. Что спеть ребенку? Даже примерно не представляю, но смотря в такие пышущие любопытством глаза вспоминала, как так получилось, что нас свела жизнь? Нога затопала, отсчитывая ритм песни, как показалось очень подходящий для нас, а пальцы побежали по струнам.

They say don't trust. You. Me. We. Us.

So we'll fall if we must

Cause it's you and me. And it's all about…

(Тату – Аll about us)

Руки легко скользят, спина раскачивается вслед за музыкой, голова опущена, глаза следят за движением пальцев, отмечаю про себя халтуру, но не важно. Важен сейчас только мой теплый голос, в который я влагаю все свои неумелые чувства, чтобы он понял. Эта песня «О нас», и неважно, что спета она якобы девчонками лесбиянками. Все не важно.

Да малыш, это все о нас. Нас, которым помогла случайность, найти друг друга и мы не расскажем о нас другим, незачем им знать, о наших проблемах. Спина непривычно пряма, движется в такт, а глаза уже смотрят не на игру пальцев, смотрят в глаза ребенку, завороженному моим голосом.

Затихает дыхание, наступает удивленная тишина. У каждого свой талант, да и мой талант не в убийстве, а вот в этих шокированных взглядах. Я и пою очень редко, не даю привыкать ни себе не другим к своему голосу. Ни хочу петь что-то без эмоций. Ведь без эмоций умирает сама суть слов и музыки. Я после плена не пела, знала, что не смогу исполнить в этом коматозном состоянии что-то стоящее, а вот сейчас могу.

Осматриваю шокированные лица, вижу, что слушателей прибавилось. За столиком напротив сидят ученики центра и трое веров, с главного особняка, исполняющих здесь обязанности учителей, в самом дальнем углу Шакал и еще двое рядом. От его взгляда пробирают мурашки, а дыхание предательски спирает. Что это? Опускаю голову, разрывая ниточку, которая привязывает меня к нему, начинаю глубоко дышать, пытаясь выкинуть из головы жалящее видение его губ с капелькой крови.

– Еще. – Отвлекает меня Сашка, и я покорно поднимаю пальцы к струнам и тут злая мысль.

– Песня издевка. – Говорю тихо, но точно знаю, что он услышит и кому посвящается, сам поймет. Не буду смотреть, но буду жалить словами. Я ничего не забыла. Ни песню, ни кто ты на самом деле. Ария уже спела о нас. Очень точно.

Я здесь, я пришел к тебе.

Пришел вопреки судьбе. С небес льется лунный свет.

Я зверь, мне покоя нет. Крадусь в темноте как тень.

В душе проклиная день, кода я всего лишь призрак в серой толпе.

(Ария – Зверь)

Ты помнишь это? Тогда, кода я могла увидеть только твою черную душу? Не осознавала, что у такого красивого существа может быть такое гнилое нутро. Тень, всегда был рядом, шептал о своем присутствии легким ветерком, касался бесплотной рукой, гладил. Заставлял поверить в то, что это не больная фантазия ребенка.

Ты помнишь, давным-давно я жил как во сне… легко,

Но раненный кем-то волк, вонзил мне клыки в плечо

И я стал таким, как он, невидимым ясным днем

Убийца и злой хозяин в мире ночном…

Ты невинный ангел, ангел поднебесья,

В этой жизни странной – ты не моя.

За тобой тень зверя, вы повсюду вместе

А теперь поверь мне – зверь этот я.

Поверила, еще тогда когда приняла решение оградить родных от тебя. Ты этого добивался? Моего одиночества? Или только страха в моих детских глазах? Не прощу тебе этого, как и не прощу твоего присутствия сейчас. Ты слышишь всю силу, вкладываемую в слова о том, что я не твоя? Да не твоя, всегда превозмогая страх, сопротивлялась тебе и всегда буду это делать, потому как моя ненависть к тебе намного сильнее страха.

Позволь я коснусь тебя. Войдет в кровь пчелиный яд.

И лунный, священный свет в тебе свой оставит след

Ты будешь змеи быстрей, всех женщин земных нежней,

Позволь мне тебя коснуться или убей.

Ты невинный ангел, ангел поднебесья

В этой жизни странной – ты не моя.

За тобой тень зверя, вы повсюду вместе

А теперь поверь мне – зверь этот я.

Да я пропитана твоей грязью, но не до конца, я еще смогу побороться за себя, ведь теперь у меня есть стимул, у меня есть друзья из твоего мира, которые в состоянии оказать поддержку. Теперь я не замкнусь в себе, спасая окружающих, забывая каково это быть собой, я отвечу. Не потеряюсь среди толпы безликих, и не важно, что собственное тело тебе покорно.

Играю долгий проигрыш, агрессивно перебирая струны, вспоминая себя прошлую, замкнутую и отстранённую от всех. Запутанную в своих же страхах, вспоминаю все вечера, еще ребенком, когда сидела в гостиной перед телевизором до последнего и отправлялась к себе в комнату как на эшафот от криков родителей. Как зарывалась под большим одеялом и мелко дрожала, прислушиваясь к твоим словам. Как смирялась со скорой смертью, в той аудитории, под твоим пристальным взглядом, и всем сердцем хотела умереть каждый вечер после твоих извращенных игр. Поднимаю взгляд, в котором скопилась вся ненависть к тебе. Смотри и почувствуй, пойми то о чем никогда не смогу сказать тебе в лицо, потому как до сих пор чувствую этот страх затравленной дичи.

Смотри же в мои глаза – твой взгляд не понять нельзя.

Ты хочешь меня убить, убить и про все забыть.

А ночь, словно боль – темна.

Зверь здесь и он ждет тебя,

Ты чувствуешь пульс охоты – зверь этот я!

Ты невинный ангел, ангел поднебесья

В этой жизни странной – ты не моя.

За тобой тень зверя, вы повсюду вместе

А теперь поверь мне – зверь этот я.

Обрываю себя и резко встаю. Уже не невинный ангел. Больше не будет музыки. Не хочу. Смотрю в лицо Зверю и вижу, как в его глазах горит понимающий огонь. Это не песня, это наша с ним история, в которую я только, что посвятила окружающих. Торжествуй ублюдок, над поломанной жизнью и рассмотри в моих глазах ненависть к тебе. Я забуду о твоем поцелуе, как забуду, и о тебе стоит только всему этому кошмару, закончится.

– Какая точная песня. – Хрипло, скалясь, выдает Шакал, а я укладываю гитару.

– Верно, кому, как не тебе понять, о чем она. – Отвечаю глухо.

– Ну да, я в твоих глазах навсегда останусь только Зверем. – Не понимаю это вопрос или утверждение, хотя какое мне дело?

– Ты слишком долго заслуживал это звание. – Странный диалог, но нам ведь не в первой. Как показывает опыт, все наши разговоры были странными.

– Я изменился.

– О, поверь, меня совсем не прельщает желание на своей и так потрепанной шкуре проверять это утверждение. – Мне не с первой попытке удается все же застегнуть чехол гитары, распрямиться и посмотреть в ненавистные глаза.

– И еще не мог бы ты прекратить со мной все общение? Для моей психики это уже через – чур.

– Мам? – Сашка смотрит растеряно на меня и переводит взгляд на Шакала.

– Что Саш?

– Что тут произошло?

– Ничего особенного, мелочи. – Отмахиваюсь, сама не знаю, что сейчас со мной. Песня хоть с издевкой, но спета была для него. Это точно, словно сам черт меня тянул, а зачем? Я его провоцирую? На что? Мне же не хочется с ним общаться? Нет. Неее. Точно нет.

– Точно?

– Да малыш. – Я присаживаюсь напротив его лица и ласково глажу по вихрастой голове. Сведенные под взглядом моего ужаса мышцы начинают расслабляться, а улыбка сама собой натягивает кожу шрама.

– Ты вроде собирался с Грегори в клуб? – Треплю щеку ребенка, а он от этого смешно сморщивает нос.

– Да, собирались, а ты с нами? – Я вижу, что ему бы этого хотелось, да и я бы с удовольствием присоединилась, если бы не Грегори. Не хочу давать ему еще какие-нибудь возможности добраться до меня.

– Нет мой хороший, сегодня, как-нибудь без меня, устала жутко.

– Ладно. Грег, все в силе?

– Конечно, тебе нужно переодеться?

– Да, нее так сойдет, я же просто поиграть.

– Хорошо, тогда руки в ноги и бегом в гараж, я сейчас. – Смотрю, как ребенок срывается с места и убегает на выход из центра, а Грегори приближается ко мне.

– Вик, мы до часов трех, не теряй.

– И не собиралась, только в случае чего предупреди.

– Ладно, может лучше с нами? Нафиг, поехала бы отдохнула.

– Нет.

– Как знаешь, если что, звони. – Он разворачивается и идет вслед за Сашкой. Высокий, красивый, мужественный и улыбчивый мужчина. И почему он меня не привлекает? Лучше его как мне кажется, мужчину не найти.

Выжидаю несколько секунд и сама направляюсь на выход, прохожу рядом со столиком Шакала, гордо выпрямив спину и не удостаивая взгляда его и его людей. Его тут нет, хотя он застрял в моей голове, осколочной гранатой, прочно укоренился и теперь скребет ржавым нутром мою черепную коробку, а за одним и разжижает мозг. Растворяет болезненное сознание яркими вспышками нашего совместного прошлого. Мы не товарищи по оружию, нет, мы даже толком не знакомы настолько близко, но все же он внутри меня. Пророс, толстыми корнями, распял собой. А эти губы, на которые я всегда смотрела со страхом, не могли прикасаться ко мне с такой обжигающей страстью.

Да, блядь, зачем обманывать себя, весь его вид просто кричит о страсти запертой внутри, а маска безразличия, надетая на эти тугие мышцы, манит долбанной загадкой спрятанной, где внутри. Искушает своим безразличием, обещает показать ад во всей своей красе и вознести к чертовым небесам. От его касания может реально снести крышу, заставить забыть обо всем, что было и о том, что должно быть. Нет, мы не товарищи по оружию, нет, мы ни кто друг другу и так должно оставаться всегда.

Всего несколько шагов, ленивых по априори, расслабленное раскачивание черного чехла, скрип подошвы по паркету и все. Нервный выдох и желание закопаться пальцами в мозги и выскрести воспоминание о горячей коже колючего затылка, в который цеплялась в попытке притянуть, продлить удушающее прикосновение его губ. Забыть вкус перечной мяты разбавленной острым запахом крови. Все забыть, растворить, выкинуть. Сейчас я согласна на любой кошмар с его исполнением в главной роли, но только не тот поцелуй, это для меня как падение в самую темную бездну, болезненно и смертельно.

Еще несколько шагов по лестнице и коридор, а там заветная дверь, там гулкая тишина и скорее всего, опять всхлипы гитары, в попытке растворить сознание в музыке, дать возможность утопить в ней хоровод сравнений двух поцелуев, которыми побаловала судьба меня за такой короткий срок.

– Хочу, чтобы ты сравнила разницу между мной и блондинкой. – Глухой рокот, раздающийся в моей голове.

И я сравниваю и ненавижу себя за это. Именно себя, потому как не должна потакать твоему грешному голосу, не должна чувствовать ощутимую разницу в таких похожих прикосновениях и в таких разных чувственных срывах. Не реально, но «Блондинка» по сравнению с твоим ртом, просто «бледная девственница» и за это я ненавижу себя в двойне.

Безумие, какое-то. Что же ты уебок сломал во мне такого, от чего моя крыша резко отъезжает на шарнирах, оставляя растерянную меня под проливным дождем?

Еще пару шагов и все, я утру капельки пота с висков, успокою разбушевавшееся сердце, закушу кожу на запястье и прогоню твои обжигающие прикосновения своей болью…

– Куда-то спешишь? – Глухо словно через толщу воды прорывается твой голос, заставляя нервные окончания вибрировать еще больше, спотыкаюсь от того, что резко торможу.

– Спешу. – Этот сип мой? Ненавижу.

– И куда же? – Твой голос не приближается и от этого чуть легче, можно представить, что я разговариваю сама с собой.

– В комнату.

– Ах, ну да, мышка поскорее решила укрыться в темноте, спрятать свое тощее тельце за тонкими деревянными стенами, чтобы ни кто не заметил острого страха в глазах перед котом? – Не слышу шагов, но отчетливо осознаю, что голос становится ближе. Спина напрягается, испуганные мурашки от мнимого прикосновения воздуха разбегаются по коже. Слишком близко, а это уже опасно.

– Что тебе нужно от меня? – Моя нижняя губа начинает дрожать, закусываю ее к чертовой матери, не дам страху пропитать мою одежду, выскочить сердцу из груди. Не подарю удовольствие обонять свою затравленную жертву. Прости господи, но я отчасти рада этому ебаному чувству. Отвлекает от греховных мыслей, которым не место в моей голове.

– Интересный вопрос. – Теплое дыхание скользит по взмокшему затылку, ласкает кожу, от чего спина еще больше выпрямляется. Ебанное тело хочет лопатками достать широкой грудной клетки чудовища? Или это я хочу почувствовать, вибрации его голоса своей спиной? Да, хочу, но вовремя останавливаю себя. Лучше сдохнуть, чем позволить своим разбушевавшимся гормонам одержать верх.

– Я бы много хотел особенно от тебя, например… – Он замолкает, дает прочувствовать паузу, дает время заинтересоваться, пожелать узнать о его желаниях в отношении меня? Гребанный разбушевавшийся океан, где не видно не берега, ни дна. Манипулятор, игрок, чертов ублюдок искалечивший меня, как морально, так и духовно.

– Например… коснуться капельки пота на границе твоих волос. – Я чувствую ее, не знаю, откуда, но чувствую эту долбанную предательницу, скатывающуюся мне за шиворот.

– Проследить ее путь пальцами, а потом проделать тот же маршрут губами. Схватить и зафиксировать шелк волос, прочувствовать жар от кожи. – Ты сглатываешь, судорожно, слышно, и это уже ебать какой промах.

Ты должен быть идеален. Маска, ты же должен помнить о ней, иначе вся твоя игра летит к чертям!

– Оттянуть голову назад, заставить опустить на мое плечо. Прикусить зубами оголенную шею, уткнуться носом в ямку под маленьким розовым ушком. – Блядь мне кажется или твой голос действительно такой хрипло сексуальный?

Он вибрирует во мне и приближается, медленно. Давая понять, насколько ты близок, почувствовать это. Новая игра? Раньше я не могла уследить за твоими перемещениями, ты старался быть внезапным. Что изменилось в наших правилах?

– Другой рукой очертить легким касанием шрам, подаренный мной тебе на вечную память. Потрогать ключицы, спустить широкую ладонь за край выреза футболки. – Спаси Господи, я этого не переживу. Сдохну прям здесь, так и не дойдя до комнаты несколько шагов. Растянусь посреди коридора окоченевшим трупом.

Я уже забыла, каково это чувствовать твою горячую кожу. Я уверена, она горячая, просто кипяток, а вот я холодная и мокрая. Мы в этом настолько сильно не похожи друг на друга.

– Сжать упругую грудь, ущипнуть сосок, заставить болезненно сморщиться, запульсировать, согласно с ритмом твоего сердца. – Глухое рычание, я скорее почувствовала, чем услышала, сквозь вату в ушах и размытые картинки его действий представляемые мной.

– Но ты ведь не об этом сейчас хотела узнать? – Шумный вздох и опять рокот.

– Ты возбудилась? Да, ты возбудилась, я чую этот пряный аромат, он растекается по моей глотке. Ангелочек совсем вырос и заимел не детские желания? Похвально. – Ненавижу его самодовольный голос, но себя за эту низость ненавижу еще больше.

Стискиваю сильней пальцы, заставляю ногти врезаться в плоть, рвать ее, причиняю себе боль, отвлекаю предательское тело от грешных мыслей.

– Но мы об этом поговорим немного позже. Сейчас я хочу услышать твой результат сравнения, ты же мне скажешь, что блондинка безбожно лажает по сравнению со мной? Хотя, мне не стоит напрягаться, тебя с потрохами сдает твое тело. Оно просто не в состоянии мне сопротивляться. – Хочется развернуться и впиться когтями в глотку этому самоуверенному уебку, хочется вырвать кадык вместе с мясом, заставить захлебнуться собственными словами вперемешку с кровью. Но я стою соляным столбом и боюсь любого движения, иначе просто распадусь, потому, как мои края уже начали растворяться от волн его слов.

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя,… как же там дальше? Не помню кусок, но это не важно, нужную часть я с легкостью припоминаю… И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.