Текст книги "Безумие (СИ)"

Автор книги: Кристина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– И сколько лет назад это произошло?

– Не знаю, в первой камере я считала дни по кормежке, во второй считала по восходящему солнцу, а в третьей уже бросила это делать, и это примерно несколько лет назад.

– Ужас. – Господи я со своим монстром тет-а-тет провела только три месяца и чуть не свихнулась, а тут.

– Да, но я до сих пор надеюсь иногда достучаться до него, и он бывает не так плох. Ему не хватает наших разговоров.

– Не понимаю, о чем вы?

– Не знаю, мне кажется, что где-то внутри этого существа еще живет мой Визир, и я как бы это прискорбно или странно не звучало, люблю его.

– Зря. Таких, любить нельзя, это существа потерявшие нормы морали, забывшие человеческое отношение. И мне жаль, но его уже не вернуть. Не очеловечить.

– Что вы об этом знаете?

– Любовь не должна быть губительной, это все, что я знаю. Мне этого достаточно. – А действительно ли это так? Возможно, нет.

– Любовь не имеет четких границ, не имеет берегов и здравого смысла.

– Вот скажите мне, когда вы вжимаете голову в плечи от страха, вы любите его? А может когда, он унижает вас, любите? Смеется над вашими нелепыми попытками вразумить? Или может тогда, когда заносит кулак, украшенный памятным перстнем? Любите? – Женщина опустила голову.

– Вот именно. – Я сказала это после недолгой паузы, когда стало очевидно, что женщина не станет возражать, не станет оспаривать. Такие отношения это не любовь, это глупые попытки удержаться на плаву от воспоминаний, зацепиться, обмануть себя надеждой на что-то хорошее спрятанное якобы внутри любимого.

– Вы не поймете. – Только и вымолвила она, и мне стало жаль это существо, действительно жаль потому, как только слепец не заметит того, чего вижу я.

– Я не любила, я признаю это, но я понимаю ситуацию, в которой вы оказались и здесь вы не потому, что ваш муж питает какие-то теплые чувства к вам, не потому, что в периоды своего просветления желает быть уверен, что вы еще живы. Все потому, что ВЫ ЕГО ДОБЫЧА! Добыча, с которой весело играть, над которой весело глумиться! – Я не шипела, не кричала, не пыталась докричаться до разума этой женщины, это бесполезное занятие, слишком давно она тут, слишком сильно он уже повлиял на ее разум. Предо мной сейчас был пример чистой воды синдрома Стокгольма.

Я вижу, что он монстр, я понимаю это, но у него есть на это причины, да и вообще не он виноват в своем теперешнем состоянии. Его сманил на извилистый путь другой, а то, что этот путь и его направление он видел, не имеет значение. Долбанная зависимость от своего мучителя, попытки оправдать его действия, видеть то, чего уже давно нет. Здравствуй Стокгольм.

На это ответа уже не было, да и о правде спорить бесполезно.

Может мне попытаться выяснить, что-то? Зачем? Мне отсюда выход заказан. Попытаться достучаться до разумной части женщины? Помочь ей? Я вас умоляю, переубедить человека добровольно принимающего роль жертвы – невозможно! Для помощи себе? Чем она может помочь? Сама сидит на привязи. Остается только ждать. Опять блядь ждать старухи с косой. На таких оптимистических мыслях меня все же вырубает.

– Проснитесь, что-то случилось! – Вы когда-нибудь, просыпались от громкого шепота? Это странно.

– Да очнитесь уже! – Я попробовала мотнуть головой, и для этого мне понадобилось практически все силы.

– Почему я не могу шевелиться? – Хрипло спросила.

– Это, наверное, камень так действует, чем он ближе, тем больше сил высасывает.

– Заебись. – Теперь со мной точно можно прощаться.

– Сколько я уже в отрубе? – Блядь, как же я ненавижу свою хорошую память на дерьмовые моменты своей жизни!

– Пару суток.

– Заебись. – Что-то я оговариваюсь, да и хрен с ним.

– Вот опять! – Я прислушалась, и ни хрена не услышала.

– Вы о чем? – Черт либо меня глючит, либо этот камушек слишком близко и высасывает не только силы, но и слух, и долбанное зрение! А нет, зрение, это скорее результат заплывших век.

Посильнее попыталась вдохнуть и смогла чуть приоткрыть веки и отклониться на что-то твердое и холодное за спиной.

– Стенка вибрирует, словно что-то ломают где-то внизу. – Не чувствую.

– И стоило меня будить, может у них тотальный ремонт? – Господи, ну какую я фигню несу? А хотя пофиг, нет мне ни какого до этого дела, меня опять начинает вырубать.

– Такого еще не было. – Слышу на границе отруба и тут же слышу рев.

Знакомый рев цепляет мое сознание, и пинками выдергивает из тумана оплетающего слабое тело.

– Всевышний, что это? – Женщина гремит цепями, но я не могу поднять голову и посмотреть, чем она там занимается.

– А это кажется группа поддержки. – Смешок срывается с губ. Искали? Господи, неужели искали? Как? Зачем?

Много несложных, не понятных вопросов проскакивает, пока не слышу еще один рев и шум драки. Хотелось бы на это взглянуть, насладиться зрелищем.

– Вот и проверим, чей монстр окажется сильней! – Добавляю с неприсущим себе хладнокровием, и тут же дверь в комнате вылетает, а перед моими ногами оказывается Визир. Не успеваю шокированным взглядом просканировать практически переломанное тело, как оно пропадает из поля зрения.

– Неееет! – Раздается крик женщины, и от него я все же поднимаю голову.

– Нет, нет, нет, нет, не. – Стонет эта сумасшедшая и сама же отползает к углу стены, опирается на нее, сжимается и начинает раскачиваться.

– Нет, нет. – Но я уже не смотрю на женщину, мой тяжелый взгляд переводится на более интересное зрелище, более захватывающее.

Месть так сладка, так заманчива, ей хочется наслаждаться, смаковать. Видеть сломанное, хрипящее тело и осознавать, что эти увечья получены в наказание за вашу обиду. За вас.

Тело висит боком ко мне, не доставая ногами до пола, а Зверь мертвой хваткой впился своими когтями в горло хрипящему куску дерьма захлебывающегося своей кровью. Зверь не спешит вершить праведный суд, он замер, рассматривая мое связанное, изрядно потрепанное тельце и да, в этом взгляде тьма разбавляется всполохами желтых искр, сатанеет, начинает безумно метаться. Вот он. Этот взгляд, который способен напугать меня, который сможет заставить замолчать и вжать голову в плечи. И сука, как же это прекрасно знать, что этот взгляд предназначен твоему обидчику.

– Всевышний, ты жива! – Раздается испуганный голос Лис со спины Шакала и комната начинает наполняться людьми, которых я уже и не чаяла увидеть.

Нет, я рада их видеть, рада слышать, но не в эту долбанную секунду, не сейчас! Сейчас я просто хочу насладиться безумием Зверя, с первых рядов, как долбанный зритель, вспомнить каким он может быть опасным и прекрасным. Зажечься адреналином, воспылать как ебанная елка на новый год.

– Вика? – Это прокричал Крис. Я выдыхаю, выпускаю этот запоминающийся миг, насладившаяся им, сглатываю в пересушенном рту и пытаюсь привести кровожадные мысли в порядок. В мирный порядок.

– Лис, а ну быстро вышла отсюда, тут камень для Избранных! – Хриплю я и прислушиваюсь к повторяющемуся вою женщины.

Эта тварь, похитившая меня, бесспорно, заслужил смерти. Медленной и мучительной, но только не на глазах его жены. Я знаю, что не стоит надеяться на ее здравомыслие, но я все же надеюсь.

– Жень не убивай его, он один из пятерки! – Аргумент? Да. Как мне кажется в эту секунду.

И Зверь послушен. Он переводит взгляд на тушу, осматривает ее, так словно затевает, что-то и я догадываюсь, что это будет расплата. Кровавая расплата. Не здесь и не сейчас, но будет. Это обещание, которое он не собирается скрывать и не только от жертвы, это так же предупреждение и мне, что он так просто не отпустит, он отомстит, так как умеет делать только он и это успокаивает меня.

Он зло рычит и все же откидывает Визира к стене. Стражи не дремлют, они связывают поломанное тело, не жалея и я вижу в их рядах Грегори промелькнувшего тенью, схватившего камень, лежащий на полу.

Он вытащил его за пределы комнаты, и с биением на кончиках пальцев отголосков утраченной силы, дышать становиться немного легче.

В Звере отпадает необходимость, и на фоне обреченного шёпота слышу, как ломаются кости, вижу, как опадает мех, как черты лица становятся человеческими, как мощное тело немного выгибает в последнем спазме, и как тьма в глазах начинает сжиматься, уступать месту жгучему желтому. Слышу, щелчки фаланг пальцев, сжимающихся в кулаке, и вижу перед собой уже мужчину. Разозленного и испуганного Шакала с простым именем – Женя, который делает всего один шаг, вторгается в мое личное пространство, чуть сгибает меня и рвет опоясывающие мое тело путы.

– О, ты такой иногда милый! – Сарказм, это все, что сейчас мне доступно, как и все что просто приходит на ум. Сказала, перед тем как встать и упасть в обморок. Слишком сильное истощение.

14 глава

– Черт. – Я вынырнула слишком быстро? Или эта слабость никогда не пройдет?

– О, ты уже проснулась? Замечательно, этого я и ждала! – Лис говорит громко, что с моим слухом? Может дело в нем?

Я морщусь и сжимаю пальцы, верчу кистями рук, которые немного ноют.

– Ох, это чувство полного истощения! Оно чертовски выматывает! И как же все-таки хорошо, что отчасти мы все же не люди! Давай, открывай уже свои чудесные, пропитанные ангельским непониманием глазки и вставай.

– Черт. – Повторяюсь я и предпринимаю попытки открыть глаза.

– Скоро будет лучше. В принципе внешний вид уже нормальный, скоро и остальное вернется в норму. Нам пришлось влить в тебя достаточно крови Блонди, чтобы она стала действовать и это не хорошо, потому, что не знаем, как она может повлиять на тебя в таком количестве!

– Ну, если я скажу, что мне не хочется впиться в его яремную вену или изнасиловать, тебя это успокоит?

– Ага, но как мне кажется, это больше успокоит Женьку, он однозначно на взрыве.

– И где он? – Этот вопрос я задала, смотря на Лис и это хорошо, потому что я смогла увидеть то, что она хотела от меня скрыть.

– Дык, заняты они и не спрашивай, я не в курсе чем! – Это она сказала, не отводя взгляда, пытаясь внушить свою мысль. Холодным и расчетливым огнем.

Но блядь я не дура. Я поняла. Он на допросе, а потом он будет мстить и это, скорее всего, будет ужасно. И прости Господи, но отрешенный это заслужил. Заслужил попасться в руки такому же чудовищу.

Все правильно. Все, так как и должно случиться. Это то, что я называю равновесием в долбанном мире.

– Ладно, помоги мне? – Я попыталась привстать и удивленно подняла брови, увидев себя перемотанную бинтами.

– Тебя кусали, мне пришлось чистить! – Ответила Лис, на мой удивленный взгляд, подхватив мои руки и помогая принять сидячее положение.

– И ты как всегда не нежничала. – Просипела от боли в правом боку.

– За кого ты меня принимаешь?! – Смешно всплеснув руками, воскликнула, отчего я чуть опять не завалилась в горизонтальное положение, потеряв ее руки.

– Ну, да ты права! – Сдалась эта невозможная девчонка под моим прямым взглядом.

– К сожалению, я умею только так! – Начала оправдываться она. Хотя я не в обиде, прекрасно понимаю что, только срезая участки малейшего заражения поверхности кожи и вычищая гнилую ауру можно попробовать спастись от отрешения.

– Спасибо. – Я улыбнулась ей, пытаясь отречься от боли по всему телу.

– Да не за что, обращайся, хотя нет лучше не делай этого до того как я разрожусь, а то мне порой кажется, что могу выблевать ребенка. – Она погладила себя по животу, а я встала с кровати и долго стояла, прислушиваясь к своему организму, который на удивление быстро приходил в себя.

– Блин реально нужно задуматься над тем, чтобы продавать кровь не людей.

– Ух, какая ты мерзкая и меркантильная! – Рассмеялась Лис.

– Отличный бизнес, а донора возьмем в заложники! – Внесла свою лепту и Лис. И это я то мерзкая?

– Отличный план Лис, а теперь расскажи, что тебе удалось спасти ту болезную? – Мой голос был просительным, очень просительным. – Я откинулась на заботливо приподнятую подругой подушку.

– Нет. Мне бы хотелось помочь, правда, но для этой женщины конец неизбежен. Ее аура сгнила практически вся, там не с чем работать.

– Как она себя ведет? – Я думаю, человек, который столько времени провел взаперти, должен хоть немного порадоваться за свое освобождение, даже если этот человек не видит смысла без своего тюремщика и если это так, шанс есть.

– Молчит, и я жду твоего пробуждения, может у тебя выйдет ее разговорить. Любые крупицы информации могут послужить благим целям, но она молчит и как неприкаянная раскачивается. Всевышний, как же страшно выглядит это отчаянье и эта пустота вокруг живого существа. – Шансов нет.

– Да. Ну, что ж веди. Посмотрим, что выйдет у меня. – Времени прошло не так много, но кровь не людей, действительно чудодейственный нектар долголетия. Ты буквально начинаешь чувствовать ее действие, живительную силу, которая звенящей волной омывает боль, топя ее. Чувствую, как кожа начала срастаться и только после этого я встала с постели.

Не знаю, что надеялась выяснить Лис у женщины, а я шла только за одним – попрощаться. Пытаться достучаться, пытаться объяснять бесполезно, если этого не хочет сам человек, а больше я помочь ничем не смогу, только попрощаться.

Я не ожидала, что Лис приведет меня не к палате, а к тюремному блоку, как и не ожидала того, что двери этого блока будут открыты. На мой недоумевающий взгляд Лис только пожала плечами и вошла в камеру.

В камере было тихо и по невероятному стечению обстоятельств уютно. Бежевые обои, деревянная мебель цвета светлого дуба, мягкий ворсистый ковер перед кроватью, рядом тумбочка и красивое бра устилавшее россыпью маленьких капелек света половину стены. И женщина посреди кровати, свернувшаяся в позу эмбриона, и обнимающая свои коленки в светлых словно больничных брюках.

– Здравствуйте. – Прошептала я, пологая, что человек, который привык общаться полушёпотом, испугается громких звуков.

– Это ты? – Спросила, таким же шепотом, не поднимая головы.

– Да и меня зовут Вика. – Я неуместно потопталась, увидев одиноко стоящий недалеко стул, поднесла его ближе и присела. О чем говорить? Не знаю, да и нужны ли ей эти слова?

– А меня Роза и ты была права.

– В чем?

– Его не изменить. Мне дали возможность с ним поговорить, и знаешь, он попытался меня убить. Думает, что мне известно много лишнего. – Я посмотрела на Лис, а та только развела руками и оперлась спиной на стенку. Молчаливый наблюдатель.

– Но это не изменило ваше отношение к нему? Я права?

– Права, и изменить это уже не получится.

– Может, стоит все же попытаться? Мир не стоит на месте.

– Без него – мой мир рухнет. Его скоро убьют. Ты знала?

– Не знала, но догадывалась и я не могу за это осуждать, не имею право.

– Знаю. – Полушёпот обреченного человека, врезается в мозг, который пытается найти уйму причин для жизни, найти выход, помочь. А нужна ли эта помощь?

– Все, что я знаю это то, что Сариф называет себя первым неудачным сыном Каина. Его укусы делают отрешенных разумными, но делает это он крайне редко. Меня обращать он отказался. Это все, что мне известно. – Она замолчала, сделала несколько судорожных вздохов и, сжавшись еще больше продолжила.

– Сариф был редким гостем, но всегда появлялся только в сопровождении с рыжей ведьмой Бри. – Она приподняла голову и посмотрела на меня.

– Хорошо. – Что нужно было сказать? Что мне не нужны ее знания? Что я не затем, чтобы вести допрос?

– Не совершайте моих ошибок и окажите милость? – Женщина встает с кровати, выпрямляет свою спину, так что ее осанка принимает благородные изгибы, ровные гордые плечи и высокий рост. Я вижу, как она на доли секунд теряется от своего роста и тут-же, словно вспомнив что-то поднимает взгляд на меня.

Мне кажется, что от этих карих глаз сейчас должно вылиться куча свойственного людям с такими царскими осанками высокомерия, превосходства, но нет. Взгляд этот потухший, пустой.

– Я видела, как он смотрел на вас, перед тем как забрать. Видела этот взгляд безумца, такие не отпускают. Сломают и сами сломаются, но не отпустят. Не представляю, что вас связывает, но мой вам совет – уходите, бегите как можно дальше. Они не меняются – ваши слова, правильные слова.

Роза смотрит на меня и подходит. Встает на колени предо мной и опускает голову к полу.

– Я не хочу спасения и я готова к смерти. Давно готова и хочу, чтобы вы, оборвали мою жизнь. – Я настолько резко отшатываюсь от нее, что чуть не валюсь со стула, а потом еще быстрее соскакиваю и отодвигаюсь. Ни хочу этого делать. Я не убиваю слабых.

– Пож… – Она обрывает фразу, откидывает назад свою голову, закругляет лопатки, выгибается в спине и сильно кричит. Мы с Лис успеваем подхватить замершее в спазме боли тело, и я вижу росчерки темных вен, которые как живые канаты вздуваются по ее рукам, оплетают и устремляются к вязи из бурой, словно ржавой колючей проволоки. Она немного темнеет и тут же на глазах рассасывается, оставляя после себя красноватую, чуть припухшую кожу.

– Вот и все. – Говорит Роза, сквозь слезы, а я поднимаю недоумевающий взгляд на Лису.

– Ее пара умерла. – Поясняет мне Лис.

– Пожалуйста, хочу умереть от понимающей меня руки. Я догадываюсь, что когда-то и ты готова была просить смерти, в твоих глазах слишком много понимания. – Шепчет женщина, и даже не пытается вышаркать водопад слез со скул, которые стекают непрерывными ручейками на футболку, впитываются в светлую ткань, образуя темное пятно.

А я молчу. Не шевелюсь, не дышу, и я действительно понимаю ее просьбы, понимаю, как ни кто другой, но я не могу. Убить опасное существо, которое кидается на тебя? Нет проблем. Убить безвольную жертву обстоятельств, даже по ее просьбе? Увольте, я не настолько закоченела в душе.

Стою, смотрю на этот покорный силуэт, стоящий на коленях и пытаюсь побороть зарождающуюся панику, пытаюсь вывести тело из ступора, в котором его разрывает на части. Жалость и долбанная совесть. Она – это еще одно больное существо, перед моими глазами. На коленях и таких лучше жалеть и освобождать. Но почему эта сомнительная честь выпала мне? Потому, что понимаю? Да хуй с этим пониманием, но тогда почему я не могу заставить себя вымолвить отказ? Ядерная смесь. А Лис уже все решила. За всех. Она тихо подходит со спины и в мою дрожащую ладонь ложится один из ее любовников. Холодный метал, обжигает вспотевшие пальцы.

– Внутри меня пустота, в том месте, где был он, и эта пустота пожирает, а сил терпеть, уже нет. Не думай, мои колени приклонены не перед тобой, я отдают дань моей любви. Большой части меня, которая ушла.

Слышу, я все, черт возьми, слышу. Кукла не может жить без кукловода. Тогда отчего же меня убивает эта неправильность? Почему мои пальцы впиваются вгладь рукояти кинжала? Почему не могу разжать пальцы, развернуться и покинуть тюремный бокс с такой ебанной, умиротворяющей обстановкой?

Потому, что должна. Потому, что не я Господь Бог, чтобы менять чьи-то жизненные пути, менять принятое не мной решение. Потому, что понимаю эту безысходность, в которой видится только один путь – путь, где жизнь идет своим чередом, но уже без тебя. Путь, в котором смерть воспринимается как долбанное избавление.

И я выпускаю всю свою силу, расплескиваю ее не только в этом замкнутом помещении, везде, куда она сможет достать. Хочу, чтобы весь мир остановился, пока я буду брать на душу еще один грех. Как свой собственный. Пусть ее душа останется чистой. Женщина умрет, от холодного метала, и я всеми фибрами души хочу сделать это безболезненно и правильно.

Не знаю, откуда у меня берутся силы, чтобы сделать шаг, один шаг, который приблизит меня настолько близко, что замёрзшая фигура женщины практически уткнется лбом в мои колени. Я опущусь рядом, приклоню колени, последний раз взгляну в пустоту застывших карих глаз и загоню лезвие по рукоять в сердце. Так как учила Лис. А лицо не дернется, как не дернется и тело. Аккуратно, как фарфоровую и очень старую куклу поднимаю женщину и укладываю на кровать. Дань отдана, смерть настигла ее на коленях. Хватит. Как мне кажется такая опустошающая и разрушающая любовь большего не достойна.

Освобождаю пространство. Дрогнут ресницы и веки скроют пустоту и боль от меня, а кровь, горячая и красная, а не черная окрасит мои пальцы.

– Спасибо. – Шепчут синеющие губы, выпуская последний вздох.

Я выполнила последнюю просьбу, только мне кажется, что от этого и внутри меня что-то оборвалось. Вынимаю кинжал из груди, не выпуская осматриваю красные разводы на безразличном блеске и иду. Вон от сюда. Подальше, как можно дальше от всего этого сумасшествия, от всего дерьма, что здесь и сейчас топит меня.

Дверь, шаги, мое тяжелое дыхание, истеричное, взгляд в пол и ебанная холодная рукоять в ладони. Я утыкаюсь носом, во что-то твердое, теплое и не смотрю в лицо, вижу только начищенную до блеска черную кожу ботинок. Не пытаюсь отстраниться от тела, от такого горячего знакомого тела, только пытаюсь успокоить загнанное дыхание, но это не получается и истерика уже слишком близко, я чувствую влагу, которая сочится из моих глаз. Он прижимает одной рукой мой затылок ближе к себе и это как спусковой крючок. Я как маленькая, и чужое участие служит отличным поводом разразиться в истеричных всхлипах, захлебнуться собственными слезами и наконец, разжать пальцы, выронить перепачканный кинжал из руки.

– Что происходит? – Он пытается поднять мое лицо, но я ускользаю, прячу предательские слезы и короткие, быстрые вздохи в его груди.

– Мышонок что случилось? Ты можешь ответить? Кто тебя обидел? Откуда кровь? – Он начинает злиться, его грудь начинает вибрировать от глухого рокота. А я не могу. Не могу говорить, не могу разомкнуть губы. Ничего не могу, только рыдать от чувства вины.

– Женщина. Она не отказала ей в достойной смерти. – Поясняет тихий голос Лисы.

– Что совсем охуели? Меня не могли позвать? – Он обнимает меня руками, прижимает ближе к себе. В его голосе немного паники и я хочу это видеть. Отрываюсь, смотрю на испуганный взгляд, который метается по моему мокрому лицу.

– Не рычи, это их дело. – Поясняет Лис.

Шакал осматривает меня, опускает голову, прижимаясь к моему лбу, проводит пальцами по щекам, по которым до сих пор текут слезы.

– Прекращай, эта влага пугает меня. Ты ни разу не ревела на моих глазах, а тут? – Господи, этот псих, что пытается меня успокоить? Видимо, и это придает моей истерики только повторный толчок.

– Бля? – Спрашивает он, отклоняясь от меня.

– Может успокоительного? – Спрашивает голос со спины. Боже, сколько я еще раз буду падать ниже плинтуса? Крис, а значит где-то еще и Грегори. Но почему я не отскакиваю от горячего тела, придерживаемого меня? Может потому, что похуй? Да именно так.

– Ее не возьмет.

– Почему нас не позвали? – Это уже Грегори.

Но я уже не слушаю ответы Лис, сосредотачиваюсь на легком толчке и уверенной руке скользнувшей под коленями. Он приподнимает, берет на руки меня, прижимает к широкой груди, а я утыкаюсь в нее в попытке спрятать предательскую влагу на глазах от остальных свидетелей моей истерики, вцепляюсь в ткань пальцами и поглубже пытаюсь вдохнуть его чертового спокойствия смешанного с запахом леса. Хочу потеряться в его запахе, раствориться на гребанные молекулы и забыть то, что манжет кофты прилип, а кожу руки стягивает высохшая темно красная кровь. Кровь человека, а не грязной твари, которого я убила этой самой рукой и блядь разумом я прекрасно понимаю, что действительно выступила в роли избавителя, но отчего же так больно в душе?

– Антонова, успокойся, иначе я сейчас притащу весь медперсонал центра сюда! – Я замираю и от долгой истерики начинаю икать. Голос Зверя звенящий напряженный.

Отцепляю сведенные как в судороге пальцы от его футболки и пытаюсь вышаркать слезы со щек. Губы дрожат и не подчиняются сейчас мне, но истерика отступает. Его запах видимо все же пробивается в заложенный нос, и я судорожно вдыхая его, потихоньку успокаиваюсь, осознаю, что мы уже у меня в комнате, что сижу у него на коленях, он придерживает мою спину и прижимает к своему горячему телу, которое мягко, словно укачивая, раскачивается в медленном ритме.

Могла ли я такое раньше представить? Нет, Господи, конечно, нет, я ни когда бы в жизни не подумала, что стану искать духовных сил у существа, который морально уничтожал меня, избивал и ломал. А он? Что он будет так крепко и бережно удерживать в своих объятиях? Блядь, у судьбы действительно скверное чувство юмора.

– Англочек, но почему ты меня не подождала, почему не попросила помочь? Зачем нужно было это делать, если ты этого не хотела? – Он начинает поглаживать меня по голове, и смотрит устало и так нежно.

Впервые вижу нежность в его дьявольских глазах, на уставшем лице. Чудовища бывают нежными? Наверное, да. Хотя для меня он уже не чудовище, не Зверь, для меня он стал чем-то большим, в той дыре, в которой я прощалась с жизнью. Там я простила его.

– Потому, что понимала ее просьбу, знаешь, было… – Это слово карябает гортань, застревает спазмом в глотке. Именно «было», в прошлом времени.

– Было, у нас что-то похожее. Я не убивала ее. – Я качаю головой, словно и движениями хочу подтвердить, убедить его в этом.

– Нет, я отпустила ее. Избавила от участи выживать. Помогла.

– Смерть, как ее не назови навсегда ей останется. – Его поглаживания с головы переходят на мои холодные щеки, его кожа горячая и сухая, его движения опаляют меня.

– Да, но иногда она больным сознанием воспринимается как ебаное избавление из безвыходных ситуаций.

– Нет таких ситуаций, из которых нельзя найти выхода. – Отвечает он.

– Что ты об этом можешь знать?

– Я долго живу на этом свете, набираюсь опыта.

– Да? Тогда как ты сможешь бороться с пожирающей тебя изнутри пустотой? Как бороться с самим собой, когда не только твое тело тебе отказывает, но и разум устал настолько, что как заезженная пластинка изо дня в день умоляет об избавлении? Заткнуть одни и те же мысли вертящиеся по кругу? Когда все окружающее тебя пространство ощущается чужим, непривычным миром? Когда каждая попытка влиться в мир с треском проваливается, и каждый раз приходится выбираться из самого низа ебанной бездны. Начинать все заново, а сил уже нет, как и желания. Как ты найдешь выход из собственного ада? – Ты не отвечаешь, просто прикрываешь глаза, но мне этого не достаточно, я хочу услышать твое мнение, хочу понять, что я или она могла сделать для своего избавления, если только не наложить руки.

– Жень, я ведь верующая, но после плена это уже не играло для меня роли. Я хотела смерти, желала ее и все же… Первой моей попыткой помочь себе, стало решение лечь в психушку…

Воспоминание, того времени немного стерты. По моему мнению, в психушке должны были быть люди, которые смогли бы помочь… смогли бы избавить меня от кошмаров, но все произошло с точностью наоборот и, смотря на неприкаянных, опустошенных зомби, ходящих вокруг тебя, словно заражаешься их сумасшествием, пропитываешься этой безысходностью и добровольно отдаешь себя в руки прошлому. Кошмарам. Потому, что даже несложных клиентов там балуют легкими траниками и хорошими седативными.

Ты медленно, шаг за шагом начинаешь идти к тому, что твоя реальность размывается перед глазами, а воспоминания мало того, что не забываются, а становятся намного реалистичней, страхи оживают, а расслабленное тело не способно этому сопротивляться. Ты плохо спишь ночью, ты не спишь днем, ты как на повторе смотришь на то, что хочешь забыть всеми силами и медленно сходишь с ума.

К моей персоне, в этом месте отнеслись как к небесному посланнику. Хорошее наследство в виде дивидендов и акций в купе с настигающим меня сумасшествием сделало из меня легкую цель. Сначала это были маленькие розовые таблетки, а чуть позже их заменили уколами, от которых мир должен искрить в разных цветах радуги и не быть обременительным, не подействовало. А ведь если бы это оказалось правдой, я не стала бы сопротивляться, сдалась уже бы тогда, но...

Я каждый раз видела в этом размытом мире его, безжалостного и деспотичного. И черт возьми, я даже этим затуманенным сознанием пыталась сопротивляться, хотя это сложно, ужасно сложно, особенно когда начинали действовать уколы.

Постоянная слабость с недосыпанием делали свое черное дело и каждый ебучий день плена перед глазами. Все ебучие подробности, мельчайшие подробности, и еще немного и все. Последний приступ психоза в том месте окончился рваной простыней обвязанной вокруг моей шеи. Я не успела, мое тело оно словно онемевшее было, не слушались руки, да и чертов санитар, пришел немного раньше срока. Меня скрутили и уже вместо одной дозы вкололи целых три, которые выкинули меня за грань в его объятия на несколько дней, но я проснулась. Опять проснулась уже с острым желанием вырваться из дурмана с мыслями о том, что было бы, если бы мои руки не смогли мне отказать и затянули бы порванную простынь на шее? Ад? Я ведь верующая и осознание того какой грех чуть не совершила меня напугал.

В следующий вечер после того как неумело стала просить прощение у Бога, у меня впервые и проявился мой дар. Долбанное избавление, шанс.

Санитар, который вечером пришел делать укол, просто застыл, воткнув иглу мне в вену, и словно мне кто-то подсказала, толкнул вынуть ее и опустошить шприц, а потом время пошло по своему течению.

Я лежала и думала. Думала над тем, что случилось недавно, думала, что это какой-то ебучий знак свыше, намек на то, что не стоит опускать руки и что нужно бороться за свою жизнь. Опять начинать это делать. Ночь я не спала, но и не шевелилась, боясь, что могут узнать об обмане, а утром сразу после завтрака позвонила адвокату, ведущему мои дела и через несколько часов пошатываясь, уходила домой. К великому счастью ложилась я по своему желанию и в присутствии представителя мне выдали мои документы. И что?

– Стало только хуже, там я впервые пыталась покончить жизнь самоубийством, и ад после психушки не закончился, он только начинался. Неделю во время ломки и избавления организма от наркотиков которыми лечили, приходилось насильно заставлять себя что-то есть, потом еще неделю заставляла непослушное тело выйти на улицу, просто пыталась заставить себя сделать один единственный шаг, переступить порог дома, отделяющего меня от окружающего мира. Месяц, чтобы заставить себя выйти со двора, за ворота и попытаться убедить, что там за железной перегородкой ты не ждешь меня, что нет опасности.

– День за днем, заставлять, приучать свое тело и сознание к чему-то кроме страха и мыслей о самоубийстве. Например, к походу в магазин, к адвокату, в парк, к людям вокруг, к продаже дома в котором росла, к мысли, что все позади и стоит попробовать жить. И днем за днем видеть прошлое во снах. В кошмарах. Все эти два с половиной года. Гнать мысли о том, насколько сильно я устала от борьбы, мысли о тебе. Медленно бороться за себя, и знаешь плохо, но мне удавалось, пока ты опять не появился на горизонте, и опять все не разрушил.