Текст книги "Безумие (СИ)"

Автор книги: Кристина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Твое лицо безучастно все время рассказа, но стоит мне замолчать, как ты открываешь глаза и этот взгляд действительно грустный с нотками нежности, ты не улыбаешься, не насмехаешься над моими откровениями, и я очень надеюсь, что слышишь и понимаешь, то, что я хочу тебе рассказать. На что хочу открыть глаза, объяснить просьбу в смерти.

Твоя дрогнувшая рука на моей щеке немного напряглась и приблизила к твоему лицу, а губы прижались к моим не в страстном поцелуе, а в чем-то похожем на желание заглушить боль, разделить ее. Они не двигались, несколько секунд, облегчая, сжигая своим теплом картинки обреченности из сознания, приглушая болезненные воспоминания. Ты прервал прикосновение и нахмурив лоб, опять закрыл глаза, а я продолжила.

– И мой случай, по сравнению с проведенными годами этой женщиной рядом с отрешенным любимым теряется. – Я ерзаю на твоих коленях и неловко ссаживаюсь с них, хочу смотреть тебе в лицо, хочу увидеть в нем понимание.

– Ты для меня всегда был монстром, которым я не смогла пропитаться окончательно, сойти с ума. Но не Роза. Он изначально был ее парой, любовью всей жизни и плен искалечил критерии этой любви. Заставил ее искать в сумасшедшем, утерянного родного человека, часть себя, которую всегда будешь стараться защитить и оправдать. Но ведь любовь не должна жить к тому, кто избивает, мучает и унижает тебя, это не правильно. Она это поняла и в последний раз склонила колени перед ней. Попросила избавление от своего кошмара, чего в свое время не смогла сделать я. И знаешь, мне было плохо, ведь каким бы я не была послушным солдатом, я не убийца, но я не смогла отказать в просьбе. Приняла ее выбор. Желание избавится от губящей любви и считаю, что это правильное решение. – Ты нахмурился, и последние мои слова уже слушал, смотря в глаза.

– Ты считаешь, что ее чувства к мужу были неправильными? – Ты задал вопрос отстраненно, так словно внутри тебя что-то оборвалось, ушла нежность, ушло понимание, гордое существо внутри тебя подняло голову.

– Считаю, так же как считаю, что аморально принимать побои от своей любви, прощать их. – Я вспоминала, как женщина, сидящая на привязи, вжимала голову в плечи, в попытках защиты от нависающего тела и ее слова о том, что если ему не грубить, то бить он не будет. Ебанное смирение, попытки оправдать его поступки. Неуместные в этой ситуации лова о любви.

А Женя закаменел напротив, дыхание замедлилось, а вокруг него стали расходиться волны, вот только уже не тепла смешанного с летним лесом, а жгучий холод, покалывающий кожу тысячами маленьких иголок. Родной злой взгляд опасно прищуренных глаз и сухих поджатых губ, которые словно пытались помешать вырваться злому рычанию. Я опешила от такой его реакции. Что я такого могла сказать, от чего он стал напоминать того с кем я попрощалась тогда в лесу недалеко от его каменного замка? И как я вообще могла забыть, что это не два разных, а одно существо?

– Ж..Женя? – Прошептала.

– А ты настолько уверена, что я Женя? – Он поднялся с кровати, выпрямился, так, словно показывал мне, насколько же он огромен. С тугим хрустом расправил плечи, подвигал головой из стороны, в сторону разминая шею, и немного наклонившись надо мной зло усмехнулся.

– Смогла разделить нас? Забыть монстра, который бил тебя? – Зло улыбнулся.

– Не забыла, я вижу это в твоих напуганных глазах и правильно я все тот же. И я сейчас очень хочу «избавления» как ты это называешь. Хочу, чтобы кто-нибудь оторвал часть меня, которая постоянно тянется к тебе. Заставляет меняться что-то здесь. – Он кончиками пальцев скользит по своим вискам.

– Неправильное чувство, как ты это назвала. И я ни знаю, любовь ли это, или зависимость, но поверь, чем бы, это ни было, я не приклоню перед этим колени, не стану умолять о избавлении. Вырву нахуй с корнем из себя, забуду. Ведь я не стану просить прощение у тебя за прошлое, увещать и доказывать то, что изменился. Не стану унижаться. Переживу, как и ты переживешь все, что произошло, заново, без меня. По твоим словам именно так и должно быть. Так правильно. – Выдыхаешь мне эти злые слова в лицо, а я не останавливаю твою злость.

Я В ПРОСТО КОРНЕ НЕ ПОНИМАЮ, ПОЧЕМУ ТЫ ПРИШЕЛ К ТАКИМ ВЫВОДАМ! Но не стану останавливать, не буду переубеждать или даже намекать, о том, что ты не правильно меня понял, ведь это блядь бесполезно! Ты уперт в своих убеждениях, а я сейчас немного испугана, твоим видом. Лучше подождать, дать тебе время прийти в себя, успокоится, а потом ты придёшь, и мы как всегда поговорим.

Я обязательно скажу тебе о том, что простила тебе все, что вжимаю сейчас голову не потому, что уж сильно боюсь, а просто это так тело реагирует на твою ярость, но позже я и с этим справлюсь.

Я скажу, что не хочу, чтобы настолько гордое существо вообще смело перед кем-нибудь вставать на колени. Скажу, что от его прикосновений я забываю, как дышать, что из его тихих рассказов поняла, что чувствуют путешественники и мне захотелось это испытать на себе. Что мне нравится прикасаться к его истинному облику, что мне нравится просыпаться на нем. ЧТО ОН МНЕ НРАВИТСЯ. Как бы это абсурдно не звучало. Нравится его тело, облепленное тугими мускулами и покрытое бронзовой кожей, мне нравится его холоднокровие, его ебанная маска, напяленная и так легко стекающая, стоит только остаться нам одним. Нравится безумие, смотрящее на меня своими ебучими желтыми огнями не причиняющее вреда, ласкающее меня. Нравится это затяжное падение в бездну с переплетенными конечностями, нравится его собственнические замашки и нравятся его поступки, выделяющие меня из толпы. А прошлое он практически стер. Заменил другими воспоминаниями, заставил смотреть на него ни как на монстра, а как на существо, которое может быть и не таким ужасным, не холоднокровным. Живым.

И я буду смелой, скажу, как только ты вернешься, а сейчас молча проглочу издевательский оскал и с грустью провожу гордо расправленные плечи с тяжелой поступью. Вздрогну от хлопка двери, подтяну поближе коленки к груди, обниму их и буду ждать. Потому что ты всегда возвращаешься, а уже давно всегда жду этого. Не могу без тебя.

Я не спала всю ночь. Не смогла заставить оторвать взгляд от двери и как сомнамбулу повторяла про себя все, что хотела озвучить. Что хотела донести до тебя, но дверь так и не открылась, а после пробуждения корпуса мне позвонила Лис, попросила подняться к ней в комнату и там я услышала свой приговор и смогла дать согласие, на него затаив надежду, что ты услышишь о моем решении и все-таки придешь.

Они возвращаются домой и я с ними. Стою как пьяная от бессонной ночи посреди комнаты и смотрю на уже собранные чемоданы. Вылет через два часа, а ты так и не пришел. Не услышал? Чушь.

Значит, решил, что отпустить меня будет правильно и возможно уже сам уехал.

Скоро привезут Сашку, придут парни и перенесут наш багаж, спрячут в железное брюхо частного самолета стоящего в нескольких километрах и все. Прощай моя родина.

Стоим на поле перед белым трапом с красочной линией на боку и прощаемся с решившими проводить нас. Здесь достаточно народа, но мой ищущий взгляд не сосредотачивается не на одной фигуре, он ищет тебя. В толпе, в тени, в темных кронах виднеющихся сосен. Ищет и не находит.

-Не представляю, что вас связывает, но мой вам совет – уходите, бегите как можно дальше. Они не меняются – ваши слова, правильные слова.

Вспоминаю слова женщины и понимаю, что, черт возьми, ни хочу никуда бежать, но, к сожалению меня ни кто не удерживает, а я как ебанный пьяный робот делаю то, что скажут. Взгляд наталкивается на добрые глаза длинноногой Милы, подхожу.

– До встречи Виктория! – Она обнимает меня и улыбается.

– До встречи Мила. – Пытаюсь ответить не ее улыбку, и выхаркнуть слова вставшие комом в гландах и это получается, хоть и не сразу.

– Мил, если у тебя что-то получится с Женей. – Она краснеет и опускает смущающиеся виноватые глаза. Видимо слухи в этом месте распространяются быстро.

– Ты береги эти отношения. Никого не слушай, он не плохой, хоть и не показывает этого. – Я замолкаю. Резко разворачиваюсь и поднимаюсь по трапу. Не стану выть, не стану поддаваться новой боли, которая как консервную банку вскрывает мою грудную клетку. Я привыкну к ней, смирюсь и опять научусь жить.

Прохожу в бар, беру бутылку коньяка, сажусь на первое попавшееся место, пристегиваюсь, открываю и делаю первые обжигающие глотки, хочу нажраться и вырубиться. Забыться. Это ведь так легко.

Глотки перемежаются сначала с тишиной, потом с тихим рокотом железного сердца самолета наращивающего скорость. Алкоголь подкатывает к горлу, а желудок и все остальные органы падают к заднице, мы отрываемся от земли, поднимаемся к долбанным темным небесам. Парим. Тихий разговор на периферии и опять глотки до тех пор, пока бутылка не опустошается.

Я закрытыми глазами, прямо в пропасть между нами.

И покорна. Вниз до дна. В чем скажи моя вина?

Кто же мы теперь друг другу?

(Светлана Лобода – К черту любовь)

Тихо пою хриплым голосом первое что пришло на ум и понимаю, что это последняя песня исполненная мной, понимаю, что посылаю к черту все, что связано с тобой и с твоими ебучими загонами. К ЧЕРТУ ТЕБЯ. Я вылечусь от зависимости к тебе. Сейчас, еще немного и вылечусь.

Бутылка выскальзывает из пьяных рук, а я засыпаю с сухими глазами и ебанной уверенностью, что пустота внутри обязательно зарастет.

15 глава

POV… Евгений.

Все закончилось. Я знаю это, чувствую в сочувствующих взглядах твоих друзей, и мне не хочется в это верить. Не хочется смиряться с этим. Ты приняла приглашение отправиться с ними? Продолжить жизнь без меня?

Мне от этого действительно хуево. Ты даже представить не можешь, насколько я растворился в тебе за столько лет. Пропитался твоим запахом, сошел с ума от этого нежного голоса и грустного лица.

Мне можно поздравить тебя?

Ты намного чаще стала улыбаться и перестала бояться меня. А еще ты разрешила мне приблизиться к себе, отдохнуть рядом моим демонам терзавшим мое сознание с того самого времени, как понял, кем ты являешься для меня.

Нет, не думай, эта прописная истина дошла до меня буквально через месяц, после того как похитил тебя из привычного мира. Укрыл тебя от семьи, спрятал за тремя замками в собственной комнате в стае. Уже тогда я понял, что пропал, что смог испортить все, что можно испортить в собственном будущем.

Понял, что потеряю тебя, а вслед за тобой уйду и я. Как бы это пафосно не звучало. Ведь волк выбирает свою пару на всю жизнь. И тогда же решил, что еще день, два и отпущу тебя, верну в твой мир, а сам не знаю… уйду… застрелюсь… или еще черт знает что, но главное ты будешь жить. Да, я так и решил, вот только даже мысли о потери тебя начинали убивать. Я зверел. В прямом смысле этого слова. В один из таких дней я и убил создателя, давно уже пора было, покончить с этой гнилью, разъедающей стаю, извращающей ее. Только, как и с тобой тянул… завтра… послезавтра. Не осмеливался, до того момента как мне доложили, что эта тварь отправилась к тебе.

Знаешь, по его мнению, ты была моей болезнью, от которой стоило избавиться незамедлительно. И он был отчасти прав, вот только убить тебя я не дам никому и сам не смогу как показал опыт. Я не шутил, говоря, что ты моя слабость. Ты занозой засела в моей голове, от которой трудно избавиться, но я смог.

Смог, когда окончательно уверовал в то, что ты на пределе и еще немного моего присутствия, моих психозов и все. Тебя не починить… морально умрешь и возможно стоило довести тебя до этого и обладать только твоим телом. Но… не смог, да и Зверь внутри меня окончательно бы сошел с ума. Сдох бы вместе с тобой, но перед этим прихватил бы пол стаи.

Я сумасшедший? Да. И я знаю, что ты в курсе этого факта и боюсь. Боюсь твоей реакции на это, боюсь, что ты прочтешь во мне все, что я пытаюсь скрыть от тебя. Почему боюсь? Потому как своими глазами увидел, во что ты превратилась, стоило мне тебя поцеловать, а что будет, если я покажу тебе тот вулкан, который скрываю.

Нет, пусть он разъедает только меня. Пусть, главное ты живи.

Но как же это чертовски трудно опять тебя отпускать и пытаться принять очередной конец своего стабильного мира, в котором мы хоть и были не вместе, но ты разрешала мне видеть тебя, быть рядом, касаться.

Ты даже не представляешь, что случилось со мной, когда краем зрения заметил твою попытку спрятаться в тот первый день, в нашу встречу после долгого перерыва.

Я знаю, что не стоило мне принуждать выйти, не стоило показывать, насколько доволен встречей, но прости, не сдержался. Как не смог сдержаться и написал то письмо с какими-то глупостями, не смог не находиться рядом с тобой… тенью растворенной во тьме.

Следовать за тобой по пятам опять же не заметно и натурально слететь с катушек увидев тебя во время убийства убогих.

Ты, наверное, даже представления не имеешь, насколько прекрасна со своим грубым оружием в маленькой ладошке? Мой Ангел смерти.

Не знаешь, как красиво расписывает черная пыль от крови твою бледную кожу, каким металлом наполняются голубые глаза. Искрят серебром. И тухнут с последним росчерком стали. С последним ударом. Прекрасное зрелище. И ты не знаешь о нем, а другие знают и видят это, а мне это не нравится.

Наверное, стоит отдать должное твоим друзьям и особенно этому мальчишке, который защищает тебя мой ангелочек. Ты даже не догадалась, что они избили меня за тебя, и я поддался этому избиению, принял эту боль и я надеюсь ты меня простишь за то, что мне пришлось отчасти рассказать наше прошлое, а еще признаться, что ты значишь для меня. И как мне кажется, только эта искренность с ними позволила оправдаться в их глазах. Они позволили присоединиться к вам в группу. Быть гребанным самаритянином в этом шоу. Позволили приблизиться к тебе.

Позволили находиться рядом, вдыхать тебя и тихо рычать, замечая вокруг заинтересованные взгляды в твою сторону. А еще каждый гребанный день смиряться с тем, что снова смогу тебя потерять. Это было главным условием Алисии. Не препятствовать твоим решениям, не давить на тебя.

И знаешь, ты сегодня уедешь, и как мне кажется, я сдохну без тебя. Вот так, в этот раз даже стая не сможет меня остановить, ведь я увидел маленький кусочек тебя настоящей и влюбился еще сильней. Пропал в тебе, хотя и не имею на это прав.

Слышу, как ты закрылась в комнате, как тихо вздыхаешь, там за стеной. О чем ты сейчас думаешь? Наверное, о какой ни будь хуйне в стиле «Мне нужно продавать и эту квартиру?» или «А где мне лучше поселиться – в Убежище или у Стражей?» или еще хуй знает о чем, но мне так хочется, что бы ты подумала обо мне. Ведь я не стану тебя удерживать, не стану умолять остаться. Отпущу.

Я ОБЕЩАЛ ЭТО.

Хотя очень хочу признаться уже тебе в своих «неправильных» чувствах, хочу сказать, что это я купил у тебя твой родной дом, и в нем все осталось, так как было. Сказать, что сам чуть не сдох смотря на твою убегающую фигуру там, в лесу. Сказать, как сильно я погряз в своей любви к тебе.

Хочу послать все нахуй, и делай со мной, что хочешь, мне все равно без тебя не жить. Просто воткни в меня свой тесак и проверни в сердце. Я все приму от тебя.

Но я этого не сделаю. Я сдержу это проклятое обещание, потому что не хочу разрушать твое доверие ко мне. Ни хочу давить на тебя, ведь если тебе будет что мне сказать, ты сама найдешь меня.

Слышу, как ты делаешь несколько шагов к двери, слышу, поворот ключа и скрип железного механизма замка. Слышу твое частое сердцебиение и жду во тьме. Жду твой запах, твои грустные глаза, жду последний взгляд, проскользнувший мимо тьмы, в которой я спрятан. Я жду надвигающейся смерти, потому что даже если ты мне позволила прикасаться к тебе во сне, ты никогда не позволишь прикасаться к тебе в реальности. И не думай, это не ты переворачивалась и оплетала меня собой. Нет, это я поступал так подло – дожидался твоего глубоко сна и переворачивал к себе лицом. Всматривался в него, запоминал каждую черточку, обнимал тебя, представлял тебя в роли законной жены, спокойно спящей рядом. Любящей меня. Гребанное приручение и оно работало. Я видел это в твоих голубых глазах. Видел и смелел.

Ты открываешь дверь и замираешь, а мои глаза впиваются в тебя, пытаются как можно лучше рассмотреть, запомнить все черты твоего лица, а ты не видишь меня, не видишь сейчас моего маниакального взгляда и не увидишь его никогда. Не смогу посмотреть на тебя без маски, боюсь сломать, что-то в тебе.

Ты делаешь несколько шагов. Проходишь близко. Очень близко. Вижу сгорбленную маленькую фигурку и потерянный взгляд, чувствую твое тепло и аромат, и загоняю когти в стену, в попытке удержать тело не подвижным. А ты проходишь мимо, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу, сдерживаю порыв кинуться вслед, проследить твою фигуру до взлетно-посадочной полосы. Боюсь не сдержаться, остановить тебя. Выкрасть от друзей и присвоить.

Затихающие шаги по крутым лесенкам окончательно добивают мой разум, размалывая его по черепной коробке, а гул от рева Зверя подкашивает мое тело. Я падаю на колени и пытаюсь дышать. Просто втягивать застревающий воздух в легкие, усмирять животное в себе. Пытаюсь отвлечь его и сам отвлечься. И ты помнишь мои слова о том, что я ни когда не встану на колени? Это бред, чертова обида взыгравшая в вскипающей крови. Я на коленях пред тобой, давно, слишком давно, только не показывал этого. Скрывал зависимость.

– Люблю тебя… – Хриплю из последних сил и даю еще немного времени телу прийти в норму, а потом встаю и захожу в твою комнату, твое логово. Пусто.

Быстро прохожу до твоей кровати и оставляю последние слова тебе на подушке. Хочу, чтобы ты вернулась и прочитала их, поняла мои мотивы, вспомнила данное тебе обещание и начала жить заново. Без меня.

– Прощай…

Эпилог

POV… Виктория.

– И это невероятно! Он ускользает! – Бушует громкими комментариями рефери. А я расползаюсь глупой улыбкой на пол лица и сжимаю кулаки от нервов и адреналина.

Сегодня у Сашки соревнования по одиночным боям и я блядь была недовольна его участием в них. Не поймите меня превратно, я просто переживала за своего ребенка. ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ребенка в боях с Верами и Вампирами. Сопротивлялась долгим его уговорам и не подписывала разрешение, но чертово упорство этого неуемного пацана меня сломало, а сейчас сижу в рядах зрителей. В толпе таких же мамаш и рада, что на это зрелище пришли все, кто стал частью моей странной семейки. Тут даже Логан. Долбанный, непробиваемый глава Стражей Логан, где я нашла недолгий приют. И Лис оставившая на несколько часов ради этого события попечительство за маленькой кнопочкой Энжи на бабушку. Она так же нервно заламывает руки и вопит, чуть ли не громче рефери.

– Прямой удар и мы видим, как Антонов падает! Может это нокаут? – Комментирует невидимый голос.

– Вставай! – Орет Лиска, соскакивая с места, а я сжимаю кулаки. Как я смогла его отпустить на это?

– Вставай малыш! – Это уже я ору.

Сашка слышит этот вопль от меня, и припухшие губы растягиваются в улыбке. Встает, гребанный неваляшка.

Порой мне кажется, что нет таких ударов, которые бы смогли сломать моего пацаненка, и я от осознания этого, готова каждый ебанный раз с гордостью вскидывать голову и во все услышанье орать, что это мой ребенок.

Опирается на канаты и немного поводит головой. Находит меня среди толпы, выцепляет взглядом и уверено как по слогам.

– Русские не сдаются.

Кидается на оппонента. С последних сил настигает небольшое тело Вера и с размаха бьет в солнечное сплетение. Боец закатывает глаза и немного отлетает и уже не встает и это чистая победа, а зал взрывается в аплодисментах и криках толпы поддержки. В моих криках, которые вместе с адреналином выплёскиваю из себя.

Второе место, серебро заслуженное серебро на такой еще не сформированной фигуре ребенка и ебать это победа, особенно для маленького человечка.

Он, выпячивая свою грудь колесом, с достоинством принимает медаль и скупые поздравления, слушает Логана, который к моему великому удивлению поддерживает моего сына, и заикается о том, что если так пойдет и дальше, Стражи примут его в свои ряды с большим удовольствием.

И это, черт возьми, меня пугает. Я знаю, каково это – знать цену жизни и не хочу этого для него. Он видит мой испуганный взор, поэтому со смешком обещает только подумать над предложением, а вся честная компания уже собирается завалиться в центр стражей и хорошенько отметить такое событие. Не победу, но очень близкое к этому, событие. И я уверена, что это далеко не предел моего ребенка, это чертово начало.

Прошел практически год в новом для меня месте. Практически год. И что изменилось за это время? Немногое или лучше сказать ничего?

Так вот за этот год ничего не изменилось. Не считая моих отросших волос, не считая того, что Лиса впервые за несколько столетий родила первую девочку вампира, что вызвало настоящий фурор и как-то раз на приеме у Короля ей пришлось обратиться к высшему свету с угрозой о том, что кто еще посмеет нарушить границы ее владений будет жестоко убит без разбора. И как не странно угроза утихомирила большинство желающих посетить их дом – поглазеть. Их оставили в покое и дали возможность пожить спокойно и так же спокойно растить дочку.

Не считая того, что я теперь страж Нью-Йоркского Убежища. В принципе ничего не изменилось, только я.

Я расширила горизонты своих познаний, и всерьез задумываюсь над определениями «Любви». Теперь я знаю, что такое любовь, знаю, насколько болезненным и поглощающим может быть это чувство и знакома с пустотой от ее потери. А возможно это и не любовь, знаю только сколько боли могут приносить воспоминания и будь я проклята если эти воспоминания хоть на миг коснулись, того времени, когда я была жертвой. Нет, в основном эти воспоминания о легких прикосновениях, о голосе, о манере поведения и ебучий анализ всего, что происходило между нами. Поиск скрытых и каких-то невероятных фактов в его действиях, но это уже скорей всего неудовлетворенное сознание, пытается продлить тишину от безумной тоски настигающей меня изо дня в день. И блядь мне чертовски, хочется в один прекрасный день открыть глаза, и уверено сказать, что все хуйня, и ебучую любовь или чем бы, это не было, легко забыть, заменить, но это не так. Ты просто открываешь глаза в пустой кровати и думаешь, а чем сейчас он занят? А вспоминает ли он обо мне? А если вспоминает то, что именно?

И этот зацикленный ритуал, пропитанный этими гребанными вопросами, нехваткой его запаха, повторяется изо дня в день и когда это закончится, не знаю. Но ведь я стойкая, не стала искать с ним встречи, тогда, еще в России, не стала отказываться и терять гордость и рассказывать того, что до сих пор храню в себе. И так останется, зарублю на корню все попытки пробиться разумным мыслям, не стану искать причин возращения в Россию, не стану узнавать гребанные новости из заснеженной Родины, а буду тихо и молча тонуть в безысходности и делать вид, что все заебись!

– Маленькая? – Теплая рука ложиться на мое плечо, вырывая из долбанных мыслей и я, повернувшись на звук голоса, впяливаюсь в смешинки в карих, почти желтых глазах.

Это Пьер. Вер и, наверное, стоит сказать, что этот вер для меня является, чем то схожим с полуфабрикатом. Ебанной заменой другим глазам, не блеклым, и таким похожим лицом, но намного худей. И этот полуфабрикат мой парень.

Господи спаси от таких мыслей, но правду не стоит скрывать, хотя бы от самой себя. Падение? Да это именно оно и именно так, головой вниз, без особого желания спастись, ухватиться за края и вытащить свое тело, открыть глаза, разорвать однообразие замкнутого круга, отказаться от полуфабриката.

Это случилось, когда я приехала за Энжи к маме Лис. Этот парень был у Кена в гостях и меня сопротивляющуюся усадили за один стол. И что вы думаете? Да, я уставилась на этого мужчину, прикипела к схожим чертам лица и серьезно задалась вопросом, а не родственник он ему? Ответ на этот вопрос я не спросила, впрочем, как и не общалась с этим парнем. Я просто рассматривала худое лицо, прямой нос, тонкие розовые губы и карие глаза. Такие похожие черты лица, такая же сизая щетина на подбородке, вот только взгляд намного мягче, дружелюбней и я позволила в тот вечер забыться себе, обмануться на некоторое время. Почувствовать, попытаться вспомнить.

Через несколько дней этот парень позвонил мне, пригласил на свидание и не спрашивайте, откуда у него мой номер, я не знаю этого. Отказать не смогла и не потому, что он мне чем-то особенно понравился, нет, а потому, что еще раз захотелось обмануться. И я блядь обманулась. И еще раз. И еще.

Хотя это не продлилось долго, и в один прекрасный момент моя нервная система все же не выдержала его мягкости и уступчивости. Я все рассказала этому весельчаку. О том, что его прикосновения хоть и приятны мне, но, все же закрывая глаза на его месте, я вижу другого, которого потеряла, а единственный поцелуй, который и перезагрузил мое сознание, является, мягко говоря, не тем, чего бы хотелось.

И вправду, эти губы… они какие-то слишком ласковые, теплые и мягкие. Не впиваются в меня, не разжижают мозг, не взрывают сознание безумием, не заставляют подчиняться их грубости. Они мягко касаются, робко спрашивают разрешение, а уже потом начинают действовать. Легко, без напора. Этим обмануться уже не получилось, как и не получилось заставить выключиться свои мозги во время поцелуя. Любое его движение, любая ласка, весь этот обман, заставлял меня только анализировать, сравнивать Пьера с ним.

Но он не отвернулся от меня, не осудил за это, а просто пожал плечами и сказал, что все же попробует попытать счастье со мной, вдруг, что и выйдет, а я не смогла отказаться от заманчивого обмана. Не честно? Еще как, но пока только это еще держит меня на относительном плаву.

И вот, официально мы пара. Пара, которая за все эти долгие месяцы, часто видится, но не более.

Не понимаю что со мной в последнее время, но с каждым днем, все его прикосновения ко мне, все больше сводят меня с ума, злят. Скорее всего, он даже видит во мне эту злость от назойливого присутствия, но это не отталкивает его. Запретный плод сладок? Черт, кому как не мне знать об этом?

– Прости, опять задумалась. – Отворачиваюсь от Пьера и расфокусированным взглядом рассматриваю толпу, которая весело шумит за большим накрытым столом.

Нет, я еще не пьяная, просто после сброса такого количества адреналина и повседневной усталости от патрулей это нормальная реакция. Чувство размытого пространства и легкого опьянения. Класс. То, что доктор прописал.

Натыкаюсь на Грегори и посылаю ему Голливудскую улыбку, в ответ получаю такую же и два поднятых к верху пальца, кивок на малого. Да, нам с Грегори есть чем гордиться. Киваю соглашаясь. Малой у нас еще маленький, где-то еще совсем ребенок, а где-то взрослый мужчина. Драки для него стали смыслом и целью в жизни. И я действительности надеюсь, что это не первые признаки взращенной жестокости. Я даже по этому поводу разговаривала с Лис, но она меня уверила, что мой сын «отличается» от обычных, а еще чересчур целеустремлен, но не жесток. А вот объяснять, чем он отличается от «обычных парней» не стала. Просто сказала, что к этому он должен прийти сам и придёт, со временем, а мне останется только смириться.

С Грегори у нас сейчас хорошие и немного странные отношения. После отъезда из России думала, что они окончательно и бесповоротно канут в лето и сильно заблуждалась на этот счет. Несколько недель и этот образчик красоты и мягкого характера появляется на пороге нашей с Сашкой комнаты. Нелепо мнется, а потом обнимает меня, просит прощение за необоснованную ревность, просит не прогонять его, а я в ответ на это только стираю предательские слезы.

После той ночи в наших с ним отношениях наступил самый прекрасный период, где он из безмолвного влюбленного перевоплотился в самого настоящего брата. Такого, за которого я могу спрятаться и не счесть сколько раз эта блондинистая мордаха молча выслушивала мои пьяные истерики. Сколько правды знает о моей тоске и поддерживает, не дает окончательно упасть духом. В такую поддержку я могу внести долбанную кучу поездок по самым разным городам Америки, и других стран и Боже упаси назвать это глупым словом «туризм». Нет, этот неуемный всегда находил, чертовски, нужные дела стражей и заручался прямыми приказами Логана. И я ехала, а после того как мое сознание от тихой депрессии отходило я наслаждалась видами и благодарила Грегори за понимание и своевременную помощь. Невидимую, но ощутимую.

– Не думай, порадуйся за сына, он действительно молодец. – Пьер поглаживает по плечу, не стремиться к большему, но и эти поглаживания раздражают. Эта ласка неприятна мне, как бы мне не хотелось обратного. Мое тело очень точно осознает, кому оно принадлежит и это бесит. Неприятно знать, что время идет, а покорное тело все еще знает обжигающее касание своего хозяина. Помнит его.

Стряхиваю это прикосновение, а Пьер закатывает глаза к потолку. Он давно привык к моим закидонам, особенно в тот период, когда алкоголь в моей крови начинает играть. И знаете, что самое из этого отвратительное? Он терпит их. Прогибается, что бесит в нем еще больше. Вот и сейчас, он молчаливо отвернулся, но гребаная легкая, мягкая улыбка, так и не сошла с его лица. Думаю ему больно. Очень больно и пойму, если он прямо сейчас пошлет меня по прямому маршруту или же не выдержит и попытается ударить. И возможно я даже приму этот удар и наконец, смогу отпустить. Он этого заслуживает, а я не настолько эгоистична. Я же вижу, как он скрывает эту боль за долбанной, мягкой улыбкой.

Возможно, кто-то его назовет бесхребетным, но не я. Я только могу посочувствовать ему, и вспомнить как этот бесхребетный на рок-концерте, куда я потащила его пытался меня защитить от нескольких «Альфа Самцов», с наколками и в тяжелом обмундировании из кожи. Нет, он не справился без моей помощи, но сам факт проявления в нем мужчины, меня порадовал, а потом я лично убедилась в том, что такое отношение он терпит только от меня. Стоило только раз побывать на его работе, и этот с виду худой и улыбающийся парень проявлял чудеса стальной хватки и нетерпимый характер. Не-проявляемый в моем присутствии. И может быть это именно та, самая, ошибка, которая отталкивает меня от него.

Возможно прояви он свой характер во всей красе и я признаю, что он станет слишком похож на того которого потеряла, но это, черт возьми, как мне кажется не отменит моего к нему отношения. Безразличия и пренебрежения.

– Я рада. – Отвечаю и тянусь за моим любимым коньяком.