Текст книги "Безумие (СИ)"

Автор книги: Кристина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Сейчас у тебя много скупых выражений лица в пределах нашей территории, много интонаций голоса, но лучше всего у тебя получается злость. Она тебе как родная, да и мне, если честно, но ее слишком мало проявлений. Поэтому я чаще всего теряюсь рядом с тобой и в ответ получаю все больше снисходительности на мои вопросы или скупой усмешки на мои возражения, а больше всего открытого, пристального рассматривания.

Ты буквально вылупился на меня, когда на следующий день, после неловкого молчания после сна и нервного умывания в холодном душе я общалась с Сашкой.

Я смеялась над его рассказами о школьной жизни, шалостям и забыла о твоем присутствии, а ты рассматривал меня тихо и очень пристально. Я даже вздрогнула, наткнувшись на твою фигуру спиной.

– Тебе идет улыбка. – Это все, что ты ответил на мой испуганный возглас «Какого черта» и ушел в душ. Мой душ! А потом шел рядом на пробежку и бежал рядом и ел рядом, а вот в спортзале, просто стоял недалеко.

Не выдержала твоего присутствия и своим спарринг партнером я попросила быть Грегори. И если честно, то он оказался прекрасным учителем. Терпеливым и спокойным с моими ошибками, а ты стоял напротив стены, сложив руки на широкой груди, и нервировал своим присутствием. Не только меня, думаю, Грегори как не старался тебя не замечать, но все же отвлекался.

– Жек какие-то проблемы? – Спросил Грегори, и я благодарно улыбнулась на этот вопрос.

– Никаких. – Сухо, спокойно ответил ты, и продолжил свое наблюдение, не изменяя позы. И мы продолжили все так же тренироваться под неусыпным контролем.

А вечером?

– Мне не нравится твое, постоянное присутствие рядом! – Я сказала это, раздраженно роясь в шкафу и выуживая на свет чистое белье. Патруль в эту ночь был паршивым мероприятием на сон грядущий.

Две группы и пару километров простора заполненное бледными лицами с черными венами и раздражающий запах гнили, которым пропитался даже воздух в этом заброшенном спорткомплексе «Весна». И, слава Богу, все обошлось небольшими ранениями, и моим легким истощением иначе я бы сейчас не просто была раздражена.

И это не раздражение от убийств, не раздражение от усталости и не справедливости мира, в котором есть ублюдки, превращающие практически юношей и девушек в безмозглых зомби, зацикленных на жажде крови и мясе. Нет, это раздражение от того, что вы с Грегори пришли к обоюдному согласию, что я по априори слабое звено, которое непременно нуждается в защите! Твою мать, вы блядь окружили меня с обеих сторон, мешая мне! Перехватывая из моих загребущих рук оскаленных жертв!

– Мне уйти? – Ты задал этот вопрос, спокойно растягиваясь на МОЕЙ кровати, был уверен, что я не выгоню тебя.

И был прав, я промолчала и еще усердней начала наводить в шкафу бардак.

– Тогда смирись. – Я и смирилась, правда после того как порвала все-таки найденную футболку, на лоскутки. Тонкие и длинные лоскутки – молча. И пошла мыться.

– Самовлюбленная скотина ты, а не Женя. – Это я уже сказала, когда укладывалась рядом, растягивалась, не прикасаясь к тебе и отворачиваясь спиной.

– И не обязательно повсюду со мной таскаться, хватит и сна. – А это я уже пробурчала, уткнувшись носом в подушку и пытаясь не дышать тобой. И сказала я это уже с меньшей злостью.

– Я всегда «таскался» за тобой, сейчас отличие только в том, что делаю это открыто. – Ответил ты, а я вырылась из под подушки удивленная.

– Я был тенью, или в тени, но практически всегда был рядом. – Добавил ты на мой удивлённый вид, а мне захотелось подолбиться головой, обо что-то твердое. Я забыла о твоем ебаном умении быть тьмой вокруг меня. Умении, следить за мной, не выдавая своего присутствия.

– Блядь. – Все, что я смогла сказать. Тихо, не уверено и испугано.

– Не напрягайся, ничего же страшного не случилось?

– Да? – Недоверчиво переспросила я.

– Да. Пойми, это сильнее меня и если бы я мог этого не делать, я бы не делал. Но я не могу. – И твой голос немного смягчился, а кулаки, сжатые до белых костяшек расслабились, раскрылись, а я перевернулась на другой бок – к тебе лицом и уставилась на тебя с немым вопросом.

– Я смог тогда выпустить тебя из леса, и два с лишним года усмирял Зверя, успокаивал и заточал себя в цепи, в полнолунье, чтобы не бросится на твои поиски. Почти смирился с твоим отсутствием рядом, но видимо судьба та еще сука и умеет красиво мстить. – Ты повернул лицо, и твои глаза загорелись странным, хаотичным блеском.

– Если бы я знал, что встречу тебя здесь. – Ты горько усмехнулся, и я поняла, что наша встреча не только мне принесла неожиданные проблемы. Сдвиги по фазе.

– Ну, уж прости, я тут первая появилась и тебя ни кто не принуждает помогать, собирай манатки и гоу хом! – Я разозлилась, не знаю, почему или отчего, но его слова были обидными, словно это я всю жизнь принуждала преследовать меня, а потом еще и встречи искала.

– Ты злишься?

– Нет, что ты, я рада, что в нашем тандеме, наконец, поменялись роли и оказывается, я теперь преследую тебя! – Да, я однозначно злилась.

– Не психуй. Сама же понимаешь, что нам было бы намного проще жить не встречаясь. – Да я понимала, но еще я понимала, что сейчас я опять засну рядом с ним и не увижу всю ночь ни единого гребанного воспоминания, не испытаю страха и не разражусь истерикой как проснусь. В отличие от прошлого времени.

– Ты прав. – Я сказала это, спокойно и смиренно, отворачиваясь к тебе спиной.

– Жаль, что Совет не прошел позже, у Грегори получалось отвлекать меня от кошмаров. – И я улыбнулась, не услышав тихий рык, но почувствовав вибрацию от него.

– И не волнуйся, мучиться нам осталось не долго, скоро мы с Сашкой, Лисой, Крисом и Грегори уедим из России.

– Ты даже мыслей не допускаешь, чтобы остаться?

– А зачем? Родители мертвы, дом продан, друзей других у меня нет. Меня ничего здесь не держит. – Кроме тебя. Незнаю откуда эта мысль, но сейчас я начинаю понимать, что в действительности уже не терплю его присутствие рядом, и возможно мне не очень хочется терять эту непонятную связь между нами.

– А Александра? – Ого, оказывается, ты называешь его полным именем. Вот он поржет над тобой от такого официоза.

– И его тоже.

– Расскажи, как вы встретились?

– Я пристрастилась к прогулкам ночью, а он был бездомным. Привела домой, он остался вот и живем. – Скупая информация, выданная сухим тоном.

– Где его родители?

– Отец неизвестен, а мать сдохла от передоза и это хорошо, потому, как если бы она была жива, я бы лично эту тварь ухуйкала.

– Почему?

– Потому как я не дура, и вижу старые, маленькие, круглые шрамики на его плечах, спине и животе и точно знаю, что эти шрамы оставляет ожог от сигареты. И это нихуя не полученное увечье в приютах и на улице!

– А он?

– Он говорит, что не помнит, откуда они и я ему верю.

– Так может ни она?

– А мне похуй, если она это допустила, значит, уже виновна!

– Скора на расправу?

– Нет, если это не касается близких мне людей. А что насчет тебя? У тебя есть близкие?

– Смотря, что ты имеешь в виду под этим понятием.

– Ну, не знаю, родственников, друзей?

– И какой ответ тебе нужен? – Я только пожала плечами.

– Ты сейчас хочешь от меня услышать слезливую историю, об их наличии? Напрасно, таких людей нет. Ни в прошлом, ни в настоящем.

– А как же стая?

– А что стая? Это только большой, организм, работающий на благо и защиту, таких как я. Что-то наподобие вашего Убежища, где я царь и только.

И только. Насколько ты одинок в этом мире и тебя это не смущает.

– Человек существо социальное.

– Ключевое слово здесь «Человек».

– Ты им тоже был.

– Был, очень давно, слишком давно, чтобы помнить об этом. Да и та жизнь не слишком отличалась от теперешней. Не стоит питать иллюзий.

– Я и не питала.

И все. Тишина. Все разговоры сведены к нулю, как и мысли, а ты начинаешь ворочаться и залазить под одеяло. И я не возражаю, потому как сегодня выпал первый снег, потому как ты так становишься ближе ко мне, а это сродни устойчивому источнику тепла рядом. Совсем рядом, очень близко, но я делаю вид, что мне безразлично, игнорирую его и засыпаю.

Утро начинается с моего неловкого шевеления и бесполезных попыток аккуратно, не привлекая внимания слезть с твоего тела. Господи спаси, что со мной происходит во сне, и почему я практически полностью залажу на него?

– Перестань ерзать или же слазь с меня. – Нарушаешь ты тишину.

– Прости. – Я наконец отодвигаюсь от твоего тела и чувствую как все лицо, а вместе с ним и уши и корни волос вспыхивают от смущения. Блядь я смущаюсь?

– Слушай, ты не в первый раз залазишь на меня и перестань краснеть, если я тебя не скинул сразу, значит, был не против этого.

– О Господи, лучше бы ты скидывал меня!

– Кому лучше? Лично мне это не мешает отдыхать.

Вот и все и так каждый день, наполненный твоим присутствием, ночные чаще всего не несущие в себе каких либо интересных тем разговоры обо всем на свете, ненапряженный спор, от которого чаще всего я отказываюсь, потому как понимаю, что переубедить тебя невозможно. И неловкое утро. Ну, неловкость только с моей стороны. Ты же, твою мать, остаешься как всегда, невозмутим. Даже когда в выходные приезжает Сашка, и ты приходишь ночевать, когда мы, разлегшись на кровати болтаем.

– Молодой человек, время уже давно не детское и это мое место. – И я чуть не умерла со смеху, смотря как Сашка, удивленный твоим присутствием в нашей комнате, пытается поднять упавшую челюсть.

– А ты кто вообще такой? – Сашке удается справиться с шоком и нахмуриться.

– А я тот, кто спит на этом месте.

– Охуеть. – Это уже я.

– Женя, а ты, однако борзый. – Опять я.

– Саш, этот нехороший тип спит со мной, и не задавай вопросов! – Я закрыла ладошкой рот ребенку.

– Саш серьезно, давай завтра? А сейчас спать время позднее, и нам завтра в патруль!

И Сашка, гневно сверкая своими карими глазами, ушел на свою кровать, а комната погрузилась в звенящую тишину, напряженное молчание и злое сопение подростка.

– Успокой свои подростковые гормоны, мы не любовники и я не причиню ей зла. – Нарушает зловещую тишину Зверь, а я сжимаю губы, чтобы не улыбаться и не хихикать.

– Откуда ты?

– Очень тонкое обоняние и как бы это не выглядело, но между нами действительно ничего нет. – О, этот сухой тон, особенно в том месте, где говориться о наших отношениях. Он меня немного обижает.

Обижает тем, что вчера утром я отпрянула от тебя после того как проснулась и поняла, что несколько раз подряд поцеловала сухую горячую кожу на твоей груди и терлась щекой об оную.

Я тогда напугалась, действительно сильно напугалась своих порывов, которые не могла контролировать во сне и тогда же впервые подумала, что каков бы не был терапевтический эффект от сна с тобой, он не стоит того к чему я еще не готова.

– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

– Не откуда и доказывать я ничего тебе не собираюсь. – И Зверь демонстративно отворачивается ко мне лицом и закрывает глаза.

– Тогда чувак тебе действительно придется отправиться в пешую эротическую прогулку на три заветных и обонять все прелести разозленного меня! – Сашка тоже отворачивается, и я, так для компании тоже отворачиваюсь спиной к Зверю и засыпаю.

Днем для меня наступает кошмар, самый настоящий, состоящий из упрекающего взгляда и сухого допроса ребенка.

Мы как всегда уходим с ним в лес. На полюбившейся территории наличие снега не смущает нас, и мы расстилаем плед около небольшого озера на опушке. Разгружаем корзину с бутербродами и чаем в термосе, приступаем к завтраку. Своеобразный ритуал, ознаменование начала выходных дней у сына.

– Я слушаю. – Говорит Сашка, присасываясь к пластиковой кружке от которой поднимается густой пар в холодный воздух.

– А что хочешь услышать?

– А все. С каких пор ты позволяешь кому-то спать рядом? И я бы понял мам, правда понял бы, окажись на его месте Грегори или на худой конец еще какой ни будь мужик, но он? Правда, ОН?

– Так надо ребенок! Я сама не в восторге понимаешь, но так надо!

– Кому?

– Мне! Знаешь, это все, черт возьми, можно сравнить с затяжной и хронической болезнью, а он это гребанное лекарство! Лекарство от моего сумасшествия, от моих кошмаров! – Я не кричала, нет, но почему-то у меня навернулись слезы.

– Успокойся, я ни в коем случае не осуждаю тебя, просто переживаю.

– Я сама малыш волнуюсь за себя, за то, что позволяю его присутствие, за то, что незаметно разделила его на двух разных людей и наивно полагаю, что второй не опасен для меня. Мне хочется в это верить, но…

– Мам, только не реви ладно? Ладно? – Я шмыгнула носом и вышаркала злые слезы о варежку.

– Не реву. Саш пойми, мне самой это неприятно, но это необходимо и я готова терпеть его, пока мне это помогает.

– Так уж и неприятно? Я видел твои глаза, которые заблестели, стоило ему только войти в столовую! Я видел, как он погладил тебя по руке под столом! И это нифига не смахивает на «не приятно».

– О Господи Сашка просто давай замнем эту тему, и ты просто смиришься с ним а? Это ужасно некомфортно обсуждать его с тобой или вообще с кем либо! – Думаю, я покраснела.

– Хорошо, давай замнем, но ты же мне скажешь, если он обидит тебя?

– Не скажу, сама надеру ему задницу и Саш, он действительно не такой уж сейчас плохой, не знаю, что могло у него случиться, такого страшного, но это изменило его. Не спорю он хамоватый, замкнутый мужик, но сейчас не плохой. Честное слово, я знала его другим, настоящим, но этого сейчас в нем нет. Лично проверяю его терпение каждый раз. – И эта чистая правда, он спокойно переносит все мои закидоны и беспочвенные нападки, а самое главное, злится, пыхтит и, черт побери, молчит или просто уходит и обязательно возвращается, позже, намного позже, без следа злости или раздражения на лице.

– Фу, не оправдывай его ладно?

– И не собиралась, Саш ты только никому о нас не говори?

– Почему?

– Потому что я не хочу этого, так устроит?

– Устроит, только мам, глаза у всех есть и скоро вы пропалитесь!

И да, мы пропалились, как говорил Сашка. Случилось это слишком неожиданно и странно. Хотя о чем я вообще, в моей жизни все выглядит странно.

– Сегодня меня не будет ночью. – Спокойно говоришь мне на выходе из спортзала, а я спотыкаюсь о маленький порожек и пытаюсь заглотнуть зарождающуюся панику, куда ни будь поглубже, например, в чертовы ноги, которые резко перестают заплетаться от усталости. А когда у меня это немного получается, ее место занимает гнев, живой и чистый с примесью чего-то отвратительного. Это то самое чувство, которое строит в моей голове тысячи вариантов того как ты собираешься проводить это время без меня.

Вот ты сидишь в кругу своих людей и обсуждаешь ебучие и очень, очень важные дела стаи. – И это блядь самое невинное, что лезет в голову.

Вот ты обернулся, расправил плечи, размял шейные суставы, прорычал, что-то в пустоту лесного массива и сорвался с места, так словно за тобой выпустили тысячи адских гончих. Но это не так, подстегивает тебя то, что, где-то там, вдалеке, дезориентированной походкой пытается скрыться человек. Может быть, я даже знаю этого человека? Чушь конечно.

Вот ты накидываешь свою кожанку, спускаешься в гараж, заводишь машину и она, визжа шинами, оставляет черный след смазанного протектора, устремляется на выезд в город, и в бар или клуб, не важно. Вот ты заказываешь себе выпивку и занимаешь vip столик и начинаешь напиваться и наблюдать из тени за смертными, их развлечениями, танцами.

Вот к тебе с рассветом раздается тихий стук в комнату, а ты не спал, ты ждал. Это пришла она – высокая, черноволосая девушка в расстёгнутом плаще, а под ним сексуальное черное, кружевное белье и высокая шпилька на черных лакированных каблуках от Christian Louboutin, и долбанное вожделение в глазах. Она хитро, прищуривает их и с соблазнительной улыбкой протягивает к твоей груди длинные ухоженные пальцы. Мягко поглаживает ее, и ты БЕЗ УЛЫБКИ освобождаешь ей проход, запускаешь ее к себе.

И мне не хочется даже думать о том, что происходит за закрытыми дверями, не хочется представлять, что ты все же запускаешь ее и даришь ей обворожительную улыбку, или взгляд в котором искрами вспыхивает вожделение. Мне не хочется думать о том, что ты позволяешь, кому то прикасаться к себе и даришь ласку в ответ!

И еще хуева туча этих «ВОТ ТЫ» и каждое хуже предыдущего, извращенней.

– Не будет и ладно. – Скупо отвечаю и, опустив многострадальную голову, иду на ужин, который кусками застревает в горле и с трудом проваливается в онемевший желудок. Лис, что-то рассказывает, по улыбкам остальных, понимаю, что-то веселое и я растягиваю губы вслед за остальными и продолжаю пытать свой желудок, а за одним и мозг. А ты ешь, так словно только, что не свернул мне его.

Последний глоток чего-то горячего и я ухожу вслед за тобой и вздрагиваю от пустого места около моей двери и снова это «ВОТ ТЫ», только теперь уже у этого только одно развитие событий, там, где ты и длинноногая брюнетка. Я знаю, ее зовут Мила, она сестра Алевтины, ей двадцать пять лет и она живет на втором этаже в восточном крыле, а это всего не больше ста шагов до твоей двери. Она частая гостья, в студиях по распределению патрулей, особенно тогда когда ты там. А ты не замечаешь ее стеснительного взгляда бросаемого в твою сторону или просто делаешь вид, что не замечаешь. И да, блядь, она действительно хорошая девушка, хорошая до зубного скрежета и это бесит. Бесит ее румянец на круглых щечках, ласковая улыбка стоит только появиться тебе в зоне видимости. Бесит ее глаза, которые отражают восторг от того, что ты с ней здороваешься и доброта, когда она смотрит в пустоту моего капюшона. Просто бесит, не смотря на все свои плюсы.

Холодный душ притупляет злость, притупляет болезненный перезвон в голове, притупляет ревность, но не полностью и я, выйдя из него, достаю гитару. Ничего на ум хорошего не приходит, только, как на повторе проигрывать второй куплет «Я сошла с ума» Татушек. Пою тихо, надрывно, а после каждой строчки моя голова как от пощечин мотается по сторонам, а вот боли от фантомных ударов нет. Хотя не важно, больно отчего-то внутри. От слов, от тебя, от пустоты в темной комнате и я не выдерживаю, я проклинаю себя за эту слабость и все же встаю и выхожу. Иду туда, куда давала себе зарок не ходить. Иду к тебе и не чувствую холодного ветра распахивающего накинутую наспех кофту. Не чувствую по-зимнему, холодного солнечного света, не слышу скрип двери главного особняка. Не замечаю удивленного взгляда охранника на посту, не замечаю, как так быстро поднимаюсь на второй этаж, как замираю напротив твоей двери. Не понимаю, почему прижимаюсь к ней лбом и прислушиваюсь к звукам. Не понимаю, зачем заношу свой кулак и зачем один раз им ударяю по лакированному дереву двери и тут я очухиваюсь.

Слышу шаги и отскакиваю от двери на максимально безопасное расстояние, и мой взгляд начинает метаться по сторонам в глупых просчетах «успею ли я сбежать отсюда, пока ты меня не заметил?»

– Черт. – Тихо шепчу и замираю под твоим напряженным взглядом на меня.

– Я… – Прочищаю горло, хриплю и опять прочищаю. А моя личная планка самоуважения все продолжает падать и падать в бездну к чертям, но тебя это не интересует.

Это видно потому, как ни одна долбанная мышца на мое блеянье не дергается, но ты все понимаешь. Я знаю это, и ты не хочешь мне помочь. И правильно, я тогда в спортзале, тоже не пришла тебе на помощь, когда ты говорил о том, что собираешься спать со мной. Нет, я не помогла, только ждала твоего падения, а сейчас ты не поможешь мне и это правильно. Мне давно уже пора понять, что я нуждаюсь в тебе. Ни хочу этого, но нуждаюсь.

– Я… просто… хотела сказать, что можешь прийти ко мне после того как будешь свободен. Да можешь прийти. – Быстро проговариваю, давлюсь словами.

А на твоем лице все такая же скука и ничего более. Я начинаю краснеть, я чувствую как стыд и еще хрен знает что, проступает на моей коже, как холодеют пальцы, как начинает подрагивать мое замерзшее тело, чувствую себя последней идиоткой, или твоей чертовой фанаткой, которая без продыху цепляется к объекту своих воздыханий. Надоедает ему.

– В общем, это все, что я хотела сказать. – Я захлопываю свой гребанный рот, до того как он посмеет еще что-то сболтнуть, опускаю голову и обещаю себе все кары небесные за это унижение перед тобой.

– Зайдешь? – Задаешь ты вопрос, и я клянусь в твоем тоне, слышится напряжение, а я вздрагивая поднимаю взгляд на твою фигуру, которая немного отодвигается от узкого проема двери.

Как я могла не заметить, что ты в домашних штанах и в слегка растянутой футболке. Твой вид так и кричит, о том, что ты спал или пытался это делать. И это почему-то сбрасывает бетонную плиту с моих плеч, освобождает немного спертое дыхание, ощущение такое словно я только что вышла с последнего экзамена и смогла вздохнуть полной грудью запах свободы.

Я делаю несколько неуверенных шагов в сумрак твоей территории, а ты, дождавшись, когда пройду тихо захлопнул дверь за моей спиной.

– Ты в этом ничего себе не отморозила?

– А? А-а нет. Ты один? – Я не поворачиваюсь к нему лицом, так легче принимать свое падение.

– Один.

– Тогда почему не пришел ко мне? – И это звучит как долбанное обвинение.

– Потому, что в определенное время твой запах для меня становится как красная тряпка для быка, а я обещал держать себя в руках и не хочу делать того, что может опять отгородить тебя от меня. – Точно, я что-то такое уже слышала. Вроде ты рассказывал про какой-то лунный цикл или еще хрен знает что, но по твоему тону этого не слышно. Твой голос спокоен и уравновешен.

– Я могу не сдержаться Ангелочек и все испортить. – Добавляешь ты, а я не понимаю, что подразумевает это твое «могу не сдержаться», но отчетливо понимаю, что мне похуй.

– Плевать. – Я провожу рукой по коротким волоскам на затылке и опускаю голову еще ниже.

– Даже, если я прикоснусь к тебе? – Я слышу, как ты тихо ступаешь по полу, приближаешься ко мне. Слышу твой шумный вздох рядом с моим плечом, я начинаю ощущать исходящее от тебя тепло, и оно успокаивает колотящее в холодном спазме тело.

– Плевать на все, только, пожалуйста, усмири шуршащих тараканов в моей голове. – Я стучу костяшкой пальца по виску и зажмуриваю глаза, когда чувствую твое дыхание рядом с моим ухом.

– А если я позволю себе намного больше, чем просто прикоснуться? – Тихо и очень хрипло.

– Да блядь, Господи, Шакал, сколько еще мне стоит повторить, что плевать? Я просто хочу оплести тебя руками и ногами и забыться во сне и мне не важно, что для этого тебе потребуется взамен. Просто сделай это и все. – Я говорю громко и поворачиваюсь к тебе. Смотрю в такие холодные желтые глаза и на такие близкие расслабленные губы и тушуюсь от твоего вида.

– Даже так? – Спрашиваешь ты и опускаешь голову ближе ко мне, и я уже готова к твоему поцелую, но его не происходит, ты просто игнорируешь мой рот, прижимаешься сухими губами к моей шее и там замираешь, тяжело дыша, но не шевелясь, а твоя рука находит мои холодные пальцы и переплетается с ними.

Время замедляется, а моя кожа начинает пылать в том месте от прикосновения твоих губ, посылая тысячи пузырьков по спине. И будь я проклята, если скажу, что это мне не нравится. Эта чертова тишина и это чертово прикосновение. Не робкое, не застенчивое, не соблазнительное, простое, уверенное прикосновение губ к коже, которое заставляет мое сердце работать с частыми перебоями. Проявляемая тобой слабость. И мной, потому что не могу себя сдержать, забываю, как быть хозяйкой собственному телу и впиваюсь в твой затылок, удерживая твою голову на месте. Опять запрещаю тебе шевелиться, потому, что мне нравится это прикосновение, которое не несет в себе особого смысла, но все же является для меня чем-то важным, словно я только этого и ждала от тебя. Вот такого признания, что ты хочешь меня коснуться, что не только я это чувствую к тебе, что я, черт возьми, почему-то тебе не безразлична, и что не одна схожу от этого с ума. Но дальше этого дело не заходит. Ты отрываешь все же свою голову и смотришь мне в глаза. Без маски, без своего долбанного лоска всемогущего существа, с непонятной мне грустью или обреченностью, а может еще с чем, хуй его знает. Думаю, я сейчас просто не способна все рассмотреть в тебе, не способна проанализировать все, что хочет сказать твой взгляд. Просто не способная мыслить здраво.

– Пойдем спать? – Тихо спрашиваешь ты, не меняя выражения грустного лица, и киваешь головой влево, а я в ответ киваю тебе согласием.

– Пойдем. – Отвечаю подражая твоему тихому тону и ты тянешь меня за руку к приветливо отрытой двери, ведущей в святая святых, где так хочет побывать Длинноногая Мила и, наверное, еще куча таких как она, но этому не бывать. Ты только мой, может на сегодня, может и на завтра, а может на все то время, пока я нуждаюсь в тебе.

Нет, я не питаю себя лишними иллюзиями, о том, что когда ни будь смогу переступить порог, отделяющий меня от «ДО» и принять тебя как мое «СЕЙЧАС и ПОСЛЕ», но будь оно не ладно, если я не воспользуюсь всеми предложенными вариантами и не попытаюсь этого сделать. Медленно, аккуратно, как хирург уверенной рукой сделаю прямой надрез и попытаюсь вырезать из себя воспоминания тех кошмаров, заменю их свежими, новыми и ты поможешь мне в этом. Я уверена.

В твоей комнате, двуспальная кровать, не расправленная, но покрывало сбито в нескольких местах, так словно ты метался по нему, но не мог найти удобной позы для своего тела. Ты включаешь прикроватное бра, и по небольшой площади разливается синий, теплый свет. Ты стягиваешь с кровати плед, откидываешь одеяло и чуть нахмурившись, осматриваешь замерзшую на пороге меня.

А я рассматриваю твою комнату, пристально, очень пристально и понимаю, что эту комнату трудно назвать обжитой. Два пустых пространства на прикроватных тумбочках по бокам от кровати, четыре подушки, один непонятно зачем стоящий стул и коврик. Стерильная чистота. Я назвала бы это именно так.

– Так пусто. – Зачем-то произношу это вслух.

– Я не привязываюсь к местам. – Зачем-то отвечаешь мне, пожимая плечами.

– Не пойми меня не правильно, но тебе придется снять штаны, они мокрые. – Я опускаю взгляд на них и согласно киваю головой, раздумывая как провернуть все это, и постараться не светить своим нижним бельем.

– Можешь одеть мою футболку и в ней спать.

Ты выходишь из комнаты и быстро возвращаешься, неся в руках темную ткань, вручаешь мне и опять выходишь. Я говорила, что ты чертов джентльмен? И это тебе не идет. Это никак не похоже на обычного тебя. Но я не возражаю, и быстро, насколько это возможно переодеваюсь в предложенную одежду.

Твоя футболка мне чуть ниже моих худых и острых коленок, и поэтому я скрываюсь от тебя пряча их под теплым стеганным одеялом.

– Можешь возвращаться.

Ты возвращаешься и укладываешь свое тело рядом со мной, прижимаешься, лежа на спине, а я не дожидаясь приглашения, или боже упаси здравой мысли о том, что так делать не стоит, залажу к тебе на руку. Укладываю свою голову к тебе на грудь, там, где отбойным молотком прямо в ухо бьет размеренно твое сердце. Закидываю руку к тебе на живот, а второй прижимаюсь к боку, а вот положить свою ногу на бедро смелости уже не хватает, но думаю с нас на сегодня и этого достаточно, потому как ты впервые, как стали спать вместе смыкаешь на мне кольцом свои руки. Обнимаешь меня, немного поднимаешь голову и целуешь в предоставленный затылок и опускаешься обратно. И возможно, если я сильно задумаюсь по этому поводу, то скажу, что это могло мне просто показаться, как и то, что в ответ я потерлась щекой о твою кожу, слегка задевая ее губами и глубоко втягивая запах леса. Но я не стану этого делать, и оставлю этот невинный поцелуй в памяти как само собой разумеющееся и усну, согретая тобой и успокоенная твоим запахом.

И этот вечер не покажется мне смущающим, не смотря даже на то, что мы с тобой проспим пробежку, а вместе с ней и завтрак, и еще, наверное, кучу таких необходимых, но таких сейчас не важных дел.

Не покажется странным общий смех, после того как я не снимая одетой на себя твоей плащ-палатки, умудрюсь одеться в собственную, просохшую одежду. Не покажется странным, тот невинный поцелуй в щеку, подаренный тобой, перед тем как открыть дверь своей комнаты, а вот изумленные лица троих мнущихся на пороге людей покажется.

– Блядь. – Тихо и емко, описала все, что сейчас было во мне, и переступила порог, вышла в коридор, попеременно смотря в глаза Грегори, Лис и Криса.

А ты промолчал. Просто сделал несколько шагов, думаю, нацепил свою маску невозмутимости и запер за собой двери, а потом приобнял меня за талию, пододвигая ближе к себе.

– А… – Это что-то хотел сказать Грегори, но Лис не дала.

– Так ладно, что уставились, все в порядке, оба живы и здоровы. – И она начинает разворачивать изумленных мужчин в сторону лестницы.

– Захлопываем разинутые в немом вопросе варежки и внимаем моему голосу, секса у них не было, любовью не пахнет, а теперь отмираем и тащим свои задницы в столовую на долгожданную кормежку! И не забываем, что злить эмоционально нестабильную меня чревато последствиями, Блонди это относится к тебе. – Лис вцепляется в локти мужчин и как буксир тянет их. И черт возьми, она действительно бывает бесцеремонной, но порой еще и такой необходимой, особенно сейчас, когда в голове складываются тысячи нелепых оправданий перед ними и ни одно из них не отражает хотя бы маленькую долю правды.

– И вы присоединяйтесь и, кстати, Жень, не стоит сверкать своим угрожающим взглядом вопросов конечно куча, но они все подождут до лучших времен! – Они уходят, оставляя растерянную меня, прижатую к горячему телу.

– Не смей. – Угрожающе тихо говоришь ты.

– Чего?

– Не смей придумывать оправдания нам, да не спорю, ты считаешь их близкими, но это не их дело.

– Ты прав, но все же…

– Пойми, Лис она видит намного больше и давно уже в курсе всего, Криса она думаю, посвятила, а Грегори, он просто ревнует, но даже он должен понимать, что это не его дело! – И я понимаю, что ты прав, как в прочем и всегда, а может на меня просто действует, твоя чертова уверенность, и я согласно киваю.

Нелепая попытка заглушить панику и такая же нелепая улыбка твоему хмурому взгляду.

– Я не шучу. С меня хватит тайн, я давно уже не в том возрасте для нелепых встреч втайне от родителей. – И я знаю, что так оно и есть.

Не отвечаю тебе, только глубоко вдыхаю и беру тебя за руку и тяну к лестнице. И мне чертовски мало времени для того чтобы прийти в себя за время нашей неспешной прогулки до столовой центра. Чертовски мало и поэтому мой шаг немного сбивается и сейчас это выглядит, словно ты меня тянешь за собой, цепляясь в мою руку. И да, я немного не готова к тому, что меня ожидает за светлым порогом, отделяющим помещение общепита от основного зала. И ты немного притормаживаешь, перед тем как войти в нее.