Текст книги "Всё наоборот (СИ)"
Автор книги: Кристина Шоль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Всё, пойдём.
Карен вздыхает и выталкивает меня из кухни, ведёт к двери. Я не сопротивляюсь и позволяю выставить себя на лестничную площадку.
– Но, Карен..!
Закрывшаяся было дверь открывается снова, и Карен внимательно на меня смотрит какое-то время.
– Если ты хочешь кого-то поддержать, иди и поддерживай. Если тебе хочется наладить с кем-то отношения, иди и налаживай, – она молчит, видимо, подбирая слова, а я слушаю её, как завороженный. – А если ты в кого-то влюблён, попробуй об этом сообщить, обычно так и складываются пары.
Дверь захлопывается перед моим носом, и я остаюсь стоять в подъезде один. Сдвинуться с места получается не сразу, да и шаги какие-то плетущиеся и бестолковые. Карен меня морально уничтожила, даже сам не знаю, по какой причине. Но энергию она вытягивает на ура, такое чувство, будто из меня высосали все силы, я мечтаю лечь и заснуть на пару часиков, а потом уже приниматься за обмозговывание того, что она мне сказала и что я сам могу надумать.
По лестнице кто-то поднимается, и я нос к носу сталкиваюсь со смуглым парнем, которого видел в компании Кая. Это он попал на одну из фотографий… Мы оба останавливаемся, он щурится, внимательно меня разглядывая, а я не в состоянии сдвинуться с места. Наконец, удаётся отмереть, и мы практически разбегаемся, сил у меня явно прибавилось после этой встречи.
Выскакиваю из подъезда, смотрю на окна Карен, выходящие на эту сторону, замечаю разбитый стакан на дороге… А может, она права? Чего я ещё могу от неё требовать? Если у меня есть какие-то желания, я должен их сам исполнять, идти к своим целям, а не сидеть и не ждать, пока цыганка наколдует ещё один переворот. Это моя жизнь с моими задачами, над которыми я должен посидеть и подумать. Искать лёгкие пути может каждый, но не все способны грамотно пройти сложные и добиться необходимого результата.
***
Это глупо. Это безумно глупо, но у меня нет выбора, и поэтому сейчас я направляюсь к сидящему за угловым столиком в столовой Диди. Вид у него не самый счастливый, он напоминает бездомную собаку, взгляд такой же. Смотрит в тарелку с рагу и копается в нём вилкой, выбирая картошку. Набираю побольше воздуха и сажусь рядом, надеясь, что меня не пошлют по прошествии секунды.
– Привет.
Переводит взгляд на меня, в его глазах на мгновение мелькает удивление, но тут же затухает.
– Чего тебе?
Н-да, позитивное начало. Как вспомню, что он именно ко мне делиться своей проблемой приходил, так тошно от настоящего положения дел становится.
В горле пересыхает, я раскрываю сок, который купил. Яблочный, фу. И почему, когда мне хочется попить сока, обязательно попадается яблочный?
– Я просто… Я знаю о том, что Франци беременна, и вам обоим очень тяжело. Я подумал, что…
– Слушай, Трюмпер, отвали, пока жив. Я хоть и выгляжу непрезентабельно, но врезать тебе сумею.
Представляю, как худощавый Диди пытается мне врезать, и губы трогает улыбка. Он, видно, ждёт, когда я свалю. Зря надеется.
– Лучше не стоит, да и не за этим я к тебе подсел. Где Франци? Вы не поссорились?
– Какое тебе дело, где она?! – взрывается парень.
Он берёт поднос с тарелкой и пересаживается за другой столик, однако отвязаться от меня не так просто: я пересаживаюсь вместе с ним.
– Вот только не надо пытаться от меня сбежать. Я без намёков и тупых шуточек, просто хочу поговорить. Ты сидишь тут один, ни Билла, ни Аниты я рядом не наблюдаю.
– Они на семинаре, – недовольно буркает Диди. – Я тебя последний раз прошу: дай мне поесть нормально.
– Ешь. У меня у друга была такая же ситуация, – начинаю я. – Он однажды рано утром нагрянул ко мне и рассказал об этом. Они просидели с девушкой всю ночь, пытаясь решить, что делать дальше, – на этих моих словах Диди меняется в лице и откладывает вилку. – Друг пришёл за советом. Девушка не хотела рожать, но и аборт делать боялась. У обоих были планы, любви до гроба к тому моменту они ещё не выстроили… Я посоветовал сделать аборт, потому что дети в восемнадцать лет – это чушь собачья, хорошо от этого никому не будет. Их родители были того же мнения, и от ребёнка они всё-таки решили избавиться.
Замолкаю и жду хоть каких-то слов от Диди. Я вижу, парень как-то отреагировал на свою же историю, только в другом варианте, но говорить он не спешит.
– Зачем ты мне это рассказал?
Пожимаю плечами, потому что действительно не знаю. Не повторять же мне всё, что я уже говорил Диди, этот меня не послушает.
– Вы решили оставить ребёнка? – внезапно понимаю я. Парень опускает голову, а во мне поднимается волна негодования. – Это же безумие! – стараюсь не повышать голос, чтобы чужие уши не услышали, но получается плохо. – Диди, так нельзя, вы и себя гробите, и…
– Да откуда тебе знать, кого мы гробим? Спасибо за проявленное сочувствие, а теперь пока.
Он нервно берёт поднос и уходит.
Бью кулаком по столу и закидываю дурацкий сок в мусорку. Вот дерьмо.
***
Набираю в грудь воздуха и, пока ещё не успел одуматься, кричу на всю баскетбольную площадку:
– Билл! Подожди!
Сердце колотится явно вне грудной клетки, мне и радостно, и нервно одновременно. Пошлёт он меня сейчас, буду тогда упиваться своим удивительным триумфом.
Он останавливается и нерешительно поворачивается ко мне, застывшему за несколько метров позади него. Смотрит вопросительно, а я восстанавливаю дыхание, хотя пробежал не так уж много. Пожалуй, меня ещё ждёт ярлык с гордым званием «слабак», причём я не Билла имею в виду, а себя, потому что вымолвить хоть что-то не получается. Глубоко вздыхаю и, взяв себя в руки, подхожу.
– Я хотел поговорить.
– Я понял, – без энтузиазма кивает он. – Говори.
Резко нагибаюсь, избавляя себя от травмы из-за едва не влетевшего мне в голову мяча, который запустил какой-то пухлый и, видимо, не особо меткий мальчишка.
– Давай не здесь, а то от меня ничего не останется.
Воровато оборачиваюсь, и мы уходим с площадки. Ничего страшного, если бы нас увидели вместе, конечно же, не произошло, но кое-чего мне было бы не избежать, а я пока ещё не готов к объяснениям, которые, несомненно, ждут меня в будущем. Уже представляю: «А я…»
– Ну? – нетерпеливо спрашивает Билл, не настроенный стоять со мной до второго пришествия.
Тяну его за локоть на скамейку, он плюхается рядом со мной, и у меня создаётся впечатление, что сделано это только для того, чтобы я отвязался и отпустил его руку. Похоже, наши отношения несколько сложнее, чем я предполагал.
– Я подумал, что мы глупо себя ведём.
Билл делает совершенно непередаваемое выражение лица, издевательски улыбается и смотрит на меня так задорно, будто мы лучшие друзья.
– Когда это?
– Вообще. Вроде не десять лет, а совсем не ладим.
Билл опускает голову и принимается изучать песок, но это его занятие говорит не о сожалении, а о скуке; мне прямо неудобно становится, что я тут впариваю ему какую-то чушь, без которой он бы прекрасно обошёлся. А я нет.
– Ты закончил?
– Ну, Билл, прекрати! Ты не можешь с этим не согласиться, а меня такое положение дел стало доставать.
– Да неужели? – он театрально всплёскивает руками и поднимается с лавки. – Если хочешь знать, то «такое положение дел» возникло по твоей инициативе и ещё некоторой кучки людей, которая мне абсолютно не интересна.
– А я интересен? – прикуси язык, Трюмпер!
Билл смотрит, точно стреляет молниями, ноздри у него раздуваются от негодования, но он не уходит, как это обычно делают в бесконечных сериалах на две тысячи серий, чтобы героев можно было свести только через пятьсот.
– А ты слишком много на себя берёшь. У тебя больше нет вопросов?
Если слушать Карен, то надо сообщить Биллу кое-какую информацию, но вот так в овраг прыгать нехорошо, поэтому для начала стоит хотя бы мосты навести. Он же от меня сбежит, и всё тогда.
– Как семинар прошёл?
– С каких пор ты этим интересуешься, да ещё и у меня?
Он настроен чересчур враждебно, надо как-то пошатнуть эту его позицию, чтобы хотя бы говорилось нормально.
– Ты предвзято ко мне относишься. Тебе домой?
Сначала долго буравит меня взглядом, устраивает самую настоящую проверку, от которой меня уже ведёт. Для полного счастья осталось свалиться в обморок к его ногам, тогда и объяснять ничего не придётся.
– Да, мне домой, – чётко и раздельно произносит Билл, не удержавшись от улыбки. – Есть предложения?
– Я тебя провожу, – заявляю я и вскакиваю со скамейки. – Так как прошло?
Билл всё-таки немного медлит, а я унимаю лёгкую дрожь, только сейчас осознавая, что мне удалось немного сдвинуть лёд, и он, между прочим, даже подтаял чуть-чуть.
– Это был не совсем семинар, а скорее познавательные соревнования. Но мне понравилось. Из 103-ей школы было четыре человека, наша команда их сделала, – с самодовольством поделился Билл.
– Подожди… Четыре против шестерых?
Билл смотрит на меня с подозрением, а я не понимаю, что такого сказал и в каком слове прокололся.
– Откуда ты знаешь, что нас шестеро? – облегчает мои муки Билл.
– Да это все знают, вы же в нашей гимназии, – уверенно говорю я, мысленно ударив себе ближайшей палкой по голове.
По виду Билла не скажешь, что он скушал моё оправдание, но добиваться от меня правды, усиленно тряся за грудки, этот человек не будет.
– Какие все интересующиеся у нас, – он выдержал небольшую паузу. – С той командой участвовали ещё два человека из бывшей школы Аниты.
Билл, по ходу, ждёт, когда я удивлюсь, только до меня это поздновато доходит. Буду выглядеть полным остолопом, но это лучше, чем необоснованное молчание и вполне естественная демонстрация того, что мне известно.
– А она переходила?
– Скажи, ты издеваешься надо мной или что?
Билл останавливается, врезавшись в женщину с внушительного вида пакетом.
– С чего ты взял?
Ударьте меня кто-нибудь, чтобы я не вёл себя, как недоумок, а то в последние минуты именно так и получается.
– Как будто ты не знаешь, что она переходила. Если ты забыл, напомню, что в её сторону тобою неоднократно отправлялись фразы на эту тему.
Не помню. Стою, как имбецил, и с ужасом осознаю, что не помню, причём не только это, а вообще не помню, какие я там фразы посылал в их сторону. Знаю, что они были, но на какие точки я нажимал, в голове не отпечаталось. Это означает только одно – явилась мешалка, и меня уже принялись крутить в ней.
– Спасибо, а то я действительно забыл, и это нисколько не издёвка. Прости, если что.
Мы возобновляем шаг, а я буквально чувствую, как от Билла распространяются волны удивления. Он молчит, но тут без слов всё понятно, хотя я не любитель пауз, поэтому надо бы как-нибудь оживить так называемую беседу.
– А следующее такое мероприятие когда?
– Планируем через три месяца, уже в следующем году.
– Я приду, – улыбаясь, оповещаю я.
Билл, по-моему, оттаял ещё немного, и мои шансы по установлению нормальных человеческих отношений заметно возросли. Про другие отношения пока умолчу, но, чувствую, мысли об этом не за горами.
– С чего ты этим заинтересовался?
– Да я тут обнаружил, что среди селекционеров есть очень симпатичные люди.
Билл скашивает глаза в мою сторону, но ничего ядовитого с его губ не срывается. Собственно, пора уже понять, что он лишний раз язвить не будет, это не в его правилах.
– Я тебе открою один секрет: симпатичные люди есть везде, зависит от вкуса.
– А ты каких парней предпочитаешь?
Надеюсь, сейчас на меня ничего не выльется. Я вообще-то старательно показываю свой интерес и участие, а ещё желание свести на нет всю ту дрянь, что плескалась между нами. Да, тут я серьёзно виноват, но ведь все совершают ошибки. Правда, я не приверженец тех, кто использует это утверждение в качестве оправдания.
Билл мнётся, и я вижу, что ему снова хочется спросить, с чего меня это заинтересовало, но подобное теперь будет выглядеть просто глупо.
– У меня нет конкретных мерок и установок для идеала.
– Что ты имел в виду под словом «мерки»? – строгим голосом спрашиваю я.
Билл заливается смехом, поворачивается ко мне и смотрит как-то открыто, будто сорвал одну из оболочек. Даже дышать становится легче, и я присоединяюсь к его веселью, празднуя свою маленькую победу. Глаза у него лучисто блестят, он успокаивается и просто улыбается, глядя на меня.
– Это личное, – шепчет Билл мне на ухо. – Вот блин.
– Что?
– Мы метро прошли.
Я принимаю это на свой счёт, сей признак определённо очень и очень хорош. Мы прошли метро, значит, он не следил за дорогой, увлёкшись разговором. Разговор вёлся со мной, следовательно, я ему интересен, причём достаточно сильно, раз он пропустил поворот.
– Вернёмся?
– Да давай пешком, что уж там.
Наше «пешком» очень затянулось. Я не предполагал, что Билл настолько открыт в общении, причём, как выяснилось, это распространяется и на недругов. Наверное, ему не льстит иметь в окружении тех, с кем даже стоять рядом не по себе. Не знаю, почему раньше предъявлял к нему претензии; что в моём фантастическом перевороте, что здесь, в реальной, как видно, жизни, он одинаково хорош. Только мне, пожалуй, приятнее тут налаживать с ним контакт, зная, что это не чья-то воля, а моя личная инициатива. Уже неважно, по какой причине она возникла, я только очень рад, что эта дамочка вообще появилась.
Больше в разговорах не допускал лишних фраз, решив, что надо держать язык за зубами во избежание неловких моментов, которые могут вылиться в непонимание. Я же не знаю, как Билл может отреагировать на то или иное знание о себе, которое касается только близких. Нужно добиться этого статуса, тогда можно будет гордиться собой и наслаждаться новоиспечённой гармонией. Я, кажется, слегка размечтался, но это полезно иногда: стимулирует.
До подъезда Билла мы не доходим несколько метров, он останавливается.
– Спасибо за компанию.
– И тебе спасибо.
Мы не расходимся, Билл мнётся. Я заметил эту его особенность, распространяющуюся, похоже, только на тех, с кем он знаком лишь относительно.
– Только ты, пожалуйста, запомни, что я не барышня, хорошо?
Проходится рукой по моему плечу и удаляется, оставляя меня млеть на этом самом месте. Даже сходить не хочется.
– До завтра!
Билл оборачивается и машет рукой, а затем скрывается за дверью.
Нет, победы простыми не бывают. Просто он действительно открыт, и это безумно здорово. Обычно люди предпочитают с неприятелями вообще никаких контактов не устанавливать, это никому не нужно. А Билл поддался на моё предложение наладить отношения и довести их до нормальной черты. Но, судя по его прощальной реплике, он о какой-то части моего плана догадался. Я не надеюсь на мгновенный результат, такое даже в сказках с первого раза не случается, но мне повезло, скажем так.
Полный довольства сдвинувшимся льдом, прихожу домой, и не заметив, что прошёл путь в два раза длиннее. Меня радует улица, чистый подъезд, радует лифт, который поднимает будто бы быстрее обычного. Хочется приняться за какую-нибудь деятельность.
– Чёрт! – вырывается у меня, когда двери распахиваются.
У моей двери стоит и широко улыбается Берни, что говорит только об одном – сейчас я услышу просьбу.
– Привет.
– Привет, Берни, – тяну я, оглядывая лестничную площадку, но других лиц не обнаруживаю. – А ты что стоишь-то тут?
Улыбка слетает с его лица, и он начинает мне выговаривать:
– У тебя отключён мобильник, и тебе хр*н дозвонишься. У меня родители отвалили до завтрашнего утра, когда я был у Дарта, ключи остались дома, и меня известили о том, что мне лучше переночевать у друзей. Ты не против, что я к тебе-то наведался?
– Нет, что ты. Проходи.
Толкаю дверь, но та закрыта. Хорошо, что я ключи взял.
– У тебя, кстати, тоже дома никого. Это надолго? – в голосе слышны нотки заинтересованности.
– И не надейся.
Толкаю дверь, и мы заходим в квартиру. Берни без лишних церемоний шагает на кухню, открывает холодильник и выпивает сразу полбутылки стоящей там колы. Качаю головой, смотря на него, и прохожу мимо. Настроение у меня не располагает к таким вот дружеским посещениям, но всё будет достаточно неплохо, если он не станет лезть ко мне с подробными рассказами о том, как я «где-то и что-то».
Парень идёт следом за мной, не расставаясь с пластиковой бутылкой, включает по пути телевизор и вообще ведёт себя, как человек, которому сказали: «Будь, как дома». Если бы все люди неукоснительно исполняли это пожелание, человечество решило бы от него избавиться из-за возникающих неудобств.
– Ты сегодня никуда не собираешься?
– Только не говори, что собираешься ты, ждать тебя до пяти утра я не намерен, ключи не доверю, сам знаешь, что с тобой бывает.
Берни задумчиво крутит бутылку за горлышко. У него, похоже, действительно были большие планы, которые я обломал, но вряд ли моим родителям понравится, что приятель, оставшийся у нас переночевать, явится только под утро, проспит до вечера, сожрёт ужин и отвалит, подарив прекрасный запах перегара.
– У меня, конечно, были кое-какие планы, но ладно, – Берни вальяжно усаживается на кресле в углу, а я хожу по своей спальне туда-сюда, переставляя предметы и делая вид, что я жутко занят. Как-то неуютно себя чувствую, хочется чем-то занять руки. – Слушай, что с тобой последнее время творится?
От такого вопроса резко прекращаю свою псевдо-деятельность и придвигаю к себе стул. Берни же может мне рассказать некоторые интересные вещи, если выспрашивать о них осторожно.
– Что ты имеешь в виду?
Берни издаёт что-то наподобие долгого «ууум», тем самым напомнив мне шамана, и принимается загибать пальцы:
– Ты стал реже куда-то вылезать, тебя ещё ни разу не вызвали к директору за три недели, – на этом Берни прищурился.
– Нет, я не служу в школьной армии, – спешу развеять его сомнения на сей счёт.
В гимназии мы так называем группу людей, которые то ли специально, то ли по глупости и из-за безвольного характера постоянно на что-то жалуются или докладываются «руководству».
– Ладно. Но у меня есть аргумент, против которого ты не попрёшь.
Мне даже интересно становится, и я нетерпеливо ёрзаю под взглядом Берни, выдерживающим показательную паузу.
– Да говори уже: какой?
– Все эти три недели (прости, если я что-то упустил) ты не спал ни с одной девушкой.
На его лице расползается победоносная улыбка, а сам он полон самодовольства и, кажется, не ждёт, что я примусь оправдываться. Честно говоря, даже учитывая мою насыщенную жизнь в другом мире, он сказал почти правду, ошибившись на неделю или около того. Только это не имеет значения.
– И что?
Берни, явно не ожидавший от меня подобной реплики, быстро кидает взгляд на потолок, словно там написано, что он должен ответить.
– Как что? У тебя проблемы, девушка завелась, о которой никто не знает, или ты страдаешь по Ромберг?
Меня пробирает смех, я от души хохочу, ударяя ладонью по спинке стула.
– Я женюсь, – преодолевая своё неуёмное веселье, серьёзным тоном говорю я.
Берни замирает, смотрит на меня, как на конченого дебила, а потом начинает странно подхихикивать, периодически издавая звуки, похожие на хрюки свиньи.
– А ты молодец. Что ж не замуж-то выходишь? – теперь его очередь покатываться со смеху, а меня вдруг охватила мысль о том, что надо же как-то поделиться истинным положением вещей, он ведь не первый, другие, наверняка, тоже будут спрашивать, что это со мной приключилось.
– Вообще-то можно и так сказать.
Это Берни за шутку принимать, по ходу, не собирается. Он резко обрывает смех, хмурится и буравит меня тяжёлым взглядом. Неужели я вот настолько странно себя вёл, что он мгновенно этому поверит? Неважно, что правда, просто на самом деле такая ситуация глупа, нельзя за две недели из натурала в гея превратится. Если, конечно, к этому не приложил руку некто умный, как в моём случае.
– Ты меня пугаешь, – он вливает в себя оставшуюся колу и, закрыв бутылку, бросает её на стол. – Значит… какой это пункт? – Берни снова берётся загибать пальцы. – Четвёртый. У тебя стал хр*новый юмор.
– Да это не юмор, курс ориентации сменился.
Поднимаюсь и ухожу на кухню выкинуть пластик. Берни – любитель разводить бардак, и жить в дерьме ему удаётся как никому здорово. Он и не заметит этого, будет всё так же радоваться жизни.
Громкий топот за спиной оповещает, что приятель решил разобраться более детально.
– Том, я тебя прошу, давай ты сейчас скажешь, что это очередная бестолковая шутка, которую ты так некстати родил.
– Я не могу этого сказать. Кстати, реши пока, у меня останешься или к кому другому пойдёшь, а то мало ли я на тебя наброшусь посреди ночи и изнасилую. Мне ж родители не помеха.
Перемещаюсь по дому, подбирая какие-то бумажки, возвращая разбросанные вещи на места и так далее. Уборка, как и обыкновенные силовые нагрузки, успокаивает, позволяя переключиться на что-то другое, отвлечься от своих мыслей. Я не волнуюсь, просто мне неловко от того, что пришлось вот так это выдавать, я как-то не планировал.
– А кроме меня ещё кто-нибудь знает?
Берни тоже присоединяется к моему занятию, в итоге убирать становится нечего, и я в каком-то изнеможении падаю на диван.
– Нет, ты избранный.
Рядом со мной прогибается диван, Берни берёт подушку и принимается крутить её в руках. Пальцы у него недлинные, сам он бывает неуклюж, но сейчас в его движениях даже грация появилась, от удивления, наверное.
– А почему ты мне сказал?
– Потому что ты начал доводить меня своими пунктами.
– Так ты тр*хался за это время?
Взрываюсь громким хохотом и сгибаюсь пополам, едва не сваливаясь с дивана. Меня убивает этот человек. Для Берни всё очень серьёзно, он не понимает моего легкомысленного смеха и сидит смирно, как на приёме у проктолога.
– Скажи честно, что тебя с самого начала это интересовало, потому что ты сам гей и давно имеешь на меня виды.
– Кто гей? – звучно раздаётся с порога комнаты.
В дверном проёме стоит отец с белым пакетом и переводит внимательный взгляд с меня на Берни.
– Ржать меньше надо, – цедит тот.
Следом за отцом появляется и мама, волосы у неё лежат в творческом беспорядке, в руках она держит тубус. Атака взглядами начинает меня убивать, Берни присоединяется к родителям, и выходит так, что я один под прицелом. Вот предатель.
– Том?
– Да мы шутим.
Отец вздыхает и уходит, явно успокоившись. Мне прямо не по себе делается. Он же не будет надо мной измываться, если я вдруг ему поведаю новоявленную правду? Мама не двигается с места, выражение лица у неё совершенно безмятежное, и кажется, что она ничего не слышала. Надеюсь, это действительно так, я ещё не готов к потрясениям от разговора с родителями о моей ориентации. По-моему, у меня этот разговор как-то поздно произойдёт. Да и вообще смешно выйдет: «Мам, пап, забудьте всех моих девушек, я понял, что мне нравятся парни».
– А им ты когда скажешь? – шёпотом интересуется Берни.
– В следующей жизни. Пойдём.
Довольно грубо толкаю его в плечо, и мы удаляемся в спальню. Надо ещё доложить, что он у нас ночевать останется. Думаю, не самое подходящее время после болезненной реакции папы.
– Слушай, это точно правда?
– Хватит допытывать! Что я ещё тебе сказать должен?
– Неудобно получилось: я с родителями твоими не поздоровался, – без всякого перехода переводит тему.
– Переживут как-нибудь. Пойду скажу, что ты останешься.
Берни дотрагивается до ноутбука и вопросительно на меня смотрит. Киваю, предполагая, что он один из тех, кому необходимо проверять почту или ещё что-то делать каждые полтора часа, и отправляюсь оповещать родителей.
К кухне подхожу бесшумно, мало ли что-нибудь услышу. Всё-таки за последние дни моё поведение могло быть странным, после чего отец и отреагировал подобным образом на безобидную в другое время шутку. Однако оба молчат и не спешат обсуждать то, что со мной стало и какой ужас творится в нашей жизни.
– А вы колы не купили?
– Нет, – виновато отвечает мама. – Просто газировка есть.
Отец, видимо, решает отмереть, потому что глаза прятать он перестаёт, лицо его несколько проясняется, и внешне он начинает выглядеть как обычно.
– Мам, пап, – «забудьте всех моих девушек», – ничего, если у нас Берни переночует? У него родители уехали до завтра, а ключ он забыл.
– Конечно, ничего. Ты не против, Гордон?
– Нет, пусть остаётся.
– Спасибо.
Прихватываю газировку и возвращаюсь к вращающемуся на стуле Берни. Он крутится с ноутбуком на коленях, заматываясь в длинный провод.
– Пора в обратную, – советую, предполагая, что ещё немного и проводу не поздоровится.
– Точно.
Берни активно что-то печатает, и вращение ему ничуть не мешает. Просто поразительно.
Что-то проблемы начинают появляться. Естественно, это может быть смена обстановки и ошибочное понимание происходящего, из-за которого обыкновенные вещи видятся мне не в самом радужном цвете.
– Я могу остаться-то?
– Да, без вопросов.
Меня клонит в сон. Глаза закрываются сами собой, в сознании возникает Билл, я прокручиваю наш сегодняшний разговор, не выпускаю картинки его улыбок, которые были мне посланы, и становится так хорошо, так спокойно…
– Том!
– Что? – Берни затравленно смотрит на меня, захлопывает ноутбук и снова смотрит. – Да говори ты!
– Я тут это… В общем, вся информация стёрлась, я…
Последние слова, сказанные слишком тихо, уже не слышу. Меня начинает слегка колотить, я таращусь на закрытый ноутбук, который Берни, по его виду, отдаст мне только под страхом смерти и то не факт. Меня бросает то в жар, то в холод. В памяти не было ничего сверхъестественного, о чём я бы мог жалеть всю оставшуюся жизнь, но там были фотографии, которые я не успел просмотреть. Не знаю, с какой целью, но это нужно было сделать, может, две долбанных реальности удалось бы как-то связать.
– Берни, чёрт возьми!
Вырываю у него ноутбук, дёргая провод. Включаю; антивирус всячески пытается донести до меня, что файлам настал капут и ничего с этим не сделать, а диски пусты.
– Он не мог всё сожрать за секунду, – дрожащим голосом говорю я.
– Значит мог, – с каким-то хрипом отвечает Берни, готовый спрятаться под кровать или вовсе сбежать от греха подальше. – Извини, а.
– Что извинить? Знаешь, что ты наделал?
Понимаю, что мне и сказать-то ему нечего, но Берни и так впечатлён моей реакцией и полон благоговейного ужаса и чувства вины.
– А что там было? – интересуется приятель, уже отходя от своего положения подсудимого.
Махаю рукой. Вряд ли он оценит моё рвение сохранить фотографии – раз, и два – если я ему скажу, ничего не изменится, так что глупо болтать попусту. Жду, когда на экране появится что-нибудь, дающее знать, что безопасность не просто нарушена, а послана к чертям и надолго. Тем не менее, больше ничего не происходит, система работает, я спокойно выхожу в интернет и перемещаюсь по опустевшим папкам. На всякий случай ставлю на проверку.
– У меня друг есть, хороший программист, я с ним посоветуюсь насчёт этого, – обещает Берни.
– Было бы неплохо.
Ложимся мы глубоко за полночь, просидев над коллекцией дисков. Берни впервые в жизни, кажется, заинтересовался моими музыкальными предпочтениями и принялся развлекаться подобным образом. Родители легли рано, нас не трогали и подозрительных вопросов, на моё счастье, не задавали. Всё-таки я ещё не готов к серьёзному разговору с ними.
Уже засыпая, думаю о том, что надо ещё раз выловить где-то Билла и, быть может, предложить сходить куда-нибудь. Нужно сворачивать сидение на месте и начинать активную борьбу. Честно говоря, надеюсь, что она будет не очень долгой и кровопролитной, а то я и без того на износе, мне какого-то спокойствия хочется, что ли.
***
На следующий день мои планы не оправдались. Я обегал всю школу, но без толку, его не было ни на уроках, ни в столовой на большой перемене. К слову, Диди тоже куда-то испарился, и я даже подозреваю, что пропуски их связаны. Мне удаётся поймать Аниту после пятого урока. Она быстро идёт по коридору, разговаривая по телефону и одновременно с этим что-то отыскивая в светлой сумке.
– Анита!
Догоняю девушку, и та останавливается. Судя по всему, говорит с мамой, причём свернуть разговор не торопится, видимо, полагая, что Трюмпер может подождать, что я, в принципе, и делаю.
– Да? – точно по телефону, спросила она.
– Ещё бы «алло» сказала.
Анита никак не реагирует на мою реплику, оставаясь стоять всё с тем же невозмутимым и полным собственного достоинства видом. Я не испытывал сильных страданий по поводу того, что лишился её как подруги, но вот сейчас часть меня начинает хорошенько так тосковать. Я всё-таки привязался к людям, что окружали меня там.
– Да говори уже, сейчас звонок будет.
– Мне нужен Билл. И Диди тоже неплохо бы увидеть.
Лицо Аниты принимает удивлённое выражение, она складывает руки на груди и с улыбкой уставляется на меня.
– Вот уж не думала, что ты когда-нибудь подойдёшь с такими словами. Их нет в школе, – уже более миролюбиво сообщает она.
– Я понял, что нет. А где они?
Анита мнётся, и я мысленно прошу её сказать, посылая всяческие требования, просьбы и увещевания телепатическим путём. В конце концов склоняет её не в мою сторону:
– У них срочное дело, так что поговоришь завтра.
Анита уходит, и я иду вместе с ней.
– Это насчёт..?
– Молчи! – она быстро прижимает палец к губам, резко развернувшись, и оттаскивает меня к пустому подоконнику. – Не лезь в это, пожалуйста. По-моему, обсуждений всей школы вполне достаточно.
– Я не лезу, я волнуюсь, – вырывается у меня.
Анита смотрит недоверчиво, потом подхватывает сумку и удаляется, стремительным шагом идя по коридору. Просто прекрасное исполнение плана.
Подбегает Кай. Улыбается он как-то странно, мне даже не по себе становится, и хочется посмотреть в зеркало, чтобы убедиться в отсутствии угольных полос на лице.
– Что это ты с ней болтал?
– Надо было, – равнодушно отзываюсь я.
Мы неторопливо идём вперёд, Кай ведёт меня к выходу из здания.
– Я тут подумал, что хватит нам на сегодня учиться. Давай куда-нибудь смотаемся, дня на два. Ты как?
Меня настораживает его тон, я невольно оборачиваюсь, убеждаясь, что за нами не идёт никакой незнакомец и не ждёт, когда Кай заведёт меня в ближайшую подворотню. Он, разумеется, никогда так не сделает, но мою паранойю никто не отменял, даже если она затухла на какой-то срок.
– Я не планировал никуда уезжать, к тому же сейчас не очень тепло. Какой толк куда-то ехать?
– Ну, я в том плане, что к Иде за город или ещё к кому-нибудь. Мы бы просто зависли там на пару дней, как раз выходные.
Я не в настроении обсуждать уикенд, мои мысли всё так же крутятся вокруг Билла, с которым не удалось поговорить сегодня, и Диди. Вот последний меня начинает конкретно волновать, я почти уверен, они с Франци кое-что окончательно решили. Интересно, а что ему Билл говорит об этом?
– Давай в следующий раз. У меня дела в городе.
– С каких это пор у тебя появились дела, о которых никто не знает, включая меня?
Это ведь не признаки пошатнувшейся дружбы? Просто некоторые вещи я ещё Каю говорить не готов, к тому же мне периодически кажется, что и не надо. У него такой своеобразный свой мир, в котором мне когда-то довелось побывать. В тот момент я был всем доволен, но ведь ничто не вечно, так? Или это распространённое суждение скептиков и тех, кто пытается оправдать увядание?
